Цветы в грязи

               




...Не могу вынести, когда на асфальте валяются сорванные цветы.  Жалко их. Каким чёрствым человеком надо быть, чтобы хрупкую, нежную красоту бросить в пыль или грязь, под ноги прохожих.
Может, со стороны это выглядит глупо, но я не могу пройти мимо и всегда поднимаю брошенные цветы. Их можно вложить в разветвления кустов,  пристроить на памятник или в клумбу.  И я никогда не пойму человека, который может мимоходом сорвать бутон цветка, чтобы потом равнодушно швырнуть его в сторону…

Авдей идёт рядом, засунув кулаки в карманы новой кожаной куртки, весь непривычно нарядный – в костюме, при галстуке: всё же первое сентября на дворе. Наше одиннадцатое  Первое Сентября.
- Ну и куда ты теперь их денешь? – Авдей подпинывает перед собой смятую жестяную банку из-под пива. Банка звонко катится по мокрому асфальту в сторону мусорной кучи.
Я держу влажные от дождя, слегка примятые соцветия огненно-рыжих бархатцев. Они ещё пахнут ушедшим летом.
Осень в этот раз наступила точно по календарю; с утра солнце выглянуло на школьную линейку, осветило охапки гладиолусов, георгинов и астр, свежеокрашенные парты в классах и зажгло белым светом  банты первоклашек. Но оно уже не грело, а к обеду город накрыл влажный серый туман – то ли дождь, то ли изморось.

Авдей запинал наконец жестянку в мусор, потом постоял над ней, подобрал и бросил в урну. Я усмехнулась. Примерный ребёнок из 11 «а».
Мы идём, слегка касаясь друг друга плечами, и молчим. Авдей достаёт сигарету.
- Лен, хочешь, я тебе нормальных цветов подарю? – он косится сквозь дым на бархатцы в моих руках.
Мне смешно и немножко досадно. Разве об этом спрашивают? Взял бы да подарил. Но таков уж Авдей.  Должен быть уверен, что я действительно хочу этого…
- А чем эти цветы ненормальные? – спрашиваю ревниво.
- Это ты ненормальная, - улыбается он из-под обесцвеченной чёлки. – Брошенных цветов жалеешь. Какой-то дурак сорвал, понюхал и бросил. А ты подбираешь из-под ног. Даже стебля нет, в вазу не поставишь. И гербариев нам уже не задают…
- Обязательно должен быть кто-то, кто поднимет цветок, - отвечаю я. – Обязательно, понимаешь?
Я не знаю, как это ему объяснить. Пробую.
Цветам не место в грязи. Это – моя гармония.  Нежность и красота настолько же привлекательна, насколько и беззащитна.
- Нельзя оставлять в беде беззащитный цветок. Пусть даже сорванный, пусть даже умирающий! – пылко говорю я Авдею, а он улыбается и обнимает меня.
- Не помни цветы, слышишь? – строго шепчу я, приникая к нему. Он укутывает меня полами куртки; вдвоём в ней тепло. Сзади нас охраняют высокие сосны, а перед нами – ограда парка, заросшая густым кустарником в сочных оранжевых ягодах. Нас никому не видно, и нам уютно.
Вот бы этот миг не кончался.
- …О чём молчишь?
- В школу неохота, - отвечает Авдей. – Одно радует: последний год каторги. Достало безделье…
- А потом?
- Работать пойду. Или в армию. А потом охранное агенство открою. А потом тебя замуж возьму, - спокойно говорит он.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Авдей сохраняет спокойный вид, но крылья его ноздрей нервно подрагивают, а в горячих чёрных глазах таятся смешинки.
- А если не пойду за тебя?
- Куда ты денешься, - усмехается он и целует меня в кончик носа. – Я в сговор с твоими предками войду. И увезу тебя в горы, и будешь моих детей аятам учить! – притворно-грозно заканчивает он.
- Серьёзно продумал, - смеюсь. – Прям средневековье какое-то! А в какие горы увезёшь? В Уральские?
- В ближайшие, - улыбается Авдей и серьёзно добавляет: - Главное, чтобы ты хотела.
Я опускаю глаза. Наверняка он чувствует, как быстро бьётся моё сердце.
Авдей – это прозвище.
На самом деле он – Руслан Авдиев.
В середине 4-го класса его семья приехала в наш северный городок из Грозного. Худощавый, гибкий, смуглый и ловкий, он напоминал мне Маугли.
Наши пацаны поначалу пытались дразнить чеченского мальчишку, но Руслан так снисходительно относился к задирам, что те прекратили нападки. Потом Руслан как-то разрешил несколько школьных ссор, не по-детски благородно и справедливо, не ввязываясь ни в одну драку. А когда выяснилось, что он умеет с размаху метать нож точно в цель, и занимается рукопашным боем, он стал среди ровесников негласным лидером, а «национальный» вопрос отпал сам собой. Тогда и появилась уважительная кличка «Авдей».
И с первого дня своего пребывания в классе Авдей «взял меня под крыло».  И с первого дня я в него влюбилась. Правда, не понимала тогда – по «детскости». Теперь я это знаю наверняка.
Красивый Авдей или нет? Наверное, красивый. Он есть – и это непреложно. Разве можно оценивать красоту родного человека? Разве может быть некрасивой мама? Отец? Не может. Потому что мама – это мама. Отец – это отец. Авдей – это Авдей. Даже с крашеной чёлкой, за которую классная сегодня успела на него накричать.

Мои ноги начинают мёрзнуть: тоненькие сапожки из кожзама на «шпильке» - это не его тёплые «Ральфы». Я нехотя высвобождаюсь из его тёплой куртки:
- Уже поздно.
Мне совсем не хочется домой: мама всё равно до ночи на работе, а отец уже несколько дней не просыхает, и дома стоит ужасный запах.
- Хлеба дома нет, - зачем-то говорю я. Авдей молча достаёт пятьдесят рублей и засовывает мне в карман.
Мы выходим из парка и идём мимо фонтана. Фонтан отключили, но его бассейн полон воды. Я тихо бросаю цветы в воду и отгоняю их подальше от кромки. Вот и нашлось им место. Цветы на воде – это прекрасно.
Авдей  берёт мою холодную от воды руку в свои ладони и греет её.
- Нельзя оставить в беде цветок, - говорит он. – Я запомнил.


Первая школьная неделя проходит как одна минута.  Расписание, факультативы, дежурство в фойе; повтор прошлогодних тем, если их ещё кто-то помнит. Сочинение «Как я провёл лето».
Наше с Авдеем лето было разным. Он – ездил на родину, повидать свою большую семью и помочь в доме. Ещё больше возмужал, насквозь пропитался солнцем, весь как сжатая пружина. Я – всё лето прокопалась с предками на огороде, лазила по лесам в поисках ягод и грибов, обожаю это занятие. И жарилась на пляже, когда позволяла погода. И мы оба ждали встречи… Особенно ждали.
Авдей, видно, очень сильно соскучился – даже сказал:
- Ты моя красавица. –  и тоненькую золотую цепочку подарил.
А я не могла говорить, просто смотрела в его глаза – и была счастлива, что он есть. Он чувствовал.
Разве я красавица?  Ноги не «от ушей», рост не «модельный», фигура тоже. Губы какие-то нечёткие, всё время их подводить приходится – а то как тень с глазами. Вот глаза у меня – что надо, жаловаться не приходится. Большие, синие, в густых ресницах. И волосы длинные, тёмно-русые. Заплетёшь две косы, перекинешь вперёд (а они у меня ниже пояса) – и вот вам Снегурочка. Каждый Новый год у мамы в детсаду её  играю. В этом образе я действительно очень эффектна. А на фоне наших школьных красоток всё равно, наверное, теряюсь…

В этом году немного нового. Нагрузки побольше, единый госэкзамен (как его ещё пережить?!),  физ-ра на улице по поводу неоконченного ремонта в спортзале.  Ушла на пенсию легенда школы – биологиня.  В нашем классе новичок – Вадим Ростовцев, стильный длинноволосый мальчик романтической внешности. Разговаривает изысканно, словно при королевском дворе находится. Шекспира цитирует. Спортсмен, с пивом не дружит. Немного на киноартиста Андрея Миронова похож. А то большинство парней в классе – «клинские обалдуи», мат через слово и интересы ниже пояса… Вадим очень выгодно на их фоне смотрится. Половина девчонок сразу положили на него глаз. А он не простак, «ответил взаимностью» почти что всем. Девки наши поперецапались, глупые.
К концу месяца уже словно и не было каникул. Жизнь вошла в привычный ритм.
Авдей вносил разнообразие в школьные будни. Вчера, например, содержательно сцепился с физичкой.
 Когда Степанида Марковна снова прошлась по поводу крашенных мальчишеских кудрей (и что им всем неймётся?!), Авдей спокойно спросил у неё, что из области современной физики мы будем изучать.
- Авдиев, не строй из себя умного! – Степаниде лишь бы поорать. – Тебе хотя бы общий курс осилить, модник!
- А я и не строю, - вежливо отвечает Авдей. – Я тут летом увлёкся теорией фрактальной реальности, очень интересная штука. Вы наверняка знаете.
- Может, ты ещё и урок вместо меня проведёшь? – с издёвкой прищурилась Степанида.
- Если позволите, - с готовностью поднялся Авдей со стула, и растерянной физичке ничего не оставалось, как предложить ему своё место за столом. Класс, настроившийся позубоскалить, с удивлением взирал на Авдея. А он облокотился на учительский стол и непринуждённо так произнёс:
- Новейшие научные достижения – теория Хаоса и фрактальность мироздания – объясняют и доказывают взаимосвязь человека и космоса. Человек с его энергоинформационной составляющей, которую народ называет духом, душой, - является фракталом информационного поля вселенной.
В классе стало так тихо, что стало слышно, как уборщица в коридоре возит тряпкой по полу. Степанида стояла позади парт, выпучив на Авдея глаза. В тишине кто-то  прошептал:
- Во даёт…
- Становится ясно, - продолжал невозмутимо Авдей, - что человек в самой своей основе – духовная сущность, а духовная сущность – это уже ничто иное, как фрактал Бога.
Авдей снова выдержал паузу.
- Ни фига себе пилит, академик… - снова раздался шёпот.
- …По Глейку, фракталы – это части, подобные целому, при одном и том же образовании повторяющиеся в уменьшённых масштабах.
- На русский переведи, - негромко попросил Паша Данько.
- Кусок торта – это фрактал целого торта. Этот кусок разрежь на 2 части, а те две части ещё на две – и так до молекул. И всё это будут фракталы. Ясно? – хитро прищурился Авдей.
- Без базара! – кратко ответил Данько.
- …А французский учёный Бенуа Мандельброт считал, что фракталом называется структура, состоящая из частей, которые в каком-то смысле подобны целому…
Постепенно урок физики Авдей превратил в урок фрактальной геометрии.  К концу урока класс уже начинал понимать, что такое линейный и нелинейный фрактал, кривая Коха и канторовское множество; физичка превратилась в статую с благоговейным выражением на лице; а несколько девчонок, кажется, повторно влюбились в Авдея. Я раздулась от гордости, как пузырь, и гадала, откуда у этого троечника могли возникнуть такие глобальные знания. Нетерпелось расспросить!
Звонок был проигнорирован всеми, кроме Авдея. «Юный гений» закончил свою лекцию ударной фразой:
- Надеюсь, Степанида Марковна, вы больше не будете обеспокоены цветом моих волос, ибо то, что в голове, гораздо важнее, чем то, что на голове.
Степанида залилась багровым румянцем и влепила в его дневник большую кривую «пятёрку»:
- Убедил. Верю. – а она, оказывается, справедливая.
После урока Авдей, хитро улыбаясь,  показал мне толстую жёлтую книжку. «Гармония Хаоса, или Фрактальная реальность», - прочитала я.
- Ты на самом деле увлёкся философией?
- Научной философией! – вскинул брови он. – У отца из тумбочки спёр. Шикарная книжка. Для тех, кто понимает, конечно…
- Дай зачитать! – я полистала книжку и мне стало интересно.
Меня всегда волновал вопрос: что такое Душа? Для чего мы рождаемся? Есть ли другие миры, помимо нашего? И  ещё многое-многое, на что я пыталась найти ответ. Но хитрый Авдей потянул книжку назад:
- Погоди до завтра, ладно? Я сам не дочитал…


Понятно, что сегодня в школу я неслась, как на крыльях, чуть под машину не попала. Водитель опустил стекло и энергично высказался на тему «волос длинный – ум короткий»…
Авдей уже стоял на крыльце школы в компании  Паши Данько и новичка Вадима Ростовцева.  Курили и задумчиво разглядывали толпы идущих на уроки учеников. Я им помахала и чуть не растянулась посреди школьного двора – сзади на меня Лидуха Соколова налетела, споткнулась о кусок проволоки, торчащий из земли. Какой-то день начался невезучий.
- Ой, извини, - прошепелявила она. – Я не хотела…
- Ладно, - досадливо отмахнулась я: потянула-таки ногу.
- Лен, приходи ко мне вечером пятнадцатого числа.. У меня день рожденья. Можешь своего захватить…
Буквы «з» и «с» Лидуха не выговаривает чётко, шепелявит.  Из-за этого её в начальной школе сильно дразнили. Потом всем надоело, привыкли. А мне кажется, она до сих пор стесняется, только теперь виду не подаёт.
- Приходи, а? – канючила Лидуха. – Посидим…
Худющая – живот к спине прилип;  волосики реденькие рыжие едва до плеч доходят. Жалко как-то её. Пятнадцатое будет через неделю.
- Приду, - улыбнулась я. – Поздравлю.
- Вот классно! – обрадовалась она.
Авдей дождался, пока я подойду и галантно распахнул передо мной школьную дверь. Лидуха стрельнула в него глазами и проскользнула передо мной. Малюсенькая такая подлость, прямо на уровне детской песочницы, но я не позволила себе обидеться (всё ж день рожденья скоро у человека) и снисходительно вошла вслед за ней.
Плавно пролетели геометрия, информатика и литература. Я успела осилить четверть книжки (если бы не мешали учителя, прочла бы всю) и на большой перемене спустилась в столовую. Там жизнь «кипела» в буквальном смысле – школьники осаждали буфет и раздачу так, словно их кормили в последний раз в жизни. Я пристроилась в хвост очереди, чтобы добыть себе пирожок с чаем и настроилась на долгое ожидание. И тут вдруг возник Вадим Ростовцев. Он проскользнул к буфетчице и перегнулся всем своим длинным ростом через малышей. Они недовольно запищали, но Вадим с ослепительной улыбкой потеснил их и помахал мне рукой:
- Хелен! – громко воскликнул он. – Особо симпатичных сегодня пропускают без очереди!
Дурак. Оповестил всех так громко, что пол-столовой оглянулось. Может, он и без комплексов. А мне сразу расхотелось есть. Я повернулась и вышла из столовой. Краем глаза заметила, что к Ростовцеву устремился Данько со своей компанией. Сейчас они его вежливо предупредят, что я хожу с Авдеем и попросят его учитывать это впредь.  Это они так «оберегают» меня от всяких придурков, примерно года три уже. Я знаю, что лучше всего не обращать внимания на «приставал», и тем более не вступать с ними в разговоры. Авдей мне не скажет ни слова, но «приставалам» не поздоровится. И я молчу – им же на пользу. А меня считают высокомерной.
Ну и пусть.

Авдей не может оберечь меня от одного человека – от моего папули. Когда они встречаются на улице, Авдей вежливо с ним здоровается, а батя воротит нос и угрюмо отвечает на его приветствие. Он терпеть не может меня, а значит, и Авдея тоже…  А ещё я очень боюсь, что отец ляпнет что-нибудь по поводу национальности. Его очень злит, что мой парень – чеченец.
Мои размышления прервал звонок, когда я поднималась по лестнице и орда младшеклассников понеслась вверх. И тут я пребольно получила по лодыжке – я даже не поняла, чем, то ли ногой, то ли сумкой с книгами, но резкая боль просто оглушила меня.  Я замерла у стенки, сдерживая слёзы, и ждала, когда этот обезьянник пронесётся мимо; потом, прихрамывая, поползла на четвёртый этаж. Коридоры мгновенно опустели, и я позволила себе пошмыгать носом.
Дурацкий день – чуть под машину не попала, в школьном дворе едва не растянулась, теперь получила по ноге, наверняка будет здоровенный синяк. От обиды я решила прогулять урок: вот зайду в класс и скажу, что медичка отпустила меня домой…

Наверху лестницы стоял Ростовцев.
Почему-то мне стало не по себе. Ну что я  ему сделала? Столько девчонок готовы свалиться к его ногам, а он ко мне цепляется.
Он легко и элегантно сбежал ко мне навстречу и я вжалась спиной в стену.
- Вадим, отвянь, - постаралась строго сказать я, но он упёрся руками в стену по сторонам у моих плеч:
- Леди, вы меня боитесь? – спросил этак участливо. И улыбнулся. Вадим потрясающе улыбается: серые глаза становятся озорными, а на щеках обозначаются милые ямочки. И ещё эти локоны… Мальчик из журнала мод. Не зря девчонки в обморок падают.
Только не я.
- Боюсь? Тебя? Отойди. – Мне внезапно захотелось на урок ОБЖ, где глуховатый Федотыч будет бухтеть про газовую атаку…
- Значит, своего султана? – кровь бросилась мне в лицо, а Вадим продолжал очаровательно улыбаться. – Он что, уже дал за вас выкуп?
Эти слова меня разозлили. Я резко толкнула его в грудь, так, что он полетел спиной на ступеньки, съехал вниз и застонал, прижав руку к груди. Ушибся, наверное, упал на локоть, так ему и надо…
- Пойми, дурак, я за тебя боюсь! – прошипела я. – В больницу хочешь?
Ростовцев сел и растерянно посмотрел на меня:
- Леди, вы наелись озверина? – морщась от боли, спросил  он. - …Чёрт! – Вадим попытался двинуть рукой и охнул, сморщившись. – Кажется, леди, у меня сломана конечность!
- И вторую сломаю, если распустишь, - пробурчала я, чувствуя, как испуг начинает ползти по спине вниз…
Ростовцев, согнувшись, прижимал к себе руку, на которую упал, и часто-часто дышал. Чувство вины противно зазвенело внутри меня.  Неужели я правда нечаянно сломала ему руку?!
- Слушай, давай в медпункт… - пробормотала я.
- Где он? – посмотрел на меня снизу Вадим.
- Идешь на второй этаж в другую сторону от учительской, рядом с малышовой рекреацией… - начала объяснять я.
Ростовцев опустил голову и стал медленно подниматься. Ненавидя себя, я подошла к нему:
- Ладно, пошли. Покажу.
И тут произошло неожиданное. Здоровой рукой Вадим схватил меня за запястье и горячо зашептал:
- Послушай меня. – в первый раз он перешёл на «ты». – Не боюсь я твоего Авдиева, запомни это. Ты мне слишком нравишься, чтобы я его боялся. Ты меня не замечаешь, ты вообще ни черта не замечаешь, осталось только паранжу нацепить!
Я остервенело выкручивала руку, но он не отпускал, хотя побледнел, то ли от боли, то ли от волнения, и продолжал сверлить мне мозг жарким шёпотом:
- Подожди же, да не трону я тебя, успокойся, послушай, пойми же… Ты очень, очень мне нравишься, ты лучше всех, слышишь? С первого дня тебя заметил…
- …именно поэтому ты перелапал всех, кого мог! – зло закончила я и наконец вырвала руку. Ноги подло дрожали.
- Это пустяки, - тихо ответил Вадим. – можешь думать что угодно, но всё-таки… Если вдруг тебе будет плохо, знай: у тебя есть к кому прийти.  Я буду ждать.
- И обниматься на переменах со всеми по очереди! – добавила я проникновенно.
- Всё это глупости.
Сейчас, когда он говорил спокойным тоном, в нём пропала киношная слащавость, и я даже почувствовала нечто вроде жалости.
- Нет, Вадим, - покачала я головой и посмотрела на своё запястье: на нём уже проступали пятна от его железной хватки. -  Лучше молись, чтобы никто не узнал, откуда эти синяки.
- Иначе что? – напряжённо спросил он.
- Иначе станешь почётным клиентом городской стоматологии!  - ледяным тоном закончила я. – Медпункт во-он там! – махнула рукой в коридор и зашагала в класс.
-   И всё же помни, что тебе всегда есть к кому прийти! – донеслось мне в спину. Психолог нашёлся!
У двери кабинета я перевела дух. До чего дурацкая ситуация. Ему надоели все эти «вешалки», что лезут к нему на шею, и он решил меня «осчастливить». Я мрачно усмехнулась, представив, сколько одноклассниц скончались бы от счастья на моём месте. Да пошёл он…
Я рванула дверь в класс.
Получила втык от ОБЖэшника, плюхнулась на своё место и положила на колени «Теорию фрактальной реальности». Моя соседка по парте Нинка Мылкина подсунула записку:
«Чо такая бледная где шлялась?»
Я закатила глаза и соврала про месячные. Мылкина  понимающе скривилась и принялась разрисовывать сердечками поля тетрадки. Она тоже успела влюбиться в Ростовцева.



Книжка оказаась просто классной – основная мысль в ней сводилась к тому, что можно справиться с любой болезнью, даже неизлечимой, если настроиться на биоритмы Вселенной и привести свою душу в гармонию со всем окружающим миром. А врачи – в последнюю очередь, на завершающем этапе. То есть, грубо говоря, сначала – молитва, потом лекарство. Причём объяснялось это в физико-медицинских терминах, так что не удивительно, что её читал отец Авдея – главврач районной больницы...
И всё же прочесть её за уроки мне не удалось. Авдей благосклонно запихал в мой школьный пакет драгоценную книжку. Сегодня он меня не провожал: у него были занятия в «рукопашке».
Я  хотела остаться в школе – пристроиться в библиотеке или в малышовой рекреации, но солнце светило так ярко, словно лето вернулось, - и я побежала в городской парк. Там у нас с Авдеем было заветное место – прямо на берегу реки, за ивняком, они с Пашей укрепили на двух пнях широкую доску, получилась большущая скамья. Летом там особенно здорово: сидишь, у ног река плещет, а над головой словно купол – ивы  ветви опустили. Сейчас листья облетели, но всё равно хорошо.
Устроилась, пакет открыла, чтобы книгу достать – а там яблоко зелёное и рожок с повидлом. Вот Авдей, и когда успел только! – тепло затопило мне сердце. Наверное, ему ребята сказали, что я ушла из столовой, не пообедав. А может, он просто так заботится.

… «Фрактальную реальность» я дочитывала, когда уже стало темнеть и холодать – с реки подул сильный ветер.
С умиротворённой и радостной душой – бывают же книги! – я зашагала домой.
 А там меня поджидал знакомый до боли «натюрморт»: пьяный отец дремал в кресле перед телевизором. Вонь, на ковре какие-то корки и огрызки.
Всё моё умиротворение испарилось. Я с треском захлопнула дверь гостиной и пошла на кухню чистить картошку. Хоть что-то приготовлю для нас с мамой. Отец может днями не вспоминать о еде – было бы «на опохмел».
Через пол-часа он притащился на кухню, встал напротив стола и стал созерцать меня мутным взглядом. Понятненько, у него потребность проораться. Не глядя на него, я вытащила очередную картофелину и стала срезать кожуру. Он молчал, выбирая, к чему прицепиться.
- Нагулялась? – хмуро процедил он. – Не поздновато ли школа закончилась?
Я не ответила.
- Может, скоро уроки в полночь кончаться будут? – тон его становился всё злее.
Картофельные очистки стали получаться всё толще и короче. Сказать ему, что была б моя воля – я вообще бы не приходила?
- Снова со своим чёрным ошивалась?! – сел на любимую тему. – Скоро весь Кавказ твой будет! Соседям в лицо посмотреть стыдно!!
 - Отцепись! – с тихой яростью сказала я, не поднимая головы. Жгло чувство огромной несправедливости.
Он не отцепился. Он говорил, точнее – орал, - много, долго и обидно.  Я старалась не отвечать – бесполезно, он может договориться до чепухи и до абсурда, лишь бы излить раздражение. Картошка успела закипеть и как раз пришла с работы мама. Вопёж отца в этот момент достиг своего апогея, а я обдумывала, куда бы свалить, потому что выспаться мне здесь явно не суждено.
- Отстань от неё! – крикнула мать, проходя в кухню.
Отец обернулся с горящим взором и почти торжествующе выдал:
- Защищай дочурку!  Ночью домой приходит! С чёрными путается!
- Замолчи, - устало сказала мама. – Руслан хороший парень.
- Ха-аро-о-оший! Все они ха-аро-о-ошие! – прорычал отец. – Скоро внуков тебе наделает хороший парень! Они русских девок...
- Замолчи!!! – взвизгнула я, не вытерпев.
- …Шлюха твоя дочь, - торжественно объявил отец. -  Подстилка для чёрных, ясно? Исламка паршивая!
Кровь бросилась мне в лицо. Да мы с Авдеем даже ни разу не целовались толком! И причём здесь ислам? Причём национальность или вера? Или отец считает себя образцовым христианином или лучшим представителем славян?!
Чувствуя, что сейчас способна его просто убить, я бросилась в прихожую, рванула с вешалки куртку и вылетела на улицу. Авдей для него – просто повод поорать на меня. Ну зачем я снова и снова раздражаюсь?
Я обошла свой дом и тоскливо посмотрела на окно кухни.
На залитых светом голубеньких шторах жестикулировали и безмолвно кричали друг на друга две тени.
Я стала зябнуть.
И вдруг накатила тоска!  Я наизусть знала, что случится дальше: мама кое-как уложит отца спать, выйдет в подъезд и мы с ней поплачем у заплёванного окурками окна, потом зайдём в дом и будем под отцовский храп убираться до двух или трёх ночи. Ужинать сухой разваренной картошкой.  И потом засыпать с горечью и облегчением – что день кончился наконец…
Вот такая «фрактальная реальность».
И сквозь тоску безысходности я поняла – всем своим существом – как страстно я не хочу, чтобы именно так закончился этот день, или эта ночь! Хотя бы сегодня!!

Я поплотнее застегнулась, сунула руки в карманы и пошла прочь от своей девятиэтажки.
Город спал, только кое-где желтели окна. То и дело хлестал ветер. Одиночество!
И я шла, сама не зная куда, чувствуя, как по лицу текут слёзы. Как жалко, что в моём городе нет метро. Сесть бы – и ехать, ехать, переходить со станции на станцию, и всё дальше, дальше!
…А маленький город знакомый до боли. И на улице мне спокойнее. В любое время дня и ночи я могу ходить где мне вздумается без страха – никто не рискнёт связываться с «кланом» Авдея. Правда, у меня с совестью проблем не возникало, я не искательница приключений и такой «привилегией» практически не пользовалась. Не было случая… до этого.
Спустя час или два я устала бродить по улицам. Но домой не хотелось идти жутко! Утром – школа, это нормально, но до утра ещё далеко. Не спать же в подъезде, как бомж какой-то. Да и заявиться в класс в мятой одежде, бледной и без единого учебника по меньшей мере глупо. А главное, я совсем замёрзла. Продолжала идти по едва освещённым дворам,  собирая обрывки мыслей. Примерно таких…
Поскорей бы сдох папочка.
Страшно и трудно живётся беспризорникам. Ну ладно я – дылда, а малолетним каково? Сейчас полно таких.
Скорей бы закончить школу и уехать отсюда.
А может, позвонить Авдею прямо сейчас?  …Стыдно. Ещё потащит меня домой – что подумают его родители? Я толком-то не общалась с ними, и вдруг – здрасьте, среди ночи! Позорище…

И именно в этот момент из-за угла неожиданно выехала машина, свет фар резанул глаза и, ослеплённая, я шагнула в сторону. Машина резко затормозила около, и я инстинктивно отпрыгнула  к подъезду.
- Лена! – стекло опустилось, и я увидела Авдея. А вёл машину его старший брат Тимур.  – Лена, садись.
Едва не прыгая от радости, я села на заднее сиденье, погрузившись в блаженное тепло мягкой обивки. Авдей сел рядом и, внимательно посмотрев на меня, обнял и прижал к себе.
- У тебя стучат зубы, - сказал он.
Действительно, и я никак не могла унять дрожь, меня трясло в его руках. Тимур включил обогрев на полную мощность. Помогло. Я стала оттаивать. И вдруг поняла – я смертельно устала. Даже сказать что-то не стало сил. Я зарылась в объятия моего родного Авдея и молчала, тихо наслаждаясь безопасностью, теплом, чуть слышным запахом его кожаной куртки, одеколона и каких-то сигарет. Так, наверное, отлёживается загнанный зверёк в безопасной тихой норке.
…Машина затормозила у частного дома, обнесённого кирпичным забором. В больших железных воротах образовался маленький тёмный прямоугольник – открылась калитка.
- Приехали, - потряс меня за плечо Авдей.
Я нехотя выбралась на стылый ночной воздух.
У калитки стояла фигура в длинной чёрной одежде.
- Это Мадина, - кратко сказал Авдей. – Сестра. Ты переночуешь здесь, а утром Тамерлан  отвезёт тебя в школу.
- Сама дойду, - смутилась я.
- Нет, мы не в городе.
- Как ты узнал, что я ушла из дома?
- Звонил. Вспомнил, что сегодня у твоего бати получка…  Короче, вот учебники – мать вынесла. – он протянул мой «школьный» пакет и сел в машину. – До завтра.
Я помахала рукой и повернулась к Мадине: высокая, прямая, она жестом пригласила войти и заперла калитку на засов. Мы поднялись по ступенькам, прошли через прихожую, и я попала в царство ковров.
Ковры и коврики были не только на стенах и полах – они покрывали кресла, диваны, столики… В маленьком камине тлели поленья – наверное, искусственные. В углу изогнулся светильник – гроздь крупных чёрных лилий на изогнутом стебле. Как спокойно и уютно было здесь! Когда у меня будет свой дом, у меня тоже так будет…
- Сестра, - сказала за спиной Мадина. Я не сразу сообразила, что она позвала меня. Обернулась и вздрогнула. Чёрный, бездонный, горячий взгляд. Огромные глаза. Нечеловечьи! Мадина походила на инопланетянку: неестественно высокая и худая, с огромными чёрными глазами и маленьким упрямым ртом.
- Сестра, - повторила она с акцентом. – Иди в ванную, потом поешь. Голубое полотенце и байковый халат – твои.
А потом я ела вкуснющий ужин: настоящий чеченский хинкали. Варёные квадратики из теста с чесноком, которые полагалось обмакнуть в какой-то соус, похожий на томатный, и запить мясным бульоном. До мяса дело не дошло: я буквально засыпала над столом.
Чтоб не заснуть окончательно, я обратила внимание на портрет молодого парня, висевший на стене. Мадина перехватила мой взгляд и посветлела лицом:
- Это Шамиль, мой муж.
- Красивый, - сказала я зачем-то. – Мы его не разбудим?
В глазах Мадины вновь зажглось чёрное пламя.
- Нет, - отрывисто сказала она. – Ни за что не разбудим. Мёртвые не просыпаются.
Моё сердце испуганно замерло, и я вместе с ним, кляня себя за бестактность. Еда как-то сразу потеряла вкус. Дёрнуло же меня… Сна как не бывало.
Мадина молча стояла и смотрела в окно, гордая и печальная. Этот чёрный скрученный платок поверх волос был не просто данью национальным традициям… Тёмная широкая юбка, длинная кофта на твёрдых плечах…
Жалость обожгла меня.
- Когда?.. – тихо спросила я.
- Два года назад. – так же тихо ответила она. – Под Гудермесом. Подорвался на мине.
Тяжесть наваливалась на меня всё больше. Ну за что этой красавице выпала такая доля? Кому нужна эта треклятая война?!
- Он не воевал, - прошелестела Мадина, словно подхватив   мои мысли. – Он за документами ездил. А потом вокзал оцепили. И он решил один уйти…
- Мне жаль… - тихонько сказала я.
Мадина  посмотрела на меня и еле заметно улыбнулась одними губами:
- У каждого своя дорога на земле. – Она тихонько погладила меня по волосам. – Хорошая ты, сестра. И волосы у тебя – мёд с молоком. Красавица. Не отпускай Руслана ни в армию, ни на войну.
- Как будто он меня послушает… - пробомотала я. И с болью подумала: в наше время не нужно искать смерти в чужих краях – беда может случиться среди бела дня на обычной улице.
Летом в нашем городе взорвался Торговый Центр. Как бы сам по себе. Даже столичное ФСБ приезжало разбираться, но никого не нашли. Несколько дней наш никому неизвестный дотоле городок был в первых строках экстренных новостей страны. Взорвался Центр среди бела дня. Погибли двадцать четыре человека. Просто так – ни за что. Говорили, что так отомстили владельцу ТЦ конкуренты. Что взорвались газовые баллоны. Что кто-то кинул в окна бутылки с горючей смесью и люди задохнулись – почти всё здание было облицовано пластиковыми панелями, которые при горении источали смертельный газ. И что если бы не приваренные намертво решётки на нижних этажах (экономили на охране), многие люди успели бы спастись…       И виновных не нашли до сих пор.
Странно я засыпала – в доме почти незнакомой молодой женщины, под чужим одеялом, но с умиротворённой душой и названная сестрой. Почти провалилась в сон, как вдруг толкнулось: мама!
Я нашарила телефон, стоящий рядом на тумбе. Мама сняла трубку после первого гудка:
- Лена?
- Мам, я… нормально.
- Знаю. Руслан звонил.
- Ма… Разведись с ним! – попросила я шёпотом.
Мама сразу поняла, о ком  я.
- Всё утрясётся, - вздохнула она. – Потерпим.
- Потерпим. Пока.
Наконец эти сутки закончились.


Когда утром я встала и протопала в ванную, Мадина уже сидела на кухне, склонившись над столом. Я подошла поближе и замерла: Мадина вышивала. Серый свитер покрывали сверкающие узоры из чёрного и серебряного стекляруса, бисер, жемчужинки… 
- Господи, ты же мастер-класс! – только и смогла выговорить я, с восторгом разглядывая её работу.
- Садись ешь, скоро Тимур приедет, - усмехнулась она.
Он и правда приехал скоро.
За всю дорогу до школы Тимур не обронил ни слова. Он зарулил прямо на школьный двор. И почти сразу прозвенел звонок.

Химичка решила проверить домашнее задание и начать при этом именно с меня. Естественно, я стояла у доски дуб-дубом, не в силах слепить и двух слов об органической реакции, расщеплении и соединении…
Вызванные после меня Нинка Мылова и Лёха Рощин тоже Фаину Петровну не порадовали. Добровольно отвечать не вызывался никто.
Фая заводится с пол-оборота:
- Класс тупиц! – изрекает она. – Каждый год одно и то же! Вместо того, чтобы лишний раз прочесть параграф, вы только в подъездах торчите, пиво сосёте да сигареты…  курите! И вот, пожалуйста: десселерация налицо!
- Ну, тока не перегибайте, - подаёт голос Данько. – Не надо нас дебилами ставить. Между прочим, не вина ученика, если учитель плохо объяснил материал.
- Ах, вот так? – Фая наливается свекольным соком. – Я, значит, плохо даю материал?!
- А вас я не называл, - упорствует Пашка, но его уже не слышно за  гневными воплями химички.
Она позабыла о том, что нужно вести урок. Поорать на «тупой» класс для неё важнее, видимо.
Фая вопила о том, что расшибается в лепёшку о нашу бессердечную тупость, о том, что без домашнего повтора полноценного обучения просто не бывает, и вообще она знает сегодняшнюю молодёжь слишком хорошо: пиво и аборты с седьмого класса, какие там уроки! Ночные гулянки до рассвета неизвестно где, а потом…
- …Потом кончается тем, что девочек по утрам в школу… на машинах привозят! – отчеканила она, глядя над классом.
У меня над головой словно гром прокатился.
Пауза.
Позорно заполыхали щёки. …Наверное, она видела из окна учительской. Наверное, всем там натрещала, что меня «кавказцы» к школе привезли. И мнение обо мне у педсостава теперь, видно, однозначное. Да и некоторые одноклассницы провожали меня недвусмысленными улыбочками, глядя, как я выхожу из машины Тамерлана… 
Сзади подошёл Авдей, взял меня за руку и повёл к выходу. У двери обернулся и выдал:
- Пошла ты… крыса старая!


Конечно, был вызов к директору. Мы с Авдеем пришли вместе.
У директора недавно прошёл ремонт. Розово-бежевые обои. Красивая люстра на потолке. На окнах – имитация бонсай: искусственные деревца в плошках. Рядом с ультрасовременным телефоном «дерево счастья» - проволочный кустик с полудрагоценными камушками вместо листьев. Вот бы жить в такой красоте и уюте! Хотя в моём доме будут только живые цветы…
…В кресле рядом с «деревом счастья», тяжело дыша, тряслась от злости Фая.
Директор Анна Вениаминовна посмотрела на меня и вздохнула:
- Объяснишься?
Горло у меня моментально сжалось. Говорить, что дома был пьяный скандал, и я ушла, потому что больше не могла терпеть оскорблений? Стыдно. Что Авдей, возможно, укрыл меня от беды? Не к себе повёз, между прочим – к сестре! Целомудреннее быть не может! …Не поверят.
И я молчала.
- Можно я скажу? – хриплым баском спросил Авдей.
- С тобой позже, - холодно отмахнулась директор и вновь посмотрела на меня. – Ты считаешь, твоё поведение нормально для школьницы?
Я опустила глаза. Не считаю. Школьница должна по вечерам сидеть и учить уроки, а не бегать по холодным улицам, спасаясь от пьяного отца. 
- Почему ты молчишь? Мы ведь заботимся о вас, о вашей успеваемости, о вашей нравственности, наконец!
…А ещё вы думаете, что «ребята» в старших классах озабочены сексом настолько, что просто невменяемы в некоторых ситуациях. Вы озабочены нашей озабоченностью! Только все эти разговоры о «проблемах пубертации» - чушь собачья. Это вы всю жизнь были озабочены «этими» вопросами, потому что «эти» самые вопросы были под запретом! Не так уж давно это было…
- Лен, выйди, - попросил Авдей. Нет, скорее приказал.
Я просочилась в дверь.
Спустя минуту в проёме возникла красная от злости Фая. Она смерила меня уничтожающим взглядом и потопала вниз.
Что ей говорил Авдей, не знаю. Но директриса меня повторно не пригласила. Жизнь пошла своим чередом.


В столовой Ростовцев больше не приставал. Но и не сторонился. Он снова перешёл на шутливо-официальный тон, словно и не было того откровенного разговора на лестнице. «Леди, передайте тетрадку, плиз…»
Но очень часто я ловила на себе его пристальный взгляд.
Однажды, сидя на самостоятельной по геометрии, я вертела в руках линейку и вдруг на обратной стороне увидела карандашную надпись: «Ты похожа на Джейн Эйр». Толстенькие округлые буквы. Мне стало смешно. Я обернулась на Вадима – он пристально смотрел в окно. Бабник несчастный! …А настроение всё равно прыгнуло вверх.  Всё-таки приятно, когда тебе делают комплименты, дарят безделушки, цветы… Вот Авдей не такой. Он как безмолвный защитник, этакий невозмутимый ангел-хранитель.
- Эй! – Нинка Мылкина пихнула меня локтем. – Забыла девиз? Решил задачу – дай списать товарищу! О чём размечталась?
- О цветах. Например, о тюльпанах. Нет, о хризантемах.
- Самое время, - хихикнула Нинка. – У Ангелины сегодня день рожденья, говорят… Где задачка-то?
Я подвинула к ней тетрадь и легла на парту. Геометрия – это невыносимая скука. Для меня. Когда я скучаю, я начинаю хотеть есть. Если бы я была математичкой, я была бы самой толстой математичкой в мире… Где-то в сумке лежит булочка с повидлом…
Я полезла в парту и тут же наткнулась на какие-то колючие ветки. Наверное, Воронин снова засунул мне в пакет веник – была у него такая детская радость. Ух, сейчас врежу ему  этим веником по стриженой башке! Как раз геометричка вышла…
Я ухватилась за веник и потянула.
Веник странно, празднично захрустел. Все обернулись на хруст. И я с трудом вытащила из-под парты… букет!! И не какие-то там хризантемы – настоящие красные розы в пышной декоративной зелени!!
- У-у-у-у!!! – выдохнул класс. Мылкина смотрела на меня, разинув рот. Весь класс тоже. Нет, не весь – кроме Ростовцева. Он старательно пялился в окно с безразличным видом. Меня бросило в жар. Два чувства сразу: страшно приятно и… просто страшно. В этот момент в класс вернулась геометричка и застряла в дверях, с интересом изучая меня и розы. И тут меня осенило, как разрулить ситуацию. Я прижала шикарный букет к груди (целых пять роз!) и вскочила на ноги:
- Ангелина Львовна! Наш класс поздравляет вас с днём рождения! Спасибо вам за то, что вы есть! – я вручила ей букет.
Класс запоздало зааплодировал. Ангелина Львовна, ахнув, приняла красоту, завёрнутую в прозрачную обёртку. Растерялась. Зарумянилась. Очень вовремя затрещал звонок.
- Спасибо, мои хорошие, - сказала растроганно учительница. – Сдавайте работы.
Все стали передавать тетради. Авдей не смотрел на меня – ревновал, наверное. Ростовцев же, хитрюга, прошествовал мимо с довольным видом.
В раздевалке Вадим оказался рядом, и, получая куртку, пробормотал:
- Позвольте пригласить ваше королевское величество в кафешку.
- Ты мне? – обернулась я.
- Конечно.
- Деньги лишние? Хочется тратиться?
- Для вас – всегда плиз. Не жалко было букет отдавать?
- Нет, - фыркнула я.
- Авдейку испугалась! – поддел он.
- Иди на фиг.
- Леди… - он застегнулся и рывком одёрнул ворот. – Ну не такой уж я противный, поверьте.
- Верю. Только отвали. Пожалуйста.
- Ваше желание – закон. Сорри.
- Умный мальчик.
Он пропустил меня в двери и снова сказал высокопарную фразу:
- Помни. Тебе всегда есть к кому прийти!
На крыльце стояли Авдей, Данько и Лидуха Соколова. Лидка напротив ребят сидела на перилах крыльца, болтала худыми ножками в прозрачно-чёрных колготках. Соскочила навстречу мне:
- Не забудь, завтра жду вас с Авдеем! – и быстро ушла.
Я сообразила: «днюха» уже завтра. Надо бы подарок купить…



В воскресенье на город обрушился дождь. Сначала ливень, аж до пузырей на воде, потом малость стих, но продолжал щедро поливать прохожих.
Лидке Авдей купил диски Валерии: она обожает эту певицу. А я – резную деревянную шкатулку в виде сердца. Пусть туда жемчуга и брильянты складывает…
Мы слегка опоздали: «тусняк» у именинницы шёл полным ходом. Гремела музыка – какие-то металлические ритмы – так, что на весь подъезд было слышно.
Она открыла дверь и вывалилась навстречу – в вечернем костюме лилового цвета, приталенный пиджак и юбка-макси, рыжие прядки зачёсаны наверх и взбиты, имитируя объём.  Очень даже «ничёшно» выглядела Лидка – по школе она всегда лазила в бесформенных свитерах.
- Ур-ра-а-а! – завопила она. – Русик с Ленкой пришли-и!!
Я посмотрела на Авдея. «Русик» - это что-то новое. Он в ответ на мой взгляд только поморщился: выпила уже, видно ведь…
В комнате было тесно. Человек десять бесновались в трёхкомнатной «хрущёвке». Двое незнакомых ребят курили у окна в кухне; там же Воронин у мойки целовался взасос с какой-то кучерявой девицей. Девица хихикала и прижималась к нему, нимало не смущаясь присутствием других. Меня эти «демонстративные процессы» бесят. Наверное, я динозавр…
Остальной народ тусовался в большой комнате за столом. На столе – завал: салаты в тазиках. Варёная картошка и фаршированные помидоры. Колбаса. Лидка расстаралась, приготовила тушёное мясо. Она хотела после девятого класса пойти в кулинарный техникум, а родители заставили получать «полное среднее»… А ещё – несметное количество пива и водки… Несколько опустошённых бутылок звякали под столом.
Ненавижу такие тусовки.
Тихая музыка, несколько самых близких друзей, стихи и воспоминания. Свеча на столе. Чай с пирогом… Вот то, что мне близко.
…Именинница усадила нас с краю, наполнила тарелки вкуснятиной.
- Берите что хотите! – проорала она сквозь музыку.
Она носилась среди гостей в вечернем костюме и колготках, - туфли, видимо, натёрли ноги. Кстати, гости были – в основном парни. Девчонок, кроме именинницы, всего трое. Хитрая Лидка поназвала парней, что бы быть в центре внимания.  Вот тебе и тихоня бесцветная! …Я попыталась преодолеть неприязнь. Быть может, всё это оттого, что мальчишки в школе на неё мало обращают внимания?
Подарила ей шкатулку. Она восторженно пискнула и наполнила вином мой бокал. Чмокнула в щёку. (Я украдкой вытерла жирную помаду.) Авдей достал диски. Лидуха завизжала и бросилась к нему на шею. Прижалась всем телом, полезла целоваться. Нет, она омерзительна в пьяном виде. Да и в трезвом тоже! И цвет своего наряда выбрала пошлый: рыжая – в лиловом!  Она бы ещё оранжевый или красный нацепила! Семафор вонючий!  …Ну может, хватит целовать Авдея?!
Слава Богу, отцепилась. Авдей невозмутимо вытер салфеткой шею и щёки. Сел за стол. Притянул меня. У меня немного отлегло от сердца.
Зазвучала Земфира: «Я! Искала тебя! Годами долгими…»
Авдей посмотрел на меня:
- Пиво? Водочки?
Я фыркнула. Прекрасно знает, что я не пью совсем-совсем ничего алкогольного. Пивом меня перепоили в пятом классе – на спор я выдула две бутылки. Потом меня вывернуло, и с тех пор не переношу даже запах. А водка… Вопрос закрыт. У меня вообще нет потребности расслабляться спиртным. Ну нету! Папуле благодаря…
Всё-таки я динозавр. Пережиток прошлого.
…Потом мы танцевали. Я постаралась не замечать сигаретный дым (курили уже везде, где хотели) и тесноту. Мы с Авдеем смотрели друг другу в глаза и тихо танцевали. И это было здорово! Только медленных мелодий включали мало…
Лидуха отрывалась вовсю. Танцевала со всеми подряд, позволяла парням всяко-разно; много, с удовольствием пила. Кто-то уже храпел на диване под  Земфиру и вопли «Сумасшедшего Лягушонка». Девчонки предоставили Лидке возможность быть «центровой» в этот вечер (а может, их не устроили эти подпитые большей частью юноши) и перебазировались на тесную, отделанную бледным кафелем и жёлтыми плитками кухню.
- Я пойду к ним!! – проорала я сквозь музыку и Авдей одобрительно кивнул.
Быть вместе на празднике и мужчинам, и женщинам у чеченского народа не принято. Я с облегчением выскользнула из комнаты.
Та девица, что целовалась у мойки – Ира – сидела на кухне с другой лидкиной подружкой – стриженой блондинкой Верой. Обе курили, тянули вино и вели ленивую беседу.
- Вино будешь? – спросила Вера. – «Изабелла», слабенькое.
Я подвинула к себе бокал с вином. Пусть постоит.
- Куришь? – спросила Ира. Я покачала головой: «нет». Она привстала, распахнула форточку и стала пускать дым в неё. По ногам потянул сквозняк.
В зале визгливо захохотала Лидуха. Вера поморщилась, стряхнула пепел в крышку от майонеза:
- Отрывается, коза… Так вот, я и говорю: чё я здесь делаю? Детский сад. Вот бы в приличном месте затусоваться! – мечтательно вздохнула она.
Я посмотрела на её красивые ногти, умелый макияж и спросила:
- Это где?
- Где-где… - сморщила она носик. – Где мужей находят.
- А что, есть спец-места? – фыркнула я.
- Есть…  Вот думаю поменять мужа.
- Ты замужем? – поперхнулась я винной кислятиной. – Тебе сколько лет?! – на вид Вера была моей ровесницей. Ну почти.
- Сколько-сколько… Столько не живут.
- Да, поменять мужа – лучший способ разнообразить жизнь, - вздохнула Ира. – Например, на нефтяника.
Я лихорадочно соображала, кто есть кто. Может, они прикалываются? Или это престарелые извращенки, которые «косят» под малолеток и встречаются с пацанами? Да какие уж «престарелые»… Ну, с большой натяжкой Вере можно было бы дать двадцать. А Ира, скорее всего, чуть старше меня, и просто пытается выглядеть так же, как её искушённая жизнью подруга.
- Нефтяники – народ специфичный, - решила я поддержать беседу.
- Ага, - усмехнулась Вера. – Зато и зарплаты у них… тоже специфичные… 
Боже мой! Как говорит моя мама – «с кем я сижу»!
- Да ты им эту зарплату… сутками будешь отрабатывать! – сказала я, скрывая смятение за кривой усмешкой.
- Малолеточка, - усмехнулась Вера и принялась подводить губы блестящей розовой помадой. – Тут и за хреновую зарплату… сутками отрабатываешь…  за «спасибо»…   и за просто так…
Мне расхотелось поддерживать разговор. Потянулись долгие, неисчерпаемые бабьи темы. Это молочко лучше той пенки для волос. Маска глиняная, маска овсяная, сырая тёртая картошка против кругов под глазами. Маникюр французский и стразы. Что бы такое съесть, чтобы похудеть. Модные бренды.
Ну просто жёны олигархов,куда деваться…
Мне стало жутко скучно. И ноги застыли до ломоты на холодном полу. И я встала и пошла к Авдею. В зале его не было: упитые лидкины приятели, уже не глядя друг на друга, механически топтались под «ромштайн». От сатанинских звуков запросто могла двинуться психика.
Я толкнула следующую дверь…
Лучше бы я умерла на кухне от скуки.
Или замёрзла там у форточки.
Оба посмотрели на меня: Авдей – растерянно,  Лидуха – с откровенной радостью и даже гордо. И тушь у неё размазалась по векам…
Как будто в насмешку, именно в этот миг Земфира весело запела:
- А у тебя – спид! И значит мы умрём! А у тебя – спид! И значит…
Мне стало очень-очень спокойно. Время распалось на фразы больной песни. Между фразами оно тянулось мучительно долго.
- А у тебя спид!!!!
…Интересно, остальные парни уже все здесь перебывали или Авдей первый?...  И почему она так нахально-весело смотрит, неужели это радость – делать больно другому?!
- …И значит мы умрём!!!!
…Это правда. И мы, и все остальные. И больше всего мне сейчас хочется именно умереть. Потому что умерло самое главное – доверие. И я не знаю, что же теперь мне делать. Как теперь жить? Зачем жить?...
- …А у тебя…
…У тебя есть всё, Авдей.  Свобода. Все девчонки мира! Можешь идти с любой, которая вешается к тебе на шею. А у меня… У меня был ты. И только. И больше не надо. Потому что других просто нет. Только ты. Был…
- И значит, мы…
…Мы…  Кажется, «нас» больше нет… Значит, мы…
Я закрыла дверь спальни.
Какое ледяное спокойствие! – удивилась самой себе.
Воронцов, продолжая вихляться под музыку, налил полный стакан водки и не глядя, протянул мне. Точнее, не видя – он уже был сильно пьян.
И я стала пить водку. Первый же глоток стянул лёгкие и вызвал спазм желудка. Но я упрямо глотала жгучую гадость сколько могла, благо никому до меня не было дела. «Крышу снесло» мне сразу. Мир изменился.
В желудке разливалось тепло.
В голове - отчаянное, бесшабашное веселье. Правильно папуля делает, что пьёт: стало очень легко и просто. И весело!!!
Алкогольное отравление иногда заканчивается смертью? Как классно! Такие, как я – динозавры – сейчас не нужны. С какой-то там любовью, верностью… Смешно. Даже эти понятия вызывают у всех моих ровесников плоские улыбочки.
Авдей вырвал у меня стакан. Спасибо, хоть допивать эту дрянь не надо. И ничего не надо. Прошлого уже нет, будущего ещё нет.
…Он что-то говорит, но сквозь музыку не слышно. Да теперь и неважно. Мои руки очень тяжёлые. И стены гнутся слегка. Это тоже смешно. Я отталкиваю Авдея – пусть убирается к своей Лидухе – и протаскиваюсь в прихожую. Всё меня смешит – и эти нелепо торчащие рукава курток и плащей, и скопище разнокалиберных ботинок у дверей. Я поднимаю один из них за шнурок и сгибаюсь от смеха пополам. Кое-как одевшись, выхожу из грохочущего вертепа и сползаю вниз, почти вися на перилах.

На улице продолжает лить дождь и уже начинаются сумерки.
Авдей идёт рядом и что-то говорит. Кажется, он извиняется. Даже вроде признаётся в любви. Именно в этот миг я перегибаюсь в палисадник и меня тошнит. Очень вовремя. Мне весело. И стало гораздо легче в голове. Авдей зудит, как комар над ухом. Иногда сквозь дождь прорываются фразы:
- Ничего не было… Она пьяная сама полезла…  Пойми…
Я разворачиваюсь к нему и улыбаюсь, не обращая внимания на струи дождя, хлещущие с небес.
- Милый! – говорю вдохновенно. – Иди ты к ней! Она же лучше! Зачем тебе мои роскошные косы – рыжие общипанные прядки гораздо круче! И глаза без бровей и ресниц невыносимо  приятнее! А главное – отношения такие – самое то! Выпили, разделись – в постель! Романтика! Там сейчас, наверное, очередь у кровати! Беги, а то пропустишь!
- Она мне не нужна! – почти по слогам отчеканил Авдей.
- Ага. Видела. Я поняла, какие нужны! Постараюсь соответствовать!
- Лена! Пойми ты, я сглупил.
- Ты чё, всё нормально! – ободряюще хлопнула я его по плечу. – Если что, папочка вылечит!
- Лена!!!
- Слушай, отвали, а? – заискивающе сказала я. – Я пошла в рыжий цвет краситься. И ресницы выщипывать. А то несправедливо получается: сто лет вместе, и только поцелуйчики. А тут… - меня несло.
- Да она просто… - Авдей тряхнул головой и выдавил: - Кукла резиновая.
- Что-о?!! – я размахнулась и изо всех сил влепила ему пощёчину.
 За Лидку!!!
Кажется, я перестала себя понимать… Окончательно запьянела…
Авдей не увернулся. Он взял меня за плечи:
- Лена, давай поговорим завтра. Тебе нужно протрезветь.
- Нет, сейчас, - замотала я головой.
- Уф… Не поймёшь.
- Пойму. – с пьяным упрямством сказала я. – Объясняй, почему ты со мной… никогда… а с этой страшилкой… она же тощий гоблин… - наконец я разревелась и, стыдясь самой себя, бросилась бежать изо всех сил. Свернула за угол и украдкой выглянула, вытирая рукавом бегущие слёзы.
Авдей стоял под дождём, засунув кулаки в карманы и понурив голову. Потом развернулся и пошёл прочь от лидкиного дома.


Я долго бродила по улицам. Наверное, это и называется «меня штормило». Голова кружилась отчаянно. Остатками сознания я подумала, что похожа, наверное, на «бичиху». Я вымокла насквозь, иногда меня начинало трясти, потом накатывал жар. Смешно: каких-то три часа назад всё было так здорово!
 Я смутно помнила одно: домой в таком виде нельзя. Отец убьёт. И я убью маму – своим видом.
И я продолжала идти куда глаза глядят.
Мои мысли кипели бесформенным клубком. Обида, ревность, ярость и снова обида. Я вспоминала, как мы с Авдеем целовались в начале сентября, укрывшись в парке, как нежно он гладил меня по волосам – медленно, пропуская через пальцы всю длину, - и снова заливалась слезами. Променять – меня! – на это убожество…  Иногда я даже (втайне!) – хотела, чтобы он позволил себе хоть что-то ещё, кроме поцелуев… А тут… Какая-то шлюха отобрала моего родного человека!!! Да я бы даже в пьяном виде не посмела вешаться пацану на шею…
Сколько помню – с детства – он был всегда рядом. И защищал, и помогал. Как брат. Он же сказал, что увезёт меня в горы… Я не могла себе представить, что всё кончится вот так пошло!!! Значит, ко мне он никого не подпускал… А сам…
Я остановилась, выплакала очередную порцию слёз и побрела дальше.
Ну и что, что она была почти голая, а он одетый. Он просто не успел. И вообще я ему так свято, так слепо верила, а у него наверняка куча таких вот… кукол. Мне даже не приходило это в голову; боже мой, я – динозавр!!!
Я рассмеялась сквозь слёзы.
Пошло оно всё к чертям! Надо быть, как все! Проще к жизни!

На асфальте лежала гвоздика. С коротким стеблем – обломалась, наверное. Ярко-красная на чёрном от дождя асфальте. Я с трудом подняла её и пристроила в кустик акации.
- Что, обломали? – спросила я её и снова разревелась.
Я такая же, как эта дурацкая гвоздика: никому не нужная, вместе со своими мечтами, переживаниями и вообще…
- …Леди, это ты что ли?! – окликнули меня сзади.
Всхлипнув, я обернулась.
Вадим Ростовцев.
- Лена, что случилось? – он бросился ко мне, раскрывая надо мной зонт.
Во мне что-то оборвалось.
В конце концов, это он засунул мне в парту роскошные алые розы.
Я уткнулась в его куртку и затряслась от рыданий.
- Ты – пьяная?! – с каким-то изумлением спросил он. Я кивнула.
- Во блин…  Да что случилось-то?! – он достал носовой платок в синюю клетку и начал утирать мне щёки. – Тебя кто-то обидел? – очень нежно спросил он. Я проскулила в куртку нечто утвердительное.
- А ну, пойдём… - Вадим властно обнял меня сбоку и повёл за собой. Я обессилено двинулась с места. А Вадим непрерывно говорил, и его вкрадчивый, тихий голос убаюкивал воспалённое моё сознание:
– Да не бойся, живу я тут… Вот в этом доме… Ты в том? Надо же, рядом живём… Давай-давай, девушка, в подъезд… Всего-то две лестницы… Да ты вымокла до нитки… Снимай давай плащ… Не падать! Садись. Не сюда, вот тумбочка. Давай ногу… Вторую… Так, набойкам конец… Сапоги надо сдавать в ремонт…
- Меня саму… надо…  в ремонт… - промямлила я.
- Обязательно… Хотя даже сейчас ты потрясающе выглядишь…
Авдей мне вообще никогда не говорил этого. Он просто смотрел…
- Пошёл ты… - слёзы вновь стали набухать в глазах. – Если бы я была потрясающей…  Он бы…
- Так! – Вадим щёлкнул чайником. – Он – это Авдиев? Стоп! Не реветь! А то выгоню! – притворно-грозно сказал он.
В тепле уютной кухни мне внезапно захотелось спать. Я положила голову на локти.
- Понял, - кивнул Вадим. – Пора бай-бай. Но сначала крепкого чаю выпьешь. Авдиев тебя обидел?
- Да… Нет… То есть… Короче, у Лидки сегодня «днюха»…
Сбивчиво, то и дело шмыгая носом, я рассказала всё. Не могла остановиться. Зачем это – парню?
Вадим перебил только один раз:
- Соколова? Понятно…
Он задумчиво смотрел в окно. Потом присел к столу.
Я допила вкусный чай с лимоном, вздохнула и закрыла глаза. Не было сил ни двигаться, ни даже дышать. Головокружение почти улеглось. Я почувствовала, как Вадим взял мою руку в свои. Его ладони были горячие и сухие. Потом к моим пальцам прикоснулись его губы. Я попыталась освободиться, но Вадим не отпустил, почти просяще заглядывая мне в глаза.
Это было странно и даже глупо: мои руки держит не Авдей, а Вадим. Да, он красивый, приятный мальчик, но он… не Авдей. А мой любимый сейчас… Где? – память услужливо подсунула картинку: смятая постель, полуголая Лидуха с торчащими рёбрами; её тощие ручки обвили шею Авдея…
Слёз уже не было: какие-то сухие, удушливые рыдания стали сотрясать меня. Наверное, мне надо было выплакаться – навзрыд я не плакала с шестого класса. Как-то умела держать всё в себе, или справляться; или просто это моё первое большое горе…
Вадим понял это по-своему, он присел рядом и стал гладить по голове, как маленькую, и шептать какие-то извинения и утешения. Говорил, что он влюблён в меня с первого сентября, и все остальные девчонки – это просто попытка забыть, переключиться, и что таких, как я, уже почти и нет…
Шёпот Вадима обволакивал со всех сторон, и изысканный аромат его одеколона тоже; и дыхание юноши почти касалось моего лица.
И вдруг погас свет.


…Сначала был резкий запах. Я чихнула и открыла глаза.
Вадим отбросил вату и пощёлкал пальцами у меня перед носом:
- Алё, леди…
Я вздрогнула и посмотрела на него.
- С возвращением! Первый раз в жизни у меня на руках падают в обморок! - Вадим улыбнулся своей кинозвёздной улыбкой и вдруг легко поднял меня на руки.
Я мгновенно протрезвела. Вадим притворно нахмурился:
– Тихо, не шуметь! У меня, между прочим, рука больная до сих пор.
Он нёс меня и улыбался. Я молча смотрела на него.
Вадим помог мне лечь на кровать. Подмигнул:
- Теперь тебе нужно конкретно отдохнуть. Выспаться и всё такое. Признаюсь, сначала таил коварные планы соблазнения, но… Короче. Вот плед. Обещаю неприкосновенность. Это квартира моего старшего брата. Он сейчас отдыхает с женой в Турции, так что спать можешь сколько влезет.  И даже пожить.
Я медленно соображала. Меня ещё «штормило».
Комната была маленькая, но уютная. Тёмно-синие занавеси с голубыми ламбрекенами и золотыми кисточками по бокам. Синеватый ковролин на полу и светлые тумбочки… Этакая женская спаленка. Пахло свежим ремонтом.
- А ты… ну, пока я была в отключке…?
- О господи! Леди, я не настолько озабочен. Это в прошлом веке молодые люди тихо зверели от желаний и не имели возможности их утолить. В конце концов, я не так воспитан.
Я слабо улыбнулась. На самом деле, что-то я одичала совсем. Оказывается, Вадим всё-таки славный. И чего я на него ополчилась с самого начала? Если я ему правда нравлюсь – разве это повод для ненависти?
Вадим снова появился в дверях, надевая куртку:
- Вот ключи. Отдашь в школе, если уйдёшь раньше.
- Куда ты?
- Надо поговорить кое с кем.
- Не надо.
- Леди предлагает мне остаться? – кокетливо захлопал ресницами  Вадим.
- Не надо говорить с Авдеем, - натужно проговорила я. – Если он узнает, что я у тебя – убьёт. Тебя. И меня тоже.
- Не думаю. И вообще, ты ведёшь себя так, как будто он какой-то невменяемый феодал-рабовладелец, а ты его собственность. Надоело мне это…
- Не ходи к нему, пожалуйста.
Вадим прошёлся по комнате и присел на краешек кровати.
- Видишь ли, Лена…  То, что ты рассказала мне… это ведь всё – пустяк.
- Для тебя – может быть! – разозлилась я.
- Я не знаю, на каких ты облаках живёшь, но отношениям… ммм… с некоторыми особами… типа мадам Соколовой… им вообще не стоит придавать значения…
- Ты не понял? – свирепо вскинулась я. – Эта дрянь лежала голая! Ну почти…
- Ну и что? – спокойно спросил он. – Девка нажралась и вообразила, что она Мата Хари. А мы…- он снисходительно взглянул мне в лицо и отвернулся. - Ну если она сама себя предлагает…  у неё же на лбу написано, как она хочет, чтобы её хотели! Ну не деревянные же мы… А Соколова – это вообще… место всеобщего пользования, если культурно выразиться…
- Ты что такое говоришь!?! – почти простонала я. – Меня тошнит…
- Святая наивность! – усмехнулся Вадим, глядя в сторону.
- Тем более тогда он… грязное животное, раз полез на неё! Животное! Животное! – слеза снова поползла по щеке. – Почему он так?!
- Потому что… - Вадим осторожно поправил мои спутанные волосы и прикоснулся к моему подбородку. – Потому что ты очень красивая… а красоту надо беречь.
- В смысле?!
- В том смысле, что рядом с вами, леди, равнодушным может остаться… только святой. И к тому же импотент впридачу.
Я криво усмехнулась, а Вадим менторским тоном продолжил:
- Насколько я знаю… м-м-м… менталитет народов востока… Секс до брака для них – табу, ведь так? – он лукаво посмотрел на меня и я покраснела. – Ты же среди них за свою? А своих они оч-чень уважают.
Он так прямо и подчеркнул: «оч-чень».
- Ну и что?
- А то. Ты вообще-то должна знать, что пик сесуальной активности у мужчин – это 17-20 лет. Игра гормонов, да-с! И что прикажете делать? Ты-то для него неприкосновенна! Следовательно что?
- Что?!
- …Что нужно радоваться, что он полез на Соколову, а не стал домогаться вас, леди... Значит, уважает, ценит и любит. Бе-ре-жёт. И не надо бояться, что из-за неё вы можете расстаться. Вдобавок, он был одет, что ещё один плюс…
Я удивлённо разглядывала своего одноклассника:
- Вадим, ты что, докторскую диссертацию пишешь по этике и психологии семейной жизни?
- Мои родители – психотерапевты во втором поколении,- шутливо поклонился он. – И я готовлюсь продолжить их великое святое дело. Отдыхайте, леди, - Вадим поднялся и быстро вышел, прикрыв за собой дверь.
Замок щёлкнул. Я осталась одна.
На улице совсем стемнело и по-прежнему лил дождь, но почему-то от этой полушутливой лекции Ростовцева мне стало удивительно легко и спокойно. Неужели он на самом деле влюблён в меня? Тогда ему, наверное, правда нелегко.
А смогла бы я на его месте так – утешить его и отдать сопернице, помирить с ней?
Я представила, как, наплевав на свои чувства и скрутив их, успокаиваю Авдея и начинаю мирить его с Лидухой… Конечно, нет!
 
Какие разные вы, люди! И какие все удивительные! Как бы научиться видеть вас?


…Когда я проснулась, на электронных часах было 19:26. Всего-то! Я нашла в кресле телефонную трубку и набрала домашний номер.
- Лена? – как мама всегда угадывает, что звоню именно я? – Лена, тебя Руслан искал. Принёс большущий букет цветов.
- Правда?! – я даже подпрыгнула. – Мамочка, я бегу! Уже бегу!
- Дак он ушёл недавно. С новым вашим мальчиком… Вадимом.
- Поняла, мам! Бегу!
Боже мой, как хочется домашнего супа!
Влезая ногами в сапоги, я кое-как расчесала волосы и быстро сплела их в косу. Надела плащ и проверила, закрылся ли замок. Быстро сбежала по ступенькам. И…
- Опачки! – на выходе из подъезда стояла компания: несколько полупьяных парней мрачного вида.
- Пропустите немедленно! – я попыталась пройти к двери.
- А поцеловать? – агрессивно заступил мне навтречу второй.
- Брось, малолетка… - проворчал кто-то со стороны.
- Заткнись, - огрызнулся его приятель. – Давай!
Меня схватили несколько рук сразу.
Изловчившись, я впилась зубами в чужую ладонь изо всех сил.
- Ах ты…! – взревел он и, намотав мою косу на руку, стал бить меня головой о стену. Удар! – белые молнии в глазах. Почему-то нет боли. Только молнии… Ещё удар... Ещё вспышка…
- Пустите… - мне казалось, что я кричу. – Звери…
Удар по лицу. На джинсах  лопнула пуговица. И снова – головой о стену…




…Смутная пелена в полуприкрытых глазах.
Кто-то нежно гладит меня по щеке.
Открываю глаза: надо мной лицо Авдея.
Тупая боль во всём теле...  О Господи…
Испуг: всё кончено между нами, Руслан Авдиев, теперь наверняка. Потому что по твоим аятам лучше мёртвая невеста, чем… опозоренная. Я не плачу; слёзы просто бегут из глаз, словно горячая вода.
- Всё кончилось, - шепчет успокаивающе Авдей.
На лоб мне ложится мокрое, восхитительно холодное полотенце. Оказывается, это Вадим. Я снова у него в квартире. Только теперь Авдей сидит рядом со мной. А Вадим опять исчезает где-то в кухне.
Очень кружится голова, но соображаю на удивление ясно. Всё произошедшее на дне рождения Соколовой кажется теперь детским садом! Как странно. Я словно быстро повзрослела сразу на двадцать лет.
- Всё кончилось? – переспрашиваю я омертвело. – Между нами – всё?..
- Ты бредишь, хорошая моя, - ласково говорит Авдей. – Всё в порядке.
- Но как же… - я взволнованно приподнимаюсь, но тут же падаю обратно: боль в локте.  Авдей наклоняется близко-близко, и прямо в ухо бьётся его горячий шёпот:
- Ничего не было. Они не успели… Они только попытались… и теперь будут серьёзно наказаны, верь мне… Ничего не было.
- Я же знаю, что ты врёшь…
- Я говорю правду… Это – наша с тобой правда! – он смотрел взволнованно и твёрдо прямо мне в глаза. – Остальное не в счёт. Понимаешь? Я матерью поклянусь. Аллахом поклянусь. Ведь я люблю тебя. И ты меня любишь. Неужели какие-то подонки могут нам помешать?!
…Он сказал это. То, чего я так давно и тайно ждала. А мог бы и не говорить. Потому что всё в его глазах. Потому что он идёт даже против этого своего… менталитета. Ради меня. Ради нас. А любовь – она должна быть выше всего!  Вне всего. Вне менталитета, национальности, позора, возраста,  предрассудков, комплексов и всего земного…
- Ложь во спасение? – улыбаюсь я, чувствуя, как болит ранка на губе.
- Нет. Это – правда. И ты меня этому научила.
- Я?..
- Цветам не место в грязи. Всегда должен быть кто-то, кто поднимет цветок…


Рецензии
Очень, очень... зацепило...
Спасибо за душевность, очень люблю читать подобное!

Мария Флора   26.07.2011 00:30     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.