Рекс

       Раньше как жили – взрослые целыми днями на работе, дома старики да дети. Во дворе за хозяина или хозяйку оставалась собака. Она и за скотиной присмотрит - если поросёнок, к примеру, из загона выскочит – на улицу или в огород не пропустит, а может и прищемить за мякгое место, если черезчур настырный попадётся. За курицами особо глаз да глаз – те так и лезут во все щели – приструнит. И с петухом договорится, завсегда, с понятием, что у того тоже забот выше головы. Главное не перебарщивать, чтобы и не пугались, но и уважали. Как говорится – каждый сверчок … на свой сучок.
       Остались мы как-то без собаки. Тревожно дом без присмотра бросать. Рекса отец за пазухой через недели полторы принёс от друга закадычного – овчарка с догом  кровь смешала. На вскидку овчарка и есть, только большая очень. Телёнок получился – размеры внушали уважение, как у собак, так и среди людей.
Его любимое место было крыльцо, а поза - распластаться во всю длину так, чтобы голова свисала с одного краю, а лапы и хвост с другого. Со стороны вроде преставился. Лаять он может и умел, собака все ж таки, но при нас ни разу не сподобился обозначить эту свою способность. Без надобности ему было это беспокойство. Кто заходил в ограду (так двор называли), тот таращил глаза и мгновенно исчезал.
       Агрессии никакой – соседские ребятишки только не запрягали, а так использовали Рекса в качестве и коняшки, и коровки, и верблюдика, и снова коняшки. Возились с ним особенно зимой весь день на пролёт. Особенно Рекс любил бороться в куче моле. Поддавался и терпел на себе всю эту пищащую и кряхтящую ватагу, не подавая никакого повода сомневаться в его искренней к нам любви.
Когда наступало время собачьих свадеб и поединков, отец сажал его на кованую цепь и затягивал ошейник через колено. Проходило полчаса или около – только мы гасили в доме свет и затихали, раздавался звон цепочки о проволоку, по которой скользило кольцо и потом скрежет ворот (ворота с козырьком около трёх метров). Батька и я выбегали на крыльцо и всегда та же картина – ошейник аккуратненько лежит у собачьей будки в застёгнутом виде, а наш великан, перемахнув высоченный забор, сбегал со своей подружкой на вольную волю. Не шея, а бревно под шкурой, ворчал отец.
      Как-то батька рассердился и решил определить Рекса на службу, охранять Хлебоприёмное предприятие («Заготзерно» по нашему называлось). Мама в конторе работала главным бухгалтером. Вот и пристроила нашего шалопая при охране сторожить периметр.
Переживали все – и я, и друзья мои, и мама, да и отец тоже, только виду не показывал. Привели какого-то барбоса на время, дом нельзя без хозяина оставлять. Маялись мы маялись с этим квартирантом – нет, не лежит душа. В одну из ночей слышим знакомый треск ворот. Батька подлетел к окошку, и орёт – Толя, бегом спасай этого малахольного. Какого, папка? А сам понимаю, что сейчас Рекс шкуру с гостя сдёрнет. Выбегаем, а барбос сидит у калиточки и с низу вверх уважительно так поглядывает на хозяина-великана. Утром Рекса исключили из штата предприятия, а мама  вернула на привычное место его чашку-тазик. Похудел, конечно, соскучился, в глаза заглядывает, извиняется, что уродился таким большим, и что добротой его явно через край наделили.
      Простили мы и его, и себя в первую очередь, за глупость-идею с этой дурацкой  службой. Да и невозможно, как оказалось на проверку, жить без его огромного доброго сердца. Ребята на следующий день все как один висели на нашем заборе и у каждого по куску хлеба с маслом –  угощали друга.  Разговаривали и на перебой расспрашивали у Рекса – не разучился ли он катать их зимой в упряжке. Он понимал подвох, но улыбался и жмурился умными тёплыми глазами – мол, не разучился, не переживайте мои салажата - покатаю.
Рекс знал, что делал - учил нас добру и преданности беззаветной.


Октябрь 2010г.