Ночь перед Рождеством

Поздним вечером пошли прогуляться на Наташинские пруды. Морозец умеренный, градусов пятнадцать. Снег хрустит под ногами, как крупная соль. Торжественное темное небо. Звезды сигнальными точками несуетно фиксируют наступающую ночь. Семейство наше, крайне немногочисленное, выглядит довольно типично и, как бы поаккуратней выразиться – технологично: я, Таня и Андрюха – все трое в надутых пуховиках с капюшонами. Цвет наших шарообразных скафандров – оттенки синего: от темного, близкого к цвету ночи, до яркого, в тон дневному небосводу. Андрюха бодро тянет за собой блестящий снегокат – а на самом деле просто санки с мягким сиденьем и навороченным рулем.

Путь на пруды изучен нами давно и исхожен многократно – еще с тех давних пор, когда гуляли с коляской, где мирно сопел укутанный в пеленки нынешний обладатель снегоката. Перейти дорогу на углу соседней девятиэтажки, обогнуть церковную ограду, миновать короткий переулок между домами. Дальше будет школьный двор. Затем – на века разрытая теплотрасса, дымящаяся бесконечным чайником и зимой, и летом. И – вот они, Наташинские пруды. Невысокие крутые берега – естественные горки, где резвятся малыши всех категорий – от двух до девяносто двух…

На подступах к школьному двору, преодолев первую треть маршрута, мы обнаружили в темноте его. Он лежал, вольно раскинув руки. В приличном пальто и легких лаковых туфлях. Странным образом не гармонирующая с этой экипировкой спортивная шапка валялась в метре от хозяина. Сам хозяин уютно спал.
- Пьяный, наверное? – спросила Таня.
- Ну почему же наверное? – ответил я. Подошел ближе, наклонился. Резко дернул за плечо:
- Але, гараж! Вставать будем?
Реакции – никакой.
- Живой хоть? – забеспокоилась Таня. Андрюха отошел подальше и вытянул шею.
Я подергал его сильнее, основательно тряхнул, подняв снежное облако. Пьяный вяло отмахнулся и промычал нечто, явно намекающее на принципиальное несогласие с моими энергичными действиями.
- Вставай, дурень! Вставай, замерзнешь! – я поглубже натянул ему мятую шапку на белые уши, попытался приподнять, ухватившись за воротник и отдирая слегка примерзшее пальто от земли.
- Да пошел ты… - недружелюбно сообщил мне новый наш знакомый.
- Подожди, я позвоню в скорую, - сказала Таня.
- Да какая скорая? Ты что, знаешь номер люберецкой скорой? – досадуя и нервничая, ответил я и снова стал поднимать немногословного собеседника. Мои более активные манипуляции породили пропорциональную реакцию.
- Пап! Осторожней! – испугался Андрюшка. Пьяный, с трудом разлепил веки, сердито уставился на причину его дискомфорта и уверенно ткнул меня в живот. Плохая координация свела на нет всего его усилия. Однако он однообразно и упорно продолжал отстаивать он свою свободу на банальном сленге:
- А я те говорю - пошел ты нах…Сук-ка…
Таня дозвонилась:
- Да, пьяный. Замерзает. Люберцы, угол Урицкого, дом два. Во дворе, недалеко от школы.
Спасаемый погрозил мне кулаком. Попытался достать меня ногой. Затем улегся поуютней.
Я распрямился и оглянулся на своих:
- Ну, что пойдем? А куда, кстати, ты звонила?
- Девять-один-один.
- И что? Работает? Удивительно. Не думал, что это возможно. Ну ладно, пошли. За ним заедет персональный транспорт.

До прудов мы добрались минут через десять. Веселый мир зимнего парка беззаботно дарил себя всем без остатка и устали. Раскрасневшаяся детвора, как заводная, утюжила горки на санках, ледянках и просто на задницах.
Недолгая прогулка, завершилась не без скандала, что нельзя было назвать удивительным событием. Андрюха ни в какую не хотел уходить и требовал последний, потом самый последний, потом самый-самый последний раз скатиться с горки. Суровый родительский приговор, наконец, вступил в действие. Ребенок был усажен в снегокат. Я впрягся. И наша внушительная троица отправилась в обратный путь.
- Интересно, его подобрали? – поинтересовался Андрюха, озвучив наш общий вопрос.
- Скоро узнаем, - ответил я, надеясь на разумное развитие событий: мороз все-таки усиливался.

Ожидания не оправдались. Наш печальный незнакомец был там же. В той же позе. С не менее довольным лицом. Я схватил его за плечи и стал тормошить. Поднять пьяного в одиночку было не реально.
Таня снова связалась с «девять-один-один». Ответили: «Вызов зафиксирован. Приедут в ближайшее время. Много работы».
Я его бил, орал, толкал. Ответ был прост и немногословен:
- Пошел ты!... Су-к-каа…
- Ну что теперь? – запыхавшись, спросил я своих помощников.
- Пошли домой. Мне ответили, что обязательно приедут. Адрес повторили. Сигнал приняли.

Дома обнаружили нехватку питьевой воды и я, не раздеваясь, отправился в магазин. Вышел из подъезда. Постоял с полминуты и двинулся не в магазин, а в обратную сторону - на угол Урицкого, напротив запорошенной церковной ограды.
Еще издали заметил яркие красные габаритки. Почти бегом добрался до места. Большая «Скорая» стояла, мерно урча двигателем. Человек шесть молодых ребят в стильных синих комбинезонах, словно спасатели из американского боевика, окружили моего недавнего противника. Это явление стояло, шатаясь на ногах и дружелюбно рассматривало новую компанию.
- Это мы звонили, - сказал я, подойдя ближе, - хорошо, что вы приехали.

Меня удивило, что у двоих на спине было написано «милиция». Странно. Наверное, смешанные такие бригады разъезжают, подумал я.
- Вы знаете, где он живет? – спросил один из спасателей.
- Да нет. Мы только пытались его поднять. Эй, где живешь-то?
Оживший, в мелком искрящемся снегу, в шапке, кое-как напяленной на левое ухо, с трудом стоя на ногах, посмотрел на меня. Насупился. Очевидно, вспомнил последние наши с ним бои. Посмотрел с нескрываемой любовью и гордостью на ребят из «Скорой» и ответственно заявил:
- Тебе – не скажу! А им – вот им! Скажу!
Забыв, видимо, что я тоже слышу секретную информацию, громко сообщил:
- Урицкого, дом шестнадцать…, - но тут же спохватился и, мстительно глядя на меня, торжественно замолчал.

Четверо спасателей, очевидно работающие ангелами в наступающей ночи, подхватили гордеца под руки и настойчиво повлекли к машине:
- Все равно сейчас в вытрезвитель…