сто лет ночества
Бумага терпит взгляды исподлобья
перерожденных лампой Ильича
в очередях к его надгробью.
Свеча еще горит тому, кто рад,
и отражается в зеркальный купол,
где стоны сотен миллионов кукол
запечатлеет фотоаппарат.
Гул нарастает, укротив печаль.
Затихла речь, журчит все чаще в стол.
Стол ломится, гордится новосёл.
Свеча горит.
Чернила.
Гул.
Февраль
рыдает сам, по снегу тушь размазав.
Он глух и нем, ослеп на оба глаза.
Свидетельство о публикации №210110101149