Сказ про злую Волчиху

                Сказ про злую Волчиху
      
                Мой сосед по парте Вовка Дороганов маялся у доски. Он мямлил, заикался и уже совершенно не пытался соображать. И не потому, что не выучил – просто он панически боялся русичку. Ну, то есть учительницу по русскому. Вид у него был жалкий и затурканный. Весь наш шестой «Б» с сочувствием наблюдал за муками товарища, но подсказывать никто не пытался: видно было, что Вовка утратил способность мыслить.
- Задай вопрос к словосочетанию «по льду»! – нанесла последний удар инквизиторша.
- По чём? – обреченно пробормотал окончательно обалдевший Вовка.
- По рупь двадцать! – торжествующе рявкнула Людмила Ильинична. – Садись! Единица! И имей в виду: больше тройки в году ты не получишь! И нечего делать оскорбленный вид! Посмотрите на него: губы поджал, красота какая - как попа у курицы! 
                Виталик Суздалев подхалимски хихикнул с первой парты.
- Что, Суздалев, весело? К доске хочешь? Так сейчас пойдешь! – грозно пробасила строгая наставница. Но мы знали: вот как раз двоечник Суздалев может не волноваться. Сидеть бы ему по два года в каждом классе, если бы не его мама, которая работала на базе и носила полные сумки учителям. Тогда, в эпоху тотального дефицита, именно эти сумки помогали Виталику в учебе.
                Людмила Ильинична Волк «взяла» нас в шестом классе. И уроки русского-литературы превратились в кошмар. Понятно, что кроме как «Волчихой» мы ее не называли. Хотя похожа она была на старую толстую злую сову. Детей Людмила Ильинична терпеть не могла, русский язык преподавала весьма своеобразно, по литературе задавала в основном конспектировать главы из учебника. Было совершенно непонятно, что заставило эту женщину выбрать профессию учителя. Неужели возможность безнаказанно издеваться над учениками? Во всяком случае, эту возможность мадам Волк не упускала никогда. Доставалось всем, но козлом отпущения Волчиха выбрала тихого и безответного Вовку Дороганова.
                Вовка был круглым отличником. Он знал все! Такое складывалось впечатление. Поэтому его прозвали Профессором. Он много читал, знал ответы на любые вопросы, при этом никогда не зазнавался. Очень доходчиво, буквально в двух словах, умел объяснить любую, самую сложную тему из учебника, глядя на собеседника печальными глазами спаниеля и слегка заикаясь. Вовку не дразнили даже за лишний вес, что редкость в школьной среде. Вообще, надо сказать, что в нашем классе сложился в целом хороший коллектив, не помню, чтобы над кем-то издевались или обижали. Дружили, ссорились, мирились – все как полагается.
                У Вовки было два слабых места: отвратительный почерк и излишняя впечатлительность. Вовкин почерк точно укладывался в формулировку «как курица лапой». Буквы разной высоты, написанные вкривь и вкось. При этом легко читаемые. Без единой ошибки. «У гениев бывают недостатки»,- понимающе вздыхали учителя. Но не Волчиха! Она ставила Дороганову двойки за письменные работы, даже не читая. «Я что, нанималась эти каракули разбирать? Буду я еще зрение портить!» Заметив, что Вовка дрожит перед ней, как кролик перед удавом, Людмила Ильинична устраивала целые представления у доски, буквально стирая несчастного Профессора в порошок.
- Вовка, скажи родителям! Если б надо мной так издевались, моя мама бы всех тут по кочкам разнесла! – возмущалась я по дороге домой (мы жили рядом).
- Мама ходила с ней  разговаривать. Пришла расстроенная, капли сердечные пила. У нее и так нервотрепки хватает, сестренка болеет все время. А папа в Ленинграде работает, на выходные только приезжает. Понимаешь, я ведь учу, знаю все, но совершенно не могу отвечать, боюсь ее ужасно. Я трус, да?
- Нет, ну что ты. Просто ты ее не переносишь, такое бывает. А она и рада!
                Действительно, настроение нашей Волчихи улучшалось прямо на глазах, когда Вовка, получив очередной нагоняй, усаживался на место. Супруги Дорогановы были тихими интеллигентными людьми, оба работали инженерами. Улыбчивые, неконфликтные. Я часто их встречала в детском саду - Вовкина сестренка ходила в одну группу с моим братом. Волчиха таких  проглотит, не жуя. Зубастая!
                Удивительно, но я Волчиху совершенно не боялась. Не любила – да. Злилась за Вовку – да. Но страха перед ней не испытывала. И оставалась отличницей по ее предметам. У меня был свой монстр – учительница по географии. Вот кого я боялась до дрожи в коленках. Зато Вовку географичка обожала. Каждому свое!
                Дорогановы подумывали о переводе сына в другую школу. Похоже, иного выхода у них не было. Волчиха свирепствовала вовсю. Как известно, «безнаказанность рождает вседозволенность». От вседозволенности теряется бдительность. А ведь еще Козьма Прутков предупреждал: «Бди!» Мелочь, пустяк – и  Волчиха сломала зубы там, где меньше всего ожидала. Но все по порядку.
                До третьего класса мы писали чернильными ручками,  а затем всей страной перешли на шариковые. Это было здорово! Никаких чернильниц, клякс и помарок. Но учительница Волк полагала, что шариковые ручки портят почерк. Поэтому на ее уроках все должны были писать только чернилами. Как говаривал любимый мной Том Сойер, «после краткой свободы возвращение в темницу еще тяжелей». Весь класс стонал и мучился. Но что мы могли сделать?
- Людмила Ильинична, я ручку дома забыл, чернильную…
- У меня чернила кончились!
- У меня перо сломалось!
                Не было случая, чтоб Волчиха позволила писать шариковой ручкой.
- Ничего не знаю. Надо запасную носить! Домой за ручкой! – ехидно заявляла она. – А в журнал – двойку!
                Ира Мельниченко считалась тихой девочкой. Она часто болела, кажется, у нее что-то было с почками. Иногда у нее начинался приступ, тогда учителя отправляли ее домой в сопровождении кого-нибудь из подруг. Несмотря на частые пропуски, Ира училась хорошо. На вид тоненькая, даже хрупкая, Ира была копией своей мамы, а мама ее очень напоминала мне популярную в то время актрису Купченко.
                В один прекрасный  день (действительно прекрасный!) перед контрольным диктантом оказалось, что у Иры Мельниченко не пишет чернильная ручка.
- У кого есть запасная ручка? Или чернила? Ни у кого? Не повезло тебе, Мельниченко! – наша принципиальная учительница явно наслаждалась ситуацией.
- Людмила Ильинична, можно я шариковой напишу. Только один раз! Пожалуйста! – побледнев, тихо взмолилась Ира.
- Еще чего! Сбегаешь домой, заправишь ручку и вернешься. Сколько успеешь, столько и напишешь. И оценку соответствующую получишь. Иди-иди! И нечего изображать из себя умирающего лебедя! Больной прикидываться!
                Суздалев подобострастно хихикнул и тут же получил подзатыльник от соседки. Ира стояла не просто бледная,  лицо ее отливало зеленоватым оттенком. Она не притворялась, ей действительно было нехорошо. «А вдруг ей станет плохо по дороге?» - ужаснулась я. И, наверно, не я одна.  Конечно, если б мы были постарше, можно было бы сорвать контрольную – просто взять и уйти всем классом с урока. В знак протеста. Но мы были еще малы. Этот метод наш класс освоил значительно позже.
- А ну-ка тихо! Пишем! – прервала Волчиха растерянное перешептывание.
                Ира нетвердой походкой вышла из класса и на уроки не вернулась. Зато назавтра пришла ее мама. Высокая, красивая, в модном пальто. Глаза ее горели решимостью, но голос звучал спокойно и твердо:
- Людмила Ильинична, будьте любезны, пройдите со мной.
- Еще чего, - с нескрываемой ненавистью процедила наша классная дама. – У меня урок!
- Вас хочет видеть директор.
                Переваливаясь, как утка, бормоча что-то себе под нос, устремилась Волчиха к выходу. На мгновение мы увидели их рядом в дверном проеме – красавицу и чудовище. Белоснежку и злую колдунью.
                Больше Людмила Ильинична Волк в нашей школе не работала. Нас передали Нине Ивановне, которая звезд с неба не хватала – не отличаясь оригинальностью мышления, заставляла нас конспектировать учебник по литературе, одевалась по моде десятилетней давности и на уроках покрикивала: «Внимание! Слушайте сюда!» Причем, даже не «сЮда», а «сУда». Да, вот так: «Слушайте суда!» И прищелкивала пальцами, показывая, «куда именно нужно слушать». Но она была доброй теткой, никого не травила. И сразу отменила ненавистные чернильные ручки. Мы беззлобно посмеивались над ней, называли «Кузей» (Кузьмина потому что), но по-своему любили.
                Ира не заканчивала с нами школу, она через какое-то время переехала – ее папу перевели по службе. Зато эта девочка вошла в летопись нашего класса как избавительница. Победительница Волчих.
                А Вовка Дороганов снова стал отличником.