Таинство Личности

«Роль высшего авторитета в вопросах веры принадлежит
в протестантстве теологам,
в католичестве – папе и курии,
но в Православии эту роль отводят аскетам,
людям мистического опыта и святой  жизни».

Сергей Хоружий.  О старом и новом.



Мы подъезжаем к Оптиной Пустыни.
В  апреле прошлого года*,   когда я ехала в монастырь впервые,  и сейчас,  в конце зимы,  издали,  за разливом скованной льдом реки Жиздры и  заснеженным полем,  предстает Оптина,  будто  выведенная на миниатюре -  маленьким средневековым княжеством -  с золотыми куполами соборов,  окруженными  широкой  монастырской  стеной…

…Не оставило Божье внимание нашу землю в сумрачное время.
В России за полтора десятка лет возродились и отстроились монастыри с патриархальными своими традициями,  и  вновь взяли на себя бремя  Альтернативы…
Отец Илиодор  приехал  в  Россию из Баку в девяностых годах,  еще будучи человеком светским.  Трагическая судьба этого,  в советские времена вроде бы благополучного и щедрого  города  нефтяников,  всем  нам  известна.  Может быть,  она повлияла на выбор его личной судьбы…
Но я склонна верить тем,  кто говорит о выборе духовного пути по–другому.  Монашество есть предназначение,  такое  же,  как талант художника,  поэта,  только гораздо более  высокое, – потому что через Красоту к Вере,  а не наоборот…
  Я познакомилась с Отцом Илиодором,  когда путь им был уже избран…щедрый,  красивый человек,  сидящий возле нашего костра на берегу реки Воронеж и пытающийся всей нашей компании помочь в коллективных наболевших вопросах,  уже видел свою судьбу. Он знал,  что  ему  есть,  что высказать миру,  и высказанное это усилится именно там,  за  монастырскими стенами, что там исполнится равновесие жизни, и то, что опустеет в мире,  восполнится там.
            Но – вначале об истории  Оптинского  монастыря. 
Оптина  Пустынь – один из древних русских монастырей. И хотя,  к 1917 году монастырских обителей в России насчитывалось более 1000,  Оптина была наиболее известной и посещаемой. Основой его духовной жизни в середине девятнадцатого века явилось уникальное сложившееся братство монахов – старчество.
Старчество в отличие от  «внешнего» ритуального монашества – православная традиция,  заключающая в себе не только аскезу и доктрину собственного спасения,  но особый путь духовного ученичества и наставничества,  подвижничества и взаимодействия с миром. Строгое требование к каждому движению своей души,  духовные прозрения и откровения,  а,  главное - не отделение от мира, а - утешение ему и любовь к людям,  полная им сопричастность.
Начало старчества в Оптиной Пустыни относится к 1829 году,  расцвет - к сороковым годам XIX века,  и прервано это развитие было в 1917 году…
Жизнеописание двенадцати оптинских старцев  существует,  есть и их изображения,  и иконописные,  и фотографии. Когда читаешь об их судьбах,  о внимательности старцев к судьбе любого прихожанина, понимаешь,  что за смысл заключает в себе описанное русскими православными мыслителями явление со-причастности,  умения взять на себя тяготы каждого и донесения до него основ духовного знания.
Русские люди,  представители всех сословий,  любого уровня образования на протяжении более полувека   ехали  к Старцам за советом и пониманием,  в поисках истины. Среди их имен – выдающиеся: Н.В.Гоголь,  В.А.Жуковский,  Ф.И.Тютчев,  И.С.Тургенев, П.А.Вяземский,  Ф.М.Достоевский….
Писать об Оптиной сложно, слишком остро осознаешь серьезность темы.  Задача  данной статьи, к счастью,  предполагает большую эмоциональность суждений,  чем в  исследовании,  и  недосказанность, недопустимую в аналитическом труде…
О русском старчестве много написано,  литература эта,  бесспорно,  читаемая,  но она,  к сожалению,  сейчас является «раритетной» и из-за  потери корневых православных традиций нашей страны,  не популяризируется. Не популяризируется творчески и корректно,  одновременно,  с учетом запросов обыкновенного читателя.
Мы ехали в Оптину с паломниками…или псевдо-паломниками;  в старые времена они лишены были комфорта в передвижении, и  путь их предполагал  испытания… Но в наше эклектичное время мы еще не назвали новые формы деятельности своими названиями, и даем им старые обозначения. Наша поездка была – среднее между туристическим маршрутом и действительным желанием приобщения к традиционным духовным местам.  Сейчас таких маршрутов, к счастью,   много.
Мы ехали в Оптину Пустынь,  как обычные представители своего поколения,  более или менее знакомые с философской (еще меньше – с православной) литературой,  но практически ничего не знавшие о судьбе самого  монастыря,  о силе воздействия духовных дел его обитателей.
…В первую поездку Илиодор подарил нам большую Икону «Оптинских Старцев»…Моими попутчиками были члены московской организации инвалидов из района Коптево. Взволнованная таким даром,  икону к автобусу несла я. Она была теплой,  это – не субъективное преувеличение,  не эмоциональный вымысел. Я не только согрелась на довольно холодном апрельском воздухе,  но и почувствовала себя абсолютно наполненной настоящей радостью. Когда я передавала икону женщинам,  эту особую теплоту подтвердили и они…
…Отец Илиодор встречает нас радостно,  по морозу сразу же ведет обедать в трапезную. Я впервые вижу действующую монастырскую трапезную,  с прекрасными росписями на стенах и сводах,  повествующими о ветхозаветных сюжетах. Отец Илиодор останавливается  и красочно или взволнованно рассказывает нам о некоторых из них. Для него это не просто история,  а – реальная судьба человечества,  которую он всю переживает,  «пропускает через себя»,  живя здесь,  в монастыре.
Обед в трапезной простой  и сытный,  очень вкусный хлеб. Встаем из-за стола,  вслед за Илиодором  пытаемся молиться,  благодарим его. Он  отдает нам оставшийся хлеб и говорит,  что его оптинские монахи выращивают сами…
Потом он поведет нам показывать монастырь,  не столько мне – сколько моим друзьям…
Во Введенском храме отдаем ему наш журнал.  Именно вопрос о судьбе журнала нас интересует более всего.  Как быть, что писать, главное – можно ли написать о нем, об оптинском  монахе,  о его судьбе,  о продолжении,  практическом,  традиции православного старчества здесь,  в монастыре - «Что обо мне писать,  разве что лет через десять – вот поговорите с Отцом Илией,  получите его благословение,  я попробую сейчас вам его позвать».
Я  считаю целесообразным поделить  свой  рассказ  на две «беседы»,   потому что не имею права  не написать о схиигумене Отце Илие,  встречу и недолгий разговор с которым,  может быть, начинаю  оценивать только сейчас, три  месяца спустя, когда корректирую уже сложившийся текст.…Затрудняюсь описать тот эмоциональный всплеск, объективно изменивший все мое представление о Вере и Истории, основных вехах человеческой судьбы.   Я почувствовала воздействие  Монастыря и беседы со Старцем как прибавление надежды,  радости  и   полноты только сейчас…и сейчас же понимаю, что этому  всплеску нужна поддержка и работа с моей стороны,   нужен мой ответ…
Беседа первая: Ждем Отца Илию (реального продолжателя Традиции!) в маленькой комнатке для дежурного Братской. …Он выходит стремительно,  мы взволнованно и неловко пытаемся сложить ладони («ковшичком») под благословение. Но ему наше незнание  ритуалов,  по всей видимости,  не столь важно: «Садитесь, садитесь…» - говорит он нам торопливо. Схиигумен Отец Илия - невысокого роста,  седой. Смотрит внимательно,  улыбчиво и ласково. Лицо запоминается сразу,  контраст между внешней  хрупкостью и внутренней наполненностью,  значительностью поразителен. Потом всюду:  в фильмах о монастыре, на фотографиях взгляд невольно «выхватывает» его фигуру среди остальных монахов на богослужении…
Отец Илиодор просит посмотреть наш журнал.  Возвышающийся над нами,  красивый,  в своем монашеском облачении,  он стремится помочь нам,  но у Старца наше издание вызывает сомнение. Там,  в его присутствии,  эти сомнения становятся понятными:  мы мир изучаем,  а он знает его,  именно,  в той простоте,  в которой сам мир и нуждается,  не сознавая того.
Мы объясняем, что альманах отражает современное состояние нашего общества. А Отец Илия  говорит нам о природе,  что более всего сейчас людям не хватает близости к ней, ее красоты,  работы на земле,  простого крестьянского труда. (Я вспоминаю, как всю зиму мои москвичи грезят о летних дачных отпусках,  земле,  солнце,  как в Европе молодежь создает общины,  уходят жить поближе к природе…).
Мы обращаемся к батюшке с вопросом о том,  как он пришел к вере. Он просто отвечает: «Господь призвал,  вот и пришел…» и далее начинает рассказывать о своей судьбе.
Старец родом с Орловщины,  из бедной семьи. Он вспоминает бабушку,  сидящую на крыльце…каждый прохожий мог стать ее гостем,  для каждого была открыта дверь ее дома. Вспоминает войну,  голод,  он, мальчишкой, сам научился молиться, просил у Бога еды: и кто – нибудь подавал ему хлеб,  кто – нибудь картошки.
В армии вместе с ним служил верующий солдат,  татарин по национальности, и он тайно от всех молился… И Старец думал: «Вот татарин молится,  а почему я,  православный,  не молюсь…». И он начал молится тоже. Прячась от назойливого внимания начальства,  уходил за молитвою в лес,  и там,  с нею наедине,  вдруг почувствовал настоящее присутствие Бога…
Новый номер нашего журнала будет пацифистским,  и мы спрашиваем Отца Илия о том,  что он думает о конфликтах в Афганистане и Чечне,  об этих страшных по нелепости своей «современных» войнах. Он отвечает,  что – это попытки посеять зло в душах людей,  напугать их,  разрушить цельность народа,  создать смуту: «…в Отечественную войну люди покрепче были». На вопрос о религиозных войнах Старец отвечает, что верующий человек никогда не будет убивать,  не может быть агрессивным.… В конце беседы Отец Илий благословляет нас…
Выходим из Братской на закате солнца… мир воспринимается уже по – другому:  монастырь становится совсем сказочным,  небо видится огромным. В окружающей природе замечаешь каждую деталь – взгляд потерял суетливость…
Беседа вторая: Отец Илиодор сидит с нами за столом в доме инокини Иоанны,  матушки  Иоанны. Она,  на редкость улыбчивая и доброжелательная, в темном одеянии,  пластичная, как и сам Илиодор,  особой,  свободной "пластикой",  которую я замечала только у очень творчески одаренных,  цельных  натур. У Отца Илиодора – особенные глаза – в них  сила и грусть знания. Он  осторожно, бережно говорит с нами,  стараясь донести то, что взрослым людям можно говорить более сурово и строго. Мы,  наверное,  своею внутренней суетой мешаем ему,  тем не менее, рассказ его завораживает ясностью. Человек талантливый,  он занимался музыкой,  живописью,  но очень рано понял условность искусства,  как некой «красивой ступени» между Богом и человеком,  ступени Познания,  на которой очень многие задерживаются надолго. Иллюзорность светского искусства прекрасно иллюстрирует его рассказ о посещении театра за кулисами, где его поразила «ненастоящесть» декораций и поведения актеров,  которые только что были пафосными и позитивными. Вспоминает он и о том,  что занимался восточной философией,  пробовал искать себя в других религиях. Он говорит: «Вот мы ищем Истину,  Добро,  а ведь это все – поиски Бога,  но Бога нельзя найти,  пока он сам нас не призовет…».  И сравнивает взаимоотношения между Богом и человеком с отношением Матери к своим детям.  Мать воспитывает ребенка,  играет с ним в развивающие его игры,  старается на его «языке» объяснить основы жизни, но,  главное,  несомненное,  любит.
Отец Илиодор вспоминает,  как в пятилетнюю годовщину смерти своей матери он оказался в Загорске (сейчас -  Сергеев  Посад) и,  когда вспомнил о печальной дате,  пытался,  как полагается,  поставить свечку в храме и выпить рюмку водки в память о ней. И вот,  поразившее его воображение, соотношение Храма и ресторана (подмосковный Загорск – городок,  расположенный на холмах) - как предложенный Выбор (Отец Илиодор жестом как бы держит на ладонях два холма) на одном – ресторан,  на другом – Храм. Что выбрать,  он выбирает Храм,  тогда уже навсегда. Собственно,  оттуда начался его монашеский путь. Хотя до окончательного,  внешнего выбора еще прошло время…
«Неужели нельзя жить с Богом в душе,  искать Его,  не уходя в монастырь? - задаем мы ему вопрос -  многие протестанты вообще отказываются от церквей и ритуалов,  считая, что достаточно просто верить». «Здесь дело в затраченном количестве труда…Человек в миру отвлекается на мирское,  что естественно. Монахи отдают Богу себя полностью…».
Деятельность монастырей подразумевается Илиодором  как некая дисциплина,  влекущая за собой альтернативу рассеянности и инертности мира.
Илиодор резче,  чем Отец Илия очерчивает жизнь современного человека в пространстве города.  «Да в деревне,  если человек совершил какой - то неблаговидный поступок,  все сразу об этом узнают.  И,  вообще,  люди свободными были на земле,  от своего труда только и зависели. Сейчас люди отделены друг от друга,  зависят от случайностей. Ну - ка отключи отопление в десятимиллионном городе в пятнадцати градусный мороз,  не привези продукты в магазин день – два... Что будет…. Сатана не смог побороть Бога,   он стал мстить его чадам,  мы – Божьи дети…». И далее, говоря о трагизме  разобщенности современных людей,  Илиодор объясняет нам «формулу»  Аввы  Дорофея (один из авторов святоотеческой литературы,  живший в Гаазе,  в VI веке):  если люди идут в Центр,  к Богу,  то расстояние между ними уменьшается,  если от Бога – увеличивается,  и люди теряют друг друга.  Идущий путем Веры,  рано или поздно приходит к мысли о близости людей друг к другу,   об их единении.

Мы – люди вроде бы образованные,  но хорошо знакомые заповеди в словах Отца Илиодора приобретают другой смысл:  «Это – не книжные истины,  это – о нашей жизни»,  - думаю я постоянно в процессе разговора. Отец Илиодор объясняет роль Храма в жизни христианина: Прообраз Царства Божьего на Земле,  ориентир,  способ приблизить человека к Возвышенному, отвлечь от суеты. Храм создан для людей как точка опоры, остановка, потом -  общение с Вечностью… 
Слушая Илиодора,  получаю подтверждение своей старой догадке об особой  ценности ясной расстановки духовных приоритетов в сознании человека.  Когда они расставлены и осознаны  верно – мы получаем  особенную гармонию Личности (эта слишком светская  трактовка выстраивания духовных приоритетов кажется мне теперь, в 2010 году – более, чем недостаточной. Если наши приоритеты правильно выстроены, если движение к Вере превыше всего в нас – мы приобретаем жизнь, именно, жизнь – не много и не мало…).
Отец Илиодор говорит,  обращаясь к нам: «Надо быть профессионалом во всем, за что берешься,  например,  не просто взял и написал что – то,  а написал – ответственно,  зная, что за каждое слово,  идущее в мир,  отвечаешь». И еще:   «Ищите добрых людей  в  мирУ,  таких много,  именно они могут быть героями вашего журнала».
Особенность Отца Илиодора  заключается в том,  что,  слушая его слова и, находясь с ним рядом – привыкаешь к силе сказанного,  и оно кажется простым. Отрываясь от этого и,  продолжая жить обыденной  жизнью,  ощущаешь сиротливость и брошенность. Илиодор говорит не только от имени индивидуального опыта Веры,  а -  Традиции,  совокупности многих факторов,  в число которых входят и определенные правила обустройства внешней и внутренней жизни общности людей,  которые создали и развивают эту духовную,  этическую систему,  Оптину Пустынь,  систему,  назначение которой хранить основы Веры и особую Любовь. Приближающаяся к абсолютному ее проявлению…она позволяет выслушать, понять и со-участвовать такому огромному количеству приехавших за помощью людей…принимать на себе их горе,  отпускать грехи при совершении таинства исповеди. 
И Традиция также Тайна, а  когда ей  принадлежит Личность,  то происходит редкое и удивительное явление  – Таинство Личности,  и развитие этого Явления по уникальному и неведомому нам пути …вселяет радость и надежду – на счастье.






*Статья написана и опубликована в 2005 году.