Апокалипсис или унтер офицерская вдова

Вечерело. Мы с Марфой Микуличной сидели на веранде, чаёвничали опосля баньки. Ох, ладна была банька. На столе стоял самовар матерущий. В вазах лежали пастилки, калачи, пряники. Вкуснотища. Всё свежее, ароматное. Так и на зубок просится. В саду на яблонях щебетали птахи небесные. Тёплый летний вечер в пригороде, да после баньки. Да чаем. Красота. Хлебнёшь глоток настоянного на травках, зажмуришься, на красу Марфы Микуличны залюбуешься. Всем девка удалась: и статью, и норовом, и трудолюбием.
А вот в ворота кто-то стучится. Опять, наверно, соседка –, вдова унтерофицерская. Что-то часто она стала к нам заглядывать. Придёт нечесаная, не убранная. Хмурая, как будто её кто обидел. Всё у ней не так. Утомляет она местами и временами.
Точно, она припёрлась. И тут же с порога а ну чесать:
- Ох, свет Парфёныч! Что же это творится на белом свете? Одни ж ироды. Зла на них не напасёшься. Всю кровь попили супостаты!
- Голубушка, Акулина Акакьевична, что ж тебе не любо то на этот раз?
- Да вот, пошла на базар, иду по рядам, товар разглядываю. Вижу, малышка стоит, жадно глазками голодными на яблочко смотрит. Сердце у меня доброе, все знают. Дай, думаю, угощу крошку. И взяла яблочко то с прилавка и ребёнку протягиваю. А этот оглоед, провалиться ему на этом месте, мне кричит – яблочко взяла и плати за него. А я ж, его для ребетёночка то взяла, токмо от сердца своего доброго. А он меня чуть не побил.
- Ух, Акулинушка, но яблоки воровать то…
- Ну вот, и ты меня бедную осуждаешь! А у меня сердце доброе. Или, вот иду я обратно домой, вижу конюх соседский не с той стороны кобылу запрягает, и говорю ему, что же ты дурак то такой делаешь, разве так кобылу снаряжают? У меня же отец был, знатно в лошадях разбирался и мне много знания такого передал. А этот чёрт Васька, конюх то соседский, на меня матом и с кулаками, чтобы не лезла, мол, к нему под руку. А я разве под руку, если он дурак то такой…
- Да, Акулинушка, бывает и работаешь, работаешь. Устанешь как собака, да тут к тебе ещё с бесполезными советами лезут, тут то и не выдержишь иной раз.
- Да ты Порфёныч, что такое говоришь, какие такие бесполезные советы? Говори да не заговаривайся.
Тут она вынула откуда то из-за пазухи большой носовой платок и как иерихонская труба высморкалась.
- Послушай, Парфёныч, я женщина слабая, любвеобильная. Повстречали мужичка. Ничего мужичок и с руками, и ещё с кое чем. – тут она покраснела и глупо захихикала. – Месяц мы жили с ним душа в душу. А потом он куда-то запропастился, гад! Да болезнью меня нехорошей наградил. Ох, паразит, так бы и придушила его.
- Так сходи Акулина к дохтору, вон новый дохтор на нашей улице поселился..
- Да, что ты, люди узнают. Засмеют. Ты меня опозорить хочешь что ли? Что тебе не скажу, ты всё супротив меня вывернешь. А у меня сердце доброе, любвеобильное, честное. А ты гад, Парфёныч, я знала это, как первый раз тебя увидела, сразу поняла – гад. Я же хоть и простая, но прозорливая, ибо каждое утро и вечер Богу нашему молюсь без устали, по двадцать поклонов делаю. И каждые выходные в церкви я первая на службу прихожу. Гад ты, Парфёныч, не хотела тебе это говорить, но ты гад. Из тактичности и порядочности своей не хотела тебе говорить.
- Слушай, Акулинушка, шла бы ты домой, по добру по здорову. Не ровен час напросишься хлыста отпробовать.
- Ты мне угрожаешь, да я на тебя уряднику донесу. Так и знай, донесу. Ишь, развелось гадов здесь. Куда не плюнь, кругом гады, паразиты, дураки. О, правильно бабка Серафима говорит, близится конец света, близится. Всех вас паразитов повыжжет. Да и я буду молится за это, чтобы Бог пришёл и судил вас гадов извергов.
Тут я не выдержал, покликал дворовых:
- Гоните эту выдру за ворота. А как в следующий раз попробует к нам прийти, собак спускайте, пусть они с нею беседуют. Да, не ограничивайте собак – апокалипсис, так апокалипсис. Мы же не жадные, если человек просит, можно и апокалипсисом поподчивать.
Выгнали её за ворота. Ох. Тихо то как. В саду птахи чирикают. На столе ещё самовар дымится. Чаёк ароматный. Да и Марфа Микулична – краса ненаглядная. Эх. Хорошо жить. Жаль, конечно, эту женщину. Пока муж то жив её был, порол он её нещадно. За всё порол. Но не помогло видать. То ли уродилась она такая. То ли нравится ей это. Поди разбери их таких.


Рецензии