хор имени дирка стрёва

1.

ХОР ИМЕНИ ДИРКА СТРЁВА

Все больше, наблюдая по делу и без дела, сетевую критическую массу,
будь то рецензии любых мастей, типа эссе, книжные обзоры или разборы
больших и малых литературных сабантуев, бродит впечатление, что авторы
статей, постов и од пытаются призвать читателя в обеденный перерыв под
знамена хора имени дирка стрёва. Наделив при этом ничего не подозревающих
и обедающих худшими качествами моэмовского персонажа: слезами, отсутствием
позвоночника и готовностью в любой момент поделиться женой.

Как ни странно, но часто живые и четкие оценки рождаются в убогом, казалось бы,
стосорокознаковом твиттере, в то время как ребята с дипломами, вкусом и окладом
на кафедрах уверовали, что шутовство их – их же талант.

Исключения известно, что подтверждают.
Проблема, литературно говоря – косяк, появляется, как только критика
переползает в зону чистого искусства комментария, забывая, что интернеты,
они интернеты и есть.

Вот тогда гений Стрёва бьет мазню Гогена.
А тонкое и умное становится лоснящимся и дурно пахнет.


2.

АЗ, БУКИ-ВУГИ

"Мне думается, что самое интересное в искусстве - личность художника,
и если она оригинальна, то я готов простить ему тысячи ошибок".
Сомерсет Моэм

Да, так вот. Пора бы, наконец, перестать перестать бояться. И в первую
очередь эпиграфов, точнее того, чего они никогда не выражали. Потому что самое
неинтересное в искусстве – всё та же личность художника, и в этом, увы, мало
оригинального. А поскольку мы в сети, где нет художников, но имеются авторы,
утверждающие, что и они обладают интересно-неинтересной личностью, возникает
справедливый вопрос: неужели готовиться прощать им ошибки, тысячами?

Электронным путем спросили мы об этом у признанного авторитета в деле поиска
скрытого смысла и укрепления сетевого духа – одного переученного сетературоведа
(даем часть переписки диалогом):

— Скажите, (…) , не пора ли нам перестать перестать бояться?
— Мне вас сам бог послал, - ответило светило, - Именно так. Перестать перестать!
А то последнее время морочат головы ерундой о "кофе" среднего рода. Это
филологические штучки и немного политики. Мы, сетературоведы, не видим никакой
проблемы в том, что "кофе" среднего рода. Во всяком случае, пока "проблема" –
женского рода, а "род" – мужского. Насчет личности автора, мне вам сказать
нечего. Но всякому ясно – личность рода женского, а потому обидчива,
непредсказуема и лжива, и автор – полное ничтожество, если связался со
вздорной бабой.

Конечно, такой ответ нас ни в коем случае не удовлетворил, но объяснений не
последовало и, скорее всего, светило ушло в себя. Можно, кстати, понять.

Литературоведческий мир (тот, что переучен и в сети) пребывает в постоянном и
неспокойном движении, если вообще можно назвать реальность, образуемую
литературоведами – миром.

Кроме того, человек, имеющий некоторые знания помимо поисковика, в сети вынужден
шифроваться, чтобы не получить в собеседники как раз поисковик. А так как для
беседы с поисковиком вообще никаких знаний не требуется, такой человек часто
замещает свое присутствие его эффектом, крепко рискуя, потому что эффект
присутствия, в свою очередь, не замещается ничем. Такой сетевой парадокс. 

Делать нечего. Видимо снова придется закружить в танце, обзывая все вокруг
своими дурацкими именами, начав с имени самого танца: аз, буки – вуги.

Вопрос несуществующей личности сетевого автора не такой безобидный, каким может
показаться ушедшим в себя сетературоведам.

Уже делались зарубки на контркультурных носах: бумажная книга помрет, родимая,
не оттого, что перестанет быть источником знания (уже практически перестала и
доходит), а оттого, что сеть выдает на гора столько информации по несуществующей
личности автора, что его произведение становится продуктом побочным, нагрузкой,
так сказать.

Как статуэтка фарфорового будды к килограмму апельсин в доисторические времена
повального чтения. И более того, все чаще и сам автор самоотверженно закрывает
читателю глаза на собственное фарфоровое (в глубине всего понимая, что ни это
главное), виртуозно жонглируя апельсинами позиционирования перед закрытыми глазами
засыпающей публики.

Ну, да это, наверное, полбеды. Чаще всего вопрос «личности» поднимается самими
авторами в процессе так называемой критики. «Не смейте касаться личности автора, -
заявляют они, - Критикуйте все, что угодно, но не смейте касаться». Некоторые,
увлекшись, протестуют так же относительно критики темы произведения. Последнее
обстоятельство комментировать не имеет смысла из-за опасности сорваться на мат
благой и неправедный.

Обратимся к Моэму – возможно именно этот беспредел он имел в виду, когда заявлял о
собственной готовности прощать? Согласимся, авторские стенания о недопустимости
критики личности, по крайней мере, оригинальны, а, следовательно, просительны,
даже если ошибочны.

Но о каких ошибках идет речь: «житейских» или «творческих» и бывают ли одни без
других? Стрикленд (П. Гоген) из романа «Луна и грош» на редкость мерзкий тип в
плане житейском, но гениальный художник. Он равнодушен к окружающим и с легкостью
рушит чужие судьбы. Именно это, очевидно, прощает Моэм Гогену, сообразно
собственному постулату «оригинальной личности». Однако если попутный гений плюнет
нам в глаза, на кой, ответьте, нам оправдание плевка каким-то Моэмом, Моэму-то в
глаза никто не плевал, ему легко прощать. Тогда, наверное, имеются в виду ошибки
творческие, неверные пути, трудности роста, болезни и искушения, караулящие
художника за каждым углом, преодолеваемые сильной личностью. Но в таком случае
«прощение» подобных ошибок следует назвать идиотизмом, с тем же успехом и мы
прощаем Моэму то, что он сделался писателем.

Стоп. Вернемся к заскучавшим сетевым авторам, а родителя эпиграфа (не выражающего
ничего) оставим временно в покое, ясно теперь как божий день – он всего лишь
простил сам себя.

Здесь надо сделать несколько обязательных па (в аз, буки-вуги – именуемых: ап).
Сетевое творчество замешано на общении, ничего нового в этом нет, всем известно.
Важно то, что сами рамки «творческого» расширены включением в процесс такого
общения. Это: бич, гроб и тихая музыка по литературе.

Представьте кабинет писателя. Письменный стол, открытое окно, ворох бумаг, дым,
дым и тишина. Главное же – автор один. На один с произведением, голосом - слухом.
Колдовство, тайна за десятком печатей – рождение текста. И вот в этот кабинет
развязной походкой входят молодой человек с барышней. Барышня вздыхает и проходит
к окну, и там начинает вдруг хохотать. А молодой человек усаживается на край стола
и принимается горячо и критически объяснять что-то совершенно обалдевшему писателю.
«Перестань, перестань», - кричит писатель сразу обоим. Но перестает сам, что и
понятно – писать в такой обстановке невозможно.

Такие дела творятся сплошь и рядом в сети, на литеро-сетеро просторах виртуальных
кабинетов. Только в сети это не бред, а суть процесса.

Известная разница между чтением книги и электронным чтением (чтением онлайн)
заключается в способе выхода. Читающий книгу, встретив в тексте мысль или ощутив
личную причастность и близость написанному, откладывает манускрипт или планшет и
погружается в раздумья. Ведет внутренний диалог с автором, спорит, переживает
прочитанное, забывает, вспоминает прожитое, и – продолжает чтение. Онлайн читатель,
при относительно равных условиях, выбрасывает эмоцию в окошко публикации комментария.
Для чего ему проходить непростой путь понимания текста, когда под рукою автор,
которому моментально можно послать привет; или просто - послать.

Сетевой автор, будь он трижды талантлив, впитав с молоком мачехи (общественного
мнения) тезис о важности обратной связи – тут же кукишем рисует ответный смайлик
онлайн читателю. Процесс пошел. Только обсуждать произведение, откуда этот процесс
пошел, никто уже не будет – каждый думает, как ответить на реплику, позиционируя
себя писателем или читателем.

Эти милые песни иногда прерываются «критической паузой», но автор (как бы ему не было
и стыдно, и досадно) ни за что не признает, что эта пауза застала его за глупым
занятием, автор чувствует – что-то пошло не так – но сил на обратную дорогу у него
не осталось. Тогда он вопит: «Не трогайте мою личность, суки!». Суки подозревают,
что достали человека, но не понимают чем, однако, отваливают, сломав иллюзию
«творческого» и разбив вдребезги хрупкую и пустую вазу онлайн чтения.

И начинаются танцы, азы критики – тема произведения и личность автора –
оттаптываются буками онлайна, в итоге остаются бесконечные «вуги» - слова без
смысла, неуклюжие движения, ложные па.

Но весь этот абсурд, карнавал тоски, скука пластмассы по форме литья – не могут
заменить автору: творческой реализации, читателю: интеллектуального запроса на
литературу. Будем хотя бы серьезны, неприкосновенная для критики личность
сетевого автора исчезает одновременно с загрузкой операционной системы и появляется
вновь, когда питание компьютера может быть отключено. Поэтому те, кто голосит о
«руки прочь от личности автора», видимо, имеют слабую защиту экрана – критика
личности сетевого автора по определению невозможна (хотя в литературной критике –
это чуть ли не обязательный принцип). Для неё неприемлемо расстояние, равное
скорости передачи данных помноженной на секундный клик. Для неё нужно намного более
солидное расстояние, плюс время, полюс текст, проверенный временем же.

Текст. Да, так вот. Хватит ничего не бояться. Пора перестать перестать. Моэм не
знал искусства интернетов. Думается нам, что единственное, что может интересовать
в net.искусстве  – это текст, он же личность автора, он же – её ошибка. Именно тексту
мы готовы простить практически всё, будь он хоть сколько-нибудь оригинальным.
За исключением, разве, родни по отцовской линии. Автору, на наш взгляд, неплохо
бы заколотить окно, хохочущих барышень поручить их же спутникам и попросить всю
компанию вон. И заняться прямым своим делом – чисткой сетевого сарая до
кристальной нищеты писательского кабинета.

Правда, прощающее все и всем направо и налево за одну только оригинальность
личности светило, вышедшее, как нам стало известно, из себя, одарило мечущийся
литературоведческий мир таким признанием: «… как так и надо. До тех пор, пока автор
будет подавать всем подряд в постель «кофе» среднего рода, проблема не сгинет. А
текст - так и останется стыдливо прикрытым вздорной личностью попавших в сеть.
Литература сдохла –  хвост облез, вместо почившей – серенькая компьютерная мышка
и дрожащие пальцы сетератора, вращающие колесико истории. Но в каждой жизни
обязательно должно быть то, вот что отказываешься верить. Аз, буки – вуги».

(фото: Garry Winogrand, "Worlds fair", 1964)Worlds fair