Без двух шесть

0.
Мне всё время казалось, что вся эта размеренная, спокойная жизнь как раз и является эталоном. Работа с понедельника по пятницу, выходные за книжками, прогулками в парке и фильмами, покупки продуктов по воскресеньям и звонки родственникам с вопросами о здоровье и состоянии дел. Ничто не давало повода в этом усомниться.
Только однажды, когда я шел по почти пустой аллее, во мне появилось чувство какой-то всеобъемлющей пустоты. Казалось, что она заполняет все уголки внутри и вытесняет воздух из легких. Эта пустота словно пьянила, сбивала с ног. Хотелось где-то упасть и закрыть глаза, чтобы избавиться от этого движения воздуха непонятными траекториями.
Я осторожно присел на лавочку и посмотрел на часы. Они показывали без двух шесть. Потом я облокотился на спинку, запрокинув голову назад, и словно утонул в мыслях.
А действительно, что у меня было за все эти годы жизни до сегодняшних без двух шесть? Что из этого всего осталось в памяти яркими красками или щемящим чувством где-то в сердце?
В детстве я не делал ничего такого, о чем можно со смехом рассказывать в компании друзей. Да, я уронил пару ваз и разбил несколько кружек, но я не думаю, что это стоит хоть какого-то внимания и тем более истории на каком-то вечере.
В школе я хорошо учился: не был ни отличником, ни троечником. Просто держался на уровне. Наверно, именно четверкой можно охарактеризовать не только мою учебу, но и вообще жизнь. Что-то такое среднее, образцовое для большинства людей в мире.
Так же было и в университете. Да, я немного повысил уровень своих знаний, стал серьезней ко всему относиться, ездил на конференции, писал научные работы, но всё это делалось лишь для того, чтобы находиться всё в той же ячейке среднестатического человека: получить нормальную работу, платить за квартиру, отдыхать раз в год на море в какой-то 3-4х звездочной гостинице.
У меня было несколько хороших друзей, приятные сотрудники и благополучная семья. У меня не было любимой девушки, но я все время считал, что сначала главное встать на ноги и обеспечить отца с матерью, а потом устраивать личную жизнь. Потому я купил им дом в одном тихом городке и знал, что там они счастливы.
Но сейчас, без двух шесть, это всё мне показалось таким искусственным, таким отчужденным. Словно кто-то запустил игру-симулятор жизни, где я один из персонажей. Наверно, я был бы идеальным персонажем для подобной игры.
Надо что-то менять. Обязательно надо что-то менять.

1.
Боже, всё кажется таким банальным, таким избитым, но ведь надо что-то делать. Бросить этот город, оставить в закоулках запах любимой кофейни, разлитого в спешке бензина и полевых цветов, которые я так люблю. Оставить это всё как фотографию в старом альбоме и нырнуть в новый, неизвестный, покрытый туманным шлейфом мир. В него можно купить билет в любой железнодорожной или авиа-кассе. Какая-то симпатичная девушка будет улыбаться и рассказывать тебе о времени прибытия, о цене и как бы невзначай, передавая билет, касаться рук.
Но это было бы слишком просто. Я и так иду по простому пути, без всяческих перекрестков и поворотов. Всё, что нужно сейчас—машина с полным баком, почти пустой чемодан с вещами первой необходимости и минимальным количеством одежды, кошелек и несколько дисков. Да, ещё и ощущение свободы внутри. Такой, какую чувствуешь, например, сдав очень важный экзамен после недельной беспробудной подготовки.
В моей голове миллионы мыслей, миллионы маленьких иголочек вонзаются в нервные окончания и заставляют вздрагивать. Я ещё полностью не уверен в том, что делаю. Иногда мне хочется обернуться назад и броситься бежать. Но это было бы огромной ошибкой. Я представляю, что позади меня пылающий мост. Обратно пути нет. Есть только горизонт, я и ветер в волосах от скорости.
Моя жизнь началась без двух шесть.
Я чистый лист.
Я нетронутый мольберт.
Я лишь внешняя оболочка, ничем не наполненная.
Вакуум.
За одну минуту через кожу человека проходит 460 миллилитров крови.
Сейчас я лишь 460 миллилитров крови в минуту.
Сто триллионов клеток.
Во мне нет табу, принципов, моральных устоев.
Я родился пару часов назад.
Я пустая чашка.
Я новый продукт общества вне самого общества.
Во мне 100 000 км кровеносных сосудов.
У меня нет бога. И нет религии.
Я оставил все свои убеждения в звуке захлопнувшейся двери автомобиля.
Я не связан ничем и никем.
Я полностью принадлежу лишь самому себе.
Я одинок и упиваюсь этим одиночеством.
У меня нет ничего, кроме целого мира впереди.
Я наполняюсь воздухом.
Я пуст.
Моя жизнь началась без двух шесть.

2.
Несколько моих дисков валяются на заднем сидении машины и молчат. Я включил радио. Но не для того, чтобы слушать прогноз погоды или одни и те же песни. Я включил радио, чтобы слушать помехи. Они сообщали мне о том, что я меняю координаты, что я проезжаю по местности, где порой даже не ловит радио. Мне нравилось ловить этот шум в колонках. Он словно шептал мне, что я всё делаю правильно и что мой путь верен.
Впереди ждал неизвестный город. Я не знал, куда нужно поворачивать на перекрестках, сколько километров ещё предстоит проехать и где остановиться, но мне казалось, что я обязательно должен был это почувствовать. Если в мире существует интуиция, то в этот раз она меня не подведет. Тем более, новичкам везет.
Я оставил позади себя сотни оплаченных счетов и утренних газет.
Десятки телефонных номеров на карточке и несколько упаковок одинакового черного чая.
Я оставил там ничего не значащие «какделакакработа» и парочку поздравительных открыток, которые из года в год меняли только шрифт или цвет, но не наполнение.
Пару хороших друзей, за которых сейчас даже не могу ручаться, почувствуют ли они нехватку кого-то, заметят ли исчезновение.
Там же остались и тысячи утренних чашек кофе, и время, потраченное на их мытье.
9 ежедневников с расписаниями дел и много-много стикеров внутри.
Я оставил позади «вот моя визитка. Звоните, если вам понадобится помощь адвоката/дизайнера/программиста/парикмахера или даже специалиста по фен-шую».
Миллионы написанных слов и миллиарды непроизнесенных.
Несколько сотен тысяч долларов на банковском счету.
И ни одного. Ни одного человека, который бы ждал меня обратно.
И если его нет там, в оставленной позади жизни, то он обязательно должен случиться в другой, новой жизни.

3.
За окном уже была глубокая ночь. Небо было усеяно миллиардами звезд. Спокойное и уставшее, оно засыпало в объятьях серебряного света. На радиоволнах звучала какая-то джазовая композиция. Слева от меня находилась какая-то гостиница, которая, судя по внешнему виду и редким огонькам в окнах, не могла похвастаться популярностью и выгодностью для владельца. Но это всё меня сейчас не интересовало. Мне нужна была лишь удобная кровать и чай. Я осторожно нажал на тормоза и вышел из машины.
Я неспешно открыл двери здания. Ко мне сразу подбежал мужчина лет 50 и стал предлагать поселиться именно у них. Я мало что слушал. Он говорил что-то про кабельное телевиденье, телефон и бесплатные завтраки в 10 утра. Я лишь иногда улыбался и кивал, а потом взял ключ и поднялся на второй этаж в свой номер.
Обычный номер с кроватью и тумбочкой рядом с ней, на которой и находился телефон, кофейным столиком, старым телевизором и комодом. Я сразу же позвонил и заказал чай. Его принесли буквально через 2 минуты. Видимо, с посетителями у них было ещё хуже, чем мне показалось вначале. Выпив чай, я поставил чашку на тумбочку, прилег и сразу же заснул. Усталость и время, проведенное в дороге, давали о себе знать.
Проснулся я от громкого стука в дверь. Управляющий кричал голосом, полным энтузиазма и доброжелательности, о том, что завтрак подан и что мне даже не надо будет его оплачивать. Я пробурчал что-то невнятное и начал медленно собираться.
Спустившись вниз, я обнаружил, что их кафе, в принципе, оказалось вполне милым заведением. Скорее даже уютным. Плетеная мебель и свежие цветы на столах. Потрясающий аромат кофе и блинов с мёдом. Полная тепла атмосфера невольно заставила улыбнуться. Я быстро съел завтрак и вышел на улицу.
Сегодня мне предстоял новый день. Новый во всех его смыслах.
Улица встречала приятным солнечным светом. Ветер был немного прохладным, но ровно настолько, чтоб не казалось жарко. Людей на улице было мало. Все они шли медленным, прогулочным шагом, словно никто из них никуда не спешил и никого не ожидали никакие дела. Я глянул на часы. Встроенный календарь показывал, что сегодня будний день. Интересно, если так у них в будний, то как же в выходной. Я подошел к своей машине и уже собирался открыть дверцу, как почувствовал чью-то руку на своем плече. Резко обернувшись, я увидел молодого парня. Он был одет в какие-то лохмотья, немного хмурился и зажмуривался от яркого солнца. Раньше бы я просто дал ему парочку купюр и пошел дальше, но сейчас. Не так сейчас.
-Здравствуй. Что-то случилось?- спросил я.
Но он не издал ни звука, лишь стал жестикулировать быстро и резко, создавая вокруг меня небольшой ветер. Я сначала подумал, что у него астма, но его дыхание было ровным и спокойным.
Мимо пронесся мотоцикл с жутким ревом. Я вздрогнул.
А его дыхание было спокойным и ровным.
Мальчик на улице продавал газеты и громко кричал, что в номере сенсационная новость, и пора спешить приобрести газету, чтобы узнать ее.
А его дыхание было спокойным и ровным.
Даже если бы где-то неподалеку взорвалась бомба, его дыхание всё равно было бы ровным и спокойным.
Он ничего, совершенно ничего не слышал.
Я только что понял это. Я пытался уследить за движениями его рук и разобрать то, что он хотел до меня донести, но безуспешно.
Я сказал ему, что скоро вернусь (надеюсь, он смог прочитать это по губам) и побежал в сторону, где находилось несколько магазинов. Среди них был и книжный. Консультант с радостной улыбкой подошел ко мне. По-моему, в этом городке каждый был рад моему появлению, словно я был рок-звездой. Хотя на самом деле, они были бы рады любому новому человеку в их местности. Я сразу же спросил у работника магазина книгу по жестам глухонемых, он повел меня вдоль стеллажей и предложил несколько вариантов. Я выбрал самую толстую из всех в надежде, что там будет больше всего нужной информации.
Потом я побежал к машине. Глухонемой парень стоял все там же. Словно он с того момента, как я его тут оставил, не сделал ни одного движения. Просто замер на месте. Я сказал ему, что через некоторое время я снова найду его, обязательно найду. Мне очень хотелось, чтобы он поверил мне, хотя я понимал, как странно это всё со стороны смотрелось. Он лишь кивнул и куда-то пошел. Я понимал, что легче было бы найти какого-то специалиста, сурдопереводчика, но, во-первых, я уже вспоминал насчет легких путей, а во-вторых, мне казалось, что тогда будет потерян контакт и парень вообще не захочет что-либо говорить мне.
Следующие несколько недель я буквально запер себя в номере. Шторы полностью закрывали окна, не давая проникнуть внутрь хотя бы одному лучу солнечного света.
Тут были только стены и эта книга.
Я читал-читал-читал.
Вокруг валялись разные бумажки с какими-то заметками.
Шорох страниц напомнил мне о том, что я не потерял способность слышать. Потому что иногда, читая этот самоучитель, мне казалось, что я делаю это потому, что не могу выразить мысли словами, что не могу услышать то, что происходит вокруг. Мне казалось, что я уже сам оглох и онемел. Когда я слишком уставал и у меня долго что-то не получалось, бывали случаи какой-то неконтролируемой злости, смешанной с сумасшедшим отчаяньям. Я носился по номеру кругами, прижимался к стенам и говорил что-то невнятное. Иногда в оцепенении просто падал на пол и смотрел в потолок. Через пару часов такого наблюдения, мне казалось, что потолок исчезает, а вместо него появляются кроны деревьев и темное-темное небо. Я закрывал глаза, считал до десяти, успокаивался. И продолжал учить.
Я пытался запомнить всё, что было написано на страницах.
Я оттачивал каждый жест до идеального состояния.
Иногда ко мне в номер стучали и приносили завтрак. Так я определял, что наступило утро. Да, я питался всего раз в день. И то, чтобы хватало сил учить дальше.
Когда мне показалось, что я полностью выучил алфавит на языке жестов, я попытался сказать самое банальное «ничего» и поймал себя на том, что сбиваюсь. А когда не сбиваюсь, то трачу много времени, чтобы вспомнить, как показывается та или иная буква. С такой скоростью, которая была у меня, я мог бы говорить фразу «расскажи мне о том, что хотел сказать тогда» целый день, а на нормальный диалог пришлось бы потратить вечность.
Я пролистал несколько страниц вперед и нашел главу, где рассказывалось о словах, которые можно сказать сразу одним жестом. Теперь, например, чтобы сказать то же самое «ничего» , моя правая ладонь должна была двигаться по левой по кругу. Чтобы сказать «вчера», надо было сжать руку в кулак, оставляя только большой палец, коснуться им щеки и, не отрывая пальца, развернуть кисть.
Это открытие предвещало огромную экономию времени в будущем и огромную его трату теперь. Слов и жестов было очень много, и мне нужно было выучить их все, чтобы потом иметь возможность понять и быть понятым тем парнем.
Дни шли вязко и долго. Иногда мне казалось, что прошел уже год, но календарь на моих часах показывал иное.
Сосредоточенный лишь на обучении, я хотел впитать в себя как можно больше знаний. Важно было подготовиться как можно лучше.
 Я думал о том, почему так загорелся этой мыслью. Возможно, моя интуиция подсказывала мне, что это всё того стоит, но скорее всего, мне просто нравился сам процесс. Раньше я делал лишь то, что нужно было мне по работе и в университете: изучал предметы, утвержденные программой, выполнял задания начальника, повышал квалификацию. Сейчас же мне захотелось выучить то, что, наверно, мне и не особо понадобится в будущем, не сыграет своей роли в карьерном росте, но зато полностью поглотит меня.
Наконец-то наступил день, когда я решил, что уже готов. С утра, после завтрака, я ещё попрактиковался напротив зеркала. Я говорил фразы, упрощая их жестами, которые выражали целое слово, и выходило вполне неплохо. Нет, я не говорил на языке жестов так, как говорю вслух, но скорость была вполне приемлема для общения.
Я вышел на улицу и резко зажмурился. На мгновение мне даже показалось, что я ослеп. Слишком привыкшие к темноте глаза с трудом различали освещенные ярким полуденным солнцем силуэты немногочисленных людей и редких потрепанных зданий вокруг. Потом я неспешно открыл их и постепенно привык к свету. В городе за время моего добровольного заточения ничего не изменилось. Хотя тут, наверно, не изменилось бы ничего даже спустя год. Я шел сам не зная куда, но почему-то был уверен в правильности пути. Во время моих поисков я наткнулся на пиццерию, в которой было только 4 столика, а вывеска была неаккуратно слеплена из разномастных, будто вырванных когда-то с крупных афиш, букв, на какой-то бар, из которого доносилась громкая и не очень приятная для слуха музыка, увидел небольшую библиотеку,  которая, как гласила старая, но тщательно вычищенная и аккуратно подкрашенная табличка, работала только 2 дня в неделю и несколько продуктовых магазинов. Несмотря на свою скупую инфраструктуру, город был довольно чист и уютен. Улочки были украшены клумбами с разнообразными цветами, всё выглядело очень ухоженным и опрятным. А воздух…Тут он был каким-то необыкновенным, немного пьянящим. Слишком чистым для меня, привыкшего к тяжелому, даже в редких парках насквозь пропитанному дымом и выхлопными газами, воздуху мегаполиса.
Я уже почти забыл о цели прогулки и наслаждался этой неведомой мне раньше атмосферой, как вдруг за пару минут поднялся сильный ветер, он словно пронизывал меня насквозь, окутывал легкие и заставлял задыхаться. Мои руки промерзли так сильно, что я даже не чувствовал пальцев. Или мне так только казалось из-за того, что внутри волнами начала нарастать тревога. Я не мог понять, что было тому причиной: предстоящий разговор или что-то другое, от сознания скрытое. Небо затянулось серыми тяжелыми тучами. В них словно было собрана какая-то отчаянная горечь, которая вот-вот норовила разорваться ливневым дождем. Порывы ветра поднимали вверх листья, и они кружили в последнем танце их короткой жизни и возвращали на землю, полностью изорванными и помятыми. Я всё пытался спастись от волнения в каких-то отстраненных мыслях, нарочно перенося внимание на что-то успокаивающее и теплое, но, как назло, все возвращалось на круги своя. Начинали слышаться раскаты грома. Они беспокоили небо больными всплесками, заставляли его вздрагивать и трепетать. Я слышал, как где-то пела птица, а потом наступила резкая тишина, которая только увеличивала чувство тревоги. На город обрушился дождь. Его холодные, колкие, острые капли стреляли в землю, а земля молча принимала их, впитывая всю обреченность, всю безнадежность, таящуюся в них. Тротуар под ногами кровоточил этой небесной водой. Мои ноги насквозь промокли, и начинало казаться, что я сам становлюсь дождем, пропадаю в асфальте, по трещинкам убегаю куда-то и испаряюсь. Все мятежные мысли текли по венам, захватывая не только мой разум, но и тело, и вся та дрожь, в которую я погрузился с головой, являлась ничем иным, как их последствием. Дело не в холоде и не в промокшей одежде, совсем не в них. Это было спрятано внутри меня каким-то отрешенным предчувствием.
Я решил спрятаться за одним из поворотов под крышей старой фотомастерской, где неожиданно для себя увидел его. Парень сидел прямо на обочине. В его руках была гитара. Когда я подошел ближе, я понял, что он не просто хаотично перебирает струны, а играет какую-то знакомую мелодию.
Парень узнал меня, быстро встал с тротуара и пошел навстречу.
Сейчас мне предстоял главный экзамен, провалить который я просто не имел права.
Я немного сжал одной рукой вторую и произнес на языке жестов:
-Здравствуй.
Парень слегка улыбнулся. Наверно, удивился, что я решился выучить его язык. Потом он немного замялся, словно подбирая слова, и начал жестикулировать.
-Здравствуй. Мне кажется. Сказать тебе что-то важное.
Я разбирал слова не сразу, и потому некоторые из них забывались, и речь получалось обрывистой, словно я разговаривал с иностранцем. Но главное, что смысл слов сохранялся и я понимал то, о чем мне говорили. Только испугавшись, что я все же могу упустить что-то важное, я попросил его говорить немного медленней. Больше я его не перебивал.
-Я не уверен, что эта информация имеет отношение к тебе.
Я обратил внимание на его глаза. В них читалась какая-то обреченность. Но она не касалась его положения, она была вызвана чем-то другим. Возможно, нашим с ним разговором.
-В газете об этом писали.
Действительно. Я сразу вспомнил про первую встречу с этим мальчиком. Когда я его увидел, рядом кричали о новой сенсационной новости. Раньше бы я купил газету. Нет, не из-за рекламы, просто это пришло в привычку. Узнавать цены на нефть, курс доллара, погоду, политическую ситуацию в какой-то из стран третьего мира, о новом таможенном режиме или извержении вулкана на острове. Но сейчас я отказался от информационного мира, и в большей степени потому, что я хотел творить свой информационный мир, в котором я буду уверен полностью, без всяческих сомнений и мыслей, что, может быть, эта информация была оглашена на заказ с целью скрыть настоящие обстоятельства или что это вовсе выдумки прессы.
-Но у нас уже ходили слухи о тебе. Говорят, ты отшельник.
Ох. А я, в принципе, не особо и удивился. Слухи-слухи. Столько внимания мне ещё никогда не предоставлялось. Так что если вдруг захотите вот такой маленькой славы, советую вам поехать в маленький городок на окраине. Успех почти гарантирован.
-В общем, в газете писали о твоем городе.
Я хотел было спросить о том, откуда он знает, откуда я приехал, но парень, словно прочитав мой вопрос в глазах, сразу же ответил на него.
-Я заметил твои номерные знаки на машине.
Разбор речи иногда усложнялся, потому что мой собеседник использовал жесты, которые означали какое-то одно понятие, но о которых я не знал. Мне приходилось самому логически подбирать их значение, полностью разобрав слово. Иногда я пропускал пару букв, потому что в живом общении за скоростью сложно уследить. Но это не было настолько катастрофичным, потому что в итоге я все равно догадывался, что он имел ввиду.
-В твоем городе произошло ужасное.
За пару секунд у меня внутри словно родилась новая Антарктида. Я стоял в оцепенении, не имея возможности пошевелиться.
Смерч? Страшные революции? Землетрясения? Взрывы? Цунами?
Всё то, что показывают в этих однообразных фильмах про апокалипсис, становилось хроникой моих мыслей.
Время тянулось бесконечно. Между каждой новой репликой, казалось бы, поместилась целая жизнь.
-Несколько террористических актов. Город закрыт в связи с объявлением чрезвычайного положения.
Вдох-выдох. В этот момент, я подумал о том, что хорошо, что когда-то я решил купить дом родителям в каком-то другом, более тихом городе. Как хорошо, что у меня нет там по-настоящему близких людей. Но вместе с тем, меня охватила и горечь.
Мой родной город. Город, где я родился, вырос, учился и работал. Люди, которых я встречал по пути домой. Люди, с которыми я пересекался. Всё это оказалось в опасности. Я даже не знал, кто из них жив, а кто—нет. Да, возможно, они не были мне дороги, но всё же оставили какой-то след в моей жизни. А главное, у них были те, кто ими дорожили.
Мне стоило сказать бы что-то парню, но всё как будто вылетело из головы. Небо падало и падало, мне казалось, что оно уже касалось моих плеч и потому я немного сгибался, словно под грузом.
Плавно перенести ладонь от виска в конфигурации «а» к подбородку.
Количество повторов движения зависит от степени благодарности.
3 раза.
Спасибо. Спасибо. Спасибо.
Парень виновато улыбнулся, снова сел на обочину и продолжил играть. Я хотел спросить о смысле данного действия, ведь он же не слышал свою игру, но все мои мысли были заняты новостью, а остальное казалось таким неважным.
Мне надо было срочно найти газету и прочитать более подробно о том, что случилось.
Город, недавно казавшийся мне беспечным и спокойным местом, теперь был пространством, наполненным тревогой и какой-то пустотой. Это я, я наполнял его этими ощущениями.
Капли дождя ударяли мне в лицо, я закрывал глаза и опускал голову вниз.
Витрины, вывески, светофоры, остановки, реклама, прохожие. Всё проходило мимо меня. Или, скорее, я проходил мимо всего.
Город словно вяз в моих ногах. Каждый новый шаг, каждое движение—я словно нес этот город с собой, и он казался мне непосильной ношей.
Всё, что было внутри меня, казалось мне непосильной ношей.
И эта неопределенность, это незнание точных данных произошедшего заставляло нервничать ещё больше.
Черт. Тут где-то точно должен быть газетный киоск. Скорее бы, скорее бы его найти.
Я иногда поднимал глаза и смотрел вокруг и, пройдя ещё километра два, я увидел киоск, где мигом и приобрел нужный выпуск.
Я сжал эти листы бумаги в руках и забежал в ближайшее кафе. Оно было наполовину пустым, но казалось, что теперешняя численность его посещения и так максимальна. Я сел за столик возле окна. Ко мне сразу же подбежала официантка и спросила, что я желаю заказать.
-Латте, пожалуйста.
Она доброжелательно улыбнулась, записала заказ и ушла.
Из динамиков звучала музыка стиля кантри и джаз. В любой другой момент такая атмосфера невероятно расслабила бы меня и доставила огромное удовольствие, но сейчас мне мешали эти пару страниц на столе. Я положил на них руку и медленно открыл первую страницу.
Террористические акты.
Взорвано несколько бизнес-центров.
Не работает 5 станций метро.
Попытки нарушить систему управления светофорами.
Многочисленные жертвы, точное количество которых никто не может назвать.
Въезд в город запрещен на неопределенный срок.
И фотографии. Много фотографий обломков, осколков, запыленных улиц и страха с болью в глазах людей.
Внутри всё словно застыло. Шок. Удивление. Оцепенение.
Всё смешалось, разражалось в грудной клетке мимолетными ослепляющими вспышками  и рвало меня на миллион маленьких кусочков, а я, в свою очередь, рвал на кусочки газету.
Словно это могло что-то изменить, словно это могло бы стереть то, что случилось.
Миллион маленьких кусочков газеты. Миллион маленьких кусочков меня.
В этот момент я ненавидел почти всё.
Я ненавидел издателя этой газеты.
Журналиста, который написал эту статью.
Фотографа. Ненавидел производителя фотокамеры, на которую были сделаны эти снимки.
Ненавидел  фирму, которая предоставляет им бумагу для печати.
Людей, которые совершали порубку леса, чтобы изготовить эту бумагу.
Я ненавидел станок, на котором печатали этот выпуск.
И краску, благодаря которой буквы просочились на бумагу.
Я даже ненавидел сами буквы.
Ненависть заполнила мои легкие. Мне надо было срочно выдохнуть ее из себя.
Тут ко мне подошла официантка и принесла мой заказ.
Она опять улыбалась. Я уже перестал различать, где это было искренне, а где—лишь формальная обязанность работника.
За окном все так же истерило небо.
Я все думал о том, что мне перекрыли путь обратно. Теперь я не могу сбежать в свой город. Может, это единственный плюс произошедшего. Боже, как страшно звучит. Но ведь так и есть. Соблазн вернуться, бросить всё и жить прежней жизнью для меня закрыт как отныне недоступный путь. Остаются лишь шаги вперед. Только бы найти в себе силы, не сломаться, не остановиться.
Сейчас мне хотелось этого больше всего.
Я был не прав, когда говорил, что меня никто не ждет обратно.
Меня ждал город, который помнил мои шаги-мои вдохи-мои взлеты и падения, какими бы мелочными они не были. А теперь…
Я оставил деньги на столе и вышел на улицу.
Казалось, что в эту секунду я потерял всё.
4.
Я не помню, сколько прошло времени с тех пор, как я зашел в свой номер. Я только и делал, что спал. Мне хотелось заснуть и понять, что всё, что произошло—сон, лишь страшный сон. Просыпаясь, я глотал снотворное и снова погружался в забытье. Это казалось мне единственным спасением.
Что может остаться у человека, который потерял всё?
Сны, в которых это призрачное всё ещё существует.
Мое тело стало лишь флаконом для таблеток. Иногда мне казалось, что таблеток во мне настолько много, что они заменили кровь и все мои внутренние органы, а сам я стал лишь оболочкой капсулы.
Из чего их там делают? Из желатина?
Сейчас я лишь желатин, погруженный в долговременный сон.
Я лишь железо, калий, кальций, магний, натрий, фосфор.
Во мне нет ничего иного.
Я выжжен новостями. Я выброшен самим собой.
Внутри меня лишь голый, разбитый асфальт.
Меня растоптали.
Меня уничтожили.
Током фразы из газеты взрывают мои нейроны.
Мне противно от самого себя, но больше мне противно от реальности, которая меня окружает.
Если я не могу её исправить, тогда я от неё убегу в сны.
За окном темнело-светлело-снова темнело. В висках гудело настолько, что казалось, будто я нахожусь на каком-то заводе.
Я смотрю по сторонам и не знаю, снится ли мне эта бабочка, каким-то образом залетевшая в мой номер, или она существует на самом деле. Она порхает беззаботно и легко, описывая круги и эллипсы в воздухе, но в какой-то момент словно камнем падает на пол. Мне кажется, я слышу, как она измученно шевелит крыльями, а потом звуки пропадают. Хотя я даже не уверен в том, что эти звуки были.  Я давно перестал видеть черту. Всё смешалось, запуталось, сплелось в какой-то комок ниток. Я не находил в себе ни сил, ни желания бороться с этим.
Закаты и рассветы превратились в одни сплошные сумерки, заложником которых я и стал. Пелена, душная и беспробудная, застилала глаза и как будто сквозь них доставала до легких. Я слышал, как в соседнем номере играла музыка. Или это был скрип моих собственных шагов?
Во снах я видел тысячи людей, которых никогда не встречал. Ученые говорят, что в
наших снах мы часто видим незнакомых людей. На самом деле подсознание не выдумывает лица. Это лица реальных людей, тех, кого мы видели в течение жизни, но не запомнили.
Сколько их было в моей жизни. Сколько исчезло из-за этих терактов.
Я боюсь представить, что все те, кого я видел несколько минут назад в очередном сновидении, сейчас мертвы.
Это похоже на хронику фильмов «В память о…».
Мои сны—лишь архив.
Пыль прожигает его дотла. Я не задумываюсь над тем, как такое вообще возможно, но чувствую это всеми фибрами души.
Там сгорают пленки, записи, кассеты, какие-то отрывки на салфетках, мысли, так и не превратившиеся в слова.
Мои вены—проводники тока.
По телу молниеносными ударами. Раз-два-три.
К черту. К черту.
Я хочу позвонить кому-то и говорить какой-то бред в трубку, срываясь на крики.
Слышать, что кто-то дышит на том конце провода. Сначала спокойно так, а потом сбивчиво.
Я невероятно хочу выговориться. Словно море из себя освободить. Разрушить эту кирпичную стену, в которую только и бьюсь кулаками из раза в раз. И молчу.
И после всего этого, я хочу пообещать кому-то, что выживу. Поклясться.
Я никогда не давал клятв. Дело не в том, что я сомневался в себе и в будущем. Мне просто некому было их давать. Но я уверен, что придерживался бы их.
Мне надо было срочно поклясться кому-то.
Иначе я просто не вижу причин не остановить эту бессмысленную вереницу дней.
Я набрал какой-то номер наугад. Руки дрожали и не слушались меня.
Трубку взяла девушка. Я слышал, как она дышит.
Только сейчас я поймал себя на мысли, что даже не посмотрел, который сейчас час.
Может, было слишком рано или слишком поздно.
Но это уже не имело значения.
-Я обещаю, я клянусь, что выдержу и выживу.
Если хоть какие-то слова и могут оживлять, то только что я произнес их.

5.
Это всё надо было поскорее прекратить. Таким способом я не изменю ничего к лучшему. Это больше похоже на процесс гниения.
Мне нужен был воздух и солнечный свет. Я умылся, переоделся и вышел на улицу. Видимо, из-за пониженного давления меня немного шатало из стороны в сторону. Спустя пару минут, мне уже стало лучше, и я ускорил шаг. Старые дома вокруг отличались друг от друга только цветом, а в остальном были копиями. Тут можно было бы легко запутаться, если бы этот городок был побольше. Впрочем, это придавало городу какую-то уютную атмосферу, хотя мне казалось, что я уже вряд ли почувствую уют здесь. Город не был виноват в том, что случилось. И люди в нем тоже не имели к этому никакого отношения. Но так часто случается, что место, в котором рассказали горькую новость, тоже становится связано с горечью, каким бы оно теплым и приятным не было. Просто всё связывается в прочную цепочку ассоциаций и воспоминаний. Этот город, к сожалению, вобрал в себя чувство пустоты и потери.
Пропустив несколько перекрестков, я свернул с тротуара на тропинку, которая проходила через негустой лес. Она привела меня к какому-то старому дому, непохожему на те остальные. Рядом с домом находилась беседка, обвитая виноградом.  Здание было сделано в стиле барокко. Колонны, двери и окна выполнены с присущей этому стилю вычурностью. Я осторожно подошел к порогу и дернул за ручку. Дверь оказалось отрытой. Пол скрипел при каждом следующем шаге. Я зашел в одну из комнат. Наверно, это была гостиная. Сквозь большие окна пробивался свет, и было видно, сколько пыли летает в этом пространстве. Я обернулся, чтобы осмотреть обстановку, и услышал звук разбитого стекла.
Вспышка.
Ссорятся двое. Кричат. Он хватает её за запястья, но она всё время вырывается.  За окном ураган. Кажется, что ветер сейчас выломает окна и уничтожит всё внутри. Все эти полочки, столы, тумбочки и вазы. Даже их самих. Чем больше они кричат, тем сильнее становится ветер. Высокие тона голосов отбиваются от стен, словно раня их. Девушка разворачивается и собирается уходить, но парень снова хватает ее за руку. Она нечаянно задевает чашку на тумбочке, находящейся рядом, и та падает на пол и разбивается.
Вспышка.
Несколько секунд я не могу понять, что со мной происходит. В голове эхом отдаются какие-то крики. Я прикасаюсь к вискам холодными пальцами, словно надеясь выкинуть эти звуки из себя. Выцарапать их, освободить. Слишком мутно, слишком странно.
Я осторожным шагом иду в следующую комнату, которая оказывается кухней. На столе стоят много разнообразных чашек, тарелки (некоторые целые, а некоторые—разбитые), а в шкафчиках совершенно пусто. Я снова чувствую внутри какие-то сильные бури. Там словно ураган из осколков, а я в самом его эпицентре. Ветер въедается в мои глаза, и они начинают слезиться. Иногда мне кажется, что вместо воды с солью из моих глаз течет кислота, но потом я понимаю, что это всего лишь(а может, аж?) мои собственные переживания. Руки в невидимых ранах, в солнечном сплетении давит так, что кажется, будто я нахожусь где-то на вершине горы.
Вспышка.
-Черт возьми, ты когда-нибудь объяснишь мне, что происходит?!-девушка ходит из стороны в сторону по кухне и нервно теребит браслет на руке.
-Ты сама всё знаешь,- он отвечает спокойно, как будто бы они говорят о погоде или о телевизионной передаче.
Она подходит к столу и со всей злости бросает тарелку на пол.
-Я устала, устала от таких твоих ответов. Ничего я не знаю, ничего. Ты исчезаешь внезапно. На несколько дней, недель, не говоришь ничего, и хочешь, чтобы я поняла это всё сама?
Она начинает собирать осколки и нечаянно ранится об один из них. В глазах появляются слёзы, и не столько от этой раны на руке, сколько от обиды, от всеобъемлющего непонимания. Ей хочется биться об стены, разорвать все книги, разбить окна. Усталость от границ внутри начинает переходить во внешнюю среду. Хотя бы тут уничтожить их. Хотя бы.
Парень подходит к ней и хочет взять за руку, но девушка убегает вверх по лестнице. Она заранее знает, что утром он снова пропадет. И даже если не следующим, то каким-то утром он обязательно снова пропадет. А она, она давно уже пропала. В нём и в его исчезновениях.
Вспышка.
Снова. Снова-снова-снова. Я понимаю, что это ненормально и что надо бежать отсюда сломя голову, но что-то меня останавливает. Я хочу узнать, чем закончится эта история в моей голове. Или она не там? Она в этих стенах. Они словно излучают память.
Я подошел к одной из них и припал к ней. Мне кажется, я слышал, как она шепчет мне что-то. Полуразрушенная, распадающаяся на части, эта стена ещё дышала. Холодный цемент словно пытался залезть мне под ногти и впиться в кожу воспоминаниями.
Меня не покидало чувство, что я  стал частью этой бетонной перегородки. Частью этого дома. Влился в него. Я больше не могу различить, где заканчивается дом и начинаюсь я.
Я всего лишь застывшая смесь.
Мне всё равно, что происходит в мире.
Мне вообще всё равно на то, существует ли этот мир.
Я равнодушие.
Не зря, точно не зря говорят о стенах равнодушия.
Они из цемента.
Я из цемента.
Никаких своих чувств и переживаний.
Лишь воспоминаниях тех, чьи вдохи, чьи руки, чьи крики касались этих стен.
Так даже лучше. Так даже легче.
Вспышка.
Девушка сидит на одной из нижних ступенек лестницы, опустив голову на колени и закрыв глаза.  Она уже не помнит, сколько часов провела в таком положении. Она не помнит, сколько дней прошло без него. Нет, внутри есть какой-то свой календарь, но не числа. Их нет. Всё вылилось в одно мучительное ожидание.
Девушка медленно подняла голову и открыла глаза. Он стоял прямо перед ней. Вид у парня был уставший и словно немного виноватый. Из окон входной двери бил свет. Он как будто пронизывал парня насквозь.
-Ты снова мне не ответишь?- её измученный голос был едва слышен.
-Перестань задавать вопросы, на которые знаешь ответы. Выброси их из головы.
-Ты всегда уходишь.
-Я всегда возвращаюсь,- он немного улыбался, но в этой улыбке было больше горечи, чем радости.
-Обнимешь?
-Ты сама знаешь.
Вспышка.
Я очнулся и заметил, что лежу на полу, не помня ничего о причине своего падения. Хотя возможно, падения и не было, и я сам лег на пол. Это не было особенно важным.
Важным было то, что чувства этих двух людей словно ожили во мне, разливаясь по сосудам и направляясь к сердцу. 
Что-то новое, что-то невообразимое внутри меня и разрывало, и оживляло одновременно.
Я не хотел задумываться над этим, сейчас и так хватало сложностей, потому я решил осмотреть дом и отвлечься от щемящего внутри чувства.
Я осторожно поднялся по ступенькам. Они скрипели и, казалось, норовили развалиться при каждом моем шаге. Перила были покрыты толстым слоем пыли, потому я старался не касаться их. Когда я дошел до второго этажа, передо мной находились две двери—слева и справа. Я немного поразмыслил и повернул направо.
Посередине комнаты стояла большая кровать, накрытая белым покрывалом. На ней были разбросаны альбомные листы. Кроме кровати, в комнате больше не было никакой мебели. В углах стопками лежали книги. Их было настолько много, что помещение становилось больше похожим на какую-то современную библиотеку со странным устройством, нежели на спальню. Я подошел ближе к кровати и взял один из листов. Там были написаны какие-то даты и время и ничего кроме. Другие же, на первый взгляд, были совершенно чисты, но если присмотреться повнимательней, то в углу стояли какие-то знаки: тире, точки, запятые, многоточия.  Я никак не мог понять смысл этих записей, да и наверно, понять их мог только тот, кто их и писал.
Окна были занавешены тяжелыми серыми шторами, и только несколько лучей солнца пробивалось сквозь щель между двумя кусочками ткани. Я подошел к окну. На подоконнике находилось множество вазонов с завядшими в них цветами, и именно они отображали атмосферу в этой комнате в целом. Какой-то дух отчаянности, последнего, такого усталого выдоха и горьких надежд, несбывшихся в итоге.
Потом я медленно опустился на колени и взял одну из книг в руки.
Вспышка.
Девушка сидит на корточках и листает книгу. Она уже даже не помнит, что это за книга и о чем в ней говорится. Все мысли давно уже не в этих строчках. Она перебирается на кровать, берет один из чистых листов и ставит в углу тире. Нет, это скорее прочерк. Ещё один день без. Пустой, как этот лист. А внутри, внутри рвется какая-то нить, и так надрывно, так мучительно, словно с ней обрывается дыхание.
Тени словно обнимают комнату со всех сторон, и от этого становится немного жутко. Девушка закрывает глаза и  делает глубокий вдох. Она вспоминает все счастливые моменты вместе. То, как они встречали рассветы и провожали закаты, как он находил именно те слова, чтобы успокоить её, как будто читал мысли, вспоминала об их разговоров до 3 часов ночи и его шутках, которые она так любила. Только она никак не могла вспомнить своей первой встречи с ним. Как бы ни пыталась, в голову приходили лишь отрывки воспоминаний куда более поздних.
-Можешь исправить прочерк на плюс,- голос звучал плавно и тихо.
-Можешь оставить меня.
-Ты сама попросила. Помни об этом.
Вспышка.
Я начинал привыкать к этим разрядам тока при всплывающих в голове картинках. Сначала импульс чувствовался на кончиках пальцев, а потом молниеносно подходил к вискам. Внутри всё замирало, словно перед бурей, и мне оставалось только ждать.
Глаза были немного затуманены, и создавалось впечатление,  что я смотрю на мир сквозь какую-то серую пленку. Через несколько минут это ощущение пропало, и я попытался встать, чтобы выйти из этой комнаты. Она была слишком наполнена горечью, которая словно проникала в меня.
Так проступает пятно от чернил на чистом листе бумаги.
Так впитывает воду губка.
Растворяется сахар в чае.
Мне нужно было оттолкнуть атмосферу, царившую в этом помещении. Я выбежал из комнаты, закрыл дверь и сделал глубокий вдох. Напротив была ещё одна дверь, но во мне уже не было уверенности, что я перенесу очередную вспышку без серьёзных потерь. С другой же стороны, я, безусловно, хотел узнать, что ожидает меня дальше, и даже не столько меня, сколько этих людей, жизнью которых я жил несколько минут.
Либо всё, либо ничего.
Можно было бы оборвать эту историю, просто сбежав по лестнице вниз и подальше от этого дома. Снова вернуться в гостиницу, выпить там чашку крепкого кофе (честно говоря, силы мои были уже не исходе, и кофе мне бы точно не помешал) и лечь отдыхать. Можно было бы выбросить это и забыть, ведь всё же меня это никаким образом не касалось. Но. Но несмотря на всю обессиленность, изнеможденность и  усталость, любопытство и адреналин в крови брали верх в этой битве внутри мне.
Я коснулся ручки двери и открыл её. Это была совершенно пустая комната с одним «но». На полу лежал песок, очень много песка, словно сюда перенесли часть Сахары или же хотели воссоздать пустыню здесь. Ощущение опустошенности было настолько всеобъемлющем, что мне казалось, что в какой-то момент я и сам перестал существовать. Есть только эта пустыня, и ничего больше. Атом за атомом я исчезал, испарялся в этой обстановке. Окна были распахнуты, так что при любом порыве ветра песок поднимался вверх и кружил в воздухе, иногда попадая в глаза.
Я осторожно ступил на песок.
Вспышка.
Девушка сидит в комнате, полной песка. Теперь, по ее мнению, он обязательно должен вернуться.
Она же помнит, как он говорил, насколько любит песчаные берега.
Всё, всё для него.
И если бы надо было бы перебрать каждую песчинку в  поисках идеальной наполненности для этой комнаты, она сделала бы и это.
Всё вокруг–одни  сплошные мелочи, которые застыли в безмолвном ожидании.
Время, насквозь прибитое к запястьям сумасшедшим пульсом, норовило разорвать вены.
Ему было слишком тесно внутри. Почти бездыханное, убитое этим вечным «когда», оно рисовало круги секундной стрелкой так, что казалось, что все эти стены тоже становятся круглыми, а каждый вздох, каждый звук часов лишь своеобразный циркуль. И стержень карандаша в нем—твой хребет. Не сломаться бы.
Если бы можно было вычеркнуть какой-то момент в жизни или же повернуть время вспять, девушка не задумываясь сделала бы это. Эти мысли отбирали сон и спокойствие. Иногда она подходила к стенам и кричала в них. Эхо расходилось по комнате и создавало иллюзию какого-то присутствия.
Медленно возвращалось лето. Весна, растраченная на нервы и попытки придти в себя, осталась позади.
Только он не возвращался.
Время в этой комнате превратилось в песок.
Девушка открыла окно.
Вспышка.
Песок словно резал мои ноги. Я чувствовал его так, как будто с меня сняли кожу. Превращенный лишь в оболочку восприятия, в клубок из пронизывающей боли, я пытался освободить свои мысли и представить под ногами ровную, гладкую поверхность. Тут отчего-то пахло имбирем и корицей. Этот запах был настолько резким, настолько задевающим. Он наполнял всю атмосферу внутри и вокруг каким-то упадком духа и сокрушением. Если бы меня попросили назвать, чем пахнет отчаянье, я бы не задумываясь ответил, что оно пахнет корицей и имбирем.
Я чувствовал всем телом, как в меня стреляли эти истории в моей голове.
Пули застревали между ребрами и расцветали там колючими розами.
Наверно, внутри меня был уже целый сад этих цветов.
Легкие, словно обвитые острыми стеблями, при каждом вдохе целовали иголки.
Ещё пару таких вдохов и они превратятся в решето.
Меня пронзят чужие чувства и чужие мысли.
Я погибну не от своей жизни своей смертью.
Я буду пахнуть корицей и имбирем.
Концентрат отчаянья.
На мои похороны никто не придет.
О них никто не узнает. Но дело в том, что это ничего не меняет.
Мне холодно и, несмотря на эти голоса, раздающиеся в висках, мне безумно одиноко.
Наверно, только сейчас я начал осознавать это в полной мере.
Только приехав в этот город, я погрузился в мелочи, из которых он состоит: здания, дороги, незнакомые люди. Я не соприкасался с ними более, чем того требовали бытовые проблемы.
Я словно оставался в городе и одновременно был вне него. Наедине с собой.
Это действительно страшно: страдать от одиночества и бежать от него в самого себя.
Сбежать? Пора, пора сбежать отсюда.
Я спустился вниз по лестницам, стараясь не смотреть по сторонам, подошел к входной двери и на минуту остановился.
Что-то держало меня тут.
Вспышка.
Девушку держат врачи в белых халатах. Они пытаются что-то вколоть ей, но она дергается, всячески сопротивляется. Двое мужчин несут ее на руках к машине, но девушка цепляется ногтями за стены, словно хочет забрать их с собой. Выцарапать воспоминания, которые её заставляли и дышать, и задыхаться.
« Эти люди говорят что-то об иллюзии и что Его нет, - думала она про себя.- Нет. Такого не может быть. Я говорила с ним, он отвечал мне. Мы ссорились, мы кричали, мы любили. Они ничего не понимают.
Пусть спросят у стен, пусть.
Эти врачи бесполезны. И что они только тут делают?
Пусть лучше расскажут о том, куда Он пропал.
Пусть найдут Его и я попрошу у Него прощения.
Я прогнала Его. Я променяла кислород на приступы астмы.
Я одна сплошная астма.
Он должен спасти меня. Придти и спасти меня.
А они говорят, что Его нет. И что мне надо успокоиться.
Они говорят что-то о тихой комнате, где я буду под присмотром.
Они лгут и ничего, совершенно ничего не понимают.

Белые стены.
Я под прицелом. Под их прицелом. Тут нет никакого присмотра, тут только пули. Глаза этих людей прожигают меня взглядом. Мне кажется, я скоро сгорю, и эти стены станут черными. Эти стены объявят траур.
Я не понимаю, почему Он не приходит ко мне.
Может, Он до сих пор обижен, ранен моими словами и не может переступить через себя и снова быть рядом со мной.
Да, я попросила Его оставить меня.
Боже, какой я была дурой.
Вернись, вернись, пожалуйста.
Я умоляю.
Ты моя религия.
Я построила внутри себя храм для Тебя.
Ты слышишь, как всё молится Тебе, о Тебе и для Тебя?
Я написала молитвы. Я легкие свои прожгла свечами за Твое здоровье.
Вернись.
Я не понимаю, почему эти люди хотят внушить мне, что Тебя нет.
Они все удостоверяют меня в том, что Ты—лишь плод моего воображения, что мне стало так невозможно одиноко, так отчаянно больно, что я придумала тебя.
Я не верю им.
Я люблю тебя.
Вернись  и забери меня отсюда.»

Шизофрения.

Вспышка.

Потрясенный и ошеломленный, я просто не могу сдвинуться с места. Эта девушка выдумала человека, чтобы любить его. Ей просто было необходимо как-то выкинуть свое одиночество, наполнить свою пустоту этим всеохватывающим чувством.
Она сошла с ума. Из-за собственной выдумки? Я не уверен, что она не сошла бы с ума без нее. Мир девушки просто застыл в ожидании того, кого она любила бы всем сердцем, безоглядно и не взирая ни на какие препятствия, и ввиду отсутствия такового оставался лишь один выход.
Боже, это всё было так жутко, так горько.
Я погряз в осознании этой истории.
В мои виски словно вонзались тысячи рук и давили на них ногтями.
Я смотрел на свои пальцы.
Мне нужно было понять, что я существую, что я не часть этих вспышек.
Туманы,  холодные и переполненные озоном, пытались заменить мои вдохи.
Мне казалось, что я лишь выдыхал.
Выдох-выдох-выдох.
Между реальностью и выдумкой оставалась тонкая нить. Она была так натянута и напряжена, что казалось, будто вот-вот порвется. Я балансирую на ней.
Чем я отличаюсь от этой девушки?
Мне некого любить.
Искал ли я? Я не знаю, есть ли смысл искать такого человека. Мне всегда казалось, что такие встречи должны происходить сами по себе. Но ничего не происходило. Я жил в каком-то мире параллелей. Я бы изменил, я бы обязательно изменил это всё: эти законы математики, законы физики с их земным притяжением, законы химии с разными исходами реакций. Я бы переписал все учебники, и критики разгромили бы меня в пух и прах. Я бы изменил всё, если бы она только пришла.
Мне хватило бы, чтоб она взяла за руку, и я почувствовал, как мои пальцы влюбляются в её. Боже, сколько, на самом деле, волшебного в этих _за руку. Если только задуматься.
Пустота между пальцами заполняется, и вы становитесь словно продолжением друг друга. Нет больше ни «я», ни «ты». Одно лишь всецелое, неотделимое «мы».
Мне некого держать за руку. Моя пустота выходит за пределы пальцев.
Она вообще выходит за все возможные пределы.
Наверно, моя судьба, моя жизнь хуже, чем у этой девушки. Она хотя бы смогла придумать этого человека, она смогла его полюбить и научилась дышать. Я же всё так и остаюсь на своем месте. Я стою на точке и никуда не сворачиваю. Я ограничен этой линей вокруг меня. Мне кажется, что если я сделаю хоть один шаг, меня ударит током.
И это так глупо—бояться этого тока.
Меня били равнодушием, лестью и лицемерием, меня сбивали по утрам потоки холода и отчуждения и пронзали колкостями люди, к запястьям которых я касался. А я боюсь тока.
Это так странно. Тебя убивают те, чей пульс ты когда-то чувствовал.
Я хочу раствориться. Не просто чернильным пятном в воде.
Я хочу раствориться в ком-то.
Пора придти в себя. Пора сойти на «нет».
Я принимаю реальность, как таблетки по утрам.
Я помню себя в детстве, помню, как упал и плакал от того, что разбил коленку, как сдавал экзамены в школе, как поступал в университет и боялся, что провалюсь. Помню, как списывал на контрольных и как впервые приготовил шоколадный кекс. То, как от волнения порой запутывался в словах. Я помню, как чуть ли не удалил диплом с компьютера и как возил отца на операцию, как устроился на работу и снял с банковского счета первую зарплату. Я помню это всё.
Только я не помню себя живым.

4.
Мне необходимо было занять свои мысли чем-то, занять себя чем-то. Слишком многое случилось, слишком многое въелось в каждый нейрон. Надо было срочно отдохнуть.
Я шел тихими улицами, разбавленными редкими шагами и разговорами. Воздух казался очень тяжелым или, возможно, его было слишком много, непривычно много по сравнению с тем, как было душно в стенах того дома. Иногда у меня создавалось впечатление, что я словно шагаю по илу или зыбучим пескам. Я остановился на одном из перекрестков и увидел небольшое здание. Вывеска гласила о том, что это кинотеатр. Он выглядел настолько старым и нуждающимся в реконструкции, что у меня даже возникли сомнения, работает ли он, но когда я зашел внутрь, моему взору представилась огромная толпа людей. Наверно, сегодня был выходной (если честно, я давно потерял счет дням и меня особо не волновало, будний  или выходной), и жители решили выйти в город, чтобы поразвлечься. Я подошел к кассе и купил билет на один из последних рядов, даже не обратив внимание, какой фильм сейчас буду смотреть.
Зал тут был всего один, и он был достаточно маленьким. Наверно, это было целесообразным, смотря на количество жителей и спрос на кино в их городке. Потрепанные сиденья разных цветов и моделей, никакой подсветки на ступеньках.
Когда я наконец нашел свое место (тут творилось что-то странное с нумерацией. Например, после места под номером 25 почему-то находилось место 31. Возможно, тут однажды делали ремонт и переставляли стулья, а на номера не обратили внимания, а потом исправлять было либо поздно, либо лень.), погас свет. Я ожидал увидеть рекламу, но ничего подобного тут не показывали. Вероятно, в этом и не было необходимости. Разнообразием товаров город похвастаться не мог, а значит, и реклама была бесполезной. Товары купят и без неё.
Фильм начался буквально через минуту. Это была какая-то старая-старая комедия с известными актерами. Я даже поймал себя на мысли, что когда-то видел ее отрывками. За пару минут зал быстро наполнился людьми.
Инетерс к фильму у меня пропал буквально сразу же, я больше интересовался окружающими.
Вот сидит молодая пара. Они даже не держатся за руку, просто иногда переговариваются несколькими словами и смотрят по сторонам. Скоро расстанутся, очевидно.
Какой-то парень купил большое ведерко поп-корна и бутылку кока-колы и сейчас занимается тем, что съедает это всё. По-моему, ему даже всё равно, что показывается на экране.
Девушка переписывается с кем-то по телефону.
Две подружки шепчутся о чем-то своем и смеются. Очередные сплетни, наверно. Мне кажется, город полон всякими слухами. Хотя, конечно, это неудивительно в таком месте.
Несколько детей чуть ли не бегают по залу, но никто не возмущается.
Кажется, что ни один человек не пришел сюда, чтобы посмотреть фильм.
Не дождавшись окончания ленты, я вышел из зала. Внутри царило странное, но за всё это время ставшее довольно привычным, ощущение беспокойства. Мне не хотелось снова нырять в мысли и находить всё новые и новые пункты, за которые хочется себя корить. Или же я боялся, что больше в моей памяти не осталось ничего.
Присев на лавочку в парке неподалеку, я закрыл глаза. Солнце садилось за горизонт, и я чувствовал, как его лучи касаются моих век и словно просвечивают их, проникая в тонкие вены. Оно пыталось увидеть меня изнутри. Я же боялся, что солнце ослепнет от беспробудной пустоты.
Похоже, она становится лейтмотивом моей поездки.
Я открыл глаза и пошел в гостиницу. Мне хотелось спрятаться.
Или хотя бы просто поспать.

3.
Гостиница встречала тусклым освещением, словно погоне за дешевизной, здесь экономили даже на мощности лампочек в холле. В данный момент я даже был рад этому: чем незаметней, тем лучше.
Тени от предметов тяжело опустились на пол, словно слишком устали. Ветер немного задевал занавески, так что они взлетали на пару сантиметров от паркета и снова опускались. Всё помещение было во власти обыкновенного спокойного вечера. Тихими быстрыми шагами я зашел в свой номер, сразу же упал на кровать и провалился в сон. А может быть, это сон провалился в меня, проникая в каждую клеточку тела и расцветая в висках. Слабость, вязкая и всеохватывающая, полностью завладела мной.
Мне снились какие-то сны.
Снился мой город таким, каким он был прежде. Мне кажется, я во сне скучал по нему. Это так странно, ведь все же он мне ничего не дал. Впрочем, как и я ему. Но во снах, именно в них, город показался мне таким родным, таким близким. Прежде я не ощущал ничего подобного по отношению к нему. Возможно, время разлуки дало о себе знать.
Мне снилось небо. Бескрайнее и безмятежное, наполненное мягкими и теплыми облаками. В такое небо хотелось бы прыгнуть, упасть с земли на него, словно переворачивая силу притяжения в обратном направлении.
Мне снились какие-то мои знакомые и коллеги по работе. Наверно, потому, что я соскучился по какому-то общению. Хотя бы минимальному. Всем нам нужно иногда поговорить с кем-то, пусть даже это будет разговор о погоде или новом выпуске новостей.
Проснувшись, я ощутил себя наполненным своей же памятью. Полностью, до краев. Мне казалось, что вся эта горечь сейчас вырвется со слезами наружу. Я сделал глубокий выдох, открыл окно и вдохнул воздух, умылся и вышел из номера.
Сегодня мне хотелось найти кого-то, с кем я мог бы поговорить, потому я решил найти подходящее для этого место. Но для начала мне надо было зайти в какой-то супермаркет и купить что-нибудь поесть.
По дороге пришлось идти не особо долго, хотя я был не против прогулки. Погода располагала: легкий ветерок и приятное солнце.  На одном из поворотов я увидел супермаркет.
Магазин не мог похвастаться ассортиментом: полки были заполнены продукцией от силы двух-трех торговых марок Я взял вишневый сок и упаковку печенья и пошел к кассе. Пока я стоял в очереди, то заметил рядом с кассой прилавок с украшениями. Там висел медальон. Он был точь-в-точь такой же, как когда-то носила моя бабушка. Я помню, как она заходила ко мне в комнату по вечерам и читала сказки, иногда теребя этот кулон рукой и улыбаясь.
Я взял медальон в руки с намереньем купить его. Его вид словно оживил мою память каким-то теплом. Пусть оно было и незначительным, но я уже начинал думать, что его вообще в моей жизни не было. А стоило только вспомнить.
Передо мной в очереди стоял какой-то парень в темно-сером пальто и черных брюках. У него была огромная тележка продуктов. Я уже думал расстроиться, что мне придется ждать долго, но парень прошел мимо кассы, не заплатив. Как ни странно, его никто не остановил. Даже охранники у выхода.
Я оплатил свои покупки и вышел из супермаркета. Мельком взглянув на чек, я заметил, что в нем не было медальона. Такие невнимательные сотрудники. С такими темпами они разориться смогут.
На улице я заметил всё того же парня. Мне захотелось догнать его. Нет, я не собирался читать морали или как-то упрекать его. Мне просто необходимо было с кем-то поговорить. 
Я устал находиться один на один с самим собой и своими страхами.
От этого хотелось лезть на стены и безустанно кричать.
Не осталось никого, кто мог бы одернуть меня за руку.
Нет, не так.
У меня и не было никого, кто мог бы.
Я не собираюсь искать поддержку в чужих, незнакомых мне людях.
Я хочу найти в них лишь слова, за которые сам смогу зацепиться. Пока не сорвался вниз. Пока есть хотя бы какой-нибудь шанс.
Наверно, это глупо. Мне кажется, что даже чужое «как настроение?» даст мне возможность сделать пару вдохов.
Я всё время куда-то бегу. Как бы я не стоял на месте, я всё равно бегу. Не важно, что я не продвигаюсь ни на сантиметр порой. Дело в том, что я не хочу оставаться собой или же тем, каким меня видят остальные.
Кем меня не видят.
Просто не видят.
Я ударяюсь об бетонные плиты, но продолжаю бежать.
Внутри молчание разрывает, словно какая-то кислота. Иногда мне кажется, что у меня больше нет легких.
Я одно сплошное молчание.
Или же одно сплошное сердце. Которое стучит-стучит-стучит.
Этот звук отдается в каждом миллиметре моего тела.
Я слышу его в своей голове и в ушах, когда ложусь спать.
Я чувствую его на кончиках пальцев своих рук.
И то, как он переливается у меня в коленях.
Этот звук мой единственный собеседник.
Порой я боюсь, что даже он перестанет меня слушать.
Мои кардиограммы начинают влюбляться в прямые линии.
А меня продолжает ломать.
Я и без реанимации давно при смерти.

Идя по почти пустым дорогам в объятии собственных мыслей, я все же старался не упускать парня из виду, а ускорив шаг схватил его за плечо.
Он осторожно обернулся. Я смотрел на его лицо. Странно, я даже не мог запомнить его. Отвлекшись на нос, я забывал, как выглядят глаза. Посмотрев на лоб, я уже не помнил какой формы у него нос. Нет, я и сам не мог похвастаться выразительными чертами, а теперь выяснилось, что и памятью. Иногда он казался мне мужественным, а в следующую секунду мне казалось, что передо мной вовсе стоит девушка. Может, такое впечатление создавалось из-за его стрижки. Этот человек казался мне невероятно многогранным и противоречивым, хотя я даже не знал его. Странно, что я сделал такой вывод так быстро.
-Здравствуйте,- наконец произнес я.
Вдруг кто-то закричал позади меня. Я обернулся и увидел какую-то девушку, которая спешила всем сообщить об открытии нового (наверно, первого и единственного в этом городе) парка развлечений. Когда я снова повернулся к незнакомцу, его уже не было рядом. Даже не рядом, за эти пару секунд он вовсе исчез из вида. Площадь передо мной была пуста.
Разочарованный и угнетенный, я пошел на открытие, которое в какой-то мере и забрало у меня возможного собеседника.
Парк был вполне большим. Он, в лучших традициях центральных скверов небольших городов  уже пах попкорном и сладкой ватой. А ещё в воздухе витал запах детского смеха и радости—радости не только детей, но и взрослых. Именно в этой толпе—нет, даже не толпе, сейчас они не были толпой, это была большая дружная семья,— я и почувствовал себя чужим и бесконечно одиноким. Быть на чужом празднике, куда тебя вроде бы и пригласили, но все же оставаться в тени, которой даже нет,— вот каков план на мой сегодняшний вечер.
Люди улыбаются и шутят, а я просто прохожу мимо. Мне бы остановиться и тоже стать частью этого веселья и ликования. Нет, я не боюсь быть отвергнутым и непринятым. Я боюсь встретиться с равнодушием. Вот, что страшнее всего для меня. Может, потому что я сам уже почти такой, сотканный из безразличия и хладнокровия.
Говорят, что иногда люди строят стены, чтобы посмотреть, кто сможет их сломать.
Мои стены некому ломать. И я больше не строю стен.
Я хожу по парку, смотря по сторонам, но вскоре это надоедает мне и я смотрю только себе под ноги. Возможно, своим безучастным видом, я немного выделяюсь из толпы. Внезапно я чувствую, как кто-то хватает меня за руку. Дрожь пронзает мое тело, в глазах внезапно темнеет, и я проваливаюсь в темноту.
Я не знаю, сколько прошло времени и где я. Какая-то комната с ободранными обоями и бледно-желтым освещением торшера, находящегося рядом со мной. В углу стоит огромный шкаф с множеством книг. Некоторые книги не поместились в него, и потому они лежат на полу стопками. Окно занавешены плотными выцветшими шторами с растительным рисунком. Под ногами исцарапанный паркет, на котором лежит почти съеденный молью ковер. Слева от меня находится стеклянный кофейный столик. На нем—несколько журналов, газет и, опять же, книг.
Я пытаюсь встать и сразу ощущаю головокружение.
-Сиди на месте.
Этот голос словно приводит меня в сознание, я оборачиваюсь и вижу того незнакомца, которого совсем недавно потерял из виду. Он смотрит на меня и от этого взгляда хочется спрятаться. Он будто замораживает все внутри.
Я покорно сажусь в кресло, не в силах вымолвить ни слова. Я не знаю, есть ли у него оружие, но почему-то уверен, что он опасен.
-Здравствуй. Как ты, наверно, уже понял, тебе отсюда не выбраться. Ты  взаперти.  Так что есть два варианта: либо смириться, либо… Ты уверен, что хочешь слышать исход второго варианта?
Я мотаю головой из стороны в сторону и смотрю на его лицо. Маленькие морщинки на лбу перетекают из одной в другую словно реки. Он почти не моргает и никогда не улыбается. Сосредоточенный и невозмутимый, и от этого становится ещё больше не по себе. Хладнокровность пугает.
-Расскажи мне о себе,—обращается ко мне незнакомец.
Ошеломленный и потрясенный, я не знаю, что ответить. 
-Расскажи мне о своем самом ярком впечатлении в юности.
Я перебираю в памяти моменты, приходящие в голову мимолетными вспышками, пытаюсь найти хоть что-то более-менее яркое, и снова впадаю в замешательство. Наверно, стоит рассказать хоть что-то.
-Я..-слова даются мне трудно, будто я заново учусь говорить.- Я как-то раз должен был отвести документы своей фирмы к какому-то юристу( я тогда был на стажировке). В городе я не очень ориентировался, потому здание искал очень долго, а когда наконец нашел, то выяснилось, что уже было слишком поздно и всё давным-давно закрыто. Но документы нужно было доставить срочно, и привезти их подписанными обратно в 10 часов утра. Мне очень нужна была эта работа, потому я решил остаться ночевать на улице, чтобы сразу, когда откроется здание, отдать их на подпись, забрать и мигом вернуться к себе на работу. Рядом был какой-то парк, освещенный несколькими фонарями. Я присел на одну из лавочек, вытащил из кармана плеер и включил плейлист. Музыка создавала впечатление присутствия здесь кого-нибудь ещё, и потому немного успокаивала. Я не заметил, как заснул. Проснулся я от чьих-то голосов. Это была пожилая супружеская пара. Они медленно шли по аллее и разговаривали о чем-то, а увидев меня остановились.
-Сынок, у тебя всё нормально?- обратилась ко мне старушка с доброжелательной улыбкой.
Я неуверенно ответил, что всё в порядке и посмотрел на часы. Они показывали почти 6.
-А что вы делаете тут так рано?- спросил я у них.
-Встречаем рассвет,- ответил  старик. У него отчего-то были грустные глаза. Хотя мне все время казалось, что у всех пожилых людей грустные глаза.
-Зачем вам это?
-Чтобы хоть что-то встречать,- продолжил он, взял за руку жену и пошел дальше.
Я не знаю, почему рассказал именно эту историю.
Лицо незнакомца не выражало никаких чувств. Он только немного ухмыльнулся и сказал:
-Не лги себе. Ты знаешь, почему именно эту.
Пауза.
-Как твое настроение, кстати?
Этот вопрос показался меня полным сарказма и издевательства.
-Кроме того, что я нахожусь непонятно где, непонятно с кем и непонятно, как я тут оказался, всё великолепно.
-Осторожней со словами.
Я удивился сам себе и немного испугался этого. Всё же смелость, наверно, тут была некстати.
Незнакомец посмотрел на меня взглядом, полным высокомерия и величия, и вышел из комнаты. Я слышал, как он повернул ключ в замочной скважине. Значит, я точно взаперти.
Потом я поймал себя на мысли, что можно было бы вылезть через окно, и потому ринулся к нему. Но одернув шторы, я увидел забитые деревянными досками рамы. Отсюда не было выхода.
Я до сих пор не понимал, что этому человеку нужно от меня. Никаких претензий, никаких требований мне высказано не было, оттого я ещё больше мучился в догадках.
В голову приходили разные страшные мысли.
Может, я ему нужен для продажи моих внутренних органов на черном рынке?
Или он просто ненормальный?
А может, он решил меня шантажировать? Этот вариант мне казался наименее ужасным. Я был готов потерять все свои деньги. Это больше не волновало меня, как раньше, ведь даже имея их, я не тратил их на то, что приносило бы мне радость.
Я мерил шагами комнату, пока в моей голове возникали самые страшные предположения. Возможно, я уже прошел пару километров в общей сумме. Успокоившись, я  сел на пол.
Мне оставалось только ждать—ждать, чем это всё закончится.
Я растворялся понемногу в этих стенах, в воздухе, замкнутом в этом пространстве.
Иногда, как не наполняй комнату—музыкой, книгами, мебелью—она всё равно остается пустой. Дело не в обстановке. Дело в атмосфере.
Эта комната была полностью пустой.
В ней не было никаких эмоций, чувств или переживаний. Тут, наверно, даже застыл кислород.
Отрешенность и какая-то холодная отчужденность полностью захватила всё. Я пытался ухватиться за окружающие меня вещи, найти в них что-то, что задержало бы внимание. Я пытался цепляться за книги, ведь в них должны были остаться эмоции читателя, но, похоже, их никто так и не прочитал. Столько непрочитанных книг, купленных просто так. Это всё было очень странным. Я снова пытался ощутить, прочувствовать всё то, что наполняло эти четыре стены,  ходил, приложив ладонь к ним, но ничего не происходило.
В комнате было бесконечно пусто. Нет, совершенно пусто.
Мне казалось, что даже меня в ней нет.
Все мысли со скоростью света пропадали в беспросветной мгле.
Здравствуй, Ничто.
Нелепое, страшное и вечно голодное Ничто.
Ты съедаешь мои слова, а каждый мой вдох подвергаешь испытанию.
Мне тебя не обнять и не оттолкнуть.
Тут становится слишком тесно.
Даже если бы тут не было стен, тут было бы слишком тесно.
Отвергнутое и щемящее чувство внутри меня уже не внутри.
Оно сквозь и вокруг. Мне не спрятаться.
Я не хочу прятаться. У меня на это просто нет сил.
Здравствуй, Ничто.
Мы с тобой воедино. Едины.
Я становлюсь тобой, самоуничтожаясь и лелея в себе беспробудную пустошь.
Она закрывает глаза, зажмуривается осторожно и въедается в кожу рывками.
Мне хочется кричать, но все звуки предали меня и исчезли.
Я смотрю внутрь себя и пугаюсь.
Совершенно пустая галактика без звезд.
Тут даже взрываться нечему.
Черная дыра.
Я без пространства и без времени.
Безвременно потерян в миллионах вакуумов.
Я относителен и абсолютен.
Абсолютно немой и не слышу даже тишину.
Отнеси мои мысли вглубь своих.
Стремящийся к минус бесконечности вверх.
Мои глаза—кратеры.
Здравствуй, Ничто.
Ну что ж, мы с тобой тезки.
А между нами потоками сходит с ума сила притяжения.
Здравствуй.
И загадай желание.

-Загадай желание,- голос возник резко, потому я немного вздрогнул. Не успев вернуться из своих мыслей в реальность, я несколько секунд пытался понять, о чем он говорит.
-Загадай желание, - повторил незнакомец. В этот раз его голос звучал тише.
-Зачем?
Я внимательно смотрел в глаза этому человеку, пытаясь сосредоточиться и еще раз рассмотреть его черты.
-Звезда упала,- он стоял ровно, с такой горделивой осанкой, словно сейчас ему вручат Нобелевскую премию. Не хватало только торжественной музыки и оваций. Меня начинало это раздражать, но я сдерживал себя и ничего по этому поводу не говорил.
-Во-первых, я не видел этого падения. Во-вторых, я не знаю, правда ли это.
Парень холодно и надменно улыбнулся.
-Дело не в этом. Ты не можешь выйти за границы своего собственного сознания и восприятия. Смотри шире.
Он пытается меня учить? Боже, это выходит за всякие рамки. Мне стоило огромных усилий не начать кричать на него или накинуться с кулаками. Почему-то я знал, что этого лучше не делать. И причина была не в неравенстве сил или в чем-то подобным. Я ощущал это где-то внутри так отчетливо и так ясно, что даже не подвергал эту мысль какому-либо сомнению.
-Тебе так легче, да? -продолжал он, ходя вокруг меня.- Не выдумывать ничего нового, не открывать неведомые ранее просторы и поддерживать лишь то, что очевидно. Тебе так проще, да? Стоп. Не отвечай. И ты, и я знаем ответ и так.
Внезапно погас свет. Наверно, незнакомец выключил его. Из-за забитых окон, в комнате было совершенно темно, и потому я просто закрыл глаза, чтобы не напрягать зрение. Теперь все отчетливее мне слышался каждый шаг и каждый вдох. Так, словно мой слух стал лучше раз в десять. Я слышал, как он улыбается, и даже сейчас, в этой кромешной тьме, я знал, как выглядит эта улыбка. Уголки губ немного приподняты,  один из уголков чуть выше другого. Меня бросало в дрожь и жар. Руки будто онемели и не слушались никаких импульсов. Появилось ощущение, что земля проваливается в меня. Черные и рассыпчатые горсти словно наполняли мое горло, и я начинал задыхаться, а потом делал выдох, освобождаясь и успокаиваясь. Мне казалось, что я чувствую, как она идет по моим венам. В то же время, вместо паркета под ногами была почва. Везде и всюду. Я слышал, как она падает из стен и потолка тяжелыми хлопьями, а потом словно кричит, разбиваясь об пол и умиротворенно засыпает.
Земля. Дающая начало и приют для конца.
Сколько шагов ты успела узнать за свою жизнь?
Сколько побегов, сколько тоски и падений?
Сколько отчаянных танцев и взлетов?
И теперь я во всех этих радостях, трагедиях, в целых жизнях и смертях.
Ты в моих руках, глазницах, на моих губах.
И мне кажется, что в тебе таится больше чувств и переживаний, чем когда-либо было у меня.
-Хоронишь себя заживо. Не так ли?

2.
В комнате, теперь освещенной слабым светом торшера, не было ни единой горсти земли, ещё так недавно атаковавшей всё окружающее пространство. Может, всё это было лишь порождением темноты и переживаний. Я не знаю и, если честно, не хочу знать. Этот человек пугал меня, потому что из-за него я начинал бояться и самого себя.
Иногда мне казалось, что он видел меня насквозь, словно я был прозрачным аквариумом. Это чувство было настолько неприятным, настолько отталкивающим, как будто бы кто-то чужой читал мои записи и при этом даже не пытался скрыть данный факт.
Порой у меня возникало ощущение, что во мне даже плавали рыбы. Эти существа с неподвижными глазами были похожи на мои мысли. Отрешенные, замкнутые внутри моего сознания, они плавали в аквариуме так медленно, будто бы устали от всего и всех, и очень даже может быть, от самих себя. Они проплывали мимо друг друга почти равнодушно. Так, словно видели, но не хотели замечать других или же другие просто не вызывали у них никакого интереса. Потом воды во мне становилось все меньше и меньше, а когда ее вовсе не стало, рыбы бились на полу аквариума и отчаянно глотали воздух и вскоре вовсе перестали двигаться. Я чувствовал, как исчезали слова и образы в моей голове. Оставалась лишь какая-то пустота. Я был кувшином. Обычным кувшином.
Переверните меня вверх дном.
-Если бы у тебя был единственный вариант: выбрать день из своей жизни, которым бы ты жил всегда, на следующий день забывая о том, что он уже прошел. Какой бы ты выбрал?- его голос звучал колко и пронзительно.
Поступление в университет? Повышение в должности? Воскресная прогулка в парке? Всё казалось таким нелепым, таким тусклым и недостойным, чтобы прожить этим всю свою жизнь.
-Однажды, лет в 11, я залез на чердак нашего дома. Маленькое пыльное пространство было забито всяческим хламом. Среди старых книг, каких-то деталей и одежды я нашел целую пачку писем, перевязанную красной атласной лентой. Это были письма моих бабушки и дедушки друг к другу. Наверно, я бы выбрал этот день.
Я сделал выдох. Странно, я будто бы и забыл вовсе об этом случае. И вообще, так странно, что я продолжаю разговаривать с этим незнакомцем и отвечать на его вопросы.
-Ну вот,- произнес тот.- Не всё так потеряно, как ты думал. Конечно, кроме того, что рассказанное случилось с тобой черт знает сколько времени назад.
И тут он засмеялся своим леденящим кровь смехом. Создавалось впечатление, что вокруг было много зеркал, и в каждом из них отражался этот смеющийся, этот жуткий человек. Более того, казалось, что в каждом зеркале была жизнь, а значит и звук увеличивался в n-ое количество раз. Я не слышал ничего, кроме этого смеха. Возможно, никаких звуков больше и не было, но даже если бы они были, я уверен, что не расслышал бы их. Я был окружен и загнан в тупик. Этого незнакомца было слишком много вокруг. Целая толпа его одного.
-Хватит,- произнес я.
Парень невозмутимо посмотрел на меня и сказал:
-Чего ты боишься? Чего ты на самом деле боишься? Быть может, войн, катастроф и повышения налогов? Да?Ты боишься, что у тебя не хватит денег, чтобы выплатить кредит на автомобиль. По утрам боишься опрокинуть на себя горячий кофе. Тебя бросает в дрожь при мысли, что тебя уволят. Или что сотрудники плетут какой-то заговор против тебя. Так же пугают мысли о всяческих природных катаклизмах, о том, что не хватит бензина, чтобы доехать до работы, а заправиться негде.О том, что не успеешь что-то доделать.Боишься болезней и врачей тоже боишься.Но всё это не самое главное. Главное то, что ты боишься потерять свой собственный страх, потому что именно он хоть как-то наполняет твою жизнь.
Я молчал. Возможно от того, что он был бесконечно прав. Хотя я допускал мысль, что незнакомец владеет какой-то техникой гипноза и внушения.
Он снова вышел из комнаты, закрыв ее на ключ с другой стороны. Сейчас я уже не знал, что для меня лучше :оставаться с этим парнем или же в пустом пространстве. Оно пугало меня. Черт, п у г а л о. Этот страх. Неужели, он таки прав?
Да, я знал, что моя жизнь пуста, но никогда не думал о том, что осознанно наполняю ее страхом. Что боюсь потерять этот страх, как бы странно это не звучало.
Похоже на ловушку, какой-то вечный замкнутый круг.
Страх потерять свои собственные страхи.
Чтобы не доводить себя этими мыслями, я просто уткнулся взглядом в стены. Я долго смотрел на них не моргая. Так, что мне иногда казалось, что стен вовсе нет или я смотрю сквозь них, но при последующем моргании они снова возникали передо мной. Порой я буквально чувствовал цемент у себя под веками. Каждый его миллиграмм впивался мне в кожу так цепко и рьяно, словно пытался найти там убежище. Мне хотелось полностью окунуться в холодную воду и избавиться от этого ощущения.
Я медленно встал с кресла и ложусь на пол. Его холодная поверхность будто обнимает меня. От этого почему-то становится немного легче. Возможно, мое сознание трезвеет и я перестаю находиться в невидимом плену этой комнаты. Теперь я смотрю на потолок и сразу же понимаю, что еще недавнее ощущение некой минимальной свободы исчезает. Потолок словно опускался всё ниже и ниже, вытесняя весь воздух как из комнаты, так и из моих легких.
Я сразу вспомнил себя в детстве. Я всегда боялся таких вот узких пространств. Мне казалось, что они раздавят меня через несколько секунд. Сейчас это ощущение вернулось с удвоенной силой.
Я выпрямил руки, направляя их вверх, как бы поддерживая потолок. Безумное чувство предопределенности и обреченности наполняло меня всё больше и больше. Оно было похоже на возрастающее цунами, готовое обрушиться на меня и поглотить полностью.
Я ждал, когда перед глазами появятся картинки прошлого, как часто бывает в фильмах и книгах или в рассказах тех, кто был уже почти в шагу от смерти. Но совершенно ничего не появлялось. Был лишь потолок, мои руки и этот вакуум в моих легких. Не более.
-Ничего нет?- незнакомец как всегда появился неожиданно и резко. Он как будто точно знал, когда надо зайти. Казалось, что у этого парня где-то есть сценарий с расписанными сценами, диалогами и мыслями персонажей. –Может, потому что это не конец? А может..?
-Да-да. Ты сейчас начнешь мне говорить о том, как невероятно пуста и ничтожна моя жизнь и потому мне остается лишь наблюдать титры без фильма. Мое рождение—титры. Моя будущая смерть—тоже титры. А между ними ничего. Я всего лишь неудачный монтаж режиссера.. Ах, да. Я же сам режиссер своей жизни и всё такое. Ты это хочешь сказать, да? Так послушай же, я и сам это всё понимаю. С а м. Если это тебе польстит ( а в этом я уверен наверняка), некоторые вещи я осознал с твоей помощью, некоторые ты лишь усилил своими словами.
Я продолжаю лежать на полу, пребывая в небольшом шоке от мною же сказанных слов. Я не знаю, как меня хватило хотя бы на звук, не то что на эту дерзость и смелость.
Незнакомец смотрит на меня иначе. За это время я не замечал у него такого взгляда. Может, в нем появилась небольшая доля уважения(если предположить, что он вообще на это способен).
-Ты можешь уходить, -он говорит спокойно и хладнокровно.
-Что?
-Ты можешь уходить, - повторяет парень.- Ты всегда мог уйти.
-А как же дверь?- я совершенно ничего не понимаю и пребываю в крайнем удивлении.
-Что «дверь»? Иди проверь сам.
Я медленно подхожу к двери и дергаю за ручку. Там даже нет никакого замка. Просто обычная дверь.
- А этот звук, который я слышал каждый раз, когда ты уходил?- я до сих пор не могу придти в себя от увиденного.
Незнакомец немного улыбается.
- Может, ты сам хотел тут остаться? Тебя никто не держал. Ты даже и связан-то не был.
Я, ошеломленный и изумленный, стою возле выхода с комнаты. Мои ноги словно вросли в пол, и я не могу сделать ни шагу. Человек, так недавно державший меня в заточении (по крайней мере, мне так казалось), стоит спиной ко мне и даже не поворачивается. Я не знаю, какое у него выражения лица в данный момент, но мне кажется, что оно высказывает чувство победы и непревзойденности. Последний раз окидывая комнату взглядом, я молча выхожу.
Позади остается целое море неясностей и загадок. Я не хочу их разгадывать. Возможно, тут всего лишь сработало психологическое давление, из-за которого я слышал несуществующие звуки и видел несуществующие картины. Этот незнакомец, наверняка, владеет какими-то психологическими приемами. Но сейчас я не хочу думать об этом всём. Я слишком устал: и морально, и физически.  Сейчас надо просто сбежать отсюда.
В который раз я не знаю, куда идти и полагаюсь лишь на интуицию. Меня утешает мысль, что городок небольшой и как-нибудь я всё же выйду к людям и спрошу у первого встречного путь  к своей гостинице. 
На улице царит тихое и умиротворенное утро. Поворачивая по разнообразным тропинкам, я таки вышел на асфальтированную дорогу. По обе ее стороны находились дома и маленькие киоски с прессой или продуктами. Людей было не много( видимо, было ещё совсем рано). Я подошел к одной девушке, покупавшей газету, и обратился к ней:
-Извините. Можно вас попросить?
Она обернулась. Ее гладкие рыжие волосы  аккуратно спадали на плечи и блестели, когда на них попадали лучи, а зеленые глаза выражали какую-то детскую доброжелательность.
-Да. Я слушаю вас, -девушка улыбалась и немного морщилась от солнца.
-Вы не подскажете, как пройти к гостинице?
-Ох, с данного места это будет сложно сделать. Я могу вас провести, если хотите,- сказала она, поправляя локон.
Я улыбнулся и сказал, что это было бы замечательно.
Мы действительно шли какими-то запутанными путями со множеством поворотов и перекрестков. Сам бы я мог искать гостиницу целую вечность.
Я  почти не осматривался по сторонам. Всё мое внимание приковала к себе эта девушка. Мне сложно описать наиболее точно и полно то ощущение, которое она вызывала во мне. Казалось, что мы с ней когда-то уже были знакомы, а сейчас встретились после нескольких лет разлуки.
Она рассказывала мне какие-то мелочи о городе, в которые я не особо вслушивался. Почему-то меня больше привлек ее голос. Он был таким приятно звонким, что я поймал себя на мысли, что, возможно, у нее хорошо получилось бы петь.
Когда мы подошли к моей гостинице, девушка опять по-доброму улыбнулась и сказала:
-Ну вот. Мы на месте.
Я не знал, что было тому причиной, но мне хотелось еще поговорить или послушать ее, потому я предложил встретиться через час тут же, возле входа. Она, к моему удивлению, согласилась, ведь, признаться, я после этого заточения выглядел не очень: весь какой-то помятый, уставший, с синяками под глазами. Да и вообще, я никогда не был уверенным в себе парнем.
Зайдя в свой номер, я первым делом умылся и принял душ. Кроме всей грязи, мне хотелось смыть с себя это странное ощущение выстрела, прошедшего насквозь, посетившее меня после всех событий, творившихся в том доме. Выстрел, оставивший во мне какую-то пронзительную туманную пустошь. Я понимал, что вода тут не поможет, но я, по крайней мере, не бездействовал.
Выйдя из ванной комнаты, я заказал завтрак в номер  и пока его дожидался (ждать как и в прошлый раз, пришлось недолго), думал о том, куда пойти во время прогулки. Я ведь вовсе не знал этого города. Мне ничего не оставалось, как положиться на свою интуицию. Снова.
На улице уже было гораздо больше людей. Город проснулся, и люди бежали по своим делам. Девушка уже сидела на крыльце гостиницы, обратив лицо к солнечным лучам и довольно зажмурившись. Я осторожно коснулся ее плеча.
-Здравствуй.
-Здравствуй, -ответила она
-Только…Знаешь, я в этом городе недавно. Даже не знаю, куда пойти,- мой голос звучал виновато.
Девушка улыбнулась, встала со ступенек и пошла куда-то, жестом показывая идти за ней. Мне кажется, что она все время улыбалась. Причем, это было ни капельки не наигранно. Улыбка была настолько живой, настолько искренней, что хотелось улыбаться вместе с ней. Если честно, я уже и не припомню, когда я в последний раз по-настоящему улыбался, когда меня переполняли такие эмоции внутри, такое состояние, которое люди называют теплым.
Аллея, на которую мы попали, радовала большим количеством зелени и несколькими маленькими фонтанами. Тут было довольно много  фонарей и скамеек. Вечерами тут, наверно, было по-особенному уютно. Мы сели на одну из них. Я не знал, что сказать девушке, но мне безумно хотелось слушать ее голос.
-Знаешь…
-Знаешь…
Мы сказали это в унисон и рассмеялись. Она взглядом показала, что пусть сперва скажу я.
-Знаешь. Я живу в мегаполисе. И там все куда-то спешат, у всех какие-то дела и заботы. Я даже отвык от улыбок. А в этом городе их так много.
-Может, ты просто не замечал их? Может, дело не в отсутствии, а в твоей собственной невнимательности?
Вероятней всего, девушка была права. Я много не замечал. Я многое просто не хотел замечать, ведь это бы как-то усложнило мою жизнь. Жить в вакууме было намного проще. Сейчас я вспомнил об этой ситуации с незнакомцем. И что я снова делаю? Не замечаю. Опять. Всё повторяется. Это надо прекратить.
-Мне бы хотелось прогуляться к одному месту, но я не знаю, как до него дойти. Ты можешь помочь?
Конечно, она согласилась. Я ей описал всё, что запомнил по пути из того странного дома, все мелочи, которые привлекли мое внимание и повороты, которые еще не исчезли из моей памяти. Она слушала внимательно, иногда закрывая глаза, словно строила в своем воображении карту. И пока она это делала, я успевал увидеть, насколько длинные и густые у нее были ресницы. Потом мы встали со скамейки и направились к нужному нам зданию. На улице веял немного прохладный ветер и пахло дождем. Я посмотрел на небо и увидел там серые тяжелые тучи. Казалось, что скоро начнется ливень, потому я решил ускорить шаг. Оставалось надеяться, что мы успеем добраться к дому до его начала
Внутри царило ощущение, словно я нахожусь на пороге важной разгадки, ведь мне до сих пор было непонятно, зачем я был нужен тому незнакомцу, хоть и он в какой-то степени мне помог, но будь бы у меня выбор, я бы не открыл себе новые факты ценой тех мучений.
-Что-то не так?- ее голос вернул меня из мыслей в реальность.
-Нет… Нет, всё в порядке, - мой голос немного дрожал.
Девушка, почувствовав, что это не так,  осторожно и как-то заботливо коснулась моего плеча, словно давая понять, что ничего плохого не произошло и мне не стоит волноваться. Ее присутствие рядом внушало мне спокойствие и тихую безмятежность. Я был как будто окутан ореолом ее доброты и тепла.
Она снова что-то говорила, рассказывала мне о том, что работает почтальоном, но работы у нее мало, потому что городок небольшой и из него редко кто уезжает.
За разговорами я не заметил, что мы уже подошли к дому. Сейчас он мне казался даже более разбитым и разваленным, чем тогда, когда я видел его в последний раз. Я осторожно открыл дверь и зашел в ту комнату, в которой еще недавно провел чудовищное время. Всё в ней было таким же, кроме зеркала на стене. Я не помню его. Возможно, оно появилось только сейчас. Я подошел поближе к нему и провел ладонью по поверхности. Огромный слой пыли говорил о том, что зеркало тут висит уже долгое время. Странно, что, будучи замкнутым в этом пространстве, я так его и не заметил. Впрочем, я списал это на свою привычную невнимательность. 
После я снова подошел к двери и проверил наличие каких-то трещин. Тогда я не сделал этого, потому что мне срочно хотелось сбежать. Сейчас же я сосредоточенно рассматривал и ручку, и то место, где мог бы находиться замок, но ничего подобного, никакого намека на выломанную деталь я не нашел. Осмотревшись вокруг, я не заметил больше ничего нового, кроме огромных паутин и клубков пыли повсюду.
-Ты что-то ищешь?- девушка стояла рядом и говорила как-то вовсе тихо, будто бы ей было страшно.
-Да. Скорее кого-то. Ты не знаешь, в этом доме кто-то живет?
-Нет, тут никто не живет уже лет 15, наверно. Помню, я в детстве с бабушкой иногда приходила сюда, но потом перестала. Как-то жутко тут и холодно. В любое время года. Неприятное место. А кого ты ищешь?
Я поймал себя на мысли, что не могу дать словесный портрет этому человеку. Несмотря на те факты, что я провел тут столько времени  и продолжительность наших с ним разговоров. Незнакомец очень плотно отпечатался в моей памяти, но это скорее было эмоциональным описанием, что-то на уровне чувств и восприятия.
-Ну. У него…
Я хотел описать этого человека, все его черты, которые смог запомнить,  как бы сложно для меня это не было. Но как только попытался это сделать, почти  окаменел от шока и удивления. В голову словно вонзились миллиарды осколков. Мне казалось, что они задевали даже мои мысли.
Этого не может быть. Наверно, мне сейчас просто показалось. С моей памятью и не такое случалось, так что не стоит удивляться.
Я облокачиваюсь на книжный шкаф, чувствуя, как слабость разливается по всему телу. Он немного шатается, но не падает.
Не исключено, что это всё лишь приснилось мне. Обычный сон, не более.
Только почему я тогда помню этот дом?
Стоп. Этому тоже можно найти логичное объяснение. Я просто забрел в него и заснул.
Тогда всё ясно. С кем не бывает. Устал и заснул. А потом мне приснился этот жуткий сон. Да.
Только всё казалось настолько реальным, настолько настоящим. Возможно, это был осознанный сон. Я когда-то читал о них в одной статье. Человек, находясь во сне, осознает, что он спит и может управлять своими действиями.
Но ведь я даже не задумывался о том, что сплю.
Боже. Что же это такое? Неужели это всё происходит со мной?
Этот человек…
Вдох. Глубокий вдох. Задержать дыхание. Выдох.
Могу ли я признаться самому себе в том, что сейчас так яростно отрицаю, в том, чему ищу всякие объяснения?
Ещё один глубокий вдох.
Этот человек…
Вот почему я не мог его описать, вот почему черты его лица мне казались всё время разными.
Вот почему он знал обо мне так много и так чувствовал меня.
Этим человеком был я. Именно я.
Чувство замешательства и растерянности наполнило меня до краев.
 Я начинаю понимать, что мне так хотелось с кем-то поговорить, так хотелось быть выслушанным или послушать кого-то, что я сам заточил себя в эти стены. И отрицал самого себя. Это отрицание дошло до такой степени, что я просто перестал себя узнавать. Я стал представлять других людей на своем месте.
Даже сейчас я не могу в это полностью поверить. Всё кажется лишь выдумкой, чьей-то неудачной шуткой или розыгрышем.
Мысли приходят в мою голову пронзительно, будто очередью пуль.
Мне совсем не нужен был я. Если я не нужен никому, вряд ли я нужен даже себе.
Готовый выбросить себя в никуда, я собственноручно не дал себе уйти. Это было спасение или наказание? Я осознал то, что было давно спрятано в моем подсознании. И всё же мой мир становился всё более узким в этом помещении. Мне неведомо, говорил ли я вслух с «незнакомцем» тогда или это всё лишь происходило в моей голове. Впрочем, такие детали уже не имели особого значения. Важно лишь то, что я дошел до крайней точки, за пределами которой…Нет, я не хочу это осознавать.
И зеркало на стене. Всё становится ясным. И от этого ещё более страшно.
Мне хочется крушить, ломать, уничтожать.
Я хочу наполнить весь этот дом взрывчаткой и отправить его в небо. Вместе с тем, что происходит внутри.
Я хочу разбить все существующие в мире зеркала и больше никогда не увидеть свое отражение. Ненависть переполняет меня. Я ненавижу свою безграничную слабость, свой уход от реальности и собственную ничтожность.
Миллионы кораблей тонут внутри меня. Корабли, наполненные выдержкой и силой духа.
Небо рвется сигнальными ракетами. Внутри меня рвётся небо.
За окном слышно, как начинается ливень с грозой, но это вовсе не возвращает меня в действительность.
Я полностью погружен в самого себя,  полностью тону в самом себе.
Я словно иду навстречу своему отражению, а потом полностью прохожу сквозь него, так и не становясь единым целым.
Во мне два «я», и оба безгранично одиноки.
Значит, я одинок вдвойне.
Кто-нибудь, кто-нибудь из вас был одинок вдвойне?!
Закрыть себя и взорвать всё к черту.
К черту.

-Что с тобой?- голос девушки дрожал, а глаза были полны ужаса.
Я не знаю, что со мной, и потому мне сложно ответить на этот вопрос.  Я даже не знаю, кто я—кто именно из этих двух «я» сейчас находится в этом помещении.
Девушка осторожно касается моей руки, и я чувствую ее дрожь на кончиках пальцев. Потом она несмело убирает руку, словно сомневаясь в своем решении.
-Я не знаю. Не знаю…Я действительно не знаю,- почти срываясь на крик, я мерю шагами комнату. Мне кажется, что так могут исчезнуть воспоминания, словно я затаптываю их, стираю в порошок. Или я переубеждаю себя в этом.
Мои руки исполняют странные, хаотичные движения. Я хочу успокоиться, но вместо этого еще больше нервничаю.
-Я могу как-то помочь?- она снова обращается ко мне.
-Помочь? Помочь?! Скажи, что нужно делать, когда рушится целый мир? Что?
Надо покупать новую пару обуви или стоить положить деньги под депозит?
Может, написать мемуары или отдать все свое состояние на благотворительность, а самому стать аскетом?
Что нужно делать, когда рушится твой мир?
Крушить остальные миры или сидеть над осколками собственного?
Посвящать поэмы, рассказы или песни всему разбитому внутри тебя?
Закрыться в комнате без еды и воды или начать жить так, как всегда мечтал?- я хожу туда-сюда, словно разрывая руками невидимые нити в воздухе. Я похож на взрывчатку, которая вот-вот сработает. Бросая взгляд на девушку, я замечаю, насколько она испугана..- Прости, я не знаю, что делать, когда рушится целый мир.
Она медленными шагами подходит ко мне. Ее волосы растрепаны и она время от времени поправляет локон, который лезет в глаза. Подойдя совсем близко, она берет мою руку, переворачивает ее ладонью вверх и кладет туда осколок, непонятно как оказавшийся у неё.
-Строить новый мир. Когда рушится твой, надо строить новый мир.

1.

Обратная дорога к моей гостинице мне почти не запомнилась. Всё было как в тумане, который съедал меня изнутри. Мне казалось, что я иду босиком по стеклу и острым камням, что мои ноги уже полностью разбиты в кровь, и эта боль поднимается всё выше и выше. Она сковывает мои  мысли и оставляет лишь один угол для их приюта. Я сам забился в этот угол.
Девушка идет рядом и молчит. Я даже рад, что сейчас со мной есть кто-то рядом, кроме меня самого, и я рад, что мы не разговариваем. Я просто чувствую кого-то рядом. Этого достаточно, чтобы пытаться держать себя в руках. Кто бы только знал, каких усилий мне это стоит.
Вот я уже в своем номере. Тут темно и немного прохладно. Сейчас это более чем подходящая для меня обстановка.
-Я пойду,- девушка говорила спокойно, но как-то холодно. Этот холод в ее речи я слышу впервые за всё время нашего знакомства.
Я сидел с закрытыми глазами. То, что она ушла, я понял, услышав звук закрывающейся двери. Потом я лег на кровать, уткнувшись носом в подушку.
Всё, что со мной произошло(или правильней будет сказать «не произошло»?) словно находилось в другой от меня плоскости. Я отвергал и отрицал случившееся всяческими способами.
Спустя несколько минут я позвонил, чтобы заказать в номер 10 стаканов воды. Мне сразу предложили принести кувшин, но я отказался и настоял на том, чтобы воду принесли именно в стаканах. Когда в дверь постучались, я быстро открыл и забрал поднос с водой, даже не поблагодарив. Один стакан я выпил залпом, остальные 9 унес в ванную и вылил из них воду. Да, я мог бы заказать 9 пустых стаканов вдобавок к полному, но это выглядело бы еще более странно, чем мой настоящий заказ. Хотя удивительно, что в теперешней ситуации я всё еще переживал о том, как выглядят мои действия со стороны.
Я встал напротив стены и начала кидать в нее стаканы один за одним. Осколки летели в разные стороны, некоторые из них даже задевали меня и оставляли на коже раны и царапины. Возможно, из-за этого звука управляющий уже вызвал охрану или, что хуже, полицию, но в данный момент это не имело для меня никакого значения. С каждым разбитым стаканом, в моей голове словно происходили вспышки: я видел себя самого и тот пустой дом(или же это был не я? Я уже не знаю, кто это был), потом рыжую незнакомку, какие-то мутные образы, едва различимые за дымом перед глазами. Когда бить было уже нечего, я прямо по осколкам пошел в ванную. Словно забыв своей внешний вид, я какое-то время тщательно рассматривал в зеркале каждую черту своего лица, но через несколько секунд тут же забывал ее. Иногда мне казалось, что отражение в зеркале живет какой-то отдельной от меня жизни.
 Вот. Этот парень напротив меня повернулся в сторону, немного ухмыляясь в то время, как я стоял неподвижно. Потом он начал громко и заливисто смеяться. Этот звук был громче битья стаканов и гораздо более неприятней, по крайней мере, для меня. Я со всей силы ударил кулаком в зеркало, надеясь, что смех перестанет звучать. И действительно, в комнате стало тихо. Единственное, что слышалось—звук капель об раковину. Красные реки освобождали руки, а я смотрел на них сосредоточенно и безучастно одновременно. После я начал злорадствовать и смеяться.
Я убил этого парня в зеркале. Я одержал победу. Он сдался сразу же, стоило мне только ударить его.
Чувство силы переполняло меня, внушало ощущение некой эйфории и нирваны.
Я ранее не выигрывал в драках(если честно, я даже не ввязывался в них), а теперь такая громкая, такая сладкая победа.
Вот он, передо мной, униженный и обессиленный, истекает кровью.
Я радуюсь. Я почти ликую. Мне хочется закричать на весь мир.
Я даже счастлив. Да, в какой-то мере да.  Я избавился от наваждения. Избавился от своего второго «я».
Но через несколько минут это чувство испаряется, и я ощущаю только слабость.
Боже, это же мои руки, это моя кровь.
Я беру полотенце и перевязываю им ладони и запястья. Открыв шкафчик над раковиной, я нахожу там перекись и промываю ей раны. Мне повезло, что в этой маленькой гостинице позаботились о здоровье постояльцев. Возможно, потому, что их было так мало и терять их крайне невыгодно. Снова перевязав раны вторым полотенцем, теперь разорванным надвое, я вышел из ванной и упал на кровать.
Мне хотелось сделать вид, что ничего не произошло, и жить как прежде, но я тут же вспоминал, что не хочу так жить. Ведь я приехал в этот город как раз с намереньем избавиться от всего, что сопровождало меня раньше. С другой стороны, я не знал, смогу ли противостоять тому потрясению, которое недавно испытал. Я не знал, хватит ли у меня сил, целеустремленности и смелости. В данный момент мне хотелось лишь строить стены вокруг себя. Звуко-, свето-, водо-, чувствонепроницаемые. Какие только можно построить. Мне казалось, что любое вторжение в мое личное пространство, будь то нечаянное прикосновение или публикация статьи обо мне, может снова разрушить всю мою жизнь. Нет, всё то, что от нее осталось. А осталось не так и много.
Дорога, мысли, воспоминания и какие-то нелепые попытки что-то изменить. Я сначала думал назвать и ту чудесную рыжую девушку, но потом решил, что не могу назвать ее среди того, что у меня осталось, ведь она и не была мне больше, чем знакомой(как бы я этого и не хотел), потому пусть это будет включено во воспоминания.
Время снова текло мимо или даже сквозь меня. Как будто я впитывал его словно губка, не замечая его сути. Прошло уже несколько часов. Или дней? Для меня это не имело значения. Просто в какой-то момент я стал испытывать отвращение к обстановке, в которой находился, и мне захотелось немедленно сбежать отсюда. Куда угодно, лишь бы не вдыхать шепот потолка и углов комнаты. Потому я по-быстрому собрался и выбежал из номера. Я даже не уверен, закрыл ли его на ключ.
Впрочем, мне было всё равно.
Хотя бы потому, что постояльцев тут почти не было.
Хотя бы потому, что даже если бы у меня что-то украли, я бы не стал более несчастен, чем сейчас.
Мне было наплевать.
Город встречал меня тусклыми красками. Он был похож на полотно художника, который пытался вылить всю свою горечь в картину. Размазанные, нечеткие силуэты, какие-то дрожащие линии, словно кисть время от времени выскакивала из его руки,  и серое небо, иногда переливавшееся темно-синим. Я несомненно вливался в окружающую атмосферу, будто мы были деталями одного целого. Прохладный ветер заглядывал в рукава, ища в них приют, но так и не находя их у моих ледяных запястий, снова возвращался наружу.
Я почти не оглядывался вокруг. Люди перестали меня интересовать, а, может, я боялся снова увидеть второго себя. Мне казалось, что за мной следят. Знаете, бывает такое отчетливое ощущение, словно кто-то взглядом уперся в твою спину? Вот сейчас у меня было точно такое же, только оно было вдвойне неприятней, еще более жуткое, чем всегда. Мне казалось, что я сам уткнулся взглядом в свою спину. Как будто сзади идет еще один такой же я.
Ускорив шаг и надеясь таким образом избавиться от этого навязчивого чувства, я пошел по одной из уже знакомых мне дорог, свернув в лес. Я хотел снова попасть в тот дом в стиле барокко, где в моей голове происходили вспышки, в которых я видел девушку. Я не знал, зачем мне это было нужно, но я словно загорелся этой идеей (если во мне, конечно, еще есть, чему гореть). Ветер дул мне в лицо, и потому пришлось опустить голову и смотреть лишь под ноги. Когда я подошел к назначенному мной месту, то не увидел ничего, кроме поля. Я подбежал к тому месту, где еще недавно стоял дом, но не нашел ни кирпичей, ни каких-либо остатков фундамента. Такое ощущение, что дом вырвали с корнем, не оставив никаких следов.
Сначала я подумал, что, возможно, я ошибся дорогой, и потому вернулся к изначальной точке, чтобы снова найти дом. Я проделал этот трюк 3 раза, но всё равно возвращался к одному и тому же месту. К одному и тому же пустому месту.
Пусто.
Я только пепел. Внутри меня только пепел.
Всё сожжено, а от недавних ожогов хочется кричать.
Только кричать шепотом, так, чтобы никто не услышал. Так, чтобы даже я сам не услышал.
Я строю внутри себя крематорий. Я сжигаю себя там раз за разом, словно это может что-то изменить.
В какой-то степени, я феникс. Только каждый раз, я что-то теряю.
Я утрачиваю веру в будущее. Нет, даже в прошлое. Я не могу верить своему собственному прошлому.
Лишаюсь надежды. Ничего не изменится. А если и изменится, то в худшую сторону, как показывает мне действительность.
А что действительность? Ее я тоже теряю.
В конце концов, я могу потерять и себя.
Этот карцер в моей груди слева. Его тоже надо сжечь.
Всё то, что спрятано там.
Все порывы, все желания, все мечты.
В пепел.
Я не доверяю самому себе. Каждое движение, каждая мысль дается мне с опаской и отзывается острой и невыносимой болью в висках.
Я мечусь из стороны в сторону, пытаясь найти себе приют.
Я хочу попасть в место без пространства и времени.
А мне остается лишь этот холодный снаружи и невозможно горячий внутри крематорий.
И я в нем. Я это он.
Я пепел.
Я возвращаюсь всё дальше и дальше в события, произошедшие в этом городе, и мне хочется его проклясть. Мне хочется сбросить на него атомную бомбу.
Я хочу новой Хиросимы. Если она уже внутри меня, если этот город уничтожает меня, мне хочется уничтожить и город.
Я не могу отличить ложь от правды, выдумку от реальности.
Одно дело, когда мою голову посещали вспышки-истории девушки и парня, другое же—когда и сам дом, и вспышки были придуманы мной.
Я не знаю, как во мне нашлось столько фантазий, столько чувств, чтобы создать в голове эти образы. Да я и не чувствовал всё то, что было в этих историях. Никогда не чувствовал.
Что это? Одиночество так проело меня, что я стал показывать себе насколько оно горькое.
Черт возьми, нельзя что ли было придумать другой способ?!
Я падаю на землю и отчаянно впиваюсь в нее ногтями, словно это может что-нибудь изменить.
Я не откопаю тут дом, я не смогу найти людей, которые были в моей голове. Их оттуда не вытащить, как бы я сам этого не хотел.
Хотя я уже готов построить новое здание лишь для того, чтобы убедить себя, что это всё было на самом деле. Мне ничего не показалось. Это случилось в действительности. Честно говоря, меня останавливает лишь то, что я не разбираюсь в архитектуре и из меня никакой инженер(или кто там этим всем занимается?).
Мне кажется, я держу землю. Или Землю? Вся ее тяжесть свалилась на меня, прогибая ребра. Вскоре они сломаются с характерным хрустом и начнут ранить внутренние органы. Я умру от кровотечения.
Земля провалится в меня.
Целая планета с ее лесами, океанами, песками, морями и асфальтом.
Со всеми людьми и их эмоциями, чувствами, переживаниями.
Их банковскими счетами, квитанциями за отопление, утренними газетами.
Нет.
Мне не нужно это.
Я не хочу этого.
Я отторгаю всё чужое всей своей плотью.
Я уже начувствовался. Хватит с меня. Хватит.
Мне просто необходимо подняться, но я словно прибит к почве невидимыми гвоздями. Они находятся где-то между большим и указательным пальцем рук.
Я чувствую вкус железа и крови. Или чего-то одного из них.
В данный момент я не могу угадать.
Встать. Надо срочно встать.
Я собираю всю силу в кулак и поднимаюсь.
Надо вернуться, вернуться в свой город. Подальше от всего этого. Подальше от галлюцинаций и себя самого. Точнее, не себя. Второго меня.
Вы меня понимаете?
Я сам себя понимаю?
Боже, с кем я говорю. Тут же никого нет.
Немного успокоившись, я вышел из леса на дорогу. Редкие машины проезжали мимо меня на небольшой скорости, создавая потоки ветра. Я перешел проезжую часть медленно, совсем не боясь быть сбитым.
Мне нечего бояться. Я уже сбит. Забыт. Убит. Для самого себя, а для всех окружающих тем более.
Люди проходят мимо, как будто находятся в другой от меня плоскости.  Впрочем, я не знаю, кто из них существует на самом деле, а кто—лишь моя выдумка.  Не знаю и не хочу знать.
Слоняясь по улице, я решил зайти в какое-то кафе. Там было не очень людно, и это меня успокаивало. А еще там играла музыка: вполне тихая, чтобы не мешать, и вполне громкая, чтобы немного заглушить собственные мысли. Я заказал обычный черный чай и кусочек шоколадного торта. Когда официантка принесла заказ, я уткнулся взглядом в окно.
Если бы только можно было стереть память. Если бы я только мог вызвать амнезию.
Мне срочно нужна эта амнезия на заказ. Выборочная, хотя я согласен и на полную.
Я не знаю, смогу ли начать жить снова с воспоминаниями, атаковавшими меня со всех сторон.
Не знаю, смогу ли быть нормальным, как бы это не звучало.
Я снова должен начать жить заново. Первая попытка что-то изменить потерпела крах. Нет, что-то все же переменилось, но я был не рад этим переменам. Никто бы не был им рад.
Вдруг я услышал какой-то шум. Незнакомая девушка подсела за мой столик. Я оглянулся по сторонам и увидел, что свободных место было полно. Странно, что она выбрала именно мое.
-Здравствуйте. Можно, я посижу с вами немного? Я не хочу оставаться одна.
Я взглянул на нее почти равнодушно с маленькой долей удивления, а потом молча кивнул. Надеюсь, что по моему виду она догадается, что я не расположен к разговору.
-Хорошая погода. Правда?
-Мне все равно. Разве это имеет значение? Хорошая погода уменьшает возможность того, что у кого-то произойдет трагедия? Или она вживляет в людей через кожу какие-то гормоны счастья и удачи?
Девушка натянула на пальцы рукава свитера и приложила их к щекам.
-Мне кажется, да.
-Боже. Вы сами верите в то, что говорите?- я был раздражен и зол, и с каждой минутой это набирало во мне всё больший масштаб. Как она не может понять, что здесь ей не место. То есть мне здесь не место, а ей—рядом со мной.- Давайте запишите еще хорошую погоду новой панацеей.
Незнакомка смотрела испуганно, но с места даже не сдвинулась. Такое ощущение, что она была на такой границе отчаянья, что даже моя компания казалась ей лучше той, в которую ей предстояло бы уйти. Теперь она решила играть в молчанку. Ну что ж, так лучше для меня. Вскоре ей это надоест, и она оставит меня в покое.
Я решил делать вид, что не замечаю ее, как будто тут нет никого, кроме меня. Я ковырял торт вилкой и медленно пил чай, полностью погрузившись в свои мысли. Вокруг меня словно возник вакуум, и все пространство вне него перестало существовать. Есть только я.
И, на самом деле, это страшно. Ведь именно от себя я больше всего и хочу сбежать.
Не этих людей, не эти здания, дороги и парки мне хочется покинуть.
Я желаю бросить самого себя.
С отвесной скалы или просто оставить здесь и сбежать? Я не знаю, есть ли разница. По крайней мере, сейчас это для меня равноценно.
На самом деле, надо просто вернуться к гостинице, сесть в машину и вернуться в родной город. Я искренне надеюсь, что въезд туда уже разрешен. Странно, я перестал следить за этим с тех пор, как узнал о терактах.
-Извините…
Девушка произнесла эта слово совсем тихо, но этого хватило, чтобы мой вакуум лопнул, как мыльный пузырь.
-Извините, вы не подскажите который час?
Странно, я думал, что она уже давным-давно ушла. Мало кому будет в удовольствие сидеть с молчаливо-угнетенным парнем.
-Поздно.
-Разве?- она искренне удивилась, подняв вверх свои тонкие аккуратные брови.- А за окном еще вполне светло.
-Нет, просто поздно. Поздно. Всё.
Я не знал, поняла ли она то, что я имел ввиду, но это меня и не волновало. Я оставил деньги на столе, не дожидаясь счета, а потом встал и ушел прочь из этого кафе.

6.

Я проходил улицы, улицы проходили сквозь меня. Они измеряли меня пульсом, пытаясь проникнуть всё дальше и дальше. Я шел быстро, не оглядываясь по сторонам, не замечая ни погоды, ни людей, ни машин. Наступает такой момент, когда не остается ничего, кроме цели. Остальное просто где-то в пелене, вне фокуса, неважное и ненужное. Забытое. Потерянное. И пусть даже цель не казалась мне благородной (бежать от собственного краха- разве можно назвать это благородством?), но достичь ее было крайне необходимым.
Когда я подошел к гостинице, то сначала раздумывал над тем, подняться ли мне в номер или просто сесть в машину и уехать. Честно говоря, за комнату я заплатил наперед сразу (там, наверно даже было заплачено сверх меры), в ней ничего не осталось, кроме куртки и свитера, которые мне и не особо были нужны, а снова заходить в эти стены у меня не было ни малейшего желания. Но в кармане лежал ключ, и я должен был сдать его управляющему, потому я направился в зал здания.
-Я съезжаю. Вот ключ. Спасибо,- я говорил очень холодно и даже это «спасибо» не выражало ни капли доброжелательности и благодарности.
Я передал ключ управляющему.
Жаль, что им нельзя было закрыть всё то, что случилось в этом городе.
Теперь я без ключей и без каких-либо ответов.
Назад.
Надо уехать в свой город и вдохнуть свой воздух. Каким бы он ни был, мне его не хватает. Я слишком далеко убежал: от самого себя, от проблем, от собственной жизни.
Быстро сев в машину, я помчался по дороге.
Не важно, какая была дорога. Не важно, какие были ограничения скорости по ней. Моя срочность меня оправдывает.
Я не знаю, перед кем оправдывает и не знаю, должен ли я оправдываться.
Да я даже не знаю, чем отличается выдумка от правды. Я сам всё смешал.
Несколько дисков на заднем сидении моего автомобиля вопрошающе молчат. Мне кажется, если я включу один из них, то почувствую себя тем, кем был ранее. Но страшно то, что я не знаю, что лучше. Я не знаю, кто лучше: прошлый я или настоящий.
Как же глупо называть это настоящим мной.
Я лишь подделка самого себя.
Комом застряли в моем горле улочки и здания этого города. Он словно до сих пор весь во мне.
Я отпускаю его с каждым удаляющимся метром, только он словно держит меня. Как будто где-то под моей кожей спрятан магнит (наверно, на спине между лопаток. Я словно чувствую там что-то инородное).
Надо отвлечься, надо сосредоточиться на чем-то другом. Только почему-то в мою голову лезут только мысли об этом городке, словно строящие его внутри меня заново. Снова и снова.
Что он оставил мне?
Миллионы разбитых осколков, каждый из которых я чувствую всем телом.
Людей, которых никогда и не было.
Чувства, которые были скрыты во мне.
Он оставил в моей памяти чудесную рыжую девушку, которая так и останется лишь светлым воспоминанием, и ничего более.
А еще он оставил мне второго меня.
И тут либо сбежать, либо стать целым. Цельным. Единым.
Я слишком долго был в бегах, и мне пора остановиться. Но прежде я должен вернуться.
И я возвращаюсь в ранах, разбитый и опустошенный.
Витрины за окном сменяют друг друга поочередно. Они дают имена помещениям, зданиям, домам. Они дают им имена и тем самым заявляют об их существовании. Я замечаю, как на некоторых из них уже стерлись несколько букв. Так, наверно, с каждой осечкой, с каждой бездной что-то уходит из тебя. Я не знаю, сколько осталось букв от моего имени.
Зато я знаю, что у меня впереди есть тысячи путей, на которые раньше я так боялся ступить.
Я могу наконец поменять работу. Мне всегда нравилось рисовать, но, так и не достигнув в этом никаких успехов (боже, как глупо было думать так, когда мне исполнилось лишь 14 лет), я бросил эту затею.
Я могу встречаться с людьми и немного открываться им. Мне всегда казалось, что это безумно сложно. Я не знал, как отпечатки их эмоций, их переживаний могут повлиять на мою жизнь в будущем, потому раньше я постоянно отказывался от задушевных бесед за чашкой чая или капуччино. Помню, что даже при попытках открыться человеку, я все равно переходил на темы бизнеса и погоды. Я не хотел связывать себя с кем-то общими нитями, не хотел впускать. Но это позади.
Я могу все же найти ту рыжую девушку и снова встретиться с ней. Как бы это ни было неловко и непривычно для меня. Всё же она чем-то задела мое сердце, напомнила мне того меня, которым я еще никогда не был, но мечтал стать.
Прежняя пустота уступает место новой. Но эта, ранее не ощущаемая, совершенно другая. В отличие от прошлой, рвущей меня на части и вцепляющейся в каждую клеточку моего тела и каждую мысль, эта чиста и светла. Она словно ждет заполнения. Ждет чего-то теплого, чего-то важного. Не сдаваться, вдохнуть глубоко-глубоко и начать жить так, словно раньше не жил.
На улице уже потемнело, но я даже не заметил, когда это случилось. Словно кто-то наверху просто резко выключил свет, и в один момент мир погрузился во тьму. Никакой плавности, никакой последовательности. Огни светофоров и фонарей смотрят внутрь меня. Я начинаю вспоминать о том, как же я люблю вечерний город, как же он захватывает меня всем своим естеством. Мне кажется, я становлюсь другим. Я становлюсь чище и лучше, словно отдаю атомы всего злого, всего черного во мне этой темноте, а она принимает и поглощает их, превращая в ночь.
Утром все растает, небо умоется солнечным светом, а я стану, словно утро. Я буду приближаться к горизонту и всё старое, всё ненужное будет гореть во мне, сгорит и развеется с
пеплом.
Я могу купить билеты в курортный городок и поехать туда сразу же, минуя суматоху со сбором вещей и заказом номера.
Я могу стать донором, и тем самым спасти кого-то чужого мне. Интересно, а с кровью, ты отдаешь человеку частичку своего сокровенного? Каких-то черт характера или воспоминаний. Я не знаю, но я хочу спасти кого-то. Мне кажется, что это в большей степени спасет меня.
Впереди новый мир. Я строю его сам. Быть может, у меня не будет получаться всё и сразу, но я уверен в том, что смогу изменить то, что не устраивает меня.
Мои мысли мечутся из стороны в стороны, словно не могут выбрать какое-то одно направление. Внутри броуновское движение и такое ожидание, которое словно щекочет сознание. Так было в детстве, когда я ждал дня рождения, думая о том, что подарят мне родители. И всегда так не терпелось узнать, так хотелось, чтобы этот день поскорее наступил. Я даже уходил спать раньше, потому что мне казалось, что тогда завтра приходит быстрее.
И сейчас мне хочется сделать то же самое. Я мчусь в свою квартиру, чтобы побыстрее лечь спать, чтобы скорее подарить себя новому дню. Или же подарить себе новый день?
Знакомые дороги отражаются в моих зрачках тусклыми воспоминаниями. Я не связан ими—я ими развязан. Я могу оставить их жить в этих переулках, кварталах и поворотах и могу взять их с собой. Моя новая жизнь не отменяет старую, и частичку прошлого я, возможно, оставлю. Хотя бы для того, чтобы помнить, кем я не должен быть. Хотя бы для того, чтобы знать, к чему может привести очередная осечка и падение.
Наконец я нажимаю на тормоза, открываю дверь автомобиля (немного неуверенно, но эта неуверенность проходит почти мгновенно) и выхожу. Передо мной стоит высотное здание. Сейчас мне стоит лишь подняться на 7 этаж на лифте, повернуть ключ в замочной скважине,  и я окажусь дома. Боже, мне всё время хочется произносить это слово, словно пробуя его на вкус. Я упиваюсь сладостью и уютом, скрытым в каждой букве. Дома.
Я срываюсь на бег. Лифт едет невозможно медленно. Мне хочется подтолкнуть его или накричать, но я понимаю, насколько это бессмысленно. Вот-вот. Шестой. Седьмой. Моя дверь.
Да, я дома. Тут темно и пыльно. Я сразу  же открываю окна и позволяю воздуху обнять все пространство моей квартиры. Мне не хочется включать свет. Кажется, что тогда я просто утону в деталях. Я оставляю это на утро, а сейчас просто падаю на кровать и закутываюсь в одеяло.
Сны проникают сквозь мои веки и пропитывают всё тело изнутри. Мне снятся побережья и волны, касающиеся моих ног, какие-то подвесные мосты и горы. Иногда я вижу немного измененные отрывки своего прошлого. Потом наступает темнота, и я просто сплю. Без всяческих видений и образов. Позже я просыпаюсь (судя по времени, которое показывают часы, проспал я совсем чуть-чуть) от того, что меня мучает чувство голода. Только сейчас я осознаю, что довольно давно ничего не ел. Всё это время организм словно перебывал в отключке и не посылал никаких сигналов о голоде. Быстро накинув куртку, я выхожу из квартиры и оказываюсь на улице.
Предрассветное время. Невероятно тихо, словно кто-то выключил звук во всём квартале. Мне хочется дышать этой тишиной, ведь я знаю, что скоро начнется движение, начнутся разговоры, шум и сигналы. Мегаполис оживет. Но именно здесь и сейчас властвует тишина.
Я сажусь в машину и включаю один из дисков. Играет приятная джазовая композиция, в которую я погружаюсь, как в воду.
Супермаркет должен находиться в нескольких кварталах от моего дома, потому я еду не спеша. Мне хочется насладиться этим временем и этой дорогой. Только редкие машины встречаются мне по пути, и они почти не нарушают окружающее беззвучие.
Я чувствую свет внутри себя, словно солнце скоро появится не только на небе, но и во мне. Кажется, все якоря сорваны, и я свободен. Я сам освобождаю себя от собственного плена. В нем проходили мои дни, месяца и года. Эта безликая масса времени застыла во мне, но наступил момент расстаться с ней, и я делаю это с легкостью, не присущей мне раньше.
Я немного приоткрываю окно, чтобы впустить свет и воздух, дать ему доступ без всяческих преград, и меня словно озаряет вспышка. Все мое тело как будто взлетает вверх, и я нахожусь в состоянии невесомости. Так странно, но я ничего не чувствую, кроме какой-то горечи. Она разъедает атомы, и я словно сам становлюсь горечью. Свет становится ближе, он пронизывает меня насквозь, а иногда кажется, что даже немного обжигает. Я или слишком остро чувствую каждое прикосновение к своей плоти, или же наоборот становлюсь бестелесным. Сейчас я не могу понять, в какой же из этих крайностей нахожусь.
Музыка замолкла, но я заметил это только сейчас. В то же время, я не могу сказать, что наступила тишина. Возможно, город уже вступает в объятьях рассвета, и целая палитра звуков наполняет каждый его уголок.
Девушка вышла на балкон и поливает цветы, но ящичек оказывается дырявым и слышно, как капли разбиваются об асфальт. У парня на улице зазвонил телефон, и он быстро достает его из кармана джинсов. Велосипедисту сигналит какой-то водитель, давая понять, что ему следует притормозить. Маленькая девочка уронила на асфальт мороженое и потому громко плачет. К тому же, она не хочет идти в детский сад, в который ведет ее мама. Ей бы остаться дома и играть с куклами и примерять мамины туфли.
Мысли  и звуки наполняют меня до краев. Интересно, а сколько живет мысль, когда отказывают легкие, сердце? Когда отказывают все внутренние органы? Что должно оставаться от бестелесного и может ли это исчезать? Эти вопросы приходят в мои голову хаотичной очередью пуль.
С каким стуком сердца умирают слова в голове или они всё еще живут после прямой линии кардиограммы?
Я не знаю, сколько размышлений внутри меня. Сейчас мне не удастся их посчитать. Даже если я это буду делать, то это само по себе прибавит новые мысли.
Надо ли хоронить мысли, когда умирает тело? И почему хоронят лишь тело, внешнюю оболочку? Разве это самое важное в человеке?
Чувства, переживания, эмоции, воспоминания, безудержные порывы, истерики, мечты, желания, разочарования, огорчения, взлёты.
А остаются лишь кости. Хоронят лишь их.
Возможно, мысли впитываются в землю. Я не уверен. Но мне бы хотелось, чтобы они впитывались не в нее, а в облака, ведь тогда у них будет возможность увидеть целый мир.
Я не увидел целый мир. Я только начал его открывать в себе.
Сигналы сирен озаряют всё вокруг. Я ненавижу эти звуки. Мне сразу хочется закрыть уши или сбежать куда-нибудь подальше, но сейчас они словно вне меня. Как будто между нами есть какое-то звуконепроницаемое стекло. С одной стороны, я слышу их, я осознаю, что они существуют, с другой—они не приносят мне никакого дискомфорта.
Смерть—не повод прощать ошибки.
Я не знаю, заслужил ли я прощения и делал ли я ошибки. Мне кажется, моя главная ошибка—боязнь их совершать.
Позже в рапорте напишут, что грузовик на перекрестке промчался на красный свет, сбив мой автомобиль. От меня останутся лишь эти мысли и миллион неиспользованный возможностей и путей.    
Моя жизнь закончилась без двух шесть, так и не успев начаться.