Потерянная зима

Достигши нынешнего моего возраста, – не сказать, чтобы взрослого, не сказать, чтобы вышедшего уже из детского, но как бы то ни было, – я вспоминаю о детстве. Странное чувство: я ощущаю себя ребенком, но осознаю, как много меня отделяет уже от этого состояния. Состояния детства. Как мало тогда нужно было для счастья! Сравнивая с настоящими требованиями, можно сказать, что для счастья не нужно было ничего.
Вспоминаю бабушкин дом, как-то необычно в нем было. Особенно зимой. Выглядываешь в окно, а там так темно, снег поблескивает в свете далекого фонаря, улица освещена словно лунным сиянием. Тихая радость перед предстоящей прогулкой. Злюсь, что одевают так тепло и просовывают в рукава ненавистную резинку, на которой покоились колючие пуховые варежки. Ох, эти варежки на резинке! Изобретение исконно-русское и явно ненавистное всеми детьми, хоть, соглашусь, и полезное.
Выхожу с бабушкой на улицу и с интересом оглядываюсь вокруг. Темно-синее, почти черное в контрасте со снежной землей, небо, маленькие звездочки на нем россыпью бриллиантов. Тогда они казались поистине маленькими, и я даже не имела представления об их размерах. Тогда я еще не боялась неба. Смотрела на него как на все остальные предметы. Именно этим созерцанием я и занималась, пока мы ждали деда с санками. Да-да, с санками, куда же без них? Сколько раз я гнула полозья, ломала дощечки, катаясь, и дед всегда их налаживал так, что санки производили впечатление абсолютно новых.
Сажусь на санки и жду, пока меня повезут на горку. Горка – маленькое зимнее счастье! Каждый погожий зимний вечер там собиралась куча окрестных ребятишек, крича на всю округу. Безо всякой очереди они летали снизу вверх, быстро взбираясь, чтобы повторить полет. И не иначе, как полет, это не назовешь. Несешься, весело смеясь и сбивая едущих впереди, и в эти несколько секунд ощущаешь дикий восторг, который едва ли с чем-то сравнится. Дыхание перехватывает, и горят улыбающиеся глаза.­­
Но восторг этот длится недолго, и вот уже меня вместе с санками тянут домой. Сопровождалось это громкими рыданиями тех, кого постигла та же участь. Я не плакала. Вообще плакала довольно редко и при веских причинах. Хотя, если подумать: что для ребенка можно считать веской причиной? Долгий взгляд немой зависти, брошенный тем, кто остался на горке, пока санки не повернут за угол. Войдя, наконец, домой, сажусь на трельяж и жду, когда меня разденут. Да, никогда не раздевалась сама. Мокрая как лягушка, а бабушка всегда говорила «как мышь», (кстати, никогда не понимала, почему мышь мокрая), иду на кухню.
Не знаю, как бабушка все успевала, но ужина ждать не приходилось – все всегда было готово. Запах жареной картошки с грибами и томатного сока распространялся по всем комнатам. Нигде и никогда я не ела такой вкусной картошки. Да и вообще никогда не ела вкуснее еды, приготовленной бабушкой. Это обязательная черта каждой бабушки – вкусно готовить. Нагуляв аппетит, ем довольно охотно и с еще большим удовольствием. Неизменно выпиваю пол-литра сока. Хотя бывало и больше. Да, я безумно люблю домашний томатный сок. Ужин, впрочем, как завтрак и обед, всегда заканчивался чаем. Бабушка доставала заготовленные летом и осенью травы и ягоды, заваривала чай. Дед приносил запрятанные конфеты и другие сладости, оставшиеся с Нового Года. Все дружно потягивали горячий напиток.
Потом бабушка пекла хлеб. Никогда вы не купите такого хлеба в магазине. Горячий, мягкий, со своим особенным вкусом хлеб. Дождаться, пока он испечется, было почти не реально, и как только его вынимают из печи, сразу же выхватываешь из бабушкиных рук жгучую овальную буханку, отрываешь от нее ломти. Непередаваемые ощущения.
Как же я скучаю по этому хлебу, по жареной картошке с грибами, по бабушкиному дому. Ведь всегда можно в него вернуться – скажете вы. Конечно, можно. И я возвращаюсь. Но ничего того, что было в детстве уже нет: не те сугробы за окном, не покатаешься с горки, не обжигает рот горячий хлеб. Все не то. Наверное, поменялось отношение к миру, все стало казаться обыденным и приниматься как должное. Потерялась чувствительность. Потерялось и детство. Но, что самое обидное, я потеряла зиму. Окончательно и бесповоротно. Навсегда.