Введение в культурологию

Введение в культурологию (для тех, кто не хочет туда входить)

Часть 1.

В начале был рай. Точнее сказать, вначале была скука. Все есть в изобилии, бояться некого, желать нечего. Растения растут никому не нужные, животные бродят лениво, человек их не пугает. Да и человеков всего ничего: Адам и Ева. Да и те бродят среди всей этой красоты бесцельно, сами по себе, ни для кого, ни для чего. Какая-то совершенная замкнутая в себе ситуация. Никакого конфликта для развития.

Ева, как любая нормальная женщина, скучала в раю. Она бесцельно бродила по природе и от этого безумно уставала. Раз устав, она прилегла под тенистым деревом. Она рассматривала чистое небо со свеженародившимися звездами, которым несть числа. Считать их Ева не умела, поэтому они быстро ей надоедали своим мельтешением. Взгляд ее соскользнул под крону дерева, под развесистые ветви, на серебристую гладь ствола. Вдруг она заметила чудные полоски, которые украшали ствол. Украшения Ева любила. "Адам - сказала Ева - Посмотри, что это такое? Иди, спроси у Бога - нашей бесконечной мудрости." Адам был не любопытен, но уперт: сказано - сделано. И пошел Адам к богу. "Это вехи моего творения, чтоб не перепутать последовательность, какой день за каким идет. Знаешь, работаешь, работаешь, потом себя не помнишь от усталости. Вот я и сделал зарубки на память. Не обращай внимания. Меньше знаешь, лучше спишь" - ответил уставший бог сгоряча. Потом он об этом конечно пожалел, но слово не воробей…

Адам был не дурак, он ведь был создан по образу и подобию. Он тоже решил оставлять зарубки на стволе, чтобы считать дни - все ж веселее, чем жить в безвременье. Чиркал он, чиркал палочки, много начиркал и удивился: так много дней прошло, а ничего не изменилось. Все по-прежнему бесцельно бродят, и ничего поступательного не происходит, только один Адам добавляет палочки на стволе. Тогда Адам решил обозначить совершенно пустые дни кружочком. Получилось красивее. Ева заметно повеселела и похорошела: она тоже решила нарисовать палочки и кружочки. Но, по обычной женской недальновидности, она рисовала их на том , что близко лежит, на себе. Теперь было не так скучно: мелкие животные в испуге шарахались при ее появлении. Это было забавно. Потом человеки стали соревноваться: кто лучше и быстрее нарисует. Дальше - больше: кто страшнее, кто смешнее, и так далее. Животные в раю совсем обезумели от страха и стали бегать стаями и табунами, пугая уже себе подобных. В общем, началось настоящее веселье. На этом изменяющимся фоне Адам и Ева стали партнерами. Они уже договаривались, что кому рисовать и по какому поводу. Конечно, они не совсем доверяли друг другу и иногда мухлевали. "Ты этого не сделал, а нарисовал". Или. "Адамчик, ты забыл нарисовать". Неожиданно они обнаружили, что у них есть память. Память была нарисована на дереве. И долгими вечерами они сидели под деревом и вспоминали: А помнишь?.. Это был ты. Посмотри, вот твоя зарубка. В этих непрекращающихся забавах они совсем позабыли о боге, который дремал на границе познания. Им казалось, что они прекрасно обходятся и без него. Во всяком случае, без него веселее.

Бог неожиданно вынырнул из-за куста. Глаза его метали молнии, а из груди вырывался рык, подобный грому. Адам и Ева потеряли дар речи и ничего не могли возразить на божеские претензии.
- Что за веселье без меня тут устроили? Развели тут, понимаишь, содом и гоморру. Всех животных переполошили и перепутали. Беспорядок, одним словом.
- Ты зачем испортил мое дерево? Где мои семь дней? Все перепутали, переписали, закрасили!
- Иди отсюда - сказал бог Адаму. Еву он в упор не замечал.
Растерянный Адам, спотыкаясь, поплелся вон из рая. Еве стало так жалко его, что она, похватав все свои юбки, бросилась вслед за ним. Лучше с ним, чем жить в бесконечном раю с кисельными берегами, - с ним веселей.
"Ах вы, неблагодарные дети! - погрозил им вдогонку бог - Иш ты, обиделись, ушли. Даже не обернулись. Бросили меня одного".  С этими словами он вознесся к облакам. Засел там, украдкой наблюдая за людьми и лица своего им не показывая: пусть знают, что за все надо платить. "Еще вернетесь, в ножки поклонитесь".
Перепуганные Адам и Ева пошли по необработанной богом каменистой земле голодные и холодные. И заплакали они горькими слезами и стали звать бога: Бог, для чего ты нас оставил?! Но бог им не отвечал и лица своего не показывал, из вредности. Так люди постепенно забыли лик божий и как его зовут.

А кому работать? Кому нас кормить? Тогда, не долго думая, Адам и Ева решили завести детей: Авеля и Каина. Один занялся животноводством, а другой растениеводством. Жизнь людей на земле стала налаживаться.

*
Слово, которое было в начале мира, легло в начала культуры. Ведь культура есть человеческая необходимость в осмысленном преобразовании природы. Бог дал, конечно, промашку, рассказав человеку что да как. Но обратно слово в рот не засунешь. Поэтому неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Если наша культура кривовата, то мы знаем,  к кому предъявлять претензии.
*
Дерево, которое посадил бог, и под которым Адам и Ева весело проводили время, называлось орех. Но, когда бог увидел, что все оно изрезано и изрисовано, то, поперхнувшись, вымолвил: "грех". Отсюда и повелось называть испорченное и неправильное грехом.
*
А прелюбодеяние? - спросите вы. Так, прелюбодеяние - это грех стада, а не человека. Это
животному нужно блюсти чистоту породы, чтоб обезьяна не стала лошадью. А человек -он же человек, хоть беленький, хоть желтенький, хоть черненький.




Часть 2.

Оставим завязнувший в зубах рай и перенесемся в другие сказания, которые повествуют о сотворении человека. Заметим, человека, а не обезьяны, - ну, это к слову.

В достопамятные времена, когда младшие боги самолюбиво взгромоздились на Олимп (отсюда и их название "олимпийские"), узурпатор Зевс, не понятно зачем, решил создать людей совершенно нелогичным способом. Если библейский бог сотворил человека по своему образу и подобию, то Зевс просто слепил человека из красной глины, без всяких там сложных нано-технологий выращивания из ребра.
У Зевса все было незатейливей: сделал человека на верстаке и поставил его греться на солнышке болван-болваном - ни читать, ни писать. Умыл после глины руки и успокоился довольный: Мол, все, дело сделано, гуляю смело.
Этим бы дело и закончилось, и нас бы с вами не было, и не было бы нашей грозной цивилизации, но... У Зевса был дядя, который был старшим богом, титаном. Его звали Прометей. Не знаю уж почему, но Прометей явно строил козни против существующего режима. Так сказать, бог - диссидент.
Когда Зевс пошел гулять, Прометей решил испортить то, что сотворил своими собственными, божественными руками Зевс. Мало того, что он решил "улучшить" творение! Он еще на всех углах кричал, что это он сделал человека, а Зевс только повторил его уникальный эксперимент. Так что, мы до сих пор не знаем, кому мы обязаны своим происхождением. Точно знаем, что происхождение наше божественное. Потом, именно народ называет своих героев. А Прометей, не промах, живо смекнул, как остаться в памяти народной, которая его может возвеличить. От богов же не дождешься благодарности.

Кажется, Прометей больше любил людей, чем богов. Он проводил с людьми все свое свободное время: играл, забавлялся, учил ремеслам. Но и этого ему показалось недостаточным. Он решил одарить людей божественным огнем, который он стащил с Олимпа, буквально умыкнул из-под носа. Я думаю, что сделал он это из вредности, чтоб насолить Зевсу, который не очень внимательно следил за своим хозяйством.

Что это был за огонь - не понятно. Только глиняный человечек, обожженный этим огнем, стал крепче, закалился. И когда Зевс решил уничтожить человека водой, человек не исчез, не растворился. Даже больше. Наученный неповиновению мятежным Прометеем, человек перестал подчиняться Зевсу и занялся выживанием с применением искусства. А искусство - это вам не веревки вязать. Начали строить парфеноны всякие, афродит ваять и сочинять про небожителей всякие нелепицы, чтобы все знали и другим передавали. В общем, создавали общественное мнение на века. Вот какую они развили культурную деятельность после потопа!

Зевсу так обидно стало за себя и свою команду: что нет в ней единства, никакой корпоративности, что свои же пакостят и препоны строят. Плюнул он с самой высокой точки горы Олимп на людей и стал искать крайнего, на ком отыграться. А Прометей, вместо того, чтобы сидеть тихо и молчать в тряпочку, ходил, выпятив грудь, и всем рассказывал, что Он и народ - едины. Эти преждевременные лозунги довели Зевса до белого каления в кузнице Гефеста. Метая молнии, приказал он Гефесту выковать большие и крепкие цепи. Гефест печалился, печалился - он не любил конфликтов. Но делать нечего: сковал для двоюродного дедушки великие цепи с антиржавчиной, чтобы долго прослужили.

В те далекие времена о Сибири еще не знали, поэтому Прометея отправили на край земли, на Кавказ. Приковали к скале Прометея цепями, чтоб ненароком не свалился в кавказское ущелье, родственник все-таки. Иногда к нему в гости на Кавказ прилетал орел и выклевывал печень. Печень потом заживала. Периодически операция на печень повторялась.
Все-таки гуманные были боги! Прометей в ссылке наверняка исходил желчью, вспоминая своих родственничков. А они ему печенку постоянно восстанавливали. Потом, он же вынужденно постился, жирного и жареного не употреблял - а это здоровое питание.
Зевс, он тоже психом был. Наверняка и у него печень тоже пошаливала, учитывая его разгульный образ жизни и нервотрепку по управлению делами, да и семейные дрязги... Но ведь никто не побеспокоился о его печени! А о Прометее беспокоились. В конце концов, на Кавказ пришел Геракл и освободил Прометея.
"Пойдем, дедушка, со мной гулять, я домой не вернусь. Ну их, скучно. Того нельзя, сего нельзя". И пошел Прометей с Гераклом к людям жить навсегда. А у людей, греков, уже была высокая классика, Афины, Перикл и много чего интересного. Не то, что на ветхом Олимпе с его развалинами - ни от ветра, ни от дождя не укрыться.

И мы бы с удовольствием пожили бы какое-то время в античности. Правда, с Гераклом за одним столом оказаться не хотелось бы - псих он был ненормальный, как и его папаша Зевс.

Так что, Прометей оказался хитрее всех. Он пожал то, что посеял. Посеял культуру, пожал комфорт на старости лет. А богов с Олимпа как ветром сдуло, кто же будет жить в таких нечеловеческих условиях!?

Человек опять оказался испорченным, как и в случае с расшалившимся Адамом. Человека боги недоглядели, распустили, пустили на самотек, отнеслись несерьезно. Упустили процесс, одним словом.
Можно ли сказать, что культура  - это испорченная природа?
Обернувшись на отвернувшихся богов, мы скажем: Новая природа.






Часть 3.


Почему Освальд Шпенглер назвал греко-римскую античную культуру «аполлоновской», а западную «фаустовской»? Но ведь Греция и Италия – это западные страны? Тогда почему разные определения? Для того чтобы понять Шпенглера и разделить его позицию, надо вспомнить легенды, связанные с этими именами.

Начнем с античности.
Кто такой Аполлон? Это бог искусств и ремесел. Еще солнечный бог. Его так и называли Аполлон-Феб, прекрасный и ужасный. Мы помним Аполлона Бельведерского в изваянии Леохара. Прекрасного вида мужчина гармоничных пропорций, весь такой белый и невозмутимый. Так вот, когда этот прекрасный мужчина всходил на Олимп, все боги вставали в ужасе. Может быть, по ассоциации с палящим солнцем? Аполлон вершил судьбами людей уже в классический период и если проклинал кого, так до конца времен. Однажды в ветхозаветные времена один царь совершил преступление в храме Аполлона, и тот проклял его самого и все его потомство до седьмого колена. Вся греческая трагедия рассказывает нам историю одного рода – потомков того злополучного царя. Все умерли, в этом вся трагедия. Агамемнон умер, Клитемнестра умерла. Даже Елену Прекрасную Орест как бы заколол, но боги ее своевременно вознесли на Олимп. Много кто скончался. Наиболее яркой, в наших поисках ясного и логичного ответа на поставленные вопросы, является трагедия Эдипа.

История Эдипа.

Царю Фив предсказали, что он погибнет от руки своего сына, который как раз только, только родился. Современный человек только ухмыльнется на подобное заявление не вполне адекватного оракула, тем более, что в те времена вещали с алтаря в основном женщины. А женщины, если они еще и обкуренные фимиамом!…

Короче говоря, приказал царь умертвить своего первенца через выбрасывание его в корзине в голую степь. Пастух, которому выпала суровая участь палача, пожалел царевича и отнес его в соседнее царство. Царства раньше были городами, полисами. Город, и сразу царство! Эдипа воспитали в царской семье, как царевича, - рожденный летать, ползать не может. Мальчик вырос воспитанным в лучших традициях, положительным, благонравным, его так и называли «благородный Эдип». На совершеннолетие, как положено было в то время, он пошел к оракулу. Этот злонамеренный оракул, снова предсказал, что суждено Эдипу убить своего отца и жениться на своей матери. В ужасе Эдип побросал монатки и дал деру, куда глаза глядят. Он был любящим сыном и даже не предполагал, что его приемные родители – приемные родители.

И пошел, поехал по белу свету подальше от них, чтобы не случилось предсказанного несчастья. Надо сказать, что царевичи пешком по дорогам не бродили, а ездили на колесницах. Так вот, на одной из дорог он не смог разъехаться с другим наездником. Дороги тогда были узкие, а нравы суровые. Ни тот ни другой не желал уступать дорогу, а желал проехать первым. Эдип, конечно, мог уступить, тем более, что мужчина был старше его. Но видимо, в те далекие времена уступать старшим - не было знаком хорошего тона. Сначала они переругивались в надежде, что кто-то из них первым уступит. Но оба оказались крепкими орешками, и в дело пошло холодное оружие. Метнули друг в друга копья. Эдип оказался ловчей. Мужчина умер на месте, не сходя с колесницы.

Вот представьте себе, что вы попали в пробку на дороге. Я не предлагаю вам достать копье и даже нецензурно ругаться вам не посоветую, потому что мы люди современные, и хоть мы восхищаемся античностью, но все-таки мы цивилизованные. Поэтому, мы уважаем правила дорожного движения и не пускаем по пустякам в ход огнестрельное и холодное оружие, а ругаемся лишь в салоне машины или в общем хоре.

Поехал гордый Эдип дальше. Ехал, ехал и приехал к Сфинксу, который охранял подступы к Фивам. Он задал Эдипу загадку, на которую царевич быстро ответил, он не дурак был, наш герой. Сфинкс пропустил Эдипа в город, который к тому времени остался без царя, с одной еще не старой вдовствующей царицей. Сильный и отважный Эдип оказался лучшим претендентом на царский престол. И стали царица с новым царем в любви и согласии жить-поживать и детей наживать. Нажили двух детей: девочку и мальчика (у них тоже был печальный конец). Царство цвело, процветало в сытости и довольствии. Но все хорошее, как всегда, когда-нибудь заканчивается: начался неурожай, и в государстве пошел мор. Пошел и пошел. Что с природы взять? Человек в те времена еще не умел управлять природой, а попросту боготворил ее. Что говорить, селекция, хим. удобрения и прочие премудрости древним грекам были неизвестны. А неизвестность рождает тревогу. Вот фиванцы и встревожились: почему, да отчего. Обратились к оракулу. Ну, мы уже знаем, что ничего хорошего от него ждать не надо. Вот он им и говорит, дескать, в городе живет страшный грешник, и даже земля не хочет рядом с ним плодиться. Искали, искали, никого не нашли. Полгорода перебрали – не те. А все хуже и хуже. Оракул вещает, что страшный-престрашный преступник все еще живет в городе. Перебрали вторую половину уцелевших - не те. Остался только благородный Эдип, на него никто даже подумать не мог. И только, когда обстоятельства его приперли к фиванской стене, Эдип догадался, что ужасный и страшный грешник – это он сам.. «Где были мои глаза!? Я не узнал своего отца и убил его на проезжей дороге, я женился на своей матери!» – воскликнул Эдип и выколол себе все глаза. Потом пошел вон, влекомый своей горестной планидой.

Вот какая страшная сила судьбы преследовала древних греков! Как ни бежал Эдип от судьбы, но она его настигла, и древнее проклятие Аполлона прозвучало. Что написано тебе судьбой, то и случится, как бы ты не старался ее избежать и изменить. Ни благородство, ни воспитание, ни хороший характер, ни доброе сердце не спасут от роковой участи. И древние греки постоянно обращались к прорицателям, на всякий случай.

Можно говорить об отсутствии воли, вторя Шпенглеру, ведь что не сделай, все случится, как предписано судьбой. Расслабься и радуйся жизни на теплом Ионическом побережье! Что греки и делали: наслаждались природой и красотой, занимались искусствами и метафизикой. Слава богу, что не всем грекам уготована была страшная участь, и они дожили до наших дней!

Ладно греки, грешные люди, сами олимпийские боги верили в судьбу и так же испытывали ее! Да…

Римляне, античный народ, не менее, если не более, были роковым народом. Что говорить, ведь в основе итальянской культуры лежит культура этрусков. А этруски так свято верили в судьбу, что по результатам гаданий пришли к убеждению, что их время на мировой арене закончилось. Тогда они растворились в италийских народах, как пенистый прибой на берегах Адриатического моря.

Были, правда, скептики и в те времена. Великий и гордый Юлий Цезарь заехал по древней традиции к оракулу (к слову этрусскому), и тот ему говорит, что, мол, в такой-то день ты потеряешь голову. Чтобы этого не случилось надо сделать то и это, на всякий случай. Высокомерный Цезарь легкомысленно отнесся к предупреждению и поехал по своим государственным делам, конечно же, ничего не предприняв в свое собственное спасение. Смелый был человек и хитрый. Но судьбу не обхитришь. Настал тот, злополучный день. С утра ничего не произошло. Днем, направляясь в сенат, проезжая мимо оракула, Цезарь укорил его за неверное гадание, что день пришел, а ничего не случилось. На что оракул ответил Цезарю: «День пришел. Но он не прошел». Что с ним случилось в сенате - все знают. «И ты, Брут…» - все, что успел сказать Цезарь. А что он подумал об оракуле – этого мы уже не узнаем никогда.

Но наступили другие времена, приближающие наш рассказ к культуре Нового времени, которую Шпенглер назвал «фаустовской». Думаем о Фаусте, вспоминаем Мефистофеля.

История Фауста

Одна старая средневековая немецкой легенда о докторе Фаусте, алхимике и чернокнижнике, вдохновила Гетте на написание поэмы «Фауст». В ней он очень подробно и красочно описал жизнь и кончину легендарного доктора. На его поэму мы и опираемся, в попытках понять другого немца, Шпенглера.

В своей мрачной средневековой лаборатории Фауст экспериментировал, пытаясь найти философский камень. Он много над чем экспериментировал. К примеру, пытался сотворить человека, вырастив его в колбе. Что-то у него не сложилось, и в колбе колебался не облеченный плотью слабый дух – гомункулус – недоделанный человек. Ну в каких условиях трудился алхимик, по–нашему, ученый!? В не приспособленных, не стерильных для клонирования условиях, в плохо освещенной комнате, с плохо промытыми колбами. Новую душу в колбу затянул, а тело осталось в амебном состоянии. Это был даже не эмбрион, но он уже страдал и томился в неопределенности бытия.

Фауст пытался примерить на себя функции бога: сотворить новую жизнь неестественным образом (А ведь еще даже и Ницше не возвестил о сумерках богов!). Конечно, у него ничего не получилось, но попытка была сделана. Неудачная попытка. Методы научного исследования тогда были еще несовершенны. Да и денег, наверное, на новое оборудование не было. Фауст плюнул на этот проект и загорелся новым.

Сидит перед колбой, пригорюнился душой и напевает: «И душа с душою говорит…» Вот тут то и подоспел мелкий бес, неудачник, Мефистофель. Видит, что человек мучается в потемках сознания и решает ему помочь. Говорит, что все ему даст, всем поможет, все покажет в обмен, разумеется, на его бессмертную душу. Когда он сам захочет остановить бег своей жизни, тогда он скажет, чтобы его время остановилось, и душа полетит в ад. Фауст воодушевился, размечтался о будущем, о том, о сем… А Мефистофель ему подпевает: «На земле весь род людской чтит один обет свящеееееный… Сатана там правит бал!».

Фауст быстро смекнул, что сделка стоящая, и ну тянуть время! То это захочет, потом другое. Совсем замотал нечистую силу. Сначала вернул себе молодость, потом впал в необузданные страсти, потом ему все надоело, и он начал путешествовать по странам и континентам, по временам и весям. И все ему было мало. Еще, говорит, хочу. Чего и кого он только не видел! И античных богов, и Елену прекрасную, и героев разных, и ангелов, прости его господи! Ну все на свете ему стало доступно! Тогда он сел (правда, Густав Доре изобразил его стоящим) на травку и посмотрел на звездное небо: Куда бежать? Чего хотеть? В общем, созрел человек до мудрости Экклезиаста: «Все суета сует». И выпалил: «Остановись мгновение, ты прекрасно». Пока Мефистофель потирал руки в ожидании своей долгожданной добычи, бог у него из под носа утащил душу Фауста на небо.

 По-человечески, мне в этой истории больше всего жалко Мефистофеля. Трудился черт, как черт, старался, из кожи лез, а в итоге - фиаско. А Фауст покатался на халяву и, обещания своего не выполнив, свалил к богу под белое крыло. Но мораль не в этом.

Выводы из истории Фауста.

Во-первых, сначала Фауст примерял на себя функции бога, а потом очутился рядом с богом.
Сначала он пытался сотворить человека (что всегда было прерогативой бога), потом, он сам распорядился своей судьбой: Когда захочу, тогда и умру.

Во-вторых, когда желаешь остановить время, то попадаешь в ад.
То, что Фауст попадает на небеса, а не в преисподнюю, как ожидал сам, виноват ревнивый бог. Богу, видимо, так понравилась неудача нечистой силы, и что Фауст так долго ездил на ней по паркету, что решил показать верховенство своей безграничной власти, и показал Мефистофелю большой кукиш.

В-третьих, вся жизнь Фауста – это попытка собственным волевым путем перешагнуть границы человеческого, пусть даже с использованием бесовской силы. Он сам хозяин своей судьбы, он сам творец, он наполнен страстью познания… Но не надо забывать, что рядом с безграничным познанием марширует бес.

Теперь сравним поведение Эдипа и Фауста. Эдип ходил по замкнутому кругу, а Фауст рвался вперед. За Эдипа было все решено сверху, а Фауст сам решал, что делать и всех посылал к черту. Эдип и своей жизнью не мог распорядиться, а Фауст с легкостью играл судьбами других людей, чтобы потешить собственное тщеславие и любопытство. Эдип один раз полюбопытствовал у оракула, а мог этого и не делать – все равно все бестолку, а Фауст любопытствовал всю жизнь и никто ему был не указ. Эдип был добрым, милосердным, а все равно стал великим преступником, помимо своей воли. А Фауст был холодным, рассудочным, порой жестоким и циничным убийцей, а за все это его забрали на небеса, как бы в знак благодарности. Вот вопросик: И где справедливость? Это вам не старушку обухом по уху и потом на каторгу…

Короче, античная культура – замкнутая, зацикленная и совершенная, как сфера, а «западная» динамичная, векторно-направленная. Одна спокойная, другая мятежная. Одна наполнена любовью, другая рассудком. Одна уравновешенна в гармонии, другая страстная, жаждущая. В одной все заранее решено богами, в другой решение принимает сам человек. Одна наполнена покорной верой, другую пронизывает скепсис. В одной человек – игрушка в руках богов, в частности Аполлона, в другой, Фаусту сам Черт оказался не брат.