Колонизация

 Галина Борисовна запахнула поплотнее свою смешную шубенку. Теплая чашка согревала тонкие, ещё красивые пальцы. Спасибо Насте, принесла термосок. Забежала после уроков домой, залила кипяточком, добавила немного сахара. Оторвала жёлтый квадратик и опустила следом чайный пакетик. Укутала понадёжнее полотенчиком и к бабушке. Посидела немного, пока та сходила в туалет. Полистала гламурные журнальчики с высокой полки. Подала тёплое полотенце и смотрела странно, как Галина Борисовна вытирает свои тонкие ладони. Занозкой вошёл этот взгляд в старое сердце. Почему так смотрела Настя? Как, как? Поняла, жалостливо. Провожая взглядом знакомую яркую куртёшку, поняла.

 Нельзя. В этом мире такой взгляд означает слабость. Пропадёшь с таким взглядом. Надо быть сильной, смелой. Пробиваться к лучшей жизни. Старайся, Настя, не поддавайся. Бабушка ведь не поддаётся. Даже тогда, в голодном Ленинграде, в промёрзшей квартире, когда последний томик Пушкина отдал тепло.

 Галина Борисовна засунула термосок под свою смешную шубку, обхватила его узкими ладонями. Покупателей в супермаркете в этот полуденный час немного и холод не так досаждает. Место, прямо сказать, ей досталось не ахти. Хозяин газетной точки, заключая субарендный договор, думал больше о выгоде. У дверей расположил полку с газетами и журналами. Как открываются, так сразу вспоминаются те длинные коридоры их коммуналки. Безлюдные, тёмные. Осыпается иней с косяков от старушечьих, шаркающих шагов маленькой девочки. Грешные мысли порой терзают душу. А не лучше было бы, если уснула тогда она тихо и незаметно? Как все остальные. Мама и сестренки. Альбина Петровна из квартиры напротив. Старая бабушка чуть подальше. Все.

 Нет, нет. Она православная. Хоть и папа был коммунистом. Его кабинет опустел, когда ещё в квартире было тепло и сытно. Когда в большие окна светило весеннее солнышко. Она тихо приоткрыла тяжёлую дверь, все ещё надеясь увидеть папу. Но повстречалась только со взглядом усатого старого человека. Портрет его так и висел в опустевшем кабинете. Холодея вместе с живыми. И потом  с ней, с одной. И не было в этом взгляде жалости. Нельзя. Разве может быть взгляд Вождя жалостливым? Нет! Он должен смотреть прямо и смело. Решительно, иногда улыбчиво чуть-чуть. Но никогда не жалостливо. Когда страна в опасности. И колонизаторы потирают руки, расчищая для себя жизненное пространство.

 Галина Борисовна очнулась от требовательного вопроса очередного покупателя. Да, да, конечно есть. Биржевые новости? Сейчас посмотрим. Вы знаете, сегодня не было. Конечно, конечно. Извините. Заходите ещё. Непременно. Я узнаю. Обязательно. Извините ещё раз. Даже жарко стало. Как тогда, в чужой, заполненной паром комнате. Когда она пришла в себя среди совершенно незнакомых людей. Не понимая ещё, что их коммуналка с мамой и сёстрами, Альбиной Петровной и соседкой старушкой осталось в невозвратном прошлом. Приходящим только во сне, освященным весенним солнышком из больших, чистых окон. Нельзя, нельзя.

 Дверь опять широко распахнулась. Молодые, разрумяненные от октябрьского первого морозца люди заполнили вход, загородив Галину Борисовну от покупателей. Высокий парень в светлой рубашке, жилетке и шляпе с большим пером держал в руках аккордеон. Второй, пониже, но с такими же светлыми волосами деловито стал устанавливать колонки и проверять микрофон. Галина Борисовна обратила внимание на гетры и добротные ботинки обоих молодцов.  Следом за юношами в магазин впорхнули три девушки тоже в одинаковых нарядах. На них были кофточки, затянутые узким корсажем с длинной шнуровкой впереди,короткие, сборённые юбочки и вышитые фартучки. В руках девушки держали большие пивные кружки.

 Из установленных динамиков понеслось:

 -Приглашаем покупателей нашего магазина на самый весёлый праздник. В программе национальные песни, танцы, шутки. Разыгрываются ценные призы. И конечно наши угощения к лучшему в мире пиву. Причем совершенно бесплатно. Подходите, угощайтесь. Баварские колбаски, кислая капуста, штрудель. К каждому купленному вами бочонку нашего самого лучшего пива большая свиная рулька. Совершенно бесплатно.

 Высокий парень заиграл на аккордеоне,который пониже запел неожиданно тонко с переливами. Девушки с кружками закружились вокруг них. Заходящие покупатели равнодушно спешили мимо. Лишь толпа молодёжи с пивными бутылками окружила ряженных, снимаясь вместе на мобильники. Их угостили бананами и они долго не хотели уходить. Правда, бочонки не покупали.

 Лишь бы Настя не подошла, подумала обеспокоенно Галина Борисовна, пока праздник их не закончится. Она вновь запахнула свою смешную шубёнку. Странные мысли полезли в голову. А если бы они нас тогда колонизировали? Может и справнее было. Порядка больше. Жили бы как они. Нет, нет, прости, Господи. Нельзя жаловаться. На хлеб она заработает. И на учёбу внучки. А в каникулы Настя, как постарше будет, подработает. Но не так, не пиво. Какие нибудь рульки. А там и на бюджетное поступит. Она умная и старательная. И интеллигентна по-ленинградски. Как и её бабушка. Хотя уже и не там. И не с теми, оставшимися в той большой коммунальной квартире.

 А Oktoberfest, заменив окончательно Великий Октябрь, широко шагал по необъятным, колонизированным просторам. Лишь Галина Борисовна, кутаясь в свою смешную шубу, одиноко сидела в своем уголке среди гламура и чужих голливудских улыбок.