Эпизоды

Трудяга Як-40, рейс Москва – Ульяновск. Пассажиры бизнес-класса (увы, к таковым не отношусь) приглашаются на посадку через специальный выход. Эксклюзивный сервис – на персональной «шестерке» с оранжевой мигалкой они прибывают к самолету и получают право первыми выбрать место. Простой люд подкатывает на автобусе следом и тоже занимает кресла по вкусу – номера мест в билете не обозначены, все сиденья одинаковы.

Гостиница «Венец», Ульяновск. Еще на этапе бронирования занятный диалог: «Вам номера хорошие или…» - многозначительная пауза. Долго пытался выяснить различия, про «хорошие» рассказывали подробно и охотно, про остальные кроме того, что вдвое дешевле выяснить почти ничего не удалось. Во избежание недоразумений заказываю «хорошие», едем с буржуями, избалованными заморским сервисом, и проверять их стрессоустойчивость желания нет.
«Хорошие» номера действительно хороши, завораживающий красотой вид на Волгу, все уютно, чисто, в ванной помимо стандартного набора полотенец обломовский халат - земляки Гончарова помнят знаменитого предка, приятно.
Вообще к прошлому в Ульяновске отношение трепетное – город на удивление цельно сумел сохранить атмосферу века позапрошлого. Плюс к тому гостиница в историческом центре – за несколько кратких вечерних прогулок без труда обнаружил три дома, где жил В.И.Ульянов (Ленин), две гимназии, где он учился и библиотеку, куда был записан. Неподалёку дом Языковых, в котором по пути в Оренбург останавливался Пушкин. Перед домом небольшой бюст, дар городу от Церители – но без привычной монументальности. Очень хорошая работа – лицо поэта спокойное и строгое, историографу государства Российского предстоит серьезная работа, едет собирать материалы по Пугачевскому бунту. А в столице осталась молодая жена, за которой император «ухлёстывает, словно офицеришка»…
Вечером следующего дня возвращаемся в гостиницу с Замом Самого, показываю ему бюст, еще раз удивляюсь отсутствию привычного церителивского размаха, на что он небрежно роняет: «Город бедный, а бронза дорогая, вот и результат». Я возражаю, что это подарок, и он отвечает, что тогда еще более понятно…

На следующий вечер, когда и Сам, и Зам, и прочие Большие Люди по достоинству оценили результаты наших недельных трудов, наскоро отметили десятком-другим тостов, и дело дошло до прощальных рукопожатий, мой коллега-американец неосторожно похвалил куртку Зама – «nice jacket!». На мой взгляд комплимент содержал немалую долю иронии, ибо Зам щеголял в бардовой кожанке, вызывающей недобрые ассоциации с новыми русскими начала девяностых. Но Зам воспринял всё всерьез, тут же барским жестом скинул куртку и вручил ее опешившему Американцу.  Тот сам стал малиновым, под цвет подарка, долго отнекивался и наконец не менее широким жестом презентовал свое добротное шерстяное пальто в качестве ответа.
Мы встретились с Американцем в Сибири через пару дней – я заскочил домой на выходные, он отправился туда прямиком с волжских берегов. Слякотная пасмурность, резкий ветер, что-то около нуля, а с неба то ли дождь, то ли мокрый снег, а может вперемешку… Американец кутался в пиджачок, поднимал куцый воротник, но тот явно проигрывал схватку с местным климатом. Красную кожанку носить стеснялся.
«И как так могло выйти – не понимаю!» - вздыхал он. Я попытался объяснить, что Зам был под хмельком, и у русских широкая душа, сказывается близость Кавказа и Азии…
«Нет, почему он так поступил – я понимаю» - ответил Американец – «Но какого хрена я сделал (But what the fuck I have done!) – понять не могу!»