дачники

Дачники
Доцент  Баркалов в пятницу освободился пораньше и поехал на садовый участок, который он, как и многие другие, называл дачей. Вечером он рассчитывал поработать в одиночестве над статьей. Сойдя с электрички, он пошел тропой через лес. Перед самым содовым поселком  на лугу Баркалов встретил  Гуртова. Тот в брезентовом плаще, в засученных штанах, с ведром собранного коровяка в руке пытался увернуться от собачонки, которая неотступно облаивала его сзади, пытаясь цапнуть за синие тощие ноги. Доцент Гуртова не терпел, и сцена эта доставила ему тайное удовлетворение. Заметив Баркалова, Гуртов пристроился к нему. Не оттого, что был рад его видеть, а с надеждой отвертеться от злобной собачонки. Собака, действительно, тут же убежала.
Когда - то Гуртов работал по снабжению в институте, где служил  Баркалов. С большим трудом избавились от него. Переменив еще пару мест и отовсюду изгнанный за неистребимую склонность к интригам и устраиванию всяческих пакостей сослуживцам, Гуртов целиком отдался летом делам дачным, а зимой общественно - жэковским. Прослужив службу в армии при штабах и добравшись до полковничьего чина, он с большой охотой  предался патриотическому воспитанию молодежи, выступая по школам с воспоминаниями, которые он широко черпал  из мемуаров военачальников, поскольку сам ближе 100 км к фронту не был, и запах пороха ему был знаком только по учебным стрельбам.
Баркалов по нечаянности, из вежливости поинтересовался, что давно не было видно его, Гуртова, на даче. И теперь вынужден был слушать рассказ полковника о том, как тот ездил в деревню хоронить отца. Тема, горестная для всякого, Гуртова вдохновляла. С упоением он рассказывал, как он показал всей деревне, кто такой он есть, как дошел до горкома и все - таки заставил военкома отправить караул солдат в деревню для отдания  отцу воинских почестей. Наверное, военком сам был готов на себе притащить даже пушку, лишь бы отделаться от настырного полковника. Гуртов долго еще рассказывал, какие он устроил похороны, чего это ему стоило, но, конечно, ничего не жаль, пусть вся деревня увидит, что он за человек. Что за человек был отец Гуртова, Баркалов так и не узнал.

Баркалов, порядком измученный по дороге монологистом Гуртовым, добрался, наконец, до своего участка. Соседями Баркалова по даче были отставной полковник Шармак, переводчица Даная с мужем Терехиным  и Дима. Дима был знаменит своим голосом и женой. Когда он разговаривал у себя на участке, слышно его было на противоположном краю поселка. Дима работал в какой то конторе, где мог по бросовой цене, как отходы, приобретать стройматериалы, и потому непрерывно что - то строил. То он пристраивал веранду, то надстраивал мансарду, то перестраивал сарай, сооружал один парник за другим. Пока Дима метался по огороду с топором и гвоздями, Ритуля, Димина жена (впрочем, все наоборот, именно про Диму  говорили - муж Ритули),  возлежала в купальнике на ярко красной подстилке и снисходительно - любовно посматривала на своего крикливого муженька.
Сбросив на террасе рюкзак, Баркалов  прежде всего обошел участок. Осматривая посадки, деревья он испытывал какое - то особое чувство гармонии с собой. Этот постоянный еженедельный ритуал как бы переключал его с дел городских на дела дачные.
Сосед Шармак был уже на даче. Они немного поговорили о мучнистой росе на крыжовнике, о совершенно необыкновенной смородине, черенки которой Шармак даст ему осенью.  Отставной полковник  был, можно сказать,  главным советником  всех соседей в агрономических делах. По полдня он давал консультации всем желающим, а если никто не приходил к нему, он сам отправлялся по соседям, делясь своим  садовым опытом. Кроме советов, он безвозмездно  делился саженцами, рассадой и черенками. При том он все успевал переделать на своем участке, бывший красой и гордостью всего общества, его образцово - показательной вывеской.
Осмотрев сад, наговорившись с Шармаком и слегка перекусив, Баркалов, наконец, забрался в свою комнатушку в мансарде, чтобы поработать до вечернего полива.
Поселок садового общества, если взглянуть на него со стороны, например с возвышенности, производил впечатление отвратное. Первое слово, которое произносил человек новый, глядя на сотни сгрудившихся домишек, было - муравейник. Но это только потому, что язык большинства людей стандартен и беден, и одними и теми же словами пользуется для выражения  впечатлений совершенно разных. Муравейник в сущности структура высокоорганизованная и гармоничная, а в виде поселка не просматривалось не то что какой - то гармонии, но напротив бросалась в глаза безалаберность устройства. Общим, пожалуй, была только многочисленность.
 Если пройтись по тесным проездам поселка, можно было обнаружить и дома великолепной ручной работы, и оригинальные архитектурные идеи, и буйную фантазию в украшении этих временных жилищ. Творческий дух обитателей, оказывается, еще не отбила безликая городская среда, а может быть именно здесь и так они протестовали против привычной серости. Занимаясь большую часть жизни делом рутинным, одномерным, вырываясь по выходным на свои крохотные куски земли, они здесь могли излить себя в акте творческом, каким являлось для них строительство домиков и их украшение, либо выращивание сада, и обихаживание выращенного.
И еще одну сторону жизни можно было заметить здесь. Сосуществовали здесь дома богатые и дома бедные, дома выстроенные с фантазией и  безликие дома - кубики. Словом, домики образовывали свою социальную иерархию. Лишь частично эта иерархия  совпадала с той, которая существовала в жизни основной. Свои здесь были нюансы. Доставала и прохиндей, впрочем, и здесь оставался прохиндеем,  но вот зато заурядный в жизни человек здесь вдруг становился человеком поавторитетней другого видного человека, и тот сам признавал его первенство здесь. Редкие возможности сравняться в социальном плане давало в этом отношении садовое общество.

Дом доцента Баркалова ничем не блистал. Стандартный домик, с мансардой под ломаной крышей, крашенный голубой краской. Никакой резьбы, никаких перильчиков, которые сами тянут руки коснуться их, ни беседки, увитой чем - то плетущимся, ни газона, на котором было бы так сладостно загорать. Впрочем, это только для человека несведущего, газон кажется самым легким делом: посадил травку и лежи на ней, а на самом деле ухода требует титанического, с которым заботы о каких - то огурцах кажутся детской забавой. Регулярное кошение, выщипывание сорняков, и, наконец, бесконечная борьба с гостями, которые так и норовят потоптаться по этому опрятному паласу. Подобными рассуждениями Баркалов  оправдывал отсутствие у него газона, но на самом деле он давно мечтал и о газоне, и о беседке, и о резных перильчиках, и прочих вещах, да все как - то не складывалось.  Все здесь было стандартно, но и все было: и огурчики, и помидорчики, и зелень всякая, и немного картошки, и яблони, сливы, вишни, а также малина, смородина, крыжовник и прочее, и прочее. За всем этим ухаживали жена Баркалова, он сам, и изредка приезжавшие сын с невесткой. Впрочем, от невестки помощи было мало.
В мансарде у Баркалова была своя отдельная комнатка, где он любил спать после обеда, читать детективы, а иногда и позаниматься служебными делами, особенно когда дожди лили, и на участке было грязно и неуютно. В комнате висела фотография Высоцкого, и вырезанный из журнала пейзаж, если перевернуть который, то на обратной стороне красовалась смачная  голая дама, выставлявшая  свои интимные прелести.
Если дом Баркалова следовал принципу своего хозяина « не выделяться », то Самохинский дом был полной противоположностью. Он золотился проолифенной и лакированной вагонкой, под железной крышей, полузакрытая веранда опоясывала его с двух сторон, да еще балкон на втором этаже, где Самохин любил посидеть с чайком. Всякие резные штучки изукрашали дом, а над крышей горделиво вздымался флюгер в виде золотого петуха. Были в окрестностях дома и побольше Самохинского, о трех  этажах, из добротных бревен или кирпича, но он среди них смотрелся картинкой. Когда строились те дома, в основном начальственные, строились не прикладая рук, в прямом смысле слова, снятыми со строек бригадами,  многие тогда возмущались, письма даже в ОБХСС писали, лишь Самохин восторгался: Умеют люди жить! Умение жить Самохин ценил превыше всего.
К Баркалову у него было сложное отношение. С одной стороны - лох, человек не умевший добывать нужное, с другой стороны выстроил все сам, своими руками, значит - умел, правда, переплатив за материал, к тому же Самохин, сам себе не признаваясь в этом, с почтением относился к титулам и званиям. А Баркалов был как - никак - доцент. Самохин «заушно» окончил техникум, и боязнь преподавателей осталась в нем с того времени. Ныне он работал начальником каких - то мастерских, которые, судя по всему больше работали « для дома, для семьи», чем на производство. Самохин любил рассказывать, как ходят к нему то за тем, то за другим большие начальники. И, судя по тому, как часто он хвастал, как посылает тех просителей подальше, либо дерет с них хорошие деньги, можно было понять, что начальство он боится, лебезит перед ним, и устраивает им всякие дела. Себя при этом он, конечно, не забывал.
Жизнь свою Самохин, впрочем , считал неудачной. Он чувствовал в себе такие силы и возможности, что мог бы достичь многого. Но не сложилось, и все неиспользованные потенции он тратил на добывание вещного, материального, утверждая себя. А мог бы достичь большого положения, и тогда бы все то, что с таким трудом добывал, пришло бы само. 

Отставной полковник Шармак сам ягоду не ел. Желудок болел. Из остатков ягод он вино делал и крепил его казенным спиртом. Хорошее вино получалось. Настоящее счастье он испытывал, когда ягоды, яблоки и прочее он приносил домой внукам и внучкам. Вот это было счастье, что он еще нужен кому - то. Не совсем еще бесполезный человек в его возрасте.  А еще  садовое общество было для него главным  общением. Он дока был в садовом деле, и человек был общительный, потому радовался, когда к нему приходили за советом. Поговорить на старости лет он любил. И вино домашнее, и водочку всегда держал в доме. Зная это, соседи часто заходили. А нет, так он и сам зазовет кого, хоть Баркалова того же. Он и работать не бросал не только затем, чтобы внукам помогать, а потому, что скис бы дома один со старухой. Всю жизнь он был на людях, и не представлял себя домоседом - отшельником. Он и на работе еще и пропагандистом был, и на собраниях на всех активность проявлял.
Шармак протянул руку в угол, пошарил там в старом хламе и из валенка извлек бутылку домашнего вина. У него всегда в заначке бутылка была, и не одна. Он плеснул на донышко, здоровье уже не то. Баркалов тоже был не большой любитель. Выпили по одной, и тут кто - то заскрипел калиткой. Шармак ухмыльнулся, ну ей - ей Самохин, нюх у него - за версту чует.  Самохин отказываться не стал, с ходу махнул стакан. Шармаку много нельзя, Баркалов пил чисто символически, для компании, а Самохин не пропускал, запьянел и стал говорить много. Он и трезвый всегда предпочитал говорить, а не слушать, а пьяный и вовсе не давал никому слова вставить. Да и кого было слушать, когда он сам себя считал самым умным. Все люди делились им по степеням презрения, одних он презирал больше, других - меньше. Баркалова, например, больше, Шармака меньше, у того чин был полковничий, а у нас, как у немцев, врожденная робость перед чином.
Баркалов начал считать, какому военному чину соответствует он. Выходило не меньше полковника, если брать профессора за генерала, а если идти с другой стороны, от мнс - чин выходил поменее.  Но вот гаркни на него настоящий полковник при всей форме, он тут же во фрунт вытянется. Вытянется инстинктивно, не раздумывая. Потом, подумав, станет по «вольно «, и будет ощущать неудобство, а не стыд. Так глубоко это чинопочитание въелось, что даже в гражданской  жизни без чинов никак не обойдемся. Если они уж совсем не действуют, то мы еще много новых чинов напридумаем, вроде старших, главных, ведущих.
Баркалов отвлекся и не сразу врубился в разговор между Шармаком и Самохиным. Говорил как всегда почти один Самохин, а Шармак так, междометия  вставлял и только изредка фразу. Ему может и не нравились разглагольствования Самохина, но хитрован был полковник. Самохин хоть и болтун, но нужный человек был, кое - что мог сделать.
Разговор шел традиционный, на тему самую волнующую и не иссякающую,  кто кого уважает.
-Хоть и полковник ты, - говорил Самохин, - а вот тебя я уважаю не за это. Гуртов тоже полковник, а терпеть не могу, потому гонора много. С тобой вот запросто, зашел, выпили по дружески, по хорошему поговорили. У Гуртова видел, угол дома вбок ушел.
- Фундамент слабоват, - вставил Шармак.
-Не фундамент слаб, а без ума делалось. Он мужиков нанял, они ему тяп - ляп и сделали, потому что видели, что за человек. Видишь, дом ему первым захотелось поставить, спешил  все.
Самохин все никак не  мог  простить, что тот первый в обществе дом выстроил, опередил его.
-Обокрали Гуртова, слышал -то ?
-Да  слышал. И правильно сделали. Меня вот не трогают, меня здесь все знают, и деревенские тоже. Я, если кого поймаю, сразу убью. А Гуртов... Я скажу кой - кому, есть у меня такие, мужики - оторви и брось. Сам когда - то был..., они все сделают как надо. Хвастать не буду, могу кое - что. Если тебе что надо, тоже могу. Я кого уважаю, все сделаю...
-Мне бы,  Петро, уголок для парника...
-Сделаем, старик. Самохин сказал, значит сделаем.
-Само собой, в долгу не останусь.
-Это я понимаю. Я тебя за то и уважаю, что если люди тебе, то и ты людям. А парник сделаем, вот такой. Ко мне на работе знаешь какое начальство ходит, то сделай ему, другое. Но я жестко. Не захочу - нет, могу - плати мне. Я человек рабочий, мне их бояться нечего. С моими руками я без работы не останусь, уже не в одно место зовут. Я вот человек необразованный, - это он уже Баркалову подпустил, - у меня техникум заушный, а вы люди образованные, ты вот старик в чинах, но вот чувствую в себе столько..., вот, кажется, дай мне что...Ну не всякое может дело, а многое потянул бы, потому что столько во мне пропадает впустую. Жизнь у меня так сложилась, не то чтобы плохо, у меня все есть, дай вам бог так, и вот все есть вроде, а внутри осталось столько, что деть некуда. Мне бы себя приложить к чему - нибудь такому, да я бы....- Самохин махнул рукой и протянул руку к стакану, последнему.
Выспался Баркалов великолепно, с утра чувствовал себя свежо и бодро, даже попрыгал перед крыльцом, приседания сделал, руками помахал и пошел на реку купаться. После купания заварил  чайку со смородинным и земляничным листом, душицы самую малость добавил. Попил чайку Баркалов и грядки принялся полоть, размышляя, куда и что на следующий год сажать, чтобы севооборот соблюсти. А по соседству Шармак уже давно трудился. Баркалов поработает и тенек передохнуть, а Шармак все не разгибается. За семьдесят уже, а бодрость, - позавидовал Баркалов,- всем бы такую. И не подумаешь, что всю жизнь в армии отбухал, словно всю жизнь крестьянским трудом занимался. И ведь до сих пор еще где - то работает, никак на пенсионную жизнь не уйдет. Пропахал Баркалов половину земляничной грядки и для отдыха пошел гусениц со смородины обирать. Плохой был этот год, тли и гусениц расплодилось невидимо, сливы и яблони осыпались зеленцом, смородину и крыжовник гусеницы пожирали.
Нырял в кусты Баркалов, в банку собирал гнезда гусеничные. Тут рядом выплыл вдруг зонтик светлый, под ним Даная Никитична наманикюренными пальчиками травку выщипывала. Баркалов поздоровался.
-Что - то давно не видно было вас, Даная Никитична ?
-Месяц  на курорте была, приболела что - то, а тут такое запустение. И Терехин в командировку уехал.
-Как у вас урожай в этом году ?
-Да какой урожай? Я все удивляюсь, как люди ягоду ведрами собирают. Терехин до отъезда несколько банок клубники принес, а малины в этом году совсем мало. В прошлом году я специально взвесила, граммов девятьсот за один раз собрали.
-Да ведь это на смех, у меня худо - бедно ведерко за неделю выходило.
-Ах, Терехин ездит постоянно, что - то здесь делает, а ничего нет. Я на 50 рублей покупаю ягоды каждый год, а другие сами продают. Вы бы Терехина к себе пригласили, показали что и как делать. Он, наверное, все не так делает.
-Лучше уж к Шармаку, он у нас главный спец в этом деле. Да вы сами сходите к нему, он сейчас здесь.
-Нет, нет. Это Терехина дело, я в этом не понимаю ничего. Терехин приедет, вы уж его сводите. Кстати, переводы для вас я кончила, вот не догадалась захватить с собой.
-Ничего, мне не к спеху.
Баркалов все поглядывал на дорогу, где вот - вот должно было появиться его семейство. Если сын выберется, то может и Дениску с собой прихватит. Даная Никитична на крыльцо забралась и кричала оттуда с привизгом: Маруся ! Ма - ру - ся ! Ты чай поставила? Иду к тебе. К те - бе. - Голос у нее был...даже  Дима - Ритин муж бледнел перед ней. Дача Маруси была ой - ей - ей где, глазом не видно, а Даная с ней как по телефону переговаривалась. Счастье соседей, что редко появлялась на даче Даная  Никитична.
Знакомые лица появились на дороге, и Баркалов поспешил навстречу. Жена шла с сумками, и сын, и невестка, эфемерное создание, стрекоза изящная, выряженная словно не на дачу, а на званый обед, где сын такую откопал, а между ними топал крепкими ножками и сиял глазами Дениска, любовь и нежность Баркалова. Он раскинул руки, присел, и Дениска понесся к нему, тоже раскидывая руки.

Дениска набегался, наигрался, с трудом спать уложили. Баркалов смородину собрал, решил пойти Дениску посмотреть. Он с умилением вспоминал, как ел Дениска малину из кружки, как хозяйственно топал по дорожкам. Сейчас, конечно, лежит, простыню сбросил, одна рукой под щекой, губы смешно и трогательно выпячены. Баркалов бесшумно поднялся на мансарду, дверь тихо приоткрыл. Невестка лежала рядом с Дениской, но не спала. Ноги ее были раскорячены, а рука ерзала под плавками, так что они сдвинулись, открыв рыжеватый густой мошок. Какой - то момент она смотрела на Баркалова, не осознавая, потом пискнула испуганно, как - то по детски растерявшись, когда застают за нехорошим, и руку не сразу выдернула. Баркалов улыбнулся извиняюще и попятился назад. Диссонанс был какой - то между ее всегдашней манерностью и этим грубым откровенным действом. Зачесалось, - подумал Баркалов. - вот сучка, что ей мужика не хватает.
День на редкость ясный, солнышко припекает. Пляжик на реке переполнен, вода взбаламучена, ошалело мечутся стрекозы. На участках из смородиновых кустов торчат головы, подошла ягода. Над грядками склонились докрасна обожженные спины, зады, обтянутые плавками, выше голов. Шармак отправился по участкам давать советы. Под зонтиком возвращается от Маруси Даная Никитична. « Мамуля, - вопит Дима, - Ритуля, не пора ли нам перекусит?» Ритуля, расстегнув на спине лифчик, лежит на солнцепеке. Визжит электропила на участке Денисова, который год он все достраивает домик. Отгороженные забором со всех сторон, не сами строили, соседи отгородились, как сычи оглядывают окрест с балкончика на мансарде супруги Гуртовы. Вникнуть надо в суть непрерывно меняющихся отношений между соседями, кто с кем дружит, кого сторонится, а если повезет, вдруг какой криминал обнаружится, вроде посторонней женщины в отсутствии жены, все может сгодиться в будущих интригах.
На лугу за дачами лениво бродит стадо. Сидят на пригорке дачники с ведрами и лопаткой, чуть раздались смачные шлепки, по очереди, а то и одновременно бегут к кормилицам, чуть ли не из под хвоста подхватывая живительную основу будущих полновесных урожаев.
Откуда - то доносится  громкая музыка и развеселые голоса. Запах шашлыков проникает то справа, то слева. По дороге между дач идет существо, явно не дачное, распущенные волосы, длинные ноги распахивают разрез яркого платья в белую и красную полосу. Замученные, задерганные мужики по гусиному вытягивают шеи, ошалело смотрят вслед, к кому это такая краля. Косясь на своих затюканных дачными делами жен, вспоминают грезы молодости о прекрасных принцессах.
Баркалов был немножко взвинчен сценой в мансарде, работать не хотелось, и пошел к Буркову, чей  участок был в другом конце поселка. Дом у Буркова был солидный, не чета Баркаловскому. Как и ко всему в жизни, он и к строительству подошел обстоятельно. Перебрал кучу литературы, выбрал подходящий проект. Никто не верил, что Бурков осилит такой дом. Но он потихоньку объезжал на своем « жигуленке « окрестные лесоторговые базы, налаживал контакты, и когда там появлялся товар, Бурков уже был тут как тут. Для сложных работ нанимал людей, то, что было посильно, делал сам. Впрочем, не совсем сам. Приступая к любой операции, он дотошно выяснял у мастеровитых соседей, как  это сделать лучше. Зачастую кончалось тем, что соседи, устав объяснять, бросали свои дела и шли  показать на практике интеллигентному лопуху, как это делается и  делали нужное за него.
На угощение Бурков не скупился и жены соседей вскоре дружно невзлюбили его, в отличие от мужей. Которые относились к нему снисходительно. Когда - то Баркалов учился вместе с Бурковым, потом они виделись раз в несколько лет, пока вдруг не оказались в одном садовом обществе.
Бурков ремонтировал забор, а на грядках в классической садовой позе - попа кверху ковырялась его жена.
- Как там твои, приехали ? - спросил он. - А моих нет. Внучку к свекрови отвезли, сами куда - то в поход закатились. Пойдем в тенечек посидим. Анекдот хочешь по случаю, дачный. Идет начальник по коридору, навстречу женщина. - Здравствуйте, Иван Иванович ! - Что - то я вас не узнаю. - Да мы же соседи по даче. - Соседи говорите, а ну - ка нагнитесь, милочка, пониже, пониже, а..., здравствуйте, Марь Ивановна. Вот только так и видим друг друга,  одни округлости торчат. А что, я некоторых соседей только по тыльным местам и знаю. Чайку попьем, или квасу холодненького. А то по рюмашечке ?
- Неси квас, я пообедал недавно.
 Попили чайку, хорошо было в тенечке, покойно.
- Что нового в вашей фирме ? Как идет перестройка ?
- Как у галок. Сидят галки на дереве, шум, гвалт, суета. Не понравилось кому - то, палкой махнул. Все взлетели, шума еще больше, потом снова расселись, уже по другому, и снова шум, гвалт.
- Я Борьку недавно встретил, - говорит Баркалов.
- Ну и как он ?
-Да так. Сидит старшим инженером в каком - то НИИ, перспектив ноль.
-Да, жаль. Умница был парень, жизнь поломала.
-Не жизнь, а язык. Помолчать не мог, когда надо. Почему, говорит, если каждый демагог во весь голос кричит одно, делает другое, я молчать должен ? Я тоже имею право голоса и свои взгляды.
-Ну вот и доказал, ни диссертации, ни карьеры, ни денег.
-Да он ничего, доволен. Дождались, говорит, своего времени. Теорию свою о поколениях вспомнил. Помнишь, он вычислил, через сколько лет жизнь сменится. Сейчас у власти люди, говорил, воспитанные при сталинизме, и жизнь они пытаются, если и не вернуть к старому, то хотя бы законсервировать. Но хватит их лет на 15 - 20, придет к власти поколение, выросшее на идеях 60 - х, и другая волна пойдет.
-Это получается, лет через 20 нас снова ждет консерватизм брежневского маразма, да нет, эти выросли без идей в голове.
-А ведь угадал, пришло это время.
-Да ведь не его это время, он и в другое время в стороне останется, потому как репутация у него человека не нашего, подпорченная. А у власти будут все те же, только они для вида изменятся, другую демагогию понесут, да молодые, которые сейчас нахрапистые. Они не критиковать будут, они в струю пристроятся, а со временем все под себя попытаются перестроить.
-Ты бы взял Борьку к себе, голова то у него при деле.
-Он сам просился ?
-Нет, это я подумал, у вас премии хорошие, да и оклады повыше, а у них...пока до их ведомства дойдет, плешь вылезет.
-Извини, у нас сокращение. Сам знаешь, за счет чего оклады подняли.
-Ладно, забудем. Это я так, к случаю. Не за этим шел, просто поболтать захотелось. У тебя тихо, а у меня сплошной бедлам, большое сборище маленькой семьи.
Вечером Баркалов поливал сад, любимое занятие его на даче. Жара спала, прохлада от сырой земли, тонкий аромат цветов. Дениска крутился рядом, дай - я. С полной серьезностью держал шланг, чувствовал, что занят настоящим делом.
После ужина Дениску уложили спать, жена с невесткой перебирали ягоду, сын собрал удочки, пошел рыбачит. Баркалов рыбалкой не увлекался, он побродил вдоль берега реки, где сильно пахли травы, названия которых он не знал.
За пляжиком, на полусгнивших бревнах какой - то старинной деревенской постройки сидел Шармак. Баркалов подсел к нему. Проходил мимо с реки, с удочками Самохин, тоже присел рядом, разжег костер. На дымок костра подошли Денисов  и сосед Самохина -Коля. Если  Шармак был агрономическим справочником дачников, то Коля - палочкой - выручалочкой в делах строительных. Погреб отрыть, фундамент поставить, парник сколотить - Коля всегда готов всем помочь и советом, и руками.
Болтали мужики о том, о сем. В таких компаниях часто бывает, как задаст кто - то тему, так вокруг нее и пойдут разговоры: то ли о женщинах, то ли о всяких случаях, произошедших спьяну, то просто анекдоты. Если попадется человек вроде Димы, Ритиного мужа, то пойдет уже не разговор, а монолог. Дима всех перекричит и слова никому не даст вставить. В этот раз разговор колебался из стороны в сторону, и склонился к теме, всех интересующей, к делам садовым.
-Я вот читал, - сказал Шармак, - что нынче во всем мире ажиотаж вокруг огородов собственных, даже в Штатах.
-Им то это к чему? - отозвался Самохин. - У нас то ясно - жрать что - то надо, а они что бесятся.
-Химии много, все хотят естественного. В Штатах даже магазины специальные появились, « Натуральные продукты ». Цены втридорога.
-Ну наши базарные небось не уступят.
-Совести нет у людей. С какой - нибудь пенсионерки брать такие деньги. Подумаешь, люди все мы, братья, а как друг к другу относимся. ..- вдруг заговорил все молчащий Коля.
-Заведем все дачи, огородики, тогда и проблем не будет.
-Да будут они, проблемы, куда от них денешься. Не все ведь могут за десятки верст мотаться, и не все продавать будут. Если совести нет, то хорошего не жди.
-Ишь ты, - сказал Самохин, - да пособирай ту смородину на жаре, пока ведро наберешь то. И после этого я тебе задаром ее отдам? Пропади она лучше.
-Непросто все, - в раздумье протянул Баркалов. - Будем надеяться, все наладится.
-Только и остается, - вставил Денисов. - Все надеялись на лучшее, а жизнь так и прошла. Теперь надеемся, что у детей она будет лучше. Залезли мы в грязь по уши, дальше некуда, и вылезти самим потеряли надежду, а каждого по одиночке, всех до единого не вытащить, да и некому.
-Я вот что думаю. Вот сейчас все твердят об инициативе и прочем. Не зря твердят. Пока нет внизу среди нас инициативы, ничего не будет. Но наверху при том в уме держат: инициативу всегда можно остановить. Чуть что, снова дадут по рукам. Но мужик теперь тоже не дурак, знает, что в любой момент ему руки обрубят, потому и не торопится проявлять инициативу. Сейчас если только где урвать чего желающих много.
-Прецедент уже был - НЭП.
-Мне один человек говорил, - сказал Шармак, - что Ленин НЭП надолго обещал. Знали бы, что так быстро зажмут, разве взялись бы так за дело. Надеялись, что на всю жизнь.
-Э, мужики, - вмешался Самохин. - Придет время и нас коллективизируют, а тебя, старик, мы председателем колхоза выберем.
Уже расходились от костра, а Баркалов все доспоривал с Денисовым.
-Вот заведутся сейчас нэпманы, современные, они ведь и власти потребуют, и жизнь под свои плебейские вкусы начнут переделывать.
-Да уж лучше такие от собственных трудов, чем нынешние, от власти наживающиеся, и всех поучающие, как жить. Тошнит от их демагогии, их светлого социалистического будущего.
-А духовность как же ?
-Духовность без материального....Не потому ли все так выродилось ?
В воскресенье после обеда начинаются сборы. И к вечеру с ведрами, набитыми рюкзаками тянутся к электричке безлошадные дачники, пылят по дороге одна за одной машины. Обычно тихая платформа густеет толпой, а на участках становится тихо. Варит ягоду Шармак, у которого отпуск, вьется дымок у Гуртовых, да еще кое - где все еще колготятся.
В одной руке Баркалова ведро, в другую вцепился Дениска, за спиной рюкзак. Сын, широкоплечий акселерат, загружен как и Баркалов. С пляжной пижонской сумкой , в одном купальнике, грациозная как стрекоза идет невестка. И  где  он такую откопал, думает Баркалов, тут же вспоминает сцену в мансарде и расстраивается, ах, как не вовремя он, смутил девчонку.

                Б.К.    1991г.