Коммунист, забытый при жизни. Часть 2

Продолжение очерка о коммунистах-неудачниках благополучного времени.

  Один, назовём его Р-к., в ныне далёкое послевоенное время был  председателем райисполкома. И в голодном 1947 году и по вине этого Р-ка, из-за его чрезмерной дисциплинированности, погибо от голода немало народа, прежде всего в сёлах, а не в самом райцентре, где всё же давали по карточкам чёрный хлеб, даже иждивенцам. За срыв поставок всерьёз грозил многим людям расстрелом, тыкал им в лицо пистолетом, и в то же время, когда люди (и дети!) мёрли от голода, как мухи, этот Р-к сгноил в реке целую баржу с кукурузой, предназначенной для Австрии.(Что-то всё не получалось этот хлеб отправить, а раздать голодающим Р-к не решился). А вот так: пусть свои даже умрут, но государственное не трогай без указания сверху!.. Дисциплинированным, настоящим коммунистом оказался этот Р.! И сытный паёк, во всяком случае - достаточный, получал заслуженно, принимал, как должное.
   Этот Р-к, ещё довльно долго оставался в районе большим человеком, - он и после голодающего 1947 года ещё долго занимал ту же немалую должность председателя райисполкома. Даже старался, никто этого и не отрицает. Детсадик, школы строил искренне. Так что квартиру со всеми удобствами, большую редкость в те времена, особенно в глуши, в городишке чуть поболе большой деревни, Р-к получил одним из первых. Несомненно, принял это как должное, как когда-то с аппетитом и без угрызений совести ел сытный паёк, в то время как кругом в сёлах от голода вымерла чуть ли не половина народу.
   Но в конце пятидесятых отправили его на пенсию. До этого даже понизили в должности. Оттеснили, откровенно говоря. Обидно ему тогда было: хотя бы орден дали за то, что старался!.. А кто знает, может, оттого и не дали, что очень хотелось и ордена, и славы.? Оттеснившие его более сильные и образованные люди вообще делали всё, чтобы в районе имя его больше не упоминалось. И не без успеха. Невзлюбили - и всё! Был неписаный закон: стал пенсионером, даже если ты бывший руководящий работник, - всё, знай своё место. Всё, он был им не нужен! Руководил, работал - уважали (или делали вид, что уважают), был кому-то нужен, а сейчас сидел бы уж в квартире, доживал свой век в тепле, тем более, что из квартиры его никто не гнал: для райкомовских и так хватало и хорошей еды, и жилплощади, для них всегда находили лучшее и без очереди - одно из преимуществ социалистического строя перед капиталистическим! 
   Другие руководили, строили, их славили!.. А о нём забыли - будто его и не было!.. Преждевременно забыли, как Р-ку казалось. Не дали проявить себя до конца! Это и было обиднее всего. А ведь он же так старался, строил новую, счастливую жизнь, так много сделал для района, для города! Не только план выполнял, но так старался для детей, будущего страны! А едва сняли, как сразу же оказался никому не нужен, все делали вид, что его и не существует, будто и нет его более на белом свете. А он так надеялся, что сделает ещё много дел, выйдет на областной горизонт!.. И благодарные земляки будут ему благодарны и после его ухода, даже после его смерти будут помнить его ... А всё рухнуло, ибо решили: есть лучше, грамотнее, инициативнее... Как молчать после такой несправедливости?!. А оттого, что он говорил, напоминал о своей обиде, его стали игнорировать в райкоме ещё больше, даже - демонстративно. Пусть-де знает своё место. А тех, кто не знал своего места, даже в партии не любили. Никого не интересовало, что он не воплотил всех своих замыслов, что хотел большего, чем добился в жизни, даже стать знаменитым гражданином района... 
   В дальнейшем жизнь Р-ка оказалась ещё более невесёлой. На старости лет он остался совсем один. Ибо умерла не только жена, но и совсем молодая, тридцатилетняя, единственная дочь, медсестра. Больная, она и замужем не была, даже внуков старику не оставила. И неизвестно толком, отчего умерла. Наверное, от рака. Слабое поколение детей войны, так сказать. Совсем один остался в квартире! И сбережения в добротном, но уже старом кожаном портфеле, Р-к решил оставить государству, для которого и старался.
  Но в последние годы жизни, болезненно переживая из-за того, что его отвергли свои же, коммунисты, одинокий, без детей и без внуков, этот Р-к слишком уж часто ходил в райком и надоедал: "Назовите хотя бы какой-нибудь детский садик моим именем! Я же для них, детей, старался!" Никто его и слушать не хотел: нет, и всё! Нельзя! Права не имеем! В обкоме - и то на такое никто не претендует. Только Москва имеет право решать такое сверхважное дело. Наверху виднее, кто герой, кто достоин, а кто нет. Понимали, что старик, а всё равно раздражало.
  Может, новые райкомовские власти были по-своему правы, а он, выжив из ума, и в самом деле что-то не понимал в политике партии?.. Правда, такая мысль Р-ку уже не приходила в голову - именно потому, что уже выжил из ума. А однажды он упрямо надумал написать в Москву, в Верховный Совет, но хватило даже старческого ума устыдиться, и он отказался писать, подумав искренне: "Там в Москве у них забот и так хватает. Вот если бы здесь оценили и поняли меня, но разве от наших дождёшься?.."
  Умер Р-к в самом конце семидесятых. В больнице, в терапевтическом отделении, в восемьдесят два года - в общем довольно пожил. В начале зимы и испустил свой старческий дух прямо в больнице, куда взяли его не столько потому, что был болен, сколько оттого, что в квартире, пусть и просторной, за ним было некому ухаживать,- взяли в больницу перезимовать, так сказать. Всё, дом инвалидов, больше ему ничего не светило, сиделку к нему никто не приставил бы в самой квартире. А не знал и не понимал - и не надо, зачем старику всё заранее объяснять?..
   Таков был замысел начальства. Но один человек Р-ка всё же узнал, рассказал другим... Было даже приятно подтвердить, что он и есть тот самый Р-к, даже сам добавил, похвалил себя: "Обо мне даже областная газета писала". "Он когда-то был сильнейший руководитель",- зашептались вскоре некоторые больные. А кожаный портфель, который Р-к не решился оставить дома, и в больнице держал с собой, даже на обед с ним пошёл, и вскоре некоторые молодые больные зашептались: "Деньги он там держит. Дома побоялся оставить из-за воров, вот и притащил с собой аж в больницу". Да старик и сам сболтнул, что у него в портфеле деньги, заработанные честным трудом. "Что так смотрите нам мой портфее-ель?.." Старик, что подумал, то и ляпнул, как ребёнок. Подумывали вообще-то украсть, но Р-к пристыдил их: "Вы молодые, идите себе заработайте-е-е... А мне не надо, я отдам всё государству"...(Имел ввиду и то, что и квартиру, а не только свои сбережения, оставит государству, - имел ввиду настолько, насколько он вообще уже мог думать своим старческим, полумаразматическим умом). Деньги вскоре отдал старшей сестре отделения на хранение. А вскоре Р. умер. Причём, скоропостижно, а ведь планировал снова "на всякий случай" пойти после выписки из больницы в райком и опять просить, попытать счастья: "Назовите хотя бы какой-нибудь садик моим именем..."
  И из принципа никаких нормальных похорон ему не устроили. И за то, что надоедал бредовой просьбой всему райкому. И это ему не забыли и не простили. (А ведь тоже мечтал, надеялся на приличные похороны, и обязательно - с многолюдным митингом, с речами о заслугах. Увы, тщетной оказалась и эта последняя надежда обратить на себя внимание хотя бы громкими похоронами, с речами и массой народа, даже благодарного, рыдающего. Как до этого - желание "бессмертия" - не присвоили же ни одному детсадику или школе его имя?..) Из райкома пришёл человек и приказал заведующему отделением, кстати, тоже коммунисту: "Чтобы лишнего шума не было". И Р-ка похоронили в ветхом, со щелями, плохо сколоченном гробу, даже не обитом материей, - в одном из тех, что предназначались для совершенно одиноких людей в случае их смерти в больнице. И никакой траурной музыки. Как бы и не похороны вовсе, а всего лишь отвезли труп никому ненужного старика на кладбище, закопали его там (наёмные люди, за деньги), - и всё. Правда, крест деревянный над могилой всё же поставили, без этого тоже было нельзя, как, скажем, отвезти не в гробу, а в простыне, и похоронить, точнее, зарыть, без гроба, пусть и самого плохонького. 
  За отсутствием наследников деньги, что были в старом, но добротном кожаном портфеле, (и, кстати, не ахти какая сумма -честный человек!), и неплохая квартира, полученная Р-ком в то хорошее для него время, когда руководил и старался, то есть, понятнее и откровеннее говоря - работал, перешли государству, которое и в самом деле в лице местного райкома делало всё, чтобы Р-ка забылось в районе ещё при жизни уже за одно то, что он надоедал местной власти, не зная своего места.
  См. дальше окончание в части третьей.