Попутчик

В запотевшем окне мелькали городские пейзажи; словно стертые чьей-то рукой, они тут же исчезали из памяти: привычные и от этого обесцвеченные. Холод сквозил в воздухе, принесенный в тесное пространство набитого автобуса из осеннего утра. Люди дышали, говорили, молча думали, хмурились, что-то перебирая в усердно трудящемся уме, не обращая внимания на окружающих. Я ничем не отличался от остальных: смотрел в окно, наблюдая, как время убегает куда-то в прошлое, смешиваясь с желтыми красками позднего октября. Жидкое стекло утратило привычную плотность и осязаемость, выпуская меня наружу. Мысли устремились прямо, утопая в голубизне неба, что падало на водную гладь пруда. Она рябила, отражая свет и ломая лик небес крохотными волнами, что бесшумно разбивались о берег где-то под колесами автобуса.
Я проводил их взглядом, немного опечаленный тем, что скоро навсегда забуду о том, что был свидетелем того, как небо тонет в городском пруду.
Глаза, рассеянно-уставшие, прожигающие воздух своим невниманием, уперлись взглядом в рельефную плоскость частных домов, что шеренгой выстроились вдоль шоссе, наблюдая за мной подслеповатыми окнами, в которых нет-нет, да мелькнет случайный взгляд не менее случайного человека. Которому суждено через долю секунды присоединиться к тонущему небу, растворившись в глубине моментально забываемых воспоминаний.
Время перенесло меня в ту пору, когда я школьником ходил вдоль этих домов, улавливая в каждом из них отблеск чужой жизни, ощущая непривычные запахи, вибрации и несказанные слова. Мне не было до них дела, так же как им было исключительно все равно на меня. Меня это не тревожило, нисколько не волновало, ведь у меня была своя жизнь. Какая-никакая, но моя: единственное, чего нет у других. Сейчас же я потерял себя, отчего стал с жадностью погружаться в мир других людей, но те, чувствуя вторжение в личное пространство, тут же запирались на мощные замки, к которым очень сложно было найти ключ. Без особого содействия со стороны. Иногда удавалось отыскать отмычку, и тогда их мирки распахивали передо мной свои двери. Но мне было страшно, и я оставался стоять на пороге, в нерешительности заглядывая куда-то в щель между плотными занавесками чьего-то существования.
Время вздрогнуло и остановилось. Да нет – просто автобус замер, выпуская на остановку тепло, что увязывалось за покидающими салон и впуская очередную порцию морозного утра, прилипшего к отворотам теплых пальто незнакомых людей.
Я вздрогнул, на секунду заинтересованный очередным пассажиром, взошедшим на подножку готовящегося уже закрыть свои двери автобуса. Секунда незаметно переросла в две, а те, в свою очередь – в пристальное внимание.
Я смотрел на него и не мог понять, почему его персона так привлекла меня? Особенный? Да, нет. Необычный? Нисколько. Странный? Возможно… Урод? Красивый. Слишком. Вот, что оно. Слишком красивый человек в некрасивой толпе. Слишком яркий в серости человеческой массы. Взгляд в пол, пальцы в перчатках, лежащие на грязно-желтом поручне, наушники в ушах – слушает что-то, уходя в себя. Но не может не ощутить мой взгляд. Снова же – потому что пристальный, внимательный, глубокий, чуть задумавшийся и от этого еще более сосредоточенный на объекте. Ему стало неприятно. Я заметил, как сошлись на переносице идеальной формы брови, как поднялись его глаза, следуя вдоль траектории моего взгляда. Я опустил голову и тут же стал частью плотной толпы, не выдав себя. Не люблю быть в центре чьего-то внимания. Может, потому что так легче вести наблюдение?
Снова остановка. Снова ток людей по узкому проходу: к выходу и от него. И он подчиняется ему. Потому что спустя несколько секунд замирает в паре шагов от меня, но, не зная, что я – это я, то есть – нарушитель его личного пространства, не обращает на меня внимания. Меня это только порадовало. Но и огорчилось немного. Потому что я был частью массы, лишенной цветового наполнения и формосодержания.
Он замер, автобус тронулся. Я сделал вдох – и задохнулся. Это было невероятно: привычная морозная свежесть, которой пропитываются все люди, выходя ранним октябрьским утром из дому, вонзилась в мои легкие ароматом его парфюма. Сладкий и горький одновременно, он приятным теплом разливался по венам, неся с собой умиротворение и полное растворение в этом создании.
Я украдкой посмотрел на него; он же – скользнул взглядом надо мной, расстреливая в упор: нет меня. Для него – нет. Ни формы, ни цвета, не запаха. Лишь частика утреннего трафика.
Толчок. В поредевшей толпе все сложнее устоять на ногах, когда автобус делает крутой поворот и бросает все свое крупное стальное тело против ветра. Взгляд невольно скользнул по исчезающему и всплывающему в лучах белого солнца стеклу. Тот ветер, что бил автобус по лобовому стеклу, поднимал в воздух полупрозрачные желтые листья, кружа их и бросая вслед стремительно убегающим от него автомобилям.
Вот это было так же красиво, как и человек, что не обратил на меня внимания, но чей запах навсегда сковал мои легкие, не желая дышать чем-то иным. Даже осень пахла не так приятно, как впитавшая дорогой парфюм кожа незнакомца.
Листья утратили свой интерес к потоку машин, я – к ним. Отвернулись друг от друга, чтобы заняться тем, что действительно имело ценность. Личную, естественное.
Взгляд снова соскользнул, упершись в еще не успевшую проснуться, но уже уставшую женщину, что сидела перед окном, не видя его, но видя смутную тень своего силуэта: часто, единственная вещь, которая занимает нас в общественном транспорте. 
Взгляду тут же стало тесно. Потому что не я один наблюдал за женщиной у окна. Поднял глаза, и невольная улыбка согрела губы: это он смотрел на нее. Заметил, что его рассекретили и… заговорчески мне подмигнул. От этого действа новая волна тепла прокатила вдоль тела, словно кто-то дыхнул в затылок: знаете, как это бывает? Наверное, знаете…
Я не сдержался и ответил. И мы продолжили смотреть на любующуюся своей зеркальной красотой женщину. Вместе.
Но очередной хлопок дверей оповестил о том, что этому молчаливому созерцанию, наполненному нежным теплом осторожных улыбок, суждено было закончиться: это была моя остановка. 
Толпа увлекла меня за собой. Его же течение не задело. Он лишь занял место женщины, что невольно сблизила нас, но в окно не смотрел. А я, оказавшись по ту сторону стекла, не мог отвести от него глаз. Запоминал, высекал в памяти его облик, чтобы помнить как можно дольше, чтобы завтра, снова сев на свой автобус, уже не бесцельно всматриваться в лица случайных попутчиков, а угадывать среди них того, кто одним своим присутствием превращал холод октября в мягкое тепло улыбки.
29/10/10