от автора:
иногда бывает трудно понять, как сегодня правильно поступить, чтобы завтра не жалеть об этом.
мы все люди. и ничто человеческое нам не чуждо. вне зависимости от счета в банке, количества машин, общемировой известности. мы все люди.
хочется верить.
эту историю я посвящаю одному человеку.
какая же эта наивная вера — верить в то, что когда-нибудь он это прочтет...
не смотря на то, что мы разговариваем на разных языках — в прямом смысле этого слова — я все равно верю. потому что я хочу верить.
не проще ли посвятить мальчишке из соседнего двора, или тому самому, который так влюблен в Москву, или любимому брату.
не проще. через трудности и тернии мы становимся сильнее.
верю. посвящаю ЛМ. и точка.
Пролог.
Моя история.
До сих пор не могу поверить, что я взялся за перо. Человек, который привык ориентироваться только на свои ноги взял в руки шариковую ручку и криво выводит строчки? Почти фантастика. Хотя, сейчас я готов поверить даже в невозможное. Разве встреча двух таких разных людей ожидаемое событие? Думаю - нет.
История всей моей жизни Всего лишь три дня - несколько десятков часов. Больше у меня нет ничего. Только эти часы...
Кажется, должно было быть все по-другому. На своей работе (теперь я называю дело всей моей жизни только работой, за которую платят большие деньги, но все же - работой) я взял все возможные награды. И мне ничего не осталось.
А вокруг - тишина...
И даже толпы фанатов, а точнее фанаток вокруг ничего не меняют. Они создают лишь шум, но внутри все равно — тишина. Люди, машины, суета... все это так громко! Но так тихо тут, в районе груди, где должно быть сердце.
Как жаль, что я понял все слишком поздно. У меня нет слов, чтобы описать - _как_ жаль...
Впрочем...
Еще раз о футболе.
Футбол. Простое слово. Абсолютно простая песня - двадцать два человека на один бедный несчастный мяч и несколько арбиторов, чтобы в погоне за этим мячом двадцать два спортсмена не поубивали друг друга.
Только не простые истории стоят за ним. Истории слез, поражений и побед.
Увековеченные в золотых мячах футболисты.
А кто-нибудь смотрел на футболиста за кулисами этой яркой обложки? Кто-нибудь пытался понять его душу? Все считали и считают, раз он - самый оплачиваемый футболист мира, раз он уже несколько лет подряд стоит на первой строчке среди призеров «золотого мяча» то он счастлив. Только вот глубже копнуть никто даже не подумал.
Самый тяжелым днем в моей жизни был день, когда я в составе своей родной команды выиграл Чемпионат Мира. Самый тяжелый и самый НЕсчастливый. На игру я вышел только потому, что если бы я не вышел, главный тренер сломал бы мне шею. Впрочем, наверное, шею стоило сломать. Играл я отвратительно. Кажется, все ставили на хэт-трик в моем исполнении. Тем, кто ставил и не снилось то, что я чувствовал в тот момент. Мысли мои были далеко от стадиона, от мяча и от прочей ерунды, что многие называют искусством.
Что это со мной? Я и сам всю жизнь считал футбол искусством. Самым интересным видом спорта. Но не теперь.
День первый. Надежда.
Грязь. Слякоть. Дождь. Холод, пробирающий до костей.
Унылость вокруг.
Все это — наше лето. Хотя с летом, я должно быть погорячился. Только-только начался июнь. Какое ж это лето? Разве что календарное. Но никак не фактическое.
Я шел под дождем, не открывая зонта, не ускоряя шаг. Должно быть я хотел заболеть. А может — мне просто надоело все и вся.
Как будто в моей жизни кто-то поставил жирную, большую точку, через которую невозможно перебраться. Стоило бы конечно нарисовать еще две таких же и спокойно, под аккомпанемент троеточия, продолжить жить дальше.
Но — не хотелось.
Скоро ЧМпФ, то есть Чемпионат Мира по Футболу. Мы едем в Германию уже на следующей неделе.
А мне не хочется.
Да! Представить себе трудно, чтобы мне НЕ хотелось играть в футбол. Однако — не хотелось. На тренировке, которая к счастью закончилась еще до того, как пошел дождь, тренер объявил дату вылета, а еще пожелал нам прекраснейшего настроения. До следующей тренировки, естественно.
Прекрасного настроения мне давно не желали. И его как раз таки не хватало. Но от лесных речей тренера и партнеров по команде хотелось не улыбаться, а спрятаться куда-нибудь под стол и не высовываться. Да, они конечно были справедливы и я был лучшим. Но... как бы не сглазить, что ли. Как и все спортсмены я был немного суеверен.
Был… да, в этой не придуманной истории моей жизни часто звучит именно это слово. Был… была… было…
Все было по-другому до этого. И все изменилось потом.
Но вернемся к дождю. Крупные тяжелые капли ударяли по асфальту, колотили по лужам. И было что-то в этом дожде мрачное. Такое трагичное, что становилось не по себе.
Что-то случится сегодня. Иначе все теряет смысл. Абсолютно все. К слову, именно из-за этого пресловутого смысла, а если быть совсем конкретным, смысла жизни, мне было плохо. Я никак не мог его найти. Хоть тресни — но не мог.
Играть в футбол, взять все предусмотренные и даже некоторые непредусмотренные регалии в этом виде спорта и спокойно уйти на покой? Денег, благо, хватит на безбедную старость не только мне, но еще и моим детям, и внукам. Жениться на красивой (но не очень, а то уведут) девушке из хорошей семьи, нарожать кучу детишек. И помереть в глубокой старости, живя душа в душу? Но такая жизнь в перспективе казалось мне какой-то унылой, однообразной. Скучной.
Что-то рано я начал задумываться о смысле жизни. Видать старею.
И нужна ли мне спутница жизни? А если нужна, то где найти ту самую? Девушек много. Из хороших семей — достаточно. Красивых — тоже хоть отбавляй. А тех, кто мечтает выйти за меня замуж — вообще целое африканское государство по численности наберется, а то и больше. Но как понять, что перед тобой та самая — единственная, которую ты никогда не разлюбишь, не предашь и от которой не убежишь на сторону.
И тут я вдруг увидел Ее. Она тоже увидела меня. Мы застыли посредине тротуара и смотрели друг другу в глаза.
Синие. Пронзительные. Большие, обрамленные пушистыми черными ресницами. Глубокие.
Что-то в душе защемило. А в мозгу начали мелькать обрывки воспоминаний.
Да — это она. Я узнал в этой девушке — маленькую девочку, которая четыре года назад брала у меня автограф в кафе. (Ей тогда было лет пятнадцать, но мне — с высоты моего собственного очень значимого возраста в двадцать лет — она показалась совсем крошкой).
Я улыбнулся. И она улыбнулась в ответ. Только ее улыбка была грустной, но в то же время такой светлой.
Одета она была неброско. Темная явно большая ей куртка, на голове шарф-капюшон, на руках черненькие перчатки, на ногах обычные синие джинсы и туфли на высокой подошве и никакого зонта. Хотя нет — зонт был, он болтался у нее на согнутом локте.
- Вот так встреча!- пробормотал я, когда молчать было уже неловко.
- А вы узнали меня?- немного удивилась она.
Слишком немного. Самоуверенно думала, что ее невозможно забыть. Хотя она тысячу раз была права. Я не забыл ее.
- Узнал. Здравствуйте, Лили.
- Здравствуйте, Константин. Как вы?
Надо же, она спросила это первая. А у меня больше не было реплик. Не говорить же в самом деле ей, что я на распутье. Мечтаю уйти из спорта. Но не знаю, чем заняться дальше.
- Надеюсь, вы не решили уйти из спорта?- закончила она вопрос.
И я оцепенел. Она читает мои мысли? Нет! Это лишь простое совпадение,- успокоил себя я и ответил пренебрежительно.
- А что там делать, в этом спорте?
- Думаю, вы им живете. Или жили. До сегодняшнего дня,- сказала она и так, как я ничего не отвечал, добавила,- кажется.
- Кажется холодно!- выдавил из себя я.
- Вам дать зонт?- спохватилась она так, как будто была обязана сразу предложить его мне.
- А вы без зонта?
- Я люблю дождь. А вы?
- Да. Дождь – это единственное, что я люблю… на данный момент. Или любил,- почему-то добавил я. Моя душа как будто перелилась из одной колбы в другую – теплую, согретую чем-то извне. Что это? Что со мной?
- Зайдем в кафе?- предложил я, чтобы не отпускать Лили,- Погреемся?
- Я не против,- просто сказала она и когда я протянул ей руку, сразу взяла меня под локоть. Мы прошли квартал по лужам, под дождем, рядом и не сказали друг другу ни слова.
Что-то…
Да, что-то произошло. Предчувствия не обманули меня.
В кафе был только один свободный столик, и Лили пошла к нему. Но тут появился официант и довольно грубо заявил, что столик зарезервирован. Лили посмотрела на меня в растерянности.
В любой другой ситуации я бы ушел из столь неприветливого кафе в другое, но девушка замерзла и вести ее сквозь этот дождь куда-то еще я не хотел. Поэтому с не присущей мне наглостью я заявил:
- Даже для меня?
Самоуверенно. Излишне. Но это произвело на официанта должное впечатление. Он растерялся, громко сглотнул. Он узнал меня. А может и не узнал - просто испугался.
- Для вас он свободен. Принести вам меню?
Я уже почти сказал «да», но Лили опередила меня.
- Нет, спасибо. Нам два горячих кофе.
- Не голодны?- спросил я, когда мы сели за столик. Она откинула с лица свой капюшон, сняла перчатки и подышала на пальцы.
- Нет, только замерзла.
- Вам не кажется, что это похоже на дежавю?- спросил я и сам ответил,- впрочем, в тот раз вы искали встречи со мной, чтобы взять автограф.
- А в этот раз встреча произошла случайно?
- Случайно. Хотя... Я знал, что сегодня встречу вас.
- Знали? Откуда же? Вы должны были меня забыть.
- Должен был? Может быть и так - но не забыл. Как будто каждый день просительницы автографов падают в обморок?
- Вы все помните,- с каким-то сожалением сказала она.
Ей хотелось, чтобы я ее забыл? Совсем нелогично. Хотя, может быть, она сильно изменилась. Повзрослела. Перестала фанатеть от футбола и футболистов. И теперь ей наверное даже стыдно за свое тогдашнее поведение.
- Я может быть и повзрослела, если считать девятнадцать лет взрослостью,- сказала она тихим бесцветным голосом, будто отвечая на мои мысли. Откуда она их знает? Почему отвечает именно на те вопросы, на которые я бы хотел услышать ответ. Что происходит?
- Может быть, я больше и не фанатка футбола. Но вы кем были, тем и остались для меня.
- И кем же?
Но она не успела ответить на мой вопрос. Принесли кофе! Ни раньше - ни позже! А именно сейчас! Она схватила чашечку и сделала несколько глотков.
- И почему только врачи запрещают пить этот напиток?- высказалась она, грея руки о чашку.
- Вам запрещают?- спросил я.
Ответ «да» мог бы многое объяснить. Хотя вряд ли многое. За четыре года-то все могло измениться. И вообще какая связь между обмороком и кофе? Что я несу?
- Думаю, мне нельзя запретить то, что я люблю.
Не ответ.
- Так что?
- Это так важно для вас сейчас? Без моего мнения ваша самооценка не состоится?
- Дело не в самооценке,- туманно начал я,- просто хотелось бы знать.
- Вы - Человек. Кажется, этого будет достаточно.
- Достаточно для чего?
- Чтобы завтра вас не нашли повешенным в собственном особняке. Кстати, вы опять приехали к сестре, как и в тот раз?
- Нет. Я живу здесь. После того, как в этом городе построили стадион, мы стали тренироваться здесь. Я удивлен, что вы этого не знаете.
- А я не знаю. Четыре года прошло. Той девчонки больше нет!
- Но ее глаза все так же горят!- возразил я.
- Вы думаете горят? Скорее потухают. Этакий яркий закат...- она глотнула еще кофе.
- Лили...- начал я говорить неожиданно пришедшее на ум, но споткнулся об это имя. Не имя – кличку,- нет, это ведь не ваше имя?
- Отчего же? Вы правильно вспомнили - в тот раз я представилась именно так.
- Да. Но вам не идет эта кличка... вы скорее Виктория...
- Виктория?- она удивленно подняла брови.
- Хотя нет. Это тоже не ваше. И Лилия с Лилианой – это тоже не вы. Вам бы больше подошло нечто красивое... что-то типа Елизаветы?- я внимательно посмотрел на нее. Я ведь не ошибся, нет? Елизавета! Это имя ей идет. Идет, как снег зиме.
- Вы думаете это имя красивое?
Опять - не ответ. Скорее - она дразнит меня. И мне не удастся ничего о ней узнать. Ни сегодня. Ни когда-либо еще.
- Скажите, отчего вы упали в обморок тогда?
- Не специально, если вы об этом. Тот день был следующим после похорон. Я хоронила бабушку,- она сказала это таким тоном, что я отчетливо понял – она сама ее хоронила – устраивала похороны, поминки. Одна – в пятнадцать лет. Невольная волна уважения захлестнула меня. Уважения и нежности. Она не заметила перемены во мне. А может просто не подала виду и продолжила,- На поминках не смогла съесть ни крошки. Да и до поминок вряд ли что-то ела. Не помню. Вот и упала в голодный обморок.
Как назло я не мог вспомнить ни одного слова, подходящего к случаю. Выражать соболезнования? Вроде бы уже поздно. Извиниться и сказать, потупив глаза, что не знал? Штамп. Все было бы штампом. Впрочем, молчать – это тоже штамп.
- Тогда понятно, отчего вы плакали, Лили. Лили - некрасивое – европейское имя. Не русское. Не ваше,- сказал я, ударив голосом по «не ваше»,- вы Елизавета!
Она вздрогнула и отрицательно качнула головой. До имени я хотел спросить что-то важное. Что?
Кажется… да, она обронила, что ее глаза не горят - скорее потухают. Что с ней? Она больна?
Бледная. Уставшая. Действительно – в ноль. Догорающие глаза.
- Что с вами, Лили?
- Ничего,- слишком поспешно.
- Мы с вами еще увидимся? Давайте в воскресенье. Сейчас два часа дня. Давайте в это же время. В этом же месте. Вы придите Лили?
- Мы еще не прощаемся, а вы уже назначаете свидание?
- Я боюсь, что не успею. Что вы испаритесь, как виденье. Так как – в воскресенье?
- Может быть.
- Я буду ждать. А теперь скажите, что с вами? Я вижу вам плохо.
- Вы ошибаетесь, Константин. Мне очень хорошо. Только я хочу еще кофе.
Я огляделся по сторонам в поисках официанта, но он куда-то запропастился.
- Сейчас, Лили!- я пошел к барной стойке. Это была моя ошибка. И я внезапно это понял.
- Что вам?- спросил бармен. Я не ответил ему, я обернулся. Девушка быстрым шагом двигалась к двери.
- Лили!- крикнул я, бросил на стойку несколько купюр и выбежал следом.
Девушка быстро таяла в пелене дождя. Как приведение…
- Куда же вы? Лили!
Я бежал за ней. Бежал за тенью. Пока не понял, что окончательно ее потерял.
Еще я понял, что в воскресенье она не придет.
А я без нее уже не смогу.
Что-то…
Действительно что-то случилось. Мне было удивительно тепло и спокойно. Я как будто нашел тот самый жизненный смысл, который ускользал от меня еще утром. Как много переменилось за несколько часов.
Я не понял, как очутился дома. Сестра пекла свои фирменный булочки, но их аромат, всегда такой манящий, вдруг потерял всю свою прелесть. Я сжимал в руках перчатки Лили. Она забыла их в кафе, убегая от меня. Вдыхал едва уловимых запах ее духов. И понимал только то, что я пропал.
Окончательно.
И бесповоротно.
Но – это было приятно. Знать, что смысл есть.
И больше не искать смысл. А искать ее.
Но что я знаю о ней?
Только то, что ее зовут Лили. Нет! Ее зовут Лизавета. Не спрашивайте, отчего я так решил? Сам не знаю! Четыре года назад у нее умерла бабушка. Если поднапрячься можно и дату вспомнить. Еще – она сирота. И живет сейчас одна. Где-то в центре города. Все.
Городок небольшой. Сколько тут проживает Лизавет? Десять, пятнадцать, двадцать? Ничего – я найду их всех. И найду ее.
Мою маленькую девочку. Ту самую девочку с глазами цвета летнего неба.
**
Кафе. Друзья. Сестра с мужем. Отдых - одним словом. Большие темные очки, скрывающие пол лица и кепка, надвинутая на лоб. Конспирация.
И тут к ним подскочила какая-то девчонка с футболкой и фломастером.
- Пожалуйста!- прошептала она едва слышно, сдавленным от волнения голосом. Футболка была не спортивная, какие обычно подают для автографов. Обычная девичья футболочка в голубую полоску.
- Что писать?- спросил он.
Девчонка посмотрела на него пронзительно синими глазами и ничего не ответила. Ей было всего, наверное, лет пятнадцать. Может меньше. Она засмущалась настолько, что не могла выговорить и слова и лишь тупо качала головой.
- Костя, она ненормальная?- засмеялся Мишка,- и вообще ты имеешь права отдохнуть? И тут достали!
Девочка побледнела так, что слилась с белыми полосами на футболке.
- Я… я…- и грохнулась в обморок.
- Ну вот, как же еще привлечь внимания,- констатировал Мишка.
Сестра тоже не обратила на это внимания.
- Что с вами?- спросил Костя, наклоняясь к девочке,- ей плохо, а вы смеетесь.
- Она разыгрывает тебя, Костя. Пора бы тебе…
- Не пора!- отрезал футболист и брызнул в лицо Лили водой. Она с трудом распахнула глаза.
- Давай на воздух,- пробормотал Костя, помогая ей подняться и поддерживая ее за плечи, вывел из кафе.
Оставшиеся в кафе недоуменно поглядели друг на друга, но они были слишком голодны, чтобы дольше чем на минуту отвлекаться от еды. И вот снова воцарился привычный звон вилок о тарелки.
На улице было необычно жарко для лета, богатого на дожди и сюрпризы в виде града или снега. Жара опустилась на город липкой и жужжащей духотой. Костя усадил девочку на скамейку. Сам опустился на колени напротив нее.
- Тебя как зовут?
- Ли,- выдавила из себя девочка и густо покраснела.
- Ли и все?
- Ли-ли,- сказала девочка.
- Лили, тебе уже лучше?
Она кивнула. Костя разложил на скамейке футболку и написал: «Лили на память от Константина Милетского». Потом поднял глаза на девочку и дописал: «Живи и будь счастлива!».
И тут вдруг случилось то, чего лучший игрок страны ну никак не мог ожидать. Только девочка увидела эту надпись, она побледнела, в одну секунду краска совершенно покинула ее худенькое личико. Она затряслась, как в лихорадке и вдруг бросилась на землю. Она прижалась спиной к скамейке, и закрыла лицо руками.
Костя бросила к ней. Он думал ей плохо. Но оказалось, что она лишь просто плакала. Плакала горько, навзрыд, не желая останавливаться. Он сел рядом с ней, положив одну руку к ней на плечо. Другой он взял ее ручку и крепко сжал.
Было что-то непреодолимое в ее плаче. В ней самой. Он не мог уйти. Не мог бросить ее. Но в то же время он никак не мог понять, что происходит.
Она перестала плакать так же неожиданно, как и начала. Последний раз всхлипнула и посмотрела на него. От слез ее глаза выглядели еще больше и еще прекрасней. Синие-синие, как небо над их головами, как васильки, что вовсю цвели на клумбе рядом.
Девочка поднялась на ноги и прижав футболку к груди быстро пошла прочь.
- Подожди! Лили! Что с тобой?
Она остановилась и в третий раз подняла на него свои глаза.
- Вы приказали мне жить! Вы! Понимаете - Вы!- это местоимение в ее устах прозвучало так необычно и так волшебно. По тону, можно было заключить, что он для нее был почти всем,- А я не хочу жить!- добавила она едва слышно.
- Почему?- одними губами спросил Костя.
- Не важно! Только теперь вы можете не переживать - я буду жить. Обещаю.
- Лили, что я могу сделать для тебя?- он действительно хотел что-нибудь сделать для нее. Что-то особенное.
Но она не подарила ему такого счастья. И попросила совсем не особенное.
- Выиграйте, пожалуйста, чемпионат,- она улыбнулась ему очень доброй и нежной улыбкой,- удачи!- и протянула ему руку. Но прежде чем он успел ее пожать, она резко, будто придя в себя, отдернула ее, с таким мучительным выражением лица, что ему стало глубоко не по себе.
- Лили...
- Не надо,- и побежала прочь.
«Что это было? И зачем все это было?»- вот и все, что он подумал, возвращаясь в кафешку и доедая свой уже успевший остыть обед.
Он и сам-то не был еще достаточно взрослым, чтобы врубиться во все тонкости этой жизни. Он не умел ни жить, ни любить, практически ничего. Все, что он умел - это играть. Играть так, как не играл никто до него. Играть в футбол, как в искусство, забывая о себе, отдавая себя полностью без остатка этой игре.
**
Я умел играть в футбол до этого момента моей жизни. Я встретил ее снова. И понял, что теперь уже не смогу отпустить. Прошло четыре года. Снова Чемпионат. Снова Россия. И снова она.
Нет – я должен ее найти! Должен!
Я позвонил другу и попросил навести справки о ее бабушке по дате смерти. В этот день умерло три женщины в возрасте за пятьдесят пять лет. У одной из них была большая семья, пятеро внуков. Одну из внучек звали Лизаветой. У другой внучку звали Викторией. А у третей – Лилией. И всем им было девятнадцать или двадцать лет. Как же все было просто. Просто и неправильно.
Значит, Лили зовут не Лизаветой? А скорее всего Лилией или Викторией, потому как у Лизаветы жива и мать, и два брата, и две сестры. А вот Лилия с Викторией сироты и живут одни в центре города.
Что ж, по крайней мере, я почти знаю, где ее искать. Подожду до воскресения, когда она придет или не придет на назначенную мной встречу.
Что-то…
Что-то случилось. Я влюбился. А я ведь уже начинал думать, что моя душа зачерствела и не способна любить. Я лег спать рано, чтобы быстрее наступил завтрашний день, а за ним послезавтрашний, а уже за ним – наступило бы воскресение…
Никогда еще я так сильно не ждал чего-то в своей жизни. Даже Чемпионат Мира по Футболу был отодвинут на второй план.
Все мысли мои были о Лили. И где-то в глубине души пока не ясно плескалось отчаянное осознание того, что она больна. Но я гнал дурные мысли прочь. Она просто устала. Ей просто нужно отдохнуть.
А мне просто нужно быть рядом с ней.
Точка.
День второй. Вера.
Второй день тонул в своей суматошности. Столько событий случилось в эти двадцать четыре часа, что пожалуй, описать их все не получится все равно.
Проснулся я в шесть часов утра и уже никак не мог уснуть. На душе было неспокойно. Вчерашнее несостоявшееся свидание не давало мне покоя. Сколько вокруг девушек, которые мечтают встретиться со мной. А эта одна единственная, которую я хочу увидеть, не пришла. Обещала - и не пришла.
Я не мог объяснить себе почему так получилось, что она одна стала для меня интересней, чем весь мир. Но мне было так необычайно приятно - думать о ней. Вспоминать ее глаза, улыбку.
Случилось чудо и я увидел ее на улице. Друг достал мне адреса трех кандидаток, и не смотря на то, что все остальные признаки указывали не на Лизавету, обход их мест жительств я решил начать именно с Лизаветы, с прекрасной фамилией Нечаева.
С утра я зашел в церковь. Здесь я давно уже не был. И старый священник, направляясь в церковь, и увидев меня, остановился.
- Давно тебя не было, Костя,- сказал он, с обычной ласковой улыбкой.
- Да. Благословите.
Он благословил меня, но уходить не спешил.
- Костя, причастился бы ты сегодня,- сказал он,- с утра что-нибудь ел? Ну вот и славно. Иди молитвы почитай, пока служба будет идти.
И я послушал его. Тревога с сердца сразу ушла. Мне даже хотелось смеяться просто так – по-детски.
К ней я не шел, а будто летел на крыльях, переполнявшего меня счастья. Недалеко от ее дома находился цветочный. Как полагается купив огромный букет цветов, большую коробку конфет я поднялся на четвертый этаж. Квартира №7 дробь 3. Что еще за «дробь 3» я не понял. Решил разобраться на месте.
Дверь открыла милая старушка, в старом потертом халате. Люблю разговаривать с людьми, которым стукнуло сорок, или полтора-два раза по сорок. Обычно они далеки от футбола и не достают меня с автографами, фотографиями и прочими фанатскими помешательствами.
- Вам кого?
- Мне Лизавету Нечаеву.
- На работе она.
Судя по длинному коридору, который я увидел за спиной старушки, квартира эта была коммунальная. Следовательно «дробь 3» указывает на номер ее комнаты.
Старушка смерила меня оценивающим взглдом и разрешила мне подождать Лизу в ее же комнате, сколько мне потребуется.
Или она была потрясающе беспечна, или наивно верила всем людям - совершенно чужого человека она пустила в дом. Ну ладно бы в свой, но в комнату девушки, даже не спросив ни кто я Лизе, ни зачем я пришел. Или ей настолько было безразлично все, что касалось Лизы?
Но когда я зашел в _ее_ комнату, я понял беспечность старушки. Здесь брать-то было нечего.
Бедность ее комнаты поражала. Из мебели: стол, довольно ветхий диван, большой ящик-сундук, и один стул. На сундуке стоял электрический чайник и немного посуды. На полу был расстелен старый, вытертый половик. Стены оклеены обоями с когда-то розовыми цветами. На окне висела длинная штора темно-синего цвета. Такое же было покрывало на диване и небольшая скатерка на сундуке. Прямо над столом я увидел свою фотографию в полный рост. Единственное, что так выбивалось из общего впечатления от комнаты девятнадцатого века. На столе не было ничего. Ни тетрадки, ни ручки. Абсолютно пустая столешница.
Я постоял немного на пороге, потом найдя у нее на сундуке что-то наподобие вазы, сходил к старушке за водой, и поставил цветы.
Судя по всему, комнату сегодня утром хозяйка покидала в спешке. На диване была расстелена постель, наспех накрытая покрывалом. В одной из чашек осталось немного кофе. А на стуле небрежно брошенная висела голубенькая ночнушка.
Повинуясь странному порыву, я открыл ящик ее стола. В нем лежали мои фотографии, немного, штук десять. Несколько журналов, на которых я был на первой странице. Миниатюрный футбольный мячик. И та самая футболочка, что я подписал ей четыре года назад. Она была аккуратно свернута и лежала в целофановом мешочке. Наверное, Лиза хотела сохранить ее до самой своей смерти. «Живи и будь счастлива!». Я так написал тогда? Не помню... Второй ящик был битком забит тетрадями, ручками, разной канцелярией. Я вздрогнул. Что-то обожгло меня изнутри. Не смотря на то, что места здесь явно не хватало, она не переложила ничего в тот ящик, где лежала пресса обо мне. Тот ящик был посвящен только мне. В третьем, нижнем ящике лежало немного белья. Интересно, а где она хранит свои носильные вещи? Неужели они все умещаются на двух вешалках, которые висят на крючке на обратной стороне двери? Так мало всего. На одной вешалке висел костюм-тройка из обычной, даже я бы сказал дешевой ткани. Такие обычно долго не живут. Но этому было по крайней мере два года, это я знал совершенно случайно. Моя сестра купила точь такой же два года назад - со своей вечной ненужной экономией - естественно износила его уже через месяц, хотела купить новый и выяснилось, что таких больше не выпускают. Швейная фабрика закрылась. Тот костюм был последним). Лизин очень хорошо выглядел. Она очень аккуратно его носила, наверное, или одевала только на важные встречи, может быть. На выпускной, например. Почему-то, я решил, что у нее вместо платья на последний вечер школы был приготовлен именно этот практичный костюм. На второй вешалке висели джинсы и пара свитеров. Все старое, но все в хорошем состоянии.
Я огляделся. Что еще посмотреть, чтобы понять, кто она такая? Понять, зачем я сюда пришел, я уже не пытался.
Возле кровати стояла небольшая тумбочка. Я хотел ее открыть, но услышал шум в прихожей и заметался по комнате. Куда бы сесть, чтобы все выглядело непринужденно? Может быть, на окно? На нем лежало несколько подушек. Наверное, она любит здесь сидеть в свои выходные.
Все было только догадками. Я ничего не знал о ней определенно. В столе не было никаких документов, ни удостоверяющих личность, ни хотя бы подтверждающих, что она закончила школу. Ведь она уже закончила школу, если ходит на работу? Или нет? Сколько ей лет? И почему она живет здесь? Ведь ее мать и браться с сестрами живы? Было столько вопросов. И не было никаких ответов.
Мне оставалось только дождаться, когда Лиза разуется и пройдет в комнату. Я был уверен, что это пришла именно она.
- Возьмите шоколадку,- донесся до меня тихий альт ее голоса.
Сердце заколотилось удвоенным ритмом. Сейчас она войдет. Увидит меня. Накричит, наверное, выгонит тут же.
И вот она вошла. Да, это была она. Мою Лили звали именно Лизаветой, не Лилией, не Викторией. Я правильно все рассчитал.
Она была уставшая. Я бы даже сказал абсолютно измотанная девушка. Она подняла глаза и увидела меня. Глаза... какие у нее глаза! Синие, яркие, как небо летом. Такие темные, бездонные.
Она вздрогнула и выронила сумку. Так, не хватало, чтобы это все увидела та милая старушка, или другие ее соседи.
Я спрыгнул с окна. Самодовольная улыбка, наверное, появилась на моем лице. Она думала, я сдамся. А я не сдался. Я здесь - у нее. И с этим она ничего поделать уже не могла.
Я подошел к ней, чуть подвинул ее за плечи, закрыл дверь, поднял ее сумку и пиджак и бросил на диван. Дальше? Можно конечно поцеловать ее, заключить в своих объятиях. Уверен, она даже сопротивляться не будет.
Я прогнал эти мысли прочь. Я не хочу, чтобы все окончилось так пошло! Я, кажется, по настоящему влюблен. И пошлости тут не место!
Внутри все обрывалось. Мне казалось, что я уже и не живу, так немилосердно билось сердце в груди. Мне как будто заложило уши. Я не мог дольше оставаться так рядом с ней. Это было выше моих сил. Она сводила меня с ума. Та самая девочка, выросшая, повзрослевшая. Но оставшаяся такой же беспомощной, слабой и хрупкой, как тогда. Кажется - можно одним движением руки сломать ее тонкую шею, на бледной коже которой так тихо пульсирует венка.
Что я здесь делаю? Что? Или почему я еще не поцеловал ее? Почему? Что вообще творится со мной?
Я не хочу пугать ее!
Не хочу делать ей больно!
Я вернулся на свое место на окне. Только тут я смог выдохнуть. Кажется, я начал понимать, чего я хочу. Я хочу завоевать ее сердце. Я хочу узнать ее ближе, понять действительно ли она любит меня, или же это все лишь дань футболу и лучшему игроку мира.
- Здравствуйте,- сказала она, едва слышно, но не смущенно, не застенчиво. Просто - очень тихо. Но уверенно. С усмешкой, что ли? Хотя - нет. Спокойно. Бесцветно.
- Здравствуйте, Лили,- я постарался вместить в это предложение все чувства, которые бились у меня в душе, забыв о том, что еще вчера, планируя эту встречу, хотел начать с упреков.
- Что вы...
- Жду вас.
- Зачем?
- Поговорить,- я пожал плечами.
- О чем?
Я не успел ответить. В одно мгновение она будто вся сжалась. Что с ней? Она медленно дошла до стула и не села, а буквально упала в него, руками упершись в столешницу.
Что?
Больно? Ей больно!- внезапно понял я.
Но не смог сдвинуться с места. И лишь не отрывая глаз смотрел, как она борется. Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем она начала дышать. Вдох - выдох. Вдох - выдох. Ей стало легче. Она откинулась на спинку стула и посмотрела на меня.
Что она хотела увидеть в моих глазах? И что не увидела? Какое-то сожаление на секунду мелькнуло в ее взгляде. И я понял, что должен говорить.
- И вот я нашел ту девочку с необычайно прекрасными синими глазами. Лили. Ее звали Лили. Она сказала, что не хочет жить. Но прошло четыре года. А она жива.
- Быть может, той девочки больше нет,- чуть севшим голосом сказала она,- Осталась лишь тень, которая перестала верить в чудо. Четыре года она верила. А теперь она не верит в чудо.
- Но она жива.
- Обыкновенное чудо. Каждый день - просыпаться живой. Но не знать, что будет завтра. Никакой надежды.
- Но она жива!- я никак не мог понять, что происходит, от этого нервничал. И наверное, почти кричал на нее.
Но она была спокойной.
- Пока жива,- возразила она.
И тут я понял почти все. Перед глазами запрыгали черные точки. Я готов был свалиться в обморок Так глупо. Я - в обморок. Я сделал глубокий вдох. Болью билось сердце по ребрам.
- И эта девочка решила сказать твердое и решительное «нет» человеку, которого любит!- В ее глазах, уставших и безразличных трудно было что-то прочитать, но я понял, она умирает. Я это так ясно понял, что совсем вышел из себя и дальше уже не мог контролировать свои эмоции,- Человеку, который ее полюбил,- сказал я жестью,- чтобы не делать ему больно потом, когда в одно не чудесное утро, он проснется, а рядом будет безжизненное тело.
- Она способна сделать ему больно. И поэтому она говорит «нет!». Чтобы потом, это «нет» не сказала ему судьба. Ведь тогда будет бесконечно больней.
- Откуда ей знать, что больней? Откуда она что-то вообще может знать о людях, о любви, о жизни, когда она бежит от этого всего. Она заживо себя погребает в четырех стенках разума. У нее было четыре года. У нее еще - вся жизнь впереди! А она не хочет жить. Вот и вся тайна. Теперь мне все понятно!
- Жизни впереди нет. Месяц, два... максимум три. Все. Что вы поняли? Что ты хочешь от нее?- я чувствовал как тяжело дается ей каждое слово. Наверное, не каждый день она признается другим людям, что умирает. Скорее всего она привыкла быть один на один со своим горем.
- Что вы хотите от нее?- повторила она.
Я подошел к ней и положил руки на ее плечи. Я не знал, что сказать. Не найти слова - не значит промолчать. Я не должен молчать. Я должен сказать хоть что-нибудь. Но... ничего. И я лишь тяжело вздохнул.
- Что ты хочешь от меня? Жизни?! Но у меня нет жизни!- прошептала она, подняв на меня свои глаза.
И в ее глазах сейчас не было ничего. Абсолютная пустота. Может только усталость и боль. И больше ничего. Она устала жить. Устала бороться. Устала искать и не находить выхода. Я вдруг это так ясно понял. Будто я был рядом с ней всю жизнь. Будто я каждый день вместе с ней просыпался, засыпал и знал, что она чувствует. И как она медленно умирает. Она уже была не той, которой была четыре года назад. И слова сами сорвались с моего языка.
- Ты права. Четыре года назад я повстречал другую девочку. Я ошибся.
Теперь мне оставалось только уйти. Уйти, как уходят все в таких случаях. Быстро, смутившись, не смотря ей в глаза - убежать от этих глаз. Что ничего не просят, ничего не обещают.
От этих мертвых глаз.
Между нами была колоссальная пропасть. И даже социальное положение было не при чем. Между нами четко-очерченная стенка могильной плиты. Я живой, влюблен в жизнь, покорен. Я мечтал о завтрашнем дне. А она нет. У нее есть лишь прошедший день ее воспоминаний. И больше ничего.
- Как же это неправильно!- сказал я,- я так поверил в эту встречу.
Я поверил в то, что встретил ту самую, единственную, которую ждал. Еще три дня назад, она показалась мне живой. Но та, которая стояла перед мною теперь уже была мертва. И я это понял в ту же секунду.
- Правильно - неправильно - решать не нам,- сказала Лили,- Тебе следует поискать себе другую игрушку с голубыми глазами.
От этого мне стало еще больнее. В груди защемило с неимоверной силой. Мне нужна была она. Вот только понять нужна ли она мне теперь я никак не мог.
И уйти я уже не мог.
Спасение утопающих - не дело рук самих утопающих.
Я должен! Должен ей помочь!
Я обнял ее и сквозь стену отчаяния, боли и безразличия, я почувствовал тепло ее пока еще живого тела. Стук ее сердца.
И тут она обмякла в моих руках. Она была без сознания. Я положил ее на кровать, бросился на колени. Что происходит? Что? Неужели она умирает? Почему все так несправедливо! Так невыносима жизнь.
- Пожалуйста! Лиза! Только не сейчас!- прошептал я,- Судьба не стоит играть со мной!
И тут в комнату зашел какой-то человек.
- Никто с тобой не играет,- далекий, чужой голос,- такова жизнь.
Он поставил Лизе укол, достав из тумбочки лекарства. Так вот что хранилось в этой тумбочке, открой ее я тогда, может быть я понял бы все намного раньше.
Лизе стало лучше. Мы вышли поговорить с Васей. Да, он назвался Васей и сказал, что он Лизин друг и только друг. Мне ничего не оставалось, как поверить ему и пройти с ним в его комнату.
**
Настроение у Лизы было как обычно - никакое. Соотношение моральных и физических сил могло равняться нулю. Если бы на нуль можно было поделить.
Она так привыкла к этому своему состоянию, что ни на что не обращала внимания. Изо дня в день она ходила на работу. Изо дня в день возвращалась домой, по дороге заходя в магазинчик в своем подъезде, покупала уже сваренные вареники.
Сегодня был самый обычный из таких дней. Отличался он от всех прочих может только тем, что сегодня ее отпустили пораньше. Она ведь упала в обморок прямо на рабочем месте. Начальница пожалела ей скорейшего выздоровления и отпустила.
Скорейшего выздоровления - ей уже давно не желали. Ее даже немножко развеселила эта реплика начальницы. Немножко - только на половину пути домой, которую она по обыкновению - не взирая на обморок - прошла пешком. Подумаешь - обморок! с ней и пострашнее вещи случались. Но сейчас речь не о том.
Она все так же зашла в магазин и все так же встала в длинную очередь, собираясь купить себе вареников. Но вдруг продавец, ее знакомый или не просто знакомый, а хороший друг, а может быть и не друг (разобраться в их отношениях, порой не могли они и сами), скажем просто - Вася - проходя мимо за каким-то товаром глянул на нее и сочувственным голосом пробормотал: «вареников сегодня нет».
Она глянула на него с любопытством. Что-то странное было в его поведении сегодня. Быть может... ну да... абсолютно точно. Он чего-то ждет. И нервничает. Вон все валится у него из рук.
А чего можно ждать с таким нетерпением? Может быть скорого свидания или встречи с любимым человеком. Нет, конечно, так можно ждать и ключевого матча по футболу. Но Вася ведь не поклонник футбола, в отличие от нее. Значит — любовь.
Эх, любовь! Что ты делаешь с людьми? Кажется по научному - просто разжижаешь мозги каким-то там гормонам и напрочь лишаешь возможности адекватно думать.
Счастливый. Он может позволить себе эту роскошь - любить.
Она - нет.
- Привет, Василий,- кивнула она ему,- давай горького шоколада пару плиток. И мороженого.
Он улыбнулся. Он любил такие дни, когда вареников не привозили. Тогда он мог наблюдать за совершенно алогичным выбором этой молодой девушки, к которой он испытывал странное чувство. Ну учитывая то, что у них были странные отношения, это-то как раз и не было удивительным! Ему было ее жаль. Если бы он мог что-то для нее сделать — да хоть жизнь отдать — он был сделал и отдал. Только все это никак не могло привести к положительному концу. Денег ни у него, ни у нее отродясь не было. Следовательно, последний шанс на операцию в Германии таял с каждым днем.
Васька был одним из немногих, посвященных в ее тайну. Она ведь не хотела, чтобы кто-то знал. Чтобы кто-то жалел. Но Вася был не кем-то там! Он ведь жил в соседней с ней комнате коммунальной квартиры и не раз спасал ей жизнь. А в коммуналке, чего уж там таить, не возможно что либо скрыть.
- Кто эта счастливица, в которую ты влюблен?- заговорщицки подмигнув Васе спросила она. В магазине кроме них двоих никого не было и она могла позволить себе чуточку поговорить с ним. Его жизнерадостность, его тяга к жизни, его воля, вся его жизнь были для нее как неизведанный океан для смертельно боящегося воды человека. Любопытно и - недосягаемо.
- А вот и не скажу,- сказал Вася и помрачнел,- но что я могу ей предложить? Комнату в коммуналке? Как будто у нее своей нет. А у меня даже машины нет. Ничего нет. Она на меня ведь даже не посмотрит!
- Посмотрит! Вась, ты же у нас со всех сторон положительный - не пьешь...
- И не зарабатываешь достаточно!- перебил ее парень.
- Зато ты ее любишь!
- Лиза, ты серьезно?!- он даже рассмеялся,- что такое любовь?
- Хорошо, давай зайдем с другой стороны, у вас с ней вся жизнь впереди. Ты успеешь еще заработать себе и на квартиру и на дачу... и на...
- Лиз,- он громко сглотнул,- прости.
- Брось, ты-то в чем виноват?- она устало улыбнулась,- Спасибо тебе за то, что ты мой друг!
И развернувшись пошла прочь из магазина. Васька грустным взглядом проводил ее. Как же жаль девчонку - такая молодая! Как же жаль.
Она вошла в свою комнату и посмотрела на окно. Сумка выпала из ее рук. Он! Он! ОН!
Что он здесь делает? Зачем он здесь? Как он ее нашел? Что вообще происходит? И много других вопросов пронеслись у нее в голове. Он подошел к ней и закрыл за ней дверь. Он прикоснулся к ней руками. Теплыми, даже обжигающими как солнце.
«Держать себя в руках!»- напомнила себе Лиза и призвав к себе все силы самообладания сказала:
- Здравствуйте,- едва слышно.
**
Я закурил. Я забыл о том, что бросил давным-давно. Все вокруг стало таким чужим и враждебным. Весь мир, судьба, рок. Почему я встретил ее опять так поздно, чтобы успеть помочь. Вася объяснял, что с ней… и почему ей стало плохо, я механически отвечал на его вопросы, запоминал, что он говорит. Но никак не мог понять – почему это все происходит со мной. Перед глазами была она. Ее изможденное болезнью и отсутствием веры тело. Ее глаза, которые когда-то светились надеждой и неземным светом. Я понял, что не смогу уйти. Я не могу так поступить ни с собой, ни с ней. Этот месяц два, три - не только ее. Они и мои тоже.
Я отвезу ее в Германию, я сделаю все, чтобы спасти ее.
- Ты, надеюсь понял, что Лизка уже не та,- протянул Васька, выкидывая сигарету и закрывая окно,- что была раньше. И имя «Ли-ли» она уже года два назад бросила. Откликается, конечно, но не очень-то го любит. Правда, где-то уже с месяц она совсем потерялась. Как робот дохаживает остаток своей жизни на автопилоте.
- Жаль ее,- машинально отозвался я.
- Жаль? Не думаю, что ее стоит жалеть. Она этого не любила. Говорю - не любила, потому что сейчас, ты сам понял, ей уже все равно. Она мучается здесь. Там ей будет лучше,- он многозначительно поднял глаза к небу.
- Там,- повторил я и внезапно пришел в себя,- где там? Ты в своем уме! Мы не дадим ей умереть!
- Не дать умереть можно только тому, кто хочет жить,- философски заметил Васька.
- Тому, кто нужен!
- Она тебе нужна?- недоверчиво протянул Васька, он хотел уже засмеяться, но посмотрел на меня и передумал,- тебе-то? Ты же можешь найти себе какую угодно подружку. Любая будет у твоих ног.
- Мне не нужна любая.
- Захотел сделать доброе дело? Или получить адреналина, возвращая к жизни потерянную душу? Я не понимаю тебя.
- Вася, я и сам-то себя не понимаю. Знаю - я не уйду.
- Уйдешь. Как прочие уйдешь.
- Я не уйду.
«Прочие»? У нее были «прочие»? Кто эти «прочие»?
- Прочие?
- Ну да,- пожал плечами Вася,- ты думаешь, ты один западаешь на ее шикарную фигуру и сногсшибательные глаза? Ан нет, мой дорогой! Нет, конечно, ничего личного, и за известную планку она никого не пускала. А собственно говоря, все и так убегали раньше. Обычно, когда она встречалась с кем-нибудь она специально не пила таблетки, прекрасно зная, что будет вечером и наблюдала реакцию. Реакция была одна и та же. Испуг, разговор со мной - ну потому что я, как сегодня, так и всегда спасал ей жизнь, осознание истины и... адьос. С ней никому не хотелось возиться. Конечно, попадались кадры, только я им быстренько указывал на дверь.
- Зачем она это делала?- спросил я. Впрочем, я знал ответ. Искала того, кто не уйдет, узнав. Я не уйду.
- Ради адреналина, что ли,- ответил Вася,- Ей было потом интересно слушать мои рассказы о том, как очередной Сережка испугался ее диагноза. Иногда я записывал все на диктофон. Она потом смеялась долго. Один предложил ей помощь! Сказал, что завтра же приведет знакомого врача-специалиста. Лизка тогда почти поверила. Только вот уже месяц прошел. И - никого. Начала она это делать, когда врач ей шесть месяцев жизни приговорил.
- Ты сказал, что она специально не пила таблетки?
- Ну да. Рискованно, конечно, сердце может отказать или еще чего-нибудь. Я каждый раз ругался с ней. Но это было бесполезно.
- И ты уверен, что сегодня она меня пригласила на... испытание?
- Ну да. Тетя Сима сказала, что у Лизки гость. Вот я и подождал немного, потом решил проверить что там и...
- Но она совершенно точно не знала, что я сегодня приду к ней.
- Что?- опешил Васька,- тогда какого она не выпила таблетки!- со злостью докончил он и бросился вон из комнаты.
Она не выпила таблетки просто так? Какая глупость? Она решила умереть?
В ее комнате ее не было. Кровать была аккуратно застелена покрывалом, на спинке стула висела одежда, в которой она была. Наверное, она переоделась в домашнее. Васька побежал на кухню. Я – за ним. Еще на пороге я уловил аромат чего-то свежеиспеченного. И почему-то сразу понял, что это что-то испекла Лиза.
И я не ошибся, она выкладывала на поднос пирог. На ней были надеты джинсовые шорты до колен, безразмерная, растянувшаяся футболка, вырез в ней был настолько большой, что открывалось одно ее плечо. Ее волосы были небрежно прихвачены лентой. Именно, лентой! Она не завязала их резинкой, а завязала лентой.
- Ты совсем очумела, да?- спросил, а точнее закричал Васька.
Она не ответила Васе. Она посмотрела на меня и сказала:
- Вы не ушли, разве?
Все ж, она думала, что я ушел.
Вася с грохотом отодвинул табуретку от стола и сел. Она даже не вздрогнула.
- Лизка, какая же ты дура!- обессилено пробормотал он. Он знал, что спорить с ней теперь бесполезно. Ругать - тем более.
Все было бесполезно. Ничего не могло вывести ее из себя. Или она так хорошо притворялась, спрятавшись за маску? Или, ей действительно уже все было безразлично?
Она прячется. Она не хочет говорить открыто. Может быть она боится меня? А может быть не меня. Я вообще трудно соображал в ту минуту. Мы сели пить чай. Такой вкусной выпечки до этого я не ел. Но осознал я это уже позже. Тогда до меня все доходило не сразу.
Как же я ненавидел эту маску на ее лице. Это спокойствие и даже, хладнокровие. Эту безучастность ко всему происходящему. Как будто все вокруг происходило не с ней. Как будто она была плохой актрисой. И это не ее жизнь, а лишь пьеса, которую предстоит отыграть. Робот, отчаявшийся стать человеком!
И я решился на последний шаг. Что будет, если я сейчас встану и уйду?
- Спасибо. Было очень вкусно. Я пойду.
- Уходите.
Но ничего не произошло. Совершенно ничего. И я сорвался.
- Неужели ты дашь мне уйти? Ты не остановишь? Не спросишь? Не скажешь?
- О чем?
- О жизни. О том, что я... что я люблю тебя!!! О том, что все можно изменить! Можно жить! Нужно жить! Лиза!- я уже кричал. А она спокойно мешала ложечкой сахар в стакане.
- Успокойся, Костя,- сказал Вася, и в его голосе было больше жизни, чем во всей Лизе,- тебе действительно лучше уйти. Ты не добьешься от нее чувств. Она мертва!
Но я посмотрел в эту секунду на Лизу. Ее лицо исказилось гримасой какой-то нездоровой ухмылки. Только на секунду, но этой секунды хватило, чтобы понять - она не была мертва. Она лишь хотела казаться для всех мертвой. И я разозлился.
Злость вернула мне способность мыслить. Мне хотелось сделать ей больно! Что угодно только вернуть ей жизнь. Какой-то злой рок схлестнул меня с этой умирающей девушкой. И я уже не мог уйти. Никак. Я ее любил. Так же безнадежно, как она не хотела жить, так же я хотел быть рядом с ней.
- Я уйду, а вы что ж, останетесь здесь умирать?
- Да,- очень тихо ответила она.
Я готов был сделать все, что угодно, даже взорвать Землю, или убить ни в чем не повинного Ваську, чтобы вывести ее из этого состояния апатии.
Но ничего не помогало. Не помог даже прием, который к случаю вспомнился мне из старого кино. Я стал собирать ее вещи, будто они ей уже не к чему.
- Ну знаешь что, дорогая моя! Если ты скоро умрешь, то тебе уже совершенно не к чему та футболка с моим автографом. Я забираю ее. Да. И еще тот оранжевый мячик, и все мои фотографии. Зачем они тут будут оставаться неизвестно кому. Я забираю их себе.
Васька поддержал меня. Он даже подал мне пакет, куда я стал запихивать без разбора все: фотоальбомы, открытки, ручки, ту самую футболку, миниатюрный футбольный мяч, шарф с логотипом.
Но она и тут оставалась спокойной.
Что ж, ее выдержки мог позавидовать любой голкипер. Хотя, под конец она не выдержала и ушла из комнаты.
К сожалению, этого момента я, поглощенный своей злостью, не заметил.
- Тебе не кажется, что я переборщил,- спросил я у Васи.
Он растерянно покачал головой.
- Нам нужно было как-то растормошить ее. Это все она собирала много лет. Это самое ценное, что у нее есть. И если она так безучастна к этому, то... я не знаю, что еще может...
И тут хлопнула входная дверь. Мы переглянулись и кинулись в коридор.
В просторном коридоре стояли две высокие, красивые, длинноволосые и длинноногие брюнетки-близняшки. Похожие как две капли воды. Одеты они были почти одинаково. Серые костюмы: пиджак и длинная юбка, туфли на высоком каблуке, волосы, сколотые крабом. Разница заключалась лишь в цвете блузок. У одной блузка была темно-зеленая, у другой - синяя.
- Приветики всем!- сказала одна.
- Всем привет!- сказала другая.
- Кэтти! Лэтти!- закричал Васька и кинулся к ним.
- Катя! Как я рад вам!
- А мы-то как рады,- сказала синяя блузка,- только я не Катя.
- Хотя, это может быть блеф.
- Или двойной блеф.
- Или тройной.
- Или просто случайность. Да я Катя!
- Постой, Кэт, это же,- тут только девушки заметили меня.
- Не может быть!
- Ну как не может! Мои глаза говорят...
- Ну так может быть спросим?
- Спросим?
- Ага.
Говорили они так быстро, что трудно было понять, которая из них что сказала.
- Вы Константин Милетский?!- спросили они вместе.
- Да,- мрачно отозвался я.
- Ли не врала.
- Очевидно, что нет. Она действительно встречала его.
- Четыре года назад.
- И вот он снова здесь.
- Вау! Автограф!
- Будьте любезны!- и девушки обворожительно улыбаясь, протянули ме невесть откуда появившиеся два блокнота и две ручки.
- Я Виолетта!- сказала зеленая блузка.
- А я Катерина!- сказала синяя.
- Очень приятно,- сказал я, подписав блокноты.
- Он не очень-то весел.
- Просто устал.
- Думаешь? А мне кажется, они что-то ищут.
- Или кого-то.
- Не Лизу ли?
- Да Лизу!- воскликнул Вася.
- Лиза!- воскликнули девушки одновременно,- а она на балконе сидит.
- Мы ее видели.
- Когда сюда шли.
Я бросился на балкон. А Вася остался. Последнее, что я слышал, как он со вздохом ответил на вопрос девушек, «что происходит» и «что здесь делает футболист».
- Он кажется крупно попал!
Она курила. Хм! Она курила Васины сигареты. Не знаю для чего. Может быть, чтобы успокоиться. Может, чтобы позлить меня.
- Поговорим?
- Поговорим,- устало отозвалась Лиза.
- Можно мне тоже сигареку?
Она удивленно посмотрела на меня:
- Вы тоже будете курить? Вместо того, чтобы обругать меня за то, что мне делать явно нельзя.
- Ну ты же вроде девочка большая,- пожал я плечами,- сама разберешься.
Сейчас она должна смутиться. Но она повела себя нелогично. Она не бросила сигарету, вместо этого сверкнула на меня своими глазами.
- А вам все равно?
- Нет,- растерялся я,- Мне ужасно больно видеть, как тебе плохо. Но если я не могу тебе помочь...
- Можете!- возразила она, чересчур поспешно.
- И что же я могу сделать?- схватился за эту брошенную соломинку я, но тут же был сброшен вниз.
- Уходите.
- Нет. Я умоляю тебя не просить меня об этом. Потому что эту твою просьбу я не могу выполнить.
- Тогда молчите,- пожала плечами Лиза.
И мы замолчали. Лиза сделала еще одну затяжку и закашляла. На платке, которым она закрывалась, остались капли крови.
- Уходи. Прошу тебя. Уходи, навсегда!
Она сказала – уходить. Я встал, в последний раз взглянул на нее сверху вниз, и ни слова не сказав пошел прочь. Так легко послушав ее.
Она что-то прошептала мне вослед, но я не смог обернуться. Я шел прочь. Уверенно. Не останавливаясь.
На улице было тепло. Только холодный ветер бил по лицу, словно пощечины давал.
- Куда ты идешь?- кричал он.
- Не бросай ее,- умолял.
И солнце, садившееся на горизонте слабо подмигивая оранжевым светом шептало, что-то типа: «Останься! Ты нужен!».
Я нужен? Но она выгнала меня. Она сама сказала уходить.
- И ты ушел? Ты так легко ушел,- прошептал ветер. А может быть и не ветер. А мое второе я. Скрытое и запрятанное в уголках разума.
- Она сказала – уходить!- сцепив зубы сказал я.
Я понимал – все идет не так. Я не должен был уходить. Ей было больно. Этот кашель. Эта кровь. Это все – играло на моих нервах, как на струнах арфы.
Она нужна мне! Нужна! Как воздух. На секунду я остановился. Но тут же снова пошел прочь. Куда глаза глядят. Совсем не то выражение. Перед моими глазами стояла Лиза. Уже не девочка. Совсем взрослая. Хрупкая, как стеклянная ваза. Одно неверное движение – и ее не станет.
Неужели – это движение сейчас сделаю я? Я уйду? И брошу эту вазу со стола.
Меня как будто сейчас нет. Что такое я без нее? Разве смогу я жить дальше, зная, что я бросил ее. Теперь, когда я нужен ей.
Когда она нужна мне.
Какой-то бред.
Вдруг что-то кольнуло сердце. И я… обернулся.
Она бежала за мной, потеряв где-то свои босоножки. И вдруг она запнулась. Остановилась рядом со скамейкой, но не смогла дойти до нее и упала рядом. Она была метрах в двадцати от меня, но я слышал, как она тяжело кашляла. Чуть поодаль я увидел Васю, который спешил за ней, чтобы перенести домой. Увидев то, что я остановился – он тоже остановился. И ждал.
Сейчас все зависело только от меня. Если я уйду – Вася поможет ей. Если не уйду – то сам помогу ей.
И легче всего было бы уйти. Логично. Симметрично моей жизни.
Она бы стала мне балластом. Во всей моей дальнейшей жизни. Она могла помешать мне выиграть ЧМ. Да мало ли еще что? Больной человек. Ответственность.
Просто уйти! Ну же – чего ты ждешь, Костя! Иди! Цинично закрой глаза, развернись и уйди. Так будет легче. Так будет правильней.
Но я стоял как вкопанный. Вася тоже не двигался. Лиза перестала кашлять, но сидела на земле, не в силах встать на ноги.
Просто уйти!
Медленно шаг назад. Еще один.
И вдруг что-то сломалось. Во мне. Внутри меня.
Что ты делаешь со мной мое сердце?
Я не могу уйти! Я не смогу жить без нее!!!
И я побежал к ней. Я видел как Вася облегченно выдохнул. Расстояние между нами было большое, но я это почувствовал.
Когда я добежал до Лизы, оказалось, что она без сознания. На земле рядом с ней лежал платок. Он был весь в крови.
Я не помню, что дальше было со мной. Все было как во сне.
Неужели она умерла? Нет! Нет! Нет!! Я склонился к ней и приложил руку к ее груди. Слабо, но стучало сердце.
Живая. Выдох.
Я взял ее на руки и быстро пошел к ее дому. Вася сказал, что уже вызвал врача. Больше ничего не сказал. Даже не упрекнул.
И я почувствовал к нему такое уважение с благодарностью, что стал считать его своим братом.
Никогда еще до этого я так быстро не сходился с людьми. И если Лизу я видел в третий раз в своей жизни, то Васю впервые…
Я знал, что буду делать. И я был уверен в этом на все сто процентов. Ни в одном своем решении до этого я не был так уверен.
***
Лэтти и Кэтти. Две молодые и красивые сестры-близняшки. Они были очень добры. Они разрешили остаться мне в их комнате и пожить – всего лишь за четыре билета на ЧМ. Мне не сложно достать эти билеты для друзей Лизы. А то, что эти две девушки ее настоящие друзья, мне предстояло убедиться в этот же вечер.
Врач сказал, что ей уже трудно помочь. Может быть только за границей. Я сказал, что завтра же мы поедем в Германию. Врач повеселел. Было видно, что он относился к Лизе, как к дочери и хотел ей помочь, только он не мог ничего сделать. У нее ведь не было денег на операцию в Германии.
Что ж, раньше не было. Теперь – все мои деньги – у нее есть.
Врач ушел. А я пошел в комнату к Лизе.
Интересно, что она скажет сейчас? И наденет ли она снова свою маску? Или же в тот момент, когда она побежала за мной, она сбросила ее навсегда?
Она лежала на кровати, обессилено закрыв глаза, тяжело дышала. Услышав, что кто-то вошел она открыла глаза.
Я сел на краешек ее кровати и взял ее холодную ручку в свои.
- Вот так вот вместе и навсегда,- с болью в голосе проговорила она.
Я лишь улыбнулся ей.
- Навсегда, Лиза, навсегда! Ты станешь моей женой?
- Ты в своем уме, Костя?- она чуть поморщилась,- Я умру. Совсем скоро. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе остаться вдовцом?
- Лиза, давай мы будем жить сегодняшним днем. Сегодня – ты жива. И сегодня мы может женится, если ты не против.
- Ты видишь меня в третий раз в своей жизни…
- Но мне кажется я знаю тебя всю жизнь. Я преклоняю колена перед твоим мужеством и самоотверженностью. Ты не хотела делать никому больно и страдала в одиночку. Но это время кончилось. Я теперь всегда буду рядом. Обещаю. Я люблю тебя. Секунды хватает человеку, чтобы полюбить.
- Но и секунды хватит, чтобы разлюбить!- возразила Лиза,- а я хотела венчаться с любимым человеком. А если ты захочешь меня бросить? Совсем немощную, умирающую.
- Ты видно совсем меня не знаешь.
- Не знаю. Я знала лишь того человека из кафе, который не позволил своим друзьям, смеяться надо мной, который потратил на меня столько времени тогда, когда мог спокойно отдыхать. Тот, который сейчас передо мной, кажется, не сильно отличается от прежнего, по крайней мере самоотверженности и чуткости к людям у него не убавилось.
- Еще прибавилось ответственности и любви к тебе.
- А если я выживу, Костя? Тогда ведь ты не сможешь от меня уйти!
Меня поразила ее мысль. Она никогда не думала о себе. Она любила меня еще сильнее, чем мог любить ее я. Она думала только обо мне. Ей не нужно было счастье, если для него хотя бы минуту должен буду страдать я и другие близкие ей люди. Она готова была умереть, чтобы освободить меня. Она может быть не так искусно читала чужие души, чтобы понять, что больше всего на свете я хочу, чтобы она жила, но миротворицей она была удивительной.
Не святая - но великая.
- Только об этом я молю Бога.
- Тогда я говорю тебе «да».
- Тогда ты сделала меня самым счастливым человеком на свете! Венчаемся?- я вскочил на ноги в волнении, трудно описуемом.
- Что?! Сейчас!
- Да! Сейчас!
- Но уже вечер. Поздно.
- Знаешь, мне кажется, для людей, которые любят друг друга не бывает поздно? Вася!- закричал я.
Ее друг появился тут же. Впрочем Кэтти и Лэтти тоже прибежали. Все они были немножко испуганные, думая, что все кончилось. Увидев живую Лизу они в нерешительности остановились на пороге.
- Я знаю, что это глупость,- начал я.
Но Лиза перебила меня.
- Кажется, не глупость, а безумство.
- Но мы с Лизой хотим венчаться прямо сейчас. Потому что… у нас есть только сегодняшний день.
- Вау!- вскрикнула Кэтти.
- Только как это все устроить?- приземлено спросил Вася.
Я пожал ему руку.
- Помоги,- только и смог выговорить я. Он посмотрел на меня сверху вниз, хотя мы и были одного роста, но я тогда так отчетливо понял этот взгляд – испытывающий, оценивающий.
И наконец, он поверил и отпустил мою руку. С трудно сдерживаемой улыбкой он проговорил, стараясь быть серьезным.
- Ладно! Ради Лизки мы готовы на все, правда девчонки?
Кэтти и Лэтти закивали.
- Только нам нужны деньги,- глаза Кэтти заблестели. Она видно уже придумала план, как действовать.
- Возьмите мою карточку. Сколько нужно.
- Не вопрос. Кто платит – тот и музыку заказывает. Идем, Вась.
Они ушли, но Вася вернулся.
- Лиз, ты счастлива?- невпопад спросил он.
Но она поняла его. И улыбнулась.
- А ты? Пусть Катя сделает мне букет невесты. Я думаю вам стоит его поймать.
- Брось!- засмеялся Вася и стушевавшись исчез.
- Ну вот и все.
- Ты думаешь, они справятся?- недоверчиво спросил я.
- Они-то!- Лиза засмеялась. И я впервые видел, как она смеется.
- Ты кого-нибудь хочешь пригласить на венчание?- спросил я,- Если да – то это нужно сделать прямо сейчас. И... я давно хотел тебя спросить почему ты живешь отдельно от своей семьи. Что произошло между тобой и ними?
- А ты бы женился на мне, ничего не зная о моем прошлом?
- Что за глупый вопрос? Лиза, мне абсолютно все равно...
- Кем я была? С кем я жила? И почему меня выгнали из дому?- спросила она, чуть повысив голос,- еще не поздно передумать. Знаешь, я не из тех, кто живет по принципу: «полюби меня такой какая я есть, и не смотри в мое прошлое». Поэтому я должна тебе все рассказать.
- Не должна. И не нужно. Мне не нужно...
- Позволь мне решать. Папа бросил нас, когда только-только родилась Настенька. Мне было пять. Прошло шесть лет и мама влюбилась в другого человека и вышла замуж за него. Я думаю, она очень его любила. А он ее нет. Он изменял ей. Мне было одиннадцать, но даже я это понимала, а мама была слепа от любви. Мне было четырнадцать, когда отчим стал приставать ко мне. Я, наверное, была красавицей, или ему было мало всех тех шалав, с которыми он водился? Не знаю. Я рассказала все маме. Она мне не поверила. И я ушла к бабушке. И никто даже не пытался меня вернуть. Бабушка - мама папы жила здесь, в коммунальной квартирке, на крошечную пенсию. Мама никогда не думала ей помогать, хотя они жили и живут сейчас довольно богато. Бабушка приняла меня с радостью. Я разделила последние дни ее жизни. Она сказала, что я ее счастье. А потом она умерла. И во мне все оборвалось. Мне больше было незачем жить. Некуда идти. Не с кем говорить. Вася тогда уезжал на год в Штаты. Да, кажется, даже Вася не смог бы меня спасти. И я решила резать вены. Навела порядок, вспомнила про предсмертную записку, но под руку не попалось ни одного чистого листка бумаги. Школьные тетрадки я спрятала в ящик и лесть за ними не хотелось. Пришлось бы заново наводить порядок. Эта неоправданная лень в конечном итоге и спасла мне жизнь. Я пошла на кухню. Там, у тети Симы всегда можно было найти лист чистой бумаги. И тут у одного жильца в руках я увидела газету. Газета, как газета: «новости Спорта». Но фотография на главной странице...
- Моя фотография,- едва слышно спросил я.
Лиза кивнула.
- «Финал состоится на главном стадионе в столице. Наша команда готова порвать всех. Константин Милетский сбежал на один день на отдых к сестре». И все бы ничего, если бы я не знала, что твоя сестра живет в нашем городе. И не спрашивай откуда я это знала. Знала и все. И мне так сильно захотелось напоследок увидеть тебя. И я пошла к дому твоей сестры, проследила за вами. У меня было много возможностей подойти к тебе, но всякий раз меня что-то останавливало. Вы зашли в кафе и я подумала - или сейчас или никогда, и пошла. Обморок, скамейка... и ты... так рядом, такой живой, такой добрый. Совсем не такой, каким я тебя себе представляла - черствым сухарем, и звездным юношей.
Я против воли усмехнулся. Она грустно посмотрела на меня и кивнула.
- Я тогда загадала: «Как он напишет - так и будет». Я представления не имела, что пишут в автографах знаменитости. Но загадала, что так и будет и вот ты написал: «на память от Кости Милетского» и я подумала, что память будет короткой. И вены резать я не стану, а просто прыгну с моста. Здесь же - не отходя от кафе. И вдруг ты дописал: «живи и будь счастлива» и я не выдержала. Ты знаешь, Костя, ты спас мне жизнь в тот день. Ты меня спас. Очень часто потом я прокручивала в голове этот момент и всякий раз мне казалось, что ты стал моим Ангелом. И никогда потом мне так не хотелось жить, как в тот момент, когда ты попросил меня об этом. Вот наверное, и все, что было до тебя.
- А твоя болезнь? Когда ты узнала, что больна?
- Несколько месяцев назад. Тогда я наплевала на свою гордость, ради обещанного тебе - жить, и сходила домой к маме. Я хотела попросить у нее денег на операцию. Но она не стала меня слушать. Она выгнала меня. И тогда я поняла, что это судьба. Жить и умереть сейчас. Я смирилась...
- Почему ты не нашла меня опять? Почему не попросила у меня этих денег? Почему?
- Кто ты был для меня? Лишь Ангелом, которого мне послали, когда он был нужен, и лишь тенью на моем пути. Я прошла мимо. И ты остался в прошлом. И что бы я тебе сказала? Здравствуйте, вы приказывали мне жить, так дайте мне денег на операцию? Может быть я бы и сделала это, если бы мой врач не сказал, что мне уже нельзя помочь. Что операцию делать уже поздно. За два месяца болезнь прогрессировала настолько, что все было уже кончено.
- А теперь?
- Он сказал, что еще есть шанс. А если ты рядом - я хочу использовать этот шанс...
То, что Вася, Виолетта и Катя ее настоящие друзья я понял точно, когда уже спустя двадцать минут после ухода, Катя возникла на пороге с шикарным платьем в руках.
- Вставай невеста!- закричала она,- твоя фея пришла. А тебе вот это!- и она кинула мне пакет.
- Это что?
- Костюм,- удивившись моему непониманию пробормотала Катя.
- Но я мог съездить за костюмом и домой.
- Выдумал тоже. Во-первых, не успел бы. Во-вторых, свадебный должен быть один. И в-третьих, выметывайся из комнаты, я буду Лизку одевать.
И она вытолкала меня за дверь. Я послушно покорился, быстро переоделся в комнате близняшек, и вышел в коридор. Из-за двери Лизиной комнаты слышался шорох материала, восклицания Кэтти, типа: «какая же ты славная!» и тихий голосок Лизы.
- Я боюсь, Катя. Счастья боюсь!
Она часто это повторяла. Я прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Я думал о том, что я могу сделать для нее, чтобы она уже перестала бояться собственного счастья. Как научить умершего человека заново жить? В отличие от нее, я верил, что операция в Германии и тамошние врачи поставят ее на ноги.
- Эй, Костя,- кто-то тронул меня за руку и я очнулся. Это была Катя,- выкуп за невесту давай.
- Выкуп,- сглотнул я,- ты о чем?
- Ну так положено. Невесту выкупать. Нет, я понимаю, что свадьба сумбурная и непродуманная, но невесту надо выкупить!- она даже топнула ножкой и надула губки.
- Скажи чем – выкуплю.
- М… поцелуй меня! В щеку,- добавила она, смеясь, глядя на мои «выпавшие глаза».
- Всегда пожалуйста, Катя!- и я поцеловал девушку.
Она покраснела.
- Вот ты, видя нас всего третий час, ни разу не перепутал, отчего? Все путают. Даже родная мать путала. А ты – нет! Ты такой проницательный, или просто умело читаешь чужие души, как по книгам через глаза?
- Может быть. Просто знаю, что ты – Катя.
- Ну ладно, хватит лирики. Только что Вася звонил, нам пора.
И я вошел в комнату к Лизе. Она стояла, опершись рукой о стол. Платье было изумительное, роскошная фата, обрамленная венком из белых маленьких розочек. Катя накрасила ей ресницы и ее голубые глаза в черном обрамлении сияли. Она улыбалась и вся светилась от счастья.
- Какая ты красивая!- выдохнул я и подошел к ней.
- Ты тоже неплохо выглядишь,- задорно отозвалась она.
Живая. Моя живая девочка! Я не смог удержаться и крепко обнял.
- О Лиза!
- Эй!- Катя заколотила меня по спине,- ты ей платье помнешь, я с таким трудом его тащила, чтобы нигде, ничего не замять, а ты!
Я отошел на несколько шагов и Катя бросилась поправлять каждую складку на пышной юбке.
- Это немыслимо - венчание ночью,- пробормотала Лиза.
- Поверь в чудо, милая моя!
- Все!- Катя наконец оторвалась от абсолютно бессмысленного занятия поправлять юбку – ведь нам предстоит еще ехать до церкви и она все равно помнется – и я взял Лизу под локоть.
Вася не обманул. В церкви и правда все уже было готово. Да еще как готово. Он поднял на ноги всех, ну или почти всех певчих и они стояли, готовые петь. И Лэтти тоже постаралась на славу. Вся церковь была украшена корзинами с белыми цветами. Это были разные цветы: розы, ромашки, лилии… но все они были белые и красивые. И где только достала? - подумал я, проходя в храм. Вася был чрезвычайно горд собой и даже показал мне два обручальных кольца. Они были не настоящие обручальные, а купленные здесь же в храме два охранных колечка, но от этого они не теряли своей великой силы соединять. Лэтти и Кэтти выбежали куда-то в притвор церкви, откуда вернулись уже через несколько минут в длинных розовых платьях и в косынках.
- Я буду держать венец!
- Нет, я!
И тут к нам подошел священник. Он благословил меня и Лизу.
- Не зря ты сегодня причащался, юноша!- улыбнулся он мне.
- Батюшка!- воскликнула Катя,- кому из нас венец держать?
- Да обе по очереди и держите!- он казалось был удивлен, что девушки сами до этого не додумались. Они обрадовались и увели Лизу от меня.
А отец Петр посмотрел на меня.
- Ты уверен?
- Да.
- Ты ведь понимаешь, что это испытание быть рядом с ней. Она тяжело больна, и нужно быть готовым ко всему, ты сможешь это выдержать, не сломаться, не бросить ее, не уйти?
- Я смогу. Я люблю ее.
- Ну тогда начнем.
Мы выходили из церкви под звон колокола. Сверху на нас сыпали бутонами розы все те же певчие. Они все были рады нашему счастью, это было видно по их глазам. И от этого было так тепло.
Мы решили идти пешком домой. Я шел под руку с Лизой. Позади шли Вася, под руку с Катей. В руке у Кати был букет Лизы, который она поймала. Рядом с ними шла Лэтти и несла несколько корзин с розами, чтобы украсить квартиру.
Мне было так хорошо. Я был жених! Нет, уже муж. И женихом то не успевший побыть. Лиза улыбалась, смеялась. Она была так счастлива. И она казалось совсем забыла о своей болезни.
На улицу выходили люди, сбитые с толку столь поздним звоном колокола. Все они улыбались, глядя на нас и желали нам счастья.
Странность случилась потом. Не смотря на то, что так много людей видели как я женился, информация об этом не попала в официальные источники СМИ. А может никто не узнал в этом счастливейшем человеке, лучшего футболиста мира?
Но до дому мы не дошли. Лиза вдруг бросила мою руку и отвернувшись закашляла. Долго и мучительно. И опять кровь на белых перчатках, которыми она закрывала рот. Она села на землю и заплакала. От боли.
Все это время ей было больно, но она терпели ради меня. Для меня. А теперь больше не могла.
Вася подбежал к нам и достал из сумки шприц, с разведенным лекарством. У него тряслись руки, когда он вводил его в ее руку.
И это было ужасное зрелище. Виолетта ловила машину. А Катя, я почему-то обратил внимание тогда на нее, села чуть поодаль на ступеньку какого-то магазина и закрыла лицо руками. Она плакала.
Так кончился второй день.
День третий. Любовь.
Странные чувства. Вокруг на стадионе тысячи болельщиков сцепили кулаки, закусили губы. Все ждут. Один штрафной мяч может объявить тебя победителем или проигравшим.
А я стою возле этого мяча и мне абсолютно все равно - полетит он в сетку, или пролетит над штангой. Все равно. Удар. Прямо над штангой. Что ж, накаркал.
В этот момент врачи делали Лизе операцию. И не спрашивайте, что было для меня важнее? Ответ однозначен - Лиза. Но не выйти на поле, я не мог. На этой стороне весов - вся моя страна, которая помогла мне когда-то выжить. Я многим обязан своему тренеру. И Лиза слышать не хотела, чтобы я сидел возле операционной, вместо того, чтобы забить последний гол. Пришлось покориться.
Еще несколько минут до окончания игры.
- Костя, соберись!- кричит кто-то справа.
Я не помню, как отобрал мяч у защитника и обошел одного и второго. В погоне за мячом я уклонился от линии ворот. Угол не меньше семидесяти градусов. Метров десять до ворот. На пути у мяча один защитник и вратарь. Если я сейчас не забью - то мне придется задержаться тут еще на тридцать минут дополнительных таймов, а может еще и на серию пенальти
Я хочу к Лизе! Мне нужно к Лизе! Я не стал переводить мяч назад, и ударил по воротам.
Стадионы взорвались. Гол! Последний гол этого чемпионата. Финальный свисток арбитора. Мы победили. Я выдохнул.
Уже через двадцать минут я был в больнице.
- Лизанька,- зашептал я, упав на колени перед ее кроватью и схватив ее руку,- Лизанька, милая, любимая, родная...
- Ты пришел...- очень тихо сказала она,- я так боялась, что ты не успеешь...
- Я успел, Лизанька... Так много нужно тебе сказать.
- Но как объять необъятное, или какой на вкус фиолетовый?- слабо улыбнувшись, пошутила она.
Врач сказала, что все бесполезно, что все кончено. И осталось всего несколько минут. Несколько минут? Но она шутит. Может быть, врач ошиблась? Может быть, перепутала палаты? Я не мог поверить, что сейчас моей Лизы не станет. Ведь она здесь сейчас - такая живая. Такая родная и дорогая.
- Сладкий, как ванильное мороженное. Лиза...
- Я люблю тебя!- сказали мы одновременно и замолчали.
- Я никогда не жалел и не пожалею, что мы с тобой обвенчались. Ты лучшее, что есть в моей жизни.
- А ты единственное хорошее, что было в моей. И если бы не ты...
- Не нужно. Я знаю это. Лиза...
- Так вы выиграли?
- Да. Я забил единственный гол, на последней добавленной минуте. Я понял, что должен быть здесь, а не там. И забил.
- Костя...
- Лиза...
- Я так счастлива, что ты со мной сейчас. Мне не страшно уходить... Я знаю, что мы встретимся там обязательно...
- Лизанька...- кажется, по моему лицу текли слезы.
- Костя... спасибо, что ты со мной...
- Лиза! Лиза!- я сорвался на крик. Ее глаза обессиленно закрылись, холодная ручка в моих руках стала как камень.
Передо мной лежало ее тело, покинутое душой.
- Лиза!- закричал я.
Я кричал еще что-то. Я не помню, что было со мной. Я почувствовал только острую боль от укола и потерял сознание. Очнулся я в нашей с ней палате, где теперь больше не было ее. Мне показалось, что это все сон. Но тут в палату вошла врач и по ее виду, я понял, что это мне не приснилось. Это правда. Лизы больше нет.
- Я хочу забрать ее тело,- я услышал свой далекий, будто чужой голос,- сегодня же, мы улетаем с ней домой.
- Я так и думала, поэтому уже подготовила все бумаги. Вам послать кого-нибудь помочь собрать вещи?
- Я сам. Спасибо.
Неужели я сказал «спасибо»? Что ж, на людях я держался совсем неплохо. Хотя на самом деле никакой благодарности к этому врачу я не испытывал. Я понимал, что не вправе ее судить, она не виновата, что болезнь забрала Лизу, но больше судить было некого.
Я открыл ее шкаф. Резкий приступ боли в районе груди заставил меня сесть на пол. Лизы больше нет. Ее больше нет. Но всего ужаснее в моей голове была другая мысль - она знала, что умрет. Знала еще со вчерашнего дня, когда объявили об этой операции. Она сложила вещи в сумку. Сверху в отдельном пакете лежал фотоальбом и конверт. Это было письмо. Последнее письмо мне. «Косте...». Трясущимися руками я разорвал конверт...
Город не спал. Повсюду радостные возгласы, поздравления, где-то запускали фейерверк. И чему они радуются? Что сегодня за праздник? Я не понимал.
Сегодня умерла Лизанька. Чему можно радоваться?
В их комнатах горел свет. Почему они еще не спят? Ночь уже давно опустилась на город. Ночь. Ночь... Вечная ночь. В моих руках был пакет с фотоальбомом и подарками для Васи, девчонок и тети Симы, которые мы купили почти сразу как прилетели в Германию. Лизе доставляло колоссальную радость представлять как обрадуются ее близкие люди, получив подарки. Она радовалась как ребенок, покупая очередную безделушку.
- Вася закатит глаза и наверное, бросится меня целовать, когда увидит этот КПК. А Катя будет долго прыгать от радости, глядя на эту фоторамку с USB портом.
С радостью придется подождать еще долго. Но памятные подарки я все равно вручу сейчас. Пакет тяжелый. Каждый подарок в оберточной бумаге. Только дедом Морозом я себя не чувствую. Слишком больно в районе груди. Слишком тяжело.
В ту минуту, я наверное, не до конца понимал, что Лизы больше нет. Мои мысли разбегались в разные стороны-направления. Я думал о каких-то глупостях.
Дверь в их квартиру была открыта. Наверное, Лэтти, как всегда забыла ее закрыть на замок и она открылась от сквозняка. Из комнаты Васи доносились веселые голоса и звон бокалов.
- За Милетского, выигравшего Чемпионат Мира, и нашу Лизаньку!- услышал я и вздрогнул.
Нет больше их Лизаньки, нет больше моей Лизаньки. Лизанька Нечаева умерла сегодня вечером. Сегодня вечером...
Я медленно открыл дверь и вошел в комнату.
- Lupus in fabula!- проронила Лэтти.
Катя и Вася переглянулись. Тетя Сима уставилась на меня как на призрака. По их мнению я должен быть сейчас в Германии и там отмечать победу нашей страны на Чемпионате. Так вот чему радуется город. Победе.
Мельком отметив, что девушки и тетя Сима пили шампанское, а Вася коньяк я подошел к столу и налил себе коньяка в чей-то чайный стакан. Но не выпил.
Лиза не любила пьющих людей, она не выносила запаха алкоголя.
Не любила. Прошедшее время - болью. Я бросил стакан о пол.
- Она умерла. Сегодня.
И рухнул на кресло.
- С того света подарки,- я протянул пакет.
- Ты шутишь? Как умерла?- первой опомнилась Катя.
- Сегодня сделали последнюю операцию. Она не помогла. Да и какая разница как она умерла? Неужели вы думаете, я был бы здесь, если бы Лиза была там живой?
- Прости. Я не думала...
- Я тоже не думал, Катя.
- Мы смотрели матч, видели твой последний гол и то, как быстро ты покинул поле...
- Но мы не поняли почему. Теперь все ясно.
- Я был с ней, в последние минуты моей жизни.
Оговорка не случайна. Есть ли я сейчас, здесь? Не думаю, что человек, который сейчас сидит в комнате Васи похож на того, который был еще пару часов назад. Тот был живой. Этот мертвый. Мертвый, как Лиза при нашей второй встрече. Но если я пришел тогда, чтобы ее воскресить, сейчас некому прийти и воскресить меня.
- Нам так жаль, Костя!- пробормотала Лэтти.
- Мне тоже жаль, что я не смог ее уберечь,- я посмотрел на Васю. Он не мигая смотрел на меня,- она просила передать вам, чтобы вы были вместе, что она любит вас всех. Любила. Похороны будут послезавтра. И если не против, я хотел бы побыть один в ее комнате.
- Костя держись!- вдруг горячо сказала Катя и пожала мне руку.
- Спасибо. Твою любовь к нам с Лизой сложно переоценить. Если вдруг я засну, разбудишь меня часов в девять. Нужно уладить все с похоронами. Нужно договориться на счет места на кладбище возле Лизиной бабушки.
- А где Лиза?- немного резко спросил Вася.
- Она у меня дома.
- Одна?
- Нет. Там моя сестра.
- Но ведь они даже не знакомы!- возмутился Вася.
- Какая разница, Вася. Теперь,- пихнула его Катя.
- Они познакомились в Германии и подружились.
- Я поеду к ней,- Вася поднялся на ноги,- я хочу побыть рядом с ней.
- А я уже не могу быть рядом с ее телом. Это лишь тело. Я предупрежу сестру...
Я пошел в ее комнату. Ноги подкашивались, будто я был пьян.
Все было так, как в тот день, когда мы спешно покидали эту комнату. Даже цветы в вазе, засохшие, стояли на ящике. Окно было зашторено. Я подошел к столу и достал из сумки ее альбом, ее письмо ко мне, мой дневник и стал писать.
Я подумал, что если не изолью все свои чувства на бумагу, я сойду с ума.
Лизы больше нет...
Больше.
Нет.
Порывался ли я когда-нибудь бросить ее? Нет. Жалел ли я когда-нибудь, что в ту ночь мы венчались? Нет.
Так почему судьба ты не дала мне шанса?
Мы с ней так ни разу и не были вместе. Ее украла у меня болезнь. У меня было немало девушек до нее. Но с той единственной, право на которую я имел, у меня ничего не было. Так сложилась судьба.
Ничего не было!? Это – физически не было. Но наши души срослись в одну. И сейчас, от меня как будто оторвали большую часть. Лучшую часть.
Она умерла, когда была мне так нужна. Она нужна была мне любая - больная, здоровая, умирающая. Но не мертвая!
Ей мертвой, я не мог сказать и слова! Я не мог услышать ее дыхание. Ее кашель. Увидеть ее глаза, полные боли. Целовать ее теплые руки.
Я никогда не забуду ее холодных рук в тот момент, когда она умерла, ее последних вдох - выдох...
«Костя... спасибо, что ты со мной».
Всегда! Всегда! Только с ней! Только с ней я жил. Теперь меня будто не стало.
Послезавтра мне нужно будет предать ее земле. А сейчас мне нужно бы идти домой. Но я пойду туда утром. Сейчас там Вася.
Войти в этот дом, в холле которого сейчас стоит заваленный цветами, все теми же белыми розами и ромашками, гроб, выше моих сил.
В нем лежит уже не она. Лишь тело, изможденное и покинутое душой.
Где ты ее душа? Куда ты улетела от меня? Зачем покинула? За что?
Как мне это все выдержать?
Фотографии… оказывается она распечатала фотографии из Германии. Вот она на скамейке в парке… Я нес ее туда на руках. К этому моменту у нее совсем не было сил, даже пройти несколько метров. С косынкой на голове, в легком синем платье - такая прекрасная. Как всегда прекрасная. А вот она в палате в обнимку с футбольным мячом. Да уж, я нашел лучший подарок для нее. Мяч, которым я забил победный гол в полуфинале.
А дальше? Дальше в альбоме фотографий не было. И была оставлено лишь несколько страничек, подписанных: «Финал. Победный гол Милетского». Нужно будет обязательно вставить сюда несколько фото.
А вот ее старый альбом. Детские фотографии. Она, мама, два брата, две сестры. Как так получилось, что в такой большой семье она осталась одна, выкинутая, ненужная, забытая. Почему мама не поверила ей? Неужели муж для нее был важнее дочери? А если бы она дала ей денег на операцию сразу? Может Лиза была бы жива!?
Хотя не все ли равно теперь?
На похороны нужно будет позвать их всех. Я обещал это Лизе. И обещал похоронить ее рядом с могилой ее бабушки...
Кроме ее семьи приглашать на похороны некого... Тетя Сима, Катя, Виолетта, Вася… и я…
Нет, я не хочу участвовать в этом. Слишком тяжело.
Вот кажется и все. Больше писать не о чем. Лизы больше нет. И нет больше ничего.
Клонит в сон. Так хочется заснуть и уже не просыпаться. На часах уже пять часов утра. Светает. Сердце тревожно сжимается в груди. Что с тобой, сердце? Так болит.
Больно... это так больно - жить без нее.
Лизанька, я никогда не жалел, что встретил тебя. Никогда. Мне так хочется к тебе! Приди за мной!...
****Последнее. ***
«Здравствуй, Костя! Жизнь моя! Любовь моя!
Нет таких слов, чтобы описать то, что я чувствую сейчас. Десять минут назад ты уехал на финальный матч. Ты выиграешь его, я это знаю. Ты лучший. И обещал мне – четыре года назад.
Через пятнадцать минут начнется операция. Ты думаешь, что это очередная плановая операция, и так должно быть. Врач обещал мне ничего не говорить тебе. Но это последняя операция. И все предыдущие были не плановыми. Лечение не дало результатов. Врач сказал, анализы очень плохие. И если не поможет эта операция – ничего не поможет.
Я умру.
Костя… Костя… Милый, любимый, Костя!
Ты помог мне жить. И все это время я жила. Я верила.
Спасибо тебе за каждую секунду твоей жизни рядом со мной. За каждое прикосновение. За каждую улыбку. За твою любовь.
Я ведь ничего не могла тебе дать взамен. Но кто-то сказал, что любовь – это не купля-продажа.
Я так люблю тебя, Костя. Я буду любить тебя всегда. После смерти.
Ты прочтешь это письмо, только в том случае если я умру.
Я не хочу умирать, Костя! В тот день, когда мы венчались, еще с утра, я хотела умереть. Потому что все было бессмысленно. Рядом не было никого.
Вася? Да, Вася был рядом. Но он мой брат. Ты этого не понял?
В последний раз посмеюсь над тобой, можно?
Он мой брат. Сын моего отца и внук моей бабушки.
Нет, Кэтти и Лэтти не мои сестры, они просто две очень добрые девочки. И я их очень люблю. Передай им это. Обязательно.
Васе… скажи ему – что я желаю ему счастья. Катя та самая, которая нужна ему. Пусть он долго не зевает и действует.
Не забудь об этом.
Что еще? Как можно вместить в одно письмо всю жизнь? Какой на вкус фиолетовый? Как объять необъятное?
Никак. Я и не стараюсь.
Я просто люблю тебя. И благодарна судьбе за все это время, пока ты был рядом.
Спасибо тебе, Костя, за то, что ты есть! За то, что ты был в моей жизни.
Я скажу тебе - живи. Хотя я знаю, что без меня тебе будет трудно жить.
Если хочешь, позови меня - я приду за тобой. Обещаю. И заберу к себе...
Вот уже пришли за мной на операцию. Я люблю тебя! Люблю!
Прощай…
Твоя Лизавета Милетская»
- рисунок автора
Три дня из жизни лучшего...
© Copyright: Елизавета Немилостева, 2010
Свидетельство о публикации №210103101111
Свидетельство о публикации №210103101111
Рецензии
Елизавета,спасибо.Трогательно и грустно.Удачи вам.
Людмила Леонидовна Шиленко 05.05.2012 20:12 • Заявить о нарушении
Людмила Леонидовна Шиленко 05.05.2012 20:12 • Заявить о нарушении
Спасибо за отклик!
И Вам всего наилучшего)
Елизавета Немилостева 15.05.2012 21:53 Заявить о нарушении
И Вам всего наилучшего)
Елизавета Немилостева 15.05.2012 21:53 Заявить о нарушении
На это произведение написано 9 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.