цена любви глава 12

начало: http://www.proza.ru/2010/09/30/1212
Глава 12
Письма

   В конце семидесятых, когда не было ни Интернета, ни сотовой связи, единственным средством общения между людьми оставалась почта. Письмо шло в лучшем случае три-четыре дня, а то и неделю,  и ровно столько же нужно было ждать ответа. Ожидание сводило порой с ума и выматывало душу,  зато долгожданное письмо можно было носить с собой, как бесценную драгоценность, хранить у сердца  и без конца перечитывать…
   Сам процесс письма отвлекал от горьких дум, привносил в жизнь своеобразное волнение, ведь слово написанное очень отличалось от слова сказанного, и воспринималось оно обеими сторонами совершенно по-особенному…

   «Миша, это я, здравствуй!
    Вот и опять сижу я в нашей комнате мастеров, прямо в лицо мне светит солнце, какое-то пронзительно яркое, не летнее уже солнце, а посредине пола валяется желтый сухой березовый листочек. Не знаю, откуда он взялся здесь, этот вестник осени, как залетел к нам сквозь плотно закрытые окна, но смотреть на него мне невероятно грустно…
   Я никогда не любила осень, Миша, а эту так просто ненавижу… Она отнимет у меня тебя…
   Миш, я не умею писать писем. Вот и сейчас, начала свою писанину как-то не так, не с того… Все мое начальство где-то носится, я сижу тут одна, передо мной целая кучища деловых бумаг – технологических инструкций.  «Изучите, Ирина Алексеевна!» - велела начальница, но Ирина Алексеевна тихонько отложила всю эту премудрость на край стола и взялась за ручку… Она собиралась сказать тебе что-то нужное и очень важное, однако никаких умных мыслей не идет ей в голову, и она могла бы писать сейчас только о любви. Только вот какими словами выразить то, что переполняет сердце?!
   Ты был абсолютно прав, когда сказал мне, что я полна предрассудков. Теперь, вдалеке от тебя, я отбрасываю их, хотя бы в письме, отбрасываю за ненадобностью, и пишу  своим диким неразборчивым почерком, что никогда не была для тебя ни незнакомкой, ни загадкой, и что больше всего на свете мне хочется сейчас к тебе! Я так тоскую по тебе, солнышко мое, а впереди… не хочется даже думать об этом… одна нескончаемая горькая разлука…
    Мишечка, можешь думать, что хочешь, но только с того дня, как ты уехал в свою Александровку, меня не покидает странное чувство, что ты мне только приснился, и поэтому мне очень хочется видеть тебя, живого и настоящего, чтобы убедиться, что ты все-таки существуешь. Только это никак невозможно, потому что я привязана, прикована к этому унылому заводу, к скверному городишку Кстову, я приговорена к ссылке и разлуке с тобой, к тоске и одиночеству. Милый мой, любимый, как же ты далеко от меня, и как еще не скоро я смогу поехать к тебе!
   Со следующей недели наш завод встает на ремонт, и я так надеялась, что будет попроще с выходными, но не тут-то было! Оказывается,  у нас есть подшефный  совхоз, и мы все, то есть работники завода, просто обязаны спасать выращенный там урожай картошки и моркови, в том числе на субботниках и воскресниках, а мастера и технологи должны еще и подавать личный пример некоторым несознательным рабочим! Так что, увы, я в полном отчаянии, и пока не представляю, как и когда смогу выбраться домой…»

    Это сумбурное послание Иринка опустила в почтовый ящик во вторник утром, никак не ожидая получить ответ раньше следующего четверга, и то при условии, если Мишка сразу же напишет, если захочет написать.  Поэтому,  обнаружив в субботу на своей кровати белый конверт, она была чрезмерно изумлена и озадачена. Неужели он решился написать ей сам, первым?!
   Письмо оказалось от Наташки…

 «Здравствуй, Иришка! Прости, если огорчу, но мне кажется, ты должна об этом знать, так будет честнее.
   Не спрашиваю, видела ли ты наглых девок, поселившихся у теть Маши Фроловой. Конечно, ты их видела, ведь вы соседи, вернее, навстрешники. А раз видела, то представляешь себе, что это за швабры. С тех пор, как они появились в поселке, все у нас пошло вкривь и вкось, и наша компания совсем развалилась. Мы переругались с мальчишками, потому что они все как помешанные лопают водку и шляются с этими девками, а на нас плюют с высокой колокольни. У Юрки Телегина рыжая Маринка, с Галкой он еще в августе разругался в дым, Колька меня бросил, завел себе, видите ли, городскую кралю, а твой Мишка тайком  ходит с черненькой Олькой.
   Позавчера мы пошли с Нинкой по грибы и случайно наткнулись в лесу на их развеселую гулянку. Они жгли костер, пекли картошку и обжимались внаглую с этими швабрами. Мы стояли за деревьями, и они нас не видели и не стеснялись, хотя, думаю, в том виде, в каком они все были, они не стали бы нас стесняться, даже если бы мы подошли к ним вплотную. Девки  явно хватили лишка, потому что орали и смеялись, как ненормальные, а наши придурки обхаживали их с таким видом, словно они писаные красавицы, или заморские принцессы.  Кстати, там был и мой братик, чтоб ему пусто было! и вечером, когда он явился, я сумела кое-то у него вызнать. Он, правда, заявил с наглой рожей, что это не мое дело, и что не мне идти через месяц в армию на два года, где не будет «ни баб, ни свободы», но потом все же разболтался спьяну и рассказал, как они «отрываются напоследок» в фургончике у лесничества.  Там у них топчаны стоят, или  лавки, не знаю, как правильнее назвать,  печурка железная, и дров они накололи, так что подтопить можно, в случае чего.
    Такие вот у нас  теперь дела, Иришка. Я знаю, как ты относишься к Мишке, потому и написала, чтобы ты знала.  Все равно ведь расскажет кто-нибудь, как приедешь, поселок у нас маленький, и все про всех знают, так лучше уж я, чем другие, Нинка, например. Думаю, ничего серьезного у твоего с этой Олей нет,  он с ней так просто, «оторваться напоследок», как брат выразился, но все равно, обидно.  Была бы ты здесь, он на нее и не посмотрел бы, наверное, но тебя нет, а пацаны такие податливые, вот он и поддался, опять же армия через месяц, и кровь дурная в башке играет.
  Иришк, ты бы приезжала почаще, а? жалко, вы такая красивая пара…»

   «Приезжала бы почаще…» - отрываясь от письма, грустно хмыкнула Ира. Легко сказать! Начальница и так уже косится на нее за постоянные опоздания и отпрашивания, а есть еще мать, что тоже не лучше! Словно чужая, ни поделиться с ней, ни пожаловаться! «Совсем сдурела, - скажет, - весь ум порастеряла. Мыкаешься на каждый выходной, и ради кого?! Ради пацана перед армией, без профессии и образования, а нет, чтобы о серьезном думать!»
   Значит, вот что у них за фургончик! Ну и ну, а она-то, дура наивная, думала, что он любит ее, думает о ней, скучает! Письмо еще ему такое написала, ответа ждала! А он… с этой Олей… в фургончике на топчане…. О-ее-ей, как же больно, прямо сердце на части рвется! И сделать ничего нельзя, сегодня только суббота, до следующих выходных и палкой не добросить. Да и что они дадут, эти выходные, если он уже изменил ей,  предал ее и забыл? Зачем ей вообще теперь  к нему ехать?! А еще слова такие говорил…. «мне никто не нужен. Я нашел тебя»…  тьфу, а она и верила ему… с ума сходила…
   Может, врет Наташка? Но зачем ей? Вот если бы Нинка так написала, тогда можно было б усомниться, а Наташка…
   Ира безучастно положила на кровать письмо, пошла на кухню, поставила чайник и села, бездумно уставившись в окно. Словно отвечая ее тягостному настроению, начался дождь, стекло пошло потеками, расплылось, запотело…
   -…Ир, ты что, уснула там? чайник свистит вовсю, а ты ни с места! – Вырвал ее из небытия резкий голос Тамары, – да ты  что это, плачешь, что ли? Письмо плохое получила? Смотри-ка, вся слезами залилась! Ну-ка, рассказывай, что случилось!
    Участливые слова соседки ливанули на Иру щедрым катализатором эмоций, слезы хлынули из глаз потоком, вперемешку со словами, полными обиды и боли. Тамара гладила ее вздрагивающие плечи и не мешала, по собственному горькому опыту зная, как важно бывает выговориться, сбросить с души тяжесть, переложив ее на кого-нибудь постороннего и непредвзятого…
   -Тише-тише, Ирочка, - спустя некоторое время сказала она, - какая же ты еще молодая и наивная девочка, если всерьез считаешь, что мужики бывают верными! Нет таких среди них, не существует в природе! Вот ты, наверно, думаешь про нас, с кем жить приходится, с девками гулящими! Мужиков к себе водят, пьют с ними, спят, а того не знаешь, что не от хорошей жизни это, а от одиночества злого, от безлюбовья, от безнадежности. Нет-нет, я знаю, что ты хочешь сказать, молчи, не перебивай. Ольгу жених обманул, перед самой свадьбой бросил, а меня мой бывший… меня и вовсе …на мою же родную сестру променял. Нет, я конечно же рада их счастью, но сердце-то и по сию пору болит!
   -Тамара, я…
   -Погоди. Он ведь не бросил тебя, нет? Вот видишь, а ты плачешь зря. Поверь, эта Оля … она для него скорее всего ничего не значит, просто молодой он сильно, да еще стресс у него перед армией. Ты только представь себе: два года жизни, причем самые лучшие два года жизни, когда хочется любви и свободы, провести в сущем аду, в солдатской казарме, вскакивать по команде, бегать в противогазе, драить полы и туалеты, терпеть издевательства дедов и командиров. Вот и хочется мальчику испытать напоследок все прелести свободы, попить и погулять вволю. Тебя нет, так что же ему, не целованным в армейский ад идти? Ты пойми его и будь снисходительна, если не хочешь его потерять. Скажи, ты почему на выходные домой не поехала?
  -Так субботник же… И мать с потрохами съедает…
  -Дура ты, Ирка. Если любишь его, плюй на все! Тебе что важнее – личная жизнь, или субботник? Ну, вот, то-то же… пойди, умойся, и чтоб в пятницу я тебя здесь не видела!...

    Письмо от Мишки пришло в среду. Было оно на удивление нежным и ласковым, Иринка и не представляла себя, что он может так писать, складно и весело, с живым юмором и пронизывающей до костей чувственностью.
   «…любимая, приезжай поскорее, я по тебе с ума схожу! Пожалуйста, приезжай! Целую (везде) нежно-нежно, навсегда твой Михаил П.»

    В пятницу 21го сентября, Иринка, никого не предупредив на работе, помчалась на вокзал на вечернюю электричку, проигнорировав строгий приказ директора об обязательной явке всех без исключения работников на общегородской субботник  по уборке урожая в подшефных хозяйствах… 
   далее:http://www.proza.ru/2010/11/01/1123