***

Ире К*** посвящается
Дорогая Ира, эту книгу я писал, вспоминая о тебе, поэтому повествование тебе покажется знакомым. Думаю, что ты не будешь строго оценивать мой простой слог, тем более что это проба пера. Всё написанное здесь я просто старался перенести из своих воспоминаний, которые долго не давали мне покоя, на бумагу. Так что получилось своего рода облегчение души. Ты же говорила, что я мало рассказываю о себе, так вот попробуй понять, какой я есть на страницах этой книги.

Глава 1. Как всё начиналось
Как я устал в этом году от работы, и как долго я ждал, когда же можно будет, наконец, отдохнуть. Баланс сдан, но работа не отпускала меня. Постоянные поездки, встречи, переговоры и обыкновенный трёп довели мой мозг до полного опустошения. Я просто начал забываться, "тормозил" по полной программе. Я не вытерпел и сказал, что всё – с понедельника в отпуск, но не тут-то было. Ежедневно ко мне приезжал Олег, посвящал в проблемы фирмы, спрашивал советы. Мои нервы начали сдавать. Более того, Илюха меня "обрадовал", что с путёвками на турбазу облом. Предложил, правда, ехать на теплоходе до Санкт-Петербурга, но такой отдых не по мне. Я был в замешательстве, я не знал, куда сбежать на время отпуска, но знал, что в городе оставаться нельзя.
Как-то, перебрав пару газет с бесплатными объявлениями, я случайно наткнулся на туристическую фирму, которая предлагала конные походы по Алтаю. Поход! Это как раз то, что мне нужно. Мы встретились с Илюхой на Минина и пошли искать областной туристический клуб. Но когда мы туда пришли, то оказалось, что поездки по Алтаю организуются только с середины августа, как раз тогда, когда заканчивается мой небольшой отпуск. Вместо этого нам предложили только походы на байдарках по рекам Лух и Керженец. Я бы согласился уехать и туда, лишь бы уехать. Но Илюха сказал, что это слишком банально и не интересно, подавайте ему Алтай. Мы развернулись уходить, и когда уже спускались по лестнице, нам из окошка закричала девушка, продававшая путёвки: "Подождите, вернитесь, пожалуйста". Она вспомнила про горящую путёвку на Урал на плотах. Там как раз не хватала нескольких человек до полной комплектации. Урал – это далеко, экзотика, горы, экстрим. Едем!
Мой родители, услышав о том, что я уезжаю с Илюхой на 14 дней на Урал, не долго думая, решили отправить туда мою младшую сестру Катюху. И у Катюхи сразу же возникло желание поехать в поход. "Она едет не с тобой, считай, что вы едете отдельно". "Спасибо, обрадовали!". Не хочу описывать, в каком ужасном настроении находился я весь оставшийся вечер. Путёвки были куплены. Через день уезжаем.

В 12:00 должен был отправляться автобус. Нам предстояла долгая (36 часов) дорога до поселения Старосубхангулово или, по-местному, Бурзян (примерно 450 километров от Уфы в сторону Уральских гор). Без двадцати двенадцать мы со своими рюкзаками были уже у клуба. Погода была замечательная. Из-за небольших облаков на небе, день казался не таким жарким. Хорошая погода в походе никогда не помешает, всё-таки на улице жить две недели. Так что солнце с утра – это уже залог удачного дня.
Здание клуба напоминало покосившийся от старости сарай, с обвалившейся местами штукатуркой. Причём первого этажа здания не было, вернее этаж-то был, но он был бы настолько стар, что осел наполовину в землю, и спросом посему не пользовался. Лестница на второй этаж находилась прямо на улице, под ней была ещё какая-то низенькая дверца, а рядом стоял старый, горбатый запорожец. Мы поднялись в помещение клуба и с облегчением поставили наши тяжёлые рюкзаки на пол. В одной из комнат уже толпился народ, нам сказали, что автобус задерживается, потому что двух человек, живших на Бору, клуб неправильно оповестил о времени отъезда. Так что нас попросили подождать часа два. Ну, это так естественно для России. Два часа – это не опоздание, а небольшая задержка. За это время мы успели выпить по полтора литра пива в баре напротив, прогуляться до Кремля и проголодаться. Нет, всё-таки ждать это трудное занятие. Тем более что ты чувствуешь всю непредсказуемость предстоящего отъезда, и на душе как-то неспокойно. Хотя с пивом можно даже и не думать об этом. Расслабься и отдыхай. Ну, подумаешь на два часа позже выйдем, какая разница всё равно две недели балдеть. Так мы сидели и скучали в кафе на открытом воздухе, лениво поглядывая на проходящих по улице прохожих, зелёные верхушки огромных тополей над нашими головами, и лестницу клуба, на которой возился какой-то мужик лет сорока. Не помешало бы сейчас познакомится с коллективом, так сказать, туристической группой, всё-таки две недели с ними общаться. Тем более что пиво закончилось. Вон мужик всё рюкзаки куда-то перетаскивает. Может уже пора? Как выяснилось позднее, на лестничной площадке был руководитель нашей группы. На вид он был турист тот ещё: в зелёном платке-бандане на голове, в джинсовых шортах и клетчатой потёртой фланелевой рубахе, надетой поверх футболки. Было видно, что его униформа выдержала уже ни один поход. Эта одежда, подчёркивала стиль его жизни, называвшийся гордо "Турист". Хотя в последнее время слово "турист" стало терять своё первоначальное значение. Теперь туристы уже не те. Современные туристы сейчас предпочитают отдых на море, эдак где-нибудь на солнечном побережье Анталии. А человека с огромным рюкзаком за плечами правильнее назвать, наверное, "походник", то есть человек, который ходит в походы. Ну, то есть это такой авантюрист, вроде нас с Илюхой, который предпочёл вместо того, чтобы валяться где-нибудь на пляже в Анталии, едет чёрт знает куда, чёрт знает зачем, и чёрт его знает… вообще… кто он такой. Походник, короче.
Так вот это самый походник, звали, кстати, его Николай, познакомился с нами, надо сказать, делово: заставил меня с Илюхой перекладывать наш провиант – картошку в сарае, а Катюху – хлеб. Так что можно представить, какое расположение он произвёл у нас со своей стороны, к тому же дал нам несколько (это только начало) советов как лучше произвести перетасовку картофелин из одного мешка в другой. Мне сразу же захотелось послать его. Хорошенькое начало, а мы вроде бы отдыхать собрались?
С картошкой мы справились быстро и снова поднялись по скрипучей лестнице на верх, чтобы узнать, а что это там делают остальные?
Остальные члены... нашего похода, которых мы увидели в клубе, были две девчонки из Петербурга – впечатление ещё более удручающее из-за их просто отпугивающей внешности. Я их даже не буду описывать, не хочу. Так что мы быстренько убежали, пока нас снова не заставили что–нибудь делать в бар напротив лечится пивом. "Куда мы попали?", "А ты что думал, все туристы такие. Суда же едут одни отрешенцы общества". "Еще не поздно сбежать отсюда". Идея "Сбежать" приходила к Илюхе в голову уже второй раз за этот час, но какая-то невидимая сила всё-таки удерживала его. Я мог предположить, почему он всё-таки ещё здесь. В общем-то и бежать ему было не куда. Со своей девчонкой он поссорился, да и в городе ему делать нечего, так что надо ехать, тем более не пропадать же путёвкам-то. Надо было раньше об этом думать. 
Конечно, мы ехали по своей воле. Мне уже давно хотелось уехать куда-нибудь, чтобы вовсе не видеть людей, уединиться в лоне дикой природы и забыться. Накануне у меня даже возникало желание вовсе уехать подальше в лес на берег реки хоть одному, ну на крайней случай, с Чарой (моя собака – на Урал не поехала), и жить там, в полном неведении об окружающем мире, с утра до вечера рыбачить и отдыхать у костра. Урал же я представлял себе совершенно диким местом, где в лесах бегают волки и медведи, а рыбу из реки можно вытаскивать руками. Туристы там ходят в накомарниках, а по утрам иногда может выпасть снег, даже в августе. Так мне рассказывали те, кто уже был на Урале. Но Урал большой.
Нет ехать одному, конечно, скучно, даже с Илюхой я бы, наверное, на второй день домой сбежал, поэтому в глубине души я надеялся, что среди туристов, которые поедут с нами будут всё-таки красивые девчонки, и пропахшие костром интеллигенты, с душами бардов… Хотя, когда Илюха ещё в клубе в субботу спросил: "А девчонки с нами едут?", нам ответили: "Едут!" "Да? А сколько им лет?", "Да вот, например, 26 лет". "Девчонки???".

"Ну, елки-палки, сколько можно ждать? Уснуть можно. Где этот … автобус?" И вот в этот самый момент "Наконец-то!" приехал автобус – ПАЗик обыкновенный, по латыни не знаю как. "Ура!". Из дверей автобусы вышли двое с Бора. Из здания (сарайчика) клуба начали выползать радостные туристы. Мы тоже подошли. Началась утрамбовка вещей, и формирование своеобразных лежачих мест в задней части автобуса: в промежуток между креслами запихивались рюкзаки, мешки с картошкой и продуктами, а сверху стелились «пеночки» – это специальные походные коврики, которые хорошо держат тепло и мало промокают. Пока все эти мешки таскали, можно было заметить ещё кое-кого новеньких из тех, кто едет с нами. Одна девушка так загадочно посмотрела на меня, что желание убежать отсюда встало… под сомнение. "Вроде бы ничего. Это мне уже начинает нравиться", - думал я, затаскивая очередной мешок, набитый кажется кабачками в автобус: "А какой идиот взял целый мешок кабачков?"
Когда тронулись…, когда двери автобуса закрылись и за окном дома Нижнего стали уползать в даль… Короче, шеф распорядился, чтобы все заняли свои места и не бегали по автобусу. Мы с Илюхой и не собирались бегать, просто хотели развалиться на мешках в задней части автобуса, но этот гад попросил нас пересесть на кресла, поэтому мы с Илюхой и Катюхой заняли купе в передней части автобуса. К нам подсела та самая девушка, которая так загадочно посмотрела на меня около клуба. Не помню, как я узнал её имя, звали её Ира. "А она мне нравится". На остальных было страшно смотреть. "Я, наверное, не выдержу и кого-нибудь из них прибью в походе – уж больно они все …". Всего в автобусе ехало двенадцать человек, не считая водителя и его жены, которая исполняла роль помощника (штурмана), и лежала на кресле сбоку от меня, эротично вытянув ноги на переднюю панель ПАЗика. Надо заметить, что наш водитель был хоть и хачек, но шоферил неплохо и был, на мой взгляд, не худшим представителем своей нации. Его жена (русская, а может и не жена) мне тоже понравилась, по крайней мере, она украшала скучное моё пребывание в автобусной тюрьме своим присутствием, хотя не скажу, что была красивой, но какую-то из моих знакомых она мне напоминала. Но не будем отвлекаться на посторонних, сначала надо оценить тех, с кем нам предстоит скоротать отпуск, или вернее тех, кто будет терпеть нас с Илюхой весь свой отпуск.
Сбоку от двери сидел представитель сильных меньшинств – очень интересный тип. Он был в очках, и походил на Шурика из "Кавказской пленницы". Звали его Гоша. Дальнейшее путешествие присвоило ещё несколько имён этой легендарной личности. Первым именем одарил его Илюха – Дабл-Ду (предложено было писать Это как Double-du) "Почему Дабл-Ду?", "Ну, это вроде как Двойной…, Двойной Дебил, … ха!". Второе название прозвучало из философского высказывания самого авторитета – Экспонат, не помню, когда он так сказал, но слово "экспонат" у меня запало в голове. У него были ещё и другие прозвища: Капитан Титаника, Тормоз, …, но всё же из человеческого уважения его звали Гоша. Поначалу я подумал, что он пьяный, к тому же он частенько потягивал из бутылки какую-то жидкость, и вёл себя необычно: говорил протяжно и ломано, пошатывался даже сидя, а когда вставал, то его просто кидала в двигающемся автобусе, ну точно, пьяный. Позднее я узнал, что этот человек больной. Он заново учился ходить после серьёзной аварии, а до этого он работал начальником отдела на бирже. Он сидел один, ел бутерброд с копчёной колбасой, воняя ей на весь автобус, но есть одному скучно, поэтому он стал предлагать его сидящим сзади девушке и парню. Те явно отказывались, но он предлагал всё настойчивее, что те приняли его только из вежливости. Сидящих позади Гоши, звали Татьяна и Аркадий. Это были те самые ребята, из-за которых мы так долго торчали у клуба, и ждали "когда же приедут эти борские"?. Татьяна была белобрысая девчонка приличной наружности и неопределённого возраста старше двадцати, одетая в спортивный костюм и кроссовки. Она о чём-то разговаривала с Аркадием и улыбалась. Аркадий был кучерявым высоким, широкоплечим, но худощавым, весёлым парнем, с необычным голосом.
За нами сидела ещё одна парочка: Саня и… его мать… Лена – о них позднее. Мне сразу же в голову полезли пошлые словосочетания, которых забракует первая же цензура. Великого русского писателя Горького и то цензура не пропустила с его  "Матерью".
Мы с Илюхой стали разгадывать купленные ранее кроссворды, не обращая внимания на редкие подсказки Ирины. Мне хотелось с ней познакомится, но я подумал, что ехать ещё долго, успеется, а не получилось, она ушла назад отдыхать на сооружённые ранее лежанки и больше к нам не вернулась. Правда, оттуда я пару раз замечал её взгляд в мою сторону: "Ладно, время ещё будет, чтобы познакомиться с ней". Впереди две недели чего-то необычного и манящего.
Пока ехали, Илюха рассказывал о том, как он бежал утром от Кстово до дома (в рифму) – это примерно километров десять. В субботу была вечеринка, на которой собралась самая крутая часть нашей институтской группы: Саня, Олег, девчонки, даже Наташка там была. Короче была большая пьянка, на которой я, слава богу, не присутствовал. Всё это происходило на берегу Волги. Пили всю ночь. Водки было много, Илюха даже спёр оттуда бутылку, убежав в шесть утра.
Дорога тянулась бесконечно. Мы пытались играть в карты, даже в шахматы с Илюхой, разгадывали кроссворды, но всё это так быстро надоедало, поэтому приходилось просто смотреть в окно на пролетающие мимо посёлки и деревни нашей области. От такого время препровождения закрывались глаза, и хотелось спать, но спать было невозможно из-за ужасной тряски автобуса.  К тому же от постоянного нахождения в сидячем положении болела (извиняюсь) задница, так что при каждой остановке на заправке или зелёной стоянке вся группа быстро вылетала из автобуса сходить в туалет и размять ноги. Не понятно почему, зелёную стоянку некоторые умники нашего похода прозвали green peace, хотя это переводится дословно "Зелёный мир", может быть по аналогии со словом green place – "Зелёная стоянка".
Уместно рассказать о тех приключениях (без тяжёлых последствий), которые произошли с нами в дороге. Их было немного, и все они были довольно банальными. Во-первых, прохождение экологического контроля в Татарии (так бы и написал это слово с маленькой буквы, насколько мне опротивело гостеприимство татар). Кстати, вспомнился анекдот. Татарин возмущается: "Вот почему вы русские так не любите нас татар и говорите, что незваный гость хуже татарина? Надо говорить иначе – незваный гость лучше татарина". Ну, это так, лирическое отступление.  Второе происшествие тоже было в Татарии, когда нас остановили за превышение скорости – всё бы нечего, но это произошло в 12 ночи. Из кустов вылезла машина с не спящими и вечно бдящими татарскими гибддунами (классное название им придумал Илюха?) – водителю пришлось заплатить штраф.
Была уже ночь, когда мы остановились на шестичасовую стоянку где-то на трассе, немного не доехав до Набережных Челнов. Шофёру нужно было поспать. Я лежал на кресле на спине, свесив ноги на какие-то тюки с провизией, и смотрел на звёздное небо через автобусное стекло. Романтика. Ночь. Поле. Звёзды. Па-ааазик. Остальные "спали" не лучше. Вернее сказать не "спали", а лежали и молча ждали, когда же настанет утро.
Как только взошло солнце, мы снова тронулись в путь. Немного проехав от того места, где нас остановили ночью, нас остановили вторично, правда, безо всякой на то причины. Если не ошибаюсь, это было часов в шесть утра. Ну, не нравится татарам номер 52, для них известна только цифра 16. (Это код их региона). Ко всему прочему нашему удовольствию от встречи с гостеприимной Татарией шофёру пришлось заплатить 50 рублей за проезд через плотину в Набережных Челнах. Так что мы были так счастливы, когда покинули границы злополучной Татарии и приехали в Башкирию.
Уфа встретила нас тёплым солнышком, обшарканным автовокзалом, узкоглазыми полу русскими башкирами. Здесь у нас была двухчасовая остановка. Естественно, мы побежали что-нибудь купить себе пожевать, но бежать пришлось далеко. После продолжительных поисков мы нашли какую-то стрёмненькую кафешку, где купили хот-дог и пива местного разлива. Полтора литра пива взяли с собой в дорогу, чтобы облегчить наше муторное путешествие.
Илюха всё рвался исследовать город. Недавно он съездил в Ярославль и был после этого разочарован своим родным Нижним Новгородом. Так что хотел узнать за 20 минут как можно больше об Уфе. Меня же тянуло на другое. Мы с Катюхой оставили Илюху где-то в поисках местных достопримечательностей и пошли к автобусу, к которому потихоньку подтягивались наши походники-водники. Хочу заметить, что слово "водник" можно рассматривать с двух первоначально образующих его слов: "вода" – в смысле сплав по рекам, по воде, и "водка" – ну тут даже и объяснять не приходится и так всё ясно, иногда можно встретить другую разновидность туристов – турист-вводник... Но тут я отвлёкся.
На пороге какого-то государственного учреждения, около которого остановился наш автобус, сидела Ира и курила. Я подошёл к ней и, присев рядом, поздоровался. Она была ещё красивее, чем вчера. На ней были короткие жёлтые шорты, белые кроссовки, и мужская полосатая бело-синяя рубашка. Не успел я с ней познакомится, как откуда не возьмись, появился Илюха с плюхой и с пивом. Илюха угостил Ирку плюшкой и пивом, а она нас конфетками. Так произошло первое официальное знакомство с самой симпатичной девушкой нашего туристского общества. Она, как и мы, была студенткой Лобача, правда, бывшей (уже закончила) студенткой биофака. Как оказалось, жила она в одном доме с Илюхой, но раньше они не когда не встречались, даже не видели друг друга, причём одна из подруг Ирины жила этажом ниже Илюхиной квартиры - просто удивительно. Соседи, познакомившиеся друг с другом за полторы тысячи километров от дома – это одна из прелестей похода.
В Уфе к нашей группе присоединились ещё две девушки. Я думал, "пусть хоть бы одна из них была красавицей". Но … Женя поначалу показалась мне башкиркой из-за её загорелой кожи и совсем некрасивой. Она мне напомнила нашу преподаватель в техникуме Марину Васильевну – тоже заядлую походницу. Женя была нехуденькой девушкой среднего роста с чёрными, завязанными в хвостик волосами, и достаточно внушительной грудью. На ней была жёлтая футболка и чёрные джинсы. Она явно торопилась на автобус, потому что никак не могла отдышаться войдя в него. Наташа – наш руководитель по спелеологии мне понравилась больше. Она по габаритам была такая же как и Женя, с русыми волосами и в очках. Она села рядом с нам, чтобы можно было объяснять водителю дорогу. Мы с Илюхой начали о чём-то её расспрашивать, пока не проветрилось пиво, потом она мне надоела и мы все усталые ехали молча, гладя в окно. Мне хотелось уйти назад, где была Ирка, но как-то не получалось, а когда я всё же вырвался назад поспать полчасика, Ирка тут же ушла, освободив место мне и другим лежебокам. Вот так всегда.
Последние 450 километров пути я досиживал уже с большим трудом. Хотелось поскорее на волю. Задница просто затекла от постоянного сидения. А голова клонилась набок, на дребезжащее стекло, спать на котором было невозможно, но, не смотря на все эти неудобства, я всё же немного поспал, а когда проснулся, то вокруг были уже горы. Горы!
Вечерело. Мы остановились на зелённую стоянку около придорожного ручья, умылись, взбодрились, подышали свежим воздухом. Наконец-то Урал. Ехать оставалось ещё около двух или трёх часов.

Глава 2. Первая ночёвка
На дороге то и дело попадались бесхозные коровы, их было там столько, сколько у нас собак. Водитель постоянно нервничал, пытался им гудеть и яростно ругался. Нервничал он ещё и по другой причине. Турклуб, который его нанял, дал неправильную информацию о маршруте, так что денег на бензин не хватило, их пришлось добавлять Наталье. Но, в конце концов, финансовые трудности были решены. Дорога катилась, то и дело петляя среди горных откосов, то поднимаясь, то опускаясь, и солнце тоже то показывалось, то снова пропадало, погружая нас в тень каменных стен. Несколько раз можно было увидеть, не понятно откуда появившуюся в этих забытых цивилизацией местах, лучину железнодорожных путей, которая так же не известно куда пропала. Все эти обстоятельства сводились к одному. Уже вечер.
Когда путешествие затягивается и неизвестно, как пройдет ночь, да ещё вдали от дома и особенно, когда устал, у меня возникает странное чувство какого-то дискомфорта. Это чувство мне ощутимо ещё с детства, когда я был с бабушкой в деревне. Днём я там был чем-то занят и особо не скучал по дому, а вот под вечер, когда солнце уже заходило за горизонт, и алый закат так грустно окроплял небо, мне становилось так одиноко, что тошнило и хотелось плакать. Так и в этот вечер, когда мы ехали, а дорога всё не кончалась, было как-то тоскливо. А может, это была просто дорожная усталость? Радовало только то, что я был всё же не один.
И вот, когда солнце уже окончательно опустилось за склон горы и стало совсем темно, показалась долгожданная деревня. Автобус пробирался по улицам деревни с включенными фарами, вызывая интерес деревенских детей, и старушек, сидевших на скамейках возле своих домов. Проехав деревню, мы переехали через насыпной мост через реку Белую, и оказались на большой поляне. Это была дубрава. С каким радостным чувством свободы все выбежали из автобуса. Ночь была тёплой. И что особенно меня обрадовало – не было ни комаров, ни мошек абсолютно. Наш хачик, уже было решил сорваться в обратную дорогу, но его коллективно отговорили от этого опрометчивого поступка, так что он, сам довольный, что благополучно добрались, остался до утра, напоследок устроив нам небольшое прощание с цивилизацией. Его автобус доброжелательно осветил нам фарами поляну на полчаса, чтобы мы успели разобрать вещи.
Следует, наверное, сказать, что уже с этого момента, в наше неформальной организации возникло раздвоение лидерства. Первый лидер – шеф предложил ставить палатки у сваленного дерева, неподалёку от автобуса, чтобы не таскать далеко рюкзаки и мешки, но Наталья, воспользовавшись поддержкой некоторых индивидов, особенно слабого пола, отошла на расстояние 200 метров к другому дереву, мотивируя это тем, что на выбранном ею месте был лучше спускаться к воде. Шефу пришлось первый раз смириться с настырной девушкой.
Какой же это было оплошностью с его стороны. Передав свои полномочия нахальной девчонке, он тем самым дал повод раскола организации свободных туристов на два воинствующих лагеря. Что в походе просто не допустимо. В дальнейшем такой раскол послужил многим несправедливым неурядицам нашего путешествия. Ведь единоначалие при демократическом коллективном управлении – это единственный, на мой взгляд, способ управления обществом. Но не будем вдаваться в теории организации процессов, тем более в такую прекрасную ночь.
Мы расположились на самом берегу реки, так что был хорошо слышен шум, создаваемый течением. На противоположной стороне чёрным пятном висели горы, выше которых проглядывала луна, и мелкие Уральские звёзды.
Первая расставленная в ночи палатка принадлежала, конечно, Наталье. Пока остальные перетаскивали вещи, разжигали костёр, она преспокойненько собирала свою палатку. Я поначалу думал, что палатки будут десятиместными (как у наших Дзержинских походников), и расставлять их будут внегласные руководители, хотя бы помогать их расставлять, ха, … я ошибся. Палатки пришлось ставить самим. "Да без проблем! не впервой". Нам (мне, Илюхе и Катюхе) досталась трёхместная палатка. Но то, что я увидел, не могло называться этим высоким словом "палатка". Тент был, … и всё. Вместо внутренних стоек пришлось использовать вёсла от плотов. Так как топора в темноте не нашли, то колышки пришлось резать ножом из палок, которых не так-то просто было отыскать в темноте, хорошо, что были фонарики. Хотя те, кто были в лесу ночью, поймут, что значит расставлять палатки с фонариком Он освещает лишь на шаг перед тобой и всё. Забивать колышки палаток пришлось камнем, вот вами и экстрим. Причем не только нам досталась такая палатка. У остальных они были не лучше: три двухместных заняли попарно Татьяна и Аркадий, Ирка и Женька, Юлька и Танька из Санкт-Петербурга. Эх, колхозные-турклубные палатки – гордость Российского экстим-туризма.
 Остальные туристы оказались умнее, они приехали с собственными переносными коттеджами. Но, в конце конов, все палатки были расставлены, и распределены. Захочешь поспать, вывернешься из себя, но палатку поставишь, даже на ощупь. Все справились с этой задачей отлично, даже все спальники были найдены. Вот как все хотели спать. Но туристы хотели не только спать, но и есть. А голодный турист, страшнее голодного медведя. Ужин, на который я и не рассчитывал, всё-таки состоялся. Как и кто искал продукты в такой темноте, я не знаю, меня с Илюхой заставили собирать ветки для костра. Так что каша с тушёнкой и чай были быстро приготовлены. Более того, компания подобралась, тоже на моё удивление, без завихов в сфере общения. Было предложено и всеобще поддержано отметить нашу первую встречу и успешное завершение сложнейшего этапа пути поднятием тоста. Сказано – сделано. Правда, заседать долго никто не стал. Все так устали, что, выпив подкрепляющие пятьдесят грамм водки, сразу же разошлись по палаткам. "Неужели я могу нормально, по человечески выспаться?"
А спалось в ту первую ночь отлично, точнее сказать, я спал "без задних ног". Ночь была такой тёплой, что можно было спать и без палатки на травке. А нас-то пугали: "Там погода непредсказуема, в июне после жары, наутро может совершенно внезапно выпасть снег, ходят там только в накомарниках, потому что в воздухе летают комары-убийцы". Скажу сразу: снега не было, дождь был, а вот снега … извините, не подали. Погода была просто сказочной. Даже холода не было.
Зато были дежурные, назначенные боцманом. Дежурный – это дармовая рабочая сила для приготовления завтраков. Было решено, что дежурить будут по три человека, а так мужчин было в дефиците, то к каждому  представителю сильного пола прикрепили двух девчонок помощников, точнее, нас – представителей прикрепили в качестве помощников по части разжигания костра к девчонкам.
На завтрак ели какую-то ерунду. Как впрочем, и всё оставшееся время рассчитывать на какие-то особенные деликатесы не приходилось. Апельсины и яблоки закончились уже на второй день путешествия. Зато кашу (крупу) мы недоели и привезли остатки в Нижний – вот вам и экономия. Её ещё и на следующий поход хватит. Консервы в большинстве своём были соевые, что вызвало общее негодование в группе привередливых туристов. Проблема еды преследовала нас (не всех – были и соблюдающие диету, Илюха похудел, например, на 12 килограмм) на протяжении почти всего путешествия. На меня напал просто удивительный жор. Я почти всегда хотел есть, и ничего не мог с собой поделать. Скорее всего, причина тому была неслабая физическая нагрузка, и организм постоянно просил заправки белками, жирами и углеводами. Илюха всё время на меня за это злился и говорил: "Ты что жрать сюда приехал?". Но я не мог просто ничего не есть, и похудеть за две недели на двенадцать килограмм как он, я итак мало вешу.
Солнце светило уже высоко и пекло неслабо. Автобус уехал ещё в шесть утра, пока все спали. Мы стали потихоньку разбирать свои вещи, которых оказалось очень много. Вот за что я люблю водные походы, так это за то, что не надо весь тяжеленный скарб переть на себе. Это же просто убийство, я бы, наверное, так не смог. Одной картошки только было два мешка, не говоря уже о так гадостях как кабачки. Кто-то из клуба точно решил так приколоться над нами.
Вот в чём прелесть водных походов. Закидал всю свою поклажу в плот или лодку, или байдарку и катись себе по течению реки, полёживай и радуйся солнцу, да разнообразию проплывающих мимо берегов.
 Кстати, хочется рассказать о наших плотах. Их было всего два. Они представляли собой большие (десятиместные) надувные резиновые лодки с надувными дугами для натягивания тента, который герметично закрывал в мешок всю его внутреннюю часть. Так что такой плот мог выдерживать небольшой шторм на море и считался спасательным. Но многие туристы облюбовали такие плоты, и частенько использовали их в своих незамысловатых целях (не подумайте только ничего пошлого).
Наши плоты, были довольно сильно потрёпанные (уже видимо не раз использовались). Так что прежде чем поставить их на воду, их нужно было заштопать. Я предпочитаю безопасн…ОЕ плавание. Вот только подумайте, как мы собирались проплыть на дырявых плотах восемьдесят километров. Что смешно? А у нас было тогда не самое радостное впечатление. Плоты заклеивал сам шеф. Я, Илюха и Аркадий дружным отрядом быстренько смылись на исследование окрестностей, с целью знакомство с местными достопримечательностями и аборигенами слабого пола, ну и между делом, чтобы купить кое-какую провизию.
Первая аборигенка лет двенадцати на наш вопрос: "Где тут у Вас магазин", шарахнулась в сторону. Поначалу мы даже подумали, что у них туго с русским языком. "Башкирия это и не Россия может быть вовсе?". Стали думать, как же нам изъяснятся с этим племенем дикарей. Но мы всё же ошиблись. По-русски, хоть и с горем пополам, говорили все. Нам ломано объяснили как, где и что.
В деревне был рынок, где продавались китайские костюмы и прочие тряпки, пару магазинов с разными безделушками, продовольственный магазин, один клуб, который вмещал в себя всё остальное, что каким-либо образом связано с досугом молодёжи. Что мне показалось странным, так что на такую маленькую (человек триста) деревню приходилось большое количество представителей власти. Раза три нам встречались люди в форме. Не трудно догадаться, какая в этой деревне была самая популярная профессия. Даже как-то неуютно становилась. Второй Омон-сити (Первый, как известно, Нижний). Мы искали хлеб, водку и гвозди. Зачем нужны были гвозди, не помню, может, мы искали что-то типа буравчиков, не важно, мы и их всё равно не нашли. А вот хлеб купили на рынке. Водка продавалась только в кафетерии, единственном на всю деревню, где мы ею и затарились. Потом мы долго бродили, знакомились с местными достопримечательностями, пока Илюха не увидел пиво. В такую жару, после такой долгой тряски в автобусе, это было божественно. Выпив пива и, удовлетворив тем самым свою жажду, мы пошли обратно к плотам, а то, как бы там без нас не уехали.   
Мы прошли через удивительный по своей красоте навесной мостик через реку Белая. Почему эту реку назвали Белая, я не помню. Вода в ней была мутноватая, красно-жёлтого оттенка. Коровы тут всякие бродят по берегам, знаете ли, всю воду испоганили. Может, она и была когда-то белой? Как я узнал от Натальи, что Шевчук пел именно про эту реку. Помните: "Белая река, сказки о былом". А может быть Наташка и наврала из-за гордости за свой город Уфу, потому что, если честно, я думал, что под названием "белая река" подразумевается та самая, любимая, то бишь – водка, которой мы купили целую сумку. Всего сумок было две. Одна с хлебом, другая с ней самой. Мы шли и расценивали: какая же из этих сумок тяжелее, и знаете, пришли к выводу, что они равны по тяжести. Только есть одно но. Если случайно уронить сумку с хлебом, ну, всякое бывает, то над тобой просто посмеются, а вот если уронить другую сумку, то думаю, что так просто не отделаешься. Естественно, в лагере нас ждали с распростёртыми объятьями и расспросами, как же, такие люди. Все обрадовались нашим удачным покупкам и успешному возвращению. Был уже полдень.
Пока клеились плоты, мы немного попинали мячик, позагорали, искупались. Гоша там что-то такое непонятное делал у воды. Он вообще был непонятный и его уже с самого начала старались обходить стороной. Пока он там купался к нам в гости пришли местные достопримечательности сельского хозяйства – отличнейшие гуси. Так что возникало желание прихватить одного из них с собой… на закуску. Но туристы всё-таки народ порядочный, так что местные достопримечательности остались бродить своей гусиной стаей по берегу нетронутыми.
У всех было замечательное настроение, правда, Баклан его подпорчивал, доставая всех плотами. Вот тут ему протри, просуши, подкачай, что за человек? Но все отдыхали, а если что-то и делали, то делали это с удовольствием. Что ж надо помочь дядьке-засранцу. Так что, плоты надулись… Нет. Надуться может человек, которого обидели. Плоты накачались… Обратно те то. Накачаться тоже может человек, когда лишнего выпьет. Плоты были готовы к отплытию. Вот! Настал ответственный момент распределения скарба и прочих… тёмных личностей по машинам. Участия в голосовании по распределению плотов и прочих мы с Илюхой не приняли… к сведению. В итоге было произведено следующее распределение: заклеенный плот (в смысле, дырявый и заклеенный, то есть худший из двух, второй плот можно было считать, по сравнению с первым, почти новым) – я, Илюха, Катюха, Женя и два наших демагога Баклан и Дабл-Ду, второй плот – девчонки, Саня и Аркадий, хотя мне больше понравился именно второй плот, и компания второго плата меня больше устраивала. Но пришлось смериться с мнением большинства, тем более что на плоту № 2 их действительно было больше.
Плоты были, наконец-то, загружены и спущены … на воду, сделаны памятные фотографии. Так первый приютивший нас на ночлег берег постепенно удалялся, вёсла шлёпали по воде, и плот медленно продвигался вперёд по течению реки, оставляя за собой полосу волны, которая быстро рассеивалась, унося с сбой всё то, о чём так грустно сейчас вспоминать.    

Часть 3. Мы едем, едем, едем …
Стояла жара (хорошо стояла), хотя было уже первое августа, солнце пекло как в самые тёплые дни в июле. Мы, приехавшие с холода, белокожие, заплесневевшие от сырых кабинетов и квартир, с огромным удовольствием разделись до плавок и загорали под тёплыми лучами уральского солнца. А что ещё делать в такую жару на природе, конечно, загорать.
Наши рюкзаки были спрятаны под тент и прижаты толстыми надувными дугами, так что плот был похож на большой жареный пирог. Мы сидели сверху этого пирога, так что путешествовать было, пожалуй, комфортнее, чем на байдарке – можно было полежать, пересесть на другое место, поиграть в карты. Правда, передвижение по плоту, особенно сырыми ногами было нежелательно, так как страдали чьи-то рюкзаки, и была вероятность, что тонкое, ветхое дно плота могло прорваться. Но это правило посадки-погрузки постоянно претерпевало изменение едким исключением по имени Игорь, который елозил из стороны в сторону, и никак не мог усидеть на месте, постоянно подмачивая репутацию какого-нибудь рюкзака, так что уже с первых минут плавания в адрес Гоши поступали частенько замечания по поводу его неусидчивости.
Мы с Илюхой сидели в передней части плота по краям на боковых бортах, свесив одну ногу в воду. В задней части пота аналогично расселись Баклан и Дабл-Ду, а Катюха и Женькой лежали посередине, хотя и они иногда гребли. У нас на шестерых было четыре весла, что было вполне достаточно, потому что течение хватало для того, чтобы передвигаться с необходимой нам скоростью. Хорошо всё-таки что мы плыли на плотах, а не на байдарках. На плотах можно просто катится по течению, гребя вёслами только для того, чтобы подруливать на поворотах или объезжая камни, а остальное время просто лежать и загорать, наслаждаясь красотой проплывающих берегов, склонами гор и прибрежными зарослями.
  Но по началу у нас плохо получалось даже подруливать. Не смотря на то, что плоты плыли медленно и по своей манёвренности значительно уступали акулам рек – байдаркам, чтобы управлять ими, нужно было всё-таки приноровится. Плот напоминал большого жёлтого бегемота, лениво качавшегося на волнах. Подбиваемый вёслами, поначалу плот не хотел даже разворачивать свои толстые надувные бока в нужном направлении. Пару раз нас даже заносило на берег. Но вскоре искусство управления большим бегемотом подчинилось сильным рукам гребцов. Заносило реже, да и то только на подводные камни сквернословия, потому что поводов для этого было предостаточно: туристы -  народ горячий.
Река долго тянулась, обегая каждую гору своим змеиным, извилистым телом. Деревня давно уже скрылась за поворотом, так что мы целиком погрузились в глушь Уральских гор. До следующей малообитаемой деревушки плыть около сорока километров, так что никакой цивилизации. Плот № 1 с большей частью нашей слабой половины умотал уже далеко за несколько перекатов вперёд, так что его даже не было видно. Как это и не стыдно заметить, девчоночий плот плыл быстрее нашего. Может быть, они так быстро научились грести, что вряд ли, может, у них силы не куда было девать поначалу, и их руки, дорвавшись до вёсел, работали как лопасти катера, а может просто наш плот был тяжелее чем у них, неважно. Нас не особо расстраивало отставание. Куда торопиться, мы же на отдыхе, а не на соревнованиях по спортивной гребле. Поэтому мы больше купались, чем гребли, тем более что вода была как парное молоко. Из воды можно было не вылезать целый день. Плот плыл медленно, догнать вплавь его было легко, так что мы иногда уплывали вперёд плота и лежали на воде, ждали, когда нас догонят, а иногда, уцепившись за верёвку, повисали на плоту и плыли вместе с ним. Река была широкой и спокойной, но не глубокой. Иногда попадались отмели и перекаты. По середине реки можно было стоять по колено в воде, или передвигаться, отталкиваясь руками от дна. Но из-за сильного течения стоять, находясь по пояс в воде на середине реки было очень трудно, да дно было каменистым, так что мель мы не любили и купались только в тех местах, где было глубоко. Илюха даже нырял с плота головой в низ. Я на это не решался, потому что глубина была непредсказуемой, так можно было и об дно башкой шарахнуться ненароком, но его это почему-то не пугало.
Так купаясь и загорая, мы плыли до самого вечера, поэтому проголодались и устали. Жара постепенно начала изнурять. Уже хотелось поскорее причалить к берегу на ночлег, но первого плота так и не было видно. Он видимо далеко уплыл вперёд, так что мы решили подналечь на вёсла, чтобы догнать его. "Скоро уж и темнеть будет, а нужно ещё место для ночлега подыскать, палатки расставить, ужин приготовить." Но подналечь как следует на вёсла, нам пока так и не удавалось. Чтобы плыть ровно, нужно было опускать вёсла в воду синхронно, одновременно с обеих сторон и с одинаковым усилием, мы же просто гребли, каждые кто как мог. Конечно, всезнающий Баклан начал нас учить техники гребли, хотя сам (как он нам признался) на плотах плыл первый раз в жизни. Не обошлось и без комментариев Дабл-Ду. К всеобщему возмущению общественности, именно с его стороны постоянно капали недовольства в адрес гребущих (или загребающих). Ведь техника гребли была освоена Игорем ещё во времена его легендарных походов по Луху и Керженцу, поэтому спорить с ним было бесполезно, как говорится: "Яйца петуха… кого-то там не учат, или не мучат", или что-то в этом роде.
Дабл-Ду никак не мог успокоиться, возмущаясь нашей неумелой греблей. Он постоянно давал Шефу советы по маневрированию, лавированию, и другим тонкостям искусства управления судном. Нам же он командовал с надменной, даже, пренебрежительной интонацией в голосе: "Гребите!". В результате чего, после продолжительных споров с Бакланом по технике гребли и управления судном, был окрещён именем "Капитан".
Дабл-Ду можно было бы посвятить целую главу этого идиотского повествования о сумасшедшем путешествие туристов-отрешенцев,  но писать о нём мне просто лень, так что буду напоминать о нём далее между строк, чтобы разрядить наколённую обстановку экстремального путешествия.
И вот к нашему счастью из-за поворота показался девчоночий плот. Послышались голоса, даже чьё-то пение. Они не гребли и ждали нас. Трое человек купались в воде, поэтому Илюха тоже спрыгнул в воду и поплыл по направлению к купающимся. Скоро должен был быть причал.  Наталья плыла по этой реке уже не в первый раз. У неё была карта и она знала приблизительно где находятся хорошие стоянки. Поэтому все положились на неё, тем более, что как руководитель по спелеологии, она планировала днёвки и походы в пещеры.
Проплыв ещё два поворота, мы решили причалить. "Наконец-то!".
Вот всегда так бывает: не ценим мы время, вечно спешим, ждём, когда же это закончится, а почему? Сейчас вот, например, так хочется вернуться ненадолго в прошлое, чтобы пережить снова все те ощущения, о которых остаются только приятные воспоминания, чтобы снова почувствовать тепло лета, прохладу реки, запах леса, тишину природы. Чтобы снова встретиться с обитателями берега, на который причалили наши плоты.
Берег был высоким, так что тяжеленный скарб с провизией пришлось долго таскать вверх на поляну по крутой тропинке, около которой протекал ручеёк. Мешки с картошкой и моркошкой перетаскивать дальше сил уже не было, поэтому мы и припрятали их в кустах на берегу. После недолгих раздумий плоты тоже были подняты на берег и перевёрнуты для сушки.
Был такой прикол. Так как берег представлял из себя огромную поляну, то все спокойно расположились на ней, выбрав себе места для установки палаток. После прошедшей ночи, палатки мы могли ставить с закрытыми глазами все, или почти все. Как говорится: "В семье не без урода". Схватив первым единственный на всех топор, Игорь долго-долго мучил непокорный инструмент, но безуспешно. Как он возился, расставляя палатку, описанию не поддаётся. Он бегал вокруг неё и, не выпуская топора из рук, постоянно переправлял почему-то всегда сбивавшиеся колышки. В конце концов, все устали ждать, когда же он освободит топор. И его пришлось у него отобрать… насильно. Расставлять палатку ему помогал Баклан, уже без топора. В итог, сложнейшая конструкция палатки всё-таки не выдержала напора двух больших дядь, и замученная невыносимыми издевательствами над собой, палатка была расставлена. Но самый прикол был уже на следующий день, когда во время дневного плавания Дабл-Ду пожаловался Шефу, что Наталья не может выбирать места для ночлега, и что он вчера спал на склоне! … Бедняжка. Я сейчас заплачу… от смеха. Как он умудрился найти скат на такой огромной ровной поляне и поставить палатку под углом, примерно градусов под 15, я не понимаю. Такую логику не разобрать даже после пол-литра. Ему, наверное, действительно спалось не удобно, кошмарики всякие снились… Не мудрено. Спать вниз головой?! Как он ночью совсем из палатки не вывалился, а то бы прямо в реку, или где-нибудь на берёзе повис, пока бы летел с возвышенности берега.
Ну, оставим пока в покое нашего бедолагу Гошу и вернёмся на поляну, на которую мы только что выгрузились. Там другой друг природы – Баклан начал доставать всех дровами. О, это очень важно знать каждому походнику, что такое дрова. Дрова! Теперь каждый из нашей компании, включая даже Санькину маму, знают, что "дрова – это не берёза, и не осина, и не в коем случае не ива, тем более, если на ней ещё и зелёные листики виднеются, – нет, это не дрова – это лес, однозначно. Дрова же это просушенная, то есть срубленная неделе за две назад сосна, лучше, если она к тому же распиленная и уложенная штабелями, понял, Склифосовский?". Вот.
Ну, хватит сказки рассказывать, пора и дело делать. "Все за дровами!!!"
Пока я рубил колышки… ножом… по понятным причинам – топоры в турклубах дефицит, последний ещё из леса не вернулся… с прошлого похода. Да, вот так пошёл в лес деревья рубить и всё, исчез, знаете ли, тайга….Так о чём это я? А рублю, значит, я колышки для палатки ножом, вдруг…, Илюха прибегает: вы представляете, что он нашёл? Грибы. Маслёнок и сыроежку. Загорелся мальчишка, решил сделать на ужин грибной суп. Но… его не поняли, как всегда, и свари… щи из соевой тушёнки, а грибы жестоко запинали, садисты.
Пока варился суп, у нас (меня и Илюхи) состоялся мини матч по волейболу с девчонками из Санкт-Петербурга. Потом, когда они уже выбились из сил, и их раскрасневшиеся руки уже не держали мяча, мы с Илюхой плавно переключились с волейбола на футбол и играли до тех пор, пока нас не позвали ужинать. Знаете, как это приятно, когда ты наслаждаешься игрой в футбол, да ещё и на природе, а потом тебя кричат, чтобы ты шёл есть. И ничто тебя не тревожит, не беспокоит, а на улице летний, тёплый закат. Отдохнул, погулял, покушал, лёг баиньки… Это я детство вспомнил, когда гонял во дворе на велосипеде, или с пацанами "в войну" играл, а бабушка кричала с балкона: "Лёша, иди ужинать!". Какая жизнь, а?
Ужин описывать смысла нет, повторяться не хочется. Лучше рассказать о том, что было после этого. А после ужина была … Водка! … Ну, это было чисто символически, по 50 грамм для знакомства. Вчера же не успели как следует всё друг о друге узнать, а вот сегодня! Каждый стал произносить о себе хвалебные речи, то есть кто где родился, как учился, на ком женился, всё … напился. Тост, недосказанный вчерашней ночью, досказывал вторично Дабл-Ду:
- И я хочу сказать, что вот мы все здесь … люди разные, я вот, например, работал…, был в Германии и в Индии.
- Гош, мы уже слышали.
- …Так давайте выпьем за то, что мы все сегодня собрались здесь …, когда мы плавали по Луху на байдарках …
- А давайте, как у нас в Петербурге: после того как произносится тост, все кричат "Жахнем!". От произносящего тост, в обе стороны пускается волна - каждый чокается с соседом. Те, на ком сошлись последние рюмки, целуются.
Сказано – сд … "Жахнем!". Не помню, кто там целовался, но прикол получился.
Немного нажахавшись начался процесс знакомства. Первым выпало представляться девчонкам из Петербурга. "Как вас сюда занесло?" "Да вот мы давно мечтали съездить на Урал, а у вас в Нижнем путёвки дешевле, чем у нас в Питере." Если честно, то я уже и не помню что они рассказывали о себе, да и вряд ли это нужно знать, помню только, что одна из них работала учительницей младших классов в  школе. К тому же эта учительница привезла с собой на Урал гитару, неплохо пела, и вообще оказалась весёлой девушкой, хотя вначале она мне и не понравилась.
Когда настала очередь представляться Лене и Сане… (В походе все друг друга называли только по именам, не смотря на то, что Лена мне в матери годилась по возрасту), то все к своему удивлению узнали, что Лена работает в налоговой инспекции и не кем-нибудь, а начальником отдела. А Саня, её сын, четырнадцатилетний парнишка неслабой комплектации - заядлый рыболов. Он взял с собой спиннинг и кучу насадок, в надежде наловить рыбы, но порыбачить вволю ему пока никак не удавалось. Лена разрешила выпить Сане вместе со всеми, от чего он быстро опьянел, взял гитару и стал играть песню "Вот идёт караван...", хотя играть он ещё только учился и пел не очень красиво хрипловатым голосом человека переходного возраста.
Илюху я представлять не буду. О нём и так всё известно. О себе и о своей сестре Катюхе тоже не хочу ничего говорить, а расскажу-ка я лучше об Аркадии и Татьяне.
Как было сказано раньше они оба приехали с Бора, хотя работали оба в Нижнем. Причём я так и не запомнил, как называлась их профессия, что-то связано с ядерной физикой, кажется. Они были хорошей парой, не знаю, поженились ли они сейчас или нет, но там они считались за одну семью. Аркадий оказался весёлым, заводным парнем. Они с Илюхой выпив на пару водки быстро скорешились.  Илюха помнится, даже что-то предлагал Аркадию по поводу его устройства на работу. Но разве вы не знаете пьяного Илюху?
Итак, у нас остались Гоша и Николай. Гоша, как уже все поняли, был неоригинальным типом. Его смешные очки и глуповатая улыбка впечатление о нём не меняла. Он, конечно же, начал рассказывать о том, как и куда он ездил. Вспомнил несколько заумных слов из банковского лексикона, Илюха сразу же начал грузить его в ответ. Так что мы чуть не забыли про Николая, который оказался обыкновенным мужиком. Немного грубоватый, туповатый, но любящий порядок. Выпив, он подобрел, пытался даже немного шутить, казаться задорным, но его шутки как-то не воспринимались, так что единственным его верным собеседником остался Гоша. Так они, немного посидев, отправились вскоре спать. Следом за ними отправилась спать и Лена, а веселие продолжалось.
Но я ничего не упомянул об Ирине. Конечно, я думал только о ней. Немного опьянев, мне захотелось подсесть к ней. "Нет ещё не время, не сегодня".
Днём мы плыли на разных плотах и знакомство тоже не завязывалось. Нет, у меня, конечно, получалось заговорить с ней в течение дня, но это было не то. "Тянуть долго нельзя. Надо найти момент, чтобы завлечь её на нужный мне разговор. Но не сейчас. Пусть это будет, когда мы сможем остаться наедине. А сегодня, пожалуй, лучше пойти спать."
После того как опустошили вечернюю норму горючего, к великому возмущению, нашего ворчуна – Илюхи, начались песни. Пели девчонки из Петербурга. Вечно возмущающейся нигилист Базаров в образе Илюхи назвал эти песни пережитками дворового прошлого. Особенно, он возмущался, когда пели песню Митяева "Непал". Ну, не нравится она ему, не нравится. Не хочу дальше объяснять его мировоззрения, потому что всё равно вскоре все пошли спать. А спали все как убитые. После тридцати километров сплава и таскания тридцатикилограммовых рюкзаков, ноги как-то сами подкашивались. Всё-таки спать на природе здорово!

***
Как красиво туманное утро на реке. Солнце, ещё не выкатившееся из-за гор, не спугивает белое, спустившееся откуда-то с высоты, большое облако тумана. Утренняя бодрящая прохлада, наполняет грудь чистым, влажным воздухом. Журчание реки ублажает слух. Чувствуется единение с природой. Потихоньку просыпается наш походный народ. Каждый, выходя из палатки с глазами, ещё не отошедшими от сна, бежит сначала в лес, а потом к ручью умываться и чистить зубы. Стоишь спросонья у ручья, трёшь щёткой зубы и выплёвываешь мыльную пену на камни, а с берега доносятся звонкие удары посуды. Это возбудитель порядка Баклан уже подзывает всех к завтраку.
После завтрака начинаем потихоньку собирать вещи. Лагерь из палаточных домиков постепенно превращается в берег с валяющимися на нём разноцветными тряпками бывших палаток, которые постепенно тоже исчезают в глубине тюков. Рюкзаки снова становятся толстыми и тяжёлыми. "Опять таскать?" "Не опять, а снова". Как мне это не нравилось: тащишь этот рюкзак, или коробку с тушёнкой, а под ногами горочка вниз, да ещё и скользко. Думаешь: "сейчас как… свалишься, и придавит тебя тушёнкой". Что и говорить - шерпы. Это Илюха придумал нам профессиональные названия, как это и не обидно. Хотя иногда стоит побывать в шкуре раба, чтобы почувствовать на себе, что значит тяжёлый физический труд. И лучше, чтобы опыт такого пребывания был как раз где-нибудь на отдыхе в походе, а не в трудовой жизни. А вот и наш плот-горемыка сдулся почти полностью за ночь. Что ж подкачаем тебя, бедолага. "Что опять нам качать?" "Не опять, а…" "Понял, понял".
Интересно, а ведь к концу поездки вещей должно поубавится, так что таскать придётся всё меньше и меньше с каждым днём. Но не будем думать о том, что там будет, тем более, что плоты уже спущены на воду, рюкзаки собраны.
"Ну что, поехали?", "До свиданья, берег!" И берег, уносимый течением, в ответ машет ветками берёз, тоже прощаясь с нами. Вёсла нашли своих хозяев, и плот меланхолично подался вперёд. Так начался ещё один солнечный день. Облака спрятались далеко за горами. И солнце, довольное этим обстоятельством уже лижет наши голые спины.
Этот день мы гребли, гребли и снова гребли. Грести с непривычки было тяжеловато. Не то, чтобы мы уставали от непрерывной гребли, нет. Просто грести получалось обратно не в такт, то левый борт заносит, то правый, но мы гребли уже лучше, чем вчера. Плот как пьяный плыл по своему зигзагообразному маршруту, прижимаясь от одного берега к другому. Шеф пытался командовать и старался казаться солидным и строгим, но у него всё равно ничего не получалось. Плот плыл так, как ему хотелось. Иногда вообще никто не грёб, все просто лежали и загорали, а иногда играли в карты. Вот тогда-то плот, почувствовав свободу, самостоятельно спорил с течением. Разомлев на солнечной жаре, мы лениво брались за вёсла, когда плот очередной раз натыкался на берег. "Хватит спать, давайте грести" – возмущался ворчун Баклан. Иногда Шеф пытался рассказывать какие-то анекдоты. Спросил у Гоши: "Как называется килька, когда она вырастет? – Селёдка". Ха-ха-ха. Потом Гоша в очередной раз кормил нас своими рассказами о том, как он был в Индии и в Германии. Такое впечатление, что он считал себя лучшим гребцом на плоту, и это всем ужасно не нравилось. "Слушай, Илюх, я уже не могу его слушать, давай я его веслом огрею". "Хватит болтать, гребите." – говорил он нам в ответ. Так вот мы и плыли почти весь день. Как-то незаметно уходило время. Пообедали прямо на плоту остатками утренней каши и чаем с баранками. Да и есть в такую жару не очень-то и хотелось. Солнце светило, как огненный дракон, уже не лаская а обжигая наши плечи и ноги. В конце концов, солнце успокоилось и стало клониться к закату. Нам тоже нужно было думать о том, куда бы притулиться на ночёвку. Наталья как всегда взяла инициативу в свои руки, но место оказалось неудачным. Берег был узкий, каменистый, к тому же мы там были не одни. Пришлось немного потеснить группу рыболовов, уже захвативших часть берега раньше нас. В тяжёлых боях часть берега была отвоёвана, и нашим слабым противникам пришлось подписать мирное соглашение. Мы смиловались и не стали настаивать на контрибуции, соседи оказались тихими и покорными. Перетаскав вещи и расставив палатки, мы пошли за дровами, за которыми нужно было взбираться на склон горы, так что таскавшим дрова, пришлось попотеть. Мы завалили несколько деревьев, насобирали хворосту. Баклан оббегал весь лес в поисках сосны, но не нашедши её, обматерился про себя, срубил какую-то ель и стал звать подмогу тащить. Ему в ответ из кустов громко разносился крик: "Да пошёл ты…", и эхо мелодично уносило его по горам: "пошёл ты… ", "пшёл ты…" (Шутка). Я в этот вечер что-то так устал, что мало помню, что мы делали после ужина. Сидели у костра, снова пели песни. Ночью наши соседи ездили браконьерить. На воде против течения шла лодка с ярким автомобильным фонарём – рыбачили сетями. Зрелище в ночи. А потом я ушёл спать.
Утром, после завтрака нас снова ждали вёсла, и толстые бока загруженных  плотов вновь тронулись в путь. В этот день плыли меньше, зато много купались. Погода была отличнейшая, из воды никто не вылезал. Тут какому-то, извините, идиоту пришла в голову идея фотографироваться с воды. На широком месте реки, где глубина была примерно по пояс, но камни были большие, скользкие и острые, а течение просто сносило. Аркадий и Илюха затормозили плот № 1, а мне дали фотоаппарат, и я должен был сфотографировать эту сцену метров с трёх-пяти. Сфотографировать-то я сфотографировал, но вот возникла какая проблема: как передать фотоаппарат обратно на плот. Перекинуть его – страшно, вдруг мимо. А идти я не мог, можно было запросто упасть, тоже бы измочил фотоаппарат. Так стою, держу в одной руке фотоаппарат, другой подгребаю, чтобы не упасть. Парни держат плот. И никто не знает, что же дальше. Против течения плот тоже не сдвинуть. Ждать дальше смысла не было. Я попытался сделать шаг вперёд. Ударился пальцем о камень и чуть не упал, поднял повыше фотоаппарат и попытался двигаться дальше. Так вот такими черепашьими шажочками эти пять метров я шёл минут пять. Илюха с Аркадием тоже пытались тащить плот по направлению ко мне, против направления течения реки (это предложение я специально написал по просьбе Илюхи, чтобы показать, как они с Аркадием мужественно боролись со стихией реки). Хорошо, что закончилось всё хорошо. Но это было не единственное приключение дня.
Утреннее солнце уже вовсю жарило нас. Поэтому я и Илюха решили плыть не на плоту, а вплавь. Так мы проплыли уже километра три. В тех местах, где река была широкой, глубокой и спокойной, плыть было легко, тем более, когда на плоту не гребли. По течению плыть одно удовольствие. Чувствуешь, как с огромной скоростью уплываешь за десять секунд на сто метров вперёд. Можно было за пару, тройку сильных гребков оставить плот далеко позади. Течение делало за тебя всю работу. Зато плыть против течения было бесполезно, в лучшем случае оставался на месте. Течение просто смывало тебя.
Горная река меняется быстро. Как говорил один великий философ: "В одну реку нельзя зайти дважды", всё течет, всё изменяется. Поворот и уже совсем другая вода. Бывает, что с одной стороны реки гора уходит прямо в воду, а с другой каменисто-глинистый плёс. Иногда с обеих сторон стоят высокие горы, как стены, почти вертикальные, с расщелинами и висящими на них каким-то странным образом берёзами и соснами. Но были такие места, где плыть вплавь было просто невозможно – это перекаты. Плывёшь, руками и ногами ударяешься о камни, грести неудобно. В такой воде человек не конкурент жёлтому бегемоту. Слыша впереди шум, похожий на шум водопада, лучше не отплывать далеко от плота, чтобы успеть вовремя вскарабкаться. Интересно смотреть с плота на перекаты: проплываешь прямо над большими подводными камнями: мелко, река бурлит, течение бешеное. В таких местах видно как река скатывается вниз под углом примерно 10*.
Как-то мы с Илюхой вышли на берег полюбоваться гулявшей там лошадью. Она паслась одна. Мы подошли к ней, передние ноги у неё были стреножены. Она сначала насторожилась, а потом не особо обращала на нас внимания. Илюха всё горел желанием сфотографироваться с ней или на ней. А в это время плоты удалялись за поворот. Пока мы их догоняли вплавь, то попали на мелководье, а впереди ещё и перекаты виднелись. Что делать, до плотов метров двести, не успеем. Решили пробежаться по пологому берегу. Это почти триатлон, без велосипеда. Сначала километр вплавь, потом километр бегом, да ещё и препятствия в виде свежескошенной травы. Приятного мало. "А что вы хотели. Просили экстрим?" Как мы бежали. Это надо было видеть. "Больно…" Трава так колола ноги, что остались кровавые царапины. "Слава богу, закончились перекаты". По колено в сжиженной глине мы пробрались сквозь осоку в реку и поплыли из-за всех сил. Кое-как на глубокой воде мы догнали плоты, они ещё нас ждали к тому же. После такой дневной пробежки плавать уже не хотелось. "Всё хватит приключений". Взобравшись на плот, я просто свалился от усталости, сердце от такой пробежечки подпрыгивало в груди. Я надвинул на глаз кепку и лежал в полудрёме. А когда я проснулся, то понял что обгорел. Вернее обгорели только ноги. А я сразу не сообразил надеть штаны, не хотел их мочить – плывя на плоту постоянно были брызги, - да и лень было лезть за ними в рюкзак. А потом когда я их всё же соизволил одеть, ноги уже жгло до боли. Вот вам и сюрприз от доброго уральского солнца.
Вечерело. Наталья высматривала намеченное место неподалёку от пещеры, в которую мы запланировали пойти на следующий день. Но то ли намеченное место было занято другими, то ли мы его просто проспали, так что когда по левой стороне показалась заветный лог, мы уже попали в сильное течение. Справа был каменистый берег, лежащий узкой полоской между рекой и густым лесом. Он состоял из крупных голышей, там валялись гнилые брёвна, рос ивняк, места для палаток не было. Что и говорить место неудачное, но вверх по течению дороги нет. Пришлось остановиться. А так как стоять… по плану… ("В рабочий полдень я проснулся стоя, опять матрас попутал со стеной. Я в одиночку вышел из запоя…" Башлачёв) нам нужно было две ночи, так что возмущений по поводу выбранного места было много. Кстати, возмущался в основном наш плот. Плот № 1 был гораздо спокойнее нашего. Видимо сговорились с Натальей. Что и говорить женская солидарность. На женском плоту двое мужчин большой роли не играли. Баклан за это всё злился на Наталью. Он даже прозвал конкурирующий плот "Гаремом". Падишах в лице Аркадия, евнух - Саня, и пять наложниц, чем не гарем? Но толку от его злословия всё равно пользы не приносило. "Засранцам слова не давали".
Моё настроение было хреновое. Во-первых, сказался общий перегрев на солнце, ожёг ног, трёхкилометровый дневной пробег, исколотые пятки, изматывающая гребля, да берег мне казался убогим. Это только Дабл-Ду у нас любитель ставить палатки в трудно доступных местах. Во-вторых, постоянные таскания этих тяжеленных рюкзаков по несколько раз в день. Но это было всё ерунда по сравнению с третьим - я устал от общества. А особенно доставал меня шеф. Так почему-то часто бывает: вроде бы и люди все хорошие, дружелюбные, культурные, но они все разные, поэтому привыкать друг к другу тяжело. "Сколько людей, столько и мнений". Вот и мне уже не хотелось ничего, почему-то казалось, что меня задевают, грубят мне. Ещё немного я бы сорвался на кого-нибудь. Так что я забил на всех () и пошёл ставить палатку. Так я немного успокоился и решил, чтобы меня никто не трогал, пойти немного порыбачить.
Ещё не совсем стемнело – как раз самый клёв. Нужно сделать себе удочку. Отец мне на кануне заострил нож. Так что я высмотрел подходящую ровную и длинную ивовую палку и стал её резать. И порезался. Причём порезался очень сильно. Порезал мой сломанный в детстве мизинец, порезал почти до кости, так что виднелась мякоть мяса и прожилки капилляров. Кровь лилась, не прекращаясь. Я взял кусок наполовину отрезанной ткани пальца и постарался прижать её на место, но шрам был большой, кровь продолжала течь. Зажав палец во рту, я стараясь не терять спокойствия, пошёл в лагерь. Хорошо, что я взял с собой аптечку с йодом и бинтом. Приложил подорожник, залил всё йодом, чтобы остановить кровь и замотал бинтом. Что меня удивило в себе: то, что я сделал всё довольно хладнокровно, боли даже особо сильной не ощущалось, и голова не кружилась, хотя со мной такое случалось. Один раз в саду, когда я резал ножом пасынки помидор, я тоже сильно поранил руку, мне было так плохо, тошнило, причём не из-за боли, а из-за вида крови. А когда у меня первый раз брали кровь из вены, врач сказал: "Не смотри", а я посмотрел. Вижу распухшую синюю вену, в которою воткнута игла, и в шприц затягивается тёмно-красная кровь. У меня тогда даже в глазах всё поплыло, хотя мне было не страшно, не больно, просто тошнило, так что меня вырвало. Это у меня наследственное. Извините за такие подробности, так просто вспомнилось.
На исколотые и обожённые ноги внимания я уже не обращал. Только подумал, сначала ожёг, потом порез, только бы до дома живым доехать. Вот сломает кто-нибудь руку, или ещё что-нибудь по хуже, что тогда? До ближайшей больницы не меньше ста километров. Это будет ужасно. "Сплюнь!" Так что я теперь ходил с перебинтованным пальцем, "почти инвалид". Увидев мой палец, шеф забеспокоился. Он сказал, что нужно медицинское вмешательство. Сначала он намазал мне его какой-то мазью от заражения и перебинтовал. На следующий день подобную процедуру проделала Катюха. Даже Ирка мне предложила свои услуги, дала пластырь и ножницы. Татьяна тоже взялась меня перебинтовать. Конечно, мне хотелось, чтобы вместо Татьяны была Ирина, но… Так в этот день я и не порыбачил. Оставалось только одно… идти спать. Радовало хоть то, что обо мне позаботились, за что всем огромное спасибо.

Глава 4. Пещера
На следующее утро жара спала. Мы готовились к нашему первому походу в пещеры. Мы же ехали ещё и с целью посетить несколько пещер. У нас было пять шахтёрских касок, и у Натальи, как и положено спелеологу, была своя. Мы разделились на две подгруппы. Я, Катюха, Илюха, Женька и Ирка попали во вторую, то есть нам предстояло идти во второй заход. Баклан и Дабл-Ду не пошли. Баклан не захотел, а Дабл-Ду просто не взяли, мне его даже стало жалко. Наталья не захотела возиться с ним, потому что он и так еле ходил, до пещеры бы он точно не дошёл. Что меня, бесспорно, обрадовало, так это то, что я шёл вместе с Иркой в одной группе.
Вот плот первопроходцев во главе с Натальей успешно переправился на противоположный берег. Мы смотрели, как они стали подниматься по логу, пока они не скрылись где-то в густой чаще леса. В это время я, Илюха и Баклан пошли за дровами за километр от лагеря, естественно не по своей инициативе, я к тому же ещё был и дежурным. Мы долго бродили за Бакланом по лесу в поисках дров, зная его неравнодушное отношении к этому предмету. Выбирали долго, наконец-то Баклан определился и сказал "Рубим это дерево". У нас была замечательная походная пила-ленточка, так что завалить сосёнку не представляло особого труда, но вот тащить её… Пёрли мы эту сосну, потом ещё и берёзу по берегу как идиоты, тем более палец меня постоянно подводил. Надо же так извращаться – идти за дровами за километр от лагеря. Удовольствия мало. Пока мы с Илюхой таскали дрова, стали придумывать, что же нам сделать на ужин. Решили сделать десерт из оставшихся не сгнивших кабачков – пожарить их на раскалённых камнях. Но после такого таскания хотение наше так и не было исполнено. Илюха уплыл на противоположный берег к роднику в тень и прохладу читать книгу, спасаясь от солнца и общественных домогательств. Он взял с собой два сборника стихов каких-то поэтов, которые частенько ходили по рукам (в смысле, книги пользовались популярностью у литературно-образованных туристов-водников). Я же в это время просто ничего не делал, так: пёкся на солнце, отдыхал. Ирка куда-то исчезла с Женькой, Катюхи тоже не было видно. Только Дабл-Ду одиноко расхаживал своей пьяной походкой по каменистому берегу.
Наконец ближе к полудню все подтянулись к лагерю, стали собираться к вылазке в горы. Наташка нас предупредила, что в пещерах бывает всегда очень холодно, там летом держится температура: +6*С, так что нам нужно взять кофты, куртки, короче, одеться потеплее. Кроме того, в пещерах очень грязно, так что необходимо надеть резиновые сапоги, которых ни у меня, ни у Катюхи, ни у Илюхи не было. А вообще, Наташка слишком много болтала (в смысле учила, как надо – всё-то она знает), считала себя бывалой походницей, конечно, куда нам до неё. За это Илюха её невзлюбил. Ей была присвоено имя "Зелёная". Почему Илюха так назвал её, не помню, кажется из-за её рассказа, где она говорила, что ей нравится зелёный цвет, а может там было что-то связано с организацией Green peace, то есть "Зелёных", да это и не важно. Я к ней относился более равнодушно, хотя мне тоже не нравилась, то, что она постоянно хвастается, стараясь тем самым привлечь к себе внимание. Зачем это надо?
В двенадцать, как и было условленно на противоположном берегу показалась наша первая группа. Они приплыли, поделились с нами своими насыщенными первыми впечатлениями от пещер, а также  сапогами и даже х/б перчатками. Вот и настал наш черёд идти в пещеры. Наталья уже ждала нас на том берегу. Мы сели в плот и поплыли на противоположный берег в поисках приключений. Подниматься в гору пришлось по еле заметной тропинке, которая проходила через мелкий ручей, а иногда просто сливалась с ним. Шли вверх примерно с час. Часто приходилось пробираться через упавшие деревья и крапиву, которая ударяя по голым рукам почему-то даже не кололась. Под ногами часто попадались скользкие камни, которые иногда скатывались вниз. Зелёная нас предупредила, что в случае падения камня, необходимо подать команду "Камень", чтобы избежать его столкновения с какой-нибудь несчастной жертвой. А такие случаи были: одному зазевавшемуся спелеологу залимонило камнем по макушке, каска хоть и раскололась, но спасла голову. Так что спасибо изобретателям касок. Хотя наши каски вряд ли могли защитить черепушку от камешка. Они походили на строительные каски, к тому же были даже жёлтого цвета, только в отличие от строительных, у них был фонарь, прикрепленный на липкой ленте. Слава богу, несчастных случаев с нехорошим исходом не приключилось ни с кем, и каски были возвращены в целости и невредимости.
Мы успешно добрались до пещеры. Пещера представляла собой небольшую дырку в скале на высоте примерно около трёх метров. В это отверстие, диаметром тоже около трёх метров, можно было попасть по двум приставленным к стене берёзовым брёвнам. Так что нам пришлось карабкаться по ним как медведям, которые лезут в улей за мёдом. Все успешно справились с этой задачей. Сама Наталья с нами не полезла. Зелёная, хоть и любила лазить по пещерам – это  было понять из её рассказов – но лезть второй раз за день в ту же пещеру ей не захотелось, поэтому она осталась ждать нас внизу.
Пещера на выходе имела небольшую площадку, на которой мы сделали памятную фотографию. Пещера была небольшой по длине, имела несколько разветвлений своих лабиринтов, но заблудится в ней было невозможно, так как далеко уползти было нельзя из-за слишком узких проходов. В ней было влажно, но не холодно, и стоял запах как в погребе. Мне там не очень понравилось, тем более что ничего интересного мы не нашли, там не было ни сталагмитов, ни сталактитов. Но эта пещера всё равно у меня осталась в памяти, как первая, в которой я побывал. Мы немного полазили по узким коридорам, то и дело ударяясь то головой (в каске), то коленкой о камни, попачкали свои руки и одёжку.
Вторая пещера была интереснее. Туда повела нас сама Наталья. Она была примерно 300 метров в длину и около метра в диаметре. В одном месте у самого входа пришлось очень неудобно перелазить через преграду в дыру головой вниз. Это сделать было бы не сложно, и даже интересно, если бы не мои обгорелые коленки и порезанный палец. Было больно и неудобно. В этой пещере, после пройденного нами примерно ста метров на корячках по-пластунски, нас ждало расширение тракта. Действительно её можно было сравнить с кишечником, обладателем которого было гора, а мы как глисты с фонариками (извините за сравнение) копошились там в г… грязи. Но пещера оправдала наши ожидания, я не пожалел, что полез туда, не смотря на свои больные коленки и палец. Там росли, если так можно сказать, те самые пещерные сосульки – сталактиты. Мы сфотографировались около удивительного создания природы "Китайской башни" построенной (природой) из кальциевых отложений. Ещё там был место, похожее на лужу из глины и грязи. Наталья подозвала нас поближе к этой лужице и как-то глуповато прыгнула в неё. Но эта лужа оказалась на самом деле просто обманом зрения – лужи на самом деле не было – был зеркально-кальциевый пол, и ожидаемых нами брызг не последовало. Пол был твёрдым, как будто ледяным.
К удивительным творениям природы можно бесспорно отнести гуровые ванночки. Эти ванночки получались тоже путём отложения кальция, содержащегося в воде на стенки углублений пола. Ванночка постоянно обрастала кальцием. Естественно, этот процесс обрастания происходил годами. Под лучом фонаря смотрелось очень красиво. Ирина сделала несколько фотографий этой пещеры, получилось впечатляюще.
Потом Наташка решила показать нам, как можно сойти с ума. (Она уже умеет это делать, почему бы нам ни научится?) Мы все выключили свет своих фонариков и затихли, таким образом, оказались в абсолютной темноте. Ощущение было действительно необычным. Ты только чувствуешь, что сидишь: не видно ничего, хотя твои глаза открыты. Все молчали. Началось теряться чувство ориентации. Ты по привычке пытаешься уловить открытыми глазами хоть чуточку света, но твои глаза хватают лишь пустоту. Действительно адское ощущение. Ты ждёшь, что вот сейчас должно хоть что-то быть: как же так – ты сидишь с открытыми глазами и не можешь ничего разглядеть. Ты знаешь, что ты живой, не чувствуешь этого – только сплошная темнота и тишина. Говорят, что многие спелеологи, находясь некоторое время в таком состоянии в одиночестве и без света, теряли рассудок. Если долго и с усердием вглядываться в темноту, то начнёшь видеть силуэты, слабый свет, кто-то видит призраков, кто-то ещё каких-нибудь представителей потустороннего мира. Кто-то слышит плач, голос и так далее, пока не сдвинется рассудком. Объяснение на это нам дала Наташка – это происходит оттого, что наш мозг в таком состоянии самостоятельно воспроизводит, галлюцинирует образы, звуки, доставая их откуда-то из под сознания. Вот так, особенно, когда перед этим ещё и пару мухоморчиков проглотишь. Заболеешь клаустрофобией – боязнью Санта Клаусов.
Когда мы вышли (выползли) из пещеры и уже спустились с горы наполовину вниз, Ирка вдруг обнаружила, что где-то оставила свою куртку, и они с Илюхой возвратилась назад на поиски пропажи. Мне было досадно. Мне тоже хотелось вернуться назад с Иркой, а пошёл Илюха. Облом. Я подумал, что Ирке Илюха нравится, да и он сам с ней, частенько заигрывал. Мне было жалко, что у меня ни как не получается завоевать Иркино внимание. Я даже решил смириться с этим. Мне казалось, что она сторонится меня. Она со мной почти никогда не разговаривала, зато на Илюхины шутки она реагировала. Наедине мне застать её никак не удавалось, а при всех у меня не хватало смелости "поприставать" к ней. Так что я решил, что я ей, наверное, не нравлюсь, так что не стоит пытать счастья. 

Глава 5. Вечеринка
Когда приехали назад, нас уже ждали с ужином. Началось смеркаться. Мы все, налазившись по сырым пещерам, устали и проголодались.  После ужина Наталья предложила отметить наше первое успешное посещение пещеры, то есть посвятить нас в спелеологов. Мы с Илюхой достали нашу нижегородскую, а Женька принесла, привезённую ею из Ижевска юбилейную водку "Калашников". Произведённая дегустация показала, что "Кремль" лучше. После чего пьяные туристы решили устроить себе вечеринку. По предложению кого-то из Ленинградских мы играли в палочку-смущалочку. Игра заключалась в следующем. Все участники становились в круг. Я примерно представлял, какого рода будут задания и, конечно, хотел встать поближе к Ирке, но получилось, что стоять мне пришлось между Женькой и Танькой из Петербурга. С Иркой же стоял Баклан и Саня (кажется) к моему сожалению. Игра заключалась в следующем: ведущий брал обыкновенную палку, длинной примерно 20 – 25 сантиметров, и передавал её различными способами своему соседу, сосед передавал другому соседу, так палка проходила весь круг. Вся суть заключалась в том, каким способом передавалась палка. В первом круге нужно было зажать палку шеей, а сосед должен был перехватить её тоже шеей. Следующее задание было передать палку, зажатую под мышкой, потом палку, зажатую между ног – смотрелось неплохо, особенно у парней. Для соседей, уронивших орудие, ставилось условие – снять с себя какой-нибудь предмет одежды – фант. Причём, просто отдать фант, не выполнив задание (то есть, не попробовав передать палку) не разрешалось. По окончанию игры фанты разыгрывались. Самой успешной парой стали Аркадий и Татьяна. Остальным пришлось выполнять следующие задания: я, Илюха, Женька и Баклан изображали сценку из прошедшего дня, Наташка, Ирка, и остальные разыгрывали анекдот. Первым выступлением было показ анекдота. Анекдот: сидит первая скрипка (Ирка) перед концертом в туалете на унитазе, и как бы помягче сказать, мастурбирует. В это время в зале аншлаг, руководитель концерта (Наташка) нервничает, бегает за сценой, вдруг не выдерживает, открывает дверь в туалет и в полном недоумении: "Как?… Как ты держишь руку? Мягче, нежнее – ты же моя первая скрипка!" Пошло? А как вы думаете такой анекдот разыгрывать? У нас и то задание было попроще. Илюха с Женькой изображали вход в пещеру, Баклан камень, я же изображал спелеолога, которому пришлось перебираться через всякие препятствия. Всё бы ничего, если бы не мой кровоточащий палец, который пару раз задел камни.
Вот так вот отдыхают на природе. Концерт был закончен. Кто-то уже пошёл спать, кто-то остался петь песни у костра. Хитом этого дня стала песня "Казанова", вернее только её припев, куплет почему-то никто не помнил. Ирка так опьянела с Нижегородской и Калашникова, что её даже занесло при попытке встать. Она свалилась на моё плечо, потом приподнялась и ломаной походкой пошла к палатке. Остальные тоже были сильно пьяные. Да я и сам был хороший. Сидеть и смотреть на костёр было здорово. Костёр успокаивает. Отрезвляет. Песни расслабляют. Ночь тёплая. Кайф. Многие уже ушли спать. Стало тихо и на востоке уже светлело небо, пора идти спать, тем более что утром я был дежурным с Петербуржцами, чему я был не особо рад. С Иркой, пожалуйста. А так…

Глава 6. Музей
Утром погода немного подпортилась. Уже не было так жарко. На небе появились облака – первые облака за эти дни.  Я плохо выспавшийся, с опухшим заспанным лицом, недовольно вылез из палатки, разбуженный петербуржцами. У меня совершенно не было настроения ничего делать. Хотя я выспался, но было такое ощущение какой-то прострации. Я, плохо разбирая свои действия, поплёлся умываться и чистить зубы. Баклан, сваливший вчера рано спать, уже торчал у костра, готовый запрячь меня в кабалу распила дров, эксплуататор. Самое лучшее, что мне хотелось, это упереться взглядом в пламя костра, и так и сидеть в полудрёме, и чтобы меня никто не трогал. Что я и сделал, предварительно, правда, сходив за водой, и распилив с Бакланом пару полений. На костре варилась пшёно-рисовая каша дружба. Внутренности котелка бурлили и пытались выплюнуть содержимое наружу. Дотянувшись до стоявшей рядом чьей-то испачканной в саже кружки, я налил себе холодного крепкого чая и с удовольствием утолил жажду. На природе похмелье переживается гораздо лучше, чем в городе. Ещё раз умыться и всё пройдёт.
Мутные, такие же, как и я, с опухшими лицами и с сощуренными, заплывшими веками, глазами постепенно просыпались остальные обитатели лагеря. "С хмурым утром, пора завтракать!". Меня всегда смешит вид сонных людей, особенно их глаза. Они как будто ничего не понимают, ходят и спят, но всё равно куда-то идут, пытаясь проснуться и одновременно сопротивляясь этому.
- Завтрак готов, пойдёмте есть. – приглашали к столу петербуржцы. Как они ещё умудрились так бодро себя чувствовать. Вроде вместе с нами вчера до поздней ночи пили.
Из палатки выполз помятый Илюха. У него как всегда не было тарелки.
- Лёха, где моя ложка?
- Я-то откуда знаю, поищи где-нибудь здесь.
Найдя ложку, он сел рядом со мной и стал ждать пока я поем и освобожу ему тарелку. Он всегда так ждал, пока я поем, потом брал мою тарелку и начинал тоже завтракать, а иногда приходилось с ним есть и из одной тарелки, не помирать же ему с голоду. Зато в отличии от других у него была фарфоровая кружка и стальная блестящая вилка, ножик тоже был маленький, кухонный (не складывающийся), с чёрной пластмассовой ручкой.
В этот день мы гребли много. Незаметно, полусонно подходило время обеда. Решили остановиться на высоком берегу, перекусить, хотя есть не хотелось, просто все были уставшими, кроме того, в этом месте неподалёку находилась пещера. Но мне было совсем не до пещер, я лучше бы полежал, на солнышке погрелся. Так как в этот день я был дежурным, то мне снова пришлось готовить дрова. Баклан как всегда был возмущён обстановкой, ворчал и сетовал по поводу… и без повода. Мы с Илюхой притащили пару найденных нами берёзовых полений, и долго разжигали костёр, так как всё было ещё пропитано влагой утреннего дождя. Группа туристов во главе с Натальей отправилась в гору в пещеру. А я, Илюха и Катюха пошли в видневшуюся вдалеке деревню. Деревня оказалась небольшой. Там стояло всего четыре постройки и пару разрушенных сараев. На единственном хорошо ухоженном огороде копалась женщина. Стоя в позе пропольщика сорняков, она не отрываясь от своего дела, с удивлением посмотрела на нас. Мы уже привыкли, что на нас смотрели как на чернокожих на северном полюсе. Они знали, что мы туристы, сумасшедшие, но безобидные люди, зачем-то приехавшие в их края, чтобы покататься по их реке на лодках. Туристов в этих краях было много, так что аборигены уже привыкли к нам. Наше присутствие, казалось, забавляло их, но не мешало им жить своей размеренной жизнью.
Около дома сидела бабка башкирка лет восьмидесяти. Мы попытались завести с ней разговор. Илюхе захотелось творога и молока. Он всё пытался ей это объяснить, но бабка только смотрела на нас и улыбалась. Потом пришла та женщина с огорода, её дочь. Та даже неплохо говорила по-русски, хоть и с башкирским акцентом – городская. Она быстро объяснила матери про творог. Пока мы шли, то заметили несколько пасек, и Илюха спросил про мёд. Мёд у бабки был. За шестьдесят рублей она продала нам литровую банку, которую мы потом перелили в мою фляжку для воды, дала в довесок творога, и белые жёсткие лепёшки, похожие на засохший сыр, кислые на вкус. Мы сфотографировались с бабкой на память и пошли в лагерь. Мёд был действительно очень вкусным, ароматным, видимо недавно собранным и всем очень понравился. Башкирский мёд известный на всю Россию. В горах воздух чистый, много цветочных полей, так что там почти у каждого второго пасека. Мёд насыщен запахом цветочного поля, и его желто-прозрачная сладкая тягучая масса хранит в себе тепло летнего солнца Башкирии.
Был готов обед, мы уже поели, и играли в мяч с Илюхой. На траве около самого края обрыва сидела Ирина. На ней была синяя рубашка в клеточку и обтягивающие шорты. Мне нравилось, как она выглядела. Она делала букет из собранных луговых цветов. Я решил, что пока она сидит одна, я могу сейчас с ней заговорить. Я подошёл к ней и пошутил: "Сейчас я кого-то вниз столкну". Она подняла на меня свои глаза и с ухмылкой ответила что-то, типа: только этого и можно от меня ожидать, - это было сказано с настроением расположения ко мне, и без интонации недовольства. У нее были красивой лицо. Волосы спадали на клетчатую рубашку. Солнце, направляющиеся к горизонту, выглядывало из-за огромной горы, расположенной на противоположной стороне реки, от этого вода казалась темной, а наш берег утопал в красновато-багряном свете. Ирина, казалась, светилась на контрастном фоне обрыва. Эта картина зависла в моей памяти, и время как будто остановилось.
Вскоре на вершине горы показались наши спелеологи. Они пришли голодные и грязные, но довольные. Пообедали, попробовали мёда и творога, и стали собираться плыть дальше. Плыли ещё долго. Погода становилась всё хуже и хуже. От больших чёрных туч на небе стало совсем темно. Дул сильный ветер, похолодало. Мы с опаской ждали дождя. Ждали, когда же мы приедем на место. Остановка планировалась у музея. Представьте себе музей в тайге. Вот и такое, оказывается, бывает.
И вот долгожданный музей уже показался, и первый плот взял направление на берег. Стали причаливать, и как раз в это время грянул просто сильнейший ливень. Гребли изо всех сил, чтобы быстрее причалить и не вымокнуть под проливным дождем. Я сидел в носовой части плота справа, слева от меня сидел Илюха, сзади Баклан и Дабл-Ду, причём Дабл-Ду сидел за моей спиной. Понятно, что с таким гребуном (именно гребуном, а не гребцом) мне приходилось прилагать вдвое больше усилий, чем Илюхе, хорошо, что силы хватало перегребать двоих. Но в этот раз я, хотя и грёб так сильно, как только мог, плот всё равно сносило вправо. Я сначала, подумал, что это сказывается моя усталость, но когда я обернулся назад, то увидел, что Гоша сидит и преспокойненько табанит, то есть, гребёт веслом в противоположную сторону. Я просто был в ужасном гневе, я заорал на него, чтобы он бросил весло, а иначе его ждал бы удар лопатой по голове. В моей руке как раз было деревянное весло, похожее на лопату. Такой тупости я просто стерпеть не смог. В то время когда идёт дождь и все гребут быстрее к берегу, а один дебил, гребёт в противоположную сторону, то это можно назвать только тупостью. После этого момента, к Гоше у меня пропала всякая прежняя жалось, я просто был взбешён на него. Когда мы всё же доплыли до берега, я  быстро выпрыгнул из плота и побежал в музей, бросив на плоту двух уродов Дабл-Ду и Баклана.
Музей уже закрывался. В музее была девушка лет двадцати, башкирка, в форме лесничего и ещё какая-то старушка. Мы попросились переждать дождь. Музей представлял собой небольшую избушку, состоящей из одной комнаты, курьих ножек только не было. В музее нужно было обязательно разуваться, тем более что мы были сырыми. Света там не было, поэтому мы рассматривали выставленные экспонаты в полумраке. Там было несколько альбомов  с фотографиями местных пейзажей, стеллаж, посвящённый мёду, стеллаж с костями каких-то древних обитателей. Девушка-лесничий продавала брошюрки со сказками и легендами местного фольклора, брошюрки с описанием маршрута реки Белая и её заповедными местами. Ирка купила пару таких брошюрок. Мы решили, что одну книжечку, набранную на компьютере, в 20 страниц за 25 рублей покупать слишком дорого и решили, что Ирка даст всем желающим (не знаю, может, как-нибудь лучше изменить это словосочетание) сделать ксерокопии.
За  окошком музея лил сплошной поток дождя, от этого на улице стало почти темно. Природа оторвалась и излила всю накопившуюся изнурительной жарой влагу в один раз. Я отошёл к открытой двери, и стоял, прижавшись к косяку (косяку двери), смотрел на падающие потоки воды. Обдувало свежестью. Подошла Ира и стала рядом, там был ещё кто-то. Но что мне было до кого-то? Мне было так хорошо, что даже не волновало, когда же кончится этот ливень, как мы будем готовить ужин и ставить палатки, а главное, сколько нам ещё плыть, ведь уже почти темно. Я просто стоял и наслаждался холодом проливного дождя и приятной близостью Ирки.
Девушка – хозяйка музея сказала, что её рабочий день закончен и ей пора закрываться. За ней приехал уазик, и нам пришлось покинуть помещение музея. Дождь продолжал лить. Мы стояли под навесом предбанника и ждали у моря погоды. Я помог девушке – сотруднице музея закрыть дверь с проржавевшим навесным замком, и она уехала. Скоро погода начала потихоньку налаживаться. Дождь стал слабее, на небе показались просветы. И вот он почти закончился. Мы снова тронулись в путь. Проплыть планировалось не много, до первого подходящего места. На  берегу, где был музей, располагался заповедник, поэтому жечь костры там было нельзя. Плыть уже не хотелось. Было уже почти темно или просто пасмурно, и почему-то грустно. Мы обогнули первый поворот и остановились на каменистом плёсе, где виднелось несколько кострищ. Берег состоял из двух уровней: нижний каменистый, верхний – травянистый. Я подыскал неплохое местечко на травке, мы расставили палатки, решили натянуть плёнку, чтобы не промокнуть ночью в случае дождя, вероятность которого была стопроцентной. Как всегда отличился Дабл-Ду – он расставил свою палатку снова на склоне, причём около какой-то помойки в кустах. Все так устали, что ужин готовить не стали (снова рифма). Достали из запасов коробку печения и пообедали сухим пайком. Это одна из туристических хитростей: в сырую погоду ужинать сухим пайком. Нам с Илюхой досталось всех больше печения, он ещё умудрился откуда-то баранок натырить. Так что мы лежали в палатке и жевали. Остальные тоже разбрелись по палаткам. Снова начался дождик. Капли стучали по полиэтиленовой крыше, и тянуло озоновой свежестью. Было всего восемь вечера, спать не хотелось, не смотря на такую серую, сонливую погоду. Нельзя же всё время спать. Но делать было нечего: читать уже темно, разгадывать кроссворды не хочется. Я решил позвать Ирку с Женькой к нам в палатку играть в карты, они пришли. Катюха немного поворчав, что ей тесно, смирилась с положением и улеглась спать на сваленных в кучу спальниках. Мы вчетвером играли в дурочка пару на пару: я с Женькой, Ирка с Илюхой. Мы с Женькой два раза проиграли, и играть больше не стали, да и карт почти не было видно. Было уже темно. Мне не хотелось, чтобы Ирка уходила. С ней было хорошо, или без неё было плохо. Хотелось…
Утром Ирка с Илюхой должны были дежурить. Ирка с Илюхой! Да! Ревность? Плохая штука, а может наоборот, хорошая. Переживания по поводу любви – это лучше, чем бесчувственность или это полный бред? Нравилась ли мне Ирка, я не знаю, она была не самой красивой девушкой, которую я встречал (честно). Но в походе мне очень хотелось быть с ней. Меня тянуло к ней. Когда она разговаривала с Илюхой и не обращала на меня внимания, я просто погибал. Я не знал, как она относится ко мне, нравлюсь ли я ей, а может её интересует больше Илюха? Поэтому я не решался на более интимный контакт (разговор).
Наступило утро. Когда я проснулся, Илюхи в палатке уже не было. Я вылез на улицу, костёр уже горел. Илюха с Иркой готовили кашу. Илюха был злой потому, что его ночью промочило. Всю ночь шёл дождь. Весь правый бок палатки был сырым. Я вечером подкапывал края палатки, но того, что я сделал, было недостаточно, так что с его стороны дождь всё же проник под спальник и ему пришлось спать в луже. Он на меня сорвался за это, хотя сам был виноват, я ему говорил, чтобы тоже окапывался. Так что я тоже на него разозлился и не разговаривал. Да и вообще я был злой на всех из-за того, что у меня ничего не получилось с Иркой, а остальные меня не интересовали, так что я был зол на безысходность и одиночество.
Сразу после завтрака Наталья собрала группу идти в пещеру. Я не пошёл. Илюха с Иркой ушли. Так что настроение моё окончательно испортилось. Я решил наплевать на всех и пойти спать в палатку. Там Катюха копалась в своей косметичке, она тоже в пещеру не пошла. Я взял у неё зеркало, посмотрелся: "Господи, на кого же я похож". После недели без бритья, я выглядел ужасно. Хотя мы с Илюхой и условились не бриться в походе (он даже бритвы не взял), я решил, что всё, хватит с меня этого кошмара, нужно пойти и побриться, надоело мне это дикобразие. Пусть Илюха не бреется раз ему так хочется, у него борода почти не росла – так несколько тощеньких чёрных волосинок, у меня же волосы на бороде выросли уже почти на полсантиметра и торчали в разные стороны. Борода уже начала ныть и колоться. Так что пока все были в пещере, я спокойно привёл себя в божеский вид. Как следует умылся, побрился, постриг ногти, хоть на свадьбу. Катюха помогла перебинтовать мне пораненный палец. Я лежал в палатке и отдыхал, пока не пришли пещерные люди, и мы отправились дальше.

Глава 7. Большая поляна
За эти дни жары уже не было, и купались мы меньше, я же вообще не купался из-за пальца, так что излишнюю энергию нужно было куда-то выплёскивать. И мы с Илюхой нашли ей применение. Мы гребли. Причём когда мы загребали вдвоём, то могли идти вровень с плотом № 2, который управлялся четырьмя гребцами. А когда на нашем плоту гребли в четыре весла, то девчоночий плот сразу же оставался позади. Вообще девчонки сдали, так что обогнать их нам уже не представляло большого труда. Мы быстро оторвались от наших отстающих соседей на довольно большое расстояние, и решили причалить на зелёную стоянку на отличном месте, где на берегу лежал огромный валун, около которого было разбито кострище. Пока мы ждали отстающий плот, мы нашли себе занятие – кидание камней в воду лягушкой. Потом Илюха поставил для себя задачу перебросить камень через реку и попасть в скалу. Мы кидали так камень за камнем минут пятнадцать, уже показались наши отстающие. И вот под всеобщее восхищение публики Илюха всё таки перебросил камень, и он шлёпнул о стену на противоположном берегу. Отстающие проехали мимо, так что мы тоже тронулись в путь. Было время обеда. Но так как плыть по плану предстояло ещё километров пятнадцать, то решили не обедать, а перекусить консервами из сардин и шпротами. А обед должен был совместиться с ужином. Все, конечно, устали от такого длительного перехода. Ко всем прочим радостям наш дырявый плот ещё и сдувался, так что его приходилось подкачивать каждые пятнадцать минут, а иначе вода захлёстывалась через борта, особенно в тех местах реки, где были перекаты. Плыли долго и изнурительно, даже окружавшие пейзажи уже не радовали глаз, а тут ещё Дабл-Ду постоянно добивал своими глупостями. Его коронными фразами этого дня были: "Да, а горы всё ниже". Когда мы ему начинали возражать, даже грубить, он любил с командирской интонацией говорить: "Гребите, нечего болтать", что естественно вызывало смех. А Дабл-Ду всё продолжал критиковать то, как мы гребём. Один только раз, после того, как мы просто на бешеной скорости, гребя в четыре весла, блестяще прошли перекат, он сказал, что сегодня мы гребём на твёрдую тройку. Это, конечно, была высокая оценка для таких "чайников" как мы. Сам же Гоша грёб с огромной размеренностью, даже чересчур огромной. С монументальным выражением лица он выносил весло вперёд, затем, немного опустив его в воду, вынимал. Если смотреть со стороны, то всё это выглядело так, как будто он упирается клюшкой о воду, чтобы не упасть. Делал он всё медленно, без особых усилий. Всегда медлительный он был похож на обкуренного, кстати, слова он говорил тоже ломано, своим неприятным дребезжащим голосом, как будто ему разбили губу. И его большие круглые очки, костлявое тело и худые искусанные и расчёсанные до крови ноги делали его вид более жалким. Когда Гошу подменяла Женя, то дело шло гораздо лучше, она вообще хорошо гребла, так как была довольно сильная и выносливая. Но тут Дабл-Ду не давал никому покоя, он всегда начиная возится, чесаться, спокойно сидеть, а лучше спать он не мог. Так что мы снова давали ему весло, лишь бы никому не надоедал.
Так поворот скрывался за поворотом, а мы всё плыли. Останавливались несколько раз на зелёную стоянку и один раз попить чаю с печеньем. Конечно, плыть целый день без обеда тяжело. Устаёшь от сидения. Хочется встать и размять ноги, а самое большое, что можно сделать это только откинутся на надувную подстилку плота и немного покемарить. Второй плот тоже порядочно устал, на нём уже почти никто не грёб, и он сам катился по течению, подбиваемый волнами. Девчонки играли на гитаре и пели песни. У нас гитары не было, так что нам приходилось только слушать их завывания и ждать, когда, наконец, мы причалим.
И вот к всеобщей радости настал тот момент, когда первый плот достиг заветной кромки берега, и народ стал выползать на сушу. Мы тоже подчаливали. Берег был высоким и ровным, около берега из воды торчал большой камень, но нам уже было всё равно наедим мы на него или нет, лишь бы быстрее выскочить на сушу. А зря. Прокатившись дном по камню, плот пристал одним краем к берегу. Я уже хотел выпрыгивать чалить, как вдруг обнаружил, что по днищу плота разливается вода. Тонем! Я быстро выскочил на берег, подтянул плот и стал выкидывать на сухое место рюкзаки, пока они полностью не измочились. Некоторые рюкзаки всё же спасти не удалось, вытащить-то мы их вытащили, но они уже успели искупаться. Вытащили мы и плот, в днище которого красовалась огромная, размером с голову, дырища. Плот, пропахав по поверхности камня, треснул по шву. Эта был полный аут в завершении такого длительного плавания. После этого случая наш плот получил символическое название "Титаник".
Каких только нервных мыслей у меня не крутилось в этот момент в голове. Конечно, хорошо, что мы всё же потерпели крушения у самого берега, причём, в том месте, где мы должны были прожить две ночи. Не знаю, как поплывём дальше, возможно придётся передвигаться пешком, потому что плот вряд ли подлежит восстановления, благо до конечного пункта оставалось километров сорок, как-нибудь дотянем. Был и второй вариант, более утешительный. Я думал, что раз плот дырявый, и как-нибудь мы его всё же заклеим, сгрузим на каких-нибудь досках все вещи, сами все поедем на плоту № 1. А для сохранности вещей и худого плота на нём бы остались горемычить два наших демагога. Что меня радовало в этой каверзной мысли, было моё желание ехать радом с Иркой.
Берег нашей дислокации представлял собой огромную поляну с травой по колено. В месте, где мы причалил, уже было кострище и небольшой участок, где кто-то недавно останавливался. Мы расположились здесь же. По берегу, если идти по тропинке к горам, метрах в пятисот жили два студента-археолога – Натальины знакомые. У них был разбит неплохой лагерь, оборудованный кухней под тентом и туалетом, неподалёку тёк ручей, а на берегу была установлена походная баня. Около лагеря располагалось футбольное поле с врытыми палками вместо ворот. Археологи ждали подкрепления, которое должно было прибыть на следующий день. Наталья, расставив свою палатку, сразу же убежала к ним и пропала там на целый час.
На улице был ещё не вечер, светило солнце, было даже жарко, хотя вокруг накапливались тучки. Рюкзаки промокли, вещи, которые находились в полиэтиленовых пакетах, были ещё сухими. Промокли только спальники, которые лежали отдельно и, кажется, и не просыхали (Илюха ночью поддувал – шутка). У Катюхи промокла шерстяная кофта и ещё какие-то вещи. Она ходили злая из-за этого. Пришлось всё сушить, хорошо, что хоть солнце нам подсобило. Мы поставили палатку, Илюха вырыл вокруг неё огромный ров, чтобы не повторить предыдущую ночь (чтобы дождь не промочил бока палатки). К тому же погода располагала к дождю: из-за горы уже высовывала свой чёрный бок огромная дождевая туча.
Нужно было готовить ужин, и мы с Илюхой, взяв пару котелков, отправились к ручью за водой. Зашли познакомится к археологам. Один из них был мелкий, белобрысый, на вид лет шестнадцати, второй, лет двадцати пяти, худой, высокий, бородатый и в очках. Илюха договорился с ними о футбольном матче, который должен был состояться на следующий день. У ручья мы набрали воды, умылись и осмотрелись. Место было хорошее, для днёвки самое, что не наесть лучшее. Тут тебе и горы, и огромная поляна, и лес, и река, хоть деревню строй.
Пока мы ходили за водой и осматривали окружающую природу, Аркадий с Сашкой уже пошли за дровами для костра. Только расстроенный Баклан забил на своё дежурство и лёг спать в палатку, так вот его огорчила дырка в плоту. Плоты мы выкинули на берег и так и оставили на самосохранение. Я был зол: ну как так можно отправить на Урал за полторы тысячи километров от дома группу туристов за их же деньги и на дырявых плотах, хорошо, что хоть палатки не были дырявыми. Я бы тогда точно Баклана выселил, или выбросил, где-нибудь по середине реки с плота. Так, что Баклан от безысходности решил спрятаться в своей палатке. Ужин за него взялись готовить девчонки, а я, Илюха пошли помогать Аркадию с заготовкой дров, а Саня убежал рыбачить. Он взял с собой спиннинг, в надеже поймать большую рыбу. Но как-то ему всё не везло: если рыба и была, то мелочь, а чаще её вовсе не было. Но в этот вечер он всех удивил. Он выловил такую прелестную щучку килограмма на два, два с половиной, можно было только завидовать, даже Баклан выполз из палатки полюбоваться чудесной рыбой. Девчонки фотографировались с ней. Наталья сразу же решила сделать уху. "У меня родители рыбаки, хотя я сама рыбу не люблю, но готовить я умею". Дабл-Ду, который решил, как и Баклан разделить тяжёлую учесть плота, отсиживаясь в палатке, вылез из  палатки посмотреть на Санькин улов. Он не удержался и стал учить Саню как нужно ловить хариусов: "Это, конечно, так себе щучка килограмма полтора, вот я ловил хариусов…". Но Саня не слушал его, он был настолько доволен своим уловом, что даже не обиделся на этого рыбака-чудака. Саня отдал щуку на растерзание девчонкам и побежал снова рыбачить, но больше ничего в этот вечер не поймал. Щуку же выпотрошили и оставили ждать утро.
Погода становилась всё хуже, начал крапать дождик, стало темно и прохладно. Мы попытались натянуть около костра тент, но он выглядел не очень впечатляющим, так что сидеть под ним было не уютно. Во время ужина он всё же немного прикрыл нас и дрова от дождя, хотя пришлось ужинать стоя. И тогда в завершении ужина, для повышения пасмурного настроения, на десерт мы достали пол килограммовую банку конфитюра из виктории – вкус обалденный, так что, не долго думая, мы, когда Дабл-Ду и Баклан ушли спать, на зло врагам, открыли ещё одну такую же банку для успокоения нервов. Маленькая радость этого трудного дня. Конфитюр-р-р-р…
Лил дождь. Сидеть у костра даже под тентом было неудобно. Все измотались за этот день; мы проплыли по подсчётам Наташки 30 – 35 километров пути – рекордный переход, даже без обеда. Наталья сказала, что на поляне мы запланировали остаться ещё на две ночи, утром посетить пещеру, днём поиграть с археологами в футбол, а вечером попариться в баньке. "А теперь пора спать" пропел Саня песню Чижа, и все разбрелись по палаткам.
Так как Илюха окопал как партизан всю палатку, мы в эту ночь, что удивительно, не подверглись жестоким натескам дождя. Но эта дождливая ночь не обошлась без тяжёлых последствий. Жертвами её оказались девчонки из Санкт-Петербурга. Они промокли насквозь. Всё дно их палатки было залито водой, пенки и спальники плавали. Они измученные, замёрзшие, не выспавшиеся выползли из палатки под взгляды сочувствующих. Хорошо, что с утра было солнышко. Так что можно было немного просушить сырые вещи и обогреться самим. Самое неприятное в походе – это вымокнуть насквозь под дождём ночью. Когда всё сыро в палатке, все вещи сырые, костёр не разжигается – это кошмар. Ужасно неприятно.
После завтрака мы дружной толпой отправились в пещеру, не пошли только Дабл-Ду и Баклан, они игнорировали все пещеры без исключения. Дабл-Ду просто не брали по техническим причинам, а Баклан говорил: "Что там интересного, как в погребе". Но эта пещера была не погребом. Она была огромной по высоте и не очень длинной. Каски нужны были только чтобы освещать проход, опасности удариться о потолок не было. На полу пещеры валялись огромные камни, так что нужно было аккуратно наступать на них, чтобы не подвернуть ногу. Под потолком пещеры виднелись ещё какие-то лазы и проходы с лабиринтами. У входа в пещеру открывался неплохой вид на реку и противоположный берег. Мы сделали там несколько фотографий на память. Пещера походила на огромную берлогу, где обитали слоны, если такое возможно. Кстати, анекдот: Спорят Василий Иванович и Петька. Петька: "Василий Иванович, а слоны на деревьях гнездятся?", "Нет, ты что, Петька, они же в норах живут."
Потом все пошли ещё к одному месту, где археологи проводили раскопки, Катюха там нашла несколько косточек криманьольской летучей мыши, остальные там тоже что-то находили. Но нас с Илюхой кости древних мышей интересовали мало и мы ушли. Илюха высмотрел неподалёку от пещеры пологий проход на гору, по которому можно было вскарабкаться на самый верх. Но экскурсию в горы пока отложил. По дороге к лагерю, мы увидели, как на воде трепыхается сокол. Как он оказался в воде, бедняга, не известно. Мы подошли к нему. У нас с собой был фотоаппарат, и мы решили сфотографироваться с беспомощной, подыхающей птицей. Но взять его в руки было страшновато. Мы не знали, как поведёт себя грозная птичка. Такой мощный клюв и когти внушали опасение. Я снял куртку и накинул ему на крылья. Сокол раскрыл клюв, но вёл себя смирно. Испугался. Я поднял его, Илюха щёлкнул фотоаппаратом. Потом мы оттащили жертву подальше в кусты, чтобы никто его не заметил, а иначе его бы просто затерроризировали. Сокол лежал в кустах совсем беспомощный. Позже мы показали нашу находку Татьяне и Аркадию. К тому времени он уже подсох и пытался взлететь, но у него получалось только подпрыгивать, после чего он снова падал в траву. Сокол не улетал всю ночь. Когда мы сидели вечером у костра, то слышали, как он пищал в лесу.
После обеда мы с Илюхой и Саней играли в футбол. Обещанное подкрепление к археологам так и не прибыло. Так что того матча, который планировался так и не состоялся. К нам присоединился Саня, потом Женя подыграла нам в волейбол. Вечер был жаркий, и мы отдыхали.
Илюха узнал у Натальи о близлежащих поселениях. Наталья сказала, что деревень здесь нет, но на противоположной стороне реки километрах в трёх от лагеря проживает старик-пасечник, у которого есть медовуха. Илюха загорелся пойти туда незамедлительно, и пока готовился ужин они с Аркадием, взяв с собой немного денег, перешли реку вброд и побрели в деревню. Мне с ними идти желания не было, так что я остался.
На ужин у нас была уха из Санькиной щуки. Уха приготовилась быстро, но получилась так себе (на мой привередливый вкус). Щуку разрезали так, чтобы досталось всем по куску. Все, конечно, были довольны ужином, суп из соевой тушёнки уже приелся, а уха внесла некоторое разнообразие в наш однобокий рацион. Поесть свежей щучки хотелось всем.
Когда поужинали, то уже начало темнеть. Из деревни вернулись Аркадий и  Илюха с медовухой. Рассказали, как познакомились со старикашкой, который угостил их обедом. Они купили у него несколько полутролитровых бутылок, так что вечером был медовый праздник. А праздник был ещё и по поводу банного дня.
Заранее заготовленные дрова наконец-то дождались своего времени. Мы пошли топить баню. Вернее растопкой бани занимался Аркадий. Мы с Саньком ходили и рубили ещё дров, чем дальше влез…, тем больше нужно дров. Илюха в это время спал, его свалила медовуха. Баня походная – это оригинальное строение, состоящее из четырёх вкопанных  или вбитых в грунт толстых палок в человеческий рост, верхушки которых соединены между собой тоже такими же толстыми палками – это был каркас бани.  По середине бани складывалась куча голышей, высотой с метр, рядом с кучей располагалось кострище. После того, как угли прогорают, их выкидывают, а строение накрывают спальниками, одеялами и так далее, чтобы раскалённые камни не разбазаривали приобретённое тепло. Наши дрова уже протопились, и угли горели пышным красным огнём, камни раскалились. Настал момент вытаскивать угли и разбрасывать камни (хотя нет, второго делать не нужно), и накрывать шалаш плёнкой и тентом. Аркадий лопатой, взятой у археологов, перекидал эту трепещущую кучу раскалённых до красно-синего цвета углей наружу. И мы стали с помощью прищепок выкраивать крышу.  Баня была готова.
Первыми париться пришлось нам мужикам. Там получилась небольшая разборка по поводу очерёдности мытья, но не будем о спорах. Да когда я говорил о мужиках, то замечу, что парились всего трое: я, Саня и Аркадий. Остальные почему-то постеснялись париться. Хотя я даже девчонок звал – тоже постеснялись. Так что мы разделись догола и заскочили в душную, жаркую комнатку. На улице было уже темно. Всё бы было здорово, если бы не дырки в стенах, которых так и не удалось законопатить и через которые тянуло холодом. Но, помахав веником, можно было нагнать неслабый жар. Мы намылились и попарились с большим удовольствием, окунулись в ледяной воде и свежие и довольные пошли в лагерь. Вторая партия, состоявшая из лиц слабого пола, отправилась на помывку. Но это было уже не то, что у нас – такого тепла уже не было. Больше всех проиграли те, кто вообще отказался мыться. Ах ты грязный, неумытый поросёнок, можно было сказать про каждого из них. Они действительно много потеряли – не попробовать такой экзотики как баня в походных условиях.   

Глава 8. Любовь и горы
Наступила ночь. Погода была пасмурной, но дождя не было. Все сидели у костра, пели и слушали песни, пили чай, и как всегда что-то обсуждали. Илюха достал жбанчик медовухи, поэтому языки у всех расслабились.
 Я пил медовуху первый раз. По вкусу она напоминала газированный морс из мёда и воды. Причём никакой особенной очистки этот напиток не подвергался, итак всё натуральное, так что на зубах оставались восковые шкварки от сот.
Илюха всё рассказывал, о том, как они переходили в брод реку, когда ходили в деревню, как договорились, что им дадут сеть порыбачить. Он вообще разошёлся, всё что-то рассказывал, спорил; правильно отоспался днём. Зато Аркадий видимо был сильно изнурён походом в деревню, поэтому, немного посидев с нами, ушёл с Татьяной в палатку. Да и остальные туристы долго не стали засиживаться у костра – расслабленные баней, опьянённые усыпляющей медовухой, один за другим они отправлялись спать. Остались только пьяный Илюха, который уже понурый, с раскосыми глазами сидел, поджав колени к подбородку, и смотрел на пламя костра, Ирка и я. Все молчали. Я уже тоже валился с ног, но уходить не хотел. Если Ирка сейчас уйдёт, то я тоже пойду спать, но мне хотелось, чтобы ушёл Илюха. Он поднял голову и сказал: "Лёха, сыграй что-нибудь?" Я посмотрел на него и подумал: "Илюха, иди на хрен, спать". И, прочитав мои мысли, одурманенный медовухой Илюха, встал и, зевнув, промычал: "Ну ладно, я спать пошёл". Всё-таки Илюха настоящий друг.
Ирка сидела, смотрела на костёр, она уже почти засыпала. Но я знал, что идти спать ей было уже поздно. Осталось только собраться мыслями и начать разговор. Достаточно только одно слово и охмурительная машина запущена. После ухода Илюхи я сразу протрезвел и проснулся. Наконец-то настал тот момент, когда мне никто не может помешать. В моей голове нарастал механизм беспрерывного затуманивания мозгов. Я потянулся к котелку, налил чая и подсел с кружкой к Ире:
- Ты хочешь спать?
- Нет.
Она тоже захотела чая. Я достал специально затерявшуюся в кармане карамельку и угостил её.
- Слышишь, как река шумит? Пойдём погуляем?
На улице уже были видны силуэты гор на противоположном берегу, скоро будет светать. Летом такие короткие ночи. Природа не успевает отдохнуть от света. Было три часа, а небо на востоке уже светлело. Мы подошли к берегу. Я подал ей руку и помог спуститься с уклона к воде. С тех пор руки её я уже не отпускал. Трава была сырой. Над рекой стоял туман, и тянуло прохладой. Мы шли вдоль берега и разговаривали о чём-то. Я про себя ещё раз поблагодарил медовуху за мой раскрепощённый язык, который хоть и ломано, но безумолку что-то говорил, в голове всё кричало и прыгало от счастья. На берегу я присел на большую корягу и потянул к себе Ирку, она, немного подумав над правильностью своих действий, села ко мне на колени. Мы сидели и смотрели на течение реки, которое тёрлось о прибрежные камни и кружило над ними, на зависший утренний туман, как сигаретной кисеёй укутавший всю ложбину на ночь. В воде плескалась рыба, разбивая ровную водную гладь. Я обнимал Ирку, грея в своих руках её холодные руки. Её волосы накрывали мои плечи, лезли в глаза и нос.
- У тебя такие руки холодные, ты замёрзла?
- Нет, но руки у меня всегда мёрзнут.
Долго сидеть на сыром бревне было не очень удобно.
- Пойдём.
Мы поднялись на поляну около лагеря археологов. Начал покрапывать мелкий грибной дождичек. В лагере археологов было всё тихо, всё как будто куда-то исчезли, оставив нас одних. Мы спрятались от дождя под навес со столом, служивший летней кухней для многих туристов, проживавших когда-то здесь. Ирка рассказывала о своей жизни, о себе. Мне было жалко, что уже светало, и хмель постепенно терял свое воздействие. Утренний дождь освежил мой затуманенный разум и закончился. Настало время идти к лагерю. Скоро встанут дежурные, и наше одиночество закончится. Мы пошли по узкой, заросшей тропинке. Туман рассеивался, и трава была сырая от росы. Мне не хотелось, чтобы эта тропинка заканчивалась. Я повернулся к Ирке лицом, взял её за обе руки. Она остановилась, но что-то заставляло её идти вперёд к палаткам. Так противоборствуя друг другу, мы шли как бы танцуя, делая два шага вперёд, шаг назад, по направлению к палаткам. Всё во мне не давало права отпустить её. Я спросил, почему она не пошла спать вместе со всеми, а осталась со мной. Она недолго отпиралась и сказала, что я ей нравлюсь. Хотя и так уже было всё ясно без слов, но, сказав это, она выразила своё недовольство по поводу того, что ей пришлось это сделать первой. "Со мной такого не было, обычно все мои мужчины подолгу бегали за мной, чтобы добиться моего расположения".
Было уже светло. Мы пришли в лагерь. Я знал, что дальше медлить больше нельзя. В голове у меня крутилась одна мысль, но протрезвевший ум никак не давал ей совершиться. Всё же я перешёл запретную черту, подтянул её к себе и поцеловал. Я чувствовал, что она уже к этому готова и тоже ждёт. Она закрыла глаза. Мы стояли посередине лагеря, около догоревшего костра, и целовались. Руки её ослабли в моих руках, как бы доверяя, что я их удержу. Я остановил поцелуй, и, улыбаясь от чего-то прекрасного чувства ласки и нежности, смотрел на неё. Она, вздохнув и оживившись от поцелуя, открыла глаза. У неё был такой красивый взгляд, как будто она только что проснулась, но сон ещё не покинул её. Мне было так легко, и хорошо, даже весело, только сон давал знать, что "ребята, дайте же и мне пошалить, идите спать".
Я проводил её до палатки, а пошёл ещё по одному делу, чтобы потом спокойно и сладко лечь спать и проспать до утра с чувством поцелуя на губах. Вернувшись, я увидел Ирку, курившую у в хода в свою палатку. Я улыбнувшись подошёл к ней, и уже с чувством пройденного предела, поцеловал её ещё раз на прощание.
- Не надо, от меня сигаретами пахнет.
Было уже шесть часов утра. В моей палатке Илюха и Катюха развалились на моё место. Я вошёл, немного потревожив их сон.
- Ты где был? – спросил Илюха.
- Гулял.
Но он уже уснул, не услышав моего ответа. Я снял и положил на пол свою чёрную баллонивую куртку, лёг на неё, растолкав себе немного места между спавшими, и уснул, так и не переодев сырые от росы спортивные штаны.      
Когда я проснулся, в палатке уже никого не было. Звали к завтраку. Я бодро встал, несмотря на то, что поспал всего три часа. На завтраке Ирки не было, она ещё спала. Заботливая Женя отложила ей порцию каши на и налила кофе. Часам к десяти утра, когда наш авангардист Дабл-Ду уже начал собирать вещи, показалась заспанная Ирка. Она высунула голову из палатки, но выходить не стала. Раскрыв шторки, она покурила, позавтракала, и ушла снова спать, не обратив на меня никакого внимания.
Я от недосыпа ходил на автопилоте, туго соображая, что делать. Делать было нечего. Илюха предложил пойти попробовать взобраться на гору. Не знаю почему, но у него была какая-то тяга к лазанию по горам. Так что у меня была альтернатива между тем, чтобы ничего ни делать и полезть с Илюхой в горы, я всё же, несмотря на мою нераскаченность, выбрал второе. Всё таки перспектива проспать пол дня в палатке, как остальные меня не впечатляла: "Дома отосплюсь", - решил я. И мы пошли. Оказалась, что мы идём не одни. С нами в путешествие отправились так же Аркадий с Татьяной, а потом когда мы уже удалились на довольно большое расстояние от лагеря, за нами увязался и Саня. Бесшабашная идея подняться на полукилометровую высоту по отвесному каменистому склону всем понравилась. И отважная пятёрка быстро покинула лагерь. Вообще Аркадий и Татьяна потерпели вчера не слабенький скандал из-за бани. Потому, наверное, и ушли рано спать. И они решили, видимо, наладить отношения с нами, как независимыми, гордыми и нагловатыми людьми касты неприкасаемых. А Сане тоже было тошно балдеть, ничего не делая, да и по возрасту он был младше всех, так что приходилось общаться с нами. Да вообще-то мы не были против.
Когда мы дошли до заветной дорожки, по которой нам предстояло карабкаться в гору, погода стала быстро портится. Откуда-то из-за горы наваливалась громадная, чёрная, грозовая туча. Но, несмотря на это, мы ринулись вверх. Забираться по камням было не просто, они постоянно выкатывались из под ног и падали вниз. Когда пролезли больше половины пути, пошёл дождь. Сначала капало не сильно, поэтому мы решили спрятаться под небольшое дерево, чтобы переждать его, но дождь и не думал прекращаться, и мы поняли, что небольшая, кривая, горная сосёнка от дождя нас не защитит. У нас было два вариант: либо бежать быстрее в лагерь под дождём, либо лезть выше в гору. Мы выбрали второе. Дождь издевательски обливал нас холодным душем. Кеды промокли насквозь, в них была вода, всё остальное было не в лучшем состоянии. С трудом, хватаясь за мокрые ветки какого-то горного можжевельника, скользя по шатким камням, мы лезли вверх. Мы с Илюхой шли первые. Каждый шаг открывал нам всё большую прелесть высоты. Река стала маленькой и почему-то грязно жёлтого цвета, наверное, из-за дождя. Деревья на противоположном берегу были похожи на рассаженную по горшкам икебану. Их кроны, умытые дождём, сочно зелёного цвета, приводимые в движение ветром, создавали волнообразные потоки, лес ожил.
Мы взобрались на небольшую площадку в четыре квадратных метра, на которой можно было разместится всем, мы остановились. Это была самая высокая точка, на которую можно было вскарабкаться. Картина, представшая перед нами, была протрясающей. Далеко внизу змеёй петляла река, палатки нашего лагеря походили на маленькие еле заметные точки на поляне берега. Виднелись вершины соседних гор, а за ними снова горы. Если подняться ещё выше, то вид был бы ещё удивительнее – кругом верхушки гор, между которыми видны такие крохотные опушки, деревца, водоёмы. Иногда жалеешь, что не умеешь летать. А то бы разбежаться и, прыгнув с высоты парить высоко над землёй, балансируя воздушными потоками. А над головой висело чёрно-синее небо. Тучи были так близко, что, казалось, задевали своими холодными животами верхушки гор. Прогремел раскат грома. Казалось, что это был мощный взрыв где-то рядом, и эхо понесло этот звук во все стороны, отзываясь гулом на каждой соседней вершине. А мы впятером мокли под сильнейшим ливнем на высоте пятьсот метров над уровнем моря. Но нам было весело. Что могут понять они, находясь там внизу, прячась от дождя в палатках, когда здесь столько свежести, красоты, свободы.
Цель была достигнута – гора покорена. Отважная пятёрка простилась с этим сказочным местом и полетела в низ на грешную землю. Спускались мы гораздо быстрее, чем лезли вверх. Не жалко было старых сырых кед, которые выполняли функцию мини лыж. Мы катились по камням с горы, лавируя, с трудом удерживая равновесие, как сноубордисты по снежному насту. Первым земли достиг Илюха, потом я, только Татьяна долго не могла никак освоить искусство слалома, Аркадий помогал ей, поэтому мы ждали их внизу довольные и мокрые.
Когда пришли в лагерь, все сидели по палаткам, прятались от дождя. Нам уже прятаться смысла не было, поэтому мы попытались разжечь забитый дождём костёр, сняли с себя мокрую одежду и обувь. Кожа покрылась гусиной кожей, с волос падали капли, нужно было срочно согреваться. Я достал полотенце и стал растираться докрасна. Как раз в это время небо просветлело, выглянуло солнце. Аркадий вытащил из палатки заначку обогревательной жидкости и пакет крекера. Просохли быстро, хотя можно сказать, что кто-то и не просыхал. Повеселели. В это время из палаток вылезли домоседы-палаточники. Нам уже было не до них. Ирка меня как-то сторонилась, что меня разозлило. Она так себя вела, будто то, что было вчера, мне только приснилось. Поэтому, пообедав, я решил снова отправиться в путешествие с Илюхой и Аркадием. На этот раз за медовухой в деревню.

Глава 9. Медовуха       
Аркадий с Илюхой разведали место, где можно было перейти реку в брод. Мы отправились туда. Раздевшись до трусов, мы полезли в холодную воду, а вещи сложили в полиэтиленовые мешки, где лежали пустые пластмассовые бутылки из под медовухи, дед просил их вернуть по возможности – у них это дефицит. Переходить реку вброд было не очень-то приятно. После дождя воды была ледяной, да и солнце, хоть и светило, но грело не сильно. Течение сносило. Ноги спотыкались о камни, да и самогонка пошатывала. Наши вещи в пакетах мы несли над собой на втянутой руке, свободной рукой держались друг за друга, чтобы не свалиться. Пока шли, посередине реки мимо нас проплыли туристы на байдарках, они посмотрели на нас пьяненьких, весёлых и замёрших, как на сумасшедших, но, не сказав ни слова, уплыли. А мы шли, взвешивая каждый шаг, чтобы не свалится и не измочить вещи, потому что пересменки не было, она сохла после нашего мокрого похода в горы. Дошли до противоположного берега благополучно, что и говорить, "пьяным море по колено". На берегу мы сняли вымокшие трусы, напялили штаны на мокрое тело, обуваться не стали, потому что по дороге был ещё один ручей, а возится с обувкой не хотелось. Поэтому сложили все свои вещи на берегу, взяли мешки с бутылками и пошли.
На берегу жил лесоруб – ждал подкрепления. Подкрепление в этих местах то же дефицит, но к нему мы решили зайти на обратном пути, чтобы одолжить на вечер сетку для рыбалки.
Мы перебежали через мелкий ручей с ледяной водой и вышли на тропу, ведущую к деревне. Шли, а иногда бежали, причём разутыми, по скованной жёсткой глиняной дороге, в некоторых местах сжиженной от недавно прошедшего дождя, но луж было мало, видимо, земля настолько пересохла от двухнедельной жары, что даже сильный дневной ливень не смог как следует промочить её. По сторонам дороги были поля, окружённые по горизонту вершинами гор и лесом. Мы прошли мимо большого табуна лошадей. Это были лошади старика, количеством которых он мог бы потягаться даже с крупным фермером. Такой табун, наверное, тяжело содержать. Вообще мне понравилось то, как живут местные люди, они все казались такими работящими: у них были у каждого огромные деревянные дома, как правило, в каждом дворе было по две-три коровы, много пасек. Техники было мало, машин тоже не много, да они и не были им нужны. Люди жили натуральным хозяйством, и в магазин-то ходили, наверное, только за хлебом и какими-нибудь шмотками. Люди жили и наслаждались своей спокойной размеренной жизнью. Они не нуждались ни в политиках, ни в государственном строе. Казалось, что они даже не в курсе, что Советского Союза уже нет, и что Башкирия это одновременно и Россия, и уже не Россия. Они знали только, что скоро нужно готовится к зиме: косить сено, запасать мёд и другие вещи, которых они могут не увидеть ещё месяца три-четыре. Они жили так, как жили их деды и деды их дедов, так из поколения в поколения, косили сено, собирали мёд, пасли лошадей – делали всё то, что было заложено природой, и что нарушено нашим бездушным миром, научно-техническим прогрессом и всей прочей шелухой современного поколения. Может быть меня сочтут за сумасшедшего, но я бы хотел родиться именно здесь, подальше от грязных шумных городов, в глубине России, где-то посередине между Европой и Азией, в глуши Уральских гор. Да и все беды наши из-за того, что человек перестал чувствовать природу. Человек перестал быть подвластен природе, он её победил, и тем самым убил в себе всё человеческое.
Так я шёл и думал, пока не показалась деревня. Собственно говоря, и деревни-то не было, она состояла из одного дома, в котором жили три мужика: отец, сын и святой…, извините, старик. Старик обрадовался нашему приходу, налил нам железную кружку медовухи и угостил супом из "башмАков". В этом слове надо делать ударение на второй слог, а то получается не совсем понятно, каша из топора, ещё куда не шло, но суп из башмаков? "БашмАки" – это по-башкирски лошади. Когда он предложил такого супчика, я тоже не совсем понял, о чём это он. Суп был вкусный, и лошадиной мясо мне тоже понравилось, хотя Илюха до сих пор надо мной прикалывается, что я на еду набросился. Ну да я проголодался, тем более мне хотелось попробовать того, чего я никогда не ел. Старик налил нам ещё по одной кружке медовухи каждому, предупредив, чтобы мы не рассказывали об этом его сыну, а то он будет ругаться. И только он так сказал, послышался рокот мотоцикла. Приехал средний обитатель дома, его звали Фалес. Единственное имя, которое я запомнил, путём ассоциативного запоминания новых слов, а под словом средний имеется в виду по возрастной категории. Имена других, трудно было даже выговорить, поэтому я их не запомнил. Фалес приехал с рыбалки и похвалился уловом. Действительно улов был потрясающим. Целые пакет хариусов – один к одному. Кстати эта рыба занесена в красную книгу, поэтому за такой улов могли не слабо оштрафовать – 100 рублей за штучку. А он их ловил в том ручье, который мы переходили, когда бежали в деревню, без особой опасности. Хотя он сам был доволен тем, что вот он сейчас рисковал тем, что его могли оштрафовать, но он таки всё же сумел полакомиться ценной рыбой. Мы так же узнали, что и птицу, которую мы с Илюхой спасли, зацепил на блесну тоже он, когда рыбачил днём. Что и говорить – браконьер. Рыба, птица, а нам нужна была медовуха. Пока дед вышел проверить, не готова ли очередная партия недавно выставленного на брожения медового субстрата,  Фалес налил нам и себе медовухи, предупредив, чтобы не говорили об этом деду, да мы и не собирались никому ничего говорить. Мы просто пили и всё. На сто рублей нам было предложено пять бутылок по полтора литра. Но наши комплименты по поводу отличной рыбалки и восхищения Башкирией раздобрили Фалеса, и он дал нам ещё и шестую бутылку медового напитка. А Илюха, для закрепления дружеских отношений, подарил ему свою бейсболку. Так что мы, сложив ценный груз в пакет, отправились назад.
На обратном пути мы зашли к лесорубу, угостили его медовухой, поговорили о жизни, помогли распутать сеть. За это он согласился дать её нам порыбачить на ночь и даже помог установить. А погода совсем испортилась. Лил дождь, Аркадий и лесоруб возились с сетью в воде, мне же было так холодно, что было одно желание поскорее вернуться в лагерь, тем более там была Ирка, и мне раздобренному медовухой не терпелось её увидеть и поделиться впечатлениями о сегодняшнем дне. Наконец-то они кое-как установили сеть, и мы побежали промокшие и замёрзшие к лагерю.
Что было дальше, я уже не помню. Из тех воспоминаний, которые остались у меня в памяти были следующие. Мы сидим с Илюхой в палатке едим из котелка гречневую кашу и запиваем всё это дело медовухой. Потом я открываю глаза из-за того, что в палатку залезла Катюха и стала возится с рюкзаком. На улице было уже темно, дождь давно закончился.
- Вы всё ещё спите?
Илюха открыл глаза. Я стал вспоминать, как я заснул, но безрезультатно.
- Я пришла, посередине палатки стоит котелок с кашей, кружки, пустая бутылка и вы оба спите, я вас пыталась разбудить – бесполезно.
Вот это да, со мной такого никогда раньше не было, чтобы отрубиться, не помня как. Вот это медовуха.
Я вылез из палатки. Была уже ночь. Погода наладилась, на небо высыпали звёзды. Около костра сидели и пели песни обитатели нашего лагеря. Илюха тоже вылез из палатки, нас позвали к костру, угостили чаем и, как не странно, медовухой. Пили чай. Пили чай, кофе. Пили чай, кофе, потанцуем? Пили…  Спать уже не хотелось. Мы долго сидели у костра. Я даже сыграл песню Чижа на гитаре, хотя я очень редко играю и пою. В основном пели у нас петербургские девчонки. Саня иногда тоже пел "Вот идёт караван…", он пока еще только учился играть и это была единственная песня его репертуара. Никогда не пели Баклан и Гоша, да они и у костра-то редко сидели: рано ложились спать и рано вставали, всё равно, что и не на отдыхе. Лена тоже не долго засиживалась, ей, наверное, не было интересно с нами, особенно, когда Илюха напивался. Он её явно недолюбливал и иногда дерзил ей, хотя я считаю, что он был не прав, хотя бы потому, что она была старше его и ничего грубого в его адрес не говорила, поэтому его дерзость выглядело смешно. Вообще в походе люди дичают, наверное, от длительного пребывания вне цивилизации. Всё-таки люди все разные, с разными характерами, порядками, мировоззрениями, положениями в обществе. Поэтому в среде замкнутого пространства общения происходит борьба нравов за психологическое пространство. Каждый хочет выдвинуть свой суверенитет и показать его обществу. Вот, к примеру, нас с Илюхой приходилось терпеть всем, потому что мы провозглашали анархию даже когда спали, потому что могли одновременно спать и петь песни. И как правило, возмущался только Баклан, Дабл-Ду иногда ему поддакивает (Да-да-дабл). У Баклана даже один раз произошла стычка с Аркадием по какой-то глупой причине, кажется из-за дежурства, вообще Баклан многих доставал своей правильностью. И если поначалу его как-то принимали за авторитета и прислушивались  нему, то в последнее время его просто игнорировали и старались не замечать. Чувствуя это, он стал замыкаться в себе, и поневоле терпел наше общество, но возникать стал меньше.
Постепенно все разошлись по палаткам, даже Илюха, и мы остались с Ириной наедине. Я, конечно, подсел к ней. Всё-таки она тоже хотела побыть со мной, раз не уходила, и ждала пока мы останемся тет-а-тет.
Дрова в костре уже догорали, я пошевелил палкой уже развалившиеся угли. Я знал, что Баклан припрятал у себя около палатки с десяток заготовленных поленьев, поэтому я решил пойти на мелкое воровство и очень тихо позаимствовал три штучки, чтобы подбодрить костёр. И когда костёр весело занялся, я обнял Ирку и поцеловал. Она не сопротивлялась, но когда я отвлёкся, она сказала:
- Вот завтра протрезвеешь, и знать меня не захочешь.
Но мне было хорошо, и говорить не хотелось, я стал снова целовать её, и вчерашнее настроение вновь вернулось к ней, она снова стала весёлой, доброй, доступной и милой. Мы всю ночь смотрели на костёр и целовались. Она о чём-то рассказывала, а я её слушал. И мне было хорошо. Что привлекло меня к ней? Почему я так долго не проявлял своих чувств, почему что я сомневался? Может это моя природная скромность? Или недоверчивость к людям, или стремление сначала проверить, прежде чем поверить? Меня к ней тянуло, но что-то внутри меня давило на тормоз, даже когда я был пьян. Днём я часто думал, почему меня к ней тянет. Девушка, как девушка, вроде бы особенно от остальных не отличается. Я знал, что всегда искал другую девушку, она не была девушкой моих мечтаний. И только недавно я понял, что в ней было привлекательного. Она была неинфернальной, у неё была душа, доброта, и ум и в этом заключалась её красота, душевная красота. Она была старше меня не только по возрасту, но и по жизненному опыту. У неё был свой взгляд, свои жизненные позиции, у неё не проявлялось женской стервозности, наигранности, она была простая в общении, но далеко не пустышка, и я это чувствовал, и поэтому меня к ней тянуло.
Мы просидели до самого утра, и легли спать, когда светало.

Глава 10. Туристский пляж
Баклан кое-как заклеил плот, так что следующий день мы провели, как обычно, в пути. Плыли долго. По дороге остановились в деревне, купили молока. Плыли и пили молоко с баранками. Погода была облачная и ветреная, штормило. Волны захлёстывали за спущенные борта, приходилось постоянно подкачивать плот. Удивительно, как плот продолжал ещё плыть, после стольких терзаний. "На честном слове, и на одном крыле". Показалась ещё одна большая деревня, около которой собралась огромная толпа байдарочников. Здесь, наверное, был магазин, но мы не стали останавливаться и проплыли мимо. Через реку проходил навесной мост, хотя под мостом была такая мель, что можно было спокойно перейти реку и в брод. Плот № 1 налетел на отмель, а мы кое-как, с большим риском снова потерпеть кораблекрушение, вылавировали. Немного проехав деревню, мы причалили на обед. Девчонки ходили покупать мёд, а я, Катюха, Илюха, Ирка, Санькина мать и два демагога остались готовить еду. Распилили поваленную берёзу и развели пионерский костёр. Ирка и Лена чистили моркошку и картошку, а мы пошли играть в футбол на огромное, пахотное поле. Девчонки ещё не вернулись из деревни, так что мы решили их не ждать, и пообедать, есть очень хотелось. Около лагеря бегали деревенские собаки, которые тоже хотели чего-нибудь перекусить. У нас испортилась целая коробка хлеба, попала влага и он заплесневел. Мне было жалко, что столько хлеба пропадает зря. Зато в первые дни путешествия Баклан нас всё время ограничивал в хлебе, выдавал по два куска, скупердяй. Мы обрезали плесень и куски, которые ещё можно было спасти, поджарили на костре с солью, а остатки отдали собакам.
Девчонки, пришедшие из деревни, принесли мёда. Они пообедали, и мы поплыли дальше. Плыли до самого вечера. По дороге нас несколько раз обгонял старикашка-рыбак на резиновой лодке. Он что-то рассказывал про Урал, про рыбалку, и скучно не было. Мы тоже пытались рыбачить, но безрезультатно, Женя, правда, одну рыбёшку зацепила на гигантского овода, которые последнее время откуда-то прилетали, а иногда и жалили некоторых из нас.
Уже вечерело. Проезжая через очередную деревню, мы с Илюхой снова побежали за молоком. Восемь вечера – время дойки коров. Зашли в первую калитку. Там нас пригласили в дом, который состоял из одной большой комнаты и прихожей. Посереди комнаты стоял стол, на котором дымились только что испечённые блины, а рядом стояла чашка со сметаной. Конечно, добрая хозяйка угостила нас. Мы с Илюхой съели по горячему, только что испечённому блину и выпили по кружке молока. Вообще, местные относились к нам доброжелательно, может из-за нашего скитальческого вида. А может это было Уральское гостеприимство? Хотя они были мусульмане, если я ничего не путаю, хотя это и не имело значения. Мы купили у хозяйки три литра молока и довольные побежали обратно на плот. Так подходил к концу молочный день.
Впереди слышалась магнитофонная музыка. Была песня "Потому что есть Алёшка у тебя". (Илюха просто достал меня этой песней, позднее он не раз споёт её Ирке). По обеим сторонами берега располагались туристы. Их было много для такой глуши. Оба берега были заставлены байдарками, а из кустов торчали разноцветные палатки. Стоял необычный для столь отдалённых мест шум. "Откуда вас тут столько?" К нашему изумлению Наталья причалила именно в том месте, где уже было разбито три лагеря. Места на берегу не хватало, как на пляже в жаркий летний день. Дело в том, что эта была предпоследняя стоянка для всех туристов, путешествующих по реке Белая, потому что здесь находилось сразу несколько уникальных мест, но об этом позднее.
Мы поднялись на берег по вырытым в земле ступенькам. Расставили палатки на уже вытоптанной траве, сходили за дровами, разожгли костёр – в общем, всё те же процедуры. Отличие было только в том, что по всюду сновал народ. Наши палатки располагались как раз вдоль тропинки. Короче, место походило на проходной двор. Что не особо радовало. Наши соседи, которые тоже располагались вдоль тропинки, отгородили свои владения верёвкой с ленточками, своего рода забором. Нам отгораживать не было смысла, мы окружили тропинку с обеих сторон, и выход к воде проходил тоже через наш лагерь. На этом можно было деньги зарабатывать, введя таможенные пошлины. Деньги можно было зарабатывать где угодно. Например, выставить счёт Баклану за выпитую им медовуху, самогонку, водку и за обслуживание. Всё-таки бегали за три километра. Конечно, мне было не жалко каких-то двадцати рублей за пару кружек самогонки и медовухи. Меня убило то, что когда мы собирали вечером деньги на молоко, по пять рублей, то их у нас (меня, Катюхи  и Илюхи не было – были только крупные деньги). Так Баклан помнил о нашем долге до самого возвращения в цивилизацию, так и пришлось с ним расплачиваться по прибытии в Уфу. А говорят, что туристы бескорыстный народ, едят из одного котелка, не верьте этому, бывают и скупые туристы, хотя это и исключение. Бывшая преподаватель в техникуме нам рассказывала, как она однажды ходили в поход, кстати, тоже на Урал с группой чехословацких туристов. Так вот, когда остановились на привал, каждый из них достал свой котелок, разжёг отдельный костёр и сидел в сторонке от соседа. Невероятно?! Не будем о деньгах. Деньги – зло. Как говорится не в деньгах счастье…, … а в их количестве.
После ужина, как всегда никто не расходился, все сидели у костра, пели и слушали песни. К нам подвалили ещё два каких-то доходяги из соседнего лагеря, предложили свои услуги в качестве певцов, но по большей части они тоже слушали, потому что их пение мало кому понравилось, и девчонки как-то нескромно перехватили инициативу в свои руки. Они, посидев ещё, прослушав две песни, также незаметно свалили, как и появились. А вообще мне было не до этого. Я подошёл к Ире, отозвал её и сказал:
- Пойдём гулять?
Её ответ меня просто поставил в недоразумение. На то, что она практически не разговаривала со мной днём, внимания я уже не обращал. Это ещё можно было как-то понять, стесняется. Но сейчас-то? Она посмотрела на меня так, как будто я только что неудачно пошутил и тем самым оскорбил её:
- Зачем?
Зачем можно идти гулять, я не понял вопроса???
- Я хочу посидеть послушать песни. – Да, вот вам и любовь-морковь.
В связи с чем такой недоброжелательный настрой по отношению ко мне? Мы стояли метрах в десяти от костра, там было почти темно. Я подтянул её к себе и поцеловал. Она не стала отпираться. Я снова предложил идти гулять. Тем более сидевшие около костра стали оглядываться на нас. Её следующая фраза была ещё более непонятной.
- Если ты хочешь со мной переспать и бросить, то я не та девушка.
Нет такого поворота я, конечно, не ожидал. Да не думал я даже о том, чтобы с ней переспать, а потом бросить, как она заметила, для того, чтобы пополнить список моих любовниц. Мне просто было хорошо с ней, мне хотелось быть с ней, обнимать её, целовать. Но ни о каких мыслях, связанных с тем, что мне нужен был только секс на одну ночь с ней, у меня не было.
- Хорошо, если ты хочешь поговорить на эту тему, давай поговорим.
Идти было некуда, везде кучковались туристы, не в лес же идти ночью. Мы спустились к реке, где валялись наши плоты. Я сел на наполовину сдувшийся плот и посадил Иру к себе на колени. Было слышно, как над нами на берегу поют девчонки, на противоположной стороне реки тоже пели песни. Ночь была звёздная, тёплая. По реке разлилась полоса лунного света, как фонарь, освещая берег, и опуская силуэты в полумрак ночи. В небе за горами пару раз пробилась зарница. От сидения на плоту у меня вымокли штаны. Но отпускать Иру мне не хотелось. Мы целовались. Потом она всё пыталась заговорить, но я говорить не хотел. У меня голова уже не работала для таких серьёзных разговоров, я даже растерялся. К тому же я был трезвый. Но она всё же решила всё определить для себя на свои места в эту ночь. Сказала, что ей хорошо со мной, что я хорошо целуюсь, и что боится в меня влюбляться, потому что ей будет тяжело со мной расстаться. Ей будет тяжело снова пережить подобное расставание, которое настигло её менее чем год назад. Я что-то ей мутно отвечал, потому что не знал, что ответить, может, она была и права. Наши отношения всё равно рано или поздно должны были зайти в тупик, прекратится, что я ей сам подсознательно дал понять ещё при первой наше встрече, и что не следовало делать. Хотя? Мне двадцать, ей двадцать шесть, хотя она выглядела максимум на двадцать три . Она уже была за мужем; я же ещё совсем пацан. Ей нужен семейный очаг, дети; мне гулянки всю ночь до утра, шальную любовь. Но самое главное, конечно не в этом. Была ли любовь? Я не знаю. Она умная, добрая, ласковая, заботливая, она действует на меня успокаивающе, у неё отличная фигура, мне с ней хорошо, все мысли у меня занимала только она. Но что-то во мне не давало прав на любовь. Поэтому я думал только о сегодняшнем дне. Было классно с ней. Мне нравилось целоваться. Сначала она говорила, что я плохо целуюсь, но в первую ночь мы и поцеловались всего лишь два раза, не удобно как-то было, скорее даже непривычно. После второй ночи у меня болели губы из-за того, что когда она целовалась, она их слегка прикусывала. Я сказал ей об этом, она была в недоумении, в первый раз, наверное, такое услышала: "Больше не буду с тобой целоваться!" – возмутилась она. Но в ответ на это я снова поцеловал её.
Луна скрылась, песни перепелись, все ушли спать. Мы решили пойти с Иркой к нашему костру, погреться. Но не тут-то было. Нужно было как-то сначала отыскать дорогу к костру. Дорога-то была, но какая. Подняться по сырым и скользким ступенькам, да ещё и в темноте было не лёгкой задачей. У нас даже фонарика не было. Шли почти на ощупь. С большим трудом, весь испачкавшись в глине, я всё-таки залез на берег, потом подтянул Иру. Испачкались мы не слабо.

Глава 11. Яма
Утром у нас намечался поход в пещеры. Мы дружной шли по глиняной жиже, обходя лужи по мокрой траве. Мы зашли сначала на небольшое озеро. Вернее это было не озеро, а река. Она вытекала прямо из стены горы откуда-то снизу из расщелины и образовывала небольшую запруду. Вода в этом озерце была удивительной: прозрачная, переливающаяся из зелёного в голубой, холодная и живая. Такого сказочного места я никогда не видел – живой источник. Около этого водоёма стояло дерево, все ветки которого были забинтованы разноцветными тесёмками. Это было дерево исполнения желаний. Нужно было загадать желание и забинтовать ленточку на дереве, желание должно исполнится. Я кстати так и не загадал желания. Мне и так было хорошо, что мне ещё желать. Больше того, что я пережил и увидел в этом походе, мне было не нужно. Другие же завязали некоторые из оставшихся не завязанных веток этого волшебного, измученного неугомонными туристами, дерева исполнения желаний. Кто-то даже завязывал верёвочки и тесёмки на соседних деревьях, а какой-то уж очень желающий чего-то турист оставил завязанными на пне старые спортивные штаны, какое же интересно он желание загадал?
Мы оставили это поистине сказочное место и пошли куда-то в гору по тропинке, потом вышли в лес. Лес был точно такой же, как у нас в садах. Осины, сосны, берёзы. Словно вернулся домой. Листья деревьев уже желтели от долгой изнурительной жары и надвигающейся осени. Но что странно, грибов не было видно. Остановились у одного места, которое действительно стоит того, чтобы о нём написать. На ответвлении тропинки, прямо посередине лежало поваленное дерево, а за этим поваленным бревном была яма меньше метра в диаметре. Но яма – это слабо сказано. Глубина этого отверстия была потрясающей – сорок метров. В такую свалишься, костей точно не соберёшь. Только представьте себе шахта лифта девятиэтажного дома природного происхождения. Причём располагается преспокойненько эта ямка в лесу, на дорожке. Идёшь так гуляешь, и не заметишь, как провалишься в царство Аида. Мы бросили туда пару камней. Камень бросаешь, а спустя только несколько секунд, слышен звук его удара о дно колодца.
Мы прошли ещё немного вперёд, и пришли ещё к одной яме, уже побольше в диаметре. И глубина потрясала – сто сорок метров, а внизу ещё и река подземная, которую мы уже видели, в наземном виде – река с зелёно-голубой водой. К такой яме и подойти страшно. Одной рукой придерживаясь за ствол берёзы, можно было заглянуть вниз. Дна, конечно, видно не было. Только на отвесных стенах ямы белел лёд. Из ямы веяло прохладой и сыростью. Интересно и заманчиво было посмотреть, что там внутри. Но…
Крепко схватившись одной рукой за ствол берёзы, ты заглядываешь за кромку откоса. От чёрной, леденящей бездны веет чем-то неземным, даже начинаешь чувствовать запах плесени. Она втягивает в себя. Вдруг ты замечаешь, что ты продолжаешь наклоняться всё дальше. В голову ударяет пенящий поток чего-то мутного, заволакивая глаза пеленой туманного и бессознательного. Ты чувствуешь беспомощность тела. И уже не можешь контролировать действия, о нет, … рука оцепенев от страха, расслабляет пальцы и отпускает ствол дерева. Тебя пронзает током. Ты нервно пытаешься удержаться, но кончики пальцев не успевают захватить выскальзывающую бересту, и тело, накренённое до предела, не находит под собой опоры. Сердце ёкает и хочет вылететь. Ты вдруг осознаёшь всю безысходность настоящего, но ещё не веришь в глобальность будущего. Разум ещё пытается бороться за жизнь. Время останавливается. Ты на секунду зависаешь над ямой. Перед твоими глазами застывает кусок неба, зелёный пучок деревьев и наполненные ужасом глаза очевидцев, а под тобой чёрная пропасть, из которой на тебя холодом смотрит Она. Это последняя предсмертная картина. Всех охватывает ужас. Ты ещё чувствуешь сильный удар о выступ скалы. И кровь от размозжённой головы пачкает серый лёд на стене. Десять секунд… помёт нормальный – расслабьтесь. Это я так думал, когда стоял на краю ямы. "Я стою на краю, на обрыве над  рекой, не могу пошевелить ни рукой, ни головой. Защемило сердце мне…" .
 На стене скалы висела памятная табличка. Здесь погибли два преподавателя МГУ, которые исследовали эту пещеру лет двадцать назад. Они погибли от переохлаждения. В те времена было только зарождение советской спелеологии, естественно никакой экипировки, лазили можно сказать с одной верёвкой. Туристы-авантюристы. Полезли в марте месяце, были как раз сильные морозы. Стальные карабины обморозили руки. Лезть не хватало сил. Можно было только висеть. Но на морозе долго не продержишься, закрываются глаза, хочется заснуть. А заснуть можно только навсегда. Так что это была не просто яма, а историческое место, описанное даже в научных книжках.
Около ямы наша группа разделилась. Я, Илюха, Катюха и Ирка пошли назад в лагерь, а остальные ринулись дальше исследовать другие пещеры. Напоследок Аркадий, при прощании с этим уникальным  местом уникальным способом, решил оставить жидкую частичку себя на память яме. Илюха с Катюхой ушли вперёд, а я шёл с Иркой. Она останавливалась и собирала цветы. На встречу нам попадались группы туристов, желавших тоже посмотреть на чудо яму. Мы ждали, пока их длинная череда пройдёт мимо. Ирка нарвала целый веник различных цветов, чтобы сделать букет. Я тоже рвал какие-то цветы и отдавал их ей. Когда мы пришли в лагерь, там уже почти приготовился обед. Было тихо и одиноко, без нашей шумной половины группы. Светило солнце, хотя особой жары не было. Пообедав, мы валялись на «пенках» на траве, загорали, кто-то спал, а мы с Илюхой отгадывали завалявшийся у него в рюкзаке кроссворд, и кто-то сквозь сон говорил "Милан", "Нет, не подходит, скорее всего, Венеция", даже Баклан пытался нам что-то подсказывать, не выходя из своей палатки. Потом Ирка ушла отдыхать. Всё-таки третья ночь без сна давала о себе знать. Я тоже решил пойти поспать, но в палатку вошёл Илюха с гитарой.
- Лёха, сыграй что-нибудь.
Я стал играл, то что игралось само по себе, какие-то простенькие гитарные мелодии, потом Илюха решил спеть. Он пел и орал одновременно своим грубоватым, надрывающимся голосом колыбельную. Это была колыбельная в панк исполнении. Потом он начал петь таким же панковским тоном "Соловей, мой, соловей". Из соседней палатки доносились восклицания по поводу пения. "Да, Илюха у нас певец!". Пришла Катюха:
- Вы чё, сумасшедшие?
Я уже не вытерпел, рассмеялся и ушёл к в соседнюю палатку к Ирке.
- Ты не спишь?
- Какой там. – Из соседней палатки доносились вопли Илюхи и Катюхин смех.
 Хорошо, что Женьки в палатке не было. Она хотела тоже поваляться, но увидев, что её место занято мною, решила нам не мешать. Солнечный свет, проходя через брезент, создавал приятный полумрак. На Ире была надета футболка с видом Африки. Она была такая маленькая, худенькие загорелые руки, собранные в хвостик волосы. Я первый раз поцеловал её днём. Она лежала на спине, я взял обе её руки и заложил их за голову, а сам сел на неё сверху.
- Чё ты делаешь? Женьку прогнал.
- Да я не прогонял, пусть приходит.
И я снова навалившись, всё ещё держа её руки зажатыми в своей руке, поцеловал её.
- Поборол? Сильный? - сказала она, улыбаясь.
Я положил свободную руку ей на живот под футболку. Она вздрогнула и убрала руку.
- Мне щекотно.
- Так ты щекотки боишься?
- Не трогая меня.
Я снова её поцеловал. Потом рукой провёл по животу под футболкой, дотронулся до груди … (часть текста отсутствует)

Уже начало темнеть. Вечер. Наконец-то пришли наши путешественники. Голодные, грязные. Уже готовился ужин. Все наши соседи по побережью съехали, так что на освободившейся поляне мы с Илюхой играли в мяч до самой темноты. Он пару раз запинывал его в крапиву, и было не очень-то приятно доставать его, тем более что на мне были шорты. Так что играть быстро надоело, тем более все уже собрались у костра. В этот вечер дебютировали мы с Илюхой. Он пел, а я играл на гитаре, не смотря на свой больной палец. Хитом дня, вернее вечера, стала песня "Самара-городок", потом мы спели свою любимую "Нинку". Так что даже Наташка, которая ушла рано спать, вылезла послушать, как поёт Илюха. Вообще Наташка была не равнодушна к Илюхе, по крайней мере, он ей симпатизировал. А когда Илюха пропел с одесским акцентом строчку "А що это за кент?", Наташка даже восхитилась, песня пелась на бис. Илюха, как всегда пьяненький буйный и весёлый пел и ругался, пил и, в конце концов, рано ушёл спать.
Мне уже не хотелось просто сидеть и слушать вечерний шансон, тем более пелись одни и те же песни изо дня в день. Мне нужна была Ирка. Я утащил её ото всех на соседнюю полянку, где был самодельный деревянный столик. Сидеть на нём было неудобно, но других мест не было. Я вообще-то уже привык, что все наши ночные встречи с Иркой сопровождались сплошными неудобствами: сырые кеды и штаны из-за высокой травы – в первую ночь, мокрый плот, деревянные столики и стульчики, скользкие ступеньки. Приходилось мириться со всем. Мы снова не спали всю ночь. Когда вообще я спал, я не помню. Ирка отсыпалась утром, на завтрак она уже ходила редко, спасибо Жене, которая не забывала о своей соседке. Хорошо, что рано утром никто не будил, давали отоспаться по-человечьи, отдых всё-таки.

Утром светило солнце, было тепло, но уже не так жарко, как в первые дни. Дежурил Илюха и Ирка. Поэтому я встал вместе с ними, хотя и не выспался, мне просто хотелось быть с Иркой. Они готовили манную кашу. Надо заметить, что манную кашу не так-то и просто приготовить в походных условиях, из-за того, что нужно постоянно её помешивать. Но шеф-повар Илюха решил похвастаться своим поварским мастерством. Он растворил с водой две банки сгущёнки, забросили манку в котелок, и тут из палатки послышался голос Наташки: "Манки бросай 1 к 14". Дело в том, что Наташкина палатка стояла метрах в пяти от костра. И она, лёжа от туда, наблюдала, как возится с кашей Илюха. Илюха, конечно, не мог стерпеть такого нахальства, естественно, что-то ей пробурчал в ответ. После этого он так и прозвал Наташку – "Одна четырнадцатая".
Каша получилась отменная, я голодный и невыспавшийся даже добавки попросил. Илюха с Иркой старались её приготовить. Ирка поднимала крышку котелка, а Илюха мешал содержимое выстроганной палкой, не смотря на обжигающие языки пламени костра. Это не на плите вам готовить. Здесь огонь не убавишь.
Из палатки вылез Дабл-Ду. Он умылся, собрал палатку и пришёл к завтраку. Все ещё спали. Но в это утро, когда все уже настолько обленились, что никто не хотел выходить на завтрак, Дабл-Ду решил проявить себя. Он никогда не спал долго, утром выскочит из палатки, умоется и сидит, или ходит из стороны сторону. А что ему ещё делать? Завтраков он не готовил, дрова не рубил, так в костёр иногда подбрасывал.
- Идите завтракать. - сказал Илюха.
- Ну-у… - доносился сонная возня из палаток.
- А чё у нас на завтрак?
- Манная каша?
- У…
Дабл-Ду не выдержал такой наглости. Сколько можно спать уже десять часов. Он прошёлся в одних плавках и кедах по лагерю, как общипанный петух и сказал недовольным тоном:
- Вставайте. – Ответа не последовало. Только Баклан вылез из палатки, протирая глаза.
И тогда Дабл-Ду заорал:
- Гвардия, подъём.
Мне было смешно, я не выдержал и расхохотался. Захотел почувствовать себя в роли генерала. Гоша, Гоша, что ты за гомосапиенс такой? Ему ли понимать причины наших трудных утренних пробуждений. Несчастный человек.
После завтрака я решил искупаться, тем более купаться пошла Ирка. Вода была ледяной. Горная речка, впадающая неподалёку в Белую, здорово остужала воду своим ледяным течением. Я зашёл по пояс в воду. Как холодно-то. Быстро поплыл, чтобы не замёрзнуть. Проплыв брасом против течения, я быстро выскочил на берег. Какое это было приятное ощущение. После ледяной воды кажется, что всё тело обжигает, холода не чувствуешь. Солнце, грей меня скорее. Всё тело покрылось гусиной кожей. Вот и взбодрился ото сна.

Глава 12. Последняя
К двенадцати часам мы поплыли. Этот переход был последним. Попадалось всё больше туристов. "Вы откуда?" "Москва", "Стерлитамак", "Уфа", "О, вы из Нижнего Новгорода". Вот она вся Россия. Самый популярный молодёжный отдых конца семидесятых, восьмидесятых  и немножко популярный в девяностых. Поход. С ним много связано воспоминаний, переживаний и радостей. "Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так… - в горы друга тяни, рискни, не бросай одного его" И ещё много других песен посвящено походам. Поход сближает людей, раскрепощает, расслабляет. Это настоящий отдых.
Мысль о том, что наше путешествие подходит к концу, меня расстраивала. Чего только стоят живописные пейзажи природы. Причудливые горы, водовороты бурлящей реки, каменистые берега. На одном таком берегу мы остановились на обед. Неподалёку была пещера, последняя пещера, которую нам предстояло посетить. Но туда пошли немногие – пещеры уже всем надоели. Мы с Аркадием, Илюхой и Татьяной дошли до входа в пещеру, сфотографировались на её фоне, на камнях, а потом пошли готовить обед. Я снова был дежурным. Мы кое-как разожгли костёр, потому что дров почти не было, и поставили варить суп. В скором времени суп всё же стал закипать. Илюха же убежал на гору, название которой в переводе с башкирского было "Чёртов палец". Гора была метров пятьсот высотой, от неё как бы откололась другая гора, похожая на палец. Это была стела высокая и длинная. В целом вид был впечатляющим. Забраться на такую гору было действительно трудно. Илюха чуть не сорвался оттуда, говорит, что успел вовремя схватится за ветку. Камикадзе. Он оттуда нам даже орал, но его никто не слышал, чему он очень расстроился.
Гора, в которой находилась пещера, называлась "Теплоход". Если смотреть с реки, то по форме гора действительно была узкой и длинной, как корпус корабля. Пещера проходила через эту гору насквозь, но пролезь туда можно было только самым отважным и лазским. Для меня измученного ночными похождениями больше по душе было поваляться на камне и позагорать. Хотя вид, открывавшийся из выхода с противоположной стороны, находившегося на приличной высоте был, наверное, потрясающим.
Пока мы готовили и обедали, Дабл-Ду сидел на плотах, оставленных нами в отдалении. Он заявил нам, что обедать не пойдёт, что он не голоден. Он явно был на что-то обижен. После обеда Баклан пошёл к нему, тоже стал вместе с ним грустить. Они как-то находили между собой общий язык, хотя Баклан до конца похода сам принимал Гошу за сумасшедшего.
Когда все пообедали, мы поплыли дальше. Хотя природа внешне не изменилась, но уже чувствовалось приближение цивилизации, это чувство было подсознательным, потому что мы знали, что у нас осталась всего одна последняя ночь, и это последний день нашей двухнедельной гребли. Проплыв пару километров от Горы-теплохода мы увидели ещё одну потрясающую картину. Это были выбитые на большой вертикальной, плоской скале лица Ленина и ещё каких-то двух коммунистов из его компании. Вид был впечатляющим. Размер картинки трудно было оценить. Кто-то говорил, что её высота 200 метров, кто-то больше. Но делать такую картину было действительно не просто – это точно. Подобный пережиток социалистического прошлого мы видели и в Старосубхангулово. Там на вершине скалы виднелась металлическая конструкция серпа и молота. А эта каменная картина походила на голливудсую аналогию Уральского размаха. Как её строили и для кого непонятно. Такое видишь не каждый день. Зрелище достойное книги рекордов Гиннеса.
Проплывали последние километры. Я уже не вытерпел и уснул прямо на борту, причём не просто лежал с закрытыми глазами, а спал по-настоящему, мне даже сон какой-то приснился. А проснулся я от того, что чуть было не упал в воду, когда нас бортонул плот № 2. Когда я открыл глаза, то увидел, что по берегам виднелась техника: различные тягачи, трактора – шла рубка леса. Дело в том, что в этих местах велось строительство плотины. Уровень воды планировали поднять на шестьдесят метров, так что мы были в тех местах, которые через год будут затоплены, и никто больше не увидит того, что посчастливилось увидеть нам. Где-то далеко были слышны взрывы – ломали скалы, всё говорило о том, что скоро конец пути, конец.
Погода портилась, наваливались чёрные густые тучи. Похолодало. Будет дождь. Уже слышались раскаты грома. Мы решили причалить к берегу и накрыться тентом. Я выглядывал из отверстия дырки тента и смотрел, как второй наш плот плыл, обгоняя нас прямо под сильным ливнем. Они даже нам кричали: "Эх вы, дождичка испугались". Когда ливень стих, мы поплыли дальше. Гребли я и Баклан. Остальные сидели под тентом. Капли дождя редели, и из-за чёрной огромной тучи показывалось солнце. Стало снова тепло, можно было загорать, не смотря на то, что только что закончившийся дождь и на то, что плыть осталось каких-то два-три километра. Послышался шум похожий на шум порогов, но это были не пороги, а шум небольшого водопада. Место удивительное. Я раньше водопады видел только по телевизору и на фотографиях. Хотя это и не настоящий водопад, скорее водопадик – просто небольшой ручей, падая со скалы по камням, вливался в реку Белая. Это было последние то замечательное, что можно было увидеть, потому что мы уже приплыли. Показались буйки с надписями "Опасная зона. Взрывные работы". Цивилизация захватывала Урал. Мы должны остановиться здесь. Дальше плыть было некуда, там уже преграждала путь строящаяся плотина. Завтра за нами приедет автобус, и мы должны будем покинуть эти места может быть навсегда.
Последние метры мы решили проплыть наперегонки, – кто из плотов быстрее достигнет берега. На берегу стоял воткнутый в землю, кем-то оставленный белый флаг. Выигрывал тот, кто первый схватит этот флаг. Все гребли на полную катушку. Наш плот почти сдулся, так что я сидел, чуть ли не в воде, но грёб изо всех сил, даже немного переборщил, – сломал свое деревянное весло. И это после четырёх наспанных ночей. Откуда только энергия бралась? Наш плот всё же выиграл, что не удивительно, хотя Аркадий загребал тоже неплохо. Флаг был захвачен. Наш маршрут в сто восемьдесят километров закончен. И поднятый флаг свидетельствовал этому.
По берегу, где мы остановились, проходила щебёночная дорога. Наш автобус должен был подъехать прямо к этому месту. Рядом находилась стройка, результат которой послужит гибелью всего побережья реки Белой на многие километры вверх по течению. 
Наступила последняя ночь на Урале. Пока мы расставляли палатки прямо на берегу вдоль дороги, Илюха с Женькой бегали в деревню, не знаю, на какие деньги, они купили литр самогонки. Илюха начал пить ещё в деревне вместе с Женькой, а под вечер он всё больше и больше пьянел. Я лежал в палатке и дремал, пришёл Илюха, спустя некоторое время пришёл Сашка. Он попросил Илюху налить ему самогонки, только ничего не говорить об этом матери. Они выпили вдвоём с Илюхой, закусили гречневой кашей, как всегда принесённой Илюхой прямо в палатку. Так они меня разбудили, и мы все вместе пошли к костру, около которого уже сидела вся наша группа. Потом Илюха и Саня пили месте с девчонками, потом втроём с Аркадием, так что Саня напился почти что в хлам, так он, наверное, ещё никогда не напивался в свои четырнадцать лет. А я уже не мог смотреть на самогонку, поэтому последние три дня не пил вообще, только чай.
Спать уже не хотелось, мы сидели вчетвером у костра: я, Ирка, Илюха и Саня. Саня с Илюхой скорешились за этот день. Когда все ушли спать, они допили оставшуюся самогонку пошли смотреть на стройку. Нас с Иркой стройка мало беспокоила – это была наша последняя, прощальная ночь. Конечно, жалко было спать в такую ночь. "Отоспимся дома" – думали мы… Мы, конечно, дождались утра, пользуясь ночной тишиной и уединением. Было немного печально, что это была последняя наша ночь замечательного сказочного похода, я надеялся, даже был уверен, что это была всё же не последняя наша ночь.
- Вот из похода приеду, надо будет на работу сразу же выходить, хорошо, что приедем в субботу, будет ещё день, чтобы отдохнуть.
- Мне тоже на работу. Да не будем думать об этом сейчас.
Утро было солнечным и тёплым. После завтрака мы ходили с Иркой и Женькой на водопад фотографироваться. На дороге я нашёл синенькие цветочки, похожие на колокольчики и принёс их в палатку к Ирке. Она там наводила порядок в своих вещах, готовилась к отъезду, я ей помешал. Вернее она, наводя порядок, навела там такой беспорядок, который может навести только женщина. Вот, например, когда у меня мама дома начинает убираться, так она сначала во всех комнатах подымит такой гвалт, что я иногда поражаюсь, как всё это она может в итоге убрать. А Ирка разбирала свою сумку. Там были и ножницы и пилочки, и потерянная зажигалка и ещё куча всякой мелочи, непонятно зачем находившейся в маленькой сумочке. Я стал свидетелем этого беспорядка, и немного смутился этому. Но увидев цветы, она всё снова запихала в сумку-рюкзачёк, и отложив уборку до следующего раза. Цветы её понравились. Она уложила их сверху своего маленького бежевого рюкзачка. Эти цветы она даже сумела привезти с собой в Нижний. Хотя пока ехали в автобусе её рюкзак, висевший на каком-то гвозде, несколько раз падал. Как цветы оставались живы, просто невероятно.
Так бы остаться вдвоём в этой палатке, всегда бы было лето, тепло, река, природа, что ещё надо для счастья? Но как говорится: "Хорошего помаленьку". На то, что я приходил в палатку к Ирине и подолгу там пропадал, внимания никто уже не обращал. Конечно, все видели, что у нас с Иркой что-то есть, но никто не вмешивался в это, что мне и нравилось. Особо нашим романом мы не афишировали, Иринка вела себя на людях со мной сухо, я тоже не позволял себе дерзких выходок, так что косых взглядов со стороны окружающих мы не вызывали. Более подробно о наших отношениях знали, наверное, только Илюха и Женя, но они относились к этому равнодушно. 
Все ждали, когда приедет автобус. Илюха с Аркадием пили, не известно откуда появившуюся, самогонку. Илюха вообще последние дни не просыхал, как в палатке его один раз замочило дождём, так с тех пор он и не просыхал (Илюха попросил, чтобы я убрал это предложение, поэтому делаю сноску: Илюха пил чуть меньше того, что я написал выше). Я уже с ним почти не разговаривал, он так надоел мне за эти дни, что от него просто тошнило. Поэтому я пошёл играть в волейбол. Это был прощальный матч. Сначала играли с Женей и петербуржцами. Женя была не плохим игроком, она занималась в волейбольной секции, играть с ней было интересно. К нам позднее присоединились Татьяна с Аркадием. Волейбол – это моя любимая спортивная игра, после шахмат. Так вот пока мы коротали время, играя в волейбол, Ирка коротала время другим способом. Она делала массаж Илюхе. Вот тебе и на… Он лежал на спине, а она ходила по нему ногами. Для меня это был удар ниже пояса. Приревновал. Со мной она стеснялась находится, зато с Илюхой чуть ли не…. Поэтому, когда закончился волейбол, я от обиды решил уйти на водопад. Мне было грустно, поэтому я решил побыть немного один. Скоро прейдёт автобус, вещи уже упакованы. Скоро снова город, шум машин, хмурые лица прохожих, работа, да и лето скоро закончится, будет холодно, пасмурно и неуютно.
«В суету городов и потоки машин
Возвращаемся мы, просто некуда деться,
И спускаемся вниз с покорённых вершин,
Оставляя в горах наше сердце….»
Больше всего меня мучила мысль об Ирине. Мне было всегда так хорошо с ней. Наверное, это были мои самые лучшие дни моей жизни. И мысль о том, что вот сейчас всё кончится, растрогала мою душу. Я забрался на камень, около водопада, сидел и смотрел на реку, грустил. Всё-таки она на Илюху имеет какие-то виды. Хоть она и говорит, что ей не нравятся парни с карими глазами, но я завидовал вниманию, проявляемому Илюхе со стороны Ирины. Вот если бы она Аркадию к примеру делала такой массаж, как бы на это посмотрела Татьяна, интересно?
 За мной на водопад пришла Катюха – приехал автобус. Мы стали грузить вещи. Ирка сидела вдалеке на берегу и курила. Хоть я и решил на неё обидеться, но решил всё-таки подойти к ней поближе – она плакала.       - Ты что плачешь?
- Мне не хочется уезжать.
 Я поцеловал её.
- Ты куда ходил, на водопад? Ты что обиделся на меня?
А только улыбнулся в ответ. Всё-таки она была умной девушкой. Я смотрел на неё, и мне самому хотелось плакать. Поэтому я улыбался, чтобы подавить застрявший в горле ком жалости.
Автобус был готов отправиться домой. Шоферил всё тот же хачик, со своей женой. Мы попросили его сфотографировать нас всех вместе на память. Потом нам пришлось пройти какое-то расстояние пешком, потому что через стройплощадку провозить людей запрещалось. И этот наш последний переход был как бы прощанием с Уралом. Но я старался уже не думать о грустном. Я представлял, как мы приедем в Нижний, как нас приедут встречать родители, радостные что с нами ничего не случилось и, не понимающие, всю тяжесть моего возращения. Я уже обдумывал планы по работе, чтобы забить другие давящие мысли.
Автобус трясся по пыльной дороге в обратный путь, гор уже не было видно. Солнце опустилось за горизонт. Наступила ночь, машины, обгонявшие нас, уже зажгли фары. Снова трястись тридцать два часа по дорогам России. Но такой долгий переезд уже не казался таким долгим. Дорога обратно всегда кажется короче. Тем более и спешить было некуда. Чем быстрее мы приедем, тем быстрее закончится моё счастье.
Вот и Уфа. Мы остановились на вылазку в магазин, не смотря на то, что было уже около двенадцати ночи. Но для походников это ещё детское время. Илюха обросший, с взъерошенными грязными волосами, без майки – последнюю майку он где-то потерял, разутый, в одних красных шортах ходил по магазинам Уфы, и пугал своим видом уфимцев. Он выглядел каким-то злым, голодным, как будто медведь разбуженный посередине зимы. Он с Женькой купили четверок водки, и они выпили его вдвоём в автобусе. Я себе тоже купил две бутылки пива, орешки и сок Катюхе. Мы сидели в задней части автобуса. Я, выгнав Илюху, сел радом с Иркой и не собирался никуда уходить и отпускать Ирку. Она ела батон, купленный ею с Женькой на двоих, намазав его майонезом, закусывая всё это дело колбасой и запивала холодным. Илюха пел песни и орал всякие пошлости. Пришло время для сна. Автобус остановился. Желающие вышли в туалет и покурить на улицу, а через десять минут все уже разобрались по местам и приготовились ко сну. Все кроме Илюхи, он всё ещё продолжал петь песни, пока водитель не пожелал ему заткнуться. Он обиженный пьяный и несчастный улёгся спать прямо на голом полу автобуса в проходе между креслами. Мне даже стало жалко его, хотя мы спали тоже не лучше. Ирка вообще не спала. Псевдокравать состояла из сплошных неровностей. И хотя туристам не привыкать к неудобствам, спать было ужасно. У меня под боком было что-то ужасно жёсткое, похожее на колышек от палатки, хотя он и был накрыт сверху чем-то мягким, но от долгого лежания на нём, спина ныла. Около головы торчала труба поручня и ноги упирались в чей-то бок. С лева от меня лежала Ира. Она тоже вся изогнулась. А взял её руку в свои, хотел её прижать к себе, но постеснялся Катюхи, которая сидела справа от меня и не могла ровно улечься.
- Ты чё не спишь? – спросил я сестру.
- Мне не удобно, я не буду спать.
- Не дури. Ложись и лежи с закрытыми глазами, тогда уснёшь.
Несмотря на своих неспящих соседок (Ирка, правда, лежала с закрытыми глазами), не смотря на все неудобства, я отрубился до самого утра. Я даже немного выспался. Хотя остальные были изрядно потрёпанные. За окном уже светило августовское ещё тёплое солнце, автобус трясся по дороге. Мы быстро приближались к Набережным Челнам, где нас покинула Женя. Илюха отдал ей на память ещё одну свою последнюю бейсболку, которую он сначала подарил мне, и остался совсем раздетым (ну не совсем, конечно, шорты остались). Все попрощались с Женькой, особенно жалко было расставаться с ней Ирине. Она вообще была всю дорогу грустная.
Автобус покатил дальше. По дороге мы остановились около поля с подсолнечниками. Натырили их целый автобус, и всю дорогу грызли семечки. Так пролетела Башкирия, Татария, вот мы и в России, дома. Когда приехали в Нижний, шёл мелкий дождь. В автобусе нас оставалось всё меньше и меньше. Многие рассеивались по дороге. Илюха с Иркой вышли вместе около дворца спорта. Мы как-то разошлись не прощаясь, в надежде скоро увидеться. Илюха так и шёл в одних шортах, без майки, с растрёпанными грязными волосами. На Иринке была красивая жёлтая футболка и белые шорты, которые контрастировали с её загорелыми, шоколадными ногами, уходившими от меня в дождливую даль.


Конец