Арбуз. Пролог

           В это утро Сивухин проснулся слегка «после вчерашнего». За окном яростно шел дождь. Никакой надежды на просветление ни в голове, ни на улице не предвиделось. Он решил подумать о низменных животных потребностях – о желудке, звуки в котором мало отличались от завываний за окном.
           Дома никого не было. Сивухин вышел на кухню в одних трусах. Голова закружилась и он сел на табуретку. Один в своей квартире. Шум в голове. Холодная табуретка. Когда-то все это уже с ним уже происходило.
           Ощущения напомнили Николаю утро после похорон матери. Только тогда еще ныло сердце, и непонятная тревога терзала душу: «Никому не нужен. Что дальше? Как жить?» Ведь вышло так, что меньше чем за год Сивухин похоронил обоих родителей.
           Первым умер его отец, который работал сельским механизатором. Его золотые руки славились на весь район, и именно он привил сыну любовь к железкам. Отец успевал ходить на работу, содержать огромный дом в идеальном состоянии, помогать матери на огороде и заготавливать корма для многочисленной живности. Но когда рванул Чернобыль, Петра Сивухина, как и многих других бросили на ликвидацию последствий катастрофы. После возвращения «оттуда», поначалу жизнь текла размеренно как раньше. Последствия «срочной командировки» проявились лишь через несколько лет. В то время Николай уже учился в институте. Причем, проявились очень резко и неотвратимо. Болезнь буквально за год сожрала изнутри когда-то сильное тело отца.    
           Полдома, в котором жили Сивухины, принадлежало родной сестре отца тетке Софье. И она предложила поменять свою столичную однокомнатную квартиру на половину дома, перешедшую Николаю по наследству. 
           Чтобы сменить обстановку, в которой все напоминало об отце, Сивухин с матерью согласились переехать в город. Тогда Сивухину пришлось пойти на работу в АТП при институте. И, будучи студентом пятого курса, Николай совмещал учебу и работу, чтобы прокормить себя и мать. Он все делал для того чтобы стать старшим мужчиной в семье и очень надеялся наладить новую жизнь.
           Но мать Сивухина так и не смогла смириться с потерей. Со дня смерти мужа и до своей кончины она почти не разговаривала, не выходила из квартиры и постепенно угасла совсем.
           В то утро он также как сейчас сидел на холодной табуретке. Он думал о своей жизни: «Школу закончил в селе. Почти все время учебы в институте прожил в общаге. А теперь я «городской». У меня своя квартира. И ни живой души вокруг. На хрен она нужна такой ценой?»
           - Так! Что тут у нас? – Сивухин встал и подошел к холодильнику, пытаясь не позволить физической слабости перерасти в душевную.
           Он обследовал запасы провианта в холодильнике, на столе и плите. Но выбор пал на огромный арбуз, который плавал в большом тазу с водой и медленно поворачивался. Зеленый шар без привычных для арбуза полос медленно вращающийся сам по себе. Потянуло чем-то инопланетным. Стало как-то жутко, и Сивухин застыл посреди комнаты. В голове у него стало как-то не четко и отрывисто мелькать: «Растения-людоеды… лунная пыль… пространственно-временной континуум… пришельцы… парсеки… протоны…»
           - Так! Стоп! – отреагировал Николай на нарастающий дискомфорт в животе и вернулся к реальности. Видимо он еще не проснулся.
           Сивухин взялся мыть арбуз, после чего водрузил его в центр стола. Кухонный нож легко вошел в зеленую кожуру по самую ручку. Когда Николай  медленно вел им по меридиану арбуза, спелость распирала оболочку, и надрез постоянно опережал лезвие на пару сантиметров. От этого арбуз резался не совсем ровно, но хруст спелой мякоти ласкал слух как никогда. И вот свершилось: арбуз не выдержал и развалился на две почти равные части. Надломившаяся серединка засверкала в солнечных лучах как алмазная россыпь.
           Опять стоп! Какие лучи? Дождь как из ведра. Видимо Николай таки проснулся, но далеко не с легкого похмелья.
           А нет! Все нормально. Один лучик таки пробился сквозь тучи.
           Рука Николая крепко сжала нож, и он отрезал первый кусок.
           Солнце уже смелее заглядывало в окно, и Сивухин как рентгеном просветил «первенца» на предмет наличия косточек. Оставшись довольным результатом, он жадно впился в арбуз.
           Дальнейшие минут пять он просто очень плохо соображал, что делал. Мысли в голове превратились в одну ничего не выражающую линию, как кардиограмма у покойника. Николай машинально резал и ел, резал и ел. У него текло по бороде, по рукам. Косточки падали на пол. Но это все делал не он. Он превратился в безмозглое животное, которое после недельных скитаний по пустыне добралось до водопоя. Он ел взахлеб.
           Остановился Сивухин лишь тогда, когда ощущение полноты переросло в ощущение счастья. Он был сам как арбуз. Он излучал спелость. Его кожура сверкала на солнце. О стал сладким и сахаристым плодом, который приятно взять в руки и ощутить солидную тяжесть.
           Арбуз сделал свое дело. Сивухин вернулся в комнату, включил телевизор и лег на кровать. Через несколько мгновений наступил глубокий почти здоровый сон.


продолжение http://www.proza.ru/2010/10/31/994