Эмигрантские записки. Республика Тринидад и Тобаго

    Нет, он все-таки странный субъект. Этот Адриан. Я даже не про его рассуждения, и не про холодильник, уклеенный цитатами из Священного писания, и многозначительными фразами, которые китайские ресторанчики закладывают в свои «роллы», намекая клиентам, что запеченая в булке бумажная ленточка-судьбоносная. Но он вечно готов предоставить тебе пищу, нет, скорее –жвачку для размышлений над какой-нибудь своей очередной загадочкой, которая тебе на хрен была бы не нужна. Например, ребусом с его этой короткобазной лохматой собакой.
    Тут надо понимать, что Адриан –мой сосед по дому на Фрейзер-стрит. Он делит со мной этаж, который из соображений эффективности взимания ренты рассечен на комнаты чем –то вроде гипсокартона, поэтому слышимость –восхитительная, при желании по шелесту страниц можно более-менее точно сказать, газету читает твой сосед или книгу. Я еще первое время, когда выясил, что Адриан –уроженец республики Тринидад и Тобаго, опасался, что мне придется слушать его страстные вопли по приводу девок, -сами знаете, есть такой стереотип, что все латиноамериканцы –жутко страстные. Но все устаканилось. Во-первых –мы редко бываем дома в одно время, а во-вторых –никого он с этой целью не приводит.
      И в третьих –он не латинос. Он индус. Оказывается, эту публику англичане завозили туда для всяких там непрестижных работ. Ну в качестве рабов, то есть. Можно сказать, первые робкие шажки европейского рекрутинга. Ну вот он –потомок «перемещенных лиц». Правда, об этом он никогда не упоминает. Поговорить о себе он любит, но в ином ракурсе. Но все это –не про собаку.
    Я как-то возвращался домой уже под утро,  и заметил Адриана, в люминисцентной зеленой накидке, в которой он ходит на работу. Он вел на поводке какую-то грязно-пепельную болонку. Он ведь живет через стенку от меня, как я мог не знать, что у него есть собака, пусть даже такая мелкая?
- Адриан, -говорю, - я и не знал, что у тебя есть пес. 
- Yeah, it’s a good one, -отвечает. Я посвистел, чтоб привлечь внимание шавки. Она оторвала  морду от газона, опомнилась, и начала бесшумно разевать на меня пасть. И тут я понял, почему никогда её не слышал.
    Может быть, когда он кормил ее готовым пресным кормом, решил потрафить любимице, сделав еду немного «спайси», и переборщил с уксусом -не знаю, но она у него - немая. Старается изо всех сил, но вместо лая сипло выдыхает воздух, и ни звука больше.

      Этот Адриан, Адриан Матадин, если уж точно, даже мне показался странным.
    Я-то ведь давно ничему уже не удивляюсь, а уж тем более –людям . Даже скучно иногда. После одного моего бывшего компаньона мне уже никто странным не кажется. А вот надо ж...   
     Адриан говорит:
   - Я жил в Лондоне, у меня там был бизнес.
Это я ему как-то сказал, что с ума схожу по Англии. Вот у него там бизнес и нашелся. А где жил-то?
Адриан говорт:
   - В Белгравии, у меня там дом есть.
Ну конечно, а где же еще...В Белгравии, конечно. Это – в том  районе, где дома у Вексельберга и Лео Блаватника. Соседушки.
Адриан говорит:
   -Очень дорогие дома там.
Я знаю. На кой черт он мне все это рассказывает?
    Адриан работает в магазине «7-11» -«Севен-Элевен», это -натуральный сетевой Бомбей, сеть вроде как японская, но там почему-то трудоустроены одни индусы.
Адриан объясняет:
- Мне в Лодноне было некомфортно. Бизнес хороший, деньги большие, но люди, отношения –все не по мне.
И поэтому он в Ванкувере? А как там бизнес?
Адриан спохватывается:
-А бизнес остался, он в порядке!
     Он работает кассиром в ночную смену. На жаргоне ее называют “graveyard” –«кладбище».  Ему начисляют десять баксов в час минус налоги.. В ночную смену идут тогда, когда в нормальную не нанимают.
- То есть, у тебя есть деньги, да? –не выдерживаю я. – А зачем ты тогда живешь в этом районе, да еще и делишь дом с кем-то? Зачем работаешь за гроши в своем этой кафетерии?
   Адриан таинственно подносит палец ко рту –тихо, мол.
Он говорит:
-У меня есть дом в даунтауне, между прочим. Но это- Канада. Здесь нельзя привлекать внимание тем, что у тебя есть деньги. Это неумно.
   В Канаде никто не скрывает своих денег. Дома на островках вроде Боуэн Айленда, в 20 минутах на пароме отсюда, открыто продаются от миллиона и выше. Единственным последствием хороших денег, привезеных в страну, может стать ускоренное предоставление гражданства. И частных домов в даунтауне нет.
    Поэтому мне и кажется, что нет у него никакого бизнеса ни в Британии, ни в Канаде. Ни в республике Тринидад. Да и в Тобаго, похоже, тоже нет.
     Адриан заговорщицки предлагает:
-Ну ты посмотри, посмотри мое имя в интернете!
Я постоянно уклонялся, ссылаясь на срочные дела, и продолжал сидеть в ЖЖ. Адриан настаивал:
-Ну ты посмотрел про меня в сети? Посмотри!
   Я посмотрел. Сеть выдала несколько ссылок по запросу. Все они, впрочем, были на одну тему- коллективное открытое письмо бывшему начальнику полиции какой-то дыры в Тринидад и Тобаго, за сотней подписей. Надо понимать, этот начальник нехорошо себя вел в свое время, подавлял демократию. Дескать, они все еще помнят, что он сделал прошлым летом. Один из подписантов –А.Матадин.

Адриан интересуется:
-Прочел? Ну как?
Я захлопываю крышку ноутбука.
-Круто!

    Он окутан ореолом тайн и недосказанностей, этот ночной продавец из 7-11. Он рассказывает мне, что ему известно о россии и путине такое, чего мне знать ни в коем случае было нельзя, иначе я был бы уже в тюрьме, или замучен в застенках. Я, надо сказать, давно уже такого исхода ни для кого не исключаю, поэтому в эти мгновения у меня, как у Штирлица, наступает волнующее ощущение ендшпиля. Сейчас меня посвятят в какую-то колоссальную тайну, носителем которой без угрозы для жизни могу быть только здесь, в Британской Колумбии! Но Адриан явно не спешит колоться.
Он сообщает:
- Я знаю имя человека, который принимает решения за путина. Сам-то он ничего не решает, у него есть тень, и тень эта у вас –главная.
Мне до психоза интересно, что там  у него за тень. Хотя бы какого она размера.
Адриан интригует:
-Он ооочень большой, с крупным и круглым лицом. Сильный такой. Он –бывший командир вашего президента в афганистане.
Я никогда не знал, что Путин бывал в Афганистане.
Он успокаивает меня:
-Был, был! Просто вам не дозволено этого знать. И ты не можешь ничего знать про этого человека, он всегда в тени. Иначе тебя бы уже не было в живых.
Я плюю через левое плечо в глухонемую  собаку, что пока еще жив.

    Адриан прерывается, уходит к себе, и накрепко забывает об этом разговоре на два дня. А потом будит меня в шесть утра взволнованным криком:
- Пол, Пол!!! Вот он, я нашел его.
Кого??
- Того, про которого я говорил тебе, кто принимает решения в россии! –нетерпеливо напоминает он, размахивая пачкой свежих газет, которые он каждое утро нахаляву приносит из своей этой лавки. – Смотри, вот он!
   Он тычет пальцем в фотографию Тени Президента. Господи, зачем мне это? Вдруг я с этим знанием не смогу больше спокойно жить?!
   Со второй полосы “Globe and mail” на меня со сдержанной улыбкой смотрит первый вице-премьер Сергей Иванов.
  Адриан расхаживает по своей территории в роскошном халате, с бокалом белого вина в руке, и радио вечно настроено на волну классической музыки. Все бы ничего, но и музыка там какая-то странная, хоть и определенно классическая. Чаще всего напоминает музыкальную тему из «Омена», и ночью он ее не выключает. Для большего эффекта, производимого на меня, -сам-то он ведь на работе.
Адриан всегда объявляет:
-Сегодня ко мне придет женщина!
    Зачем он заостряет на этом мое внимание? Я же не соглашусь с ним их делить. Все его женщины, как ни странно –белые коренные канадки. Да хотя, что тут странного –им всем не меньше сорока, так что в своей среде эти потасканные англосаксы, скорее всего, не слишком востребованы. Одна даже, помнится, привела с собой сынишку лет десяти, и на весь вечер заперлась у Адриана в комнате, а пацан все это время смотрел шоу Ларри Кинга про теряющих кожный пигмент негров вперемешку с рекламой шлифмашинки для пяток. На это время я стараюсь слинять из дома куда –нибудь в даунтаун, чтоб не слышать, как они там копошатся, и не ломать невольно голову над очередным ребусом "От Адриана", -чем же они занимаются? Так звучит что угодно, игра на кровати в «подкидного»  или перетирание посуды, но только не секс. Казалось бы, не мое дело, но до сих пор любопытно: зачем он их приводит?
     На этот раз мне не удалось открутиться от обязанности быть представленным. Все произошло пост-фактум.
-Пол!! Пол!
Я возился с фотошопом, и у меня не получалось растушевать стыки на панораме. Что, ****ь?
- Пол! У меня женщина.
Я натянул улыбку:
- O, it’s so nice!
- Познакомься, Пол. Это Дайана.
- Мне очень приятно.
- Мне тоже, Пол.

   Дайана оказалась улыбчивой матроной, как и водится, за сорок. Если можете представить себе сенатора Хиллари Клинтон, если бы та дешево одевалась,  ездила на пожилой машине и экономила на дантисте, вы получите ее портрет.  Дайана сразу взяла быка за рога.
-Откуда ты, Пол?
Сколько раз я еще услышу это вопрос?
-Русский, -выдохнул я.
-О, это здорово! –взвизгнула она. – Пол, у вас такая культура, такое искусство, религия! Вы счастливчики, должно быть! Здесь же этого ничего нет!!
  Я вежливо улыбнулся. А что я должен был ответить этой старой калоше, привыкшей к приветливым лицам и стерильным безопасным улицам? Спросить, была ли она в Жердевке?
Я искал повода, чтобы корректно ускользнуть. Но в этот раз было не судьба.
- Пол, я принесла диск с чудесной русской музыкой. Давай послушаем, а ты переведешь мне, ОК? А то я ведь не понимаю, о чем это!
    По крайней мере, там были слова. Я кивнул, и она немедленно метнулась к плееру. Пространство заполонил перезвон церковных колоколов.
   Я все еще надеялся, что это было вступлением к какой-нибудь классике вроде Хованщины, и слушать еще будет можно. Была у меня и другая догадка, но я пока не принимал ее на веру. Через мгновенье динамики разродились, и я понял, что она оказалась верной.
   - Гооооосподи помиииилууууй!!
   И все остальное про эту адрианову гёрлфренд мне тоже сразу стало ясно. Она-сектантка, а я сразу и не срисовал два креста на красной блузке. Это такой особый род дамочек, очень распространенный подвид, -они вполне себе социально адаптированы, даже проявляют признаки адекватности при общении, но при длительной коммуникации их психика заметно сбоит. У них всегда чистые глаза, гуинпленовская улыбка, и в машине –пачка дисков с какими-нибудь баптистскими напевами. И сейчас мы с ней будем слушать всю эту хоровую депрессятину, которой встречало меня каждое утро в россии в квартире моих родителей, - их балкон выходил на монастырь, и живущие при нем старушки устраивали этот перфоманс.   
- Пол, о чем это?
- Save me God! – приблизительно перевел я .
- Ах, как прекрасно! А что дальше?
- Примерно одно и то же.
Дайана плутовато улыбнулась.
- Ты хитришь, Пол!  Я же слышу, там слова по-разному звучат.
   Я хитрю.  Да как я могу перевести все это синхронно, да пусть бы даже –за вечер с карандашом и промптом, если я даже на нормальном русском этого пересказать не смогу! Все это «Оправдася в Дууууууууусе, показаааася аааааааангелам, проповедан быыысть во языыыыыыыыыцех, веровася в миииииире, вознесся во слааааааааааве, востани спяааааааааааааааааай, и воскресни от мееееееееертвыыыыыыыыыыых....», и прочие там еси и небеси, которые никакой логикой в один текст  не объединены! Я предпринял отвлекающий маневр –погладил собаку, которая из кожи вон лезла, пыталась меня облаять. У нее, разумеется, ничего не выходило.
- She’s cute, isn’t she? – восхитился я, пытаясь переключить Дайану на умиление дворнягой.
Дайана ухмыльнулась предельно широко.
- It’s HE, Paul! Look, what are they singing now about? What a delight! Isn’t it beautiful! 
   Я ковыряюсь в фотошопе все с той же картинкой. Через стенку надрываюся хоровые молитвы, так что у собаки быть услышанной –ни шанса, а Дайана время от времени подпевает своим наждачным голосом единственный знакомый рефрен – «Аллилууууйааааааа». 
    Чем больше живу в этом городе, тем больше сам себе напоминаю Игби из того кино, где он «идет вниз». У него тоже были до одури странные соседи –художник, который не рисует, и его подруга, хореограф, которая в принципе не танцует.
   А у меня вот соседствует Адриан. У него есть женщины, которых он не трахает, и бизнес в Лондоне, который не приносит денег.
   И собака, которая не лает.