Таинство Личности
в протестантстве теологам,
в католичестве – папе и курии,
но в Православии эту роль отводят аскетам,
людям мистического опыта и святой жизни».
Сергей Хоружий. О старом и новом.
Мы подъезжаем к Оптиной Пустыни.
В апреле прошлого года*, когда я ехала в монастырь впервые, и сейчас, в конце зимы, издали, за разливом скованной льдом реки Жиздры и заснеженным полем, предстает Оптина, будто выведенная на миниатюре - маленьким средневековым княжеством - с золотыми куполами соборов, окруженными широкой монастырской стеной…
…Не оставило Божье внимание нашу землю в сумрачное время.
В России за полтора десятка лет возродились и отстроились монастыри с патриархальными своими традициями, и вновь взяли на себя бремя Альтернативы…
Отец Илиодор приехал в Россию из Баку в девяностых годах, еще будучи человеком светским. Трагическая судьба этого, в советские времена вроде бы благополучного и щедрого города нефтяников, всем нам известна. Может быть, она повлияла на выбор его личной судьбы…
Но я склонна верить тем, кто говорит о выборе духовного пути по–другому. Монашество есть предназначение, такое же, как талант художника, поэта, только гораздо более высокое, – потому что через Красоту к Вере, а не наоборот…
Я познакомилась с Отцом Илиодором, когда путь им был уже избран…щедрый, красивый человек, сидящий возле нашего костра на берегу реки Воронеж и пытающийся всей нашей компании помочь в коллективных наболевших вопросах, уже видел свою судьбу. Он знал, что ему есть, что высказать миру, и высказанное это усилится именно там, за монастырскими стенами, что там исполнится равновесие жизни, и то, что опустеет в мире, восполнится там.
Но – вначале об истории Оптинского монастыря.
Оптина Пустынь – один из древних русских монастырей. И хотя, к 1917 году монастырских обителей в России насчитывалось более 1000, Оптина была наиболее известной и посещаемой. Основой его духовной жизни в середине девятнадцатого века явилось уникальное сложившееся братство монахов – старчество.
Старчество в отличие от «внешнего» ритуального монашества – православная традиция, заключающая в себе не только аскезу и доктрину собственного спасения, но особый путь духовного ученичества и наставничества, подвижничества и взаимодействия с миром. Строгое требование к каждому движению своей души, духовные прозрения и откровения, а, главное - не отделение от мира, а - утешение ему и любовь к людям, полная им сопричастность.
Начало старчества в Оптиной Пустыни относится к 1829 году, расцвет - к сороковым годам XIX века, и прервано это развитие было в 1917 году…
Жизнеописание двенадцати оптинских старцев существует, есть и их изображения, и иконописные, и фотографии. Когда читаешь об их судьбах, о внимательности старцев к судьбе любого прихожанина, понимаешь, что за смысл заключает в себе описанное русскими православными мыслителями явление со-причастности, умения взять на себя тяготы каждого и донесения до него основ духовного знания.
Русские люди, представители всех сословий, любого уровня образования на протяжении более полувека ехали к Старцам за советом и пониманием, в поисках истины. Среди их имен – выдающиеся: Н.В.Гоголь, В.А.Жуковский, Ф.И.Тютчев, И.С.Тургенев, П.А.Вяземский, Ф.М.Достоевский….
Писать об Оптиной сложно, слишком остро осознаешь серьезность темы. Задача данной статьи, к счастью, предполагает большую эмоциональность суждений, чем в исследовании, и недосказанность, недопустимую в аналитическом труде…
О русском старчестве много написано, литература эта, бесспорно, читаемая, но она, к сожалению, сейчас является «раритетной» и из-за потери корневых православных традиций нашей страны, не популяризируется. Не популяризируется творчески и корректно, одновременно, с учетом запросов обыкновенного читателя.
Мы ехали в Оптину с паломниками…или псевдо-паломниками; в старые времена они лишены были комфорта в передвижении, и путь их предполагал испытания… Но в наше эклектичное время мы еще не назвали новые формы деятельности своими названиями, и даем им старые обозначения. Наша поездка была – среднее между туристическим маршрутом и действительным желанием приобщения к традиционным духовным местам. Сейчас таких маршрутов, к счастью, много.
Мы ехали в Оптину Пустынь, как обычные представители своего поколения, более или менее знакомые с философской (еще меньше – с православной) литературой, но практически ничего не знавшие о судьбе самого монастыря, о силе воздействия духовных дел его обитателей.
…В первую поездку Илиодор подарил нам большую Икону «Оптинских Старцев»…Моими попутчиками были члены московской организации инвалидов из района Коптево. Взволнованная таким даром, икону к автобусу несла я. Она была теплой, это – не субъективное преувеличение, не эмоциональный вымысел. Я не только согрелась на довольно холодном апрельском воздухе, но и почувствовала себя абсолютно наполненной настоящей радостью. Когда я передавала икону женщинам, эту особую теплоту подтвердили и они…
…Отец Илиодор встречает нас радостно, по морозу сразу же ведет обедать в трапезную. Я впервые вижу действующую монастырскую трапезную, с прекрасными росписями на стенах и сводах, повествующими о ветхозаветных сюжетах. Отец Илиодор останавливается и красочно или взволнованно рассказывает нам о некоторых из них. Для него это не просто история, а – реальная судьба человечества, которую он всю переживает, «пропускает через себя», живя здесь, в монастыре.
Обед в трапезной простой и сытный, очень вкусный хлеб. Встаем из-за стола, вслед за Илиодором пытаемся молиться, благодарим его. Он отдает нам оставшийся хлеб и говорит, что его оптинские монахи выращивают сами…
Потом он поведет нам показывать монастырь, не столько мне – сколько моим друзьям…
Во Введенском храме отдаем ему наш журнал. Именно вопрос о судьбе журнала нас интересует более всего. Как быть, что писать, главное – можно ли написать о нем, об оптинском монахе, о его судьбе, о продолжении, практическом, традиции православного старчества здесь, в монастыре - «Что обо мне писать, разве что лет через десять – вот поговорите с Отцом Илией, получите его благословение, я попробую сейчас вам его позвать».
Я считаю целесообразным поделить свой рассказ на две «беседы», потому что не имею права не написать о схиигумене Отце Илие, встречу и недолгий разговор с которым, может быть, начинаю оценивать только сейчас, три месяца спустя, когда корректирую уже сложившийся текст.…Затрудняюсь описать тот эмоциональный всплеск, объективно изменивший все мое представление о Вере и Истории, основных вехах человеческой судьбы. Я почувствовала воздействие Монастыря и беседы со Старцем как прибавление надежды, радости и полноты только сейчас…и сейчас же понимаю, что этому всплеску нужна поддержка и работа с моей стороны, нужен мой ответ…
Беседа первая: Ждем Отца Илию (реального продолжателя Традиции!) в маленькой комнатке для дежурного Братской. …Он выходит стремительно, мы взволнованно и неловко пытаемся сложить ладони («ковшичком») под благословение. Но ему наше незнание ритуалов, по всей видимости, не столь важно: «Садитесь, садитесь…» - говорит он нам торопливо. Схиигумен Отец Илия - невысокого роста, седой. Смотрит внимательно, улыбчиво и ласково. Лицо запоминается сразу, контраст между внешней хрупкостью и внутренней наполненностью, значительностью поразителен. Потом всюду: в фильмах о монастыре, на фотографиях взгляд невольно «выхватывает» его фигуру среди остальных монахов на богослужении…
Отец Илиодор просит посмотреть наш журнал. Возвышающийся над нами, красивый, в своем монашеском облачении, он стремится помочь нам, но у Старца наше издание вызывает сомнение. Там, в его присутствии, эти сомнения становятся понятными: мы мир изучаем, а он знает его, именно, в той простоте, в которой сам мир и нуждается, не сознавая того.
Мы объясняем, что альманах отражает современное состояние нашего общества. А Отец Илия говорит нам о природе, что более всего сейчас людям не хватает близости к ней, ее красоты, работы на земле, простого крестьянского труда. (Я вспоминаю, как всю зиму мои москвичи грезят о летних дачных отпусках, земле, солнце, как в Европе молодежь создает общины, уходят жить поближе к природе…).
Мы обращаемся к батюшке с вопросом о том, как он пришел к вере. Он просто отвечает: «Господь призвал, вот и пришел…» и далее начинает рассказывать о своей судьбе.
Старец родом с Орловщины, из бедной семьи. Он вспоминает бабушку, сидящую на крыльце…каждый прохожий мог стать ее гостем, для каждого была открыта дверь ее дома. Вспоминает войну, голод, он, мальчишкой, сам научился молиться, просил у Бога еды: и кто – нибудь подавал ему хлеб, кто – нибудь картошки.
В армии вместе с ним служил верующий солдат, татарин по национальности, и он тайно от всех молился… И Старец думал: «Вот татарин молится, а почему я, православный, не молюсь…». И он начал молится тоже. Прячась от назойливого внимания начальства, уходил за молитвою в лес, и там, с нею наедине, вдруг почувствовал настоящее присутствие Бога…
Новый номер нашего журнала будет пацифистским, и мы спрашиваем Отца Илия о том, что он думает о конфликтах в Афганистане и Чечне, об этих страшных по нелепости своей «современных» войнах. Он отвечает, что – это попытки посеять зло в душах людей, напугать их, разрушить цельность народа, создать смуту: «…в Отечественную войну люди покрепче были». На вопрос о религиозных войнах Старец отвечает, что верующий человек никогда не будет убивать, не может быть агрессивным.… В конце беседы Отец Илий благословляет нас…
Выходим из Братской на закате солнца… мир воспринимается уже по – другому: монастырь становится совсем сказочным, небо видится огромным. В окружающей природе замечаешь каждую деталь – взгляд потерял суетливость…
Беседа вторая: Отец Илиодор сидит с нами за столом в доме инокини Иоанны, матушки Иоанны. Она, на редкость улыбчивая и доброжелательная, в темном одеянии, пластичная, как и сам Илиодор, особой, свободной "пластикой", которую я замечала только у очень творчески одаренных, цельных натур. У Отца Илиодора – особенные глаза – в них сила и грусть знания. Он осторожно, бережно говорит с нами, стараясь донести то, что взрослым людям можно говорить более сурово и строго. Мы, наверное, своею внутренней суетой мешаем ему, тем не менее, рассказ его завораживает ясностью. Человек талантливый, он занимался музыкой, живописью, но очень рано понял условность искусства, как некой «красивой ступени» между Богом и человеком, ступени Познания, на которой очень многие задерживаются надолго. Иллюзорность светского искусства прекрасно иллюстрирует его рассказ о посещении театра за кулисами, где его поразила «ненастоящесть» декораций и поведения актеров, которые только что были пафосными и позитивными. Вспоминает он и о том, что занимался восточной философией, пробовал искать себя в других религиях. Он говорит: «Вот мы ищем Истину, Добро, а ведь это все – поиски Бога, но Бога нельзя найти, пока он сам нас не призовет…». И сравнивает взаимоотношения между Богом и человеком с отношением Матери к своим детям. Мать воспитывает ребенка, играет с ним в развивающие его игры, старается на его «языке» объяснить основы жизни, но, главное, несомненное, любит.
Отец Илиодор вспоминает, как в пятилетнюю годовщину смерти своей матери он оказался в Загорске (сейчас - Сергеев Посад) и, когда вспомнил о печальной дате, пытался, как полагается, поставить свечку в храме и выпить рюмку водки в память о ней. И вот, поразившее его воображение, соотношение Храма и ресторана (подмосковный Загорск – городок, расположенный на холмах) - как предложенный Выбор (Отец Илиодор жестом как бы держит на ладонях два холма) на одном – ресторан, на другом – Храм. Что выбрать, он выбирает Храм, тогда уже навсегда. Собственно, оттуда начался его монашеский путь. Хотя до окончательного, внешнего выбора еще прошло время…
«Неужели нельзя жить с Богом в душе, искать Его, не уходя в монастырь? - задаем мы ему вопрос - многие протестанты вообще отказываются от церквей и ритуалов, считая, что достаточно просто верить». «Здесь дело в затраченном количестве труда…Человек в миру отвлекается на мирское, что естественно. Монахи отдают Богу себя полностью…».
Деятельность монастырей подразумевается Илиодором как некая дисциплина, влекущая за собой альтернативу рассеянности и инертности мира.
Илиодор резче, чем Отец Илия очерчивает жизнь современного человека в пространстве города. «Да в деревне, если человек совершил какой - то неблаговидный поступок, все сразу об этом узнают. И, вообще, люди свободными были на земле, от своего труда только и зависели. Сейчас люди отделены друг от друга, зависят от случайностей. Ну - ка отключи отопление в десятимиллионном городе в пятнадцати градусный мороз, не привези продукты в магазин день – два... Что будет…. Сатана не смог побороть Бога, он стал мстить его чадам, мы – Божьи дети…». И далее, говоря о трагизме разобщенности современных людей, Илиодор объясняет нам «формулу» Аввы Дорофея (один из авторов святоотеческой литературы, живший в Гаазе, в VI веке): если люди идут в Центр, к Богу, то расстояние между ними уменьшается, если от Бога – увеличивается, и люди теряют друг друга. Идущий путем Веры, рано или поздно приходит к мысли о близости людей друг к другу, об их единении.
Мы – люди вроде бы образованные, но хорошо знакомые заповеди в словах Отца Илиодора приобретают другой смысл: «Это – не книжные истины, это – о нашей жизни», - думаю я постоянно в процессе разговора. Отец Илиодор объясняет роль Храма в жизни христианина: Прообраз Царства Божьего на Земле, ориентир, способ приблизить человека к Возвышенному, отвлечь от суеты. Храм создан для людей как точка опоры, остановка, потом - общение с Вечностью…
Слушая Илиодора, получаю подтверждение своей старой догадке об особой ценности ясной расстановки духовных приоритетов в сознании человека. Когда они расставлены и осознаны верно – мы получаем особенную гармонию Личности (эта слишком светская трактовка выстраивания духовных приоритетов кажется мне теперь, в 2010 году – более, чем недостаточной. Если наши приоритеты правильно выстроены, если движение к Вере превыше всего в нас – мы приобретаем жизнь, именно, жизнь – не много и не мало…).
Отец Илиодор говорит, обращаясь к нам: «Надо быть профессионалом во всем, за что берешься, например, не просто взял и написал что – то, а написал – ответственно, зная, что за каждое слово, идущее в мир, отвечаешь». И еще: «Ищите добрых людей в мирУ, таких много, именно они могут быть героями вашего журнала».
Особенность Отца Илиодора заключается в том, что, слушая его слова и, находясь с ним рядом – привыкаешь к силе сказанного, и оно кажется простым. Отрываясь от этого и, продолжая жить обыденной жизнью, ощущаешь сиротливость и брошенность. Илиодор говорит не только от имени индивидуального опыта Веры, а - Традиции, совокупности многих факторов, в число которых входят и определенные правила обустройства внешней и внутренней жизни общности людей, которые создали и развивают эту духовную, этическую систему, Оптину Пустынь, систему, назначение которой хранить основы Веры и особую Любовь. Приближающаяся к абсолютному ее проявлению…она позволяет выслушать, понять и со-участвовать такому огромному количеству приехавших за помощью людей…принимать на себе их горе, отпускать грехи при совершении таинства исповеди.
И Традиция также Тайна, а когда ей принадлежит Личность, то происходит редкое и удивительное явление – Таинство Личности, и развитие этого Явления по уникальному и неведомому нам пути …вселяет радость и надежду – на счастье.
*Статья написана и опубликована в 2005 году.
Свидетельство о публикации №210103000132