как рождаются девушки

Он возвращался поздно домой по промокшим, плохо освещённым улицам
севера Москвы, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить
в глубокую лужу.
Не доходя до своего подъезда метров пятнадцать, был очень удивлён,
увидев в свете ближайшего фонаря лежащую на чёрном блестящем
асфальте  мокрую, розовую, аккуратненько–овальную
привлекающую к себе  штучку, которая оказалась брошенным кем-то
за ненадобностью,  очаровательным женским ухом  с мягкими
ровными краями в том месте, которым оно должно было крепиться
к чьей-то миленькой и безответственной головке.
Он наклонился и  поднял ухо, ощутив в ладони мягкое касание.

После ужина, стоя у окна разглядывал расцветающие бутоны ароматной
мурайи в лучах восходящей Луны и поглаживал бархатистый, 
теперь уже его, мягкий предмет.
Спонтанно рука потянулась к огромному цветочному горшку с разросшейся
монстерой и воткнула ухо в землю, обильно полив водой.
Оно, видимо, принялось и пустило корни, так как через неделю из земли стал
показываться участок растущей височной кости с пробивающимися на нём
тёмно-русыми  вьющимися, ещё короткими,  волосами.

К Новому Году окончательно сформировалась очаровательная головка
с пронзительными и умными глазами двадцатипятилетней особы,
которая иногда просила добавлять в воду для полива немного ликёра,
после чего становилась невыносимо говорливой и любопытной со своими
женскими вопросами, на которые (как Вы сами понимаете) ответы у мужчин
практически отсутствуют.
Как правило, общение продолжалось не более часа, после чего головка уставала
от своей ненавязчивой болтовни и спокойно засыпала.

К февральским трескучим морозам полностью выросла правая рука,
всё время барабанившая красивыми пальцами по клавиатуре
его компьютера и неловкими, но изящными движениями
печатала рассказики про любовь, имевшие только оригинальное начало.
Продолжение было вялым и неопределённым, а до финала уже не
хватало терпения. Головка раздражалась и отворачивалась от монитора
к окну, за которым временами мела пурга, засыпая дорогу у подъезда,
где произошла неожиданная сентябрьская встреча, при которой она
была ещё мокрым розоватым эмбрионом, ждущим своей участи
под ночным дождливым небом.

Головка постоянно спрашивала: «а как же меня зовут?
Если никак, то тогда какое имя он собирается дать?
Он старался избегать подобных вопросов, оправдываясь тем, что тело
не сформировалось ещё окончательно и имя может не состыковаться с нижней
частью его обладательницы.

К весне она заметно выросла и похорошела, заявив, что теперь пора
переезжать в новый, более просторный горшок, так как соседка-монстера
своим стволом  уже упирается в левое бедро и, вообще... она имеет право
на собственную небольшую пластиковую жилплощадь, в непосредственной
близости от платяного шкафа с регулярным вечерним опрыскиванием.

Каждый вечер, приходя домой, он видел нарезанные и сшитые куски своих
футболок и рубашек превращённые миленькими ручками в необычные наряды,
надетые с безупречным вкусом на стройненькое тельце, выставленное
перед зеркалом в тёплом свете  люминесцентной лампы.

Она как-то спросила: «А что это за маленькая такая дырочка в моём левом ухе?»
На что он не задумываясь ответил: «видимо оно когда-то маленьким
гвоздиком проткнулось». 
Подобное объяснение показалось надуманным и не логичным, поэтому
она попросила вставить в ту дырочку какую-нибудь красивую блестяшку
в форме желтоватого колечка с прикреплённым к нему тёмно-красным
стёклышком.
Очередная блестяшка покупалась с регулярной периодичностью под
новые, вызывающе-необычные рукотворные  наряды.

К концу Мая, она захотела родиться на природе, в каком-нибудь ухоженном
подмосковном саду, под шум первого тёплого ливня, в его присутствии и
с торжественным вручением имени.
Имя ей было найдено в одном из глянцевых журналов по дизайну, который
лежал в перевязанной стопке своих собратьев разместившихся на
чердаке загородного дома.

Всё лето в дневное время она просидела в небольшой беседке,
обвитой старым плющём, разглядывая всё новые и новые гламурные журналы,
которые  регулярно привозились из Москвы.
Вечерами, лёжа в гамаке, делилась с ним своими наивно-бредовыми
идеями по современному развитию искусства моды.
Он слушал, но не до конца понимал сути, так как с интересом рассматривал
уникальный процесс окончательного формирования её совершенного тела,
отстригая при этом маникюрными ножницами остатки корней от 
девственных пяток и вдыхая ландышевый аромат нежной кожи.

Обычно, раз в неделю, он выгребал корреспонденцию из плотно
утрамбованного почтового ящика московской квартиры, три четверти
которой, тут же летело в мусоропровод.

Одно письмо с незнакомым обратным адресом и на её имя заинтересовало
своим необычным оформлением. Это был вызов на стажировку в
Италию одним известным модельером, недавно произведшим фурор
на осенне-зимнем показе своей экстравагантной коллекции.

В середине сентября она вернулась в Москву  и не спеша стала
готовиться к отъезду, одновременно изготавливая свои тряпичные
шедевры в неимоверных количествах, превращая его когда-то скучный
быт в весёлый сумасшедший дом.

Они выехали заранее, чтобы проскочить  московские пробки и успеть
на регистрацию в Шереметьево, но ленинградка в районе Химок встала
намертво, заставляя её сильно нервничать, а его гнать на пределе по
финишному скоростному участку до аэропорта.
Найдя свободное место у терминала, он резко запарковался и выскочив
из машины быстрыми движениями стал доставать чемоданы из багажника.
От произошедших переживаний она не могла скоро освободиться от
ремня безопасности, который отстегнувшись сделал невероятный вираж
по дуге и сворачиваясь с силой задел её висок, сбив новенькую симпатичную
шляпку, улетевшую в открытую дверь и подхваченную порывом ветра.
Махнув на шляпку рукой и придерживая растрепавшиеся волосы, она побежала
к месту регистрации, которое ещё продолжало отмечать авиабилеты.

В последний раз она поцеловала его и не оборачиваясь направилась к
пограничному посту, за которым была дорога только в небо. 

Он вышел из терминала и направился к парковке, ища  взглядом
унесённую  ветром шляпку, сшитую ею перед самым отъездом.
Головного убора нигде не было, однако у самого порога пассажирской двери
его машины на мокром чёрном асфальте лежал маленький, овальный,
розовый кусочек её тела с золотой серёжкой.

Уже ничему не удивляясь, он нагнулся и поднял маленькое ухо, мягко
сжав в своей ладони, ощущая привычную нежную бархатистость и аромат
вновь нарождающейся подружки, место которой  будет как и прежде
находиться в большом горшке с монстерой.

К маю надо будет навести порядок в подмосковном саду - подумал он
и включил зажигание.