1. Ангелам здесь не место

puzzle 1


                Принцу на белом коне посвящается...


Камера, стоп! Снято! Второго дубля не будет…

Я ЖЕ ПРЕДУПРЕЖДАЛА, ЧТО ПИШУ  ?!!!

Предупреждала, что пишу ТОЛЬКО ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ НА САМОМ ДЕЛЕ.

Предновогодняя встреча. Твоя «мадемуазель Бланш» сидит бессловесно за моей спиной в твоем офисе, а я, болтая с тобой о своей «прозе», говорю Т Е Б Е !!! , а не ей, что большая глупость записываться ко мне во враги, потому что я смолчу и проглочу любую обиду, соглашусь с любой несправедливостью. А после сяду за стол и попробую с пером и бумагой разобраться в том, что произошло. И тогда камня на камне не оставлю от своей обиды, потому что безжалостно расправляюсь со всеми, и, прежде всего, с собой.
 Что из этого выходит? Предоставляю тебе возможность ознакомиться с небольшим фрагментом того, что получилось. Это - конец моей «истории», вернее, небольшой отрывок, - только то, что происходило между нами в последние дни. Так, как  я это видела. Так, как это прочтут другие.
Моя «проза» не жалоба и не оправдание, а мой субъективный взгляд на происходящее, на который я имею право. Скорее всего, ты никогда не прочтешь моей книги, даже если она будет издана, хотя я писала её тебе и о тебе.
Этот год я жила только тобой. Любила только тебя.
Ты не прочтешь. Но я её написала.
И с этим ты уже ничего сделать не сможешь.

Камера, стоп! Снято. Актеры свободны. Второго дубля не будет. Это – жизнь, а не кино.

6 апреля - год, как нас познакомили. Разреши тебя с этим поздравить.
 Это – мой тебе подарок.

12.03.06

12.04.06
… И не только…



                П Ь Е Р

Часть 13. Возвращение на небо.


                Счастье вещь нелегкая: его очень трудно
                найти внутри себя и невозможно найти
                где-либо в ином месте.
                Шамфор.

                На сцене один играет князя, другой  советника
                третий слугу, солдата, генерала и т.д. Но различия
                эти имеют чисто внешний характер; во внутренней
                же сущности такого явления у всех скрывается одна
                и та же сердцевина: бедный актер с его заботой
                и нуждой.
                Шопенгауэр. «Афоризмы житейской мудрости».


16-е января.

 Утром разбудил звонок. Впрочем, какое утро! На часах спросонок едва различаю цифры. Уже неплохо бы было и проснуться - через пару часов надо ехать к Алёнке Прекрасной, машина в гараже. Вчера, опаздывая, взяла попутку до гаража, но водитель, соблазнившийся на мой расфуфыренный вид и рассчитывавший на мою вследствие того щедрость, прошелся своим негодованием по моей скупости в ответ на протянутые ему пару гривен. Повторять эксперимент сегодня уже не хотелось. Сегодня просто выйду загодя. Оденусь попроще, не смущая салтовских жителе парижским шиком. Подгоню машину к подъезду, переоденусь и – вперед, к красоте!
    Звонок не мне. После того, как мой телефон пожил у сына, вынуждена принимать звонки от всех его друзей и подружек. Значит, у сына все в порядке. Востребован. Чего не могу сказать о себе. Впрочем, похоже, и обо мне кто-то вспомнил. Навожу резкость на экранчик телефона. Точно. Сообщение от Масяня. Интересуется, не нашла ли, кому пристроить собаку его знакомых. Похоже, должна воспеть осанну собакам, кабы не они, сердешные, давно распрощалась бы со всякой надеждой на общение с этим славным мальчиком. Ну что ж, собаки так собаки, обнадеживаю, звоню Алике, и к вечеру проблема почти решена. Ей нужен сторож. Подойдет или нет – дело за самой собакой. Пусть старается.
   «Не принимай близко к сердцу чужие проблемы. Им легче разрешаться, когда абстрагируешься от них»,- написанное Серёге спросонок, сбывается к вечеру, и он шлет мне благодарное: «Ты здорово выручаешь :-) », - в ответ.
   Конечно. В этом моё предназначение - разгонять тучи над теми, кому сейчас дождь не нужен. Одним только взмахом своих пестреньких крыльев…

  < Зачем я взялась за это хлопотное занятие – печатать. Мысль вяло переваливается с бока на бок в ожидании, когда я донажимаю кнопочки ноутбука, дощелкивая передуманное. Я уже давно бы выписалась и пошла спать. Но Светкино: « Ты теряешь массу времени, проделывая двойную работу. Пиши сразу в компьютер»,- занозой засело в голове, и я решила хотя бы сделать попытку. От попытки не в восторге. Хотя что-то в этом есть. Медлительность удава. Пока передвинешь свое грузное, длинное тело с одной фразы на другую, мысль, её породившая, устав ждать своего воплощения на бумаге, начинает развлекать себя метаморфозами, видоизменяясь и гримасничая в ответ на мои попытки возвратить первоначальную идею. Так и боремся. Она со мной, я с нею. А это постоянное перечитывание и одновременная редактура написанного? Жуть! Где легкость пера? Где живость мысли? Где все то, что погружает меня в состояние эйфории и экстаза? А нет этого!
   Пожалуй, бросать перо рановато. Печатать будем параллельно. Когда я пишу в тетрадь, я живу. Когда печатаю- работаю над текстом. А это совершенно разная проза. Не будем лишать себя ни первого, ни второго. Потихоньку осваивая это и не бросая того, что более мне близко.>

 …К Светлане заехала, поддавшись порыву. В магазине ее не оказалось. Покрасовалась перед ее подругой купленным у них осенью нарядом. Померила кое-что из бросившегося в глаза. Надо послать небесам запрос на исполнение желаний. Не озадачу - обо мне забудут. А нет желаний, нет ощущения жизни. Сейчас, например, у меня банальное желание закурить. Пойду и осуществлю его имеющимися в моем распоряжении средствами. И пусть мне будет противно и гадко во рту утром, сейчас я хочу получить кайф от легкости сбычи своих мечт. На мою вязь из неправильных слов несчастный редактор отреагировал шизофренической живописью, разукрасив мой текст разноцветными волнами. Похоже, мы с ним поладим и прекрасно развлечемся.

   Пошла курить…
   Балкон еще и бутербродом, припасенным  утренней сытостью, осчастливил. Жую и радуюсь жизни.
   Светлана встретила радостным: «Я только вчера тебя вспоминала!»…

<Мы засиделись, пытаясь в один вечер вместить месяцы жизни. Разговор перескакивал с откровений на прозу, с прозы на взаимные покусывания. Я записала совсем недавно, Света пишет уже не первый год. Только сейчас мы обнаруживаем с ней, насколько мы разные и в отношении своих ожиданий от написанного, и даже в самой мотивации желания писать. Она пишет, чтобы придуманным избыть свой страх перед реальной жизнью. Я пишу, чтобы заставить себя жить ярче, насыщеннее. Мне нужна экстремальность в жизни, чтобы, переживая вживую реальные события, заставить себя чувствовать. Я хочу писать только то и только так, как это происходит на самом деле, не оберегая себя от зачастую физических мучений. Она, пережив раз сильное потрясение, настолько испугалась боли, что решила, экстрим хорош только в прозе. И все возможные ситуации старается проиграть в выдуманных сюжетах с выдуманными героями, чтобы на бумаге изжить свои подсознательные страхи перед возможностью их воплощения в окружающей её действительности.
   Что ж, свое видение не навяжешь. Мне неинтересна проза, лишенная глубины. Я достигаю её погружением на эту глубину. Она предположениями и догадками.>


…Кто из нас прав? Скорее всего, у нас просто разные читатели.
      - Какая твоя сверхзадача?- спрашивает Светлана.
- Какая сверхзадача?! Все просто как ясный день! Светик, я денег хочу заработать!
- Фи, как прозаично, ты бы придумала что-то повозвышеннее.
- Зачем? Это же правда. Остальное - от лукавого.
- Ладно. Допустим. Ну, а что ты хочешь видеть итогом своего писательства?
- Хочу договориться сама с собой. Понять, что же мне от жизни нужно. Мне нужно согласие внутри себя. Основной движущий мотив моей жизни – я, наконец, поняла и приняла это - любить и быть любимой. Так, чтобы это совпало во времени и пространстве. И я буду писать до тех пор, пока это не воплотится в жизни. Не получится воплотить, значит, так и буду писать. Получится, закрою тетрадь и начну жить обычной жизнью обычной женщины с любимым человеком. Ради него и для него. И я согласна на чувство любой глубины, лишь бы оно владело нами одновременно, согласна даже отступить на шаг, на два шага от человека, если сила и глубина моего чувства будет подавлять его. Я учусь управлять своими эмоциями, владеть чувствами, быстро реагировать на перемены, учусь владеть ситуацией. И все благодаря тому, что бросаюсь в пропасть, не страшась расшибить себе голову. Живу и учусь у жизни. Об этом пишу.
  - Не поверю, что тебе не хочется, чтобы твою прозу еще кто-то и читал. Наоборот, ты бы поверила в себя, что можешь создать что-то стоящее, если бы увидела, что кроме тебя, это интересно еще кому-то.
  - Да нахожу я своего читателя. Но сегодня мне еще не нужна чья-то оценка. Я не испытываю потребности нравиться своей прозой кому-то, получая кайф от себя самой, от того, на какую глубину в себе удается нырнуть. Что там, на этой глубине удается раскопать. Мне это интересно, а не то, что о моем «творчестве» скажет баба Маня или критикесса Аделаида.
  - И что, ты совсем не хотела бы издаться? Не поверю.
  - Конечно, хотела бы. По крайней мере, у меня есть теперь несколько исписанных листков, которые я могу продать вместе с душой. Мне денег, Светка, хочется.
-Фи, как пошло, - сморщила опять носик подружка, - Ирка, ты хотя бы для прессы придумала бы что-то более одухотворенное.
- Какая пресса! Шутишь? Зашифруюсь, напечатаюсь, сорву банк и открещусь от всего, что написала. Я понимаю, что заработать могу только тем, что хочу и умею делать хорошо. Сегодня я хорошо могу только писать. Остальное мне неинтересно. Если это принесет еще и дивиденды, буду счастлива! Мечтаю получить гонорар и купить себе квартиру в Париже. Чем не сверхзадача? Слушай, Свет, а зачем ты пишешь?
- Я в рассказах моделирую ситуации, которых хотела бы избежать в жизни.
- Избежать? Но почему?
- Потому что я боюсь. Я боюсь страдать, боюсь любить, потому что это приносит страдание. Я стараюсь переиграть все на бумаге, чтобы отвести это от себя в реальной жизни.
- Но если ты так боишься, что с тобой может случиться что-то, что причинит тебе боль, если ты избегаешь этой боли, как ты можешь её описать? Ведь не пережив,  реалистично не напишешь. Это будет поверхностно, неглубоко, неубедительно. Зачем вообще писать, если всего этого не было?...
      < Светик возбуждается от услышанных слов, они задевают ее за живое. Впервые вслух высказываю свое мнение в открытую, не щадя её самолюбия. Я никогда раньше не позволяла себе таких резких выступлений в адрес её прозы. Сегодня  безжалостна. Последние два года сильно изменили мое отношение ко многим принятым в обществе нормам поведения. Борясь с собственной неискренностью, заставляя себя быть честной сама с собой, я перестала воспринимать лукавство и лицемерие других. Нет, я проявляю тактичность и не навязываю малознакомым или не заинтересовавшим меня людям максимализм и экстремизм в общении. Но там, где меня хорошо знают, с друзьями, с которыми мы уже не первый пуд соли доедаем, или новыми знакомыми, которые вызывают во мне искренний интерес, я предпочитаю общаться без маскировки и заигрывания друг с другом. Одним словом, я теперь человек не светский, а скорее, эпатажный. Впрочем, так оно и раньше было, только поле для боевых действий, то бишь, круг общения, было поменьше, чем сейчас. Я вернула себе многих друзей из прошлой жизни. Среди когда-то покинутых мною друзей и любимых очень много по-настоящему интересных и многогранных людей. Для каждого из них в моей душе море нерастраченной нежности и признательности, и желания познать их мысли и чувства. Но не хочется тратить попусту время на взаимные поглаживания и восторги. «Давайте сразу перейдем к делу»,- словно говорю я каждому из них при встрече и обрушиваю на голову и себя, и свою к ним любовь, откуда только столько берется, и, развернув тем самым их души лицом к себе, устраиваю допрос с пристрастием. Кто же ты на самом деле, - словно вопрошаю их, задавая этот вопрос не внешней оболочке, привыкшей ладить с миром, а глубинному «я», которое каждый прячет за семью замками, но куда я врываюсь через заднюю дверь.
       Я пишу о себе. Ковыряюсь в себе, обнаруживая все больше и больше тайных комнат. Познаю себя. А, познавая, прихожу в согласие с собой и с миром. И, изведав то непередаваемое блаженство, что это согласие приносит, спешу поделиться обретенным умением не бояться жить - других. Моих любимых. Моих возвращаемых или вновь обретаемых друзей.
        Не кривите душой - попробуйте просто жить. Это очень увлекательно и совсем не смертельно. Об этом моя книга.>


...- Если ты хочешь стать нобелевским лауреатом,- иронизирует подружка,- переделывай свои дневники в прозу. Дневник тебя к лауреатству не приведет…
< - Это уже не дневники,- парирую в ответ, - это автобиографическая проза. А она, похоже, востребована. Многие потерялись в мире, не знают, кто они. Пытаюсь разобраться сначала в себе, потом помочь тем, кому это интересно. Это и есть мой читатель    Об этом мы уже не говорим. Об этом я додумываю позже как бы в продолжение начатого разговора. Погружаясь в собственное «я» все глубже, исследуя мотивы, реакции, рефлексии в ответ на пережитые чувства, после, описывая свое путешествие и вплетая это в канву повседневности, я как бы приглашаю к путешествию вместе с собой. Словно сталкер Тарковского, веду по лабиринтам души и предлагаю открыть те двери, что уже распахнуты во мне, но еще пока наглухо закрыты в других. Мне многое теперь понятно в другом человеке, потому что я разобралась в этом в себе, что называется, не выходя из собственного дома.
    Мой опыт - это прожитая жизнь. Это пережитая вновь и вновь ментальная её сторона. Все это теперь во мне. И остановиться все сложнее и сложнее. Не видно для этого предпосылок..>
…- Я подумаю над этим, - отшучиваюсь я…



Увлеклась. На часах уже четыре часа утра. Для сна осталось не так много времени.
Светлана уговаривала остаться ночевать у неё. Но, утомленная беседой и пресыщенная нашей непохожестью, я сбежала в ночь к себе, на Салтовку.  Предпочтя общению с ней разговор с самым понимающим меня собеседником – с собой.

 Никак не подступлюсь к своей тетради. Так и лежит с закладкой-ручкой на странице с коротенькой записью о моем приезде в Харьков. На числе тринадцатое.

Сегодня уже наступило семнадцатое. Если это имеет какое-то значение для читающего    это «творение» человека.



 Почти 21-е. Но, в общем-то, 20-е.

Почти закончила одиннадцатую тетрадь, внезапно разродившись залпом воспоминаний из далекого прошлого. И, что обидно, преимущественно безрадостных воспоминаний.
Очередной наплыв любви и жалости к себе - неисправима в этом всепоглощающем чувстве. День промелькнул совершенно незаметно.
 Несколько звонков по телефону. Элен никак не освободит время для встречи. Хочется послушать ее мнение об уже написанном. Не рвусь пока вводить новых лиц в круг читающих, оберегаю себя от «предварительного обсуждения» своей прозы. Хочу писать лучше, но не хочу переделывать по смыслу уже написанное.  Я должна остаться сама собой. Без гримас и ужимок на радость публике, пришедшей поразвлечься. В конце концов, у каждого законное право на своих тараканов в собственной голове.
  Интересно, где-нибудь это право закреплено законодательно?
***

24 января, плавно перешедшее в 25-е.
   
   Сколько раз учила меня жизнь - нельзя связываться с дураком - рано или поздно все равно нагадит. Полюбит - не отлепишь, разлюбит- не отмоешься.

   Не могу избавиться от многократного прокручивания в голове произошедшего инцидента. Какие-то обвинения, оправдания, всю дружбу вспомнить заново, чтобы вдруг понять, что дружбы-то как таковой и не было вовсе.
    Почему я так всегда теряюсь, когда встречаю непонимание? Почему так глубоко это задевает и ранит? Разве не должно мне быть все равно, что там, за чужой дверью? Столько недоброты кругом. Зачем я впускаю их всех в свою душу? Зачем позволяю свинячить в ней? Они - другие. Они никогда не оглянутся, сделав мне больно. Переступят через мой труп и пойдут множить зло в мире дальше. Это так… Вместо вступления.

                КАК БЫ О ДРУЖБЕ, ИЛИ О ТОМ, КАК ПОССОРИЛИСЬ
                ЛАРИСА  ДМИТРИЕВНА  С ИРИНОЙ НИКОЛАЕВНОЙ

     Мы познакомились на занятиях бальных танцев для взрослых лет восемь назад. Симпатичная пара старательно заучивала движения. Высокий седоватый мужчина снисходительно вторил рвению  своей очень симпатичной жены, сосредоточенно выводящей рисунок танца. Танцевали они так себе, но, похоже, очень себе в роли танцоров нравились. Это трогало.
         После занятий мы неожиданно разговорились.
      - У нас сын здесь занимается. Проблема - партнершу не можем найти.
      - У меня та же проблема. Только у меня дочка.
        На следующий день мы уже знакомили наших детей. При одном только взгляде друг на друга лица их просветлели. Мальчик - вылитая мама. Красивые, с поволокой, глаза. Каштановые, волной, волосы. Он был необычайно хорош. Моя белокурая дочурка очень гармонично смотрелась рядом, словно растушевывая мягкими пастельными тонами резкую выразительность черт мальчика.
        Мы подружились. Дети танцевали, смело и решительно штурмуя паркет своими пока еще неумелыми ножками. Мы встречались. Сначала на занятиях. Вскоре друзья заразили нас своим пристрастием – еженедельными походами в сауну. После бани ездили друг другу в гости. Посиделки, разговоры допоздна. Мы все больше срастались семьями. Поэтому, когда наши дети перестали ладить, и пара рассталась, на нашей дружбе это не сказалось. Летом нас приглашали на дачу. Понравилось настолько, что к следующему сезону мы уже и сами стали счастливыми обладателями своей «фазенды».
        Общение наше было довольно своеобразным. Ребята взахлеб рассказывали о себе, перебивая друг друга и не давая возможности встрять в их разговор. Сначала это смущало, но вскоре мы привыкли и даже находили некое удовольствие в том, чтобы, кивая и поддакивая, не проронить за весь вечер ни одного членораздельного слова. «Наши друзья, как радиоточка,- однажды сыронизировала я,- проще выдернуть шнур из розетки, чем перекричать».
        Мы уже знали о них из их рассказов почти все. И про многочисленных друзей, с которыми нас, впрочем, не спешили знакомить. Профессора, важные гости из-за границы, преуспевающие бизнесмены и т.д. и т.п. Наслушались и про путешествия, и про размолвки семейные тоже. Поток информации был неиссякаем. В нашем лице они нашли благодарных зрителей, внимающих всему, что происходило на сцене их выдающейся жизни. Уединяясь со мной в парилке, Лара выплескивала свои претензии к мужу и свекрови. Муж пребывал в творческом поиске. Что там было с его работой, понять с её слов было сложно. Похоже, он готовил себя к чему-то более достойному, чем просто просиживание штанов в пыльном офисе, поэтому сидел пока на Лариной шее. Она тянула лямку за двоих и была от этого не в восторге. Шарма Анатолию это не убавляло. Почему-то в роли непризнанного, но ищущего гения он был убедителен. Постепенно разговорился и мой муж. Я стала узнавать о нем много интересного. Разговоров о своей работе со мной он не вел никогда. А здесь вдруг его прорвало. Очевидно, заразился словоохотливостью наших друзей. Я по-прежнему в основном молчала. И это устраивало всех троих.

          Потихоньку взрослели наши дети, по одному отпадая от банного времяпрепровождения. Все чаще мы оставались одни. Зная друг друга уже не один год, мы нашли оптимальную манеру общения. Мы с мужем поняли, что нам предпочтительнее поменьше рассказывать о себе. Они довольно болезненно воспринимали чужие успехи. В ответ на покупку нами новой машины, тут же поспешили поменять свою. Как личное оскорбление прозвучало для них известие и о новом назначении моего мужа, до того просидевшего почти год без работы и перебивавшегося случайными заработками, и о приобретении мною шубки, хотя Лара уже год как дефилировала в своей, так долго и тщательно выбираемой. Пару раз я поучаствовала в мероприятии подбора претендентки на прекрасные Ларины плечи. Покрасовалась вместе с ней в зеркалах в роскошных мехах, легко и несбыточно помечтав выглядеть столь же прекрасно и на улице, а не только в их отражениях. Вопрос о шубе в моей семье не затрагивался, поэтому просто  радовалась за подружку. Судя по их бурному обсуждению свершившейся, наконец, покупки без малого в течение месяца, шуба была выстрадана ими. В этой семье все делалось основательно. Долгое вынашивание идеи, предварительная тщательная проработка деталей осуществления задуманного, следом прицеливание и приценивание. Когда же, наконец, мечта сбывалась, их радости за себя не было предела. Они ликовали, и рассказам о собственном триумфе, казалось, не будет конца.
           Завидовали ли мы им? У нас никогда не было каких-то дальних расчетов. Все в нашей семье происходит спонтанно. Приобретение вещей или собственности, смена работы, поездки, наконец, окончательная смена жительства – мы перебрались в столицу,- все это, скорее, стихийно, нежели заранее продумано и подготовлено.
            Непредсказуемость наших успехов, похоже, была болезненна для наших педантичных друзей, поэтому разговоров о себе мы, по возможности, избегали.
            Впрочем, лукавлю.

            О себе-таки я заговорила, но это были иные разговоры. Не те, которые велись в парилке ранее. Я смелела, вклиниваясь в бесконечные жалобы Лары, рассказывала, как выхожу из подобных ситуаций сама. Где-то серьезно, где-то иронизируя над собственной жизнью, вставляла шпильки своего вольномыслия по многим вопросам. К разговорам прислушивались наши мужчины. Похоже, мы начали чувствовать взаимный интерес друг к другу. Однако, очень скоро Лариса стала проявлять неприязнь, позволяя себе откровенные выпады в мою сторону, заявляя при этом: « Кто еще тебе скажет настоящую правду в глаза как не лучшая подруга». Её «правда» была нелицеприятна и, как правило, откровенно походила на злобные покусывания. Я отошла от откровений с ней, превратив общение в стеб и подшучивание над собой и над её стремлением держать все под контролем. Предпочла общению с ней разговоры с мужьями на общие темы.

          Со временем более понятным стало нежелание ребят вводить нас в круг своих знакомых. Прежнее: «очевидно, рылом не вышли» отпало, мы поняли, что наши друзья просто откровенно избегают какой-либо конкуренции. Привыкшие к рукоплесканиям и крикам «браво!» в свой адрес, они и мысли не могли допустить, что кто-то может потеснить их на этом пьедестале. Потому интуитивно избегали возможностей знакомства своих поклонников с, как им, возможно, казалось, незаслуженно удачливыми «соперниками».
         Впрочем, некоторых из их почитателей мы все-таки заставали. Конечно же, и Толик, и, особенно, на фоне престарелых подружек, Лара выглядели в этой компании потрясающе. Потихоньку они знакомились и с нашими друзьями. Своих приятельниц я протащила через Ларину квартиру чуть раньше, восхищая их тем, что в свое время потрясло меня,- вышивки по стенам, великолепный, сотворенный собственными руками гардероб, сама квартира с высоченными потолками, наконец. Пришел черед знакомиться с мужьями подружек. Пожалуй, впервые Лара при этом почувствовала себя не в своей стихии. Ни один из мужчин нашей компании не клюнул на её достоинства. «Какие-то недалекие они все»,- заключила подружка, взбираясь на полку парилки и вводя в легкое смущение моего мужа своими обнаженными формами, обеспечивая тем самым ему приподнятое настроение, а мне гарантированное отправление им супружеских обязанностей ночью.

         Вполне освоившись за столько лет в их компании, я решила, что тоже имею право быть такой, какая я на самом деле. Легкая в мыслях, острая на язык, спонтанная и непредсказуемая в поступках, я перестала подвергать цензуре каждое, желающее сорваться с уст, слово, считая, что имею дело с равными по интеллекту людьми. Анатолию это нравилось. Не сумев объяснить себе, чем же вдруг очаровался драгоценный муж, Лариса  свела свои многочисленные догадки к предположениям о моей сексуальной распущенности и посягательству на их супружеское ложе. С её мужем мы никогда особо не заговаривали. Так, в общей массе, в одном потоке с Герой  вставляла отдельные замечания, которые оказывались вполне к месту. Меня и Германа Анатолий воспринимал как одно мыслящее целое, не выделяя особо тот факт, что я еще и женщина. В этой роли его вполне устраивала его красавица-жена. Для нас же она была скорее фоном, оттеняющим достоинства Анатолия. Зачастую, может, чересчур активным фоном.

         Их сын вырос, возмужал, но с моими детьми, впрочем, как и со всеми другими детьми тоже, общего языка не находил. Что-то отталкивало от него его ровесников. «Мама, у него совершенно нет своего мнения. Это либо папино, либо мамино. С ним общаться все равно, что с ксероксом говорить»,- резюмировала как-то в сердцах моя дочь, оправдывая свое нежелание составлять компанию их сыну.
      - Он очень серьезный и взрослый мальчик у меня, - преисполняясь важностью произносимого, задыхалась мама,- я у него самый близкий друг. У него нет никаких от меня секретов.
      «Лучше б они у него были»,- подумала я в ответ, грустно глядя на потерявшего своё «я» в маминой любви великовозрастного ребенка, не смея произнести этого вслух. Не раз, как мне казалось, шутки ради, Лара говорила, что я-де способна на совращение её малолетнего сына. На всякий случай осторожничала. Все, что нашла дозволенным сказать, сидя с ними в кафе, в ответ на мамины: «Илюша думает об этом так. Об этом так. А об этом этак»,- было: «Хотелось бы послушать самого Илюшу, что он думает по этому поводу. А? Илюша? от себя что-нибудь для прессы». Тот пожал плечами: «Мама же уже все сказала». Моя ирония оказалась совершенно неуместной. Она молчит. Интересуется планами моего мужа. Он обещал помочь ей трудоустроиться на вновь открываемом предприятии. Ради этого она согласна потерпеть меня какое-то время. Ищет встреч со мной во время моего пребывания в Харькове. Встречаемся не раз и не два. Её распирает от нетерпения рассказать что-то, желания чем-то поделиться, но она напускает туман.
      - Ты так и не расскажешь, что произошло?
      - Нет, не расскажу. Тебе не расскажу.
      - Ну и бог с тобой. Надо будет, сама проговоришься.
      - Может быть…
  Что-то произошло между ней и мужем. Какие-то благие перемены. Она все-таки проговаривается. Рассказывает. Он стал предупредителен, открыт в изъявлении своих чувств к ней. Признания, откровенные разговоры.
- Мы во многом открыли друг другу глаза, на то, что было между нами.. Нет, не об изменах. Их не было. В том, что было до встречи, что было, когда он уходил от меня. Я люблю только его, всегда только его любила. Мне не понадобилось изменять ему, чтобы наши отношения стали лучше.
Я насторожилась. В подробности своей бурной жизни её, насколько помню, не посвящала, но кое о чем она вполне могла догадываться по той иронии, которая допускалась мною в высказывания о целесообразности супружеской верности. Особенно там, где она воспринимается супругом как даром доставшийся и потому совершенно не оцениваемый по достоинству трофей. Мне показалось, что она словно хочет показать - смотри, смотри, какая я. Я смогла влюбить в себя мужа. Но при этом не испачкаться и не вываляться в грязи, как ты. Впрочем, почему показалось?! Она уже открыто говорит об этом. Проговаривается о чем-то лишнем, спохватывается.  Тема сменена.
       Новая встреча. Опять о том же. Опять – смотри, какая я. А ведь почти совсем было сникла, я смогла, я - совершенство. Меня в любой компании хотят все чужие мужья. Со мной знакомятся на улице. Официантка во время этой оды себе передает записку с соседнего столика кафе. Вышедшая только что компания азербайджанцев. Один из них, очаровавшись Ларой, оставил свои координаты: «Буду рад знакомству». Её триумф! Она показала мне, как она может завоевывать мужчин. Только войти и оглядеть зал, и они все у её ног. А ей нужен лишь один, Толик. Поддакиваю. Да, молодец, всегда подозревала, что ты нормальная баба, сумела взять мужа за живое, а то я совсем было потерялась в твоих проблемах. Можешь же, оказывается. - Да, я могу, могу, могу!
 
 Мы напиваемся. За нашим столиком хозяин кафе. Я допиваю водку. Он угощает -доливает из своего графина, не сводя при этом глаз с Ларисы. Мы с её сыном, оставленные без внимания, тихо беседуем ни о чем. О машине, которую папа вот-вот купит маме (наконец-то! сколько слез пролито и сколько обид проглочено по этому поводу), о телефонах, о друзьях, о его подружке - да, есть подружка. О моей будущей книжке - а как вы её назовете, теть Ир? Лара внезапно очнулась: «Не заговаривай зубы моему сыну. Я тебя знаю». - «Да что ты, Лар, мы же уже обо всем с ним договорились. Ты все пропустила». Внимание кавалера отвлеклось на вежливое ко мне: «Приходите, буду рад»,- «Зачащу, конечно. Такой хозяин симпатичный, как не прийти»,- «Нет, ну ты смотри, она уже в своем репертуаре. Уже к мужику цепляется»,- «Конечно, Ларочка! Не зацеплю, он же в блеске твоего очарования меня и не заметит. Приходится, милая». Мы уходим, изрядно окосевшие от выпитого.
        Что же ещё… Месяца два-три назад. Была еще одна встреча и разговор на кухне. Спонтанно, чудно как-то. Она позвонила мне на мобильник: «В Харькове - и не заходишь. Загордились, киевляне?» - «Я тут рядом с вами, сейчас забегу». В руках огромные пакеты с одеждой из бутика французской моды, я решилась на авантюрный набег на магазин своей подружки и покупку всего, в чем себе понравилась. Впервые в жизни, не спрашивая на то разрешения, воспользовалась святая святых - деньгами своего мужа. Но им в этом не признаюсь ни под какими пытками- не переживут, изойдут желчью. Плету что-то о подруге, передавшей мне коллекцию из своего магазина в магазин её киевских коллег в качестве образца и прочий бред. Похоже, проглотили. Наряды не достаю. Бирки на шмотках, цены запредельные, обязательно скажут какую-нибудь гадость, а я потом носить не смогу. Проехали! Пакеты бросаю у порога. Сама на кухню. «Мне бы такси вызвать, так чтоб не страшно ехать с этим добром». Сидим, пьем кофе.
   - Чем занимаешься?
   -  Как всегда, ничем. Вот, книжку об этом решила написать.
   - Когда прочтем?
   - Когда писать научусь.
   - О чем?
   - Да обо всем. О себе, в основном. Интересные вещи стали происходить вокруг, интересные отношения завязываться. Вот вдруг и записалось.
   - Ты зачем вчера к сыну моему приходила в гости, когда меня дома не было?- это Лара.
   - Я не к сыну, я к его зарядному устройству для телефона. Увидела, что тебя нет, сбежала через пятнадцать минут, чтобы ты, узнав, не нервничала. Но мы все успели. - Как же не укусить за задницу мамашку?
      Собственно, с этого разговор про «это» и начался. Легко, странно легко перескочили с общих тем о любви и изменах на тему чувств, мыслей, сопровождающих измены. Здесь я углубилась в расспросы. Интересно было, что Толя расскажет как мужчина. «Я пишу об этом, но что чувствует изменивший мужчина, даже представить себе не могу. Я сужу об этом как женщина. Толя, воодушевившись (для будущей книжки, наверное), очень интересно и пространно начал рассуждать на эту тему. Я подбрасывала ему новые и новые вопросы, не замечая, как Ларису подбрасывает на стуле. Отмахиваясь от её возмущенных «откуда ты это знаешь? Почему ты мне никогда об этом не говорил?» -  Мы вообще никогда с тобой на эту тему не разговаривали,-  Анатолий продолжал, пока до краев не напитал меня бесценной информацией. Благодарная ему, извинилась и спросила, не слишком ли дерзким показался им мой интерес. Лара отмолчалась, её супруг сказал, что еще никогда с таким удовольствием не беседовал на темы, которые в жизни человека занимают столь важное, если не основное место. - Но почему-то в нашем пуританском обществе, этих тем принято не поднимать. Это обидно, - заключил он, и мы расстались.
         Больше я у них не бывала. До этого последнего своего приезда.
         Разговор явно повлиял на их взаимоотношения. Похоже, я разговорила их не только для себя, но и друг для друга. «Больные» пошли на поправку, и пара решила освятить свой союз обрядом венчания. В свидетели пригласили моего мужа.
        Лара сообщила мне об этом еще до того, как это сделал он, уже будучи приглашенным. «Наверное, хочет застать меня врасплох с юным любовником», - решила я, прослезившись от умиления и гордости за собственную репутацию у мужа. Впрочем, речь не обо мне.
        Подружка начала  извиняться, что со стороны невесты она не может взять меня на эту роль,  у них-де с Куркиной договоренность. Куркина? Ах да, личный гинеколог,  делавший в далекой юности аборт от покинувшего её Толика, узнавшего только сейчас, спустя 22 года о своей «подлости» (вот это выдержка у бабы!- восхитилась мысленно). Не это ли причина внезапного «прозрения» у него и пробуждения необыкновенной силы чувств к всепрощающей жене? Один аборт, а какой эффект! Где бы я должна находиться, на каком пьедестале, со своими…, не ваше дело, сколько их было, чистками. А ведь всякий раз по мозгам, по мозгам и по совести…
        Что сказать! Я стояла в церкви во время их венчания и глотала собственные сопли от умиления и значимости момента. Муж отрабатывал по полной программе, беря на себя ответственность за чужое семейное счастье. Поздравления. Цветы.
      - Ты почувствовала, как «вставляет» под венцом? Внутри что-то ощутила?- наивно подскочила я к ней.
        Недоуменный взгляд, пожала оголенными прекрасными плечами:
     - Ничего такого особенного не почувствовала.

       В кафе уже все было готово для банкета.
       Гости рассаживаются. Потихоньку начинают пить, закусывать, постепенно переходя друг с другом на «ты». Оживляются на танцы. Невеста в центре внимания. Танец жениха и невесты. Тосты за успех, за удачу, за здоровье. Почему-то никто не говорит о любви. Странно, вроде бы свадьба. Встаю с бокалом, чтобы исправить, наконец, эту ошибку.
    - Желаю вам любви, любви и еще раз любви. Будет любовь, будет и здоровье, и счастье, и успех, и согласие, и удача.- Довольная собой, начинаю приземляться на место и вдруг перехватываю ненавидящий взгляд Ларисы, направленный на меня в упор. Чуть не поперхнулась выпитой водкой - не может быть, показалось!
      Гостям уже настолько хорошо, что все чаще провозглашаются тосты не во славу молодых, а за себя любимых. Невесту приглашают на танцы. Но и без приглашений она вся в «драйве», все время посередине танцполя. Во время одной из румб подхожу к ним и приглашаю Толика, выпросив соизволения на то его новобрачной.
    - Иди-иди, ты ведь не можешь без того, чтобы не увести у меня мужа.
   - Ох, Ларочка, какого мужика мы, бабы, в лице твоего мужа потеряли,- очевидно, подтвердив её самые худшие в отношении меня опасения, пропела я в унисон её иронии.

     Но оказалось, что шутить в том же духе, что и раньше, Лара больше не намерена. СО МНОЙ не намерена.

     Спустя минут десять после нашего с Анатолием танца она развернется ко мне всем своим корпусом и, наступая на меня, зло брызгая в лицо ядом, произнесет:
    «Значит так, подружка, чтобы ты больше на пушечный выстрел не подходила к моим мужчинам. Ни к Толику, ни к моему сыну. Этих разговоров чтобы я никогда не слышала в своем доме. Нет? Я возьмусь за твоего Германа, и тогда тебе мало не покажется». 

- Кажется, меня попросили убраться вон, - еле слышно, одними губами - только мужу, присаживаясь на своё место , сказала я.
- Не понял?
Кратко пересказала ему содержание разговора.
- Она дура? Или думает, я тут без тебя останусь?
- Насчет первого не знаю, насчет второго, к тебе у неё претензий нет, одни ожидания.
- На кой она мне сдалась?
- Ну, мало ли. Обещал работу ей найти.
- …
- Ребята, что вы такие грустные сидите? Совсем на вас не похоже, - недоумевающий Анатолий пытается выдернуть нас из состояния легкого оцепенения.
- Всё нормально, Толь,- улыбнулась я, - мы просто сегодня без рыжих париков и клоунских носов.
- Может, она пошутила? – Гера не может принять рассказанное всерьёз.
- Надеюсь.
Кое-как дождавшись десерта – не получить удовольствия от встречи, так хоть объесть на прощание – в числе первых двинулись к выходу.
Ларисон, выплясывавшая в центре зала в окружении подружек, увидев быстро удаляющуюся спину моего супруга, удивленно приподняла бровь. Я чуть приотстала. «Попробую дать шанс подружке реабилитироваться», - подумала наивно. 
- Нам пора. Завтра рано ехать. Иди, противная, поцелуемся. Я всё равно тебя люблю.
Мы по-светски распрощались, но она не уходила, оставив своих подруг на танцполе, пошла рядом.
- Ирин, я тебя предупредила. Мы умные женщины, думаю, ты всё понимаешь, - «Я-то умная, а вот зачем ты ко мне примазываешься?» - едко подумала в ответ я, но ждала, что она произнесет дальше. -  Ты любительница всяких экспериментов. Так вот, мне это в моей семье не нужно.
- Я ставлю эксперименты только над собой…
- Мне это всё не нужно! – перебила Лариса. – И эти ваши кухонные разговоры мне тоже не нужны. Надоело!
Мне было проще согласиться с обвинениями, чем пытаться оправдываться.
Мы ещё раз «тепло» - для глаза постороннего - распрощались, и я ускорила шаг, догоняя мужа. «Ноги моей больше в их доме не будет!» - произнесла, поравнявшись с ним,  с чувством. «Я решил, что она прощения у тебя просит, вы так мило беседовали», - «Да, сейчас, прощения. Гера, она, действительно оказалась дурой. К тому же уверенной, что я проглочу, ожидая следующей порции, и отойду в тень, а ты при этом  останешься   в их семье наслаждаться её обществом», - «Да на кой она мне!» - вспыхнул муж. – «Солнце моё! Ты влип! Ты же был свидетелем на их венчании. Так что, отпускаю». Мы посмеялись и убрались восвояси.

И уже только дома меня разобрало до слёз. Всё опять по сотому кругу повторяется  вновь и вновь. «Смех продлевает жизнь тем, кто смеётся и укорачивает тому, кто острит», - грустная шутка моего любимого Мюнхгаузена.
Я самое безопасное существо на свете! Меня на тарелочке с золотой каемочкой на десерт подавать надо и смаковать маленькими ложечками. Мухи не обижу. Одно только шутовство. А они: «Угроза семье!» - БРЕД !!!               
               
      Нельзя дружить с дураками. Тем более, подшучивать над ними. На одно у них ума все-таки хватает - копить злобу. Они все равно, рано или поздно, но нагадят  под дверью. Убрать тихо и постараться забыть об этом. Иначе, они нагадят в душу, а после этого изгадят все вокруг вас.
      Отпустить с миром… Если получится…
      Если есть силы признать свою слепоту, не позволившую увидеть, что много лет  общались с дураком, считая его ровней себе. 
                -
      Об остальном, что последовало дальше, писать не хочется. Интриги, грязь.
      Я вычеркиваю Ларисон из своей жизни навсегда. Пусть её звали Маншук Мамедовна.
      Впрочем, особого значения эта фигура и не имела для моей пьесы.
      Так. Слишком активный фон…


27 января 2006 г.   

                ПИСЬМО ПО ПОВОДУ…
 
  - Вам отнести чай ко мне, или вы подойдете чуть позже? – Оксана вопросительно посмотрела на меня. Я встала. Она подхватила мою чашку, и мы прошествовали в кабинет.- Раздевайтесь, готовьтесь. Я сейчас вернусь.
   Я потопталась, неловко освобождаясь от узких сапог. Сняла носочки. Села в кресло.
  - Пепельницу принести?
  - Не стоит, хотелось бы воздержаться от курения.
  - Смотрите. Клиентам разрешается.
  - Я даже сигареты не стала брать.
  - Я дам вам свои.
  - Кажется, я уже почти сдалась. Несите пепельницу.
   Оксана вышла и почти тут же вернулась.
  - Правда, у меня самые простые.
  - Я не переборчива. У меня тоже, как правило, «стрелецкие».
  - Какие?
  - «Стрелецкие». Что удастся стрельнуть, то и курю.
   Оксана усмехнулась и, внимательно осматривая мои ноги, возмутилась:
  - Это чем же вас так обработали? Небось, теркой?
  - Кажется, что-то такое было.
  - Да, подпортили вам здесь изрядно. Ну, что ж, будем пытаться исправить.- И она споро взялась за дело.
   Я молча курила, наблюдая за ней. Необходимость о чем-то трепаться с мастерами салонов несколько напрягает. На этот случай прихватила с собой недочитанного Миллера. Взяла книгу в руки, но меня о чем-то спросили, отвлеклась, отложила чтение. Оксана рассказывала о какой-то знакомой, приехавшей агитировать за один из депутатских блоков. «Не верь никому, они все сволочи, все-все-все. Все продажные, до одного», - «Зачем же вы этим занимаетесь?» - «Как же оставить, если я уже впряглась». Пересказывает она свою с той знакомой полемику.
  - Она права, - поддерживаю незнакомую мне пенсионерку,- Уже одно то, что они там, наверху, означает, что сделка с совестью уже произошла. И не в пользу совести.
  - Вы так думаете?
  - Кажется, я это знаю. Всё чего-то стоит. Слишком много дает власть, чтобы путь к ней был бесплатным.
  - Но если так, значит, совсем не на что надеяться? Неужели нет исключений?
  - Человек рвется туда, чтобы, в первую очередь, обеспечить свои шкурные интересы. До интересов ближнего, как правило, никому нет дела. Не тот контингент. Мораль, какие-то религиозные убеждения, - все то, что тормозит порядочного человека где-то уже на полдороги к политическим высотам, для взобравшихся на вершины - пустой звук.
    Немножко смешно, что говорю об этом. Политика – самое малое из того, что меня волнует. Хотя только вчера услышала где-то проскользнувшую фразу: «Те, кто говорит, что он аполитичен, на деле поддерживают существующий режим». Но мне действительно наплевать, кто у власти. Хотя прошлогодняя помаранчевая тусовка очень воодушевила. Не столько своими призывами или надеждами, сколько безбашенностью и энтузиазмом тусующихся, - любовь и добро, как у хиппи - этого на майдане было предостаточно.
   Оксана продолжала работать с моими ногами, рассуждая при этом, что стремление человека иметь сносные условия для жизни не порок. Хорошие условия – стимул для того, чтобы стараться заработать больше. Что же в этом плохого? Она вопросительно смотрит мне в глаза. Глаза у нее огромные, выразительные и необыкновенно грустные. А если бьешься, бьешься, и ничего не получается? Как жить?
    Я знаю историю этой милой грустной женщины. Не раз рассказанная и пережитая в кулуарах салона, эта история стала притчей во языцех. Как-де можно глупо распорядиться своим благополучием, если необдуманно ринуться в объятия страстной любви. Знаю подробности ухода разгневанного мужа, оставившего влюбленной в другого бывшей жене разоренную квартиру со снятыми с петель дверями и выдернутыми розетками: «Живи, любимая, в шалаше». Слушая, я не раз примеряла эту историю к себе, как я понимаю, для этого она мне и рассказывалась. Но ни разу при этом у меня не получилось осудить эту женщину. Скорее жалость вызывало поведение мужа. Человека успешного и далеко не бедного, пытающегося унижением добиться от жены признания ею своей неправоты. Опуститься до такой низости? Что он доказал ей? Только то, что она пятнадцать лет жила с истеричным, жалким существом? Что доказал себе? Что он неспособен был удержать эту женщину ни деньгами, ни лишением её их? Она все равно ушла. А о его «донкихотстве» судачит теперь чуть ли не пол-Харькова. Достойно «настоящего мужчины»!
   Работа потихоньку движется к концу. Она не рассказывает мне этих подробностей. Она говорит о том, как тяжело приходится ей теперь жить, потеряв все, что имела.
  - Может, стоило все-таки тогда перетерпеть, остаться.
   Она так до сих пор и не поняла, что сидит передо мной счастливым примером решимости идти до конца. Она сникла, столкнувшись с первым испытанием. Надо воспитывать великовозрастного ребенка, который, общаясь с отцом, учится у того манипулировать матерью и её избранником. «Тот говорил, забирая твою мать у меня, что будет землю грызть, но обеспечит её всем. Пусть же начинает грызть землю!» И наивный подросток вторит своему удачливому отцу, не осознавая, что тот лепит из него подлеца по образу и подобию своему, мстя его матери за то, что та предпочла, на самом деле, может, более достойного человека, чем его отец.
   
    Обо всем этом я думаю, слушая её. Рассказываю ей свои маленькие истории. Для её жизни мои истории не имеют значения. Разве что дух неувядающего оптимизма, которого ей, быть может, сейчас так не хватает.
   У нас разный конец одной и той же сказки о встрече со сказочным принцем. В её сказке принцесса выпрыгнула из окна своего хрустального дворца и умчалась в неизвестность с любимым. В моей – принцесса решила подождать, пока её коронуют на престол, чтобы сойти с него королевой. Правда, уже без принцев и без любви. В обнимку с гордым одиночеством.

   Оксаночка! Выбросьте из головы все, что сказала вам та ваша цинично-стервозно-умная подружка, о которой вы мне рассказывали. Не верьте ей, что ваша боль – это никому ненужные сопли. И все-таки, купите себе толстую-толстую, а лучше, сразу две, тетради в клеточку - больше вмещается. Несколько ручек - они очень быстро исписываются. Сядьте как-нибудь вечером наедине с собой, пожалейте себя. И все свои «сопли» подарите бумаге. Вы не представляете, какая сила в строчках, где не боишься быть честным с собой. Только не пытайтесь быть сильной - это попытка понравиться циникам, не более того. А подружка ваша просто боится, что вы сможете это сделать, а ей этого не дано.
   Тот, кто боится чувствовать, писать не умеет.

    От имени Вашего Ангела Хранителя – Ирина.



   < - А ты не могла бы мне показать свои черновики?- Светик крутит в руках мои тетрадки  с явной неохотой расставаться с ними прямо сейчас.
  - Какие черновики?- недоумеваю я.
  - Ну, не хочешь ли ты сказать, что все это написано тобой сразу набело? Где-то же должны отрабатываться  фразы, подбираться нужные слова. Мне хочется заглянуть в твою «кухню», как ты это делаешь. Ты так сильно описываешь чувства. Я страницами выбрасываю написанное, по десять раз переделываю, и все равно получается не совсем так, как хочется. Твое читаешь - волосы дыбом на голове. Да, именно так, именно такое происходит внутри, когда переживаешь подобное. Как ты это находишь? Черновики покажешь?
  - Свет, у меня нет никаких черновиков.
  - Подожди, но у тебя даже исправлений здесь нет.
  - Так ведь, это - дневники.
  - Слушай, а ты не оставишь их мне еще на какое-то время?
  - Нет. Давай лучше в другой раз как-нибудь. Сейчас хотелось бы из этого всего что-нибудь слепить. Все равно же не читаешь.
  - Да у меня эта коллекция, магазин. Я ношу твои тетрадки с собой, но совершенно не получается уединиться. Их же в транспорте не откроешь. Жаль. Вообще, я думала, ты их мне подарила, завещала, так сказать.
  - Ты не сказала мне свое мнение о моих героях. Как тебе муж?
  - Я просто влюбилась в твоего Гену. Какая же он у тебя умница! Какие стихи. Какая глубина. Я не поняла только, а за что, собственно, ты Мишу полюбила. Какой-то блеклый, совершенно не вызывающий симпатии образ.
  - Дневник был начат, когда он меня уже бросил, и я изживала его из себя. К сожалению, все, на что я повелась, осталось за кадром. Очень много было звонков, смсок. Он записывал их в тетрадку. Приехала когда, сидим с ребятами, говорим о чем-то, он вдруг достает эту тетрадку и начинает читать. Когда всё вместе, одним текстом- это, оказывается, так сильно. Компания онемела. Потом один из парней говорит: «Ребята, вы это в Интернет поместите. Это же бестселлер!» Потом на нервной почве сжег все. Я ему так и не простила этого. Это то, что уже никто не восстановит. Не смогу я рассказать, за что полюбила. Не ухватить. Ушла душа из мыслей, из воспоминаний. Все, что вспоминается, какое-то сухое, без того огня, что был между нами. Да, про героев-то ты мне сказала, а про меня что скажешь.
  - А ты, Ирка – сволочь! Коварная, опасная женщина. В мужа твоего влюбилась просто. А ты – сволочь!
  - Знаешь, это воодушевляет. Значит, честно получилось. Ты-то как? Пишешь?
  - Некогда мне сейчас. Так и застопорилось. Но сейчас у меня в голове столько сюжетов зародилось благодаря твоим дневникам. Взять хотя бы такой. Женщина, у которой есть все- и любящий муж, и трое детей, достаток, положение в обществе, абсолютное внешнее благополучие и покой. А внутри - ураган страстей. Стихия. Впрочем…- Светик на мгновение задумалась,- так ты точно решила забрать у меня свои тетрадки ?
  - Да, милая, забираю.
  - Тогда я так тебе скажу: ты не будешь героиней моей прозы. Ты прекрасно с этим справишься сама!
   Она решительно протянула мне мои тетрадки. Я задумалась…>




10 февраля 2006 г.
 
   Ни жаловаться, ни сетовать не на кого. Расслабилась, мать. «Проза» по боку – одна кухня весь день. Интересно, на сколько меня хватит. Стою у плиты, кормлю многочисленное семейство. Цель благородная. В кои-то веки удалось вытребовать у милого право на участие в распределении семейного бюджета. Мне была выделена третья часть заработанных им в этом месяце денег (интересно, куда пойдет остальное?). Теперь пропускаю через цензуру все, что раньше имело конечной целью унитаз. Пришлось опять поселиться на кухне – готовить значительно дешевле, хоть и хлопотнее, чем питаться полуфабрикатами. Надеюсь, что остаток такого моего самопожертвования будет весомой компенсацией морального, вследствие оного, ущерба.

   Сегодня расчетный с хозяйкой квартиры день. Собаку пока не легализовали. Поэтому приходится на момент расставания с деньгами  уходить с Амели из дома. Прогуливаемся под чужими окнами, поджидаем прежнего хозяина…

  Зашел на кухню муж. Решил, что меня надо развлекать разговорами. Ел бы свою рыбью голову молча. Мне и без его расспросов весело.
   Одним словом, написала роман. АЖ  БЕГОМ!!!


   Хозяин показался, когда мы с собакой уже отчаялись ждать и повернули к набережной.
  - Пойдем, Амели! Нет, стой, кажется, это он.
  - Гав!
   Собака радостно бросается навстречу Масяню. Подпрыгивая, пытается куснуть за протянутую руку, поскуливает от счастья. Не может быть, неужели все еще его помнит?
  - Смотри-ка, какая игривая!
  - Серега, она тебе сейчас куртку порвет, не расплачусь потом с тобой.
  - Ничего-ничего, надо же, как распрыгалась. А худая какая!
  - Она вчера у нас на голодной диете сидела. Объелась накануне, еле поспевали убирать – то сверху, то снизу выдавала.
  - Это у них бывает. Как у тебя дела?
  - Ничего, потихоньку. Сына отчислили из института.
  - Все-таки отчислили?
  - Да. Он в тот день, когда мы последний раз виделись, и второй экзамен сдать успел, но было уже бесполезно. Ничего. По крайней мере, будет знать, что, если бы хотел, смог бы учиться.
  - Куда он теперь?
  - Папа мостит его в МАУП, слышал такое?
  - Приходилось.
  - Я со смешанным чувством. Не уверена, что хочу, чтобы сын общался с этим контингентом. Отец мой говорит, в армию ему надо, ума-разума поднабраться. Грешным делом и сама думаю, может, и впрямь, лучше пусть в армию на год сходит. Дури будет в голове меньше. Время ценить начнет. Ответственность за себя какая-никакая появится. Не все же маме-папе за него решать.
   Серега пожимает плечами. Он отслужил. Не думаю, что родители задавались в то время вопросом – нужна ли армия их сыну. Альтернативы не было. Это сейчас считается позором для родителей отпустить свой бриллиант Родине послужить. «Ира, какая Родина?! Страны нет! Кому служить?» «А если вдруг что, кто же нас, баб, защищать-то будет? Мы сами?  Родины нет, но мы-то есть?»
   Не понятна нашим мужьям наша такая материнская любовь. Сын родной, а она - в солдаты, в солдаты! Не перечу. Как сложится, так тому и быть. Но, кажется, не впала бы в панику, кабы забрили моего старшенького…

  - Я Алике звонил, хотели с девчонками собачку проведать. А она как-то странно повела себя. Там хоть все нормально с собакой?
« Слушай, этот твой приятель названивает мне все время. Про собачку расспрашивает. Я уже говорю им: если вам дорога эта собака, и вы с ней никак расстаться не можете, так я вам её верну назад. Что за странные ребята. Звонит он мне: «Можно мы с девочками приедем в гости собачку проведать?» Я отвечаю: «Зачем с девочками? Один приезжай». В общем, ни девочки, ни он не приехали».
  - Да нормально все с вашей собакой. Алика - замечательная, добрая. Собака у неё чувствует себя прекрасно. Её, видно, били прежние хозяева?
  - Её даже застрелить пытались.
  - Оттаивает. Доверять начинает новой хозяйке. Подружка рассказывает, по утрам приходит будить её с поцелуями. Так что не волнуйся.
  - А что Алика ведет себя странно так?
  - Ей просто девчонки твои не нравятся. А она не тот человек, который будет притворяться. Вот и все.

   Амели несколько раз пытается пристроиться к помойке. Масянь рьяно бросается перевоспитывать мой пылесос. Моё чудовище не пропускает ни одного мало-мальски съедобного объекта.
  - Мам, а у тебя Амели на улице как себя ведет?
  - В смысле?
  - Ну, она все хватает, что видит?
  - Все подряд!
  - И что ты делаешь?
  - Ничего. Жду, когда хватанёт подброшенного чьей-то заботливой рукой крысиного яду.
  - Жалко же!
  - А что делать, если дурочка? Погорюем, поплачем дня три да и вздохнем с облегчением.
 
        Видя, с каким желанием занимается мой приятель моей питомицей, внутренне сожалею, что так редко с ним в последнее время видимся. Отошла в сторону на время, пока здесь его подруга, хотя ничего бы со мной не случилось бы, если бы мы познакомились. Впрочем, со мной-то ничего, а с ними… «Не создается впечатление, что это не совсем то, что тебе нужно?»- провокационно заданный ему накануне вопрос. Он вряд ли помнит, что это его же фраза, годичной давности, когда он расстался с подружкой после нашего с ним знакомства. «Это не совсем то, что мне нужно». Вернула ему её, чтобы вязью привычно формулируемых слов быстрее добраться до сути. «Бывает»,-ответил он. Похоже, опять ничего у него не получается. Ему не удается договориться ни с кем из тех, кого он находит. Много в нем корявого, неудобного. Его надо или заглатывать целиком со всеми его комплексами, что, наверное, никому пока не удалось сделать, или же отщипывать по кусочкам, поджаривать на медленном огне до полной готовности и подавать под сладким соусом маленькими порциями. Готовься, Ирка, опять выместит на тебе зло за всех женщин, обидевших его когда-то.

   Звонок мужа известил меня об окончании нашей ссылки. Хозяйка ушла. Можно возвращаться домой. Серега помчался обедать в кафе. Мы с Амели вприпрыжку - домой.
   Через полчаса пришла смска, которую, замотавшись, увидела не сразу, с предложением погулять нашим собакам вместе. Ну, хоть так. Хотя бы «давайте дружить собаками».

   ОСАННА собаке!!!

   ***

   Вечер  семейной идиллии. Папа жарит принесенную из супермаркета рыбу. Мама с младшеньким стружит салат оливье. Постепенно подтягиваются остальные. Ужинают. Совместное погружение в просмотр телепередач. В десять подхватываюсь – второй день ни строчки! Ни одной мысли, ни одного слова. Как все просто в этой жизни! Поесть, забить желудок едой, а голову мыслями о еде же! И что? И это и есть смысл всей жизни?
      Нормально задаваться подобными вопросами мне, домашней курице? Миллионы баб живут, не имея и половины того, что имею я – покой, понимание, любовь близких. Почему бы не жить и не довольствоваться тем, что имею? Да потому, что это имею. За это мне уже не надо бороться. Это есть. И это незыблемо.
       Но неужели смысл всего только в том, чтобы достичь покоя?
 А гармония? Чтобы, имея все это, слышать музыку в себе.
 Где эта музыка?
 Почему она молчит во мне?
 Почему, начиная день, я жду, чтобы он скорее закончился?
 Выходит, я тороплю смерть?
 Значит, я не нашла ничего, зацепившись за что, хочется крикнуть – остановись, мгновенье, ты прекрасно?!
Я просто исполняю свой долг. Долг матери, жены, дочери, сестры. Я играю отведенную мне жизнью роль, не участвуя в ней своей душой. Эта роль меня не привязала к жизни, а отвернула от неё. Я отбываю срок на земле, надеясь, что там, за чертой, ждет какая-то лучшая участь. А ведь там может для таких, как я, ничего не оказаться. И что тогда? К кому обращаться с просьбой вернуть меня на землю, чтобы прожить жизнь заново?
Жизнь должна приносить радость каждым новым наступлением дня.
Рассвет  и восход солнца – не повод для грусти.
А если так, если я все-таки грущу, значит, что-то в моей душе не так…



    ***



     Стал часто вспоминаться последний мой герой В. Так и оставшийся для меня нерешенной задачкой. Я поняла его как человека. Поняв, приняла полностью. Приняв, полюбила. Раздосадовавшись, постаралась избавиться от душевной боли и переживаний по его поводу. Второй месяц. Что-то зарубцевалось. Вопросы остались. И главный из них, не напрасно ли все мое старание? Осталось ли в его душе место, которое я покинула, предварительно вытоптав там целую лужайку с лютиками и незабудками на память о себе? Вспоминает ли он обо мне? Я прикладывала столько усилий, чтобы, когда мне пришлось бы уйти, одним проветриванием помещения нельзя было бы избавиться от мыслей обо мне. Затронула ли его сердце? Или все-таки его среда обитания – подиумные модельки с примитивным мировоззрением? Не хочется о грустном … Я ведь почти его забыла, и вот, опять… Может, потому мне и плохо в семье, что я его не до конца из себя выпотрошила?...

      …Вчера читала в библии Екклесиаста. Сильно. Кратко. Стоило ли писать этот мой «роман», если можно так. На пяти страницах. Всю суть. Обо всем, что меня мучает. Все уже было, было, было…

 20-е февраля.
<   Изливала в дневник своё отчаяние. Написанным не удовлетворилась. Как и все, переживаемое мною, наполнено тоской.               

                КАК      БЫ          ПРЕДИСЛОВИЕ

   Написать, что чувствует женщина, подошедшая к возрастному рубежу где-то так на стыке тридцати-сорока а, может, и пятидесяти лет. Без бравады, без надежды на хэппи энд в конце, как в популярном ныне сериале про нас, сорокалетних. Написать так, как это обстоит на самом деле. Когда в твоей жизни, казалось бы, все удалось - есть семья, есть достаток, есть положение в обществе и возможность реализовывать свои амбиции и удовлетворять насущные потребности. Почему вдруг подаешь на развод?
   Постичь чувства женщины и описать их пытались многие мужские умы. Основные моменты им, пожалуй,  удались. Но порой истина прячется в нюансах, которые едва уловимы, но без которых картина остается неполной. Моя проза – это те самые нюансы. В это не захочет углубляться человек, которому эти переживания неведомы. Тому, кому они знакомы, покажется, что моя книга написана им самим. Обнаружив созвучие с первых строк, читай дальше, если же почувствуешь раздражение и желание обозвать все написанное соплями, - закрой книгу и не мучай себя – это не твой мир. Моя книга для ненормальных, любящих покопаться в себе и прислушаться к тем многочисленным голосам, которые звучат внутри каждого. Может, читая, услышишь внутри себя и тот голос, который доселе едва пробивался сквозь толщу обыденных  земных забот.>
    Моя «проза» – это сеанс у психоаналитика, где и пациент, и доктор я сама…
    «Сведение счетов с самой собой», как иронически у Бердяева о модной в его время «расчленёнке» по Фрейду.
 
   … Сорокалетняя женщина на приеме у врача. В анамнезе прожитая более-менее удачно жизнь, все атрибуты общепринятых представлений о бабьем счастье налицо. Но что-то гложет. Что-то едва уловимое, но не оставляющее в покое. Заставляющее искать и метаться. Что?
    Я знаю наверняка причину своих метаний, но не признаюсь в этом открыто из страха быть осмеянной. Услышать сказанное в спину - баба в климаксе, вот и бесится с жиру, чувствуя, что молодость уходит - и при этом сохранить достоинство - дано не каждой. Слишком много в этом мире зиждется на главенстве мужчин и на их предпочтении женской красоты и привлекательности, свойственных молодости. Но молодость со всеми связанными с ней прелестями уже пережита. Казалось, я прерываюсь лишь на время, лишь ненадолго выпадаю из бурлящего потока, чтобы родить и вырастить детей. Потом я вернусь, и все будет по-прежнему. Я опять окажусь в середине этого потока. И все наверстаю. Я не учла одного, что за это время моё место займут другие. Моя молодость осталась где-то между пеленок, грязных кастрюль, неглаженных рубашек и тысячью мелких хлопот. Меж бессонных ночей над кроваткой ребенка, волнениями о верности драгоценной своей половины и слезами, пролитыми по поводу и без. Жила и много раз говорила себе: «Ну что ж, у меня хватит смирения пережить все, ниспосланное мне судьбой. А по прошествии лет мне воздастся сторицей за мое долготерпение».

        И смирения действительно хватило на все. Выросли дети. Муж, бурно и насыщенно отгулявший свою молодость, пока я прикрывала тылы, мирно похрапывает рядом со мной в супружеской постели, и уже никакие соблазны не влекут его. А я гляжу на него, такого домашнего и ручного, на детей, в общем-то, во мне уже не очень-то и нуждающихся, в зеркало, безжалостно напоминающее, сколько мне лет, и понимаю вдруг, что готова послать всю свою праведность и смирение к чертям собачьим, потому что это смирение нужно было, прежде всего, им, а не мне. Я добровольно отреклась от жизни, будучи молодой, чтобы горько сетовать на это сегодня, когда все мои старания «быть как молодая» вызывают сочувственную улыбку у понимающих и насмешки у легкомысленной молодости.

       Я, сорокалетняя, слишком поздно поняла, что мой поезд уже ушел. Что тот бурный поток, из которого, как казалось, я вышла лишь на короткое время, уже никогда не позволит выплыть на середину, меня будет прибивать к берегу, и чем дальше, тем безжалостнее.
.
       Теперь мне порой кажется, что самой большой ошибкой в жизни было то, что я добровольно обрекла себя на то, чтобы не жить. Чтобы не соблазняться, храня верность. Не разбрасываться, не отвлекаться на пустяки, все своё время уделяя семье. Заглушать в себе все голоса, не позволяя усомниться в своем предназначении быть только верной женой и заботливой матерью.
          Всему когда-то приходит конец. И молчанию плоти тоже. В сорок она внезапно напоминает о себе безудержным желанием вспомнить о том, что ты - ЖЕНЩИНА. И заглушить этот голос в себе вдруг оказывается очень непросто. Она слишком убедительно заявляет о своем праве быть. Слишком сильно оказывается желание прислушаться к её потребностям. И хотя бы раз позволить себе быть низвергнутой в пропасть, отдавшись всесокрушающей силе с именем Желание. Чтобы не было мучительно больно, что жизнь прожита, а вспомнить нечего.

Так я пала. Так появилась потребность писать, чтобы разобраться в себе и своём падении. Так появилась «проза», которая в любой момент может стать достоянием всех.
Страшно.
Мужьям лучше не знать, что творится в начинающих седеть головках милых и преданных женушек. Ведь я не одинока. Только я говорю вслух о том, о чем другой даже задуматься иной раз страшно.

  А озабоченным поиском своей половины холостякам было бы не лишним поставить себе на полочку томик моей прозы и время от времени почитывать. Чтобы не питать иллюзий и знать, что их будущие «невинные» походы из семьи налево и, особенно,  жизнь для себя останутся безнаказанными и не стукнут по голове возвратившимся из дальнего полета бумерангом. Не давайте нам права на реванш. Мы оправдаемся этим, когда станем «взрослыми».
 

          И да осилит идущий - кто захочет проникнуть во внутренний мир женщины. У нас всех всё скроено одинаково. Не думайте, что в хорошенькой головушке вашей избранницы тараканы другой породы - беленькие и пушистенькие.

   Такое вот предисловие.

   И знаешь, когда вдруг осознаешь, что в твоем распоряжении только одна жизнь, и она уже перевалила за середину, начинается другой отсчет дням. Ни один не должен быть прожит впустую. Все оставшиеся дни надо наполнять жизнью. Не бояться.



***

25 февраля.

   Проводили родителей. Всё, как всегда. Умилялись и восхищались друг другом. Решили, сегодня же, не откладывая в долгий ящик, пройтись по адресам, взятым мужем в храме, с гуманитарной помощью. Ничто не предвещало грозы. Собаку запирать или нет в будке. «Не надо, - сказал муж,- она будет спать».- «Тогда закрой шкаф, чтоб не насвинячила»,- казалось бы, мирным тоном, правда, без должного восхищения и умиления в голосе произнесла я. Муж в интонации моей просьбы уловил нотки раздражения и почти прорычал в ответ: «Закрою я шкаф!» Я взвилась:
  - Какого беса! Разговаривай таким тоном на улице, а не со мной!
  - Ты сама мне только что таким же тоном сказала.
  - Я нормально сказала.
  - Ты сама себя не слышишь. Поехали!
  - Я никуда с тобой не поеду. Я вообще никуда не поеду.- Я стала срывать с себя одежду, комком бросая ее на кровать. Внутри все клокотало.- Нет, я уеду. Ну, тебя к черту!
  - Уезжай, только без машины и вещей!
  - Ах, вот как?! Тогда я подам на раздел имущества, посмотрим, где тут твое и мое, или ты думаешь, что теперь так легко с голой задницей меня выставишь? Научена! Надоело! Осточертело!! Разводиться к чертовой матери!!!
  - На здоровье! Подавай заявление!!!
   Развернулся, выскочил из квартиры. Я метнулась к двери, столкнулась с ним – вернулся. Что-то забыл? Или, как и я, испугался тех слов, до которых мы допрыгались по гладкому, как лысина Котовского, полю своих отношений?
  - Чего ты завелась на ровном месте? Ведь ничего не произошло.
  - Ты стал очень пренебрежительным со мной, резким.
  - Да потому что мне надоело. Я все время, ты просто не замечаешь, выступаю в роли обвиняемого. Мне надоело оправдываться.
  - Тебе надоело быть моим мужем. Ты огрызаешься, отгавкиваешься от меня. Мы вернулись к тому, от чего ушли. Такого тебя я уже знаю, с таким уже нажилась и, если ты решил теперь выместить на мне все накопившееся зло, то, спасибо, но жить с таким тобой я не собираюсь.
  - А каким я должен быть? На задних лапках перед тобой плясать?! Сколько можно! Ты за эти два года опустила меня…
  - Я опустила тебя?! Да я все чувства в кулаке держала, чтобы только остаться с тобой. Но не с таким тобой, с каким я уже нажилась за восемнадцать лет до петли на шее, а с любящим. У тебя же терпения хватило всего-то на год. Может, и на задних лапках надо было плясать.
  - А вот тебе задние лапки!!! – муж с чувством ткнул мне в лицо две фиги.
  - А с этим «вот тебе»,- вернула тут же ему его фиги обратно я,- и подавно жить не намерена.
  - Какого ты заводишься на голом месте?- муж пытается перенести всю вину за эту идиотскую ссору на меня,- ведь ничего страшного не произошло. Все совершенно нормально.
  - Нет, Герман, не нормально. И страшное все-таки произошло.
  - Не говори ерунды!
  - Это не ерунда, это у нас уже было, а теперь опять вернулось. И это страшно. И с этим я больше жить не смогу.
  - Ты посмотри на себя, как ты себя со мной ведешь!
  - Я веду себя не так? Да я изо всех сил стараюсь остаться с тобой, а ты выталкиваешь меня из семьи.
  - Я только отвечаю тебе тем же, что получаю от тебя!
  - Ты не имеешь на это права!!!
  - А почему такое право ты присваиваешь себе?!
  - ДА ПОТОМУ, ЧТО Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!! Я живу с тобой из-за них,- ткнула с силой в сторону тихо плачущего малыша. Мужнины меж всеми этими нашими выкриками в адрес друг друга слова, чтобы я немедленно прекратила ссору при ребенке, остались без должного внимания, - «Ему с этим жить, придется выбирать - с мамой или папой»… я сама-то хоть верю, что когда-нибудь поставлю ребенка перед таким выбором? Не верила, но проходит время, и вижу, сбываются самые скверные предчувствия – мне в семье не жить. Ребенка – нет, не поставлю никогда. Дождусь, когда он станет взрослым. Значит, все-таки  уход…

  - Да, договорились… наконец-то, все выяснил для себя до конца. Ну, по крайней мере, все честно. Выходите. Садитесь в машину.
 
   Я уже оделась. Уже собралась идти с ними. Ссора была национальным гимном нашего разваливающегося государства, который грех обрывать, не допев, на полуслове. Мы дотащились до конца текста и иссякли. Внутри уже ни злобы, ни раздражения – только глубокое чувство досады на то, что эта ссора произошла. Ею я оправдываю издание  своей пишущейся мною сейчас «прозы», муж - появление любовницы. Жена с этой ролью не справилась и призналась в этом. А ведь сейчас, как никогда, я была близка к тому, чтобы опять полюбить его – из жалости, сочувствия, понимания, благодарности… Получить вместо этого «вот тебе» в ответ на все свое старание смирить себя с судьбой? Стоит ли, в самом деле, лепить одно к одному там, где клеевой слой давно истощился. Мы всегда будем вспоминать в острые минуты эту ссору и слова, сказанные в горячке. «Я тебя не люблю» - я перерезала сама себе жизненно важную артерию, питавшую меня и моих детей. Я выдала мужу индульгенцию на все то зло, которое будет совершено им против меня. Он выместит на мне свою обиду. А мне этому противопоставить нечего. Разве что ненаписанную и неизданную книгу о моей к нему «нелюбви».

   В машине мы сидели с сынулей вместе на заднем сиденье и, поджидая пока спустится папа, рыдали в голос оба. А ведь мне надо было потерпеть с этими словами всего три года. Содрала свою лягушачью кожу прежде времени – жить мне теперь в царстве Кощеевом век.

  - Пересядь ко мне на переднее сиденье рядышком, пожалуйста. Дай я тебя поцелую.
   Я пересела. Получила свой незаслуженный плохим поведением поцелуй и повернулась к сынишке:
  - Сереженька, все нормально! У тебя всегда будут мама и папа. Всегда!- «Даже если жить они будут в разных домах и под разным небом»,- сказала ему чуть раньше, когда мы рыдали на пару на плече друг друга…

На следующий день…

        - В храм ты со мной, конечно же, не пойдешь?- проснувшись, спросил муж. Я вспомнила разговор накануне, он собирался, да, но причем тут я?
        - Не «конечно же», а просто не пойду,- еле двигая языком, пробормотала сквозь сон и тут же отпрянула - мне показалось, что вскочившая на постель собака тычет мне в лицо своей мордой. Открыла глаза, не собака! Он, любимый! - Фу на тебя, я думала, это Амели!- Гера рассмеялся:
        - Так ты пойдешь?
  - Я спать хочу! – «Мой храм – это дом, дети, ты, здесь моя служба, со всеми тридцатью тремя заботами на одну мою грешную голову». Дождалась его ухода и встала.
 Можно, конечно, и в храм, можно и должно, но не хочется.
 Чьи грехи мне замаливать? Свои? Я так и не раскаялась. Просить у Бога помощи? Я сама не знаю, что может меня спасти. Не знаю, что мне нужно.
 Я знаю, что я должна. И этого «должна» мне хватает выше крыши. И Бог мне в этом даже не утешитель. Он с моим мужем заодно. И со всеми остальными мужьями и мужчинами тоже.
 Доковыляю как-нибудь безрадостно до конца перечня своих обязанностей перед Герой и, поминай, как звали. Блин! Как другие живут?! У меня же еще семья на зависть, муж нормальный. И то, не можется. Как же другие, у кого вообще брак - дрова полные, живут? Или объединяет общая борьба друг против друга?

        - Мы с тобой обрекаем себя на жизнь в постоянных ссорах двух сварливых и вечно недовольных друг другом стариков. А я не хочу такой старости! Я предпочту одиночество, - это было вчера.

< Вчера я действительно поняла, что ничего утешительного для себя в этом союзе не нахожу. Любовь остыла, толком и не возгоревшись. Гениного пыла хватило на год молчания в ответ на мои выплескиваемые на него накопленные за много лет обиды, и маленький томик его стихов. Он не сумел быть бескорыстным и терпеливым. Я тоже в свое время не сумела дождаться его любви терпеливо, стала раздражительной, злой. Сначала вымещала на нем свои комплексы, теперь пришел мой черед выдерживать это от него. Не хочу я такой жизни, не хочу! А деться некуда. Дети.
   Да, накликала я «счастье» в свой дом. Напризывалась – приди некто, уведи у меня мужа. Дозвалась. Влюбился, горемычный. Утешился на понимающем плече. Нет, я не возражаю, пусть, так и мне и ему проще. Но будь я единственной его отрадой, выздороветь, может, и не выздоровела бы столь скоро, но было бы не так обидно, как теперь.>


        - Раздражение появляется, когда есть влюбленность на стороне,- это накануне моя проницательная свекровушка.
        - Анна Андреевна, откуда в вас столько мудрости? Вы так в точку попадаете.
        - Ирочка, я жизнь прожила. Три мужа. Думаешь, они так мне легко дались?
  - У вас хоть с третьей попытки да получилось. А я все свою, первую, никак не решусь прервать. Мучаем друг друга.
   Как она справляется с собой, слушая все это?
  - Я понимаю тебя, доченька. Сердце болит за сына, а осудить тебя не могу. Натерпелась ты.
  - Если я не выдержу, суеверное предчувствие какое-то, что то же самое повторится потом в семье моего сына. Я не хочу ему такой доли. Вот и держусь…
   Это было вчера. А сегодня этот взрыв взаимных раздражения и злобы.
<   Обидно…Теперь кто-то там, на стороне, хороший, а я – плохая. И с этим теперь жить до самой смерти?>  Он никогда не простит мне своего унижения. Предвидела, говорила ему два года назад, когда уходила от него, а он не отпускал, - пройдет время, твоя влюбленность, вызванная страхом потерять меня, схлынет, и ты останешься один на один с досадой, раздражением и ненавистью ко мне. За все пережитое.
        - Почему ты не веришь мне, - молил он,- я никогда не разлюблю тебя. Я был преступно безразличен к тебе, но если бы ты знала, сколько нерастраченной нежности в моем сердце, её хватит на обоих. Я все преодолею.
        Если бы я тогда остановилась, поверила, что это навсегда и, умертвив все свои желания, жила бы только этой его нежностью…Но я не остановилась. Не поверила. Не осмелилась положиться на него.
       Тогда в моем сердце уже жил другой человек…
       И надежда устроить свою жизнь иначе с первого дня, а не по прошествии мучительного двадцатилетия… С чистого листа, с нуля, с первой влюбленности и на всю оставшуюся жизнь… Возможно ли такое счастье на земле?

<   Если бы я тогда остановилась, поверила, что это навсегда и, умертвив все свои желания, жила бы только этой его нежностью…Но я не остановилась. Не поверила. Не осмелилась положиться на него. В моем сердце жил другой человек. Надежда устроить свою жизнь иначе с первого дня, а не по прошествии мучительного двадцатилетия, и с человеком, с которым мы не нагадили друг другу в душу. С чистого листа, с нуля, с первой влюбленности и на всю оставшуюся жизнь… Возможно ли такое счастье на земле? У свекровушки получилось с третьей попытки. Но как она старается показаться передо мной, что её жизнь с Н.П. – сущее притворство и женское лукавство. Зачем? Из страха, что возьму пример с неё? Брошу её сына? Я пропускаю мимо её слова и смотрю им обоим в глаза – счастливые глаза людей, живущих друг другом,- слова не нужны, глаза горят любовью. Взаимной любовью. Я тоже имею право на такую жизнь. Обязанности свои я знаю прекрасно и прекрасно с ними справляюсь. Но я не хочу по обязанности играть в «догонялки» с любовью к мужу. Мы не совпали во времени, столкнувшись в пространстве. Построили семью на руинах, оставшихся в наших душах после пережитых до этой нашей встречи романах. Мы не успели отойти от пережитых потерь, когда встретились, и всю боль от них привнесли в свой союз. Поэтому ничего и не вышло. «…встретились два одиночества, развели у дороги костер. А костру разгораться не хочется. Вот и весь разговор», - пелось в песне. Жаль. Мы очень много потеряли, так и не удостоив друг друга взаимностью. Мы могли бы быть очень любящей парой, если бы встретились чуть раньше или чуть позже, или вообще на необитаемом острове. Чтобы никаких посторонних взглядов, никакого соблазна…
   Жуть! Нет! Что получилось, как сложилось, как встретились, так тому и быть. Жизнь заново не перекроишь. Значит, так было надо. Значит, цель другая. Значит, у Бога свои планы насчет нас. Опять я треплю Его Имя всуе. Стоит мое наказание где-то у аналоя и молится во благо семьи нашей.
   Воскресенье. Пережить бы его, не психуя и не оплакивая свою потерянную молодость…>



***
28-е
   Искала ключи от машины, наткнулась на Герину флэшку. Любопытство погубило кошку. Но я всегда изумлялась то ли мужниной порядочности, то ли изумительной его способности прятать концы в воду. Что-то мне подсказывает, что, скорее, первое, нежели, второе. Одним словом, никакого компромата!!! Как всегда!!! Я осчастливлена обществом Ангела.

    Очевидно, наша с ним проблема лишь в том, что два ангела не могут спать вместе на одном супружеском ложе…

Не мое. Даже странно, что я это делаю…


Роза в аду
Каждому – свое.

Меня привели в ад.

Мне сказали – «Смотри! Запоминай! Расскажи другим!».

И еще мне сказали «Ты не веришь в Рай. Мы тебе не покажем его. Ты говоришь, что так много пережил, что не боишься ада. Ну, смотри!».

Я увидел большую серую равнину без единого клочка растительности, окруженную высокими черными горами. По всей равнине из трещин в земле к серому небу тянулись черные дымы. Наверху дымы сходились в одну огромную тучу, сквозь которую я не видел неба. К равнине вел длинный проход между скал. Долина охранялась – я не могу сказать, каким способом. Внимание охраны обращено не внутрь, а наружу. Никто не стережет тех, кто внутри – задача охраны не пускать сюда тех, кому дорога сюда еще не назначена.

Людей в аду нет – только бестелесные души. Их не видно, но мне помогли, и я стал видеть души. На самом деле душа не выглядит никак, она не имеет формы, цвета и размера, но я видел их как полупрозрачные облакообразные существа размером с человека. Они выглядели все одинаково. Между собой они не общаются и даже не знают о существовании других душ рядом, хотя часто проходят друг через друга, не замечая этого. Каждая из них существует сама по себе, занята только собой и каждая из них пришла сюда сама.

Когда приходит время и телесная оболочка человека становится более не нужной, человеческая сущность, которую чаще всего называют душой, попадает на длинную дорогу между скал. Душа остается одна, и перед ней встает весь путь, который человек прошел, когда у него было тело. Воспоминания наваливаются на человека, он вспоминает все, что было с ним в жизни, и он больше не может себе врать.

Душа движется по длинному проходу между скал, вспоминает то, что было раньше, и судит. Никто не сможет судить человека лучше, чем он сам, и никто не осудит так сурово. Когда есть тело, когда есть жизнь, тогда человек находит оправдание почти каждому своему поступку. Когда жизни больше нет и способность обманывать пропадает, душа сама выносит себе приговор. Перед самым входом в долину с дымами проход в скалах раздваивается. Направо ведет дорога в другое место, не в долину, но туда почти никто не сворачивает. Все идут в ад.

Мне сказали, что бестелесные существа находятся здесь столько, сколько сами сочтут нужным. Каждый сам выносит себе приговор и сам следит за его исполнением. Мне сказали, что приговоры эти очень суровы – отсюда очень редко выходят.

Они помнят все и ничего не могут забыть. Каждая ложь, каждая измена, каждая секунда трусости ушедшей жизни ярко стоит перед мысленным взором бестелесного, невидимого и одинокого существа и это существо страдает. Оно мечется, как в кошмарном сне, и оно знает, что не проснется утром, как после сна, и не стряхнет сонную одурь. Существу страшно – страшно за то, что оно так поступало, и за то, что когда-то кто-то страдал от этих поступков. Оно, это существо, более всего хочет вернуться в тот момент и что-то исправить или хотя бы попросить прощения, но нельзя вернуться, нельзя ничего исправить и нельзя просить прощения. Существо знает это, ему хочется плакать, но и плакать нельзя, потому что нет тела, и нет глаз, из которых могли бы литься слезы. Существо обращает свой беззвучный вопль к тому, кто так осудил его, и судья слышит этот вопль, потому что судья – само это существо. Судья слышит, и не прощает, потому что себя простить нельзя. И наказание продолжается.

Здесь, в долине, течение времени не ощущается, потому что ничто не изменяется вокруг, день не сменяет ночь, весна не приходит на смену зиме, здесь всегда одинаково. Здесь всегда серо, и черные дымы всегда поднимаются вверх, к серому небу, затянутому большой тучей. Времени нет, значит, наказание продолжается вечно.

У существ нет зрения, но они способны воспринимать окружающий мир иным способом. Они знают, что здесь – дым, серость и туча. Но их это не интересует, потому что они заняты только собой. И еще они заняты розой.

В середине серой равнины прямо из трещины в земле к затянутому черной тучей небу тянется большая красная роза. Она была здесь всегда, и она будет здесь всегда. Она чиста, она не тронута ни пылью, ни дымом, не сажей. Она алая, и на ее стебле большие шипы, как у всех роз, но об эти шипы никто не поранится. Этот цветок – единственное живое существо в аду.

Души имеют возможность видеть этот цветок, и каждая из них мечтает о том, чтобы этого цветка здесь не было. Но он есть, он живет, и он терзает души иногда даже сильнее, чем остальное наказание. Он напоминает им, что есть что-то другое, кроме серой земли, черного неба и тоски воспоминаний. Есть что-то другое, чистое и живое и это другое недоступно и никогда не будет доступно тем, кто здесь. Можно избыть свои воспоминания, и страдания все равно когда-то, даже через вечность, будут окончены, но никому и никогда уже не обрести изначальную чистоту.

«Ужасно!» - сказал я тем, кто меня привел сюда – «Разве можно было ТАК наказывать нас, ведь тот, кто придумал это место, сам создал нас такими!».

«Ты разве не понял?» - сказали мне -  «Это место придумал не он. Это место придумали вы сами, и вы сами сюда приходите, и вы сами себя мучаете. Его – только роза!»

«Но и это жестоко! Без розы можно ведь обойтись! Она мучает их более всего!»

«Ты опять не понял!» - сказали мне – «Любое наказание когда-нибудь заканчивается, и они попадут в другое место, в которое ты не веришь. Они не смогут забыть этого места, но что, ты думаешь, они будут помнить, когда простят себя окончательно и вновь обретут чистоту? Из всех воспоминаний об аде у них останется только роза!»

___________
апрель, 2003
***
   Эх, Гешка! Жаль, что я не могу признаться тебе, что прочла это. Были бы мы просто друзья, я бы сказала : «Браво!» Но как твоя жена, я должна скрывать от тебя и свою прозу, и не подавать вида, что прочла твою*. Так вот, дозировано - по капле - лжи в отношения, - и умерло все живое в них. Какими друзьями могли бы оставаться люди, кабы не этот пресловутый инстинкт размножения. Пока нянчишься с детьми, гнешь спину, не чувствуя ни помощи, ни поддержки, угасают все дружеские чувства.

   «Роза в аду». 2003-й год. Это все до того, как у меня сорвало крышу. Ему показали весь тот ад, через который мне доведется пройти. Он так редко слышит меня, когда я, отказываясь от исповеди и покаяния, к которым он меня сподвигает, говорю ему, что страшнее того суда, который в моей душе творит  моя совесть, суда на небе не будет. Мое чистилище уже началось здесь, на земле – во плоти…
    Все узлы мною должны быть развязаны здесь. И на небо. К ангелам.


***

28 февраля.

Вчера впервые посетили занятия танцевального клуба латиноамериканского диско. Преподаватели отнекивались от нас с Риткой, ссылаясь на перегруженность группы, мы соглашались, но шутливо напирали:
- Мы противные, увидим, что народ не весь собрался, растечемся и заполним все свободные щели. Нас не удержишь, ужас, как танцевать хочется!
 Вызвав, наконец, улыбки на их лицах, добились их расположения и нагло заняли середину зала. Никто и не возражал, приняв нас за своих.
   Музыка заводила, непроизвольно заставляя тело отдаваться ритму. Все, что когда-то давно уже было натанцовано, пробудилось и отозвалось желанием двигаться в такт  зажигающей мелодии. Не прикладывая никаких ученических усилий, влилась в

 *Автор – Захаров Сергей. Воронеж.

танцующую массу и поняла – моё! Хочу, хочу, хочу!
- Можно прийти посмотреть на занятия групп среднего уровня?
- Можно,- на ломаном русском ответил тренер,- но только посмотреть! Не танцевать.
- Понятно, нет вопросов,- рассмеялась я. За этот урок он отказался брать с нас деньги.
- Это дорого. Тридцать. Я вам его дарю.
Записалась на индивидуальное занятие, решив, что вполне освою эту латиноамериканскую науку за более короткий срок, чем остальные. Да и нет у меня лишнего времени на это. Хочется сразу - вниз головой на камни.
Съездили на «Контрактовую» с дочкой, посмотрели. Да, пожалуй, средний уровень за одно занятие не освою. Придется раза три потоптаться. Зато потом и за партнера смогу.
Эх, молодость моя, молодость! Проглядели мои родители во мне звезду. Ладно, зато медалистку вырастили…
- Ну, что, доча, пойдем?
- Тебе уже надоело?
- Нет, просто надо домой.
Но домой не захотелось, как только села за руль машины.
- Слушай, давай праздно по городу покатаемся?
- Давай, - обрадовалась дочка.
- Куда же мы поедем? А повезу-ка я тебя, куда глаза глядят.
По дороге на танцы мы завели и оборвали приездом на место весьма откровенный разговор.
- Мама, выйти замуж девственницей, это теперь нонсенс!
- Самое странное, что, тем не менее, каждый из них хотел бы быть у будущей жены первым, чтоб она его ни с кем не сравнивала.
- Мам, представляешь, выйдешь замуж, не попробовав, а он окажется импотентом.
- Они импотентами становятся из-за нас. А настоящий импотент за женщиной и ухаживать не будет, обойдет стороной, чтоб не прилепилась случайно. Не бойся. А расставаться с девственностью лучше все же по очень большой любви и взаимности. Иначе об этом первом опыте будешь долго вспоминать с отвращением. «И это и есть оно?! Вот эта гадость?». Поэтому лучше первый раз – по совершенно безумной взаимной любви.
 - Как у тебя с С.Ф. ?
 - … !
 - А с папой?
 - Секс в семье – иное…
- Иное? – дочка удивленно смотрит на меня.
- Да. Это, как ни странно звучит, кропотливый труд двоих - настраивание своего тела на тело другого человека, с которым хочешь жить вместе, потому что собираешься растить с ним своих детей. Я выходила замуж за человека, идеально подходящего на роль отца. Не любовника. Это получилось со временем.
 - Замуж из-за детей? А любовь?
 - О том, была любовь или только влечение,  ты поймешь только после того, когда страсть схлынет. Тогда остается или уважение и доверие, или раздражение и ненависть друг к другу. В первом случае, начинаешь «трудиться» над сексом, все начинать заново. Во втором – расстаешься. Секс на стороне редко спасает, потому что очень редко бывает попаданием сразу в точку. Разве что, с очень опытным партнером. Но тогда есть опасность привязаться. Кстати, о первом разе с кем попало и опытности - откуда опыт у ваших ровесников? Так, бравада и безудержность гормонов, когда готов тыкать в любую щель, лишь бы снять напряжение. А пробьют в тебе дырку, и все, пойдет потом как по накатанной. Вспомни, приятно было закурить первый раз?
- Нет, противно.
- Так может быть и здесь. Первый раз с отвращением. Ничего хорошего. Потом уже второй, третий  - не страшно, не противно. Не успеешь опомниться, уже проходным двором свое тело ощущаешь. И рада бы остановиться, да не дают, лезут все, кто ни попадя, зная, что отказа не будет.
- Но если им это так надо, как же нам, девчонкам, быть?
- Запомни! Ты никому и ничего в этой жизни не должна. Это твое тело. Для верующего – это храм души.  Ты и только ты вправе определять, как им распоряжаться. Ровесники пусть постарше теток себе для этого находят. Масса любительниц маленьких мальчиков, только свистни. И приласкают, и обучат. Да, вообще, это не твоя забота, что и как они чувствуют. Только ты имеешь на себя право.

Мы садимся в машину. Возобновлять прерванный разговор уже не хочется.
- Хочешь, я покажу тебе, где живет и работает мой «француз»?
- Конечно, хочу.
- Тогда поехали. Это очень далеко.
- Мам, а у тебя еще остались какие-нибудь чувства к нему?
- Остались… Все чувства остались…С тем, что мешало нормальным отношениям – неистовство, одержимость, зависимость – справилась. А чувства остались теми же. Теперь я могу с этим жить. Планировать что-то в своей жизни. Писать книгу. Учиться танцевать. Мечтать о загородном доме и квартире в Париже. Заниматься вами. Я могу жить с мужем – вашим папой, и это уже не вводит в состояние депрессии и раздражения. Все улеглось на дно моей души. Обидно только, доча, что мне предпочли молодость и красоту. Я рассыпала бисер перед человеком, которому достаточно малого. Красота. Блин! Почему все время приходится доказывать, что я имею такое же право на счастье, как и эти долбанные красавицы?! Я на семнадцать лет попала в ад, доказывая мужу, что достойна его любви. А он любил красавицу Лилю, мизинца моего не стоящую. Ладно…  ты-то у меня удалась. Симпатичная. Моих «страданий» знать не будешь.
 Мы очень быстро добираемся с ней до ужасно далекой Борщаговки. Вот здесь это было. Я рассказываю ей свою историю, фактически пересказывая написанное когда-то. Только с привязкой к месту. «Здесь мы повернули…Здесь он сказал, здесь я ему ответила…Тут посмотрела вслед с надеждой, но раздосадованная рванула прочь и позвонила. Ты все прочтешь, если захочешь, и, если я когда-нибудь все-таки решусь на это».
- Твою книжку я прочту точно!
- Теперь я покажу, где он работает. Сколько раз я мысленно проделывала этот маршрут, но запрещала себе даже думать о том, чтобы пытаться сюда приехать.

Это неправда. Один раз, кажется, я все-таки приехала, чтобы быстро-быстро, незамеченной, умчаться прочь от пустых безжизненных окон. Сегодня окна дома, где он живет, были темны. Впрочем, одно из них вспыхивало голубым мерцанием телевизора. Но я не знаю точно расположения его окон. И успокаиваю себя мыслью, что его здесь нет.
Подъезжая к офису, с удивлением замечаю пробивающийся сквозь щели жалюзи свет. Странно. Десятый час.
- Слушай, если я не ошибаюсь, это его машина. Неужели он здесь? Этого не может быть. Позвонить?
- А ты решишься?
- Если не позволю себе долго думать, то да.
И, не давая себе ни секунды на размышления, я набрала его номер…
***


- Да? – его голос, пробивающийся сквозь треск помех и собственную вдруг охриплость. Не ожидал!
- Здравствуйте, Владимир.
- Здравствуй.


- Мы не очень отвлечем вас от дел, если зайдем сейчас на пару минут?
- …?
- Аллё! Ты куда пропал?! – треск в трубке усилился. Что-то говорит, но ни одной фразы разобрать невозможно. Слова проваливаются в пустоту со звуком обрывающейся струны. – Я ничего не понимаю,- с досадой в голосе произнесла я.
- Так меня слышишь? – Неожиданно четко прозвучало в телефоне.
- Слышу,- опешила я.- Если мы зайдем, это не очень омрачит твой вечер?
- Куда заедешь? Ты где сейчас?
- Не заеду. Я уже здесь. Это же твоя машина?
- Возле офиса? Ты здесь? Заходи!
- Мы здесь! Я не одна. Идем.
- Я, мам, уже было подумала, что он трубку бросил, когда услышала, как ты в сердцах произнесла, куда он пропал.
- Пошли. Познакомлю. Только приготовься. Он маленького роста, лысый, ноги кривые, ушки врастопырку и в очках.
Катюха в ужасе посмотрела на меня:
- Ты серьезно?
- Сама удивляюсь. А ничего поделать не могу. Тащусь от всего этого в нем. Так, код 38. Есть!
Сталкиваемся в дверях с выскочившим нам навстречу героем моих снов.
- Привет! Вы уже вошли?
- Привет!!!
- Проходите,- он проводит нас в офис. Заходите, заходите. Садитесь.
- Это Владимир. Это Катя. Моя дочь.
- Я понял. Да проходите же. Я сейчас.
Суетливо, смешавшись оба, на потеху и веселье моей дочурке понаблюдать за смятением взрослых тети и дяди, с трудом скрывающих смущение и радость от неожиданной встречи, наконец, рассаживаемся в креслах. Я показываю ей глазами на стоящих прямо напротив нас на журнальном столике двух плюшевых котов, подаренных мною на новый год. Она понимающе улыбается: «Те самые, о которых ты рассказывала? Какая прелесть!» «Ну, как он тебе?»- едва слышно, одними губами спрашиваю её, когда он на мгновение удаляется из комнаты, где мы с ней расположились. «Очень милый»,- кивает она. Я вздыхаю, имитируя вздох обреченности: «Я вот так и попалась на удочку. Милый! Милый…»
- Ну, рассказывайте, что вас привело ко мне?
- Я предупреждала, что приеду задавать глупые вопросы в надежде получить умные ответы. Ты же, если не ошибаюсь, специалист по «прихватизации» и земельному беспределу? Я, собственно, именно по этому вопросу.
- Что денег много? Покупать что-то решила?
- Я?! Что ты! У меня вообще ничего нет. Да, возможно, купим. Но хотелось бы, чтобы ты научил, как впросак не попасть.
- И где?
Ответила. Тень пробежала по его лицу. Едва заметная, но схваченная моим ревниво следящим за каждым его движением взглядом. Он никогда не откроет мне своего сердца, никогда, я могу только так, по едва заметной дрожи в голосе, по едва уловимым движениям черт распознать, что творится в его сердце. И я читаю его, жадно вглядываясь в любимые черты. Я ничего не могу с собой поделать, я пожираю его взглядом. Я опять влюбляюсь!
- Почему там?
- Не знаю,- пожимаю плечами,- почему бы и нет. Соседи хорошие, место красивое.
- Соседи?- смеется.- Вы дом покупаете или соседей?
- Конечно, соседей. Дом я и сама построю.
- Сколько это стоит?
Отвечаю. Еще большее недоумение и тревога. Такие деньги за такое барахло. «Говорю же, соседи нравятся»
- Хотела с тобой по соседству поселиться, так ты не захотел соседства со мной,- так тебе! Получай! Не хотел? Как же. Даже желать не смел. Сама за тебя додумываю, пока от меня прячешься.
Подошел к карте.
- Как называется село? Вот оно. Да. Место хорошее.
- Хорошее, хорошее.
- Определитесь, с копией акта ко мне, я пробью по своим каналам по базе данных, чтобы без обмана.
- Спасибо.
- Пока не за что. Вы домой сейчас?
- Конечно. А ты?
- Тоже. Идем?
- На сигнализацию ставить надо?
- Что?
- В смысле, нам уже сейчас с тобой прощаться или вместе выйдем.
- Вместе.
Мы чуть впереди. Он, приотстав на последние ритуальные манипуляции с закрыванием дверей и установкой на сигнализацию, следом.
- Я бы осмелилась сказать,- тихо проговорила дочка,- что он рад был тебя видеть.
- Мне тоже так показалось.
- Разогревай машину! – почти бегом направляясь к своему коню, скомандовал он мне.
- Зачем?
- Ты что, правил не знаешь?

Конечно, я знаю правила. Послушно включаю мотор. «Не хочет, чтобы быстро уехала,- объясняю Катюхе,- что ж, будем палить бензин ради такого случая». Дочка понимающе улыбается. Володя суетится вокруг своего автомобиля, ублажая его всякой всячиной. Освободил от кульков переднее сиденье – кого-то будет подсаживать? Так, ревность, стоп! Это не мое дело. Как не мое дело и светящиеся телевизионным голубым светом окна его дома. Это были не его окна. Или его. Плевать! Его ждут!! Или не ждут! Плевать! Я приехала. Он был этому рад. Разъезжаемся. Он не может придумать другого повода оттянуть момент прощания, кроме как заставить меня прогревать мотор не успевшей остыть машины. Я ВСЕ ПОНИМАЮ! Я играю по твоим правилам. Потому что хочу этой игры. Хотя она рвет все мои внутренности на части. Но по-другому никак.
- Сейчас он закончит суетиться и, либо подойдет попрощаться, либо сядет в машину, едва взмахнув рукой на прощание.
 Нюансы, нюансы. Жду. Читаю каждое движение, каждую проносящуюся в его голове мысль. Все! Закончил. Захлопнул дверь. Идет к моей машине.
- Мам, расскажешь, что было?
- Конечно!
 Я выхожу, плотно прикрывая двери. Последние несколько минут: Ты как?- Нормально. А ты?- Работаю. – Я тоже. Совсем отбилась от жизни. Не сплю.- Пишешь? – Угу. – И как? – Страшно. Такое получается! – Издашься? – Вряд ли. Раздаю направо-налево.- Издавайся. – Это смертный приговор моей жизни. Но, чувствую, могу внезапно разбогатеть,- смеюсь,- очень внезапно и очень сильно. Поеду в Париж квартиру покупать.- Париж, хорошо. Квартира в Париже – это хорошо. – Переводчик понадобится. Не успеваю язык выучить. Ты как? Поможешь?- Толкаю легко в бок,- подскажешь, какая рю де Пари лучше? – Смеется, - Не одна, две квартиры нужны – для себя и – рядом - для переводчика. – Так я же, в конце концов, язык выучу! – «не понимаю» я. – Не понимаешь! Переводчик рядом должен жить. – Хорошо. Договорились, только переводчик чтоб без переводчицы. Переводчицу не осилю. -  Хорошо, без переводчицы.

Читай по губам: я очень рад тебя видеть- я очень рада тебя видеть – я хочу быть рядом – я хочу быть с тобой – мы будем вместе – мы обязательно будем вместе…

- Ну, все! Давай, богатей, покупайте дом, квартиру.- Его рука, прощаясь, крепко сжимает мне локоть. Обжигающее прикосновение. Прячу глаза. Еще мгновение, и разрыдаюсь: «Почему я должна уезжать?!! Мое место здесь, рядом с ним». Вспоминаю окно, светящееся синим мерцающим светом,- чтобы сейчас уехать, я должна верить, что это было его окно, что его ждет другая, что место рядом с ним занято. Как и место рядом со мной.

- Мам, ты как? – дверца машины захлопнута и, скорей-скорей прочь отсюда.
 - Ужасно! Сейчас разревусь… Ладно… По крайней мере, обеспечила себя поздравлением с восьмым марта,- всхлипнула, подтянув набежавшую влагу в носу. – Будем жить, доча. Ничего не понимаю!- не должны были мы его встретить здесь в такое время. Или нас уже ангелы сводят? Знаешь, часто люди хотят встретиться, не получается, вздыхают, что ж, не судьба, говорят. А тут я еду, зная наверняка, что его здесь быть не может. Просто показать тебе, где и что происходило, чтобы, читая когда-нибудь мою книжку, ты представляла все себе вживую. И вдруг, бац! - он. Говорит, уже уходить собрался, что-то случайно задержало. Тут мы и позвонили. Так не бывает. Или, наоборот. Говорю же, ангелы поработали.

Слез уже нет. Возбуждение. Желание говорить, говорить, говорить. Не тому зрителю я играю свой спектакль. Это дочь!
- Ты воспринимаешь сквозь призму того, что это твой папа, поэтому тебе тяжело принять все так, как могла бы, если бы отнеслась ко всему только как женщина.
Она кивает. Да, если бы это не было историей взаимоотношений её родителей, все было бы проще. Но это её мама и папа на грани расставания и на пороге выбора. Поэтому больно….

2 марта 2006 г.
Преподаватель запаздывал.
Вышла из дома слишком поздно, поэтому спешила изо всех сил. Примчалась минута в минуту, проблуждав между выходами метро. Запутавшись и ругая себя за нерадивость – что мне стоило выйти минут на пятнадцать раньше? Какая такая непредвиденная срочная работа? Вечно спешу, вечно опаздываю. Пятнадцать ноль-ноль я вбегаю в зал. Спина взмокшая, ноги отнимаются от напряжения – мчалась по эскалатору. Какая сальса?! Не задохнуться бы! Сбрасываю сапоги, переобуваюсь. Готова!
Преподавателя нет. Странно. Может, про меня забыли?
Оглядываю зал. Очень уютное местечко. Стильное. Прошлась вдоль зеркальных стен. Вроде бы ничего смотрюсь. Старовата, конечно, для таких танцев. Но в глаза еще не бросается. Особенно, если челочку вот так, на глаза, на глаза. Так-то лучше. Повела плечами, бедрами. Двигаюсь еще. Где же все?
Промокшая от бега спина, начала подмерзать. Набросила на плечи шубку. Согрелась. Зашел молодой человек. Сел неподалеку. Скучаем вместе. «Вы на занятия пришли?»- не выдержала я. «Нет, у меня встреча». И опять тишина. Звонок из дома. Уже успевший соскучиться младшенький интересуется, когда приду. Бог его знает! На часах без двадцати. Кажется, ждать бессмысленно. Обо мне не вспомнили. Отослала смску заплутавшему руководителю «наверное, мы с вами не поняли друг друга». Тут же звонок.
- Дождитесь меня, пожалуйста! Проблема с машиной. Застрял в дороге. Буду минуты через три.
Понятно, на улице метет так, что сама не решилась брать машину. Дождусь. Не буду становиться в позу.
Влетает Пауэль. Извините, извините, виноват. Минуточку. Сейчас все решим.
Молодой человек направился к нему. Какие-то огромные сумки вынесены из подсобки. Костюмы, костюмы. Сердце защемило. Как же мне не хватает этого карнавала сегодня! Этой суеты, радостного волнения перед выходом на сцену, ослепляющего света и внутреннего восторга – сейчас я вам покажу! Сейчас вы у меня расплачетесь от желания.
Стряхнула наваждение. Позвонила Ритке. Тихо-тихо, только ей – приходи. Мы только- только сейчас начнем. Здесь такие костюмы. Кажется, я нашла то, чего у нас давно не было. Праздника!- «Еду!» - отвечает подружка. Разъединяюсь. Пауэль направляется ко мне: «Вы готовы?» Еще бы! Я уже не просто готова. Я уже не сомневаюсь, что у меня получится!
- Вы знаете основной шаг?
- Нет. Я нулёвая. Мне объясняйте с самого начала.
Включает музыку. Внутри все пришло в движение. Едва сдерживаюсь. Показывает – повторяю. Объясняет, опять показывает. Встали в пару. Минуты три на то, чтобы почувствовать, что партнеру от тебя нужно, а дальше уже полное притворство, что пришла учиться и чего-то не понимаю. Да, ошибаюсь, да, делаю порой невпопад и не то, что нужно. Но было бы странно, если бы не ошиблась ни разу. Партнер входит в раж. Прижимается плотнее. Его бедра хозяйничают на моей территории. Его голова легким прикосновением отводит волосы с моего лица, и на шее ощущаю губы хулигана. Толчок, и сильные руки заставляют меня крутиться волчком вокруг его извивающегося в танце тела. Есть! Он заводится. Я отвечаю. Опять тела вместе. Как это у них – вертикальное осуществление горизонтальных желаний?- пожалуй, да. Опять лечу прочь и тут же возвращаюсь в его объятья. Замирает. Что я должна сделать? Показывает глазами – показать себя. Кик левой ногой, замерла на мгновение и глубоко присела в па, не отрывая глаз от его лица – Я все правильно делаю? – Умница! – Что бы это значило в переводе с языка танца? Партнер нетерпеливо повел бедром, словно подбадривая меня. Что?!! Я резко поднимаюсь, напряженно и с жаждой мщения, глядя на него в упор. Его язык жадно и быстро прикасается к моим рукам, словно просит прощения и пощады. Я уступаю и вновь отдаюсь, доверяясь ему.
Мельком замечаю вошедшую подружку. Она присаживается на стул. Наш танец стал при свидетеле менее откровенен, но не менее органичен. Докручиваем, доверчиваем, допридумываем и, утомленные, – спасибо!!! – расходимся по углам.
- Вы танцевали раньше?
- Очень давно.
- Все равно. Видно. Чувство ритма. Руки в поддержке понимающие, чувствуете, что от вас хочет партнер. С вами легко танцевать. Я дал вам сегодня программу среднего и старшего уровня. Получается.
 В танце мы были на «ты». Ладно.
- Приходите на дискотеки.
Слушай, Ирка, я с тобой рядом учиться не пойду. Закомплексовала, засомневалась, что у меня вообще что-то может получиться. Как здорово! Извини, но впечатление было такое, что вы с ним трахались, а не танцевали.
- Что-то вроде того,- рассмеялась я.- Не приди ты вовремя, неизвестно еще, до чего бы мы, танцуя, дотерлись и договорились.
  Кайф получила. Похлеще секса…

***

3 марта 2006 г.

 Все повторилось с точностью остановившихся часов. Была такая шутка в детстве, какие часы показывают точное время только два раза в сутки.
Мне казалось, я уже прекрасно с этим справилась. Но, оказалось, только остановила часы. Подошло время, и все совпало с тем, что было раньше. Занимаю весь свой божий день, чтобы быстрее наступил вечер, а вечером – тоска...
У меня не хватает духу преломить печать обета молчания, но накапливаемая внутри невысказанность, сдерживаемое желание, превращают мой день и вечер в ад ожидания перемен, которые могут наступить только тогда, когда я откажусь от бездействия.
 Психологического бездействия и физического следования этому.

 Мне тоскливо, меня давят сомнения. Мне всё не в радость.

 Я опять попала в ловушку своего чувства к В.

  Что-то измениться может лишь тогда, когда я сама начну что-то предпринимать, а я считаю себя не в праве начинать первой. Выжидательная позиция под гнетом обстоятельств и невозможность изменения этих обстоятельств, делают меня пассивным наблюдателем собственной жизни, которая проходит сквозь пальцы, не оставляя следов счастья на ладонях.
Тоска, безысходность. И, чтоб не прислушиваться к тому, что творится на душе, занять себя с головой каким-нибудь совершенно бессмысленным, с точки зрения Вечности, занятием…
Куда же мне спрятаться от тебя…


Вчера был звонок свекрови. Я позвонила ей, чтобы поздравить с днем рождения.
- Здравствуйте, мама.
- Ирочка, доченька, здравствуй, моя хорошая!
- Поздравляю Вас с днем рождения. Желаю…
- Я все время думаю о тебе, девочка моя. Просыпаюсь, вспоминаю тебя, и такая жалость в сердце. Так у меня душа о тебе болит. Все время. Как ты?
- Спасибо, все нормально.
- Как же мне хочется, чтобы у тебя и в самом деле все было хорошо. Чтобы ты, наконец, была счастлива. Я же все вижу, все чувствую. Ты только поверь мне, что бы ни случилось, я всегда пойму, всегда поддержу тебя. Я ведь все понимаю. Все…
Мы не проговариваем вслух с ней о том, о чем обе думаем. Это – табу. Она прекрасно понимает, что меня удерживает возле её сына только чудо – наши дети. Мы говорили об этом, когда она была здесь. Когда я была уверена, что в моей душе все улеглось, и я могу жить, честно следуя своему долгу. Но она видела хрупкость этой моей уверенности, она держалась только на отказе от всех соблазнов мира, а долго ли я смогла бы держать себя запертой в четырех стенах и жить, как зомби? Мы так с ней похожи. Уж кто-кто, а она знает, что значит удерживать себя рядом с тем, кто не люб. Стерпится-слюбится, все это в несбывшемся прошлом.
- Уходить можно только тогда, когда есть к кому и куда.
- ЕСТЬ!!! – в сердцах бросила я тогда, не щадя материнских чувств. – Только боюсь, решись я на это, обреку на схожую с отцовской судьбу своих сыновей. А им я этого не смею желать. Вот и терплю.
Горький взгляд в ответ и ни слова упрека. Хватило бы у меня мудрости на такое? Не знаю. Как не знаю и того, хватит ли у меня дерзости порвать с её сыном. Но я иду по этой дороге, к разрыву. Предательскому, горькому разрыву. Я не вижу себя рядом с ним в завтрашнем дне. Я не вижу завтрашнего дня с ним вообще. Я мучительно хочу свободы от него. Полной. Это не предательство, это попытка порвать порочный круг лицемерия и обмана. Я не люблю и не могу бесконечно притворяться, что люблю, даже из любви к детям. Я превратила свою жизнь в ад. Молчаливый, не перечащий ад смирения. Душно. Задыхаюсь. Призываю конец, не видя выхода, который никому не причинил бы боли.
- Знаешь, когда вдруг понимаешь, что ты ангел? Когда осознаешь, что не способен на зло. Когда все попытки огрызнуться в ответ на причиненное тебе зло, заканчиваются тем, что отвечаешь на него добром. Или ты  хотел  бы сделать что-то по-своему, а не можешь сделать никому плохо. И уходишь из мира, не приняв и не поняв правил, по которым он играет…
Куда же мне спрятаться от тебя…
***

- Ты такая хорошая была в эти дни, - недоумевает муж. - Воодушевленная такая. Мне такая ты больше нравишься.
- Я же говорила тебе, что то было нездоровое воодушевление. Эйфория. Она закончилась, вернулась депрессия.
Вернулась не депрессия, вернулось осознание бессмысленности попыток задавить в себе живое. Только желание видеть Его вдыхает жизнь в мое сердце. Только надежда быть с Ним  возвращает меня на землю обновленной. Я доказываю Ему свое право на счастье с Ним. Но на самом деле, сватаю тоску. Если бы Он только знал, что Он делает со мной. Если бы только догадывался, какой властью надо мной обладает.
Все летит в тартарары. Все мои двухмесячные усилия забыть его или хотя бы отдалиться, разбились об его взгляд и призрачную надежду, данную этим взглядом. Я пропала. Опять каждый день без него кажется невыносимой бесконечно растянутой во времени пыткой.
Держусь. Молчу. Радость от встречи сменилась глухой тоской.
Ты думаешь обо мне?
Куда же мне спрятаться от тебя…

***

Когда же мои чувства к тебе перестанут ввергать меня в пучину одержимости и неистовства?! Такая я не нужна тебе. А по-другому, к сожалению, у меня любить тебя не получается. Поэтому я скрываюсь от тебя. Чтобы ты не видел меня слабой.
 Я затанцую свою тоску по тебе. Я уйду в другой мир.
 Я спрячусь от тебя в танце. Ты не увидишь меня танцующую и никогда не догадаешься, что это Ты в этом танце. Что это Тебя я желаю, жадно впиваясь взглядом в лицо партнера, и Тебе отдаюсь, отдаваясь ритму танца.

 Нет… Ты обязательно увидишь это.
 Дай мне время…

***


5-е марта.

То, с чем не удается справиться наяву, возвращается ко мне снами, и уже там подсознание помогает мне, безжалостно расставляя акценты и срывая завесы недосказанности. То, что я боюсь говорить себе сама, страшась правды такой, какая она есть, договаривается им, моим подсознанием. И во сне приходит спасение через боль осознания истинного положения вещей.
Подсознанию не страшна чья-либо нелюбовь ко мне. Ему все рано. Я не знаю, что и кто стоит за ним. Кому не больно. Потому что моё «я» во сне тоже страдает.
 
 
Я увидела всех тех женщин, которыми Он отгораживается от меня.
- Зачем ты их всех притащил сюда? - горько недоумевала я.- Ты хотел сделать мне больно? Но зачем? Ты думаешь, у меня нет никого, кем я могла бы «покрасоваться» перед тобой? Почему-то я не делаю этого. Зачем же это делаешь ты? Зачем?!
Он, какой-то весь гладкий, как шарик для пинг-понга, поводит брезгливо плечами:
- Мне надоело выслушивать твой бред. Все это мне не интересно. – Прижимает к себе одну из своих барышень, жадно пялясь на её грудь, - Мне гораздо милее она.
Я брезгливо отворачиваюсь.
- Это совсем не то, что тебе нужно!
- Почему ты вообще берешься судить о том, что мне нужно?! – выходит он из себя,- Кто дал тебе такое право? Не нужна мне ты!
- Я знаю, что не нужна. Знаю, что никогда не буду любима тобой. Но все же у меня перед ними есть одно преимущество. Ты не сможешь меня забыть, потому что ни одна из них никогда не напишет тебе того, что написала я.
Он усмехается и показывает глазами в сторону двух девиц, поправляющих в сторонке от нас свои чулки:
- Они способны и не на такое.
Я в жутком смятении. Мне казалось, никто не сможет увлечь его собой так, как это пыталась сделать я, а оказалось, что каждая вторая – это я и есть. Всем женщинам он внушает чувства той же силы, что и мне. Раскрывает в них те же бездонные глубины, что и во мне. Мне казалось, я единственная такая, сраженная и покоренная им, отдаю ему столько, что одному взять не под силу, а выходит, он окружил себя целым сонмом одаренных талантами поклонниц, которые творят в его честь и готовы исполнить любое его желание. Он владелец целого гарема таких, как я. Только я оказалась самой назойливой и самоуверенной.
Они вслух потешаются надо мной, наперебой цитируя мою «прозу». Я узнаю в этих цитатах строки, написанные моей болью, с надеждой быть услышанной. Но что я слышу?! Моя боль вызывает у них судорожные приступы смеха. Я СМЕШНА в своем самообнажении. Я обнажалась перед ним, а вызвала лишь его неприязнь и издевательский смех его наложниц.
Нет, мне не стыдно, и я не испытываю сожаления, что делала это ради него. Мне только больно, что я не разглядела за всем этим простой человеческой игры. Я недодумала, недооценила их. Слишком доверилась злу, когда оно было рядом, Зло принимая за Добро.
День замер.
Давно отзвучал звонок телефона. Я что-то наплела своим, что скоро буду. Посмотрела на часы. Половина первого. Ночь? День? За окном то ли сумрак, то ли рассвет. Все время, пока я находилась с ним в этом гостиничном номере, за окном все так же едва светало. Время словно остановилось, давая мне возможность разобраться в себе.
Я еще не знаю, что он здесь не один. Мы пока вдвоем. Близость его тела возбуждает меня. Я тихо целую его лоб, глаза, губы, покусываю мочку уха, перевожу дыхание.
- Что ты делаешь?
- Целую тебя.
- У тебя такие нежные красивые губы.
- Красивые? Смешно. При чем здесь красота?
- Нежные.
- Да, любящие.
Он отстраняется – я что-то не так сказала?
- Нет, все так.
- Тебе хорошо со мной?
- Да, хорошо.
Почему-то поднимаюсь. Тяжесть в сердце. Кажется, что меня обманывают, что-то здесь не так. Выхожу из комнаты в поисках ответа, оставляя его одного. В пустынном отеле, куда ухожу от него, начинаю натыкаться на приходящих откуда-то людей. В основном, женщин. Лесбиянки, проститутки, прячущиеся от возмездия преступницы:
- Так ты убила его или нет?
- Нет,- слышу разговор за стеной,- я пришла, когда он был уже мертв. Вот его ботинки.
- Зачем ты их принесла сюда?
- Не знаю. Они напоминают мне о нем.
Если я не уйду сейчас же, меня вскоре хватятся дома. Опять смотрю на серое небо за окном. «Должно быть, так выглядит небо в аду – однообразное и серое. И остановившееся время». Почему такая тоска? Где покинутая мной комната? Где он? Я блуждаю и натыкаюсь на них всех, веселящихся тайком надо мной. Обнаруживаю им свое присутствие. Сначала легкое смятение и тут же, с его разрешающего взгляда, веселье в открытую. Он позволяет им всем глумиться надо мной. Господи, зачем мне дано испытать все это?
- Ты надоела мне. Ты утомила меня. Мне нет до тебя дела.
Послушно опускаю голову.
Я ведь просто любила…

Нет, я понимаю, что это не совсем так! Я играла им, внушая себе любовь к нему, чтобы эта игра выглядела убедительной. Но меня перехитрили. Переиграли. Я хотела власти, и я её получила, но только власть над собой, над своими чувствами. Я смеюсь над собой вместе с ними. Это, действительно, выглядело потешно. Как же вы правы. Я решила, что переплюнула всех вас? Какое самомнение! Вот и поделом мне. Сидеть и утешаться собственным гением. Смех рядом. Я делаю выпад в сторону и резким ударом опрокидываю потешающегося наземь. Молчать! Кто-то приподнимается над полом, но тут же летит от моего второго удара – сидеть! В. поднимает на меня удивленные глаза: «Ты чего это вдруг разошлась, мать?» Молча наношу ему удар ребром ладони по шее. Он падает мне под ноги замертво. Ногой откидываю его тело от себя. Поднимаю глаза и вижу, что навстречу мне идет опять же он.
- Сколько же вас здесь? Подите все прочь! Я устала от всех вас.
Комната - опустевшая, покинутая всеми. Я хожу, безразлично наводя порядок, из угла в угол, еле волоча ноги. Я безумно устала от всего. Пора возвращаться домой. Который час? Все та же половина первого. Но я ведь точно знаю, что уже утро следующего дня. Время остановилось… Звонок в дверь. Толком не успевая разглядеть в глазок, кто за дверью, распахиваю её. В нос мне тычут какой-то документ. Понятые, сыщики уже в дальней комнате номера.
- Есть! Нашли! – вопль оттуда. – Его ботинки.
- Как в вашем доме оказались ботинки убитого?
- А вы поверите? Они напоминали ей о нем.
- Мы арестовываем вас по подозрению в убийстве.
Значит, до ада еще далеко. Не худшее разрешение моей проблемы. Молча соглашаюсь быть уведенной.
Какая, в конце концов, разница, где доживать свой век, когда потерян смысл бытия.
Мы выходим, и все мое сопровождение растворяется в воздухе, так, словно их никого и не было. Я совершенно одна посреди светлого прозрачного леса, и точно знаю, что идти я должна туда – за те холмы. Там где-то дорога, с которой я свернула, ища чего-то. Не заблудилась, нет. Мне только надо было обязательно пройти этими тропами. Зайти в эти дебри, чтобы что-то понять. Я поняла? Не знаю. Я опустошена и разочарована. Но мне легче так. Разочароваться знанием. Чем пребывать в тревоге неведения.

***
Такой вот сон… Остались пережитые мною эмоции. Из мечты, из обнадеживающего неведения я попала в жестокую реальность и пережила такой силы разочарование, что воспоминание об этом разочаровании не покинуло меня и тогда, когда я проснулась. Подсознание помогает мне уйти от него. От иллюзий, связанных у меня с его образом. Искать гармонию не с ним, а  в себе.
Есть ли чувства, способные удовлетворить полностью потребность чувствовать? Вкушая больше, становишься все ненасытнее. Остановиться можно, только повинуясь разуму.
       Приходится признать, что, у меня роль разума взяло на себя подсознание. Оно, по крайней мере, не лжет и трусливо не прячется, и не прикрашивает действительность, как это делаю я.
Прислушаться к нему и остановиться?
Или продолжить этот изматывающий психику эксперимент над собой?
Зачем? Смысл? Мой ответ - надо же чем-то заниматься на этой Земле, кроме как пытаться  прокормиться и выжить. Смысл-то может оказаться совсем не в этом, а в том, чтобы познать свой предел прочности.
А дальше?
А дальше – Глеваха, ребятки, Глеваха. И соболезнования родственникам. И эта тетрадка для изучения клиницистам…


***
Помнится у Тэффи – мужчины ведут дневники, чтобы увековечиться в памяти потомков, женщины – чтобы впечатлить собой своего избранника. Без лукавства, без прикрас, все, что я пишу, обращено в одну точку. И точка эта, увы, не точка опоры для желающего перевернуть весь мир. Это - Он, кто, единственный на сегодняшний день занимает меня, кому я объясняю себя, с кем хочу находиться под одним небом. И только невозможность этого подвигает меня писать, писать, писать.
- Тебе не хватает в жизни гармонии.
- Да, Кира, ты права.
- Гармонию надо искать внутри себя...
 - Тогда зачем столько людей вокруг? Зачем вообще возникают между людьми какие-то чувства, если эти чувства надо подавлять в себе? Разве проявление реакций людей друг на друга неестественны? Может, необходимостью преодоления естественных реакций просто оправдывается существование религий, проповедующих необходимость борьбы со «страстями»?
- Не богохульствуй!
- Я верю в Бога. Я не верю религиям. Все переврано и многократно перелицовано, изнанка – лицо, все затерлось, исказилось.
- Кто-то выбирает себе игру, кто-то движение, кто-то останавливается и живет тем, что уже взято от жизни, довольствуясь этим малым. Никто при этом не плох. Мы просто разные. С разными ожиданиями от жизни.
- Чем мельче душа, тем легче ей довольствоваться для счастья малым.
- «Ивонна. Какое красивое имя для такой примитивной души. Вам так легко быть счастливой…»
- Девчонки, вы пришли ко мне совсем не в том состоянии. Какие-то опустошенные. На фига было смотреть этот фильм? Вам что, мало этого в своей жизни? Зачем было растравливать себя еще больше?
- Это было очень в тему.
- Да вам давно пора сменить эту тему!
- Она ушла, но вернулась, потому что поняла, что жизнь фарфоровой статуэтки, без чувств, без эмоций, ей привычнее. А он, узнав, что внутри этого изваяния на самом деле жило страстное, горячее сердце,  добровольно согласившееся перестать чувствовать, уходит, потому что страсть, которую она, как оказалось, способна испытывать – это страсть к кому-то, и она никогда не будет страстью к нему. Люди соглашаются чего-то не иметь, когда не знают, от чего, на самом деле, они отказываются.


- Ты пренебрегаешь тем, что имеешь. Тебе не страшно лишиться всего этого?
- Я могла бы пренебречь остальным, если бы огородила себя от соблазнов и жила только тем, что у меня уже есть. Но я остаюсь в миру, мир меня искушает, манит пестротой. Наконец, мне нужен зритель, перед которым можно было бы красоваться своей добродетелью…
- Но тогда это уже не добродетель. Зритель, зеркало, - многим людям не хватает адекватности самовосприятия, они не представляют, как они выглядят со стороны, или же кажутся сами себе уродами. Это может быть даже болезнью. Смотреть на себя и упиваться собственным несовершенством.
- Можно и удовлетвориться увиденным. Необязательно же быть недовольным собой. Неудовлетворенным происходящим с тобой – это одно, а не принимать самого себя, это уже совсем иная клиника.
- У тебя инстинкт охотника, который убивает исключительно ради желания принести себе удовлетворение охотой. Ты бродишь с пушкой и стреляешь, стреляешь, пока не попадешь в цель, причем тебе важно попасть обязательно в глаз, а не в бровь. А то, для чего тебе эта жертва – ради того, чтобы съесть бифштекс или набить чучело…
- Я сожру все внутренности и набью шкуру соломой…
- Я так и предполагала. Это ведь не то, что тебе нужно! Ты же потеряешь интерес к нему сразу, как только добьешься своего. Ну, год, от силы три и все, тебе же опять захочется свежей крови.
- Кир, я не так кровожадна, какой кажусь тебе. Все может оказаться гораздо проще и банальнее. Мне может оказаться не нужна моя собственная сложность и глубина, если на повседневном обыденном уровне я буду счастлива. Я не буду заниматься самоедством, я буду спокойной и мудрой.
- Опять же. Ты ищешь гармонии с кем-то, а её надо искать в себе.
- Я пытаюсь идти этими двумя дорогами параллельно.
- Не лучше ли, остановиться и попытаться эту гармонию с кем-то найти с собственным мужем?
-  Это уже не гармония, а смирение. И дисгармония внутри - раздражение, обиды, недопонимание, накопленные годами. Мне порой кажется, начни я сейчас с нуля, с нового листа, многих ошибок смогла бы избежать, не допустить. У меня получилось с мужем выстроить, в конце концов, именно такие отношения, о каких я и мечтать не смела. Теперь бы жить да радоваться, а я чувствую себя несчастной. На строительство потратилось слишком много душевных сил. На любовь к созданному детищу их не хватило.
- Вся любовь ушла на строительный материал? Ясно! Чай будете?
- Будем.
- Какой?
- Без разницы.
- Я зеленый.
- Ритуля у нас лечится.
- Тебе, Ирка, какой?
- Давай тоже зеленый…
- Ты говоришь, что более глубокого и понимающего тебя человека, чем муж, в своем окружении не видишь?
- Более интересующегося мною, - да.
- В чем же дело? Может, все-таки надо остановиться в своем поиске?
- Я же говорю, мне надо избегать соблазнов. Избегать соприкосновения с окружающим миром. Тогда удается смирять себя.
- Но это невозможно. Для тебя это, в принципе, невозможно. Ты не сможешь запереть себя в четырех стенах.
- Тем не менее, это единственный путь для меня. Все остальное недейственно. А это невозможно в силу эксбиционистских наклонностей. Говорю же, зритель мне нужен. Я всегда нуждаюсь в зрителе. Или неуверенность в себе, или, напротив, желание покрасоваться, не знаю, без зрителя спектакль не играется.
- Вообще, интересная такая жизненная позиция. Придумывать себе сюжет рассказа, а потом разыгрывать его в реальной жизни. Что-то в этом, наверное, есть…
- Кирюш, я могу у тебя забрать свои листочки?
- А ты хочешь их забрать?
- А ты их не прочла?
- Я прочла, но мне хотелось бы перечесть их еще раз.
- В этом есть необходимость или потребность?
- Маргарита, я обращаюсь к тебе! Скажи этой даме, что она сама заткнула мне рот, запретив высказывать свое мнение о прочитанном. Поэтому я ей ни слова не скажу!
- Поднимались к тебе на лифте, говорю Ритке: «Если Кира спросит, нет ли у меня еще чего-нибудь, для меня это будет больше, чем похвала или ругань. Это будет – зацепило, не зацепило. Остальное – так, слова». Так вот, Кирюша, у меня есть еще кое-что!!! И этого «кое-чего» у меня очень-очень много.
- Я сказала тебе, зрей. Я готова прочесть все, что ты сочтешь нужным мне дать.
- Нам пора расходиться.
- Знаешь, а может, ты и права. Может, поэтому ты такая молодая, а мы такие старые на твоем фоне. Ты не боишься влюбляться и страдать, хотя прекрасно знаешь, чем это все заканчивается и что этого легко избежать.
- Не молодая. Вечнозеленая. Как ёлочка.

Звонок. Гера. «Ты живая?» - «Да, живая. Сейчас заброшу Маргариту домой и приеду». – «Давай. Пока…»

- Пожалуй, Кира права во многом в оценке меня. Мои телодвижения действительно кажутся лишенными смысла из-за того, что я, достигнув цели, теряю к этой цели интерес и, отбрасывая её, иду дальше в том же направлении. «Может, просто изменить цели?» Резонно. Если бы целью было только семейное благополучие или счастье обладания любимым, имело бы смысл остановиться. Но цель оказывалась в самом движении. Поэтому «любимые» сменяли друг друга. А меня растрясывало на ухабах.
- Просто это дает тебе вдохновение писать.
- Да, - рассмеялась я, - как Жорж Санд. Роман, разрыв, произведение. Роман, разрыв, произведение. Знаешь, мне кажется, я могла бы иметь и пять, и десять мужей, меня хватило бы на то, чтобы прожить множество разных жизней с разными людьми. И у всех осталось бы незабываемое впечатление об этом времени. Даже обидно принадлежать одному, которому достаточно одной-единственной твоей ипостаси – домашнего покорного животного. Наверное, страх, что второе замужество подвело бы меня к тому же самому, - исполнять ту же опостылевшую роль, держит меня в этом браке сильнее, чем все другие придумываемые мною оправдания.
«Может, изменить цели?»
Цель? А какую цель преследовал Творец, ваяя человека из праха земного по образу и подобию своему? И когда человек об этом вдруг задумывается? Влюбленность переводит душу из пласта обыденности в совершенно иные сферы, заставляя парить над самим собой.
 «В чем смысл жизни?» - спрашивает влюбленный.
 «В том, чтобы познать свою глубину», - отвечает ему его душа.
 Влюбляясь, познаешь себя, а через твое самопознание, быть может, Творец осознает свое Творение. Как знать… В этом растревоженном состоянии так отдается в тебе каждое движение, каждый атом Вселенной. Если нашей земной любовью мы помогаем Творению самосовершенствоваться и познавать себя, то, может, стоит и пострадать? и пожертвовать своим спокойствием во благо Его?
Из искры возгорается пламя. Моя крохотная искорка – туда, к Вселенскому Пожару.

***
- Слушай, мать, ты лучше танцуй. Так меньше от тебя вреда…
***


6 марта 2006 г.
 
    - Ирка, ты понимаешь, ведь твой муж и есть именно то, что тебе надо? – Хмелеющая Кира все чаще выскакивает на балкон курить, прихватывая меня с собой и наставляя на путь истинный.- Ведь все то, что, как ты говоришь, «с нового листа», «с новым человеком», чтобы «в душе не нагажено…», может оказаться совсем не тем, что тебе нужно. Здесь надо творить, еще есть возможность что-то исправить и взрастить то чувство, какое тебе нужно, какое ты ищешь где-то - непонятно где и непонятно с кем. Разум! Вот что должно руководить тобой. Ты еще можешь. У тебя может получиться, если только ты приложишь к этому хоть какое-то усилие.
Слушая её, дивлюсь, не она ли двумя днями раньше, жалея еще неведомого ей тогда моего супруга говорила, что неволить человека полюбить ни к чему хорошему привести не может. Или эта истина распространяется только на мужчин? А у женщин, согласно многовековой традиции, стерпится-слюбится?
Я даже не сомневалась, что моя новообретенная подружка очаруется моим мужем сразу и навсегда. Надо не один пуд соли одолеть, чтобы понять причину, по которой моя жизнь с ним – ад. Это слишком глубоко, слишком погружено вовнутрь. Увидеть во внешнем неблагополучие почти невозможно. Я долго подавляла свои чувства и эмоции, чтобы можно было так, с ходу, прочесть по моему лицу то, что происходит у меня внутри. Это можно вычитать из моих тетрадей, но они все под замком, как и моя душа для постороннего. Я открытый человек, но, даже рассказывая о себе довольно откровенно, оставляю за завесой невысказанного ту боль, которой отдаётся мне каждый прожитый день. Каждый день быть несчастной оттого, что рядом человек, пренебрегавший тобой в течение долгих семнадцати лет.
- Ты не можешь простить ему, а ты возьми и прости! Сколько можно ходить с камнем на душе?
Я не знаю, как можно простить безразличие. Когда он внезапно воспылал любовью из страха, что я уйду от него, я испугалась. Во мне уже не было никаких чувств – все умерло. А он жаждал видеть меня каждую секунду. Слишком долго я пребывала в его нелюбви, чтобы сразу поверить в то, что эта его вспыхнувшая любовь – навсегда. Но осталась, не ушла. Решила придавить в себе желание перемен и дождаться возрождения моей к нему любви. Я не успела её дождаться. Но дождалась другого. Второй волны его нелюбви. Сейчас он успокоился. Понял, что, даже не любя его, я продолжаю жить с ним, поэтому ему можно не беспокоиться. Вернулись его надменность и нетерпимость. Он понял, что позволил мне на какое-то время взять власть над его чувствами, и теперь пытается выместить на мне пережитое им унижение.
Он считает, что пережил унижение. И теперь мстит мне за это нетерпимостью и раздражением по любому поводу.
Наша жизнь превратилась в игру. Мы живем под одной крышей, соблюдая внешние приличия, но в душе каждого зреет план побега.
Он держит меня на финансовом поводке, его былая щедрость превратилась в холодную расчетливость, у меня не должно быть ни копейки лишней за душой. Я имею теперь только то, что он по щедрости любовной выделил мне тогда. Он понял, что просчитался, рассчитывая на мою признательность. Та его щедрость воспринята была мною как компенсация за прошлое, а не как залог моей преданности на будущее, как он, должно быть, надеялся. Теперь он стал осторожен и не расточает более своих средств на покупку моего расположения.
Я же, видя вновь вернувшуюся его холодность и расчетливость, поняла, что о любви можно больше не думать и не мечтать. Он «за так» любить не будет. Творчество его тоже иссякло. Пожалуй, я могла бы остаться музой, если бы все-таки покинула его тогда. Впрочем, потерю лавров «музы» переживу как-нибудь. Я осталась. Я все потеряла. У меня единственный выход попытаться что-то предпринять самой. Тихой сапой отгрести в свою сторону хоть что-то, чего хватило бы на издание книги и на жизнь первое время без него - себе и детям.
Играть, играть, играть.
Нет, Кира, мы уже никогда с ним не сможем поверить в искренность друг друга. Мы всегда будем ожидать удара в спину, предательства. Мы слишком много нагадили в душе друг друга. Сначала он – долгими годами нелюбви, потом, не выдержав этого, я – своим уходом от него и нелюбовью в ответ.
Ничего у нас с ним уже не получится. НИЧЕГО. Только лицемерная игра.
Мы не верим друг другу. И я не хочу любить его.
Мы не заслуживаем любви друг друга.
В нас слишком много цинизма…


***
Ужас! Неужели это я написала?
Уже ночь. День прожит. Откуда утром столько злости? Не муж, злодей какой-то. И я рядом – фурия! Где это белое и пушистое? Чур, меня, чур! Это была не я. А муж мой – порядочный и добрый человек. Очень рекомендую для совместной жизни…
 Кому-нибудь…
 Я уже с ролью его жены плохо справляюсь.

***
   7 марта 2006 г.

Как же начать?
Найти неограненный минерал. Воспылать желанием сделать из него драгоценный камень. Долго разглядывать через увеличительное стекло, изучая линии и точки на нем, сотворенные природой. И, осторожно прикасаясь резцом, затаив дыхание, следовать этим естественным его изгибам. Постепенно, микрон за микроном, отсекать лишнее, полировать тончайшие грани, заставляя их играть в лучах света. Все более влюбляясь в предмет своего вдохновения, работать, не покладая рук и не гася лампы своего желания показать эту красоту другим. Вдыхать жизнь в собственное творение. Одухотворять его. И отпустить с миром, закончив свою работу, чтобы приняться за создание нового шедевра.

- Совершенно заурядный тип,- откомментировала Марго, познакомившись с предметом моего вожделения.
- Возможно. Поначалу он мне тоже не понравился. 
- Но, может, в твоих руках он и сумел бы стать бриллиантом.

День прошел, как всегда. Добрую половину провела в сидении за ноутбуком. Муж после хорошего возлияния накануне был в неработоспособном состоянии весь день, поэтому была осчастливлена его присутствием дома большую часть времени. К вечеру, притомленная, решила-таки выбраться на свежий воздух. Расфуфырилась. Подходя к машине, перехватила восхищенный взгляд охранника, воодушевившись которым принялась за расчистку снега. На высоченных каблуках, в мехах и шелках, я, наверное, представляла собой весьма импозантное зрелище со скребком и огромной перчаткой, служащей мне веником и щеткой одновременно, в руках, когда выписывала круги вокруг присыпанного снегом автомобиля. Особых планов на вечер у меня, как всегда, не было. Так, размытое представление о том, чего бы мне хотелось больше всего.
Мне хотелось видеть его. И все! Я понятия не имела, под каким соусом можно было бы представить свое желание ему. Поэтому особых иллюзий насчет возможности его осуществления не питала.
Позвонила Илоне на работу.
- Ириш, ты, извини, - жалобно извиняющимся тоном пропела та в трубку, - но до праздников ничего не получится. Ты ведь, наверное, хотела что-то напечатать?
- Хотелось бы…
- Меня завалили документами. Принтер занят. Давай, после праздников.
Легкое чувство досады. Впрочем, она же не виновата. Надо мне искать какой-то альтернативный печатный станок для своих перлов.
- Хорошо, договорились. После праздников. С наступающим тебя!

Один повод сорвался. Можно было бы сослаться на то, что хочу показать рассказ. Значит, рассказ показывать не следует. Всё под небесами. Они не хотят.
Звонок тренеру по танцам. Трубку взяла его партнерша.
- Он сейчас подойти не может – занятия. Перезвоните, пожалуйста, после десяти.
Еще один облом! Да что за вечер у меня сегодня такой.
- Марго, ты дома? Я заеду за тобой. Мотнемся куда-нибудь.

Рассекаю килем вселенную проспекта, с машины под напором встречного ветра огромными хлопьями срываются остатки снега с крыши. Мчится мой конь, теряя гриву на лету. Настроение потихоньку нормализуется.
- Ты не могла бы зайти, посидеть у меня минут пять, побеседовать с Владом. Он дома. Уже сил нет его слышать и видеть. Все раздражает. Поговори с ним. Чтобы мы могли спокойно уехать.
Поговорили о детях, о вчерашнем вечере – чего это вдруг так напились? – Да ладно, надо и так иногда.
- Я готова! – Рита в полном параде заскакивает на кухню, где мы мирно «беседуем за жизнь» с её мужем. Я поднялась: «Пока, Владик! Рада была тебя видеть».

- Ну, и куда мы, - спрашивает Маргарита, водружаясь на сиденье машины.
- А фиг его знает! Я так ничего и не придумала. Не могу дома сидеть. Уже и не читается, и не пишется. Ещё чуть-чуть и, кажется, с ума сойду.
- У меня то же самое.
- Поехали, просто покатаемся по городу. Может, зайдем куда. Мы красивые с тобой сегодня. Фейсконтроль пройдем, надеюсь. Не как в прошлый раз в «Сундуке», - напомнила ей наше фиаско. Решив отметиться в этой забегаловке парочкой выпитых бокальчиков пива, при обилии свободных, якобы зарезервированных для VIP-персон, мест, мы были вынуждены ютиться на жердочках в проходном и продуваемом всеми сквозняками месте, как волнистые попугайчики в клетке. Чаевые, по обыкновению, оставили, но удовольствия не получили. Разве что выводы сделали на будущее. Насчет своего внешнего вида. И насчет способностей местных официанток отличать светских дам от дам полусвета.
Ни в какой кабак мы не пошли. Заговорились, машина ехала сама по себе, по известному одной ей маршруту, как старая, хорошо знающая свою борозду, коняга. Мы очнулись, когда прочно засели в пробке.
- Слушай, а куда мы едем? – проснулась я.
- А где мы?
- Шевченко. Кажется, я догадываюсь. Похоже, я тебя тоже решила провести маршрутом своей будущей книжки. Ты готова?
- Конечно!

Разговор переключился на героя моего романа и иже с ним. Я вернулась воспоминаниями к Сергею. Допечатываю свой «Харьковский елей», поэтому вся в сюжете. Говорю с ней о нем, отвечая на вчерашние Кирины недоуменные «зачем это тебе нужно?» Той я так и не ответила, потому что ушла в прагматичную аргументацию, под которой истинная мотивация – абсурдная и иррациональная – скрылась безвозвратно. Остановила этот поток, не дав ему даже начаться. Незачем врать самой себе, защищая себя, свои поступки перед кем-то. С Риткой мне проще быть самой собой. Её мир – Страна Фантазия. С ней можно говорить на языке её обитателей – эльфов, фей и ангелов.
- Мотив нашей с ним дружбы очень прост. Я встретилась с человеком, который меня мало заинтересовал, но показался очень одиноким и таким несчастным. Начала разворачивать к себе лицом, заглядывать в глаза. Чем больше мы говорили с ним, тем яснее мне становилось, что этот человек живет в уверенности, что этот мир враждебен к нему. Недополучивший родительской любви в детстве, он с каждым своим новым разочарованием только усугубляет эту свою уверенность. Тогда я сказала ему об этом: «Все твои беды оттого, что ты считаешь, что никто тебя не любит. И, когда начинаешь встречаться с кем-то, ты уже предопределяешь печальный исход этих встреч ожиданием трагичной для себя развязки». – «Но меня, действительно, никто никогда не любил и не любит!» - «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!! Тебя не любить невозможно!».
- Ты так и сказала?
- Представь себе! Он зарделся, смутился. Начал сначала что-то плести о новой своей подружке, потом о том, как они с В. потешаются, показывая друг другу мои смски.
- Он просто испугался твоей откровенности. Попытался оттолкнуть тебя, думая, что ты говоришь в расчете на его взаимность.
- Я это поняла сразу, поэтому пропустила его слова мимо ушей. То, что я сказала ему, было абсолютно искренне. Я поняла тогда, что он сможет мне поверить только в том случае, если я выдам ему огромную порцию такой немотивированной любви. И это, отвечаю отсутствующей здесь Кире на её вопрос, было нужно не мне, а ему. Я не расточала себя, я делилась тем, чего во мне в избытке. Этому мальчику надо было дать поверить в себя. Мы часто не можем забыть тех, кого мы любили, и эти воспоминания причиняют нам боль. Но у каждого еще есть и воспоминания о том, как любили его, и эти воспоминания дают силу жить. Знать, что твоя жизнь кому-то нужна, что ты любим кем-то, пусть даже в прошлом, откуда-то оттуда черпается уверенность в себе в сегодняшнем дне.
Марго согласно кивает:
- Знаешь, ты, пожалуй, права. Действительно, неудачи в любви подрывают уверенность в себе. А когда знаешь, что тебя кто-то любит, наоборот, воодушевляешься, начинаешь верить, что еще не все пропало, что ты еще не все шансы в этой жизни использовал.
- Я не лукавила, не разыгрывала влюбленность, она была во мне, и я играла этой легкой влюбленностью в него, сподвигая себя на свойственные ей поступки. Легкое сумасшествие, желание заполнить собой все пространство вокруг него – общаться, общаться, удивлять сюрпризами. Эта поездка в Харьков. Ты помнишь его счастливое лицо? Это все было больше для него, чем, если спуститься на землю и рассуждать здраво, для меня. Хотя я получила ничуть не меньшее удовольствие, делая это. Честное слово!
 - Я же говорю, в тебе есть что-то ангельское. Ты получаешь радость от того, что делаешь добро.
- Можно я скромно расправлю свои пестренькие крылышки?

***


- Мы приехали. Его машина. Все, как тогда, с дочкой. Боже, как же я хочу его увидеть!
- Так в чем дело? Позвони!
- И что я ему скажу?
- Ничего особенного, приехала в гости. Угости чаем.
- Или сразу – можно я у вас ещё и пописаю?
- Можно и так,- рассмеялась Марго.
- Не могу, Рит. Видеть хочу, мочи нет, а позвонить, решимости не хватает.
- Звони, ничего в этом криминального нет. Приучай его к себе, к тому, что можешь приехать просто так, без повода, потому что захотелось увидеться.
- Наверное, ты права. «Тяжело уходить, надо искать оправдания, когда хочешь прийти, ничего придумывать не надо, надо просто прийти – и все!» - сказал кто-то из классиков.
- Звони!
- Звоню…
Я набрала его номер.
- Слушаю.
- Привет. Я тут неподалеку. Если зайду, чаем напоишь?
- Я собирался уходить.
- Это отказ?
Что-то невразумительное в ответ. Переспрашиваю:
- Так что, чаем не угостишь?
- Когда ты будешь?
- Минут через пять.
- Добро. Жду.
- Рит, у нас пять минут на то, чтобы перекурить.
- Курим. Жвачку будешь?
- Давай.
- Интересно, его сердце так же учащенно колотится в груди сейчас, как у меня?
- Ты сомневаешься?
- Понаблюдай за ним. Мне хочется знать, рад он мне или нет.
Мы заходим в офис, игриво перебрасываясь между собой шутливыми фразами.
- Здравствуйте! С наступающим вас!
- Заходите, заходите, - голос брата, - Вы нас пришли поздравлять с восьмым марта?
- Да, что-то вроде того.
- Ну, заходите.
- Рита, Анатолий, Владимир. Всем общий привет!
- Кофе? Чай?
- Каппучино! – хором, переглянувшись и засмеявшись, мы с подружкой. Вот он, стереотип мышления.
- Я не понял?
- Кофе, кофе.
В. засуетился. Я, пряча смущение, перемигиваюсь с Маргаритой: «Ну, как он тебе?» - «Слушай, я совсем другим его себе представляла». – «Другим?» - «Ну да, лучше» - «Что, совсем плох?» - «Да нет, просто совсем другой».


***


- Слушай, Марго, ты такую мне рекламу сделала, я не ожидала. Я бы о себе никогда столько и за десять лет не рассказала.
- Так мне же все равно было, что он обо мне думает. Понравиться ему я не пыталась, вот и говорила все, что в голову придет. Разве что-то неправда? Все ведь так и есть. Ты – прелесть! Танцуешь божественно, говоришь - заслушаешься, пишешь - зачитаешься. Пусть он знает, какое сокровище упускает.
- Ох, Риточка, сокровище, и не говори. Все про себя знаю, а показать не умею, чтоб мною не разбрасывались.
- Для этого и нужны друзья!
- Так я и говорю, спасибо тебе огромное за проведенный пиар.
Звонок застал нас на обочине, где мы остановились, чтобы перекурить.
- А вас что, не учили, что прощаться надо?
- Прощаться? Я же помигала, вы не отреагировали, решила, миссия окончена. Ладно, мы здесь рядом припарковались. Ждем.
- Он?
- Он. А я уже было подумала, что чуть ли не равнодушным его наш визит оставил.
- Да ладно, равнодушным. Я видела, как он на тебя смотрит. Так и следит глазами за всеми твоими перемещениями в пространстве. Ты просто пугаешь его, он не знает, как себя с тобой вести, вот и получаешь то, что имеешь сейчас. Ему надо, чтобы все было просто – лево, право, встать, сесть. Бр-р-р, не люблю военных с детства. Что же ты нашла в нем?
- У меня, Ритуля, фантазия хорошая. Потянуло меня к нему очень сильно, дай, думаю, погляжу, что же это такое. А потом уже только успевала – капало и капало в копилочку. Я нашла в нем все, что мне надо!
- Руки у него красивые. Значит, там  все в порядке.
- Ты о чем?
- Если у мужчины такие руки, то и член то, что надо.
- Ух! Да он для меня весь – один большой член! – рассмеялась я.
- Тебе давно надо было переспать с ним!
- Испугалась, что после первой же встречи разбежимся. Прелюдии захотелось. Впрочем, теперь уже все равно. Что, думаешь, можно надеяться, что уже слегка влюбленный?
- Еще как!
- Дело за малым – напоить да завалить.
- Так он не пьет.
- И не курит.
- Значит, шансов никаких?
- Бросай сигарету, это его машина.

***


- Вас что, вежливости не учили? Прощаться не думаете? – В. направился было к моему окну, но, резко свернул в сторону Маргаритиного. – Что, дамы, уехали так, без предупреждения?
- Вы на дискотеку обещали с нами пойти, так что, ждите, будем звонить,- не растерялась Рита.
- На дискотеку, говорите? Я голодный.
- Так не сегодня же!
- Наверное, все-таки выйду, попрощаюсь, со мной же попрощаться хотел, поди?
- Иди-иди!
В., вылезая из сугроба, куда встрял, не подумав, прорываясь к Ритиному окну, отряхивался от мокрого снега, прилипшего к брюкам. Едва сдержала порыв броситься помогать – классно бы я при этом смотрелась в своих опять же мехах и шелках, припадающая к коленям возлюбленного.
- Прощаемся. Увидимся.
- Ну, все, пока,- быстро отвернувшись от меня, запрыгивая в машину и срываясь с места, помигав на прощание светом, бросил он.
- Пока – пока.
- Запутала ты мужика в конец. Он понять не может, чего ты от него хочешь.
- Так я и хотела запутать, - проговорила задумчиво вслед удаляющимся огням я. –  Но не ожидала, что запутаюсь сама. Кажется, действительно было бы проще трахнуться с ним. Чтобы все стало ясно. Что, совсем тебе мой друг не показался?
- Ну, он не в моем вкусе. Он, как мой муж. Излишне прямолинеен и суров. Мне уже такого не хочется. Хочется чего-то мякенького, добренького и пушистенького.
- Как мой муж?
- Ну да,- рассмеялась Марго.
- Нет, мне этого уже не хочется. Да и не такое оно пушистое. Ты же видишь, как я с ним живу?
- Вижу. Как идеальная жена – ни слова поперек. Я бы так не смогла.
- Думаешь, я такая? Он меня такой сделал. Воспитал, можно сказать. Ему же перечить – себе дороже. Все годы - он говорит, я отмалчиваюсь, выражает недовольство – соглашаюсь. Впрочем, это не столько из-за того, что он такой, сколько из-за чувства вины перед ним, я же против его воли женила на себе. Он не любил меня, а я настояла, уверяя, что со мной ему будет лучше, чем с кем бы то ни было. Вот и пришлось потом все держать в себе. Чтоб оправдать доверие, так сказать. Вроде получилось. Доверие оправдала. Теперь на волю рвусь, не пускает - не верит, что лучше найдет… Да что мы все о грустном! Поехали домой. Мужья заждались.
Ночной город вспыхивал огнями.
Мы возвращались отдохнувшие от семей и уставшие от общения.
Депрессия, вызванная  безответностью В., рассосалась бесследно. Я действительно все очень запутала в наших отношениях. Этот клубочек пора потянуть за ниточку.

Мой роман дописан до точки, а я его сюжетом доведена до ручки. Теперь хочется просто пожить счастливой бабьей жизнью…

***

8 марта

Утро началось празднично. Продолжилось буднично. К завершению – я все испортила. САМА.
Начали приходить смски с поздравлениями – это с утра. Я воодушевилась, не подозревая, чем выльется мне это воодушевление буквально через пару часов. На повышенных тонах «побеседовали» с мужем. Все о том же – о деньгах в нашей семье. Взвилась в ответ на требование предъявить отчет о том, сколько же мне удалось сэкономить в прошлом месяце. Много, милый, много. Взяв бразды финансового правления в свои руки, даже с той третьей части зарплаты, которую он мне выделил, я отложила приличную сумму. В этом месяце на эту сумму меня урезали. Я все равно сэкономлю, но обида переполнила и, в сердцах хлопнув дверью, я покинула машину, выскочив почти на ходу. НАДОЕЛО!!!
Мне бы на этом и остановиться, не вешать ни на кого свои проблемы, перетоптаться со своей обидой и соплями на улице и вернуться, но я, поразмыслив, решила усугубить свою ситуацию, рвать - так со всеми сразу, - набрала телефон своего «друга» и неожиданно для себя разревелась. Меня не стали слушать, отключив телефон.
«Я сама виновата во всем и перед всеми. А была добрая»,- послала на нервной почве вдогонку, но смска не дошла до адресата, он разомкнул телефон, не желая, очевидно, касаться моих проблем никаким своим королевским боком. Зажевала обиду, подтянула сопли, купила сигарет и, накурившись до одури на остановке, пустилась в дальний путь. На первом попавшемся троллейбусе заехала в какую-то глушь, вышла и вернулась на такси обратно.
Мне некуда идти, не к кому обратиться за сочувствием. Я одна на всем белом свете в маске клоуна и с какашками в голове.
Но у меня масса обязательств и множество незавершенных дел. Как еще выстоять во враждебном мире? Только так – стиснув зубы и закусив удила – мчаться дальше по дороге, усеянной битым стеклом и гвоздями с торчащим вверх острием. Дальше и дальше, срывая в кровь кожу на душе.
Я вернулась. Замолчала для всех. Но надо было добить меня, и Владимир это сделал, получив, наконец, мою смску и ответив на неё грубо и дерзко: «Не морочь мне голову своими забавами. Надоело».
Проглотила.
Какой-то звонок. Номер засекречен. Не ответила. Кто? Кому еще хочется моей крови? Неужели вам всем мало? Я отвечаю только тем, кто не прячет свое лицо за забралом.
Еще один звонок. Анатолий?! Взяла трубку. «Маншук Мамедовна». Поздравление.
- Ты мне снишься. Часто, - признаюсь я ей.
- Ты мне не снишься, но, наверное, надо встретиться, раз снюсь.
- Да, наверное.


Нет, встречаться с ней не буду. Не хочу. Играть нет сил.

Я уеду в Харьков зализывать раны. Я слишком рано вернулась в этот мир. Мир тех, кто пытается выпотрошить меня и сделать из остатков души чучело. Мир, где правит обыденность.

 
Владимир, я не ваша. Я прилетела сюда, чтобы сделать жизнь тех, кого люблю, добрее, а вы сбиваете меня палкой и забрасываете камнями. Остановитесь!
 Это - не забавы.
 Это - моя жизнь.
 Она просто не похожа на вашу – и всё! Нельзя распинать человека за то, что он не похож на вас. Пожалуйста, не делайте этого. Я не сделала вам ничего дурного. Я только люблю вас и всё. Разве я виновата в том, что небеса так распорядились моими чувствами,- заставили меня любить человека, которого моя любовь приводит в бешенство?

ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ.

Я СТРАШНО УСТАЛА…



9-е.

Фиаско и печаль, с ним связанная, сегодня вдруг обернулись каким-то нездоровым воодушевлением.
Послав «любимому» смску: «Извини за вчерашнее. Ты прав, свои сопли надо держать при себе. Не сердись. Пока», - обеспечила себе на будущее алиби. Сорвалась, мол, извини, и со святыми бывает. Полистала Шопенгауэра, нашла у него замечательные слова о том, что «гениальность обусловлена избытком нервной силы, то есть чувствительности», а потому «все выдающиеся и даровитые люди – меланхолики» и «один продолжает смеяться там, где другой близок к отчаянию» в силу своего внутреннего предрасположения и ещё неизвестно, что лучше. Успокоилась и решила, что для отчаяния у меня нет повода.  «Самый ближайший путь к счастью – веселое настроение, ибо это прекрасное свойство немедленно вознаграждает само себя. Кто весел, тот постоянно имеет причину быть таким – именно в том, что он весел… приобретение и охрану этого блага мы должны ставить впереди всех других забот… Для веселости духа нет менее благоприятного условия, чем богатство (не будем, т.е., озабочиваться зарабатыванием денег), и более благоприятного, чем здоровье». А главное, «красота есть открытое рекомендательное письмо, которое заранее склоняет людей в нашу пользу». Набравшись хорошего настроения из «Афоризмов житейской мудрости» замечательного мыслителя, решила быть здоровой, радостной и красивой и зачеркнула все минусы вчерашнего дня, исправив их на плюсы. Сделать это было не трудно.
Я увидела для себя преимущества в прекращении таких взаимоотношений с В.
Опять независима и свободна от всякого рода ожиданий.
Ничего не жду от него. Ни хорошего, ни плохого. Поэтому – все в моих руках. Пройдет время. Раздражение забудется. Я учусь держать удар.
В любое время могу вернуться. Я не буду сидеть в углу, обиженно надув губы. Я дождусь смены гнева на милость. Он выбрал странный прием, - запугивая меня своей свирепостью, ведь тем только распалил во мне азарт охотника.
Мне глубоко наплевать на то, что он обо мне думает, потому что мне уже плевать на то, что он ко мне чувствует. Я поддерживаю отношения с ним, потому что собираюсь «корыстно» использовать его. Он нужен мне. Потому маску на лицо и ни тени раздражения в ответ. Я не девочка и не кисейная барышня, чтобы лить слезы и раскисать от обиды. Я взрослая, умная, непробиваемая женщина. Способная добиваться своего даже в самых неблагоприятных для себя условиях.
Вчерашний его выпад против меня, скорее обнажил его, а не мою неуверенность в себе. Его, а не мою слабость. Моей слабостью было только проявление чувствительности. Но мне от нее никуда не деться, потому что, по Шопенгауэру, я не обделена гением.

 Да-да, молодой человек, вы имеете дело с выдающейся личностью, а не со слезливой козявкой! И если эта личность позволила себе всплакнуть в трубку телефона, это нимало не умаляет её достоинств, напротив, говорит о глубине и восприимчивости её души, что не является минусом на выбранной ею стезе писательства. Вы же, позволяя себе в отношении этой талантливой особы хамские выходки, развенчиваете свой - коронованный в её глазах - образ. Ведете себя  как недалекий человек.

 Да, я грущу, и все же, в его поступке, в силу своего легкого и добродушного нрава,  нахожу для себя благо. Он стал для меня отрезвляющим душем, быстро вернувшим на место мои мозги, внезапно возбудившиеся при незначительном раздражении. Похоже, именно это мне и нужно – не нянькаться с рефлексиями, а из страха грубой расправы, гасить порывы побиться головой об стену именно битьем оной о стену …
Одним словом, мне нисколько не жаль ни себя, ни того, что произошло вчера между нами. Фактически, мне указали на дверь за глупость, которую я выставила напоказ, прекрасно осознавая, что совершаю глупость.
       Ведь перед тем, как позвонить ему и расплакаться, я совершенно спокойно стояла на обочине, курила, осмысливая свое житие и ситуацию, только что со мной происшедшую.
 Внутри клокотало, но я понимала, что пока на всякого рода порывы избавить себя от общества мужа, я не имею права в силу неблагоприятных условий для своих занятий творчеством.
 Не имея ни малейшего желания думать о хлебе насущном уже начиная с сегодняшнего дня, скорее, «развлечения» ради – видите, вы правы, и я признаю это -  чем под влиянием внезапного порыва, который невозможно было бы сдержать, позвонила ему, чтобы просто услышать его голос. Мне очень нравится слушать его голос. Даже в гневе. Позвонила, чтобы удостовериться, что он выдаст ожидаемую мной реакцию.
 Я изучаю его и окончательно убеждаюсь в том, что он таков, каким я себе его представляю. Я не сомневалась в том, что вызову раздражение, мне только надо точно знать, что именно его во мне раздражает. Он преподаёт уроки мне, обезоруживая тем самым себя.
 Я нахожу его слабые места уже почти безошибочно, чтобы после избегать ситуаций, в которых он ведет себя неадекватно. Это, может, отдаляет меня от него, но это делает его всё больше моим. Теперь я знаю, какая женщина могла бы ужиться с ним, и мне ничего не стоит стать такой женщиной.
 
Вы развязали мне руки, позволили освободиться от вас, от необходимости нравиться вам, от каких-то совершенно непонятно почему взятых мною на себя обязательств перед вами.
 Вы даже не представляете, как вы «вдохновляете» меня, играя  на моих чувствах. Да, я чувствую, да я в возбуждении, и это – возбуждение охотника, почуявшего добычу. Вы никуда от меня не денетесь, потому что мне все интереснее завоевывать вас.
Я вас завоюю. Можете мне поверить. Сожру ваши внутренности и сделаю из вас чучело. Любимое, дорогое чучело, которое буду показывать своим гостям, говоря при этом: «Минотавра завоевать было трудно, потому что он сопротивлялся дольше других. Он не подозревал, что имеет дело с более изощренным охотником, чем встречались ему до меня».

Вы будете моим.
Не сомневаюсь.

Попробуйте, для начала, меня забыть.

А я пока попытаюсь вас разлюбить…




10-е.
Не так-то легко отделаться от неприятных впечатлений. Перелистнуть и забыть не удается. Мысли возвращаются и возвращаются. Ни тоски, ни боли – холодное и трезвое переосмысление всех дней, недель, месяцев, прожитых в тумане очарованности человеком.
Действительно, влюбленный мозг перестает адекватно воспринимать окружающее. Приукрашивание действительности, идеализация того, что может оказаться заурядностью. У меня что, не было глаз, и я этого не видела? Да видела я все. Только увиденное не подвергалось озвучке и критике. Видеть, что половина, по меньшей мере, достоинств, приписываемых мною предмету моего обожания, - лишь только плод моего воображения и продолжать обманывать себя? Верить, что люблю достойного? Впрочем, особо винить мне себя не в чем – ни в слепоте, ни в глухоте. Я любила, но у меня есть прекрасное подтверждение того, что и со слухом, и со зрением, и, что главное, с мозгами у меня было при этом все в порядке – полунаписанный роман-откровение. Я с самого начала шла след в след за собой и подробно записывала все, что было, чувствовалось и думалось.
Опущенное мною тогда – я все-таки опасалась того, что то, что я пишу, будет прочитано им,- я оставляла где-то очень глубоко в себе.
Желание быть с ним было так сильно, что некоторые компрометирующие меня мысли – мысли о нем, о реальном, слишком откровенные и могущие оттолкнуть его от меня, остались вне моих записей. Меня влекло, тянуло к нему совершенно животное чувство, которое я прятала за красивыми словами. Я приукрашивала действительность и понимала это. Прятала свой цинизм, чтобы потом, когда придет пора возвращаться с небес на землю, он помог мне справиться с собой и расправиться с ним в себе..
Сироп закончился, я проснулась и могу, наконец, писать, не боясь откровенностью своей оттолкнуть кого бы то ни было от себя. Я уже всех расшвыряла. Теперь мне нужно только время и хотя бы какое-то уединение. Семья уже совершенно спокойно воспринимает меня сидящую часами за компьютером с отсутствующим видом. Я пишу. Если кто-то и значит что-то для меня, это только моя семья. Если что-то и представляет для меня интерес сегодня – это моя «проза». Даже, скорее, не сама она, а процесс рождения её. Я живу, оживаю, дышу, когда сажусь за письменный стол. Что принесет мне результат такого времяпрепровождения – будет ли это издано, будет ли оно пользоваться успехом или сгинет в безвестности, - мне уже не важно.
Как не важно человеку, стоящему на исповеди перед иконой, слышно ли его раскаяние священнику, исповедующему его, потому что для него важно само раскаяние и сама исповедь.
Я не хочу никому своей прозой нравиться. Не собираюсь быть никем услышана и замечена. Мне нужно выговориться, потому что я не могу больше носить это в себе - оно просится наружу.
Но я даю читать то, что пишу тем, кому, чувствую, это не чуждо. Слава Творцу, в мире хватает сумасшедших и ангелов. Им я тоже не собираюсь нравиться, но, кажется, я могу помочь проговорить вслух свои мысли, облечь свою боль в придуманные мною фразы. Я нашла нужные слова для того, чтобы договориться с собой и с миром внутри и вокруг себя. Я даю другим такую возможность, отпуская в мир свое «творение».
Мне не важно, под каким именем это будет издано, и обогатит ли оно меня. Я вижу, как загораются глаза у моих детей, когда они представляют вдруг, что их мама становится известной писательницей и зарабатывает много денег,- и мне становится немножко грустно. Мир отравлен алчностью. Мне бы не хотелось, чтобы то, что я делаю себе во благо, для других обернулось бы искушением или источником страданий. Я хотела бы оградить своих детей от этого. Я найду способ избежать неприятностей, связанных с публикацией и последующим разоблачением моей жизни.
Жизнь, описанная в моем романе, абсолютно реальная жизнь без вымысла и без прикрас. Но автор – имя автора, мое имя, - никогда не произнесется и не будет вынесено на обложку книги. Оно умрет вместе со мной. Жить останется некая Сиана Рин, написавшая странный роман о своей немного странной жизни.

***
Собиралась написать о другом. О том развенчании короля, которое происходит в моей душе. Короля сбрасывают с престола. Возможно, он оказался самозванцем, не более того. Мне ещё предстоит разобраться в этом.
Неожиданно мысль перескочила, и получилось такое вот немного неожиданное вступление для будущей книги. Я давно носилась с этими мыслями. Но как-то не представлялось случая высказать их в тетрадь. Друзьям как-то сказала, что развею свой «роман» по кусочкам меж разными людьми, оставляя только за собой право иметь цельную картину о происходившем в нем. Напишу-исповедуюсь и открещусь от него. Потому что написанное в нем не ведет к Свету,  но слабого может столкнуть во Тьму. Читать никому не предлагаю. Такое приходит само. Такое, как разговор по душам, - не навяжешь, надо, чтобы желание быть откровенным с собеседником пришло само. Свою душу я уже открыла, кто напротив? – не знаю, свет лампы слепит глаза, лица собеседника под покровом сгустившейся тьмы не разглядеть…


11-е почти 12-е. 2часа 34минуты.

- Ир, твой телефон звонит! – кричит Гена из комнаты.
Кто бы это мог быть. Двенадцать с хвостиком дня. Я только час назад встала, просидев опять почти всю ночь за своим рабочим столом, и уже перехватила мужнино недовольство, что день потерян – как же, продинамила поход в боулинг. Какой боулинг, солнце моё! Мы же договорились экономить! Или опять будем экономить на мне?! Не говорю этого вслух. Так, пропела внутри себя на любимую тему.
На экране высветился номер В. Ничего себе! Озверел что ли? Звонить! Мне! Среди бела дня! Что его могло подвигнуть на это? Неужели прощения решил попросить? Так я, вроде бы, не в претензии на него была. «Аллё…»,- и запираю за собой двери спальни, мало ли что.

 Ключ провернулся, и неистовство и негодование, разразившиеся из трубки, отбросили меня к противоположной стене.

- Ты чего звонишь?! Ты чего людям голову морочишь?!! – неслось цунами из динамика, - Что ты шлешь идиотские смски, прекрати морочить мне голову.
- Какие звонки? Какие смски? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
- Сколько ты будешь доставать меня своими звонками?!
Совершенно оглушенная его криками и изливаемым на меня гневом, пытаюсь хоть что-то понять. Постепенно до меня доходит, что источником бешенного урагана стала моя смска Масяню. Полушутливая, полусерьезная - посланная ему накануне, после того, как на мой звонок он не ответил. Трубка долго пела длинными гудками. Мне было облом звонить второй раз. И все, что я собиралась ему сказать, я написала. О том, что он уехал в Германию мне сообщила Марго, пообщавшаяся с Аликой. Та жаловалась на собаку, с моей легкой руки сосватанную ей Масянем. Собака оказалась беременной, больной – какая-то опухоль, к тому же, начала гадить в доме. Алика поплакалась Рите, меня начала грызть совесть, - если бы не я и не мой юный дружок, этих проблем у неё не появилось бы. Об этом и хотела поделиться с Сергеем. Слушать меня не пожелали, испугались, наверное, общения с непредсказуемой особой. Я психанула на этого недотрогу и «порадовала» его слегка саркастическим посланием.
«Привет! Ты в курсе, у Алики какие-то невероятные проблемы с вашей собакой?.., - потом мне показалось, что этого недостаточно для того, чтобы испортить отношения, и я добавила, - ; Спасибо за поздравление, мы тронуты; ты на ПМЖ или только пожениться слегка? Удачи! – после чего я вспомнила, что В. во время нашего с Марго посещения сватал мне своего брата, чтобы показать земельные участки, а также в качестве эксперта по приватизационным бумагам. И, подумав, что сам-то Владимир со мной не скоро захочет разговаривать, поэтому подобные дела придется и в самом деле решать с его братом, не нашла ничего лучшего, как попросить Сергея,- Мне нужен телефон Анатолия. Когда ждать твоего возвращения? Германии привет».
Телефон уже проорал мне про мою смску Сергею. Всё ясно! Сначала я разозлила этого букашку, а потом этот букашка решил натравить на меня моего возлюбленного. Я заткнулась, едва начав оправдываться:
- …это совсем не то, что ты думаешь… Успокойся, не психуй, в конце концов!...
- Ты морочишь… Тебе нечего делать… Развлекайся в другом месте…
И т.д. и т.п. – Остапа несло. Я молча дослушала, пока он выкричится и бросит трубку. Меня колотило, отвечать было бессмысленно, Что бы я ни сказала, что бы ни ответила – все играло против меня. «Контуженный», - набрала и тут же стерла. Это значило бы конец всему и навсегда. А я надеюсь на продолжение. Меня эта игра все больше и больше заводит. Какие сильные чувства он ко мне испытывает! Разве это не то, чего я добивалась? Разве я не знаю, что самые отъявленные сорванцы отчаянными поступками пытаются обратить на себя внимание? Да, он испытывает что-то сродни ненависти, но какой силы! Чувство есть! Остается только поменять знаки. Сколько времени мне на это понадобится? Боюсь, что очень много. Но чтобы не пришлось начинать с минуса, решила пододвинуть его хотя бы к нулевой отметке:
«Я все равно тебя люблю, зверь»,- понеслось мое в эфир.
«Не морочь мне голову, пожалуйста»,- ответил! мне эфир его смской.
«Люблю», - поставила точку в разговоре я.


Теперь живи с этим, как хочешь.

Мне теперь не страшно пропасть у тебя из виду ни на месяц, ни на два, ни на год, ни на десять. Я выстрелила, не целясь и не боясь промахнуться. Теперь я могу жить без тебя, заканчивать дела, начинать новые. Могу не оглядываться и не ждать. Могу жить!


Все, что я буду делать теперь, я буду делать ради себя, а не ради того, чтобы стать такой, какой меня хотят видеть другие. Я буду добиваться своих целей, а не только служить  кому-то ступенькой  к  пьедесталу. Моё псевдослужение было на самом деле игрой в прятки с жизнью. Я пряталась за семью, за детей и мужа, за друзей, чтобы не задумываться о том, а для чего же, собственно, было моё рождение. Столько способностей заложено - и ни одной из них не позволить расцвести. Свое бездействие я оправдывала тем, что все мое время отдается семье. Но семья ко мне такой потеряла интерес. А я потеряла интерес к жизни. Рабочая лошадка не нужна была никому, кроме как на пахотном поле. Когда я, благодаря Мишелю, очнулась и, оглянувшись на свою жизнь, начала её менять, первым спохватился муж, и я, что называется, оказалась замужем за совсем другим человеком. Я не ушла, только потеряла где-то своё сердце. Пытаясь разобраться в своих чувствах, начала писать. Стало что-то получаться. К пишущей маме воспылали интересом собственные дети. Что-то читая сами, многое услышав от меня, они увидели, что возле них все это время была не обычная мама, как у всех их друзей, а человек с потрясающе интересной жизнью и умеющий делать то, чего остальные мамы и папы делать даже не пытаются. Они гордятся мною! Разве этого мало?! Мало!!! - Говорю я себе и ставлю новые задачи.
 Теперь я должна, наконец, понравиться самой себе. Это будет сделать гораздо сложнее.

***

- Не закрывайте, пожалуйста, двери! Минут через десять любимый будет ломиться,- говорю я консьержке.
- Так в чем же дело, - отвечает она мне, - давайте дождемся его вместе.
- Вместе?
- Ну да.
Красавица лет семидесяти. Красавица! Честное слово! Я вижу её впервые.
- Я первую ночь у вас здесь, составьте мне компанию,- просит она.
- Я хотела перекурить, пока любимый машину ставит.
- Вы пописать хотели? Это святое, пописайте и возвращайтесь!
- Хорошо. Я вернусь.
Я срываюсь с места. Она мне нравится! Какой интересный говор. Я мало понимаю в диалектах, но речь коренных киевлян, замешанная на многовековом взбалтывании хохляцко-еврейских кровей в одном бокале, страшно импонирует. Хватаю из дома забытые Ритой сигареты и возвращаюсь к ней.
- Вы, поди, не верили. Что я вернусь?
- Я даже не успела закрыть двери своей каморы. Вы так быстро пописали?!...



Муж давно прошествовал мимо нас, недоумевающе поглядев на меня и на мою царственную подругу.
- Ты должен познакомиться с этой очаровательной дамой, иди и не закрывай двери на ключ, я задержусь здесь…
- Ириночка, золотце, мы с вами еще не раз будем встречаться. Моего папу похоронили в Долине и зажгли над ним вечный огонь. Там же закопан ваш пупок. Нас с вами столько роднит. Я ещё познакомлю вас со своим сыном. Он у меня очень красивый мальчик. Похож на моего отца. Ему  тридцать пять. Неженат. Вы понимаете, о чем я говорю?
- О, да! Я понимаю, о чем вы говорите. Вы приносите фотографии, и мы с вашим сыном пьем чай на вашей кухне, Соня Абрамовна.
- Зачем на моей кухне, деточка, у него есть своя  квартира.
- Я порядочная женщина, тётя Соня, и в некотором смысле замужем.
- Идите, махын драпенс и утешьте своего мужа вашим возвращением. Мы еще будем иметь счастье видеть друг друга. И не тратьте время на глупых людей! Поверьте мне и моей собачьей жизни.
      Люблю я этот народ… Я просто люблю умных. А среди евреев ни одного глупого еще не встретила.
      Соня Абрамовна – прелесть. Но после того, как я пересказала в лицах наш с ней разговор мужу и после описания телефонной перебранки с В., сил описывать услышанное от нее уже никаких. Подружимся, послушаем, ей нужны уши, а мне нравится слушать.

Жизнь продолжается!




    14 марта 2006 г.
К постели умирающей поднесли трубку телефона: «Привет, солнышко, куда ты пропала?»
И умирающая приоткрыла глаза. Елена?
- Боже, Леночка, как я рада тебя слышать.
- Куда ты пропала? Где ты?
- Я в Киеве сижу.
- К нам не собираешься?
- Да надо бы как-то выбраться.
- Приезжай. Я соскучилась страшно.
- Ты в Москву давно ездила?
- Я только что оттуда. Приветы тебе привезла.
- Приветы?
- Да, солнышко! Тебе огромный привет от Феди и огромнейший, с поцелуями, – от Мишеля.
- С этого места поподробнее, пожалуйста…

Умирающая встала с постели, решив, что для смерти ещё рановато. Переведем себя в больные. А болезни, кроме последней, имеют обыкновение проходить.
У меня – бесследно.

- Ириха, а ты не хотела бы свои силы потратить на предмет более достойный? – вопрошает Ада, затягивается новой сигаретой и, сладко прищуриваясь, выпускает дым в потолок.- С твоей фантазией, да с твоей одержимостью ваять из мрамора шедевры ты могла бы найти себе лучшее применение, чем тратить время на заурядных людей.
- Заурядных? Что ты, Адочка, они же все – неограненные алмазы. Только таких мастеров, как я – по пальцам перечесть можно.

Поверь! Если я Его полюбила, значит, Он того стоил! Значит, было в нем что-то, от чего я не смогла отойти, завороженная внутренним свечением. На мгновение приоткрытая дверца души, свет, и я уже внутри. Хозяйничаю. Любуюсь. Переставляю с места на место всевозможные побрякушки, оставленные хозяином без присмотра. Живу. Живу, пока он, хозяин, позволяет мне это. Пока его гостеприимства хватает. Что случается после? Я не очень понимаю. Но я, в конце концов, оказываюсь на улице. А хозяин запирает двери своего дома на замок. Навсегда. Чтобы уже никогда никого туда не пускать. Что я делаю не так? Почему меня так боятся пускать к себе в душу? Может, я слишком откровенна? Может, слишком большой открытости требую в ответ, а это не каждому под силу? А может, люди просто забыли, что они все ангелы, что пришли на эту землю лишь на время, чтобы «поиграть в людей»? И поэтому моя игра кажется им чудовищным издевательством над ними?

Но ведь мы все – оттуда! И мы все – одинаковые! И все вернемся туда.
Зачем же делать свою жизнь скучным сидением в зрительном зале, если можно выйти на сцену и сыграть самому?

Впрочем, это их выбор.
Я только даю шанс всем, кого встречаю на своем пути, сыграть вместе со мной.

Это не страшно!
Это только немножко больно.
Но боль со временем проходит.

***

- Можешь передать Мишелю, что тридцатого я буду в Москве.
- Хорошо, - повеселела Алёнка Прекрасная, - думаю, он будет счастлив. Его уже дома обглодали до костей. Рассказывает с приколами, шутит, а в глазах такая тоска. Просил передать, что Интернет – большая яма. Не пишет, чтобы не навредить перепиской ни тебе, ни себе, что все можно прочесть, даже ранее уничтоженное. Жена знает об этом.
- Я тоже знаю. Смешно. Он же знает, что я из своей жизни тайны не делаю. Тем более теперь, когда книга уже почти дописана.
- Так тебя когда ждать? Мне даже водочки и то выпить не с кем.
- Приеду. Мне вообще надо отойти немножко от жизни. Сюжет допек. Роман распылил меня на мелкие кусочки. Надо восстанавливаться.
- Вот и приезжай. Я тебя красивой сделаю.
- Договорились.



15-е.

У меня рвет крышу. Муж этим пользуется.
Занятия в группе обучения сальсе отменили, перенеся их начало на 1 апреля. Придется все-таки раскошелиться на частные уроки, иначе всю «азбуку» забуду. В освободившийся вечер втиснули поход в театр. Ивана Франка давал «Ревизора». Фарс, феерия, гротеск, совершенно вольное обращение с оригиналом, но внутреннего протеста не вызвало. Напротив, позавидовала актерам, что они имеют возможность оторваться хотя бы так, на сцене. А мы, зажатые и затюканные жизнью, должны ходить с постными выражениями лиц, только чтобы не нарушить благопристойность своего пребывания на земле. С этими мыслями и сидела на спектакле. И когда все веселились и рукоплескали клоунаде на сцене, я грустно думала о своей жизни. Я тоже клоун. Мне нравится кураж, эпатаж, лицедейство - с их помощью так  легко говорить о том, что действительно важно, что действительно волнует. «Самые глупые вещи на Земле делаются с умными выражениями лиц,- кажется, так говорил барон Мюнхгаузен, - Улыбайтесь, господа!» Меня хотят заставить быть серьезной. А меня тошнит от их серьезности. Это я о своих недавних «легионерах», распявших меня на кресте – Сержике и Вовочке, будь они неладны.
Их я и вспоминала «не злым тихим словом», сидя на спектакле. Ох, и досталось этому серьезному Вовику.… Люблю. Сволочь, гад, хам! - ничего не могу с собой поделать. Смотрю тупо на сцену, а между ног – он, зараза. Разругались, расстались - ненавидь, Ирка!!! А я его хочу еще больше, чем хотела до этого. Наваждение какое-то. Кто кому голову морочит? Он живёт в моем теле. А я у него где поселилась? Пыталась в голове. Попросил оттуда убраться. Где теперь моё обиталище?
Вот тебе и «Ревизор»…

- Что ты такая грустная сегодня?- спрашивает муж,  пока мы спускаемся на эскалаторе.
- Ты меня просто давно не видел. Я все время такая. Устаю очень.
- Ну да. Вижу тебя только спящую.
- И я тебя тоже.

Дома старший сын попросил денег на ремонт компьютера. Папа, по новому своему обыкновению, отправил отпрыска к маме. У него-де денег нет. Сегодня, к слову, зарплата. Мама впала в неистовство, сообщив, что считает выданные ей деньги деньгами на кормежку и самостийно из этой же суммы назначает себе зарплату в размере ***, так как считает это минимальным вознаграждением за вкладываемый ею труд, затрачиваемое личное время и душевные силы.
Супруг предложил поговорить об этом спокойно. Кстати, интонации ещё не повышались, исключительно огонь внутри. Или, если я собираюсь на эту тему поскандалить, он разговаривать не желает. Мне надо было где-то спустить пары, я спокойно вышла на кухню и матюкнулась от души в околоземное пространство. На кухне сидели дети. Уже в напряженном состоянии. Ругаться? Боже сохрани! Учитывайте, милые мои, на будущее. И делайте выводы для своей жизни. Я не смогла поставить в своей семье так, чтобы быть здесь хозяйкой. Я здесь бесплатная и бесправная гувернантка. Причем очень высокого качества и великолепной продуктивности…
Надо договорить. Я возвращаюсь, но понимаю, что ему насрать на то, что он не прав. Теперь отныне и вовеки будет только так, как решит он. Потому что мой горизонт чист, мне бежать некуда, я опять, как и много лет до этого, буду есть любое дерьмо, которое мне будет предложено.
Я соглашаюсь с этим. Видеть слезы маленького сына мне невмочь.
- Мама, ты сказала, что не любишь папу, - и огромные капли катятся по щечкам моего ангелочка. Он несчастен маминой и папиной нелюбовью.
- Хочешь, я помирюсь с ним?
- Не знаю, как хочешь.
- Хочешь, я попрошу у него прощения?
- Не знаю. Я не понимаю, кто из вас прав.
- Мы ссоримся, значит, оба не правы. Пойдем. Я помирюсь с ним.
- Мам, ты любишь его? Скажи, любишь?
- …


Я обнимаю мужа, прижимаюсь к его большому теплому телу и включаю глушилку, чтобы все голоса и мысли внутри меня замолчали.

Я не имею права на ненависть.




Что-то внутри предательски подсказывает, что, найдя моё слабое место, он сознательно провоцирует меня на подобные срывы. Слишком уж хорошо держится. Слишком уверенно и спокойно при этом себя чувствует. Кажется, своей верностью ему я добилась противоположного результата. Неужели придется вернуться к ****ству? Я не хотела. Он «настоял». Смешно…
Ночью я его изнасиловала…

Глушилку!

***

Встретить в толпе взгляд и понять, что это и есть Он.
Тот, Единственный, встречи с которым я ждала всю свою жизнь.
Но встреча произошла слишком поздно.
Я успела прожить целую жизнь и потерять всякую надежду.
В Его глазах тоже нет ни надежды, ни блеска узнавания.
Он проходит мимо, не поверив ощущениям, не поверив первому порыву.
Равнодушно скользнув по мне обжигающим взглядом.
Взгляд сказал всё.
Сердце осталось глухо.
Второй встречи может просто больше не быть…

    Почти послесловие.

 15-16 марта.
Чтобы писать, надо быть в постоянном нервном раздражении. Кого-то любить, кого-то ненавидеть.
Я выбрала неблагодарное для себя и для своего будущего распределение ролей:
я люблю чужака
и клюю вожака.
Это даёт силы и вдохновение писать.
А последствия?
Боюсь, для меня они будут весьма плачевны.
Я останусь одиноким и непризнанным гением в окружении глумящейся над моей открытостью толпы.
Я готова? Или уже насытилась мечтами о полной свободе?
Очень неудобно жить с такими, как я. Слишком нервно и ненадежно.

4 часа утра. Отправляйся спать, милая…
***


20-е 21-е марта.
С идеей «поделиться» прозой с отвергшим меня любимым доносилась до такой степени, что обкромсала свое произведение до размеров комикса. Только ты и я, что называется.
Не пишу. Почти не живу. Но жизнь где-то рядом, и я её чувствую.
Не пишется. Нет времени на уединение.
Мой герой, пущенный на страницы, но устранившийся из моей жизни, живет теперь во мне в двух ипостасях – один, книжный, остался со мной. Другой – растворится временем и обстоятельствами. Мне оказался ближе книжный. Придуманный мною.
Не возражаю оставить его при себе надолго, если не навсегда.
Мне надо прикрыть эти распахнутые двери души, чтобы не сквозило, и чтобы не входили лишние герои, забирающие слишком много моих душевных сил. Я закрою эту дыру в себе им. Мне повезло, что я его плохо знаю – легко будет поверить в то, что он того стоит. Придумать-то я его себе придумала. Пусть так и живет во мне – добрым, светлым, идеально подходящим мне во всех отношениях и с невозможностью приблизиться к нему.
Пусть так и живет.
А я буду жить наивной надеждой когда-нибудь встретиться, чтобы уже никогда не расстаться.
Пока же попробую просто жить.

21 марта.

Ночью опять боролась с чертями и прочей нечистью. Что-то пыталось меня насиловать, я легко поддавалась, соглашаясь на любое глумление над своим телом, пока внезапно не очнулась от наваждения.
«Подите прочь, нехристи!». Издевательский смешок вокруг. «Как же. Ты наша. Не противься». – «Я не ваша! Много чести». Хорошо помню молитву, гоню их всех от себя крестным знамением. Просыпаюсь. Приподымаюсь над постелью – свет предутреннего неба в окне. – Не сплю, но они по-прежнему здесь, вокруг меня. «Я вас не боюсь. Подите прочь». Перекрестилась. С гиканьем и песнями они покидают мою постель. Легкое чувство омерзения к своему телу. Они пытались надругаться над ним. Не вышло. Ничего у них со мной не получится. Посылаю вдогонку молитву и крест. Так-то лучше. Муж похрапывает рядом. Укладываюсь поудобнее, вписываясь в его уютные теплые выпуклости. Кажется, на сегодня всё. Можно погружаться в мир сновидений без страха быть застигнутой ими врасплох.
Что-то веселое и радостное снится под утро. Легла поздно. Как всегда – около трех. Расшатываю свою психику недосыпанием и недоеданием. Просто не хочется тратить силы и время на переваривание пищи и сон. Как-нибудь обойдется. Потом восстановлюсь.
Может быть…


23 марта 2006 г.
Звонки из Харькова – Аленка Прекрасная, Ольга: «Когда же ты, наконец, приедешь?!!!»
Маргоша: «Я бегу к тебе, ты где?»
Муж с утра: «Просыпайся, на выставку съездим».
Встала, толком не добрав свои положенные шесть часов сна. Ох уж эти бессонные ночи!
Строительная выставка. Пытаюсь заразить себя энтузиазмом и одержимостью присутствующих здесь. Горящие глаза, дрожь в голосе, рассказы взахлёб о составе утеплителя стен – УДАВИТЬСЯ! – это я такая идиотка? Или они умеют быть счастливыми такой малостью?
Побродили. Насобирали пачку рекламных проспектов. Приценились к домам.
Выставку покидала с ощущением, что всё же я счастливее их. Мне нужен просто дом, просто очаг. Просто место, где я была бы счастлива жить с тем, кого люблю. Печь ему пироги – надо же когда-то учиться и этому. Рукодельничать, поджидая милого с работы. Разводить цветы и помидоры. На закате выйти на террасу с мольбертиком – можно всего один раз в жизни – и запечатлеть его, чтобы повесить на стену. Написать пару строчек в тетрадку: «Я счастливая баба!»- и к любимому под бочок.
Счастливыми нас делают не теплые полы из французского кафеля и не ондулиновая крыша, а крохотный огонек в сердце. Это единственное, что унесешь с собой в иной мир. Единственно ценное и здесь, и там…

В машине ехали молча. Разухабистая песня об офицерах сменяется печальным «белым пеплом» над землёй. Тихо и задумчиво пересекаем улицы города. Каждый в своем мире. Говорить ни о чем не хочется. Наши миры вряд ли пересекаются. Мы можем строить дом, можем рассуждать о том, как ещё приукрасить свою жизнь внешними вещами, можем бесконечно наполнять дни хождениями по выставкам, магазинам, театрам, разъездами по  странам и городам – всё это только фарш для невкусного пирога. Мы пытаемся наполнить пустоту наших отношений общепринятой атрибутикой счастья. Мы мирно уживаемся, если не лезем друг другу в душу. В душе каждого из нас нет места друг для друга. Это и есть итог среднестатистического счастливого брака. МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ.

 Мысленно я с другим. Я продолжаю любить его и на что-то надеяться. Хотя бы на ещё одну встречу. Ещё одно прощание. Ещё одну книгу об этом.
Я грущу, но эта грусть - светлая и прозрачная песнь о любви.
Я люблю и не хочу, чтобы это когда-то умерло во мне…


25 марта.

Руки артиста соскальзывают по алой ленте, и он летит с пятиметровой высоты вниз. Натянутое, как струна, тело не успевает сгруппироваться. Коньки едва чиркнули по льду, не смягчив падения. С силой ударяется об лёд головой, и человека нет. Партнер, обернувшись, замирает и медленно подъезжает, срывая с головы маску. Никто ещё не понял, что случилось непоправимое. Не в силах оторвать взгляд от неподвижно лежащего тела, перекрестилась – я видела это. Теперь мне с этим жить. Это тело скользит и скользит вниз, артист падает и разбивается об лёд в сотый, в тысячный раз. Закрываю глаза – и опять падение. Забыться невозможно.
Покупаем программку. Увидеть этого парня живым ещё раз. После перерыва объявляют, что артист жив, только слегка пострадал. Никто не верит, но все радостно аплодируют лжи во спасение. Представление должно продолжаться. Зрителям не нужно горе, они заплатили за радость. Страх, горе, надежда слили нас в единое целое. Никто не хочет думать о том, что там, за кулисами, но закулисье живет в каждом из нас – и тех, кто на арене, и тех, кто внимательно наблюдает за происходящим на льду. Вот кто-то споткнулся, и мы все замираем, и вздох облегчения, когда представление, наконец, окончено. Воздушные гимнасты, завершающие программу и не сделавшие ни одного трюка без ошибки, провожаемы зрителями восторженными криками. Мы все прекрасно понимаем друг друга – спасибо, что вы все живы, Бог с ними, с трюками. Вы видели его там, за кулисами. Мы же, «поверив» утешительному известию, не хотим больше ничьей крови.
Кровавое пятно так и осталось на льду немым напоминанием о тончайшей грани, отделяющей всех нас от смерти.
Так начался сегодняшний день.

***
Я была у его окон вчера. Первый час ночи. Мы кружили по городу на автомобиле с Арго, сбежавшие ото всех. Я говорила о своей любви.
- Зайдёшь к нему?
- Нет!
И машина срывается с места. Его окна призывно горели. Не спит.
С кем он? О чем думает? О ком?
Как много мы усложняем в жизни, не решаясь на откровенность и открытость. И как она коротка наша жизнь. Как мало хорошего в ней успевает сделать человек и как много ошибок допускает.

***
В программке мы прочли имя этого парнишки. Нашли это имя в других номерах. Вспомнили растерянный взгляд рыжеволосого мальчугана, у которого уже в который раз из рук выпадали жонглерские мячики. Что-то не клеилось у него сегодня. Музыка, веселые и заводные мелодии еврейского местечка, спасала номер.
А у него с самого утра что-то не заладилось…

***
В который раз перечитанное «Возвращение на небо».
Это было написано для него, но в его руки так и не попало до сего дня.
Я не знаю, как мне быть дальше. Открываться ему всё больше и тем всё более отдаляться от него, или закрыться и вести себя по сценарию, известному всем мастерам интриг обольщения.
Я действительно не знаю, как мне себя с ним вести. Во мне их двое. Один – сложный, многогранный и способный понять меня. Другой – прямой и не желающий погружаться в чьи-либо сложности. И тот, и другой мне одинаково мил. И того, и другого я не могу отпустить. Но то, чем можно привлечь одного, другого оттолкнет. А я не понимаю, кто же из этих двух – он настоящий. Я совершенно запуталась в нем и в своих чувствах к нему…



27марта.

Дописана 9 часть. Сироп нашей харьковской поездки с Сергеем. Единственное, что было хорошего в нашей «дружбе» - это эти три дня. Он отомстил мне безжалостно и подленько. Начинала этот «елей», уверенная, что пишу ему – подарок на день рождения. На фоне моего печатания разворачивался весь тот восьмимартовский кошмар. И с его участием тоже. Кошмар пережила. Вроде бы, уцелела. Книга дописана и повисла в воздухе.
Уезжаю в Москву «ворошить муравейники». Меня уже ждут. Некоторые с нетерпением, некоторые с вожделением. Осторожное письмо из Америки – «может, увидимся?» Всем отвечаю, всем обещаю. Мне теперь всё равно. Все места возле меня – свободны. Зрительный зал пуст. Актеры разбрелись по своим каморам.
Сыгранный сценарий решаю подарить главному герою.

Здравствуй, мой Герой!
Наверное, я слишком долго взвешивала, определяясь, стоит ли посвящать тебя в свои тайны. Наверное, ещё на что-то надеялась.
Но чем больше времени проходит, тем больше прихожу к пониманию, что нет, ничего уже больше не будет. Ни одной строчки в наши отношения больше не добавится. Книгу о тебе можно заканчивать. Я ставлю точку.
Теперь предстоит кропотливая работа по переосмысливанию всего, что происходило. Мне опять придется вернуться в прошлое и пережить всё заново. Так что я, наверное, счастливее тебя, я ещё раз пройду через рай и ад земной любви к тебе.
Если бы я хотела удержать тебя, я бы скрыла от тебя то, что пишу. Но мне кажется нечестной эта игра. Ты ушёл. Я продолжаю играть с твоим именем на страницах своей книги. Ты имеешь право знать, что я пишу о тебе.
Думаю, последовательность её частей для тебя не будет иметь значения – ты был непосредственным участником всего, о чем я пишу, - разберешься. Этой открытостью тебе я откупаюсь от тебя. Кто знает, если удастся раскрутить начало этих историй, на их конце, который сейчас у тебя в руках, ты смог бы неплохо заработать.
Не квартиру в Париже, конечно, но маленькую такую антикварную табуреточку для прихожей парижской квартиры приобрести сможешь…

Знаешь, у меня всё всегда в жизни получается.
И знаешь, почему?
Я очень смело и уверенно мечтаю о самых несбыточных вещах.

Не веришь?
А оно сбудется!

Вот, пожалуй, и всё.
Сначала письмо было несколькими страничками из 13-й части, потом, эта часть целиком перекочевала на диск, адресованный тебе, теперь к ним присоединилась и 9-я часть. Ты уже чувствуешь на пальцах рук холод стали ключей парижской квартиры?
МЕЧТАЙ!!!   Небеса открыты для наших желаний!

***

- Будешь идти ко мне, купи, пожалуйста, тортик и конфеты, - просит Ада.
- Хорошо.
Я одеваюсь. Второй день сижу безвылазно дома – вся в редактировании. Надо немного проветриться. В дверях сталкиваюсь с одним за другим приходящим семейством. Не успела улизнуть незамеченной.
- Ты далеко?
- Схожу к Аде.
- Ты хоть звони, если задерживаешься.
- Я звоню.
- Не заметил.
- Я Кате звонила, не хотела тебя будить.
- Я не спал.
- Думала, что спишь.
- Звони, одним словом.
- Хорошо. Не скучай.
На улице очень сыро, но зонтик не раскрываю. Бесполезно. Дождик висит в воздухе, не падая, проникая во все щелочки. Бодро направляюсь к тротуару. Знакомый силуэт. Сергей? Головы не поворачиваю. Странно, сегодня понедельник. Возвращается в восемь. Обычно он задерживался по вторникам и четвергам – английский по этим дням. Не должны бы встретиться сегодня. Пусть проходит, замедляю шаг. Он не знает, что я его видела за мгновение до этого. Пройдет мимо, сделаю вид, что не заметила. Моя хитрость не удалась. Он остановился. Ждёт. Поднимаю глаза.
- Привет, Ира.
- Привет.
- Как дела?
- Нормально.
- Как живешь?
- Спасибо, хорошо. Как ты?
- Тоже всё нормально. Получил твою смску сегодня.
- Я переслала её тебе просто так. Записывались месяц назад в группу сальсы, сегодня пришло приглашение.
- А что это такое?
- Танец.
- Не слышал.
- Я ходила на индивидуальное занятие.
- И как?
- Здорово!
- Я получил твоё поздравление. Писал тебе.
- Я не получала ничего.
- Не получала?
- Нет.
- Странно. Я ответил тебе, правда, где-то через день. Мы на даче отмечали. Здорово было. Тишина. Сидели на улице, и никому, представляешь, не было холодно. Спасибо за стихи. Очень хорошие слова ты написала.
- Я думала, не получил.
- Получил, спасибо тебе.
Мы стоим, потихоньку отсыревая. Разойтись не получается. Куда делась моя обида и злость на него. Он смотрит на меня во все глаза, не знает, о чем спросить. Обычно я подбрасывала темы сама. Теперь отвожу взгляд, прячась за односложными фразами.
- Как Амели? Всё также хватает всё подряд на улице?
- Воспитываем. Она умница. Только, кажется, у неё проблема со слухом.
- Со слухом? – встревоженный взгляд.
- Да. Она не слышит.
- Неужели и она? Один щенок тоже оказался глухим.
- Мы её ещё больше полюбили после того, как поняли это. Учим командам на языке мимики и жестов. Всё схватывает на лету.
- Как же так. Какая жалость.
- Не переживай. Ей повезло, что она к нам попала. Просто для охраны заведем себе ещё и лабрадорчика какого-нибудь.
- Вторую собаку?
- И игуану с попугайчиками. Я уже присмотрела.
- Игуану? Кто это?
- Ящерица. Видела крохотулю в зоомагазине. Вырастает до размеров маленького крокодила.
- Ты серьезно?
- Почему бы и нет? Всё равно я дома всё время. Будет о ком заботиться. Ты Алике звонил? Не видела её давно. Что там у неё с собакой вашей?
- Уже щенки родились. Семь штук. Троих соседям обещала, одного себе оставит. Мы её предупреждали, что собака беременная.
- Я не знала. Мне сказали, что для Алики это было сюрпризом.
- Нет, Аня предупреждала.
- Тогда ладно.
Мы мнемся, надо расходиться. Отсыревшая одежда холодит спину.
- Ну, я пошёл? – нерешительно спрашивает Сергей. – Что-то замерзать начинаю.
- Да, конечно, иди.
- Пока, Ир.
- Счастливо.
Я уезжаю в Москву. Об этом я тоже ему сказала. И о том, что готовилась подарить ему книжку про нашу поездку в Харьков, а после передумала. «Я своим родителям  купил билеты в Москву. У сестры матери день рождения, хотелось сделать им всем подарок».

Наверное, я несправедливо жестоко обошлась с этим мальчиком. И он, и его друг Володя – дети. Они видят мир проще и прозаичнее. Мне нравилось играть их жизнями, тасуя и усложняя мир вокруг них своими взрослыми забавами. Они оказались не готовы к этим играм. А я – неспособной по-настоящему увлечь их этой игрой.
Я сдалась и отошла в сторону.
Пусть живут. Пусть находят себе равных в своих собственных мирах.
А  моя игра с ними окончена…



***


















                М А С Я Н Ь

Часть 9. Н О Я Б Р Ь.
 Харьковский елей и ложка дёгтя.

3-е.
    Неделю держу себя с кляпом во рту и связанными руками за спиной – НЕ ПИСАТЬ!!!  Легче не становится. Я все равно пишу. Только в своей голове…

7-е.
    Так легко скатиться в ничего-не-думание…
   Не писать оказалось приятно, легко и, главное, безнаказанно и безболезненно.
   Что-то происходит, откладываясь в голове незаконченными фразами, но, ненаписанное, растворяется каждым следующим прожитым днём и становится все менее отчетливым, все более неявным.
   Неужели я хочу забвения?
   Нет… Я хотела всего-навсего передышки и её получила. Это не значит, что не жила. Напротив, я нафаршировала эту неделю столькими пестрыми событиями и встречами, что только с сожалением отмечала – вот еще один день, и он будет забыт. Зачем я дала этот глупый зарок? Я не хочу ничего забывать, я хочу все пережить заново на страницах этого дневника. Вот и попробую…
                *               *               *
   Вот ведь незадача! Так хочется побыстрее вернуться в это совершенно нирваническое состояние, а голова, словно чугуном налита и тянется к подушке.
   Я очень устала за последние три дня. Очень…
                *               *               *
   Уже 8-е. 1 час 20 минут.
   Когда-то это были праздничные дни.
  - Какие у тебя планы? – спрашивает муж. – Ты еще куда-нибудь ехать собираешься?
  - Да нет, - отвечаю, - вроде бы, уже всё, что планировала, закончила. Всех собой осчастливила.
   Вру! Вру безбожно, успокаиваю его и заговариваю собственную совесть.
   Сейчас меня смаривает и усмиряет надвигающаяся болезнь – простыла, чувствую, придется вылеживаться и приходить в себя. Значит, пришла пора остановить свой бег и постоять в задумчивости на месте.
   Нужно время, нужно определенное состояние, чтобы то осознание происходящего, которое сейчас имеет вид поверхностного перечисления событий, превратилось в многоплановое повествование, включающее и действие, и вызванное этим действием ментальное - и сознательное, и подсознательное…
   Похоже, предыдущим абзацем я пытаюсь кому-то понравиться. Кому-то типа Петровича, «гуру» моей Ритольды. Но об этом позже.
                *                *                *
   Итак, я закончила предыдущую тетрадку на грустной нотке.
   Володя гордо удалился с моего горизонта. Убиваться не стала, давно не верю в возможность расстаться навсегда на этой Земле. Взгрустнула слегка ему вослед, сидя в провонявшей мужскими носками плацкарте смской, что-де скучать-то хоть…нет, не «скучать», - «Ждать-то хоть меня будешь? Или, как всегда, пошла на фиг?» Через два часа ответного молчания, добавив: «Другого ответа и не предвидела»,- выбросила его из головы. На время. Закрыла тетрадь. Заткнула рот. Развязала себе руки и решила – мне все теперь позволено. Пока я не изгоню из себя чувство потери, я вправе безумствовать и совершать дерзкие поступки против нравственности и морали.
   Громко заявлено, но позволено мало.
   Падения, каким бы сладким голосом ни пели Сирены со дна моей Бездны, не получилось. Все было мило, чисто, изысканно…
                *                *                *
 
   Не дают писать, «бип-бип-бип»!!!
   Проснувшийся пописать муж недовольно посмотрел в мою сторону. Я демонстративно захлопнула тетрадь, закрыла ручку колпачком и отправилась спать.
   День не озарился светом моего гения и присоединился к череде никчемно прожитых будней. Провалился в небытие.
   Утром села за компьютер. Сейчас начну удивлять мир,- подумала я,- начну клепать написанное ранее на бумаге. Фиг вам! То есть, я-то, конечно, написала, но, увы! – половина сожралась при попытке отправки адресату. Уж и говорить не буду, кому хотела отправить. Смысл? Не отправилось! Рита говорит:
  - Значит, не надо это. Значит, что-то останавливает тебя.
  - Конечно, не нужно,- соглашаюсь я,- он, может, сейчас вовсю свою личную жизнь налаживает, а я лезу к нему со своей «прозой». Только я упрямая. Не сегодня, так завтра, но все равно все испорчу.
  - Ну, и правильно, добивайся своего. Ты же знаешь, чего хочешь.
  - Так в этом-то и сложность, чего хочу, не знаю. Знаю, чего не хочу.
    Я не хочу цепей, не хочу обязанностей, сковывающих моё право быть собой. Мне не нужны отношения, которые ставят меня в зависимое положение. Все это то, за что я не буду больше держаться ради мнимой безопасности. Того чувства безопасности, которое приходит благодаря незыблемости и постоянству в отношениях, даже когда из них, из этих отношений, уходит все живое, остается только скука и покой. Мне такая безопасность не в радость. Я готова пожертвовать многим, что имею, лишь бы не увязнуть в болоте ничегонеделания, ничегонедумания и ничегонечувствования. А спокойная размеренная жизнь превращает меня в жителя такого болота.
   Поквакаем, пока есть силы, может, какой заплутавший Иван-Царевич на мой зов призывный откликнется-отзовется, набредет на меня, сердешную, да поцелует, не разглядевши, мою зеленую прыщавую рожицу. И свершится чудо великое, превращусь я в Василису Прекрасную.
   Но квакаю-квакаю, голос сорвала, а царевичей все носит, не знамо где, по чужим болотам, все мимо моего тихого омута. Грустненько как-то. Не век же мне вековать в коже-то лягушачьей. 
                *                *                *
  - Как противно гудит компьютер,- муж недовольно переворачивается на другой бок. Я осмелилась нарушить святое – его послеобеденный сон. Быстро отключаю компьютер со словами: «Что тебе еще во мне противно?»
   Он молчит, потом как-то очень уж тоскливо:
  - Мне не противно. Мне горько. Тебя совершенно не волнует мое мнение. Ты совсем мной не интересуешься.
   Я сидела недолго, обдумывая. Внутри как-то щемяще, тоскливо так. Да, я, пожалуй, перегибаю с черствостью, оберегая неприкосновенность своей территории, он может не выдержать и сломаться. Он - не я, семнадцать лет в нелюбимых ходить не согласится. Просто не сможет. Будет искать утешение на стороне. Нужно ли мне это? Совсем не нужно.
   Легла рядом с ним прижалась всем телом.
  - Напрасно ты так. Мне не безразлично, что ты думаешь и чувствуешь. Но я хочу завершить начатое, а для этого я должна принадлежать только себе. Я отгородилась сейчас ото всех толстой непроницаемой скорлупой и никого в себя не впускаю. Никого. Не только тебя. «Я даже саму себя не пускаю к своим собственным тетрадям. Жду, когда то, что я распотрошила и разделала в себе, утрясется и соберется в кучку», - думаю про себя.
   Мне нужно время, чтобы написать обо всем красиво. Пока же это только больно. Я по-прежнему вся в переживаниях, теперь же усугубила их новыми противоречивыми чувствами. Когда же я, наконец, смогу рассказать об этом. Сделайте же со мной что-нибудь, чтобы я записала, люди! Надоело это бездарное бездействие. Я же все на свете забуду!
   Иду одеваться. Полет прерывает земное. Муж предлагает культпоход в органный зал. Масянь разогрел мой телефон до красноты смсками. Даже мечтать о таком недели две назад не могла. Пойду прихорашиваться, и,  К Р А С И В А Я ,  -  Н А    У Л И Ц У !

10-е. Час ночи.
   Все там же – в своей нирване неписания. Может, и не стоит? Какая разница, что происходило? В конце концов, важно не это. Безудержный мой бег приостановила болезнь. Видно, по-другому не остановишь.
                *          *          *
    Одним глазом в телевизор, другим - в тетрадь. «Опасные связи» с Катрин Денев. Смотрю. Неужели я такая же, как её героиня? Игра чувствами других. Контроль, власть над собственными чувствами и эмоциями. А цель? Не знаю. Какую цель преследует она? – Фильм еще не окончен. А я? Я без цели, как телячий хвостик от мух, отбиваюсь от печалей радостями, доставляемыми маленькими мгновениями счастья.
   Грешная, распутная, путающаяся под ногами добропорядочных людей, сбивающая их с толку и с пути истинного посулами иллюзорной радости от жизни. Что ждет меня в конце пути? – людское презрение? Кара небесная?
   Не хочу об этом думать. Хочу жить!
   Кстати, «телячьим хвостиком» обозвал меня Риткин «гуру». «Учитель», как она мне его отрекомендовала. Однако, встреча, на которую я так набивалась, произвела совсем не такое впечатление, какого ожидала.
   Заурядный человечек, отгородившийся от жизни томами эзотерического чтива, вынесший из прочитанного тяжеловесность суждений об окружающем мире. Всему дано им определение, но тонкость и изящество мира не постигнута. Жизнь обычного человека оказалась ему не по силам. Мучаться комплексами неполноценности и прикрывать их  разговорами о неведомом и непостижимом и, что главное, якобы недоступном  для понимания таким «телячьим хвостикам», как я? Я слушала его и думала, столько копить книжных знаний и не суметь ни одно из них применить к своей собственной жизни. Подобно Сальери, он сидит в своей каморе и пытается алгеброй поверить гармонию. Читать пыльные тома чужих премудростей о Божественном Творении и ни разу не взглянуть на это Творение своими глазами? Или смотреть на мироздание сквозь замочную скважину чьих-то предрассудков. Его знания – это лист пергамента, на котором многовековая премудрость человечества, пытающегося перемудрить самого Творца. Он дал нам свое Творение в руки - познавайте, наслаждайтесь моей музыкой, как дети. - Зачем же, как дети? - ответствуют ему мудрецы, и, свернувши трубочкой свои пергаменты, глядят в образовавшееся отверстие и тешат себя иллюзией, что мир у них как на ладони, что видимый кружочек мира и есть Мир. Не так, ребята, не так надо.- Отбросить чужое знание, почувствовать красоту кожей, ощутить тепло и запах прекрасного. Я со своим чувствованием жизни – Моцарт в сравнении с ним. Чему Сальери может научить Моцарта? Создавать шедевры? Вряд ли. Разве что подсыпать в бокал гениям яду. С яда, собственно, и начался  разговор:
  - Какие словари есть в ваше доме?
  - Словари?- в моем доме, по меньшей мере, десятка три словарей, но отвечать на его вопрос я не захотела. Он удивился: « Почему?»
  -  Потому что вы меня тестируете, а у меня нет ни малейшего желания подвергаться тестированию.
    Встретив его недоумевающий взгляд, пояснила:
  - Вы спрашиваете о словарях, следом, услышав, к примеру, что у меня есть «Толковый словарь» Даля, задаете какой-нибудь заковыристый вопрос, чтобы поймать меня на нечтении этих словарей, и, ликуя, припечатываете к стенке, что я-де лишь коплю литературу, но не удосуживаюсь заглянуть в неё.
  - Даля надо читать постоянно,- проскрипел дед, - Я, например, взял себе за правило каждую субботу прочитывать по десять страниц и запоминать эти слова.
   Я подивилась бессмысленности такого занятия, ладно бы он создавал художественную прозу или писал какое-то исследование по семантике, но заучивать слова, неупотребляемые в быту просто для того, чтобы щегольнуть знанием их перед кем-то? А если для себя, то зачем же заучивать наизусть, когда всегда под руками словарь? Наверное, я легко согласилась бы с чудачеством Ритольдиного гуру, нечего делать, пусть зубрит что ни попадя, но дедуля начал сильно напирать на меня:
  - Вам повезло, ваш путь, наконец, привел вас к Нам. Эта встреча неслучайна!- с пафосом провозглашал он, а меня начало разбирать от досады и смеха одновременно. «Э-э-э, батенька, да вы не очень-то со скромностью ладите»,- подумала я, а деда несло дальше, - Теперь вы, наконец, стали на путь истинного познания и перестанете быть телячьим хвостиком, которого бессмысленно мотает из стороны в сторону. Вам нужен проводник, Учитель!- провозгласил он, и мне подумалось с тоской, что вот и мне припасено возле него теплое местечко «ученицы» с широко распахнутыми глазами, глядящими в пустоту.
  - Рита, пошли его к черту, он ничему тебя не научит, потому что ничего не знает.
  - Ты что, Ир, ты видела, сколько у него книг в комнате? Он же почти все прочел.
  - Это тот случай, когда количество так и не переходит в качество. Ему баба нужна была и все, и не было бы в голове никакой эзотерики. Ты говоришь, что у него учениц много. Они молодые?
  - Ну да, как мы с тобой, моложе есть.
  - Видишь?! А деду под восемьдесят, семьи не создал, детей не вырастил, чем занимался - неизвестно. Гуру… Окружил себя молодостью. Реабилитировать просранную жизнь свою хочет, компенсируя недобранное в молодые годы. Хоть на старости лет потереться обо что-то теплое.
  - Ир, ты не права, он меня очень направляет, говорит, какие книги надо читать.
  - Смешная ты, Рит, вроде как без него ты не догадалась бы прочесть Шопенгауэра.
  - Не догадалась бы.
  - Я как раз его читаю, солнце мое, просто в руки с полки взялось, подсказала бы тебе, если бы что-то любопытное встретила. А вообще-то, твой дед подсказал замечательную идею! Я организую эзотерическую школу для «моцартов» и вообще всех, кто спонтанен и доверяет своей интуиции, и назову её «Учение телячьего хвостика». Думаю, народ потянется. - И, видя, что подружке неприятно слушать мои выпады в адрес превозносимого ею учителя, попыталась умерить язвительность тона,- Маргуша, он замечательный, симпатичный и очень одинокий дед. Его по-человечески жаль. Прожить жизнь и не оставить после себя ничего. Он пытается вами, девчонками, оправдать свою бесполезно прожитую жизнь в собственных глазах. Эта его тяга к учительству…  Он набрался знаний, а взрастить кого-то рядом, кому бы эти знания пригодились, не догадался, передать их оказалось некому. К настоящим учителям ученики приходят сами. А он себе набирает их из обиженных им же – они  приходят в ответ на его оскорбления, которыми он сыпет при первой встрече, как только что со мной. Зачем?- чтобы обиделась, чтобы начала оправдываться, я, мол, не такая дура, какой с первого взгляда вам кажусь, вот я ваши книжечки прочту, и вы убедитесь в этом. И все, крючок с наживкой заглотила. Будешь бегать и бегать, пока не реабилитируешься. Только он не даст этого сделать. Всегда отыщет больное местечко. Ты же говорила, что в последнее время вы с девчонками все неохотнее посещаете его, избегаете. Говорите с ним не о том, что вас волнует на самом деле. Разве не так?
   Марго кивнула:
  - Я давно ему ничего не рассказываю. Выжимаю из себя письма. А пишу совсем не то и   не так, как хочется. Он меня парализовал, сказав когда-то, что я пишу неправильно. Что нельзя ничего придумывать. Надо писать все так, как оно есть. А я уношусь в фантазию. Но я-то так вижу мир вокруг себя. Полуреальность, полумистика. С тех пор я не могу написать ни строчки.
  - Он просто поселился в тебе внутренним цензором. Ты пытаешься понравиться ему, поэтому потеряла себя. Гони его из себя. Общайся с ним просто как с пожилым одиноким человеком. Но возводить его в ранг учителя? Мне кажется, не стоит пестовать его гордыню. Он стоит на пороге, не так долго ему осталось ждать встречи с Богом. Ему скоро держать ответ за все свое «учительство».
                *          *          *
   А фильм, похоже, все-таки обо мне.
   Власть… Неужели мне нужна только власть, как его героине? Над чувствами, над эмоциями, над людьми?
   Свобода. Быть свободной…   
   (Как этот распятый мною только что дед?)
                *           *           *
   Вот и утро…
   Вчера отправила свою «прозу» В., назвав это все «Не для прессы… Тебе». Закончила рассказ фразой: «Вообще-то есть продолжение…» И легла на дно, отправив смс: «В инетовском ящике записочка. Развлекись на досуге». Реакции не последовало, как всегда. Возможно, её сухой тон не предвещал ему ничего доброго или, скорее, он просто спрятался.
   Прочел – не прочел, понятия не имею. Рассказ про пельмени – самая ненавязчивая из моих писанин. Просто стенографический отчет о проведенном вместе вечере. Он не должен бы вызвать негативных эмоций.
   Мне все еще мучительно хочется ему нравиться.
   Уже уговорила себя, что все, мы расстались. Что я не смогла бы преодолеть выстроенных внутри себя – в нем и во мне – барьеров, и все равно, рано или поздно сбежала бы. Но день за днем, и я понимаю, что все равно я с ним. Все равно я не могу выбросить его из головы и сердца.
   Завтра две недели как моя дорожка, бежавшая рядом с ним, дала резкий поворот в сторону. Обида, досада на непонимание, на грубость его ко мне оттолкнули прочь от него. Я резко остановилась и поняла – «не моё!» Он повелевает, он властвует, он подчиняет меня себе грубо и бесцеремонно. Я еще не познала, кто он, а он уже пробует меня на прочность. Да, я подчиняюсь силе, легко поддаюсь влиянию. Но доброй силе и доброму влиянию. Мне нравятся властные люди, но я анархистка. И если у меня ещё есть возможность избежать этого влияния, если я еще не до конца подчинилась его власти, - мне лучше уйти от своего Минотавра сейчас. Пока я еще не его, пока не знаю, как сладко быть ему подвластной, принадлежать силе.
   Не знаю, может, это еще и не конец. Скорее всего, не конец. Но появилась возможность передохнуть.
   Я взяла себе тайм-аут. На следующий день В. попытался забросить крючок. Одна смс, и  вновь я у его ног. Он насладился властью и отошел. С меня хватит, решила твердо. У меня масса незавершенных дел, мне столько перепечатывать и пытаться из написанного что-то сделать. МНЕ ЕСТЬ ЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ – не только быть его рабой.
   Но я хочу быть его рабой. Я грежу этим. Готова в единочасье променять свою свободу на заточение в его клетке. Впрочем, с рабством стоит повременить. Ещё есть время. И воздух свободы пьянит.
   Знает ли, догадывается он, какую игру с ним затеяла? Понимает ли, что могу переиграть его и оказаться даже не рядом, а над ним. И тогда уже не он, а я буду властвовать над ним, овладев его чувствами. Вряд ли понимает это. Задумываться ему некогда и незачем. Ему кажется, я сама плыву к нему в руки. А это не так. Совсем не так. Я плыву к нему, но гребу в противоположном направлении, течение несет меня к нему, а я изо всех сил противлюсь и легко бы справилась, если бы эта игра так не увлекала. Интрига - в кружево вплетается все больше новых нитей, его узор все сложнее и затейливее, я наслаждаюсь действием и вовлекаю в него новых и новых людей. Это порочно, но так сладко…
                *              *               *
   Неожиданно проснувшийся интерес к моей персоне у Масяня. Не помню, с чего все началось, что его вернуло. Мы изредка перебрасывались краткими сообщениями, но, чувствуя его неприятие, сильно на общении не настаивала. Так прошел почти месяц. Наверное, неприязнь подзабылась, он черкнул пару слов, я ответила, что-то еще мелькнуло. Общение возобновилось.
   Вернувшись из Москвы, вся еще на этой волне, предложила прошвырнуться «ползком по барам», по традиции, только что привнесенной в нашу размеренную обыденность гостившими на днях друзьями мужа из Питера. «Я не все проела в столице, оставшееся хочу просадить в местных кабаках. Составишь компанию?» Он откликнулся. Даже не задумалась, что ращу из мальчика «альфонса». Я только что получила от ворот поворот от его дружка и нуждалась в сочувственном плече, на котором могу повиснуть – вот и все.
   Однако же, вечер неожиданно удался. Хоть мы и не попали в клуб, которым я хотела впечатлить своего кавалера.
   Мы созвонились ближе к концу рабочего дня.
  - Подходи к «Квадрату»,- сказал он.
  - Ты, наверное, в закусочную повести меня собираешься?- спросила я.
  - Ну, да.
  - Слушай, как-то не подумала,- быстро прикидывая в голове, что за удовольствие получим мы от общения, заедая его картофелем фри и запивая «колой»,- ты же голодный после работы. Давай по-другому. Подходи к моему подъезду…
   Удивление, недоумение. Быстрый инструктаж старшенькому: « Никаких лишних вопросов». Спускаюсь за Сергеем вниз: «Пойдем. Посмотришь, как я живу. Только без лишних вопросов». Дом – моя территория. Здесь, я знаю, я другая, здесь – не страшная.
   Кормлю его ужином. Самец должен быть сыт, чтобы не бросался. Удивилась слегка количеству поглощаемой им еды, не подумала бы – мал ростом, а ест за двоих. Куда что девается? Легкий разговор о том, о сем. Надо о чем-то нейтральном, чтобы снять напряжение. Рассказываю о своих одноклассниках, учителях, о том, кто кем стал.
  - У нас был прекрасный педагог по русскому языку и литературе. Она как-то сумела вылепить из нас людей не от мира сего. Что-то такое сделала с нашими душами, посеяла семена духовности, морали, порядочности. Не мнимой, - истинной. У неё никогда поступки не расходились со словами. Это мы поняли потом, когда шагнули во взрослый мир и обнаружили, что он живет по другим законам. По законам выживания. Мы оказались не приспособлены к этому. До сих пор мы другие. Может, смешно наивные, верим в добро. – В его глазах удивление. Что могло его удивить. Он не понимает, о чем я? – Иногда кажется, что нам повезло быть взращенными Ангелом,- усиливаю его недоумение.
  - И что, никто не оступился?
  - Почему же, среди людей жить приходится, всякое случается. Я же о том и говорю, что для жизни в миру в нас не было заложено цинизма, который позволил бы в нем выжить, умения противостоять ему нам не дали. Только нести добро. А мир оказался жестоким. Мы встречаемся сейчас, спустя много лет и обнаруживаем, что совсем не изменились. И что общего у нас сейчас еще больше, чем было тогда, когда мы разлетелись в разные стороны. Мы были не очень-то дружны между собой. А сейчас, встречаясь, понимаем – роднее нет, родство душ – зто нечто большее. Тебе неинтересно?
  - Да нет, интересно, но как-то трудно себе это представить. У нас этого не было. Вообще, приятных воспоминаний о школе немного.
  - Мне просто повезло. Очень.
   Напряжение в его глазах спало. Он с интересом разглядывает меня и стены моего дома. Я неплохо вписываюсь в эти стены. Они созвучны мне , я гармонирую с ними. Обычная домашняя женщина в уютном, обжитом гнездышке. Взгляд теплеет. Серега оттаивает. Мужчина сыт – можно отправляться в путешествие.
  - Ну, что пойдем?
  - Пойдем.
   Долго кружим по городу.
  - Знаешь, о чем спросил сын, когда ты вышел? «Это твой знакомый из поезда?»
   Помолчав:
  - Наверное, это в твоей семье нормально, и я не должен удивляться?
  - Наверное.
   Очень легко говорить с ним. Перескакивать с темы на тему. Просто болтать. Он легко слушает, легко реагирует. Мне не приходится подыскивать простые слова для выражения своих мыслей. Он чувствует эту мысль и словно то бежит рядом, то забегает вперед, опережая пониманием недосказанное. Я наслаждаюсь общением с ним. Нет необходимости оправдываться, объясняться, как в нашей с ним постоянно заходящей в тупик переписке.
   Спускаемся в метро. Всего одну станцию до «Крещатика». Уже не комплексую, как раньше. Да, этот молодой человек со мной, старушкой. Пусть смотрят. Мы друзья. Мы хорошие добрые друзья. И его рука на моем локте – чтобы не упала – не более, чем поддержка друга. На эскалаторе стою выше него, он очень невысок.
  - Мне легко с тобой общаться. Ты умен. Многие вещи, которые зачастую, чтобы меня поняли правильно, приходится буквально пережевывать до состояния фарша, ты просекаешь на раз - сразу. Это словно сидело в твоем сознании всегда, и нужен лишь щелчок выключателя, чтобы оно в тебе сработало. Поэтому я тянусь к тебе, я получаю от тебя интеллектуальное наслаждение.- Я говорю искренне, но и не без лукавого, тщательно скрываемого мною от него, желания привязать к себе. Я хочу, чтобы его ко мне тянуло как равного к равной. Мы похожи с ним, мы одинаково видим мир, одинаково реагируем на него. Он в этом признается чуть позже.
   А сейчас говорим по очереди – то он обо мне, то я о нем. Его слова столь же лестны, как и мои. Но лесть ли то, что мы говорим друг другу?
  - Тебя очень много, ты разная. Одному человеку сложно объять все это, поэтому и получается, что у тебя такой огромный круг друзей, и ты успеваешь со всеми, все и везде.
И нигде не повторяешься..
   Он рассказывает о своей девушке, которая вот-вот приедет, о своих ожиданиях от будущего. Он весь в предвосхищаемых мечтами событиях, весь в завтрашнем дне, а я исподволь беру власть над его днем сегодняшним. Пока он расставляет вешки ниже по течению реки жизни, я мучу воду  в ней выше по течению. Мне одиноко, мне тоскливо, меня обидели, бросили и вдогонку добили грубо и неласково. Я спасаю себя невинностью и доверчивостью другого. Я боюсь остаться одна и тащу поэтому на дно мутного потока того, кого потом на дне и оставлю.
   И, Боже! Как же мастерски я это делаю!
   Гореть мне в аду…   
                *             *             *
    Мне кажется, от вечера тащусь не только я, что было бы естественным, но и он тоже, что немножко удивительно, но очень приятно радует. Мы переходим из кафе в кафе, поочередно угощая друг друга. Хочется выговориться. Алкоголь услужливо развязывает язык. Он рассказывает о своем, я выдаю с головой себя. Много лишнего, особенно про свою жизнь с мужем. По сути, я отрабатывала на нем строки своего дневника, цитируя наизусть целыми страницами. Все мои претензии к прошлому вписаны в нескончаемый поток исписываемых мною тетрадей, я излечиваюсь от него, от прошлого, оставляя его на их листах. Все, что я рассказываю зачем-то этому мальчику, уже давно перестрадано и выброшено. Но он слушает и воспринимает все сказанное как мой сегодняшний день.
  - А почему бы тебе не поговорить вот так со своим мужем?- наивно спрашивает он.- Ведь если бы вы объяснились, все могло бы быть иначе.
   - Для этого нужна заинтересованность в продолжении отношений. А мне уже ничего продолжать, а потому и налаживать, не хочется. Мне хочется все начать с нуля с другим человеком, с которым еще ничего не испорчено. С которым мы в души друг другу не нагадили. С чистого листа. Впрочем,- спохватываюсь, вдруг трезвея,- наболтала тут о себе много лишнего. Забудь. Об этом вообще не стоило.
   Мне почему-то надо, чтобы он понял, не от праздного желания развлечься и забить свою праздность кем-то на стороне толкает меня к нему, к Володе, к другим людям, а горькое желание что-то подправить внутри себя, надломленной и опустошенной многолетней борьбой с одиночеством.
  - Мне казалось, я могу простить, забыть все. А все совсем не так. Оно записалось в подсознании. Забылось, зарубцевалось, простилось, но я лишилась силы любить. Я не могу полюбить опять человека, из-за которого столько страдала. Я просто НЕ ХОЧУ ЕГО ЛЮБИТЬ.
   «Я просто люблю другого»,- признаюсь молчаливо себе, но вслух этого произносить не стала. Мы много выпили. Меня несло по волнам памяти. А в душе скребли кошки. Я все время думала о своем Минотавре, все время о нем.
   И наслаждалась обществом другого – его друга. Неожиданно высветился смской мой телефон: «Как дела?»- интересовался мой мучитель. Я возликовала. Все-таки первый нарушил молчание! Но для Сергея разыграла удивление. Поведя плечиком, пробурчала себе под нос едва слышно, но довольно отчетливо, чтобы разобрал:
  - Странно. Мы же расстались вчера навсегда.
  - Кто это?
  - Твой друг.
   Изумленно приподнялись его брови.
  - Странно, говорю. Вчера мне указали на дверь, и я ушла навсегда.
  - Он же тебя еще летом бросил.
  - Это он тебе такое сказал?
  - Ну, да.
  - Правильно, бросал. Но потом вернулся. А вчера надавал мне пощечин,  - по телефону, я решила, что с меня хватит, развернулась и ушла. Но вообще-то я замуж за него выйду…
   Его красивые, как у Ричарда Гира, брови опять поползли наверх.
  - Да-да, а ты будешь моей «свидетельницей». Ты эту кашу заварил, тебе её и расхлебывать. Зачем ты нас знакомил?
   Он, усмехаясь, пожимает плечами, а я продолжаю:
  - Он же мне сразу не понравился. Помнишь, еще сказала тебе, слишком банален и примитивен твой дружок, что если бы пришлось выбирать между ним и тобой, предпочла бы остаться с тобой. Мнения своего практически не поменяла, но почему-то, совершенно мне непонятно почему, закрутила с ним. Письма, звонки. Знаю, не моё, а ничего не могу с собой поделать. Влечет что-то к нему, какая-то невысказанная тайна. Не пойму. Даже сделала его главным героем своего романа. В надежде, что на его страницах разберусь, чем же он меня мог так привлечь.
  - Может, Францией? – неожиданно вставляет Сергей, попадая в точку.
  - Францией? Знаешь, может ты и прав. Во всяком случае, сначала именно так и было.
   Задумалась. Не слишком ли я выдаю себя? Попыталась сменить тему. Но Сергей вдруг начал рассказывать о друге.
  - Он живет не своей жизнью. У меня часто такое впечатление, что он пытается жить жизнью брата, потому что не знает, кто он сам. Это после армии такое. Он служил в иностранном легионе. Мальчишек, подписавших контракт, лишали их настоящих имен, родины, родного языка, запрещали разговаривать друг с другом о тех местах, где прошло детство, о родных. Ты теперь «Петр Попов». У тебя нет отца и матери, нет родины. Ты машина для убийства. Если тебя убьют, никто из твоих родных не узнает об этом. Это убьют Петю Попова, у которого никого нигде нет. Он был на настоящей войне пять лет.
  - Я не знала этого. Многое становится понятным.
  - Он потерялся где-то по пути домой. Он живет не своей жизнью,- повторил Сергей. – Ему нужна девчонка, которая сможет с этим жить. Сможет растопить в нем этот кошмар. Ему нужно понимание…
  -… А не любовь замужней многодетной тетки,- в сердцах продолжила я его мысль, быстро одеваясь и выскакивая на улицу.

   Кто, кто будет копаться в тебе, желая понять тебя,- так, как это делаю я? Кому интересны твои ужасы и кошмары, кроме меня? Кто сможет полюбить это все в тебе и сделать своим, чтобы, спуститься в тот ад, в котором заблудилась твоя душа и, подняв её к свету, обогреть тебя и принять твою боль?
   Ты прячешься от меня. Если есть такой человек, есть такая отозвавшаяся на тебя душа – я отступлюсь и отдам тебя ей. Если её нет, я не смогу уйти, даже если ты сам об этом меня попросишь.
   Я сижу и молчу вторую неделю. «С кляпом во рту и руками, связанными за спиной». Я не могу прийти к тебе. Я ищу обходные пути, рискуя быть понятой превратно. Этот мальчик, так доверчиво потянулся ко мне. Но ведь он знает, что люблю я тебя, а не его. Но, может, именно это его и успокоило, наконец? Он не чувствует, как раньше, опасности, от меня исходящей. Он доверяет мне, обезоруживая меня своим доверием. А я даже себе довериться не могу…
    Мы прощаемся. Провожает до подъезда. Совсем забытый ритуал из юности.
  - Сереж, можно я тебя поцелую? – расчувствовавшись от разговоров и алкоголя, прошу я. – Ты подарил мне сегодня понимание. Это много.
  - Если только по-дружески,- отвечает он и остается совершенно безучастным к моему поцелую.
  - Конечно же, только по-дружески! - не выказав своего разочарования, смешавшись и спеша расстаться, не испортив впечатления от вечера, произнесла я скороговоркой и убежала в подъезд.
   Сегодня я удовлетворюсь тем, что ты слушал меня. Завтра мои друзья расскажут тебе обо мне то, чего ты не замечаешь пока, вернее, не хочешь замечать, во мне. Завтра ты поживешь моей жизнью. И, надеюсь, она тебе понравится. И я, наконец, понравлюсь тебе тоже. Зачем? Ты ответишь на этот вопрос сам и тоже завтра. Я спрошу у тебя:
  - О чем ты думаешь?
   А ты ответишь так тоскливо:
  - О своем мучительном одиночестве.
   Но ты уже не будешь одинок, потому что мы уже сломаем с тобой барьер, выстроенный тобой против меня, сломаем вместе, чтобы ты никогда больше не чувствовал себя одиноким.
   После проведенного вместе вечера мы стали перезваниваться чаще. Я собралась в Харьков с Марго и дочкой.
  - Составить нам компанию не хочешь?
  - А порулить дашь?- совершенно неожиданно быстро согласился он.
  - Дам, если будешь себя хорошо вести.
   Днем позже его начали одолевать сомнения. Непроданные щенки, «неверность» этой поездкой своей германской подружке, празднование дня национальной гвардии с друзьями, в конце концов, моя «страшная» незнакомая ему компания. «Пожалуй, я поеду в следующий раз».
  - Да ведь следующего раза, скорее всего, не будет! Ты «динамишь» меня, причем очень и очень несправедливо. А о щенках не беспокойся. Продадутся. И за подружку не переживай. Никто ничего не узнает. Наши круги общения не пересекаются.
   Я же видела его первый порыв. Его первое спонтанное «Да!» Он хочет поехать, но в его голове не укладывается, что я предлагаю ему эту поездку без всякой для себя корысти. Все, что мне нужно, чтобы рядом был человек. И человек из круга Пьера. Мне нужно продышаться сквозь свою по нем тоску. Мне одной с этим не справиться сегодня. Ты очень мне нужен. Пожалуйста. Взяв с меня еще раз обещание, что дам порулить, соглашается окончательно. Конец рабочего дня, мы отправляемся в путь. В долгую-долгую ночную беседу. Рита садится рядом со мной. Мы разговариваем нарочито громко. На заднем сидении, надеюсь, внимательный зритель. Но на самом деле, зритель устал так, что половину дороги проспит, не вслушиваясь в наши разговоры. Сейчас они тихо переговариваются у меня за спиной с дочкой. Что-то спрашиваю, оборачиваясь к ним, обращаясь: «Детки!» Конечно, детки, никак иначе. По-матерински, асексуально, но подружку не проведешь. «Машина наэлектризована вашим желанием друг друга. Мне даже не по себе»,- говорит она во время очередной передышки в пути.
  - Ты думаешь?
  - Я чувствую!
  - Мне кажется, ты выдаешь желаемое за действительное. По-моему, у него до сих пор одно желание – смыться. Он чувствует себя не в своей тарелке. Лишним.
   Может, это и не так. Может, Маргарита права. Мне не хочется погружаться в размышления об этом. Я не трогаю его. Решила вообще не обращать внимания на все его комплексы. Просто жить рядом, как со зрителем, через стекло.
Я буду раздеваться, обнажая свою суть, а ты, зритель, наблюдай за мной.
Шесть часов дороги. Откровенно говорим на привычные уже нам с подружкой темы, не обращаясь к «галерке» Их словно нет в машине. Но все, что мы говорим друг другу, направлено туда, все это я говорю ему. Это ему, а не ей я открываюсь, его пытаюсь соблазнить своим видением мира, духом авантюризма и жаждой жизни. Он так молод, а жизнь его уже так по-стариковски скучна и однообразна. Идем со мной, словно говорю я ему, я покажу тебе дорогу в другой – яркий, насыщенный звуками и цветом мир. Тебе обязательно понравится, ты только верь мне. Верь, что я не сделаю тебе ничего дурного. Что не банальная похоть влечет меня к тебе, а детское желание поделиться нечаянно обретенной радостью.
Соблазнение? О, да! Конечно, это соблазнение. Я начала соблазнять уже по телефону, уговаривая составить мне компанию. Мне было очень одиноко чувствовать себя покинутой, но я не признавалась в истинных причинах своей тоски даже себе, нужен был именно ты, как ниточка, держащая меня над пропастью, куда я скачусь, если позволю своей боли взять власть над собой. «Поехали, я исполню любое твое желание. Водить машину? Пожалуйста! Продать щенков? Без проблем! Ты служил в тех краях? Конечно же, я знаю, где это, я столько раз бывала там. Мы обязательно поедем туда.»
В машине соблазнение развернуло свои объятия еще шире – слушай, слушай, вбирай, понимай, открывайся навстречу. Меня не бояться надо, а вкушать огромными, сколько вместит твоя душа, порциями. Я – добро, идущее к тебе. Вся здесь, на твоей ладони, и  все то, что говорю,- без лукавства и прикрас, без тайного вожделения, все это только желание, чтобы тебе было хорошо. Я все понимаю в тебе и все принимаю. Я не смогу быть с тобой дольше, чем смогу. Потому что не умею притворяться. Но сегодня мы вместе. Ты выстроил стену в «благодарность» за наслаждение, доставленное нами друг другу случайно, в пустом вагоне праздничного поезда, а я пытаюсь растопить эту ледяную глыбу, чтобы утонуть в образовавшемся озере с тобой. Сегодня – с тобой…
Небольшая остановка в пути. Перекусываем в уютном кафе. Садимся рядом. Мои девочки напротив. Он все больше нравится им, хотя они почти ничего о нем  не знают. Кроме того, что он нравится мне. Они говорят об этом. Он смущен.
- Что ты обо мне им всем рассказывала?
- Ничего, -пожимаю плечами в ответ, - но ведь тебя не полюбить невозможно.
Закрывает лицо ладонями:
- Я не такой. Я обыкновенный. Вы выдумываете меня.
- Ты хороший. Тебе просто об этом редко говорили.
«Он оттаивает, - говорит подружка, -  сидите рядом, наблюдаю, у него прямо на глазах черты смягчаются. Хороший человек, чувствуется, но уж больно напряжен».
Ночь. Дети засыпают на заднем сидении машины. Они не слышат звонка Ольги, договаривающейся о встрече с нами этой же ночью, они не замечают нашего въезда в Харьков. Они беспечно доверились моей ночной дороге и воркованию наших с подружкой голосов.
Ещё более глубокая ночь. Мы – дома. Оставляю Риту и Ольгу на попечение засыпающей на ходу дочки и ухожу ставить в гараж машину. «Я с тобой!- подхватывается он, - не идти же тебе ночью одной». Как странно слышать такие естественные, может, но так редко произносимые в мой адрес в этих стенах слова. Муж спокойно отправляет меня в ночь, не предлагая своей защиты.
Я тоже оттаиваю. Я уже люблю этого предупредительного вежливого, пугливого и такого милого мальчика. Я не сделаю ему ничего плохого. Даже столь естественную власть над ним, над его чувствами себе не позволю. Я буду ему другом. Всегда, когда это ему будет нужно. Со мной ему никогда не будет мучительно одиноко…а мне с ним. Мы очень похожи в своей неприспособленности к жизни в этом мире, в своей в нем неприкаянности…
 
***
      Возвращаемся какими-то жуткими тропами. Повела его короткой дорогой, не ожидая, что наткнемся на строительные заборы. По глине, по кустам. Развеселились. Протягивает руку, сжимаю её. Продираемся вместе сквозь непроходимые чащи сухостоя.
Вот и дом. Нас ждут. Пьем чай. Девчонки рассматривают его пристально и с каким-то даже упоением.
- Ир, чего ты говорила, мальчик никакой? Он же просто картинка. Не жить! – Шепчет Ольга, когда мы уединяемся покурить на балкон. – А эти глаза, а улыбка. Он далеко не прост. Смотри, какие глаза умные. Хороший мальчик!
- Хороший, девочки, очень хороший, да не про нас. Трогать не буду. Чужое. Девочка у него дома осталась.
- Девочка, скажешь тоже. Ты его уже увела у этой девочки. Рядом с тобой разве какая «девочка» удержится?!
- Ладно, девчата, не для того я его сюда вытащила. Вы рекламу мне должны сделать, чтобы он бояться меня перестал.
- За этим дело не станет, - смеются они. – Распишем в лучшем виде.

Сморенные разговорами, размягченные коньячком – допили остатки «Коктебеля» - встречаем рассвет. Детвора, Сергей и дочка, давно разбрелись по кроватям спален. Мне ещё передается его напряженное состояние. Звонки из дома, от подружки, от друзей. Что-то происходит в его душе. Я против воли вырвала его из привычного круга, где он чувствовал себя одиноким и несчастным, и малыми дозами ввожу в него новый - свой мир. Здесь ему будет лучше, я это уже знаю. Его приняли. Он пришел со мной, значит, свой. Значит, мой мир будет дарить ему тепло и радость. Пусть он только доверится мне, и все будет хорошо.
Даже попыток соблазнения не делаю. Да, уже вся горю, меня уже тянет дотронуться, прижать его к себе, приласкать. Но даже не смотрю в его сторону. Отвожу взгляд, встречаясь с ним глазами. Прячу эту вдруг неожиданно вспыхнувшую страсть. Страсть-воспоминание. Да, я живо вспомнила все нюансы той ночи с ним. Неожиданно все вернулось – и желание, и даже влюбленность, которую пережила к нему после, но из-за которой была отброшена им далеко-далеко на задворки и отлеживалась там, зализывая раны. Все вернулось вдруг. Только обиды, сколько ни прислушивалась к себе, разбередив воспоминаниями, -  нет. Никакой обиды, только понимание. Его оттолкнуло незнание. Он не понимает, с чем встретился. Отгородился, оправдался, закрылся. Я мудрее. Я жду. Жду, потому что знаю, зов тела порой сильнее зова разума. Надо только поймать мгновение, когда разум смолкает и отдается велению плоти. Нам было слишком хорошо тогда, чтобы об этом можно было просто забыть. Достаточно было прожить рядом всего несколько часов, не играя, не прячась, не придумывая никаких оправданий и не следуя никаким табу, прожить просто и органично, по-первобытному отдавая дань своему естеству, чтобы плоть сказала «хочу!» и записала это желание на подкорки нашего сознания, чтобы бередить его всякий раз при новой встрече.
Я не тронула его. Только ощутила пробуждение спящего зверя. Нет, еще рано. Перемену в нем должны почувствовать те, кто считает, что имеет на него право. Подружка, друзья, он еще весь там. Вернее, он думает, что там, с ними. Я знаю, что это уже не так, но остаюсь с этим своим знанием в стороне. Надо подождать. Совсем немного подождать. Мое желание может оказаться всего-навсего отчаянием отвергнутой. Я только-только ушла от боли неразделенной любви и леплю этого мальчишку на кровоточащее место в моей душе. Надо подождать. Рана затянется сама. И мой танкист еще может вернуться. А Масянь встряхнуться и избавиться от наваждения. Я– всего-навсего наваждение.  Ничего не обещающее и ничего не дарящее, кроме призрачного утешения. Смущающее, влекущее, обманывающее несбыточностью. Зачем мне эта чистая, светлая душа? Доказать себе, что могу? Сколько можно доказывать себе? Я это знаю. Научить своему видению мира? О, да! Но оно, это знание и видение, только сделает его еще более одиноким и несчастным. Или циником, если этим знанием научить пользоваться.
Он, Серёжка, воин того же войска, что и я. Собранные под знамена Света, печальные белые рыцари, знающие, что надо делать, но не понимающие, куда идти. К Свету! Но где он, этот свет…

На второй день мы должны были ехать на день рождения к Алёнке Прекрасной. Забросили по дороге Маргушу к сестре вместе со всем её скарбом и стульями в придачу. Сестричка пригласила всю нашу компанию к себе. Её муж долго и путано объяснял, как доехать до Чугуева от их дома. Пора начинать исполнять желания – посещение мест боевой славы,- одно из них.
Изучаем маршрут, склонив головы к листку, почти касаясь друг друга, ощущая прилив жара и легкое головокружение. Но, выйдя из дома, тут же меняем планы. Сергей настаивает, что сначала надо все-таки сделать то, ради чего, собственно, я и приехала в Харьков, поменять резину на колесах. Едем в гараж, потом на шиномонтаж. Тепло, солнечно, не верится, что ноябрь. Раньше в это время уже снег лежал. Сейчас – паутинная сеточка по высохшей траве.
- Смотри, какая красота! – он показывает рукой на лужайку рядом с нами. Паутинка переливается в лучах низко висящего осеннего солнца. Прищуриваю глаза, и все сливается в серебристое воздушное покрывало.- Паутина в несколько раз прочнее стали.
- Да, я знаю. Все относительно. Что с чем сравнивать…
Задумчивый, прекрасный, очень грустный человечек. Вдруг улыбка. Хорошо-то как с ним!
Очень долго возятся с колесами. Мерзнем уже без малого полтора часа. Осенний день так недолог. Солнце вот-вот закатится за крыши домов.
- Может, уже не поедем сегодня? – уговариваю я его. – Солнце сядет. Ехать долго. Не ближний свет. Приедем, совсем темно будет, ничего толком не разберешь. Может, уже лучше завтра с утра рванем?
- Хорошо, -  легко соглашается он, скорее всего, не очень-то мне веря. – Давай, может, в центр съездим? Погуляем. Город хочется посмотреть.
- Ладно. Только можно я в порядок себя приведу? Это быстро.
Заезжаем домой. Наскоро мою голову. Вспушиваю перья, подкрашиваюсь, переодеваюсь.
Я не смотрю на него, только чувствую его взгляд, ощущаю его всем своим телом. Теплый, мягкий, согревающий взгляд. Переговариваемся вполголоса, полушепотом. Очень спокойно, буднично. Мне уже кажется, моё желание неодиноко в этой квартире. Но ни малейшего повода усомниться в чистоте моих помыслов в отношении него я не даю.
Быстро-быстро.
Из ванны с полотенцем вокруг головы. Отрепетированный взгляд. Непринужден-ность, выстраданная годами борьбы с многочисленными детскими комплексами гадкого утенка. Теперь я Лебедь. Красивая, уверенная в себе. Ни тени сомнения в своей привлекательности во взгляде. Ни одной складки, ни одной морщинки – всё под полотенце на голове. Затянуть узлом. Раскосые глаза. Как же это просто. Надо только почувствовать себя желанной и все получается само. А я чувствую себя желанной. И даже чуточку любимой. Но все еще закрыто наглухо - на все замки все дверцы. Ничего, никому – тайна.
На столе остывает чай. Какая предупредительность! Этот мальчик восхищает меня все больше. Я не обману ожиданий. Он не готов взять больше, чем хочет взять сегодня. А сегодня он в смятении и недоумении. Еще не понимает, что происходит в его душе, а в душе – буря на мелководье. Здесь взболтаем и спустимся на глубину. Но не сегодня. Ещё будет время. Будет ещё очень много времени. Нам предстоит узнать друг друга, полюбить и подружиться навсегда. Но он еще так далек от того, чтобы увидеть это все сразу так, как я увидела это в первый же день. Мучительный и сладостный дар провидеть. Провидеть, знать и мучить себя невозможностью ускорить движение мира вокруг себя. Мне не надо долго присматриваться, копаться в себе, задаваться множеством вопросов «зачем мне все это», встречаясь с новым человеком. Вся картинка наших будущих взаимоотношений неожиданно разворачивается перед внутренним взором, словно давая мне возможность выбора – вступать в эти отношения или, избегая боли, отступиться сразу, не обрекая себя на мучения. И, если я продолжаю, –  это делается осознанно. Я хочу этих переживаний, хочу окунуться в трепет и боль чувств в выстраиваемых отношениях. И только мое нетерпение губит их. Я-то знаю, куда идти, что получится в конце и, убегая далеко вперед, теряю попутчика на полдороге, забывая о том, что то, что очевидно для меня, для него сокрыто за семью печатями неведения.
Я знала заранее, что будет скрытое соперничество и одновременно уступки друг другу между С. и В. Думая, что испытывают меня, они будут ставить меня в ситуации порой безвыходные, а порой очень болезненные, предоставляя право выбора мне, не понимая, что выбора у меня нет никакого. Что роль каждого из них предопределена заранее. Я только гость в мире одного из них и мир для другого. Кого? Пусть это будет пока моей тайной. Мне дано открыть им другую реальность, поделиться своим миром. Но пока я не завоевала доверия, это невозможно. Они пока еще не понимают, чего лишаются, расставаясь со мной, и легко уступают меня друг другу. Этот отказ продолжается и сегодня, хотя один из них рядом со мной. Не переусердствовать, не передавить. Он не знает всего и легко может замкнуться в себе. Спокойно, спокойно. Легким штрихом неведения затушевать свое знание и уверенность, что ему это надо. Все на своих местах. Не спешить. Я не играю. Я потихоньку завоевываю то пространство в их душах, которое, по счастливому для меня стечению обстоятельств, оказалось не занятым никем до сего дня. Но кем-то все-таки приготовлено. Кем? Провидением? Богом? Не знаю. Какая разница! Им не четырнадцать и даже не по восемнадцать лет. Они взрослые люди. И, если это место в их душах до сих пор свободно, я имею право попытаться расположиться в нем.
Я их хочу. Я их люблю.
Странно, но я люблю их обоих. И никто из них мне не подвластен. Каждый принадлежит сам себе. Но пусть кто-нибудь из них, положа руку на сердце, признается себе, что не вспоминает и не думает обо мне.
А я все-таки одна.
Ничья. В своей привычной роли домашнего прирученного животного.
Или прикормленного волка, и смотрю куда-то в лес…

***

Интересно, как Пьер отреагировал на мой рассказ. Ничего выдающегося, но все-таки. Инет отключили. Я в полном неведении. Впрочем, вряд ли стоит ожидать какой-то реакции. Погладила по шерстке, приняли как должное, или, напротив, напряглись, чем же такое заслужил.
Рановато я себя ему вернула.
Но возвращать надо. Чтобы в мое отсутствие место никто не занял. Даже книжечкой на полке я займу большее пространство в его душе, чем та, что поселится рядом на его необъятной кровати. Кажется, я уже вполне смирилась с ролью непрочитанной им книги. Решиться принадлежать полностью человеку, парализующему твою волю – шаг опрометчивый. Остаться призраком, иллюзией, несбыточным желанием, сохранив свою свободу, защитив себя от чувств и привязанностей, сковывающих сознание и душу невидимыми, но такими прочными цепями. Не добьюсь ли я большего, поступив так со своей к нему любовью? Отступив на полшага, на шаг.
Нужна ли мне власть над ним? – Нет. Я хочу его любви, а любви я не дождалась. Напрямую, в открытую, как хотела сначала, - не получилось. Отступаю, зализываю раны, набираюсь сил и тихо-тихо подкрадываюсь сзади. Ты все равно будешь моим, даже если никогда меня больше не увидишь.
***
Надо собираться. Проедемся по магазинам «Петровки» с вновь обретенным другом. Мальчик попросил помочь подобрать ему одежду. Беру с собой дочку. Не стоит оставаться с ним наедине. Пусть видит, избегаю любого проявления близости. Это – игра. Подыгрывание его желанию быть независимым. Он еще держится за свой мир, пытается жить в нем, подпирая стены руками, не осознавая, что этот мир легко разрушится, как карточный домик, если только не бояться выйти из него и выдохнуть из себя остатки прелого воздуха его ценностей. Не спешу. Не хочу. Не имею права. Все должно свершаться в свой час.

11-е ноября.
Что-то не так в моем королевстве. Пролистываю собственные тетради и ловлю себя на том, что мне самой интересно перечитывать написанное ранее. Нескромно так, взахлеб, восхищаясь собственным гением. Нарциссизм? Возможно, это так.
Впрочем, самоедство - в сторону! Я умница! Я разумница! Я красавица, наконец! И то, что саму себя читаю с интересом, только лишний раз убеждает меня в этом. Раз эта умная ( это я про себя ) женщина не засыпает над собственными «мемуарами», значит, они хороши.
Вот так! Успокоилась? Тогда, за дело!
***
Рита принесла отпечатанный рассказик-этюд. Я попросила ее записать свой сон по свежей памяти. Прочла. Хороший слог, образная форма изложения. Ей действительно надо перестать бояться себя и начать самовыражаться в прозе. Иначе семейные неурядицы допекут вконец.
Принесла она и письмо Петровича. По меньшей мере, странное. Все письмо представляет собой переписанную последнюю страницу из бульварной газеты с анекдотами. «Риточка, прочтите, это может быть вам интересно». – «Я не пойму, он что, издевается надо мной?»- недоумевает Марго.- «Может, просто страдает маразмом?»_ подсказываю я ей простой ответ. Вот тебе и «гуру». Говорю же, маразматик с заработанным годами воздержания сексуальным расстройством. «Учитель»! На хрен таких учителей. Но письмо ему, может, и напишу. Так, хохмы ради. Отметить встречу с такой знаковой для моих подружек фигурой на своих страничках. Такой «учитель»- хороший персонаж для любителей острых ощущений в области эзотерических изысканий.
Напишу! Почти все письмо целиком выстроилось в голове. Надо только немного остыть после встречи, чтобы захлестывающие меня эмоции не излились ядом на бумаге. Никто и ничто не дает мне право судить человека и унижать его, задевая за живое. Только здесь, на этих страницах, мне позволено не играть и быть и ангелом, и бесом одновременно. Сарказм, цинизм - не лучший дар, которым мы может осчастливить людей. Это инструменты для самоистязания, а не для общения.
***
На «Петровку» съездили. Рита занималась своим семейством, поэтому мы были втроем – дочка, Серега и я. Дочка все больше очаровывается моим другом. Непосредственный, добрый и очень милый. Чувствуется, доверился, раскрылся, нет прежнего зажима в общении. Есть «нечто», что смущает его, но об этом мы не говорим. Все время стараюсь, чтобы был рядом кто-то третий, чтобы случайно не затронуть запретную тему. Тема желания - запретна. Оно есть. Это чувствуется. Память возвращает и возвращает к единственной ночи. Это мешает, но именно это нас соединило. Надо суметь отпустить это с благодарностью, а отпустить не получается. Я бы не желала лучшего друга для своей дочери, хватаюсь за эту спасительную мысль – он, скорее, компания моей дочке, чем мне. Но!!! Этот человек был мне близок,- сначала телесно, теперь, все больше соприкасаясь с ним на уровне духовного, ловлю себя на том, что мы слишком близки. Слишком похожи. И память, услужливо поставляя покадрово сцену нашего «знакомства», играет со мной злую шутку, привязывая меня к этим воспоминаниям и заставляя паниковать оттого, что наши отношения сейчас становятся все ближе, все душевнее. Удержаться! Суметь не сорваться. Ведь не он, а другой занимает мои мысли. Из-за недоступности ли того, другого, или из-за близости этого, что рядом смотрит влюбленными глазами, не подозревая об этом, я в полном смятении. Не потеряет ли тот, недоступный, свою привлекательность, став когда-нибудь моим на фоне этого? Слышали бы меня праведники!
      Молчите! Молчите, я все про себя знаю и без вас. И, поверьте, говорю себе теми же словами. Но, может, разочарую вас,-  не осуждаю себя! Не хочу. Если я понимаю, что люблю двух мужчин одновременно, у меня, по крайней мере, хватает мужества себе самой в этом признаться.
А у вас?...
***
Прервусь, надо привести себя в порядок…
***
- Мамочка, почему так всё усложняют люди вокруг себя? Такой милый человек этот Сережа, а приходится дружить тайком, прятаться, словно делаем что-то дурное. Так глупо…
Нет, доча, это не глупость, а досадная уступка обществу, вся мораль которого зиждется на лицемерном желании избегать лишней боли. Ограждать себя от знания, не замечать очевидного, что может задеть и нарушить незыблемость привычного мира. Удобно жить по правилам. Главное, привыкнуть к ним и перестать прислушиваться к внутреннему голосу. Это сродни смерти – смирение. Не слышать, не слушать, не замечать. Следом естественным будет – не жить.
Мы будем дружить обязательно. По крайней мере, выгуливать собаку вместе по вечерам нам не имеют права запретить… Он, действительно, очень хороший человек… А в тебе есть все, что есть во мне, с весомым преимуществом – молодостью. Я не смогу оградить тебя ни от чего, что несет в себе жизнь, но показать, как не потонуть в ней и не завязнуть в обыденности, мне, надеюсь, удастся. Доверься жизни и живи, пари над ней, пренебрегая условностями и шепотом за спиной. Живи, как подсказывает тебе сердце.
Мужчины, собаки, жизнь, сердце, крылья – пестрый коктейль получился.
***

Второй день в Харькове…
Мы допиваем чай. Привожу себя в порядок, и едем в центр. Еще раз провожу маленькую экскурсию по городу. Он рвется пройтись пешком.
- Может, прогуляемся по центру?
- У нас не так много времени, на самом деле, - возражаю я,- ты хотел зайти в Интернет.
- Может, ты просто высадишь меня где-нибудь. Я не буду лишним в гостях?
- Ты? Лишним?! Ты придешь со мной. Тебя там уже ждут и уже любят.
Удивленный взгляд. Неужели все так открыто и явно в моем мире, - недоумевает он. Да, милый, этот мир преисполнен доверия и доброты, и это – мой мир. Не объясняю, не тяну. Вижу, он очень смущен непривычной открытостью и доверчивостью, с какой проговариваю ему все, что думаю. Без игры, без лукавства. Так, как у детей, просто и ясно. Мне очень не хочется с ним разлучаться ни на минуту. Я взяла его с собой не для того, чтобы разбежаться в разные стороны в большом городе. Мне так хочется, чтобы он пожил рядом со мной эти три дня, увидел меня всякую глазами моих друзей, полюбил, как любят меня они. Чтобы ушло недоверие и недоумение, чтобы забылось неприятие. Осталось в памяти только доброе и светлое.
Я никуда его не отпускаю…
Паркуемся возле Оперного театра, спускаемся по Сумской в Интернет-кафе. Недолго, минут тридцать, отвлекаемся друг от друга. Он что-то пишет, я перечитываю последние письма – свои, Кота. Отношения с Гешей Котом заходят потихоньку в тупик. Мы не можем договориться выйти на какой-то устраивающий обоих уровень общения. Проявляемая в отношении него душевность, тут же вызывает в нем недоверие и, одновременно, страстное желание захватить как можно большее пространство во мне. Я спохватываюсь, отступаю – он переходит в агрессивное наступление, упрекая в бездушии и черствости, в использовании людей. Я замолкаю в ответ, объявляя бессмысленным последующее общение. Его упреки, стенания, обвинения – моя жизнь и так достаточно сложна и без этого. «Я никому не позволяю больше в этой жизни называть меня дерьмом!»- разворачиваюсь и покидаю поле боя. Тут уже спохватывается он, в страхе, что ускользаю, заглатывает целиком все свои же наживки, сам себя кусая за хвост, воет и бьется раненым зверем с отчаянным: «вернись!» – мне в след.
Так и дружим.
Темы о Вечном, об отстраненных вещах преданы забвению. С чердака спущен ларец с запертыми в нем свитками – история, написанная 23 года назад. Мы достаем их по одному, сдуваем пыль, разворачиваем, срывая сургуч забвения, и по живому, по больному  выясняем невыясненные тогда отношения.
Тогда я просто ушла.
Без объяснений…
***

Краем глаза слежу за Сергеем. Он то говорит по мобильнику, то быстро набирает что-то на клавиатуре. Он со своими самоварами в моей Туле. Гашу в себе легкую ревность. Ничего. Пусть. Он должен знать, что я не посягаю на его территорию, только заполняю ту пустоту в нем, где он испытывает мучительное одиночество.
Время вышло. «Пора!» - Решительно встаю и иду к стойке оплачивать свое пребывание в сети. Ни секунды на промедление. Быстрый взгляд в мою сторону, и он уже рядом: «Идем».
Прикидываю, как лучше ехать. Я не очень хорошо помню дорогу. Едем через центр.
- «Адидас»!!!- восклицает он. Да! Как же я забыла, он же дырку мне в голове сделал, мечтая вслух побродить по харьковским магазинам, найти этот злосчастный «Адидас», ставя меня в тупик вопросом, где же это у нас находится.
Подъезжаем, входим. Доверчиво заглядывая мне в глаза, берет в руки то одну вещь, то другую: «Как тебе?» Пожимаю плечами. Я совсем не разбираюсь в спортивной одежде. Она так безлика и безадресна. Это не одежда для соблазнения, не одежда для рассказа о себе.
- Знаешь, ты говоришь сейчас, как когда-то говорил один мой знакомый модельер. Он тоже утверждал, что одежда должна быть продолжением внутреннего мира человека.
Выдерживаю и эту пытку «Адидасом», и плохо скрывающие изумление взгляды продавцов. Впрочем, глядя в зеркала за их спинами, комплексовать перестала. Мы очень неплохо смотримся с ним. Выпрямляю спину – вот так, королевская осанка, одета стильно. Завидуйте, если хотите, что этот парнишка кружится вокруг меня и заглядывает в мои, а не в ваши глаза. Такая вот госпожа Бовари на новый лад. Не боящаяся быть отвергнутой, не собирающаяся стенать или сокрушаться по этому поводу в будущем. Всегда найдутся те, кому ты нужна, кто ждет и жаждет, чтобы ты его любила. Потому так спокойна и уверенна с этим мальчиком. Совершенно не страшно быть когда-нибудь покинутой им. Придет время устраивать ему  свою жизнь – отпущу с миром и благословлю. Даже помогу. Если понадобится моя помощь. Только, думаю, он и сам прекрасно справится со всем. А я постараюсь справиться с ролью его друга. И не вызвать к жизни собственнические инстинкты.
                *              *              *

- Надо купить цветы, - сказала я, прикидывая, где по пути это лучше всего сделать.
- Вот, магазин.
Подъезжаем, неловко паркуюсь на крохотном пятачке между вкривь и вкось поставленными машинами.
- Давай я оплачу покупку цветов? – Предложил было Сергей.
- Оставь. Ты мой гость. Еще будет время платить по счетам.
С выражением легкого неудовольствия на лице спрятал свой кошелек назад в карман.
- Ты обижаешь меня.
- Извини, не хотела. Кстати, забыла предупредить. Мы едем на день рождения к очень красивой молодой девушке. Так что, смотри, не влюбись.
- Надо заранее было.
- Что заранее?
- Предупреждать заранее. Я, может, вообще не поехал бы.
- Вот, эти цветы подойдут ей больше всего. - Оплачиваю огромный букет нежно-розовых хризантем. – Извини, но вручать цветы будешь ты.

У Алёнки Прекрасной нас уже ждали.
У калитки столкнулись с её братом. Едва успела предупредить Сергея перед выходом из машины, что для всех здесь он – мой племянник. «Я не знал, что у Ирины такие взрослые племянники»,- удивится Федя. «Может, и не племянники»,- рассмеется в ответ Ленка, с которой мы заблаговременно договорились не шокировать её добропорядочное семейство моими знакомыми. Мы все от Адама и Евы, значит, не сильно грешим против истины, утверждая, что все мы родственники. А Федя как-нибудь потом наедине с собой переживет мое двуличие в призме своей к моему мужу симпатии и всемирной мужской солидарности. Если, конечно, ему, влюбленному в Леночку, будет до этого какое-то дело.
- Сергей! – представила я своего спутника благородному собранию, не ударяясь в подробности. Ленчик потом удовлетворит особо любопытствующих. По отрепетированному заранее сценарию.
Милый вечер. Федя в первые же минуты расположил к себе Сергея. Сергей – Федю. Впрочем, Феде, открыто и доверчиво бросающемуся в объятия любого, очень легко завоевать симпатию. А моему спутнику, с его обманчивой застенчивостью и смущением, вызвать сочувственное желание пригреть и заставить чувствовать себя, как дома. Гости и хозяева быстро согревались алкоголем, закуска таяла, с ней таяла моя уверенность, что выпитого Сергеем достаточно для того, чтобы мне удалось уложить его спать без душевных разговоров на ночь, которые неизвестно каким раскаянием с обеих сторон могли бы закончиться.
Пришедшийся как нельзя кстати звонок Виты:
- Ты где? Уже едешь?
- Почти. Приеду не одна.
- Да приезжай же уже быстрее, сколько тебя можно ждать! Мы уже почти все выпили.
- Еду!
Мы еще какое-то время сидим за столом. Федя вовсю планирует наше очередное с Алёной Прекрасной посещение Москвы, намечая мероприятия, предвкушая предстоящее удовольствие.
- Только, девчонки, надо заранее, чтобы я все предусмотрел, чтоб вы не заскучали.
- Феденька, обижаешь ты меня. Чтобы мне пришлось скучать? И где, в Москве?!
- Ирочка, я не хотел тебя обидеть, я же знаю, у тебя масса мест, где тебя ждут и примут с радостью! Это я вряд ли смогу быть удостоен чести…
- То-то!- мельком, едва скользнув взглядом в ту сторону: «Ты слышал?!» - слышал! – Мотай на ус. Тебе тоже посчастливилось быть рядом. Только ты еще не осознал этого пока. Поэтому мне и нужна эта реклама устами моих друзей.
Ребята обмениваются номерами телефонов и адресами.
- Ты действительно всегда можешь этим воспользоваться. Федя безотказен. По-доброму безотказен.
- Мы домой?
- Нет. Ко мне на дачу.
- На дачу?!
- Нас там ждут.
Серега слегка захмелевший. Я – трезвая, за рулем. Дочка с компанией в ночном клубе с перспективой зависнуть в нем до утра. Ехать домой? Остаться наедине со слегка подвыпившим другом и со своим раздвоившимся сознанием? Я могу не выдержать. Могу сказать или, не справившись с собой, сделать что-то лишнее. И, если я об этом и не пожалею, то он пожалеет уж точно. Опять будет каяться и взывать к моей праведности. Я – за! Но только чтобы праведность на словах имела продолжением праведность на деле. Или на теле, если быть точнее. « Я бы приняла твои слова и возрадовалась бы им, если бы мы познакомились с тобой как-то иначе, - сказала я ему, когда его впервые накренило в эту сторону, - А так, я предпочитаю остаться изнанкой твоей праведности». Твоей выгребной ямой, если хочешь,- подумала, но не сказала я, считая, что справилась бы и с такой ролью при нем. Тогда наша дружба этими словами и закончилась. Надолго. Повторить эту ошибку сейчас? Совратить не вполне отдающего отчет в происходящем с ним нетрезвого друга, а после получить его трезвое раскаяние в случившемся? – Увольте!
Поэтому мы и едем не ко мне домой, а на дачу. В народ!
- Нас там ждут.
- Кто?! Мы будем там ночевать?
- Нет, мы будем там пить.
- Пить?!
«Сколько можно вас ждать!» - веселые Царьковы, уже поучаствовавшие, как обычно, в самых ответственных мероприятиях дачного кооператива – сегодня «бурили» скважину соседу, орошая бур каплями благословенной жидкости, - с распростертыми объятиями встречают меня и моего юного друга. Пиво себе, «царьковочку» - подмигиваю незаметно хозяину: «Накачать!» - юноше.
- Так мы все-таки здесь остаемся?
- Нет.
- А что же ты тогда пьешь? – навел он резкость на мой наполненный пивом бокал.
- Пиво…
- А за руль как сядешь? Я выпил, я не могу.
- А я могу.
- Пьяная??!!
- Я протрезвею…
Захмелеть бы для начала. Голова начинает побаливать от перенапряжения. Глоток, другой. Мы не ляжем спать. Мы будем петь песни, покачиваясь в ритм мелодии, грея спины у теплой, разогретой печкой стены, будем говорить, пока не начнет заплетаться язык. Слушать веселую болтовню друзей, в сотый раз пересказывающих историю бурения скважины. И опять петь песни до хрипоты в голосе. Мне главное, не остаться с тобой наедине.
- Все! Я решил, мы ночуем здесь.
- Здесь холодно.
- Оставайтесь у нас! – Царьковы готовы распахнуть нам двери всех своих спален, но, как ни прикидывают, мы оказываемся с другом в одной постели.
- Да, домой мы поедем, не уговаривайте. Дочка позвонила. Не осталась она в клубе на ночь. Уже дома. Не может заснуть без мамы. Страшно одной.
Катя действительно сбежала из клуба и ждала нас дома. Я успокоилась. На даче не останусь, как ни уговаривай меня эта крепко подвыпившая троица. Друг в нужной кондиции. Довести бы, не расплескать. Мое пиво выветрилось. Дачей прихвастнула. Собой со всех сторон глазами и речами друзей тоже. Можно ехать!
И все-таки «ляп» был. Досадную оплошность я все же допустила.
Что там можно было увидеть в темноте? Я пошла проведать свою дачу.
- Я с тобой! – рванул следом Серега.
- Пошли.
- Так, может, все-таки останемся?
- Нет,- твердо стою на своем,- здесь очень холодно.
- Обогреватель есть.
- Матрасы и бельё отсыревшие, не прогреются. Замерзну, к утру буду совсем заболевшая. Давай я лучше дом тебе покажу.
Засуетилась, забегала, пытаясь ускользнуть от его буравящего пронзительного взгляда. Он стоит на месте, смотрит на мое мельтешение перед ним, смущение, неловкость, которые я явно испытываю, и вдруг, с какой-то нежностью и умилением в голосе, произносит: «Ты ребенок, Ира, какой же ты ребенок». Вспомнилось в мгновение его же в поезде, отомкнувшее запретную дверь: «Сколько тебе лет, девчонка совсем, восемнадцать?» Остановилась, опешив. Волна нежности, благодарности захлестнула, и я едва успела отвернуться, когда она бросила меня на него. Прильнула спиной и тут же, в ужасе, отпрянула,- меня словно током пронзило. НЕПРИЯТИЕ! Вот что почувствовала я в тысячную долю мгновения, прислонившись к нему и едва прикрыв глаза.
- Спина замерзла после печки,- нашлась я , сделав вид, что ничего не было, что все только показалось.
- Ну, что, поехали?
Я умная, я мудрая, я хорошо знаю, как надо и как должно быть…
- О чем ты думаешь? – спрошу спустя час своего притихшего на переднем сидении друга.
- О своем мучительном  одиночестве.
Я поклялась себе, что НИЧЕГО, НИЧЕГО у меня с ним не будет…

***

…Как же сбивают с толку так некстати входящие на кухню заспанные мужья и дети, столь внезапно возвращающиеся из школы…

***
 … Более того, я знаю и то, как оно будет.
Так куда же я гоню. Зачем тороплюсь. Или река, на берегу которой я сижу в ожидании, опала в своем полноводьи? И труп моего врага готов зацепиться о подводные камни и не доплывет до меня, чтобы я смогла вкусить сладость одержанной победы над собой?...
Я никуда не спешу.
Я все успею.

*** 
Мы вернулись к Царьковым. Допили, допели и поехали домой. Пара гаишных засад. Это не ко мне. Это тем, кто нарушает заповеди, а я им следую. Ставим машину на стоянку возле дома. Задремавший в дороге друг взбодрился и по пути от стоянки домой поет мне песню группы «Любе». Ему хорошо. Мне в отражении его настроения – тоже.
Дома во всех комнатах полыхает свет. Дочка, сморенная перед грохочущим телевизором, разбросалась на моей кровати. Не дождалась.
- Доча, иди к себе. И ты тоже иди…к себе. Хочешь, вот полотенце, прими душ.
Нет, он второй день игнорирует приличия и нормы гигиены. Другие знаки мне не нужны. Понятно. Держит себя не в телесной, значит, в духовной чистоте. Никаких греховных помыслов. Ну и, слава богу! Отказать не смогла бы. Потом пожалела бы. Мне нужен не он. Я хочу его друга. Я люблю его друга. К нему же – лишь дружеское участие. И любовь тоже – дружеская. Вот и разобралась в своих двух Любовях. Каждой свое место.
Отключаются сразу.
Мне тоже не помешало бы поспать. Хотя бы чуть-чуть. Завтра – долгая дорога домой.

***
Проснулась рано. Еще нет восьми. Пошуршала. Приготовила чай, бутерброды и на стоянку за машиной. Справятся без меня.
Созвонилась с Элен, договорились встретиться прямо сейчас.
- Боже! Я же только встала. Еще и глаза толком не открылись.
Её мама встретила меня радостно. Неожиданно расчувствовавшись, соглашаюсь выпить за встречу. Удивляюсь собственной безбашенности, но остановиться не могу. Хмельная больше от услышанных от них признаний в любви, чем от выпитого, тронутая до слез, опустошаю вторую рюмку, третью. Я так мало могу сделать что-то реальное для этих людей. Только быть изредка рядом. Позволять Элен жить моей жизнью, перечитывая исписанные мной в одиночестве тетради, - и все! Но они так благодарны и за это.
Экранчик телефона засветился смской. В моем доме началось пробуждение сурков.
- Какая интересная икона,- пишет Серега.
- Где?
- Здесь, над моей кроватью.
И вдруг истошное: «Ты где?!!» Обнаружил пропажу хозяйки.
- Водку пью.
- Тю, без меня. Нет, серьезно, ты где?
- Скоро приеду. В Чугуев ехать готов?
Действительно пора. К обеду надо быть готовыми покинуть Харьков.
Мне нечем было порадовать подружку на этот раз. На её нетерпеливо-возбужденное: «Ну, как там у тебя с В.?!» разочарованно-приземленное: «Никак. Совершенно ничего». И «прозы» на этот раз тоже никакой. Три строчки – кляп во рту и связанные руки за спиной. Я взяла тайм-аут, я не хочу писать о нем сейчас. Когда пишу, прихожу в перевозбужденное состояние, начинаю дергать его, измучивать своими звонками и смсками – такое у меня, во всяком случае, создается впечатление. Он конвульсирует и изо всех сил пытается отделаться от моей навязчивости и избыточности. Ему это не нужно. Ему нужна дозированность и соразмерность, а, главное, послушность. Топнул ногой – отбежала, свистнул – вернулась и завиляла хвостиком, готовая услужить. Он грубо повел себя. Психанула, развернулась, ушла. Запросто. Потом также запросто вернулась, когда захотела. Как ни в чем не бывало. Но не тогда, когда поманили пальчиком, а когда сочла нужным. Ему претит такая неподвластность, а мне претит играть по правилам. Вот и заигрались. Мне чужда такая игра, но я увязла в ней, потому что увязла в нем. Мне сложно. Я не умею обижаться, не могу долго держать паузу. Мне хочется, чтобы всё кругом было легко, живо, переменчиво, отходчиво. И чтобы больше доброты в отношениях друг с другом.
Подыгрывать Владимиру мне чрезвычайно сложно. Очень не по нутру. Но приходится играть, чтобы остаться с ним, по его правилам. С ним ли я? Так и не решилась заглянуть в Интернет. Боюсь разочарования его безответностью. Почему-то убеждена – и на этот раз он безответен. Не хочется говорить? Нечего сказать? Не хочет говорить со мной? Вопросы без ответа. И каждый вопрос – уже и ответ.
Сергей, рассказывая о нем, открывает мне его внутренний мир. Исподволь, узнаю о любимом человеке больше того, о чем могу догадаться сама, общаясь с ним непосредственно. И чем больше узнаю, тем больше привязываюсь к нему. Тем мучительнее мысль о расставании, но тем и тяжелее оставаться рядом дальше.
Он сложная задачка для меня. Со многими неизвестными.
И слишком сильно во мне желание эту задачку решить.

***
Беру подружку с собой: «Познакомлю тебя с Серегой».
- Ты привезла его сюда?!! – удивлению нет предела.
- Да, но, не подумай, между нами ничего не происходит. Мне очень хочется, чтобы ты с ним познакомилась.
Мы едем ко мне. Дома Сережка с Катюшкой уже маются, слоняясь в бездействии из угла в угол. Завтрак съеден, посуда перемыта. Бросаю последний хозяйский взгляд на квартиру – когда ещё сюда приеду? Пока возилась, Элен о чем-то тихо беседовала с моим другом. «Мне так хочется с ним поговорить», - сказала она тихонечко мне перед этим. Интересно, о чем они шепчутся? Так и не спросила. Он нравится ей. Не надо быть провидцем, чтобы почувствовать это. Причина? – мои ли дневники, прочитанные ею, его ли подкупающее любого с первого взгляда обаяние. Наверное, и то, и другое сразу.
- Где ты их таких чистых находишь? – спросит она чуть позже, когда мы уже приедем в Чугуев, и будем топтаться возле забора его бывшего полка, в то время как он, возбужденный и радостный, будет искать отметины десятилетней давности прошлого на сегодняшних руинах.
- Да само как-то выходит, - отвечаю. Зачарованно провожая взглядом своего друга. Он не знает, как отблагодарить меня. Теряет слова. Глаза блестят.
- Я подумать никогда не мог, что когда-нибудь снова окажусь здесь. Здесь была наша часть. Здесь мы жили. Надо же, обои…Мы их клеили. А там, в крыльце, когда заливали его бетоном, замуровали бутылку с посланием потомкам от нас. Смешно, наверное. Все развалено, брошено. Теперь никто уже и не найдет ничего, не додумается искать.
- Почему же, - отвечаю весело, - прочтут когда-нибудь мою книгу, приедут в твою Башкировку, отсчитают третий барак справа и расковыряют это ваше крыльцо. Ваше послание дойдет до адресата, а про мою книжечку поймут, что не вранье. Что все в ней – правда.
Он звонит Толику, брату Володи, они служили вместе. Поделиться, удивить. Возбуждение передается мне, только оно другого рода. Я почти физически ощущаю близость того, ради кого на самом деле затеяла эту поездку. Эти приключения. Эти наши совместные с Сергеем приключения должны дойти до ушей того, в ком я хочу вызвать хоть каплю ревнивого недоумения. Он же узнает, в конце концов, о моем непосредственном во всем этом участии. Немного противоречивых чувств в его размеренную правильную жизнь. Немного досады и недоумения. Пусть мое двусмысленное поведение – с кем она? Со мной? С Сергеем? Или, как сорока из детской считалки, – этому дала, этому дала? – выдавит из него хоть каплю ревности, хотя бы граммулечку сомнения в своей власти надо мной, даст мне какой-то шанс надеяться, что он просто думает обо мне… Что – не важно. После, когда-нибудь, когда все будет в прошлом, мы расставим все по своим местам. Пока же – просто думай обо мне.
Знаю, ты изо всех сил пытаешься отделаться от наваждения, так усложнившего твою жизнь. Но где она, твоя жизнь?
Сергей рассказал, у тебя её изъяли. Дали чужое имя, чужую судьбу и, с автоматом наперевес, отправили защищать интересы чужой страны. Пять лет небытия. Ты потерялся где-то в параллельном мире. Между жизнью, которой жил в родном доме, и той, призрачной, которая придет после твоего возвращения. Мой любимый, мой Петя Попов. Тебя не убили на этой войне. Благодарение Богу, ты остался живой, но с миром живых связь у тебя потеряна. Ты вернулся, но так и не понял, кто вернулся. Петр? Владимир? Кто ты?
Я готова войти в этот параллельный мир, чтобы найти тебя там и вернуть тебя тебе. Я справлюсь с этим, ты только поверь мне. Я вытащу, спасу тебя от безверия и безучастия в этой жизни. Ты будешь жить своей жизнью, а не жизнью тех, кому повезло не пройти твой путь.
«Володя вернулся, но вернулся в мир, где ни жизни своей, ни семьи, ни друзей у него уже не было. Это уже жизнь брата, родителей, друзей, а его в этом словно и нет вовсе. Это все их, а не его. А где он сам, он не понимает. Он очень сильный человек с характером, сформировавшимся в не очень благоприятных условиях. С ним очень сложно. Потому что, прежде всего, ему сложно самому с собой», - говорит Сергей.
«Да, взрывной, вспыльчивый, - соглашаюсь с ним. – И все-таки попробуем в этом разобраться».
Я очень редко расспрашиваю Сергея о его друге, разговор нет-нет возникает сам собой. Мне не хочется говорить лишнего, не хочется плести интриг, сталкивающих старых друзей. Мне только надо любой ценой остаться где-то рядом. И, может, я и не права, что взяла Сергея с собой. Но, может, у меня просто не было другого выхода. Или, вернее, другого входа в замок его души, который он держит от меня запертым.
Я хочу его вернуть. Я нужна ему больше, чем он себе представляет это. Потому что способна понять и принять все, что есть в нем грешного и праведного, от чего он прячется в себе. Я способна вернуть ему самого себя, потому что не боюсь лабиринтов и темноты, которые могут встретиться на моем пути в его душе. НЕ ДЛЯ СЕБЯ – ДЛЯ НЕГО ЖЕ САМОГО! Сережа, ты должен мне помочь в этом. Завоевать тебя мне было очень не просто. Володю я не хочу завоевывать, пусть он только доверится мне и поверит, что мною его несчастья не начинаются, а заканчиваются…

Мы стоим с Элен, тихо переговариваясь, наблюдая за Сергеем, наслаждаясь его непосредственностью. Переполняющие его чувства – нахлынувшие воспоминания – поделиться, с кем? – и он начинает рассказывать нам, девчонкам, сбиваясь и смущаясь, -вам, наверное, совсем это неинтересно и не нужно, вы не мужики, вы не служили, вам не понять, что значит солдатское братство.
Да, не служили, может, и не понимаем чего-то, но нам не чужд твой мир. Мы умеем чувствовать, сопереживать. Он заражает нас своим воодушевлением, своей какой-то совершенно детской растроганностью. Наши глаза благодарно заблестели. Его радость заставляет учащенно колотиться сердце в ответ. Милый, непосредственный мальчик.
- Нам, женщинам, проще, - тихо говорю я Элен, потихоньку следуя на машине за убегающим Сергеем, - Мы умеем открываться друг другу в обычной бытовой ситуации, не дожидаясь экстремальной обстановки. Мужчины скрывают свои чувства, они только в армии переживают это откровение – жизнь без масок. Может, поэтому эти несколько армейских лет так впечатываются в их сознание. Таким неизгладимым впечатлением, сходным религиозному экстазу?
- Я всегда удивлялась мужу, - отвечает Элен, - когда он говорит об армии, это совсем другой человек. У него даже друзья до сих пор те, с кем он когда-то служил. Они помогают, поддерживают друг друга. Они знают, кто они на самом деле. Действительно, армия – своего рода чистилище, отметается все лишнее, напускное.
Радостные крики Серёги: «Э-у-а!!! Нашел!» - он уже перелез сквозь колючую проволоку и рвется в окно своей казармы…
Мы еще с полчаса кружили по городку. Он рассказывал, рассказывал, рассказывал…
Ничего ему не говорю, он все равно не поверит, потому что не избалован вниманием, но в эту минуту я счастливее, чем он. Я готова везти его и на Северный Полюс, если бы это ему было нужно, чтобы почувствовать себя счастливым.
- Спасибо, Ира, я не знаю, как тебя отблагодарить. Ты…ты такой подарок мне сделала…» - он запинается, глаза восхищенные, счастливые.
Мы со-пережили его счастье, мы со-участвовали ему, мы окунулись в его восторг и его грусть. Мы  получили больше, чем он получил от нас и пережил сам. Он только окунулся в воспоминания, а мы выпили из его чаши, щедро раздариваемые им чувства. Иметь возможность дарить кому-то радость порой сладостнее радости  принятия даров от кого-то.
Обратно ехали притихшие и присмиревшие. Довезли Элен домой, попрощались с ней.
- Элен что-то нужно было в Чугуеве? – спросил Сергей.
- Нет, она просто не хотела с нами расставаться, - смотрю на него. Он удивленно спрашивает взглядом. Поясняю, - Ей хотелось подольше побыть со мной.
Кажется, теперь он что-то понял. Дальше мы молчим всю дорогу. Пора забирать Марго от Петровича и отправляться в путь домой.
Сережа вновь пытается избавить нас от своего общества. Ему хочется побродить по городу, по магазинам. Скорее, он просто опять испытывает неловкость. Хочется сбросить напряжение. Пережитое за эти три дня сродни всё нарастающему экстазу, не находящему выхода. Это непривычно, ново для него. Он ждет, должен наступить сброс, разрядка. Ищет щель, через которую можно выскользнуть в свое привычное состояние легкой неудовлетворенности. Но я опять не отпускаю его. Это мой город, моя поездка, мой сценарий. Это моя жизнь и мой мир. И я хочу погрузить его в этот мир с головой, чтобы он утонул в нем и остался в нем навсегда.
И я топлю его в себе до конца.
Петрович…
Не хочу о нем. Здесь – не хочу. Может, еще вернусь к этому.
После – обед в «Хантере», и мы едем домой.

Уже поздно. Бессонные ночи свинцом наливают голову. Усталость, тяжесть в веках, но пытаюсь держаться. Ещё ехать и ехать.
- Ир, ты не устала? – спрашивает с заднего сиденья Сергей. Я понимаю его намек. Страшно хочется сесть за руль. Машина легка и послушна, но я уже на пределе. И это – последнее его желание, которое я еще не исполнила, но об исполнении которого он не решается заикнуться в открытую. И я уступаю.
- Сейчас будет Пирятин. И, если ты готов попробовать, с удовольствием займу место пассажира.
Всю дорогу мы слушаем спектакль, купленный мною накануне. По недоразумению не отключенный режим воспроизведения в форме случайной выборки сделал сюжет сюрреалистичным и нереальным, смешавши главы, не давая сознанию привязаться к происходящему в пьесе. Непонятно, что происходит на самом деле. И только фразы, выхваченные неожиданно и нелогично из контекста, не связанные между собой, и потому самоценные исключительно сказанным в них, впечатываются в сознание.
Одну из них я комментирую Рите так, чтобы было слышно Сергею. Это ему, а не ей, говорю о том, что попытки усмирить голос плоти уродуют душу, а усмирение души коверкает и убивает плоть.
Услышь, мой милый мальчик, моё греховное, на твой взгляд, но выстраданное годами попыток давить в себе живое, кредо. Это тебе так, на закуску…

Мы отдыхаем. Пирятин. Курим с Ритой. Дочка с Сергеем в небольшом отдалении от нас. Повернут спиной. Слегка ссутулившись, пряча голову в плечи от порывов пронизывающего ветра. Спина напряжена. Затылком чутко реагирует на наши взгляды. Он там, но ощущение, что он весь здесь – рядом с нами. Слышать все, что мы говорим о нем. Он же знает, что мы говорим о нем.
- Ты влюбила в себя мальчика, - чуть слышно произносит Рита.
- Только он ещё об этом не догадывается.
- Влюбила, влюбила. Почему ты с ним ничего не сделала? Была же возможность.
- Цели такой не было. Я хочу вернуть Володю. А он – единственная ниточка, которая меня с ним связывает. Если бы мы переспали, это стало бы невозможным.
- Боже, какая ты…- Рита подыскивает слово.
- Интриганка?
- Ну да… В хорошем смысле… Как же ты все просчитываешь.
- Не просчитываю, скорее, считываю, что написано до меня…

Сережа везет нас в Киев.
Два часа в пути. Я очень комфортно чувствую себя с ним в кресле пассажира. Я чувствую, этому человеку можно доверить свою жизнь. Он, может, и не очень умело, но уверенно ведет машину. Легкий снежок. От этого мир за окном машины в лучах фар кажется звездным небом, летящий хлопьями на нас. Теряется чувство реальности. Небо и твердь словно выходят из одной точки, к которой устремлено наше движение. Девчонки уснули на заднем сидении. Мы тихо переговариваемся. Ни о чем.
Киев.
- В городе я чувствую себя не очень уверенно, - повернулся ко мне Сергей, - поменяемся?
- Припаркуйся.
Он останавливается. Выходит. Чуть помедлив, ожидая, когда он подойдет к моей дверце, выхожу тоже. Смотрю в его глаза. Счастливые прекрасные глаза. Счастливое улыбающееся лицо. Лицо друга.
- Спасибо, Ира.
- Я все желания твои исполнила? – улыбаюсь в ответ.
- Да, почти…
- Ну и, славненько.


***


14-е ноября.

Не мой день. 14-е. Не люблю.
Пасмурно с утра.
Лезешь в почтовый ящик с надеждой отыскать там что-то греющее душу – и ничего греющего по-настоящему. Все не то, все не от тех. Да, есть письмо от Кота, но мне так мало его тепла и участия, чтобы действительно согреться. Хочется иного. Не от него. И тогда понимаю – влюблена. Все та же песня, все тот же мотив, все в того же своего мучителя.
Начинаю писать мужу – не рифмуется. Все в корзину!

Любовь ушла, стихами петь устав,
Мы разбрелись с тобой по пьедесталам.
Не сняв упреков и вины не доказав,
 Довольствоваться мы решили малым.
Согласье есть – чего же больше ждать?
Коты, собаки, дети, быт устроен…
Вот, даже дом пытаемся построить,
Чтоб нам тепло в нем было и друзьям.
Чтоб жизнь свою по-новому устроить…
Но только грустно как-то возвращаться
К больным, свое отжившим, баранам…

Такая вот, странненькая рифма… И пошло оно всё!...
Не стала писать мужу. Зачем обижать? Все ясно, как божий день – Мне грустно оттого, что всё стало, как прежде…
Впрочем, есть теперь Серёжа. И он тоже грустит. Только о своем.
Пишет письма. Жалуется, что германская его подружка в претензии, мол, сухие письма ей пишет. Занят, отвечает он ей и идет ко мне на «свидание» выгуливать свою, теперь уже мою, собаку.
«Я похитила твою душу»,- думаю в ответ и говорю ему почти то же самое:
- Хочу познакомиться с твоей подружкой. Не рассказывай обо мне ничего лишнего, и это получится, - пишу ему в ответ. Его подружка меня заинтриговала, мне кажется, она чувствительна, умна.
- Да она не проста, - отвечает Сергей мне на письмо,- но мне надоело быть развлекателем. Мне тоже нужна эмоциональная подпитка.
«Я, я буду твоей подпиткой!!!» - молчу я во весь голос, - ты помогаешь мне противостоять Володиному безразличию, я помогу тебе завоевать сердца всех тех слепых девчонок вокруг тебя, которые не удосуживаются разглядеть в тебе то сокровище, которое увидела я.
Будем дружить, солнышко!
И пишу стихотворение своему молчаливому герою снов и мечтаний. Отсылаю. И опять замираю в ожидании и неведении. Он не ответит. Ему нечем ответить мне. Я знаю это лучше, чем кто другой. Мне самой себе ответить нечего, зачем это все…
А пока… «Всё туда же, в «дембельский» альбом…»

Игра в молчанку сильно затянулась,
Хоть для меня она всего-то лишь игра.
Не хочет ли мой друг, чтоб я вернулась?
Ты можешь промолчать в ответ мне: «Да…»

Всё быстротечно, незаметны сроки –
Мгновеньем промелькнут и жизнь, и боль.
Мне было очень хорошо с тобой…
Хоть ты и предпочел быть одиноким.

Листки исписаны. Где вымысел? Где бред?
Где правда? Где моё воображенье?
Сама не знаю. Все запутала вконец.
Отодвигаю в сторону «творенье».

А за окном уж осени конец…
Ну, как тебе моё стихотворенье?

Молчишь?
Молчишь.
Молчишь…
Мудрец? – СЛЕПЕЦ!!!

И никуда-то я не уходила!
Моё «прощай!» - слова и мишура.
Мне только отдышаться надо было.
Нора покинута. И вновь влечет игра.

Опять арена залита огнями,
По кругу кони, и под куполом – храбрец,
И «браво-бис» символизируют конец
Печали и тоски, пришедшей с Вами.

Я – клоун. Вы правы. Мне не обидно.
Пусть лучше так. Пусть смех, а не слеза.
Я счастлива, что слез моих не видно,
И Вам их не увидеть никогда…

Мне страшно от того, что написалось,
И сотой доли Вам не довелось прочесть,-
Я берегла от правды Вас, и жалость,
Пожалуй, в этом делают мне честь.

Ну, хватит…
Созревайте на общенье.
Не люди – боги сводят в мире нас…
Сумбурное моё стихотворенье –
Всего лишь слов избыточный запас…

СОСКУЧИЛАСЬ!!! ЧЕСТНОЕ СЛОВО!
Как говорит молодежь, «раздупляйся» же, наконец! Не кусаюсь, только навязываюсь бесцеремонно тем, кого люблю. Люблю, поверь, очень и очень многих…
ЦЕЛУЮ!

Я топчу непаханое поле, и следов на нём из-за его непаханности от меня просто не остается. Оно все поросло травой и бурьяном. Где? Чем? Как? Как его можно взломать? Где его слабые места? В чём?
Самолюбие? Свобода? Независимость? Сила?
Чего он ждет от жизни? Чего он ждет от женщины? Способен ли он любить? Или только отказывать себе в любви?
Он хочет добиваться, а я сама плыву в руки: «Возьми меня!»
Володя, это – иллюзия!
Я до сих пор рядом с тобой по одной-единственной причине – ты до сих пор не сдался. Поэтому мне интересно.
Поэтому ни куска нового из моей «прозы» ты не получишь.
Всё или ничего.
Я приду победительницей.
И НЕ К ТЕБЕ!
Я дождусь твоего возвращения.
***
Мне нравится общение с Сергеем тем, что мы сейчас настроены на одну волну. С ним уже не приходится дробить свою мысль на куски комментариями и разъяснениями. Интуитивно он знает, что я хочу сказать. Полунамеками, недомолвками и при том быть уверенной, что тебя поняли правильно. Как легко! Так общаются влюбленные. Не знаю, сколько это продлится – день, неделю, месяц, год,- но сегодняшний кайф от общения вычерпать до дна. А там, если подружимся – не расстанемся.
С В. этого так и не получилось. Скорее всего, просто не вызрело. Слишком доступной и навязчивой ему кажусь?
И хрен с ним!
Буду упиваться общением с С.
Надо затащить на танцы, разучить что-нибудь сногсшибательное и нарисоваться с этим в их скучной правильной компании. Утереть нос всем, кто ни его, ни меня не замечал, а если и замечал, не удосужился раскусить.
Так, фантазия. Кстати, очень легко осуществимая.
И очень приятная. В танце можно позволить себе то, чего нельзя позволить в реальной жизни – легкое сумасшествие, бред, порочность.
***
Пришел ребёнок. Затихаю… Ухожу…
***
Купила Сергею «Степного волка» Гессе. Кажется, по своему состоянию он близок к душевному разладу героя этого романа.
Я им спасалась четырежды от ТАКИХ депрессий…
***
Муж с воодушевлением занимается спортом, с песнями плещется в душе и идет выгуливать собаку, не беря меня с собой. И я понимаю, мой муж, наконец-то, влюбился в кого-то другого.
Оксаночка! По-моему, я должна быть вам благодарна. Вы излечили моего мужа от этой бредовой любви к жене. Нет, он остается моим мужем, но при этом не терроризирует меня собой.
***
На птичьем базаре, куда мы отправились в субботу с подружкой, дочкой и мужем – не буду же я говорить ему «останься», когда он говорит «я поеду с вами» - мы встретились с Сергеем. О том, что он там, знала только я. Он звонил дважды – и пока мы были еще дома, и когда уже приехали на базар. Ничего никому не сказала, увидела его издалека, когда мы выбирали ошейники, поводок и прочую мелочь, позволила подойти вплотную к нам. Тут и представила мужу: «Это хозяин нашего ребёнка». Мужчины опешили, но протянули друг другу руки:
- Сергей.
- Герман.
И только вечером муж проронил:
- Ну, увидел я этого твоего Серёжу. Да, в него можно влюбиться.
- Гера, мы уже восемь месяцев знакомы, - рассмеялась я, - и до сих пор не влюбилась. Не каркай!
- А я думал, ты в Володю влюблена. Или в кого?
- Да я во всех влюблена! Я обо всех книжку пишу. Надо быть влюбленной в своих героев, чтобы описывать их правдиво.
Так я тебе и открыла все свои тайны, мой драгоценный муж!
Я не влюблена, я брежу им, я хочу его, я думаю лишь о том, как вернуть его.
И ничего, НИЧЕГО не могу сделать быстрее, чем оно хочет делаться.
Поэтому пишу, пишу, пишу. И нет этому ни конца, ни края.
***
Мы ходили по базару. Серёга забрал у тетки-перекупщицы и принес своего пока ещё не проданного щенка, чтобы примерить ошейник на него. Поруководил нашими покупками, рассказав, что необходимо для нашей питомицы. Дал книгу о долматинах и, смешавшись, убежал. Чуть позже мы обменялись смсками.
- Испугался?
- Ни капли. Просто не ожидал.
- Класс!
Он мне все больше нравится.
В воскресенье в девять утра он уже был у нас возле подъезда со своим щенком, чтобы вместе выгулять наших питомцев. Муж, поначалу стерший его смс, пока я была в ванной комнате, спохватился, что, скорее всего, мы договорились о встрече загодя, признался в содеянном и окончательно смирился с нашей дружбой. А, может, решил, что и у него теперь развязаны руки, и, что и он может, наконец, позволить себе роман на стороне? Как знать. Я всё отпускаю на самотек. Не хочу больше никакой ревности и усилий над собой, чтобы эту ревность не вызывать, - ни для себя, ни для близкого мне человека.
А Гера – очень близкий мне человек.
Он – мой муж.

16-е ноября.

О, нет! Ты – не Она,
Быть может, Ты – сильней.
Быть может, я слабей,
Чем те, кто с Нею был.

Но вы одних кровей,
Я – не как те, что с Нею.
Останешься одна
Ты волею судьбы.

Но как же Ты близка
К Её холодным строкам!
О, как же Ты права,
Себя равняя с Ней.

Мне думалось сперва,
Что в мире одиноко,
И полынья-тоска
Сияла всё черней.

О, нет! Ты – не Она,
Ты «прелесть», а не «шутка».
Уйду – Ты не умрешь
В удушливом бреду.

Замолкну – не поймешь,
Чем гибель песни жутка.
Останешься одна,
Как клен в седом саду.

Слова, слова, слова…
Безжизненно-жестоко
Играют у виска
Чумою наших дней.

Но как же Ты близка
К Её холодным строкам.
О как же Ты права,
Себя равняя с Ней…

***
Муж начал читать дневники Анаис Нин. Наверное, именно оттуда ему навеяло эти строки. Я столько раз прерывала чтение, поражаясь вслух: «Как же мы с ней похожи!» Теперь пришел черед дивиться ему. Что ж, видно, пришло время работать на разрыв.
Мечусь, бросаюсь из крайности в крайность. Вчера распрощалась с В. – сегодня «вернулась за зонтиком» и объявила, что никогда не уйду. Мол, не всё еще сказано. Уйду, уйду, уйду. Уйду, как только найду в себе для этого силы. Не уйду никогда, потому что полюбить мне не трудно, разлюбить не умею. Все мои возлюбленные остаются во мне навечно. Навсегда поселяются в моих заповедных комнатах и всплывают страшными пугающими тенями в моих кошмарах. Они умрут только вместе со мной. Или останутся навсегда на страницах моих ненаписанных пока книг. Меня такой уродиной родили на свет– мечущейся и странной, не могущей ничего забыть, не успокаивающейся, пока незабытое не выплеснется строчками на страницы моих тетрадей. Я так живу. А они, все те, кого я любила и продолжаю любить, ненавидят меня за это. Распинают на столбах и тычут в мою сторону пальцем – ненормальная! Да! Ненормальная! Но я не могу быть другой. Понимаете? Просто не могу!
Ещё не всё сказано… Да, Минотавр, я ещё не дошла до конца твоего лабиринта. Не опустилась до дна этого твоего ада.

Не могу никак начать писать. Перебиваюсь на чтение написанного ранее. Что выбрать? От чего избавиться? Фразы переделываются и тут же, ненаписанные, улетают прочь. Знаю, я все это сделаю, сумею. Но когда? Потом? Когда потом? Жизнь проходит, время уходит, а я не сдвинулась в своей работе с мертвой точки.
Муж уходит на работу в десять, в двенадцать уже возвращается – и утро у меня украдено. Сидит дома до четырех и уходит с возвращением детей из школ. Я уже демонстративно не прячусь, когда пишу, хотя, что можно написать, когда вокруг тебя толпа алчущих общения. Уже не психую, не нервничаю, просто пытаюсь жить, уйдя целиком в свой внутренний мир. Там грустно, там я оплакиваю потерю любимого и там же встречаюсь с другом. Думаю и пишу тоже там. И надеюсь, что все утрясется. И потерянная в лабиринтах чувств гармония снова вернется. И я опять вернусь в мир людей. Пока же я в этом мире – спящая. Нет меня здесь. Одна только оболочка, знающая свой долг и свои обязанности. И мне плевать, будет ли построен дом, будет ли мне где жить сегодня, завтра или послезавтра. Всё едино. Будет холодно – улечу на Юг, как птичка божья, жарко – погружу свое тело в арктические льды и останусь в них навсегда. Не удержите!
Как же хочется, наконец, воли.
Не брошенности, нет, - внутренней свободы, простора, света. Как же хочется любви. Не алчущей, не требующей, свободной прийти и уйти и не причиняющей этим боли. И она, эта Любовь, во мне есть. Неприкаянная, мечущаяся и никому не нужная, кроме меня самой. Она только учится любить бескорыстно. Она во мне – ребенок, которого я не знаю, куда, в какой красный угол усадить, чем утешить. Я умею любить. Это единственное, что я умею. И прощать…

***
Оказывается, очень не хватает мне теперь Сергея. Он в Москве.


17-е ноября.
Сыро, слякотно. Осень. Безнадежная, серая осень.
Встретила на сайте байконурских Стр-ва Андрея. Сколько зим, сколько лет. Я ушла от него в 84-м, приезжал с женой ко мне в Харьков лет восемь назад. В снах до сих пор вижу его своим мужем и мучительная мысль – я ведь вышла замуж за кого-то другого, за кого? Почему он рядом со мной? Не хочу! Бр-р-р…
Вторично внесла в сайт свою анкету, чтобы опять удалить её спустя пару дней. Анкета высветилась рядом с его. Почему-то дважды. Чтобы мимо не прошел? Напомнить о себе? Мы так тяжело расходились. Мне так было его жалко. Но я так любила этого С.Ф., что все остальное растворялось и теряло смысл рядом с ним.
Анкету удалила. Нет меня в этом мире. И в другом тоже нет.
***
« Я знаю, кому я посвящу свою книгу,- говорит Маргоша и поит меня коньяком в китайском ресторанчике, - я посвящу её тебе. Ты открыла мне другой мир. Ты вдохновила меня писать».
Я расплакалась.
Муж ждал в органном зале. Опаздывала. Взяла такси. Недовольный взгляд. Жизнь так прозаична, что не хочется в ней участвовать. Свет притушен. Голос певца, и я улетаю в заоблачный мир грез. Спускаться нет сил. А надо жить на Земле…
***
Собака следует за мной по пятам. Падает обессиленная на ковер: «Хозяйка, сколько ты будешь изводить меня своей бессонницей? Я хочу спать»,- красноречиво взывает ко мне весь её  усталый вид.
***
Написала письмо С. «Слякотно, промозгло…» Он ещё в Москве. За неделю нашего с ним общения успела сильно привязаться к нему. Скорее возвращайся. С тобой легче переживается одиночество и покинутость. Когда рядом ты, я чувствую Его дыхание. Тебя нет, и тоска тяжелее вдвое.
Письмо о вере, о Боге, о любви, о любви вообще. Может ли человек, избегая любви земной, плотской, приносящей одни лишь страдания, научиться любви неземной – христианской любви к людям. Эта любовь должна пройти через земной ад страстей, чтобы очиститься от них и вознестись в высшие, духовные слои. По-другому – заперев сердце для чувств – не знаю, не верю. Разве что, для высших существ. Но мы – не они.
Он не понял моего письма. Принял на свой счет. Упрекнул в нытье и пессимизме. Опять не понята. Опять одна.
***
«Твои черти одолели меня ночью»,- жалуется подружка, оставшаяся у меня на ночлег в харьковской квартире.
- Это не мои, это Федины и Алёнкины бесы вожделения.
Федя смеётся: «Что, правда?» - «Конечно, напустили мне своих демонят в квартиру, теперь ни мне, ни гостям моим ночью покоя от них нет». Не открывайте дверей своего дома для чужой похоти – не отвяжетесь, так учит мудрость житейская. Надо будет посвятить квартиру в Х-ве.
А кто же здесь, в киевской моей обители посягает на меня? Сплю. Ночью оно приходит и ложится сверху, теплом и тяжестью парализуя мою волю. Уже не пугаюсь. Отдаюсь ощущениям. Посягательств на тело нет. А душа им не подвластна. Тяжесть, тепло и моя сумасшедшая молитва во спасение от наваждения. Гера рядом, но к моим крикам о помощи остается безучастным. Засыпаю, чтобы встать утром измученной и в недоумении.
***
День рождения друга. Шумная, скучная, до боли предсказуемая компания.
- Вы будете?
- Постараемся.
- Я буду очень рад тебя видеть.
- Мы приедем обязательно.
Пошлое веселье. Наверное, просто надо мной серое небо. Не получается радоваться. Затертые до пресности тосты. Все об одном и том же: «Хвала вашей взаимной любви», - провозглашают один за другим гости. Переглядываемся с виновником торжества. Тоже «присоединяюсь» к общему хору восторгов. И все-таки каплю едкого бальзама в этот сироп.
«Она очаровательна, и мы, не менее прекрасные, с удовольствием послужим шикарным фоном, подчеркивающим её незатмеваемые достоинства».
Пьется ведрами. Пьяные слезы и ссоры супругов за соседними столиками. «Иди, спасай чужую семью»,- указываю глазами мужу на всхлипывающую неподалеку женщину, и он уходит пить водку с чьей-то женой. «Вечер в разгаре, а мы еще ни разу не станцевали с тобой», - украдкой, одними  губами, намекает сосед. Киваю ему через стол едва заметно, встаю, и через мгновение – он уже рядом.
- Сколько мы знакомы? Внес твой номер в книжку своего нового телефона. Что-то никак мы с тобой не созвонимся.
- Звони. Буду рада.
- У меня брат в Киеве.
- Значит, встретимся.
- С тобой так легко танцевать.
- Видел бы ты, как я крестиком вышиваю…
Гера обменивается номерами телефонов с его супругой.
- По-моему, у них уже все хорошо. Сколько лет вы вместе?
- Пятнадцать.
- Прилично…
- Да…
- …Чтобы распрощаться с иллюзиями.
Музыка смолкает. «Спасибо»,- легкий поклон, целует руку.
- Я позвоню.
- Звони.
Всё могло кончиться ещё тогда, так и не начавшись. Будь я тогда другая. Не такая, как теперь. Не будь так пуглива и решись на все сразу, повинуясь порыву. Боящаяся возмездия за каждый, не то что шаг, а один только греховный помысел об этом шаге. Чистая, верящая в наказание небес. Сейчас я знаю, наказания не последует. Будет раскаяние, будет всё возвращающееся желание повторения, будет многократно переживаемая сладость греховного мечтания. Весь этот ад - на земле, а не на небе. А наказание? – Разве что осознание того, что ты влипла в эту многократность даже при единичности своего отхода от праведности. Единожды согрешив, уже не можешь отвязаться от желания грешить вновь и вновь. И, чувствуя свою зависимость от этого желания, впадаешь в самоосуждение и вот тогда - раскаиваешься. Исповедуешься в надежде закрыть себя на будущее. Но вновь искушение, и плоть, единожды оступившаяся, опять берет верх над разумом, она помнит сладость пережитого когда-то и удовлетворенного желания, её голос громче. И вновь падение. Борьба все сложнее. Искушений все больше. Всё изысканнее обольщение и прельщение. Жизнь все ярче. За этой иллюминацией почти не видно Истинного Света – Света Праведности. Всё больше поступаешься в себе нравственным в угоду плотским желаниям. Становишься их рабом, обрекая себя на странствования блудного сына по темным задворкам души. И только надежда, что наступит рассвет, взойдет Солнце, и свет его будет ярче всех неоновых огней твоей ночи. И все суетное отойдет и спрячется во мглу, и воссияет Истинный Свет. И ты покинешь Мглу. И сил после пережитого тобой хватит, чтобы вернуться домой. И ты, вернувшийся, знаешь, что оставил, и не смотришь с сомнением – не обделяешь ли себя, оставляя земную суету. Ты был Там, ты все пережил, ты пустил на ветер все, что было у тебя, когда ты покидал дом Отца своего. Обездоленный и перечувствовавший все земное своей кожей и сердцем, обращаешь взор свой к Солнцу, и его слепящий свет сжигает остатки сомнений в тебе. И понимаешь – я дома.
И мой дом – Свет.
***
Дамы потихоньку уводят с вечера своих мужей, поочередно «обласканных» мною. Мы просто танцуем. Слова, сказанные в такт мелодии. Пропетая гармония движений.
- С вами так легко танцуется…
- Наверное, я хорошая партнерша?
- С вами кажется, что я прекрасно танцую.
- Вы, действительно хорошо двигаетесь. Вас легко слушать. Вы руководите моими движениями. Хотите попробовать? Тогда тверже руку, бедро к бедру. Чувствуете? Я уже не могу не послушаться вас. Вы ведете – я отвечаю. Вашей руке, глазам, корпусу, ноге. Видите? Вы прекрасно справляетесь с этим.
- Спасибо…
Это почти как в сексе. Полунамеком, полудвижением. Твое желание перетекает в ответное желание партнера. Надо только прислушиваться к тому, что говорят друг другу тела. Наши тела умеют танцевать. Так же, как они умеют желать и обладать друг другом. Надо только, чтобы партнеры танцевали под одну музыку. В сексе эта музыка – взаимность. И тогда все получится. Как в танце…
Есть ещё музыка – Любовь. Но мы так редко вслушиваемся в небесную музыку. Творец ставит и ставит эту пластинку. Он не скуп на Любовь. Но мы лишены слуха. И почему-то так боимся танцевать под эту чарующую мелодию, звучащую для всех. Жмемся по стенам Вселенского танцзала, смотрим с тоской друг на друга и мучительно боимся пригласиться на этот танец.
Как жаль. Как жаль. Как жаль…
Эта музыка может больше и не зазвучать для нас.
***
«Ты даже не представляешь, как она была благодарна мне, - несколько раз удивленно повторяет муж по дороге домой и там, в зале,- а ведь я просто сказал ей: живи для себя, сделай один раз то, чего хочешь ты, а не что хотят от тебя другие. Потом второй раз, третий, и ты поймешь, что жизнь перестала тебя тяготить, мир вокруг тебя изменится и перестанет быть враждебным тебе. Он станет таким, как нужно тебе. Тебе станет проще быть счастливой».
«Да, мы купили эту мудрость с тобой ценой расставанья друг с другом. Мы прошли через это сами».
«И мы не расстались».
«Да, мы все ещё вместе», - говорю я ему. «Надолго ли?» - но этого вслух уже не произношу.
Он по-прежнему не готов к тому, чтобы отпустить меня.
***






Глава 2. Погружение во мглу.

      - Они не пара,- с первого же взгляда определила наша новая знакомая Алика, с которой мы бурно провели целое воскресенье, расставшись ненадолго днем и вновь встретившись вечером в кино.
- Он ей не подходит. Нет, она, конечно, живет с ним – быт, дети, обязательства перед обществом, - но она уже не в семье. Это прочитывается, это видно. Он не сможет её удержать. Просто не пришел ещё человек, способный увести её.
Мы сидели на балконе, курили и щипали друг друга за болевые точки. Разговор глумливый и откровенный. Шутливый настрой сглаживает острые углы нашей беседы. Маргоше наши разговоры отозвались на следующий день физическим недомоганием от эмоционального истощения. У меня тоже с утра побаливала голова. Подустала от первого яркого впечатления. Проницательная, умная Алика опережала ход моих мыслей. Бежала впереди, подгоняя мой привыкший к размеренному и спокойному течению интеллект. Первая настороженность: «Она умнее, чем я могу объять», - прошла. Не умнее – шустрее и сообразительнее. Но ведь никто не вправе обязать меня начать суетиться и подстраиваться под её спешность. Мы медленно, но верно окучим все стадо.
- Я знаю, кто мне сделает обложку для будущей книги, - ты!
- Я? Сделаю! Элементарно. Я это умею. И сделаю это так, что она разлетится влёт уже только благодаря одной только обложке. Она будет сама проситься в руки – купи меня.
- Мне это и надо. Потому что содержимое непонятно, нужно ли кому. А денег хочется сразу и много. Чтобы, когда удосужатся вчитаться, я была уже в зоне недосягаемости для бросаемых в меня камней. Они купили, мы заработали, часть пропили, остальное – на крышу под солнцем.
Собственно, благодаря нашим с мужем поискам будущего жилья, мы с Аликой и познакомились. «Она очень любила своего мужа. Умер от рака летом»,- предварила знакомство с ней Рита.
- Он так спешил построить этот дом, словно чувствовал, что мало времени у него осталось. Вкалывал, как проклятый.
- Вы хотите продать дом? – спросил Гера наивно.
- Кто же продает свою мрию? – удивилась в ответ Алика, и, поведя рукой вокруг и над головой, продолжила весело, - А это и есть моя мрия. Нет, я собираюсь выкупить соседние участки. Не знаю еще, на какие деньги, но они у меня обязательно будут. Я уже небесам запрос послала.
Мы грузимся в наше авто и едем смотреть продающиеся на Осокорках участки. Район нравится. Уже начинаю мечтать о норе. С цветами и собаками. Муж прерывает мои грезы:
- А у тебя случайно не возникает мысли отделиться? Жить отдельно от нас?
- На свои мысли жить отдельно я заработаю сама, когда стану писательницей, - отвечаю я. И ещё глубже прячусь в свою раковину.
Я не хочу, чтобы он читал меня, как открытую книгу. Но он все успешнее справляется с этим. Я для него стала легко разгадываемой шарадой. Он только не знает срок, когда за разгадку этого ребуса последует «награда», когда я уйду. Эти сроки знаю я. Решение о публикации – и я свободна, как ветер. Прочитанная им моя книга переведет его из стана моих друзей в стан врагов. Моя правда прощена не будет никем.
Значит, этой правдой я просто обязана заработать себе на жизнь.
Какую ещё шкуру надо содрать с себя, чтобы быть еще обнаженнее, ещё откровеннее? Чтобы это читалось. Чтобы этому верилось. Чтобы этому сочувствовалось.
***
Надо пойти травануться никотином. Слишком расширились сосуды головного мозга от предчувствия близкой свободы. Слишком легко задышалось. Надо вернуть себя на Землю.
Еще не время взлетать. Надо дать время окрепнуть крыльям.
***
Когда я поняла, что не уйду к Мишелю? Когда прозрела, что могу жить и с ним, и с мужем одновременно. Слишком рано я отдалась ему. Связь с мужем была нарушена, но она ещё была слишком сильна. Мы и месяца не пробыли вместе, а я поняла, что могу контролировать свои чувства даже тогда, когда они были на пике, поняла, что в моей власти управлять собой даже в этих экстремальных условиях.
Не это ли меня сдержало с В.? Поспешность, с какой я уходила к Мишелю, не соединила, а разобщила нас. Поспешность, с какой В. начал форсировать наши отношения в самом начале знакомства, насторожила и заставила взять над собой контроль сразу. Подавив телесный порыв, руководствовалась на этот раз разумом. Позволив себе безумствовать лишь тогда, когда поняла, что мои игры привели к обратному результату. Никто не собирался меня добиваться. Игрок сдался, даже не начав партию. Но, сказать откровенно, этим сразил меня. В. – победитель, побежденная и на этот раз я.
- Возвращайся в семью, - кричал он.
- Я в семье на 99,9%,- парировала в ответ, - оставь мне право распоряжаться оставшимися десятыми процента. Быть собой хотя бы там.
Как знать, может, его не устраивало быть этой одной десятой? Может, подсознательно боялся не значить больше? Я никогда не получу ответа на этот вопрос, потому что никогда ему его не задам. И никогда не признаюсь, что эта десятая часть – это жизнь моей души. Это всё моё необъятное сердце. И в нем ОН безраздельный хозяин. Он никогда не узнает об этом. Пока я не излечусь от него.
***
Глубокая ночь. Очень хочется спать. Пожалуй, на сегодня все. Уже 18-е.
***

Уже 19-е. 1 час 30 мин.

Собака пытается подружиться с котом. Но он её не любит.
***
Сергей вернулся из Москвы. Встретились, когда выгуливала Амели.
- Начал читать твою книгу, - говорит он, я подарила ему «Степного волка», - тяжеловато, но потом понял, что он пишет об одном и том же несколько раз.
Увы, не так все оказалось просто. Похоже, я пытаюсь вместить содержимое трехлитровой банки в литровую емкость. Приобщить к серьезной литературе с наскока не удалось.
- Это, как задачки по геометрии. Достаточно раз посидеть и решить самому одну, чтобы решение остальных не представлялось сложным, - успокаиваю не столько его, сколько себя в надежде, что прислушается, - но читать такое надо. Надо и всё.
Не прочтет. Уже чувствую. Для него это либо сложно, либо чуждо. Ради меня он этого делать не станет. Я для него не авторитет. Жаль. Надеялась в его лице приобрести единомышленника. Но, видно, общение придется ограничить привычными для него вещами. Не тот уровень. А ведь мальчишка хороший. Мог бы шагнуть дальше своего сегодняшнего горизонта.
Поездка в Москву отвлекла его. Он успокоился. Стал ровнее и равнодушнее ко мне. Из общения ушли тепло и очарование. Не удержала.
Ну, что ж. Сделала, что смогла. Пора отпускать. Вокруг достаточно людей, чтобы не чувствовать своего одиночества.
Степной волк – это я.
- Потрясающая книга, - говорит Марго. – Там почти все о тебе.
Как же редко встречаются мне здесь, в Киеве, умные мужчины. То есть, они-то, конечно не глупы, но какая воинствующая ограниченность держит их в рамках штампов и убогости мысли. Какая гнетущая, непролазная ограниченность. И всех под одну гребенку! Какой узкий кругозор, какое убогое восприятие. Общение с женщинами приносит большее удовлетворение. Может, они взрослее, может, не стесняются своего незнания, и смелее признаются себе в этом и добирают недостающее из книг, а, может, мне просто пока не повезло встретиться с ребятами нужного уровня. А довольствоваться обществом женщин не получается. Хочется общества мужчин. В те редкие свободные от забот минутки хочется общества умных мужчин.
Зацепилась за В. и С., но на их фоне достоинства мужа только заиграли ещё больше. А его общества я избегаю, потому что не он в моем сердце.
Фильм «Война». Отец главному герою:
- Ты прости меня, сын за мать. Любви нет. Тоска одна. Запомни, сын, Умерла любовь – УХОДИ!»
Молча слушаем эти слова. Что в голове моего мужа? В моей – он прав, надо уходить, потому что нет мочи так жить – ничто не радует, ничто не греет. Что в его – не трудно догадаться, - есть семья, есть обязательства, нельзя бросать то, что созидалось годами.
Но созидалось-то мной! Моей любовью, моим долготерпением и смирением, моей готовностью нести этот крест. А теперь я устала. Возраст Христа давно позади. Неизвестно, во что вылилась бы Его вера, доживи Он до моих лет. Имей семью. У Него не было необходимости внушать себе каждодневную любовь к жене. Не было всего того, что делает человека несвободным. Он был голосом Отца своего. Но земной жизнью Он не жил. А я живу и не нахожу у Него ответов на свой вопрос – как жить дальше, не любя? Как в этом всем жить дальше?
А сердце подсказывает – уходи! Не любишь – беги отсюда.
Такой хороший, такой ласковый и добрый, мой муж. Он уже почти отпустил меня. Внутри себя почти согласился с моим уходом от него. Я могу теперь быть с ним и не принадлежать ему, не быть обязанной ему. Могу просто жить рядом и чувствовать себя свободной. Но я не могу избавить от обязательств сама себя. Чувства долга и вины за то, что я не люблю его, делают эту свободу иллюзией. Я хочу быть с любимым человеком. Он где-то рядом. Я чувствую его дыхание на своей щеке. Он где-то здесь, на расстоянии вытянутой руки. Но я слепа. Я не вижу его. Не знаю, кто он. Где ты, радость моя? Когда же ты придешь и освободишь меня? Тишина… Ты не идешь, не слышишь моего зова. И мне ничего не остается, как смириться и идти одной по этой пустыне. Брести одиноким степным волком. Одиноким, грустным и слишком серьезным. И совершенно одиноким.
Где взять силы удержать себя, чтобы хотя бы дорастить младшего сына? Он единственный, кто пострадает от моего бегства. И единственный, кто меня здесь держит. Старшие дети поняли и простили. Они останутся моими друзьями даже покинутые мной. Я покидаю не их. Я покидаю его. Но малыш… Он никогда не простит мне предательства. Он единственный, кто не видит, вернее, чувствует, но не хочет видеть противоречивости и ненормальности продолжения отношений между мамой и папой. Он видит только разыгрываемую нами любовь и надежность семейных уз.
Разочаровать этого ангелочка?
Боже, как это страшно, заставлять страдать самое зависимое от тебя существо на свете. Но, боюсь, я это все-таки сделаю.
Как-нибудь потом, когда он станет взрослым и будет понимать намного больше, чем сейчас, мы поговорим об этом. И я сумею оправдаться. Все-таки, решение жить с человеком по любви или без неё каждый принимает сам для себя. Мы имеем право выбирать и отстаивать свой выбор. Даже перед небом.
***
Не отдохнула толком. Весь день сопротивлялась головной боли, теперь мучительно хочется спать. Завтра – суббота. Вернее, уже сегодня. 2 часа 15 минут.


19-е.

Скачками, перебежками от одного своего «я» к другому.
Меня нет нигде – ни в семье, ни с друзьями, ни с любимыми, ни в самой себе.
Метаться, психовать, расшвыривать с остервенением – завтра, завтра, всё моё сегодня – это надежда на освобождение завтра.
Значит, не живу. Сегодня жизни нет.
Ненависть, скрытая улыбкой и покорностью.
Вошедший муж наклоняется ко мне.
Я целую своего «благодетеля» и мысленно расчленяю его – уйди, не мучай. Меня нет с тобой.
Но я не могу уйти. Я несвободна, я связана обязательствами, переступить через которые не имею права. У меня одно право – умереть. Только так я могу оставить все нетронутым и не разрушенным мной. Мне не дано права разрушать, у меня только долги, долги, долги, я обязана созидать и лелеять. Оберегать и защищать от внешних врагов.
Я бьюсь, в кровь разбивая себе лицо и грудь. Но победа меня не радует. Я предпочла бы пасть на поле боя, чем возвратиться  в город, который я защитила и в котором меня чествуют как победителя.
И я складываю меч и щит и с тщательно скрываемым остервенением соглашаюсь почивать на лаврах и жить дальше, уповая лишь на неутомимость своих врагов. Они вернутся, и тогда моя жизнь будет вновь оправдана и обретет смысл. Мне опять надо будет сражаться, биться в кровь и искать себе достойной кончины на поле боя от руки сильного врага.
Я могла бы составить достойную конкуренцию акулам в океане, если бы в свое время не согласилась уступить эту роль своему мужу, согласившись играть чуждую мне роль домашней курицы. Я доиграю эту роль, я буду совершенной актрисой, и отброшу её в сторону.
Я устала от тишины. В тишине нет покоя моему сердцу. Оно горит и сочится капельками крови. Уходящей в песок тщеты моей крови.
Моя жизнь бездарна, убога и лишена Света.
И в ней нет больше Любви.
Одна только тоска и отчаяние.
***
Не верю никому. Не верю ни во что. Позади – кошмарная вереница предательств и разочарований. Впереди – беспросветное безнадежье.
Из моей жизни ушла любовь.
В ней осталось только чувство долга.
Я должна.
Я всем должна.
Я устала от этой жизни.
***
На улице снег. Он падает снегом, превращаясь в воду, едва коснувшись земли. Глубокая осень. Серо, промозгло, слякотно. Не поётся, не читается, не пишется. Хочется тишины, хочется уединения, но вместо этого гвалт и суета выходного дня.
Муж второй день на каком-то семинаре. Обучается, как заработать еще больше денег. Меня этому никто не учит, я копаюсь лопатой в себе, тщась отыскать клад. Но лень препятствует моему обогащению. Всё, что я нахожу в себе, - это ленивые, жирные, дождевые черви, от них мало проку. Но, может, на них клюнет моя золотая рыбка?
Карточка счета заблокирована. Истек срок её действия. Менять на новую – не вижу смысла, через какой-то месяц надо возобновлять договор. Заберёт у меня Гера свои деньги или даст ещё потешить себя иллюзией обретенной материальной независимости от него?
Черт! Сто пятьдесят долларов! – я даже квартиру не могу снять, чтобы почувствовать себя хоть в какой-то изоляции. Впрочем, бывает хуже. Хоть что-то, на что он может поглядывать как на пример своего великодушия. Да! И еженедельные сто гривен. Я должна чувствовать себя счастливейшей из женщин. Кому-то ведь приходится вкалывать за эти деньги. А я просто сижу, плюю в потолок и кусаю одаривающую меня руку.
Неблагодарная! Как бы я должна была казнить себя за подобное коварство!
А я взращиваю в себе нелюбовь и ненависть, чтобы не испытывать благодарности, не испытывать вины, вообще ничего не испытывать. Умереть для всех чувств раскаяния!
Раскаяние разъест меня изнутри, сделает рабой обстоятельств, лишит сил бороться и отстаивать свою свободу. Только одну несвободу я приемлю – несвободу любви. А любви во мне больше нет. Ожидание, тоска выжгли во мне то место, где она обитала. Я – пустая. Ненавидящая, озлобленная, несчастная, покинутая, неистовая и остервенелая.
И совершенно опустошенная.
***
Суббота. Снег. Серость. Сергей. Оставленное утром письмо в инете: «Могу приехать на работу, порешаем задачки». – «Приезжай»,- ответила только сейчас, не очень-то представляя, чем могу помочь. «Через 25 минут буду», - просмсил он и примчался гонимый попутным ветром.
Лучше задачки решать, чем ждать перемен бытия. Могу изменить сама. Но почему-то не меняю. Много детей. Они могут повторить мое бегство. Имею ли право подать такой пример?
Да! Я на все имею право! НА ВСЁ! ЭТО МОЯ ЖИЗНЬ!


21-е. понедельник.
Вчерашнее воскресенье.
Затянувшееся утро. Собирались выехать с утра пораньше на «птичий» базар за клеткой для питомицы, но выбрались только к обеду. Рита очень долго отходила ото сна после бессонной ночи.
Побродили по рынку, промерзли так, что уже никуда ехать больше не захотелось. Собирались ещё завернуть на «книжный», но, сыро и слякотно, – передумали. Едем к нам, решили дружно. Жарим блинчики, пьем коньячок или что другое найдем.
В пути нас с Марго вдруг разобрало – понесло в адрес мужей. Начала она с малого, что называется, с «покупки зонтика», которая пробила брешь в семейном бюджете- как у Саши Черного. Потом слово за слово и вот они, многолетние проглоченные обиды, опять здесь, на поверхности. Гера попытался было вступиться за её мужа, мол, не такой уж он негодяй - не разута, не раздета, хлеб с маслом ешь, чего ещё бабе надо?
Тут нашла нужным встрять в спор я, сев на любимого конька. И про мужское скупердяйство, оскорбляющее живущую с мужчиной женщину, и про то, что вы своей жадностью подталкиваете нас к ****ству. Неоцененное родным продастся на улице по своей истинной цене. И не надо на меня так смотреть! Моя себестоимость выше той цены, которую ты начертал мне поперек моего лба. И про все, про все, про все!
Жизнь прожита, прожита так, словно по окончании её будет выдан ещё один билет на повторный сеанс, чтобы прожить её иначе – ярче, не ущемляя своих интересов, не подыгрывая более удачливым актерам.
А другой-то жизни не будет! Вообще ничего другого не будет.
Будут обманутые ожидания. Будет ненавистный муж рядом – попробуй любить человека, распоряжавшегося твоей жизнью так, как ему было удобно, а не так, как это нужно было и хотелось тебе. Будут дети, забывающие о твоем существовании в будни и спохватывающиеся о тебе лишь по большим праздникам, или возвращающиеся к тебе только тогда, когда нужна твоя помощь.
Будет ощущение, что ты всю жизнь раздавала долги, которых ты не делала. Служила чьим-то интересам, хотя никто ни разу не поинтересовался, а в чем нуждаешься ты сама. ЭТО никого никогда не интересовало. Каждый жил ради себя, а ты жила ради них всех.
И вот – осень жизни. С кучей болячек, массой неосуществленных желаний, нереализованностью  возможностей и невостребованностью талантов, и, так скрываемой от себя самих, но так больно переживаемой, упущенной во времени, неудовлетворенной жаждой любить и быть любимой. И уговаривать себя всю нерастраченность и неудовлетворенность этого чувства излить на внуков. Всё это произойдет естественно – в смиренном приятии мысли о том, что уже ничего не изменишь. Слишком поздно о себе вспомнила. Что ж, многие, нет, большинство! именно так и доживают свой век, и хорошо, если есть святая уверенность, что так и должно быть, что женщина не имеет права чего-то желать иного для себя.

Пресловутый материнский инстинкт в купе с морализирующим мужским шовинизмом, подкрепленным благословением религий, должен сожрать в ней всё остальное – все остальные инстинкты и чувства. Она не должна быть Женщиной, она обязана быть матерью и мужниной слугой.
Может, поэтому женщины, чувствовавшие в себе сильное женское начало отказывались от материнства и замужества? Из страха раствориться в детях, мужьях? Перестать существовать?

Когда-то в Кастанедовских томиках встретила, что женщина не может стать на путь воина и мага, пока не залатает в себе дыры, оставшиеся от материнства. «Не любить и не заботиться», - с ужасом прочла я, поняв эти слова буквально. Но со временем приходило понимание истинной скрывавшейся за сказанным сути. «Любить и заботиться» в обыденном нашем понимании означает самоотречение. Потерю себя, потерю своей самости.( «Самость» - любимое слово в православной публицистике, как они любят пройтись гневно по этому врагу смирения! ) Самоотречение, самопожертвование. А есть ли в вас силы отдавать, не ожидая, что вы что-то получите в благодарность за это? А есть ли силы у того, кто получает эту жертву от вас, не испытывать чувства вины за то, что ему не хочется быть вам благодарным?
«Не любить и не заботиться» - так я ращу своих детей. «Не любить и не заботиться» - это быть над этими чувствами – проявлять любовь и заботу, не становясь рабой этих чувств.
Я забочусь о детях, не забывая о том, что кроме них у меня есть ещё и я сама. И если я буду ждать, что об этом вспомнят те, ради кого я жертвую собой, я заставлю их чувствовать себя виноватыми. Но если я позабочусь о себе сама, умело позабочусь, - я подам им пример для подражания. Не жертва, не раба – творец.

Садовник, выращивающий цветы в своем саду – не раб своих цветов.
Он остаётся садовником, выращивающим цветы, и тогда, когда заморозки бьют молодые побеги, а черви подгрызают корни. Он возделывает землю, следит за тем, чтобы его питомцы были вовремя политы и подкормлены и оберегает побеги от вредителей. Но, делая все для того, чтобы в его саду всегда было хорошо каждому цветку, он не растворяется чувствами и сознанием в каждом цветке. Он остается садовником.
Многие из нас, растворившиеся в своих детях и мужьях, забывают, что они всего-навсего садовники, посвящающие все свое время выращиванию цветов. И эти цветы, хотя и обязаны нам своей красотой, вряд ли будут нам признательны. Они будут только цветами. Всегда лучше быть благодарной самой себе, чем тщетно ожидать признательности со стороны.
Всегда лучше чувствовать себя садовником, вольным выбирать, в каком саду ему растить свои растения. Здесь или по соседству. Или вообще поменять профессию.

Где мы, где наши чувства? Есть третье место, откуда мы наблюдаем за собой и за чувствами в себе. Оттуда мы и говорим себе: «Не любить и не заботиться».
Не залипать. Не делать суетное смыслом и целью бытия. Все-таки, предназначение человека в другом.
Найти себя. Найти божественное в себе. Найти в себе место – территорию любви – обрести её, эту любовь, обрести себя в этой любви. Любовь и гармония – все это внутри. Все это не вне, но внутри тебя. Но так трудно согласиться не искать гармонию в отношениях с другими. Все кажется, ещё чуть-чуть и появится тот, с которым обретется, наконец, долгожданное счастье. Но проходят чередою люди через твою жизнь, и, понимаешь, что никто, никто не соглашается быть твоею дополняющей частью. Никого не волнуют твои внутренние течения, волнения, противоречия. Всё, что есть в тебе, ценно лишь для тебя. Твоя бездонность нужна лишь тебе для твоего собственного погружения и созерцания звезд внутри твоей души. Твоя Вселенная – это только твоя Вселенная. И живущий рядом и желанный тобой человек – такой же обладатель своей Вселенной внутри себя – не питает ни малейшего желания погружаться в твой мир.
Возможно только созвучие. Только сосуществование двух миров рядом. Не более…

Почему же, понимая всё это, я чувствую себя такой одинокой?
Мне хочется, чтобы мой мир ещё и любили. Чтобы это было созвучно ещё кому-то. Одиночество Вселенных…

***

Мы пожарили блинчики. Очень быстро – одну рюмку за другой- опрокидывая в себя водку с ликером. Выпили немного, но изрядно набрались. Муж пошел прилечь – святое! Мы с подружкой – на балкон. Перекурить.
Слово за слово, поняли, что со всем принятым на грудь добром сидеть дома обидно, не переводить же продукт. Общество Геры нам больше не нужно. Потихоньку оделись и выскользнули на улицу.
Куда? Да, куда глаза глядят! Клуб «44»? Почему бы и нет.
Тут же возле дома привлекли к себе внимание подвыпившей компании довольно представительно одетых ребят. Ни о чем. Подкурили – где-то дома осталась зажигалка. Познакомились. Взяли их визитки – конечно, позвоним. Как же в нашей жизни без психолога. Посмеялись на незапоминающиеся темы. Тепло распрощались и двинулись дальше в путь.
Легкий снежок. Пуржит слегка. Так досаждавший днем ветерок с мокрым в лицо снегом, почти не ощущается. Метро. «Крещатик». Клуб «44». Садимся на любимые места. Заказываем по коктейлю. Напротив замечаем явно выраженный интерес к себе. Парочка оживленно перемигивающихся в нашу сторону взрослых мужчин.
- Рит, кажется, это наши развлекатели на вечер, - шепчу подружке потихоньку и на всякий случай набираю телефон Масяня: «Приходи. Кажется, мы собираемся нарываться на неприятности. Нужен кто-то, кто нас вовремя увел бы отсюда». Он соглашается прийти, но не раньше, чем закончит свои дела – примерно через час. Хорошо, ждем.
Один из мужчин уже топчется возле нашего столика.
- Познакомиться можно, красавицы?
- Конечно.
- А пригласить за свой столик?
- Без проблем. Чуть позже. Договорим о своем, о женском, и подсядем.
Мы дождались свой коктейль. Заказали еще. Мужчины начали выказывать нетерпение. Опять возле нашего столика один из них.
- Девочки, сколько можно нас мучить ожиданием?
- Мы уже почти готовы.
Тормозов нет, на все соглашаемся. Дикие домохозяйки в прериях на охоте. Но еще выжидаем немного – заказан сок и рассчитаться по счету.
- Надеемся, вы без кузнеца?
- Увы, но с кузнецом. Позже подтянется. Наливайте.
Успокоенные обещанной защитой своих тылов, преспокойненько заполняем оставшиеся от съеденных дома блинчиков щели чужой водкой. От отбивной, принесенные для них порции тут же были ими поделены на всю компанию, мы осторожно отказались. Женщина пьет – обещает, ест – должна исполнить обещанное. Мы воображаем, что отказавшись от еды, сохраняем независимость. Пепел сыпется в тарелки, водка проливается на стол. Хмелеющая подружка уже успевает очароваться собеседником и, хохоча, пишет на салфетке свой телефон. «Зачем я это сделала? Вот пьяная дурочка. Он же свой не дал». С легким нетерпением поглядываю в сторону входа – где же наш дружок? Уже хочется уйти под благовидным предлогом.
- А вот и наш кузнец! - вздыхаю облегченно, вскакивая ему навстречу, чтобы успеть хоть как-то оправдаться. Недовольное выражение его лица рассказало нам о нас больше, чем мы того заслуживали. Но, тем не менее, согласился присесть рядом и дождаться конца банкета. «Ты не подумай, то, что мы выпили, мы уже оплатили сами».
- Я только с проповеди.
- Проповеди?
- Друг повел меня на проповедь в свою церковь.
- Представляю, как тебе все это теперь после того, что там услышал, видится. Содом и Гоморра?
Молчит, но по лицу пробежало легкое брезгливое выражение. Ну и фиг с ним, пьяно думаю я и решаю прекратить поток оправдательных речей. Ничего предосудительного у нас и в мыслях не было. Подумаешь, в кои-то веки многодетные дамы решили встряхнуться слегка.
- А что, девочки, можно угостить вас коктейлем, а то у нас водка уже закончилась?
- Конечно, мальчики!
- Что будете пить?
- Б-52.
- Ого!
Казалось, Сергей навязанную ему нами роль уже воспринимал как оскорбление. Но тяготилась выражением его лица из всей компании, пожалуй, я одна. Мужчины по-прежнему балагурили и изо всех сил старались понравиться. Поили нашего «кузнеца» и предлагали продолжить знакомство где-либо в ином месте. Наконец, обо всем договорившись и наговорившись, мы покинули зал кафе. Только количество и крепость градусов позволили нам не испытывать никакого дискомфорта и угрызений совести перед нашим юным другом.
- Спасибо, Серёжа, - пропела елейным голоском подружка, - ты так нас выручил. Спаситель ты наш!
- Ты, наверное, иди домой. Поздно уже. Мы доедем сами.
- Куда же я вас таких брошу.
- Да мы нормальные. Доедем сами.
Как непривычно, когда тебе навязывают провожание. Это так давно было. Сейчас наши мужья свято убеждены, что на улице их женам уже бояться нечего. Их самих боятся.
- Я провожу.
Побрели по Крещатику, плохо соображая, куда и зачем, но ноги ведут к дому, как ноги старой клячи в стойло. По дороге заползли в ресторан, попавшийся по пути.
- «Шато», - пьяно откомментировала я, - классный пивной ресторан. Но мы сюда только по нужде сегодня. Смотри, Марго, какой классный интерьер в туалете!
Я уже на улице. Подружка задерживается. Руки стынут. В поисках тепла притягиваю Сергея за курточку к себе и погружаю в неё свое лицо.
- Как ты пахнешь…
- Ира, Ира…
Печально отторгающее, осуждающее. «Кто ты такой, чтобы судить меня? Масянь из поезда, нагло вторгшийся в мою жизнь на волне собственной похоти. Я просила тебя об этом? Я даже не понимала, что происходит! И ты будешь меня сейчас учить, какой я должна быть? Иди ты к своему проповеднику!»
- Не бойся, мальчик. Я никогда не сделаю того, чего ты не хочешь.
Я продолжаю источать все тот же елей, что в Харьковской поездке, ещё не осознавая, что сегодняшним вечером отсекла вчера от сегодня. И это вчера похоронится в его памяти и будет предано забвению навсегда, а сегодня останется лишь пьяное блуждание по улицам ночного города и раздражение против двух напившихся до потери самоконтроля дам.
Источаю елей, воркуя ласково и нежно, пугаю и отталкиваю его нежеланной лаской в голосе, так мало значащей для меня. Я использую этого мальчишку, только чтобы не погрязнуть в тоске. Он нужен мне лишь на время. И это время лишь всё укорачивается и укорачивается нашими встречами. Я пугаю его. Сегодня он пришел на наш зов, завтра просто не поднимет трубку, потому что все это ему уже будет ни к чему.
Он ходит на проповеди. Его затягивают в какую-то секту. Он находит в этом умиротворение, а тут я со своей неправедностью и непредсказуемостью.
«Возьми меня с собой на проповедь, пожалуйста», - прошу я его. Мне кажется, если я смогу попасть туда, я увижу сама и смогу объяснить ему, в чем губительность этого пути. Я ведь так много об этом знаю. Может, у меня получится не отдать эту душу ловцу человеческих душ? Но я должна убедить его в привлекательности и преимуществах своего мира, а он отдаляется и чурается его.
Будут ли во мне силы и желание противостоять этому?
Написала смску-извинение за вчерашнее. Он не отвечает. Через час обеденный перерыв. Обычное время для выгуливания собаки и встречи с ним. Не удивлюсь, если сегодня он постарается избежать встречи.
Но я умею ждать.
За окном всё бело от снега.
«Обещаешь, что пойдешь учиться танцевать со мной?» - «Можно», - договариваемся в кафе.
Мы у Риты. Попытка встать в пару опять наталкивается на его неприязнь. Он избегает любых контактов, всех прикосновений. Ему хорошо промыли мозги на этих проповедях. Интересно, не тема ли блуда и совращения была на последней? Чего бы так меня на него бросало вчера?
Проводили Марго. Выпили чай. С трудом вспоминаю, о чем шла речь. Помню, делала стойку на голове. Зачем? Фиг его знает! Спонтанное желание при виде свободной стены. Не хватало растянуться на глазах у С. Устояла. Слегка протрезвела, иначе не вспомнила бы об этом. Двинулись домой.
Долго-долго идем до метро. Что-то говорю. Тихо-тихо. То ли ему, то ли себе самой. Об одиночестве степного волка, о невозможности жить в единстве и согласии всех своих «я», об усталости от жизни, от нерешенности проблем смысла бытия.
Игра? Пожалуй. Подыгрывание самой себе. Разыгрывание роли. Уйти, запутать, запутаться самой, повесить вопросы, чтобы возвращаться и отвечать на них  и завтра, и послезавтра.
«Посмотри, сколько людей в вагоне, и только у этих двоих – счастливые лица. На них проявлена любовь. Люди закрываются для этого чувства, и оно покидает их. Они живут и не подозревают, что лишают себя, может, главного богатства в жизни. Цепляются за материальное, за вещи, за привычки, безопасные клише, а, оглядываясь потом в конце пути, понимают, что упустили главное. Хотя оно было всегда рядом... Пойдем сядем», - бросаю Сергея на полуслове и иду в конец вагона. Нам еще долго ехать, и я прижимаюсь к нему боком, наслаждаясь теплом его тела. Пересаживаемся на нашу линию. Мне выходить на следующей станции, ему ехать до конечной.
- Не выходи из вагона, едь домой, я дойду сама.
- Я доведу тебя, чтоб тебя не завело еще куда-нибудь мимо дома.
- Как знаешь. У меня с инстинктами все в порядке – я ночую дома.
Домой не хочется. Хочется курить. Спускаюсь в переход в надежде купить сигарет, но все закрыто. Сергей – руки в карманах - поджидает наверху.
- Тебя там кто-то должен был ждать?
- Нет, конечно. Искала сигареты.
Дошли до подъезда. Поднимаюсь по ступенькам тротуара, оборачиваюсь. Сергей остался внизу, смотрит мне вслед, не уходит. Возвращаюсь. Притянула к себе и поцеловала в губы – легкий, ни к чему не обязывающий поцелуй в его горячие ответившие мне губы. Как тогда, в день нашего знакомства.
- Спасибо тебе. Извини за беспокойство. Ты очень милый человек. Очень милый.

Я могла бы сказать тебе гораздо больше. Но вижу, какая борьба идет в тебе. Этой борьбе  «праведного» и «грешного»  я не хочу ни мешать, ни противодействовать, ни способствовать. Ты сам, в конце концов, изберешь для себя или жизнь, или только её декларацию. Слишком у многих засраны мозги манифестами. Чтобы решиться жить, надо быть бесстрашным. Бросать вызов устоявшемуся и безопасному. Этому не обучишь, это надо раскопать в себе самому.
Уже позвонила дочка: «Папа переживает, где ты» - «Я уже почти дома, солнышко, минут через десять буду».
 Мы расходимся, я оглядываюсь. Он быстрыми шагами удаляется от меня. Оглядывается. Последний прощальный взмах рукой.
Оглянулся! Как редко от меня уходят, оглядываясь. Обычно срываются с места и ныряют в небытие без оглядки.
Остается пустота.
Я машу ему и захожу в подъезд. Вот и дома. Не хочется ничего говорить и объяснять. Звонок. Маргарита. «Ирочка, как же они все мелки для тебя, они не стоят твоего мизинца. Я о твоем Сереже. Они не способны понять, какое сокровище возле них. Пошли из всех к черту!» - «Маргоша, давай завтра. А сейчас спать, спать, спать. Они хорошие. Добрые, милые, простые. А я со своей сложностью рискую остаться в одиночестве».
У мужа немой вопрос во взгляде – где была, с кем.
Затыкаю ему рот поцелуем. Какая разница, где была. Смотри, как много я принесла себя тебе.
И я люблю его так, как давно не позволяла себе его любить. Даю аванс надежды, что все может вернуться. Иллюзия страсти, иллюзия любви.
Наутро я даже не вспомню, что была ночью с ним. Я была слишком пьяна, чтобы хоть что-то почувствовать.
«У тебя не получилось?»- спрашивает обессиленный муж.
«Все нормально», - отвечаю.
Какая разница! Это просто секс. Механическое исполнение заученной пьесы на расстроенном долгими годами игры рояле. Какая разница, что я при этом чувствую. Я и не хочу ничего чувствовать. Я хочу, чтобы меня ни о чем не спрашивали.
И ради этой тишины я готова взять в рот любую гадость…

Он ни о чем меня не спрашивал. Я купила себе покой. Только утром начал оправдываться сам в ответ на обвинения предыдущего дня – в скупости и нехватке денег.
- Гера, успокойся. Я не об этом говорила вчера. Я говорила, что ненормально, если даже при твоей немаленькой зарплате не находится денег для жены, их не найдется и при тридцати тысячах, и при трехстах. Их не будет никогда, потому что приоритеты сдвинуты. И если ты считаешь, что ста гривен мне достаточно, чтобы и выглядеть, и чувствовать себя полноценной женщиной, то пусть оно так и будет дальше. Я согласна принять это от тебя. Соглашаюсь с твоей ценой. Но тогда уже, откуда и как я буду добирать недостающее, соответствующее моей себестоимости, извини, но вещь тебе неподсудная».
Материальное неудовлетворение имеет свойство проявлять себя в вещах, увы, далеких от смирения, покорности судьбе, праведности и прочая, прочая, прочая добродетель.
Быть рабом и не мечтать о свободе?

Покажите мне такого идиота.

***
24-25 ноября. Ночь, конечно же. Когда же ещё я могу писать…
Половина третьего. Только устроилась поудобнее – проснулся муж. Всё!!! Настроение писать пропало. А ведь он всего-то до туалета и обратно…

***
Позвонил С.К., попросил встретить в Борисполе его жену, посадить на поезд или оставить у себя на ночлег в случае  неудачи с билетами.
Созваниваемся с её сестрой – Оксаной. Едем за самой Ирен. Больше часа ожидаем на выходе из терминала. Выплывает, наконец, наша несчастная с совершенно жутким розовым тюрбаном на голове – чтобы не надуло, объясняет она. Измученная, с пылающими нездоровым румянцем щеками. Обмениваемся поцелуями. Она действительно горит огнем!
Рассказывает о злоключениях в Египте, там она знакомилась с новым туроператором для своего агентства. Заболела в последний день.
- Умирая, думала о детях – они ещё такие маленькие! – рассказывает она. Дети, к слову, кроме младшенькой Кристи, старше моих.
- У меня с материнским инстинктом сложности, - ерничаю я, - мне кажется, не пропадут, если меня не будет.
- Нет, ну как же, ты потеряла маму уже взрослым человеком. Разве тебе не было страшно, одиноко?
- Было. Но было и чувство какого-то облегчения. Мне, наконец, было позволено небом жить своим умом и не испытывать давления и чувства вины, что я что-то делаю не так, как мне говорят.
- У меня были другие отношения с мамой. Мы были близки.
- Мне тоже мама была очень близка, но она меня подавляла.
- Наверное, ты просто озадачивала маму несоответствием стандартам.
- Да, мама была очень милой, умной, но совершенно обычной женщиной.

На вокзале, куда мы приехали втроем, к нам присоединилась Оксана. Её силуэт – как всегда стильный и яркий, у моего мужа хороший вкус – нарисовался в проеме двери в кафе, где мы расположились до отправления поезда Ирен. Гвоздики, поцелуи сестер, быстрый осмотр больной по ходу живого разговора:
- Не обижайтесь, это у меня профессиональное.
Врач – пациентка, диагноз, таблетки.
- Найдите моей сестричке мальчика! – взывает Ирен.
Муж уходит за билетами.
- Ирен, есть мальчики! И есть потрясающие мальчики для твоей сестры. Но есть и мой Гера, который не даёт мне ввести в наш круг друзей-мужчин, потому что обуян ревностью и видит в каждом из них моих потенциальных возлюбленных.
- Так ты без Геры…
- Так я без Геры полтора года не могла из дома выйти. Я уже думаю, не отдать ли мне своего драгоценного твоей Оксане. Ведь все необходимое – богатство, красота, ум, порядочность - в нем присутствует. Они с Оксаной друг другу нравятся. Отдам, думаю, а себе кого-то из молодежи подберу для бега на длинные дистанции.
- Ты что, моя сестричка из порядочных девочек, она из семьи мужей не уводит.
- Я же не уводить предлагаю. Так отдаю.
Мы смеемся. То ли в шутку, то ли всерьёз, так и доковыляли до моей Тьмы. Я была подогрета разговором в аэропорту. Пока ожидали Ирен, муж завел речь о необходимости поменять машину.
- Ты меня в качестве советника привлекаешь или я должна просто согласиться с тобой?
- Ты считаешь, что нам не нужна машина?
- Нужна, но она у нас есть.
- Я о том, чтобы поменять её на новую.
- У нас есть лишние деньги?
- Что ты имеешь ввиду под словом «лишние»?
- Лишние деньги, которые нам некуда пристроить, поэтому мы решаем поменять машину. Если ты спрашиваешь меня о лишних деньгах, то мой ответ: «У меня лишних денег на покупку новой машины нет». Нет даже того мизера, который необходим на удовлетворение минимальных потребностей. Я не могу ни снять комнату в коммуналке – о квартире не говорю вообще – где можно было бы уединиться ото всех и работать над своей книгой; я не могу купить себе одежду, какая мне нравится, потому что при любых наших доходах, когда наша семья жила с размахом и ни в чем себе не отказывала, всегда существовала одна статья экономии – вы всегда экономили на мне. «Мама апельсины не любит, маме нравится корочки нюхать». Так всю жизнь на корочках. Поэтому мне непонятно,  в качестве кого я должна выступить перед тобой – советчика? – тогда я против покупки машины, ставишь меня перед фактом? – я принимаю к сведению и в обсуждении не участвую.
Закончив этот монолог, я отвернулась. Со стороны никто не догадался бы, что эта хорошо одетая пара ссорится. Мы не просто ссоримся, за тот час ожидания Ирен мы успеваем разъехаться по противоположным полюсам планеты Земля. Ты в Арктике, я – в Антарктике : «Ау! Я не хочу тебя даже слышать». Хлад и нетерпение друг против друга – и всё под маской. Всё под непроницаемой маской лицемерного благодушия. Это уже и не маска, это – наша суть. Мы срослись с этой игрой.

- Ира, давай будем вести книгу расходов, и ты увидишь, куда уходят деньги, - предложил, переварив сказанное мною муж, - ты увидишь, что я на себя трачу не больше, чем на тебя.
- Герочка!!! Я НИКОГДА БОЛЬШЕ в своей жизни НЕ БУДУ ВЕСТИ НИКАКИХ КНИГ РАСХОДОВ, я вела их всю жизнь с тобой. Веди их сам, мне осточертело записывать, сколько не я трачу не своих денег. Деньги все у тебя. Зарабатываешь их ты. Тратишь их тоже ты. Я в этом почти не участвую. Но я твоя жена, ты как муж, должен содержать меня. Если ты считаешь, что я могу обходиться тем, что ты мне даешь, я как жена с этим соглашаюсь. Это твоя цена. Внутри себя я имею право считать, что стою дороже, поэтому снимаю с себя моральную ответственность за то, где и как я доберу недостающее. Ограблю ли тебя и семью, сняв деньги с твоего счета, заработаю ли их более достойным образом, или напишу пасквиль, разоблачающий жизнь таких благополучных семей, как наша, то, как я заработаю – уже не твоего влияния территория. Ты свою цену мне определил. И я с ней не согласна. Я согласна с тобой, что для тебя я дороже не стою.
Гневная, спокойная, уверенная. Разодетая, как Жар-Птица. Менее всего похожая на ту женщину, о которой ему сейчас говорю. Но это внешняя оболочка кокона. Я сделала себе кокон совсем недавно, чтобы превратиться в бабочку. Но я еще не бабочка. Мне не страшно говорить ему эти слова. Я не собираюсь больше мириться и прятаться, и глотать тайком слезы обиды. Я обязательно стану бабочкой. Когда окончательно окрепну в новом своем жилище – под маской уверенной, красивой и независимой в суждениях женщины. Да, под маской…
Мы стоим молча минут десять. Перевариваем сказанное и услышанное.
- Можно я тебя поцелую? – он приближает ко мне свои губы. Мне все равно – пусть целует.
Прижимаюсь к нему щекой. Такой уютный, теплый, любящий… и такой нелюбимый, что мне становится страшно за себя.
Я не смогу бесконечно держать эту нелюбовь в себе.

***
Это выплескивается наружу.
- Какие у нас планы на сегодняшний вечер? – спрашивает муж в обед.
- У меня грандиозные планы на вечер.
- Ну, тогда я забираю машину. Надо чередовать наши выезды на машине.
- Машину беру я, - зло обрываю я его попытки посягать на мой вечер, - разглагольствования о равенстве неуместны там, где у одного есть служебная машина, а у другого её нет.
Неожиданное мое нападение повергло его в состояние растерянности и подавленности, и я с мушкетом наперевес решила добить «врага» на его территории – ни пяди отвоеванной земли не отдам!
- Следующими твоими словами, милый, будут – хорошо, любимая, иди гуляй, только, пожалуйста, сними с себя все, что куплено на мои деньги, и иди с голой жопой. Не так ли?
- Ты утрируешь.
- Нет, солнце моё, я только озвучиваю твоё подсознание. А оно кричит – хочешь идти – уходи, только учти, что всё, что есть вокруг тебя – моё: и машина, и одежда, и квартира, и деньги, и даже дети – тоже мои, потому что я могу их содержать, а ты нет.
- Да, - говорит Гера, - я могу их содержать.
- Да, ты можешь, а я нет. Но это не значит, что это меня удержит возле тебя. Материальное рабство унижает и держит. Но это не значит, что я готова сносить его и дальше. Для себя я уже решила и выбор сделала. И если я ещё здесь, с тобой, то только потому, что не хотела делать тебе больно, а не потому, что хотела быть с тобой.
- Значит, всё? Значит, пора расходиться? – муж включается в игру слов, в игру эмоций.
- Я говорила тебе, что семнадцать лет держала брак, но держать его дальше отказываюсь. Ты подхватил, ты старался удержать его на своих плечах, а я в это время пыталась опять полюбить тебя  – такого, каким ты стал. Потом я поняла, что мне не удается сделать это. Слишком много прошлых обид.
- Брак – это компромисс, Ира!
- Гера, это компромисс двоих, когда оба, слышишь, ОБА заинтересованы в конечном результате – сохранить этот брак. У нас заинтересованных – один. Ты. Мне – всё равно. Я здесь, потому что дети, потому что я вижу, что ты стараешься сохранить семью. Но я говорила тебе, что наш брак сейчас держится только на твоей способности терпеть, сносить и ждать. Закончится твое терпение – закончится семья. Устанешь ты – семья распадется. Ты устал – я уйду. Мне проще уйти, чем продолжать притворяться. Я полтора года делаю усилие над собой, но у меня ничего не выходит.

Он грустен. Очень грустен и подавлен. Но это уже не тот Герман, что был год назад. Он уже готов принять мысль о разводе:
- Надо дать друг другу шанс устроить свою жизнь иначе, - соглашается он.
Я не собираюсь затевать бракоразводные дела. Он сдался первым. Я еще в силах давить себя и на развод подавать не собираюсь. Статус замужней женщины меня не гнетет. Я научилась быть свободной, ничего не меняя вокруг себя. Оставаясь в той же среде, в тех же социальных рамках.
 Меня всё устраивает. Мне только нужно немного простора. И я его отвоевываю.
Но вслух продолжаю совершенно другое:
- Если развод неизбежен, то лучше это сделать сейчас, пока у нас еще нормальные отношения. Пока мы не отравили друг другу жизнь упреками и претензиями, которые неизбежно будут накапливаться и сделают совместную жизнь несносной.
- Я не обвиняю тебя…
- Гера, ты обвинишь меня потом, лет через пять, десять, двадцать. Эти обиды никуда не уходят. Они оседают на дно души, пока мы любим, и всплывают с этого дна, когда любовь уходит. И тогда жизнь для тебя превращается в ад.
- Может, ты и права.
- Да, Гера, к сожалению, это так. Я уже слишком много причинила тебе боли. Ты не сможешь мне этого простить потом.
Я сама верю тому, что говорю.
Но мне не страшно.
Потом мы лежим тихо вместе на кровати. Обнявшись. Ему грустно.
А я в предвкушении встречи с любимым. Я встречусь с ним и все пойму, на каком я свете. Но каждая встреча ещё дальше отдаляет меня от разгадки этой головоломки – от понимания, что же на самом деле происходит с ним и со мной.

***
Общаемся с Сергеем довольно тесно. Переписка в инете. Постепенно понимаю, что те неприятные перемены, которые происходят в нем – результат манипулирования его сознанием кем-то очень искушенным в этом деле. Несколько наводящих вопросов, и картинка совершенно ясна – мальчик под влиянием сектантской магии. Бросаюсь в омут! Вытаскивать! Загрузилась книгами в Китаево, перечитала все, что было дома, пишу, объясняю, неистовствую – эхо! Он меня не хочет слушать. Мои доводы кажутся ему агрессией против него. Ещё чуть-чуть и, защищая себя, он закроется окончательно. Как же я проглядела, ведь о каком-то товарище из какой-то там церкви он говорил ещё в самом начале нашего знакомства, я насторожилась, но расслабилась, переоценив его способности критически противостоять ереси. Он почти ничего не знает, практически не читающий. Его доводы всегда поражали меня дилетантским неведением и нежеланием хотя бы чуть-чуть приподняться над собственной безграмотностью. Я выхожу из себя и понимаю, что здесь я бессильна.
- Иришка, - вдруг наталкивает меня на мысль Рита, - у тебя же есть прекрасный повод связаться с твоими друзьями. Вы вместе будете «спасать» мальчика.
- С друзьями? – действительно, как я не подумала. Он не хочет дружить со мной, я не представляю для него интереса, но от своих друзей он же не откажется!
- Странно, как ты сама не додумалась. Вроде бы так мастерски продумываешь все.
- Да, как-то вот и в голову не пришло, что Серегу можно просто как приманку использовать.
Написала Володе, что их друга затягивают в секту. «Откуда такие сведения?» - откликнулся он. Я ликовала! Мне было плевать на то, что будет с Масянем. Он больше не имел для меня никакого значения. Что с ним будет, куда он по нерадивости своей влипнет – плевать! Володя откликнулся! Вот единственное, что мне нужно. Но довожу игру до конца. Это повод, это всего-навсего повод. Хоть каким-то местом ты это чувствуешь? Или твою броню, танкист, мне не пробить никогда?
Да, ваш друг влип, да, мы общаемся. Мне не справиться одной – у меня нет на это времени. У меня семья, а ему нужны друзья, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким. Таких в секту и заманивают посулами любви и искренней дружбы. Не оставляйте его без внимания. Я приеду, привезу кое-какую литературу, почитайте. Кто там будет читать! Они же все из того же теста, что и он. Живут своим умом, предполагая, что его у них в избытке. Самородки, блин! «Мойдодыр» недочитанный! Зажевываю свой интеллектуальный снобизм и еду. Сначала в Китаево. Заказала Сорокоуст обо всех сразу – и о муже, и о себе , и о друзьях своих – все сразу, с Божьей помощью. Одну шахматную партию разыгрываем, надо держаться вместе и под Его защитой. Книга по тоталитарным сектам, проштудированная ночью и процитированная накануне Масяню. Полубессонная ночь в предвкушении встречи с Владимиром. День, проведенный в борьбе с внутренней неуверенностью в себе. Срыв! – разговор с мужем, доведенный до крайности – развод и точка! Как же! Мне ещё пока некуда идти, я буду сидеть в своем гнезде, пока полностью не оперюсь и не почувствую силу в крыльях. Да, соглашаюсь и грущу вместе с ним, развод неизбежен. Но, говорит он, давай попробуем ещё раз. Мы поедем отдыхать на воды, будем только вдвоем. Давай дадим еще один шанс нашей любви возродиться. Да, - соглашаюсь я, а думаю о Другом. Собираюсь с духом. Проводила мужа на работу, навела красоту и поехала.
Блуждала добрых полтора часа, пока нашла. Они, эти полтора часа, у меня были – Владимир задерживался в деревне по работе. Наконец, я на месте. Ищу улицу,  дом. Да, вот две машины, наверное, его и его брата. Синие огонечки сигнализации на обеих мигают в такт ударам моего готового выпрыгнуть из груди сердца. «А где же ты?» - стучит оно все учащеннее.
Звоню, «не нахожу ваш дом».
- Я выйду встречу.
- Выходи.
- Я тебя вижу.
Боковым зрением схватываю силуэт в проеме подъезда. Он! Подбежать, обнять, расцеловать.
- Я тебя тоже вижу, - говорю в трубку и, поворачиваясь, иду навстречу.
Милый, смешной, нелепый, какой-то весь окружностями – ноги с легкой кривизной. Всё замечаю в одно мгновение! – млею от этой кавалерийской кривизны. Руки, словно только что избавились от какой-то ноши, локти слегка разведены в стороны, сейчас бы быть схваченной ими в объятья! Прочь, наваждение! Улыбка, - темно, но я её вижу, ослепительная, обезоруживающая. Я пропала! Походка – какая смешная, уверенная, но какая-то нескладная, смешная походка. Какая ерунда! Нарочно прохожу очень близко от него, проскальзывая в подъезд, чтобы почти коснуться щекой его лица.
Как бы я хотела поцеловать тебя, мой нелепый герой!
«Урод? Я буду любить урода!», - вспоминаю свой сон. Свой третий сон, навеянный пельменями.
Второй, в котором он ушел с толпой, а я осталась одна, уже осуществился.
В третьем он наговорит мне массу грозных и неприятных моему слуху речей.
Но это – не сон. Это – явь.
Наконец, я вижу, где он работает. Неожиданно много народу вокруг. Значит, кружева не пригодятся. Может, и лучше, чтобы так. Пока кружила по городу, поняла, что не смогу переступить порог запретного и на этот раз.
«Это Серёгина приятельница, она переживает за Серёгу, я говорил тебе», - представляет он меня своему брату.
- Ирина.
- Анатолий.
Они совсем не похожи. Симпатичный, складный, уверенный в себе и уютный Анатолий. И нервный, неправильный, какой-то весь ушедший в глаза и улыбку, Владимир. Он совсем другой. Он здесь и не здесь. Где-то очень-очень глубоко на дне своих глаз.
Он чувствует, что я нет-нет да посмотрю на него. Изредка встречаемся глазами, тогда появляется легкая улыбка. Он словно знает обо мне что-то.
Господи! Да не что-то, он всё обо мне знает. Знает, что в кресле напротив сидит влюбленная в него до дрожи в теле женщина. И, хотя я не смотрю на него, знает, что я чувствую его взгляд. Что ради этого взгляда готова сидеть в этом кресле до второго пришествия.
Он о чем-то спрашивает, но я почти не отвечаю. Не хочу уходить в болтовню. Всё красноречие ушло на то, чтобы обаять его брата, заставить поверить, что мой приход к ним действительно вызван лишь тревогой за их друга. Какая игра! Какое женское коварство! И вот, обессиленная, растеклась в кресле и, ещё немного, и сил на то, чтобы уйти, не останется совсем.
Односложно отвечаю на вопросы. Я не об этом пришла говорить с тобой. Ты столько раз сбивал меня на ни к чему не обязывающий трёп, и я уходила от тебя опустошенная и неудовлетворенная. Не поддамся! Буду молчать.
Ерунда! Я говорю с тобой, милый! Говорю руками, ногами, телом. Я не в силах держать в себе желание. Каждое моё движение, каждый жест, взгляд кричит тебе о нем. Ты видишь это?!
Он сидит, сосредоточенно заполняя экран компьютера какими-то одному ему понятными и значимыми символами. А вопиящий символ обожания сидит напротив и изнемогает от желания взлететь вместе с ним к самому Солнцу.
По лицу легкий румянец. Ему жарко? Он смущен?
- Мы едем поздравлять маму Сергея с днем рождения. Поедешь  с нами?
- Да, - не колеблясь ни мгновения, соглашаюсь я на авантюру. Домой-то мне точно ехать незачем.
- Сергей знает, что вы с Володей знакомы? – спрашивает Анатолий.
- Он нас и познакомил. Правда, думает, что полгода назад мы расстались.
- Так ты точно едешь?
- У вас есть время передумать брать меня с собой.
- Почему же, поехали.
Едем. Свою машину он оставляет на стоянке, пересаживается в мою. «Собирался ночевать дома?» - сообразила слишком поздно я, может, стоило все-таки дождаться своего «счастья». Но уже у Сергея – «Ты, Ирин, всё от семьи бегаешь?» - неприветливо отреагировал тот на мой приезд – замечаю, как лицо Владимира проясняется в ответ на смски, зачастившие ближе к концу нашего совместного вечера. Он что-то пишет в ответ, закрывает крышку телефона, отстраненно смотрит в экран телевизора. На лице блуждающая улыбка. Он не здесь, понимаю, наконец, я. Он там, с кем-то, кто ждет его прихода домой. Боже! Что я тут делаю? Я же не нужна здесь никому! Даже себе.
Отчаяние, граничащее с безумием. Бежать! Бежать вон из этого дома. Остановить своим бегством это унижение пренебрежением мною. Я слепая и наивная в своей уверенности, что он способен на какие-то чувства ко мне. На чувства способен. Но не ко мне!
Я срываюсь и спасаюсь бегством в ночь. Опьяненная горем и выпитыми граммами водки. «Водки, водки ей налейте, она выпьет и поедет», - разве не мне с плохо скрываемым раздражением – раздражением? – мне казалось, что это была досада, а её я толковала в свою пользу – говорил он, глядя в упор. Слепая! Глухая! Поделом мне, дурочке! «Что ей стоит выпить и поехать. Кто её остановит!» Вон, вон из этого дома. Униженная и раздавленная. Его агрессией. Этими смсками – с кем он договаривается? о чем? Что я тут делаю? Я напиваюсь. Я действительно напиваюсь, впитывая и эту агрессию. Может, она всего лишь неудовлетворенное желание? Не отторжение? А бессилие невластия надо мной? Я и его агрессию вбираю в себя как благо, как надежду на что-то, что когда-нибудь обязательно случится.
Я опять не могу ответить ни на один из своих вопросов. Опять ничего, ничего не понимаю. Кто он мне? Друг? Враг?
Он боится или ненавидит меня? Меня и всё то, что я принесла в его жизнь. В его размеренную, одинокую жизнь.
Одинокую? А может, у него просто кто-то есть?
Да, конечно же, у него есть кто-то, кто ждет его! Кому он смсит и обещает вот-вот приехать. Ради кого он отказывается от какого-либо общения со мной. И из-за кого я вызываю у него плохо скрываемое раздражение. Боже, как всё просто!
Внезапное отрезвляющее прозрение.
Как бы ни хотелось мне побыть здесь подольше, я должна встать и уйти прямо сейчас. Разорвать эту нить притяжения к нему. Прекратить этот унижающий меня цирк.
Мне здесь не место.
Моего места нет теперь ни рядом с мужем – я выставила себя из брака добровольно ради химеры свободы.
Моего места нет теперь и здесь – оно, пока я, как мне казалось, взращивала «большое и светлое» в нас обоих, оказалось занято кем-то другим – без всех этих сложностей.
- Извините, мне пора уходить.
- Сейчас, фильм закончится, мы все пойдем.
Фильм! Здесь у них под носом трагедия, фарс, «Санта-Барбара». Слепцы, тупо устремляющие невидящие взоры к мерцающему голубым светом мыслезаменителю.
- Мне, действительно, пора уходить, - дожимаю интонацией на «пора». Но правильнее было бы сказать другое: «Моё время здесь истекло. Я иссякла». Меня ждут дома, но туда я могу не возвращаться. Здесь мне тоже больше нечего делать. Меня здесь не поняли, не оценили, не делают ни малейшей попытки удержать. Зато унизили, обидели, выставляют за двери своей жизни.
Меня провожают лишь эта рано состарившаяся от нищеты и нелюбви женщина, день рождения которой совпал с моим днем низвержения в ад, и её муж, ослепленный и восторженно сияющий глазами на мои яркие перья. Неведомая птица, посетившая их убогое жилище, неожиданно вспорхнула и, обдав жаром вспыхнувшего в свете звезд оперенья, покинула его, подарив надежду на продолжение чуда. «Приезжайте к нам просто так, без повода. Поболтаем, водочки выпьем. Я вас на дачу свою свожу. Приезжайте». «Да», - обещаю я, искренне веря, что обязательно воспользуюсь её приглашением. А сейчас я хочу убраться из этой компании молодых, сытых и довольных жизнью самцов, ни один из которых не оторвался от экрана и не приподнялся над стулом, чтобы хотя бы изобразить сожаление по поводу моего ухода.
Повисаю на мгновение у всех них над головой в последнем «пока!» и улетаю прочь-прочь из этого дома.
Села в машину. Завела двигатель. Закурить бы. Нечего. Звонок подружке:
- Мы ждали, ждали тебя. Ада, та до сих пор ждет, а я уже поехала домой. Зайди к ней.
- Нет, Марго, уже поздно. И не то состояние. Хватит на сегодня. Поеду домой.
- Ну, смотри. Так как там у тебя?
- У него кто-то есть, Рит. У него просто кто-то есть. И я, как неприкаянная рядом. Сбоку - припёка.
- Конечно, кто-то есть, - как всегда согласилась со мной подружка, - это сразу ясно. Избегает, значит, кто-то есть.
- Значит, такой он верный. Ладно. Это не так уж и плохо…

- Привет ещё раз. Хотела поблагодарить вас за доставленное удовольствие поскучать в вашей компании.
- Мы что должны были ещё и сплясать перед тобой?!
Опять эти крики. Это что - разговор двоих тайно влюбленных? Это - звонок оскорбленной, скрывающей свою обиду и досаду и ответный рёв доведенного до исступления неудовлетворенного зверя.
- Решила не ждать, пока ты со всеми своими барышнями о любви и дружбе договоришься. Спасибо, одним словом. Пока.
Он ещё не с ней.
- Пока. Звони.
Я ревную. Я страшно ревную и готова бежать на край света от собственной ревности. Я страшно ревную тебя, оказывается.

***
Мне казалось, боль ушла.
Утром поддразнила смской: «Так хотела тебя вчера, а ты продинамил. КАК ВСЕГДА». Напомнила о дне рождения его знакомого митрополита. «Я знаю»,- ответил В. Двусмысленно. Знает, что хотела, или о дне рождения?
Если бы ты знал, как мало в моих шутках игры, как много в них того, что думаю и чувствую на самом деле. Шут. Паяц. Комик-группа. Куча масок и тяга к лицедейству. Но я хотя бы в шутку, но говорю правду. А сколько людей обрекает себя на вечные скитания по безбрежным просторам притворства и лжи из-за панического страха быть честными с собой…
***
Я просила у Бога за нас четверых.
Вот Он и помог всё оставить на своих местах.
Он считает, что так будет лучше для всех.
Но если хотя бы в одной из этих четырех душ живет сомнение в верности выбора, имею ли я право прекращать борьбу?
Я ведь все равно люблю этого человека. Разве мало во мне силы, чтобы противостоять обстоятельствам, складывающимся против меня?
Разве что-то может остановить меня, кроме меня самой?
А себе «стоп!» я еще не успела сказать.
Я только увела себя из невыгодной партии.
***
Уже утро.
6 утра. Действительно, утро.
Пишу. Какая цель?  Чего-то достичь пером?
Чего именно?
Достатка? Материальной отчужденности от семейного общего корыта?
То, что я пишу, - бесовское. Оно может помочь мне «разбогатеть», чтобы вырваться из святого, хранимого Богом, обиталища моего тела – нашего с Герой брака. Но бесовское ли то, ради чего я хочу вырваться? Ради свободы любить и принадлежать тому, кого я люблю. Или ради свободы выбирать самой – жить с любимым или терпеть жизнь с нелюбимым. Или ради самой свободы. Без всякого выбора.
Пока я материально зависима, я могу только декларировать эту свободу. Выбирать я не могу. Я – рабыня.
Я рабыня своего чувства к Владимиру, не любящему меня.
Рабыня мужа, имеющего на меня все права.
Я хочу свободы от всех.
Хочу освободить себя для начала хотя бы от денежного рабства, чтобы, уже будучи свободной, решить, должна ли я всех покинуть или остаться с тем, кто всё это время любил, ждал, верил мне и верил в меня. Кто знает, может, это будет и мой нынешний муж. А может, его место займет кто другой не менее достойный.
Полюблю ли я его? Это я о муже.
Полюбит ли он меня? Это я о другом…
Вопрос…
Хотелось бы, чтобы ответом на него было не материальное превосходство их надо мной, а равенство. Где деньги, там – продажность.
Любви среди денег нет.


25-е. Ноябрь.
Кто пишет, обрекает себя на жизнь в аду.

Я лишила себя спасительного забвения. Возвращаясь вновь и вновь к своей боли, находя всё более точные слова для её выражения, я делаю эту боль в себе неутихающей. Многократно пережитая, она становится моей частью. Вместо того, чтобы забыть о ней, я погружаю её в себя, а себя в неё. Остаюсь во вчерашнем дне, с тоской взирая из него в день сегодняшний. Погруженная в прошлое с головой, не вижу для себя просвета  и в дне завтрашнем. Я слишком все хорошо помню. Я ничего не могу и не хочу забывать.
Избавить себя от этого ада, можно только прекратив писать. Этого уже сделать не могу. Это уже давно не дневники. Это- путь к себе. Болезненное, мучительное погружение в мир своего космоса. Одинокий путь в небытие.

- Зачем ты ложишься в шесть? – недоумевает выспавшийся муж.
Молча переворачиваюсь на другой бок и накрываюсь с головой. Меня невозможно выдернуть из сна. Но это и не сон. Я уже не могу спать так, как раньше – без снов, без мыслей.
Я строю фразы, проговариваю предложения и реплики своих героев, заставляю их двигаться и жить в согласии с тем, что задумано мною. Но сплю. И выстроенные и вылизанные фразы улетают прочь, аккуратными стопками укладываясь на дно моего подсознания, чтобы когда-нибудь размашисто и смело воскреснуть на страницах.
- Да, я ложусь в шесть, - молчу я ему в ответ, - но кто, как не вы вынуждаете меня к этому? Я могла бы уединяться днём, но крайне редко получается абстрагироваться от семьи, от зверей, наполнивших наш дом. Я одна только ночью. А ночь наступает лишь тогда, когда последний ребенок засыпает, что нередко случается лишь к двум-трем часам ночи.
Открываю тетрадь и встречаюсь, наконец, сама с собой…
***
Тяжелые, мучительно неподъемные отношения с Сергеем. Всё – в переписке. Лёгкость и влюбленность, навеянные нашей совместной поездкой в Харьков, сменились у него тяжеловесным осознанием некой греховности и вины перед неосязаемым некто. Он словно испытывает угрызения совести за одни только свои мысли. Ни ему, ни мне казнить себя не за что. Мы уезжали приятелями, вернулись друзьями. Как же недолговечна оказалась эта дружба! Он закрывается от меня, словно чувствует какую-то опасность, от меня исходящую. Он не понимает, в чем эта опасность. Ему кажется, что я посягаю на его внутренний «светлый» мир. Но этот «свет» в нем – не свет истинной веры, он зажжен сектантами, это гнилушка. Какой же бред он сейчас несет! И я в этом полумраке для него исчадие ада, постоянно провоцирующее и призывающее к разврату. Он не слышит меня, когда я возвращаю ему его же цитаты – искаженные и перевранные – из Писания в очищенном виде. Он этих слов нахватывается на своих проповедях, я беру их из первоисточника. «Прочти же, наконец, сам!» - кричу, не выдерживая, я. Он взрывается и хлопает дверью в ответ: «Не используй против меня библию, тем более отдельными фрагментами. Такая «помощь» от тебя мне не нужна». Ему вообще я не нужна. Я принимаю его обвинения и отхожу в сторону. Распаленный спором разум не дает нам договориться хотя бы о каких-то сносных отношениях. И мы разбегаемся по разным краям Земли уж в который раз и неизвестно насколько.
Ему кажется, я воплощаю собой бесовское. Я мню, что несу свет. Иду в церковь и ставлю свечки во спасение его души. Секта заменяет ему общение, скрашивает ожидание. «Я жду свою девчонку». Да жди ты её сколько угодно! Я ревную? – Бред! Мне нет дела ни до каких его девчонок. Они претендуют совсем не на то, что нужно от него мне. Мне хочется удержать его душу, а не посягать на тело. Но, пытаясь остановить его соскальзывание в сектантскую яму, кричу отчаянно, бросая вызов здравому смыслу: я люблю тебя, твою душу, ты очень дорог мне.
Ему не нужна моя любовь. В ней слишком много тени. Слишком ко многому его обязывает. А ему не хочется быть обязанным мне ничем. Все бесчувственнее и бессердечнее он становится. Всё неблагодарнее.
Я ждала благодарности? За что? За то, что навязала ему эту поездку себе в утешение?
Я хотела использовать его только как тропинку к сердцу Владимира. О том, что при этом будет чувствовать этот мальчик, когда узнает, что всего-навсего был мне утешителем, не хотела и задумываться. Оставляя муки преодоления угрызений совести до своих лучших времен.
Значит, я получаю сейчас по заслугам. И равнодушие, и дерзость, и неприятие.
И все-таки я пытаюсь переубеждать его в вопросах веры и пытаюсь заговорить собственную совесть, оправдывая себя переживаемыми мною утратами. Мне кажется, от того, проиграю я или выстою в этом противостоянии, зависят не только наши с ним взаимоотношения, не только дальнейшие жизни порознь каждого из нас в этом земном воплощении, но и то, в чем мне придется держать ответ в конце своего пути перед Тем, кто отпустил нас сюда жить каждого своим умом.
Мне придется платить за все. За нелюбовь к мужу, за любовь к Владимиру, за небрежение своими обязанностями жены и матери, за нерадение к учебе детей и потакание их лени. Придется платить за все, чего я не сделала в своей жизни. И крыть мне будет нечем. Только тем, что я сделала.
А сделанного – так мало.
Я раздаю себя всем, кто нуждается в моем тепле и участии, и взамен получаю страдания. Но обделяю теплом тех, кто принимает меня и такую – мятущуюся и неустроенную, не находящую себе места и пристанища, винящую их в своей несвободе – своих близких. И взамен от них все равно получаю любовь. Они самое ценное и дорогое, что у меня есть. А я заставляю их чувствовать себя виноватыми в моих терзаниях.
Я смиряюсь. Осознаю, наконец, свой грех. Мне надо пощадить их. Остаться здесь и любить их так, как я любила их всегда.
Без моей любви семьи не будет. Без моей любви в их сердцах поселяется одиночество и отчаяние.
Я остаюсь.
Я ещё не знаю, как я уравновешу своё пребывание здесь и там, где живет моё сердце. Но знаю, не покину тех, кто нуждается в моей любви больше всего – детей, мужа.
Я разорву своё сердце, выверну его наизнанку, но смогу одарить его жаром всех, кто мне дорог.
***

Вчерашний день был очень плох.
Столько нелюбви выплеснуто на мужа и на страницы дневника.
Но это – тоже я. Это всё мой Ад с названием Жизнь.
Хватит. Устала. Обед.
***

Пишу В.: «Когда освобождаешься?»
Ответь, пожалуйста. Неважно что. Просто ответь мне. Мне так плохо оттого, что ты есть. Потому что я все время жду тебя.
***

Мне нет пристанища, нет покоя, нет умиротворения в душе.
Я мечусь и не получаю ничего, ни единой весточки, с тех берегов, у которых пытаюсь бросить якорь своего корабля.
Это чужие, не мои берега.
Я знала это с самого начала, но всё равно поплыла к ним, влекомая призывным светом маяка: «Здесь тихая гавань. Здесь ты сможешь снять усталость и сбросить груз пережитого ранее».
Я поверила видимому и не поверила внутреннему предостерегающему чувству – не иди, не плыви, это не твое, чужое. Ты не обретешь здесь покоя, только ещё больше запутаешь и усложнишь себе плавание по океанам жизни.
Но я поплыла на огонь маяка. Слишком долгим и утомительно изматывающим был мой путь, хотелось, наконец, тишины, покоя и счастья.
Я обрела их? Нет.
Теперь я ещё более несчастна.
Пираты разграбили мой корабль, сорвали флаги с моих мачт, выбросили за борт мою команду и собираются вздернуть меня на рее.
Но ещё впереди ночь.
Я перегрызу веревки, связывающие мне руки и ноги.
Подниму паруса.
И сбегу от всего, что сделало меня заложницей ситуации.
У меня ещё будет завтра…

***
Договорились с подружкой о встрече. Шестой час. Жду. Её все нет. Тоскливо на душе.
Муж после обеда так и не пошел на работу. В приливе тоски и одиночества проникаюсь состраданием и нежностью к его истерзанному сердцу. Целую его в губы. Он весь ещё мой. Счастлив той малостью, что дарю ему.
«Давай позвоним твоему брату? Марку? Давай же позвоним кому-нибудь!»
Я ищу выхода. Мне нельзя оставаться с ним с глазу на глаз, один на один. Я не выдерживаю этого одиночества.
С ним я одинока…

***
Перекликаемся с Генри Миллером. Мы на одной волне. На волне тоски.
Писательство- самоистязание души.
Загибаю странички его книги одну за другой. Это все про меня. Это все – обо мне. Нет ни одной строчки, под которой я не подписалась бы. Всё уже пережито и перестрадано. Я не открываю ничего нового, я только переживаю всё заново своей жизнью. И пытаюсь писать об этом по-своему. Но у нас даже язык схож. Язык сумасшедших и ангелов.

***
Я придумала себе В.
Я увлекла себя им, наделив его своими собственными добродетелями. Где он, а где придуманное мною о нём?
Первое очарование. Первая встреча. Открытый человек с ясным искрящимся взглядом и обезоруживающей улыбкой. Вот он заговорил. Какая легкость в мыслях, какое феерическое остроумие. Мы понимаем друг друга с полуслова, с полунамека. Он начинает фразу, я чувствую её продолжение, начинаю говорить сама, и уже в ответ его глаза,  светящиеся пониманием.
Это было.
Я не могла ошибиться.
Я только помню, что очень испугалась ответного его порыва.
«Этого не может быть!» - мелькнуло в голове и сбило пламя вспыхнувшей во мне к нему сумасшедшей симпатии. Я побоялась своей «благодарности». Закомплексованное, затравленное существо во мне готово лизать руку всякого, кто выделяет меня в толпе сразу - без моей предварительной пристрелки. У меня нет оружия красавицы – поэтому я избыточно благодарна тому, против кого мне не надо вооружаться вообще. Я испугалась. Но пройти мимо не смогла. Я обязательно полюблю его, сказала себе. Надо только привыкнуть к этой мысли. Что я опять могу любить. Надо собраться с духом на это.

Такая вот первая встреча.
Что произошло с ним потом?
Я никогда больше таким открытым его не видела. Сжался. Спрятался. Закрылся от меня навсегда. Что его напугало? Что оттолкнуло?
Я никогда больше не встречала в нем ту искрометность и легкость первого свидания. От всего остались лишь его улыбка и глаза.
Но я держала в памяти воспоминание – первое впечатление и, разговаривая бесконечно с ним о нём, о себе, обо всём, что волновало меня, обращалась именно к той части его души, где, как мне казалось, сидит тот умный, тонко мыслящий и чувствующий человек, которым я очаровалась в первое мгновение нашей встречи.
Я сделала его собой или себя им. Нарисовала на стене его портрет и говорила-говорила долгими бессонными месяцами с портретом на стене, а не с живым человеком.
А живой уходил от меня всё дальше и дальше. Не понимая, не принимая, не соглашаясь, не отождествляясь с придуманным мною.
Он не поверил тому образу, который я сотворила в себе и воплощала в нем. Он так и не стал тем, кого я ваяла.
Возможно, он вообще не тот, кого я себе придумала.
Я так и не увидела в нем больше ни подтверждения, что он умен, ни того, что он способен воспринимать мир, преподносимый ему мною.
Во мне ему виделись лишь беспросветный пессимизм и преувеличенная склонность к паясничанью.
Он не увидел ни глубины, ни разнообразия разыгрываемых мною перед ним ролей, ни света, ни тьмы. Он не увидел ничего, что привлекло бы его внимание. Абсолютно ничего.
Я продолжала осыпать его бриллиантами и изумрудами, а он отмахивался, уверенный, что эти искрящиеся камешки – всего-навсего осколки бутылочного стекла.
Он ничего не увидел во мне стоящего.
НИЧЕГО!
Он просто оказался не способен оценить всё то, что есть во мне.
ОН ПРОСТО НЕ МОЙ ЧЕЛОВЕК!

27-е.
Зачем я пишу эти даты? Они так мало значат…
***
У сына первые пробы пера. Пишет несколько строчек дневника, даёт мне на суд. «По-моему, полная фигня, - говорит, - мне не нравится».
- Ты не прав, - возражаю ему. – Нельзя писать, думая о том, как это будет читаться кем-то. Ты просто пиши. Пиши для себя. Пиши себе, чтобы потом это вспомнить. Тогда обязательно получится. Только тогда, когда не заискиваешь и не пытаешься кому-то понравиться, причем, даже себе, тогда начинает рождаться что-то стоящее. Это правда.
Вышли на балкон. Покурили.
- По-моему, это и есть семейная идиллия, - говорит сын, затягиваясь сигаретой, - не хватает ещё по чашечке кофе.
- Наверное, я как мать веду себя неправильно? Но ведь я была и хорошей матерью вам, ведь так?
- Да, ты была классной мамой, - смеется сын, - что же ты так вдруг испортилась?!
- Это начало другой жизни, Ёжик. Женой и мамой я была в той жизни, которую оставила в прошлом. Теперь я пишу. Это совсем другая жизнь. Пишущий не может быть хорошим человеком для семьи. Он вытаскивает из себя на поверхность подсознательное, а там слишком мало удобного и приемлемого для семейных отношений.
Я отошла от заповедей, от религиозности, от праведности в мыслях и делах своих, чтобы войти в своё «я», своё внутреннее пространство.
Религиозность исключает самость. Такое самопогружение во внутреннее демоническое царство не приветствуется религией. Внутри нас правят они – демоны. Все эти голоса, сомнения, взаимоисключающие утверждения – это порождение темных закоулков нашей души. Мой отход от религии, это погружение в запретные комнаты, открывание тайных дверей, выпустило моих демонов наружу. Я их даже вижу. Да-да, вижу! Общаюсь с ними, искушаюсь их прелестями и терплю от них и физические муки, и муки сладострастные. Я изучаю реакции своего тела, которое в их власти. Они овладевают им – я испытываю наслаждение, но и реальную боль тоже. Мне снится сон. Что-то внутри присасывается к моему сердцу, забирая из него кровь. Я не могу проснуться. Кажется, этот сон длится целую вечность. И целую вечность длится эта боль. Я не могу вспомнить молитву. Впервые во сне не смогла произнести слова молитвы, чтобы отогнать наваждение. Отдавала свою кровь и терпела, терпела, терпела, пока не поняла, что умираю. Попыталась проснуться Увидела себя плотно прижатой к спине мужа. И эта боль!.. Я с силой вонзила ногти в его плечо. Он дернулся и отпрянул от меня, не проснувшись. Боль отпустила. Я повернулась на спину и, наконец, смогла сделать вдох.
У меня много нераскаянных грехов.
Начни я каяться сейчас, и книга во мне так ненаписанной и умрет.
Мне надо прожить эту жизнь, прежде чем думать о возвращении в лоно церкви. Я не ушла от веры, но ещё не пришло время опускать железные решетки ворот души.
Я выпускаю на волю своих демонов. Позволяю им властвовать над собой, но не позволяю душе прельщаться ими.
Отступничество и анархия в моей душе должны помочь мне вырваться из затворничества, избавиться от лжи и лицемерия в обыденной жизни  и внутри себя и обрести истинную Любовь. Она свободна. Она не порождение страха, а спутница бесстрашия. В конце концов, даже не обретя эту вожделенную Любовь здесь, в этой жизни, в этом своем воплощении, я обрету Бесстрашие воина.

***
В среду уезжаем в Трускавец.
Дома остаются мои рукописи. Я не смогу взять их с собой. Сумка весом более девяти килограмм. Оставить все дома? И «отдыхать», зная, что в любой момент мама мужа, остающаяся с моими детьми, может наткнуться на них? Она любопытна так же, как и я. И не в осуждение её говорю об этом. Время посвящать в свои тайны близких ещё не пришло. Когда-нибудь потом, в напечатанном и переименованном виде, когда написанное трудно будет увязать со мной и с той жизнью, которая лежит у меня на поверхности.
Спрятать всё!
И я решаю сдать все на хранение В. с тайной надеждой, что это не только повод для встречи, но и возможность для него приоткрыть завесу над всем, что происходит в моей душе. Я так хочу открыться ему. Я уже давно ему открылась, но пусть ещё и эта грань ему станет доступна. Решение принято, но вот уже третий час не решаюсь сделать последний шаг – позвонить ему. Боюсь наткнуться на агрессию и неприятие.
Как же он меня выдрессировал!
Команда «Фу! Нельзя!» и я, поджав хвост, плетусь на свой коврик в прихожей – там моё место…

***

Собиралась заняться своей книгой в Трускавце. Но чем ближе сроки отъезда, тем очевиднее, что это – утопия. Если мне предстоит жить в одной комнате с мужем, я не напишу ни единой строчки. НИ ЕДИНОЙ!
Я уже пробовала.
В лучшем случае, я смогу что-то заносить в свою записную книжку. Отдельные мысли и фразы. Но и от этого, скорее всего, придется отказаться.
В Трускавце мне придется заниматься только им.
И НЕ ПИСАТЬ!
Иначе я его возненавижу!
Я усыплю своё подсознание, отравленное обидой. Заткну себе рот. Буду любить его до изнеможения. Забуду на три недели всех, кого любила и желала здесь.
Я умру для всех. Уйду в небытиё. Загружусь чужими мыслями и жизнями – буду читать до умопомрачения.
Наберу книг. Но все-все-все тетради оставлю дома… Или не дома. Как получится. Я так до сих пор и не набралась смелости позвонить…

Я НЕ ДОЛЖНА ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ПИСАТЬ ТАМ.
Новое… Да, от новых страниц я вряд ли удержусь. Но переписывать, заново переживая вчерашнее – нет! Ни в коем случае! Я не выдержу трех недель жизни в четырех стенах с мужем, если позволю себе жизнь в своем заколдованном царстве, где властвуют мои разбуженные воспоминания. Я съем его вместе с его белоснежными крыльями. Сгрызу в порошок все его трубчатые косточки. Вернусь домой в одиночестве, плотоядно улыбаясь, облизываясь и уверяя, что его никогда и не было.
Нет!
Я не должна допустить этого. Кто-то должен позаботиться о моих детях потом, когда я опять вернусь в свой ад. Мне только выдержать эти три недели.
Я смогу, знаю, что смогу. Если не буду об этом думать, cмогу молчать. А если буду молчать, смогу притворяться. А моё притворство – это рай земной. Я умею быть для близких «ангелом». Главное, запереть демонов как можно дальше и надежнее.
Лучше просто не брать их с собой.
В.!!! Я уговорила тебя взять на хранение свои рукописи? Или мне всё-таки придется делать этот ужасный звонок тебе?
Почему ты меня не слышишь?
А вдруг хранить ЭТО у тебя значит никогда больше ЭТО не увидеть?
Вдруг ты, в силу своих представлений о долге и порядочности, просто предашь огню мои откровения. И я встречусь со своими строчками только в аду, где «рукописи не горят»?
Мне просто очень хочется услышать твой голос. И я придумываю повод позвонить тебе. У меня нет ни одного повода звонить тебе. А мне просто необходимо услышать тебя, увидеть тебя, дать себе ещё один шанс хоть на что-то надеяться.
Или же получить ещё одну из твоих ужасных пощёчин…
Пожалуй, пощёчина была бы предпочтительнее. Тогда мне хватило бы огня и задора любить своего мужа пылко и неистово все три недели.
И уж точно не захотелось бы тогда три недели писать о тебе, мой желанный. Я буду ненавидеть тебя и истреблять в своей душе всякое напоминание о тебе. А вернувшись, окрепшая и уверенная в себе, сяду, наконец, за свою книгу и расправлюсь в ней с тобой окончательно. Я убью тебя в себе, пока буду писать её, а потом убью тебя в миру, когда отправлю свое творение жить своей жизнью. Никто не поверит тебе, что ты, обладая мною, так и не стал мне хозяином. Тебя упрекнут в слепоте и трусости. Тебя будут искать толпы жаждущих распять тебя за твою тупую «чистоту» и «святость». Ты прятался от меня, но от толпы, ради мнения которой ты меня предал, тебе не спрятаться. Только я могу защитить тебя от неё. Только я и моё прощение, моя любовь.
Спрятать, увести, забросать прошлогодними листьями труп и не рассказывать тебе, что ты давно покойник в моей душе. И люблю я не это мертвое тело, а память о твоей душе.
Как давно это было.
Лишь мой дневник помнит о том очаровании, пришедшем с тобой в мою жизнь. О той надежде, которую в меня вселила встреча с тобой. Только на его страницах сохранились эти дни ожидания и мечты. Моя нерешительность и твоя нетвердость стали виною тому, что всё разрушилось, и страницы превратились в окровавленные крылья раненой птицы, пытающейся взлететь, но обреченной быть съеденной хищником на земле.
Бог свёл нас, дал сумасшедший животный импульс влечения друг к другу, но мы отвергли его подарок, не разглядев в этой встрече перста судьбы.
Свобода выбора…
Каждый из нас предпочел остаться в тюрьме собственной несвободы.
Оправдывая свою трусость праведностью, кивая друг на друга, ожидая какого-то знака извне.
Ничего извне.
Всё было внутри нас.
Всё!
Не было только смелости и желания разобраться в себе.
***
Как ни сильны и агрессивны были мои нападки на Сергея, он, поразмыслив, всё-таки вернулся.
Не встречались. Несколько слов в инете. Пара-другая смсок.
Жизнь, к которой я разворачивала его лицом, и от которой он отмахивался, всё равно приходит к нему, но уже через других людей, через другие встречи. Не я, так другие, вовлекают его в тот круговорот более сложной жизни, чем та, к какой он привык.
Уезжая с мужем, я покидаю и Сергея тоже. Общение с ним мне тоже будет мешать.
Всё это – мои внутренние турбулентности, сбивающие меня с пути истинного.
Мне же нужны три недели покоя. Покоя и медитации. Покоя и нирваны.
Хочу отключить на время поток сознания. Очиститься не только внешне, но и внутренне. Даже не знаю, надо ли в таких случаях прощаться? Или уезжать незаметно? Я и вдруг незаметно? Да вся Вселенная должна содрогнуться и разразиться рыданиями мне вослед! Эта звезда вспыхивает на прощание ярким светом и покидает вас, господа! Я сделаю из своей звездной кончины фейерверк.
Впрочем, ещё три дня выгуливать собаку под его окнами…
***
Так позвоню я кому-нибудь, в конце концов, или нет?
И кому я сейчас хочу звонить больше?
Владимиру? Чтобы в мгновение истощиться эмоционально?
Сергею? Чтобы внести сумятицу в его душу?
«Ты всё время вводишь меня в состояние оцепенения, - говорит Сергей, - я не знаю, как реагировать на твои слова. Шутка? Серьезно?»
«Я всегда серьёзна, - отвечаю ему, и тут же разражаюсь смехом, - Шутка!»
Лучше не знайте, что со мной делать, чем, зная, начнете акт уничтожения.
В.! Вы меня убиваете…
***
Сбить мандраж, страх, неуверенность – спутников желания позвонить Владимиру – ничего не выходит. Если такие чувства обуревают, лучше не звонить ему вообще! Но рука уже пальцами на кнопках вызова абонента. В последнее мгновение убираю его номер с экрана и набираю Сергея.. Покой, умиротворение. Здесь можно без игры и без позы. Я его не боюсь.
«Ладно, Ириш, я завтра передам всё, - мы говорим о прививках для собаки, - сейчас пока, а то стою тут, как дурак, под магазином. А что ты на джаз не пошла?»
Да потому что не позвал!
«Голова болит. Отправила своих из дому. Тянули за собой – давай съездим в цирк, на кладбище. Еле отбилась. Нет, говорю, цирка мне и в жизни хватает, а на кладбище рановато ещё, не хочется что-то. Осталась одна, подвожу итоги. Дописываю. Завершаю начатое. Не всё же по ночам сидеть. Здоровья не хватает».
«Ну, давай, веди себя хорошо».
«Постараюсь. Много сил надо, чтобы три недели пережить и с ума не сойти»,
«Отдыхать же едешь».
Молчу в ответ…
«Аллё… ты где?»
«Здесь я, Серёж… Ладно, давай учись. Пока».
«Пока».

Завтра встретимся. Он даст лекарство для собаки. Я передам деньги и просто подержусь за него взглядом.
С ним спокойно, умиротворенно, нежно, ласково. Марго не понимает. Она носит свой огонь, не привлекая на него мотыльков. Боится обжечься.
Её огонь страшен не для неё.
А с мотыльками в ночи веселее… Для лампочки. Всё ж какая-никакая жизнь вокруг.
Мне хорошо, когда этот мальчик рядом. Привлекла одним, удерживала другим. Ни первое, ни второе не ценнее одно одного. Если во мне есть и сексуальность, и ум – я не уродство и не порок, я – полноценная женщина.
Успокоилась…

А В. Я звонить буду???!!!! В конце-то концов, расстаюсь же с ним надолго. А он не удосужился даже пожелать мне удачного путешествия.
Я ничего не рассказала ему о том, куда еду… Стыдно! – прокакаться, прописаться, чтобы вернуться помолодевшей, посвежевшей, оттраханной, вылечившейся и готовой к жизни с другим – более молодым мужчиной.
Разве имею я право говорить своему будущему мужу об этом?
То-то!
Уже должны начинать накапливаться тайны.

Кто же у него есть?
Какая Краса Невиданная - глянуть бы одним глазком на неё - выперла меня за порог его души?
Или у ревности глаза велики?

***
В Трускавце заведу новую тетрадь «Записки ссыкухи». Буду писать не о чувствах, а о лечении. То-то повеселюсь!

***

- Можешь набрать меня через часик? – говорит В. – Набери меня через час.
Кто-то рядом? Или интересное кино? «Ещё не время Лазаря петь», одним словом. Я в ожидании. Заканчиваю свою девятую тетрадку, завершая эту карусель самокопания. Следующую «Записки ссыкухи» начну на курорте.
Он с кем-то?
Какое это имеет сейчас значение! С первого дня я ищу повод уйти. И всё равно возвращаюсь. Не мною всё предрешено. А жизнь такая, как она есть.

***
Семья вернулась с кладбища с горящими глазами. «Так интересно!!! Все же там будем – и гении, и рядовые…»
Меня там пока нет. Не стремлюсь. Жить нравится.
Выходим с дочкой выгуливать собаку. За сигаретами и сделать обещанный через час звонок В.
Пока в ожидании.
Курю. Собака вершит свои дела.
Проходящий мимо мужичок помятого вида кланяется сначала дочке, подходит ближе: «Можно с вами познакомиться?» - «Извольте. Почему бы и нет». Знакомимся. Целует мне руку.
- Что пить будем? – спрашивает он.
- Водочку пить будем.
- А я из тюрьмы только что вышел. Вот, видишь, бумага. Вот подпись президента. Оправдан полностью. А был осужден пожизненно. – он протягивает мне помятую бумажку. Разбираю буквы. Действительно, не придумывает. – Ты знаешь, что такое «пожизненно» ?
- Руки за спиной и «раком» всю жизнь.
- Понимаешь!
- Ещё бы. Я ведь замужем.
- Так что пьем-то? – повторяет вопрос мужичок.
- Сказала же, водочку. Только не сегодня. Сегодня я многодетная.
- Пиши телефон.
- Подожди. Я должна позвонить.
- Звони. Я здесь подожду.
Отхожу в сторону, набираю Володю: «Час и одна минута. Я не опоздала?» - «Нет, говори» - «У меня проблема возникла в связи с отъездом. С рукописями» - «Рукописи? Что это?» - «Это чемоданчик макулатуры весом в девять килограмм. Оставить дома – нельзя. Свекровь – милая, но весьма любопытная женщина. Выбросить – не поднимается рука, может, это мой будущий хлеб. Ищу, кому пристроить на хранение».
- Ты когда уезжаешь?
- Тридцатого.
- Я завтра буду в Киеве. Позвони.
- Позвоню.
- Договорились.
И всё это сквозь грохот ударов моего готового выпрыгнуть наружу сердца.
Возвращаюсь к оставленному в одиночестве собеседнику.
- Поговорила?
- Угу.
- Ты здешняя?
- Пришлая.
- А я здесь родился, вырос. Вон там, видишь сарай? Там моего отца убили в 75-м. Здесь мать моя умерла в 95-м, ей всего 57 было. А там вот меня убили.
- ?
- Спасли потом, - объясняет, увидев немой вопрос в моих глазах. – А там навесили на меня два трупа и посадили. Срок – пожизненно. Ну, ты понимаешь. Брат утонул, когда матери не стало. Вообще, я художник. Иконы пишу. Реставратором работаю. Не бойся. Я прикольный, со мной весело.
- Не боюсь я. А меня нарисуешь?
- Нарисую. Дочка, иди сюда, я сейчас расскажу, как я маму твою нарисую.
- Только я денег не дам.
- Я не прошу. Пиши телефон. Свой дашь?
- Нет, не дам. Позвонишь, муж нервничать будет, а мне спокойной жизни хочется.
- Муж – это хорошо. Дорогих подарков делать не надо. Позвонишь?
- Когда приеду.
- Звони, я прикольный. И смотри, какой красивый!
- Красивый. А что это за телефон?
- Я у женщины сейчас живу.
- Красивая?
- Дурная!
- Это хорошо. Проще договориться.
- Звони. Позвонишь? Не обманешь?
- Нет, не обману.
- Я по гороскопу рыбка, по году огненная лошадь. Реставратор я по профессии. Иконы пишу.
- Да, ты говорил.
- Вторую квартиру купил за иконы. Одна икона – тыщу баксов.
- Нет, я платить не буду.
- Я и бесплатно могу.
- Нарисуй меня…
Из подворотни ковыляют две дамы. Одна с клюкой, другая – с сигаретой.
- Я их знаю. Баба Маня и Раиска. Здравствуйте, девочки! Вы меня помните? Я – Олежка-«бандит». Я жил здесь. Отца моего еще здесь убили, помните? А потом я сюда на карете приезжал. С ящиком водки. Поил весь двор.
Тетки в ужасе шарахаются в сторону:
- Эт-ты, поди, мужьёв наших поил, так они померли уже.
- Видишь, Олежка, надо было девочек окучивать, они бы щедрость твою не забыли, кабы на карете с ведрами цветов приехал.
- А что, - встрепенулся мой бандит, - уже не девочки? – и весело и пьяно продолжил, - Подходите! Подходите, соседушки. Знакомьтесь, это моя жена Ирочка. Будущая. Она об этом ещё не знает, но я уже договорился.
Я поднимаю глаза к небу:
- С Ним? Хорошо! Я буду твоей женой.
- Позвонишь?
- Конечно! Приеду и сразу же позвоню…














                М А С Я Н Ь ( переписка )

3 ноября 2005.
Ирина.
  Дочка сидела рядом и поскуливала: "Мамочка, миленькая, давай возьмем!" Но мама Ира была неприступна и строга, хотя сердце мягкое и доброе, как пролежавшее весь день на кухонном столе масло: "А кто же лужицы собирать будет, пока маму по дальним странам носит? Это вам не суп сварить!"
  Сережка, они действительно классные и, думаю, все у нас получится. Этот симпатичный народец надо не пристраивать. а "впаривать", а тут без ГИТИСа (московский театральный вуз) никак! Поэтому подключаю своих "клоунов".
  Поверь, плохие люди на нас не ведутся, так что твои детки попадут в самые замечательные руки.
    Кстати, ты все-таки Харьков не отметай на пятницу или субботу, надо хоть раз отметиться. Другого повода может просто не представиться.
    Впрочем, я еще позвоню перед отъездом. Это быстрее, чем мотнуться в Вильнюс.
  ПОКА!

Сергей.
Привет,
А я тут подумал, от неизвестных иностранцев пришло письмо. Кто такая Сиана Рин?
Сегодня отдаем, наконец, первого щенка в Иордан который. Говорят, если понравится, еще других заберут. А лужицы за ними убирать нужно только первое время, до тех пор, пока на улицу не выведешь первые несколько раз. Они все схватывают, на своих инстинктах. Главное, это то, что собаку нужно выгуливать много (не меньше часа утром и не меньше часа вечером, а я со своей маленькой гулял и по три-пять часов в день после работы и в выходные, а потом они уже становятся взрослыми, можно меньше), кормить вовремя и следить за их здоровьем. Вот.
А у нас вчера дома все на нервах были, соседи жалуются на нас за шум, лай.

Ирина.
Утро доброе! Не иностранка – инопланетянка…
 Так что, у тебя всех забрать хотят?
   Танюшка названивала вчера этой своей знакомой даме, но так и не дозвонилась. Съездим с ней, посетим ту лично. Чем больше будем шебуршать, тем быстрее у тебя их разберут. А дама эта не сейчас так после пригодится, я думаю. Вы же завязочки своей девочке не будете приделывать?
    Насчет щенка ты меня уже давно приговорил, сопротивляюсь изо всех сил своим внутренним порывам- не время, не время, не время. Дай я книжку допишу, доделаю уже наконец себе это харакири с выпусканием внутренностей наружу, издамся, прочтусь мужем, изгонюсь с позором из семьи, поселюсь в купленном на полученный гонорар домике где-нибудь в тихом месте под сенью глициний, и уже там, страдая от одиночества, обзаведусь этими милейшими существами с черными пятнышками по белой шерстке. Спецзаказ тебе пришлю!!! забеременеете сразу!
   Ладно, мне пора к станку! То бишь, на кухню и проч., и проч. Перед побегом в Харьков надо отметиться в роли домохозяйки по полной программе.
   ПОКА!


Сергей.
Если честно, то я не уверен, что заберут всех в Иорданию, но всякое может быть. Говорят, что там далматинцев только по телевизору можно увидеть.
Скорее всего мы уже не будем больше случать нашу маму.
 
Ирина.
Да Бог с ними, с собаками!

Сергей.
А что это?
А что я тебе отправил?

Ирина.
Не отвлекайся от работы!

  Приглашение не отменяется. Твоих детей пристраивать надо быстрее. Да... в тебе застаивается кровь и кое-что ещё другое отца многочисленного семейства. Когда вы уже попереженитесь, в конце-то концов, чтобы с вами можно было по-человечески разговаривать?!! А то все какими-то категориями мыслите , весьма и весьма далекими от реальной жизни. Там так мало романтичного, зато так много прозы... Но я не об этом. В Харьков готовься, подружки подождут! сильнее любить будут. Честно говоря, просто хочется пообщаться. Ты даже не представляешь себе, что такое шесть часов в дороге с интересным собеседником ( это только  в один конец). Танюха, хоть и министерская жена, но весьма любопытная особа. Возраст у нас солидный. Ей богу, опасаться нечего. РЕШАЙСЯ!!!
А погоды какие стоят! Эх, прокачусь!!!.......


9 ноября

Сергей.
Привет,

А мы вчера ждали клиента.
А мне нужно что-нибудь купить из одежды, но я сам не знаю что. Может пальто. Может костюм. Рубашек тоже нужно.
Знаешь какие-нибудь магазины неплохие? Не очень дорогие.
А то я, кроме «Адидаса»..



Ирина.
 А мы вчера на концерт сходили в органный зал. Под органную музыку таким развратным мыслям предаешься, что выходишь мокрый. Одним словом, кайф.
   Магазины знаю, конечно, всякие. Я только по базарам не люблю ходить- замерзаю, простужаюсь, болею, как сейчас. Ты определяйся со временем и с деньгами. Я так понимаю, что либо выходные, что весьма проблематично для меня, либо после работы, можно кое-что успеть.
   А от гитары не могу Серегу оттащить, что-то там подпевает себе под нос, Катюха уже с мозолями, говорит, наконец, у меня есть оправдание, почему маникюра на ногтях нет. В первый вечер даже Гена к вящему удивлению своих отпрысков саккомпанировал себе. Про себя молчу, ибо очень скромная. Спасибо тебе большое!!! Только гриф пока не соображу, как поднять. Там же какой-то специальный ключ должен быть?

   Ладно, все пока. Не буду отвлекать от работы. Меня хлебом не корми, дай поболтать.
   ПОКА!

Сергей.
   Привет.
   Ключ нужно купить в музыкальном магазине. Есть такой на «Лыбедской».
Тот ключ, который я купил, он не подходит. Оказался толстый. Поэтому, если будешь покупать, то сразу обрати на это внимание, чтобы не купить, как я купил, неподходящий.
В магазин можно после работы только завтра. По средам и пятницам английский. Может, в "Украину"? Или все-таки на «Петровку» лучше? Я термос с чаем возьму, чтобы не замерзнуть. Да и я ведь не буду долго блуждать.



Сергей.
А я думал глава семьи уже в курсе.
Надеюсь, ему понравится. И всем - всем тоже :-).
А спроси у него, кого он хотел бы - мальчика или девочку. Может, еще посмотрите внимательнее, выберете.

Я тут подумал, что на «Петровке» базар уже может не работать после 18.00 или уже начать расходиться. А я только выеду туда в это время. Зато там есть торговый центр "Городок".
Я вчера поехал домой, а сам думаю, "все спешу, суечусь, вечно никуда не успеваю, себе отказываю, при этом ничего толкового и не достиг за эти годы". Я не «динамлю» никого, просто уже и сам перестаю замечать, если кто-то звонит, тянется на общение. Сам ведь такой раньше был. Уже давно не говорил никому "давай встретимся просто так", и мне никто так не говорил так. Вот. Так что, расстраиваться не нужно, огорчаться, тем более.


Ирина.
Девочку!!!

 -   Кто ж его спрашивать будет!
     Нас так мало в семье - Катька да я. На всех не хватает.
     Ты что, Катюха уже бредит Юлькой. Та же сама нас выбрала Просматривали клипы, которые Катюша наснимала, на всех оказалась одна и та же морда. А мы думали, что разных снимаем.
     Вообще-то, их надо парами брать. Плохо, что мы в чужой хате живем.
>    Ладно, Сереж, сегодня ты уже работать закончил. Прочтешь только утром. Так что хорошего дня тебе. Давай отрабатывай, если за эту ночь ничего не изменится- можем уже вечером прошвырнуться на ночную "Петровку". Не разболеться бы...


Сергей.
А я только с английского. Уроки прямо в офисе. Кстати, тогда на улице на прошлой неделе ты меня видела вместе с преподавателем.
Ну, Юльку так Юльку. Кстати, вчера, пока другие скулили на кухне в ожидании еды, Юлька бегала по комнатам, играя со всем, что под руку попадет. Вернее, под лапы. Мне это тоже понравилось, она, кажется, умнее других.
А Интернет у меня и дома есть. Это ведь домашний адрес, не рабочий.
А что может за эту ночь измениться?
Не болейте, поправляйтесь

Ирина.
 Очень юная твой преподаватель.
    Могу совсем раскваситься за ночь. Держусь пока, но как-то не очень уверенно… Но держусь. Но... неуверенно… Но...держусь...
    Конечно, умная  Юлька. Единственная просекла, что щенков  выбирать пришли - изо всех сил старалась понравиться.
   Слушай, компьютер дома. Обстановка располагает... Можно и по душам иной раз... поговорить...


Сергей.
Да, преподаватель юная. Зато она жила в Америке, английский знает правильно.
А раскваситься не нужно. Поспать хорошо нужно.
А я не думаю, что Юлька понимает, что ее выбирали. Хотя, если понимала, то, значит, вы ей понравились, а для вас не трудно окрутить маленькое дарование ;, и, значит, она старалась для вас.
Просто, что она общительная и познавательная, а это хорошие задатки ;.
Только я не дома, еще на работе, заканчиваю и домой.



12 ноября

Сергей.
Может, ты и обидишься,, но я только вчера внес твой телефон в свою телефонную книгу. Вроде и действительно общаемся неплохо. За это тебе спасибо.
В общем, утром ждите, я приеду на 9 утра, погуляем. Ок?
Жду подтверждения, чтоб зря не ехать.

Ирина
Цитата: «Может ты и обидишься, но я только вчера внес твой телефон в свою телефонную книгу...» - повторюсь: У МЕНЯ НЕТ МЕСТА,КОТОРЫМ ОБИЖАЮТСЯ. Объясню когда-нибудь при встрече и возможности поболтать подольше. Могу огорчаться. Но это ненадолго. Я ЖЕ УМНАЯ!!!

 Приезжай, конечно, вытащу Катюшку , сама за машиной пойду. У тебя дети на поводке или так? Впрочем, какая разница. Приезжай.   

Ирина.
Тебе вообще надо их здесь рекламировать, на нашей улице. Мы пока с ней прошлись, столько завистливых взглядов вслед себе поймали. Особенно девчонки лет от 14 и старше, кто вырос на мультяшках про далматинцев. Останавливаются, оглядываются. Я про тебя и подумала. Пройтись разок с выводком - вот и реклама похлеще Интернета. У нас же здесь Мекка для молодежи.
  У нас чуть трагедия не произошла. Генка с Сережкой в лифт зашли, а собака на поводке за дверью лифта осталась. Вдруг лифт закрывается и едет вниз. Мы неопытные, не подумали, что пристегивать на улице, а не в лифте надо. Я дверь закрываю, беру собаку на руки и вдруг вижу, что её тянет за этот ремень вниз. Не успела ни отстегнуть, ни сообразить вообще что-либо. Дикая мысль, что сейчас собаке шею сломает лифтом, как шарфом Айседоре Дункан, потом - что я тебе скажу, хватаю последние оставшиеся десять сантиметров с воплем: "Нажмите стоп!" и останавливаю лифт, т.е. его я, конечно, не остановила, но поводок порвала на фиг. Кожа на руках треснула чуть-чуть, но все остались живы, хотя мне уже казалось, что Амели неживая, её почти полностью затянуло в щель. Стоим обе, дрожим и ревем. Генка перепуганный из лифта выходит, они толком не поняли, что произошло, поводок с заблокированной кнопкой в руках у Сережки был, когда лифт поехал, его тоже из рук у него вырвало и к потолку прижало.  ЖУТЬ! У меня потом полчаса руки тряслись. Но гулять все равно пошли. Она прекрасно чувствует себя на улице.
  Завтра около десяти часов мы поедем участок смотреть, Танюшка договорилась со знакомыми, они что-то там продают. Любопытно глянуть. А до этого вполне можно было бы встретиться прогулять детей. Катюшка так та все время дома будет. Очаровал ты моего ребенка, все сокрушалась, почему таких хороших людей приходится прятать от папы, почему, мол, он такой несовременный. Так что, очень хорошо, что мы сегодня так внезапно все перезнакомились. Теперь хотите, любите, хотите, нет, а вот мы все здесь! Будем дружить собаками, как говорится.

Сергей.
Привет,
Я стригся, когда ты звонила. Потом перезвонил тебе, тоже просто так. Но ты не ответила Стриглась тоже?
Я занес Кате документы. С понедельника разузнаю про следующие прививки. Знаю точно, что в 3 месяца нужно делать от бешенства.
Мы тут скучаем без Юльки. Все не вспомню ее новое имя. Вы не жалеете, что она с разными глазами? А то мне неудобно, если что, можно другую взять.
Гену не испугался, просто было неожиданно его встретить.  Просто постарался не липнуть к вам. Хотя я и так скользкий тип, прилипнуть сложно. Я представлял Геннадия более подтянутым. Ему не помешали бы прогулки, легкие спортивные упражнения. Для начала легкие, потом по состоянию.
Вот.
Пойду, сделаю уроки по-английскому. Голова болит. Нужно выспаться хорошо.
Пиши.


Ирина.
  Звонка не слышала, мужья водку пили, мы с Танюхой её таксу выгуливали. Пришли - пора уходить, отвечать при Гене не хотелось, зачем лишний раз травмировать. Знаешь, он принял собаку даже лучше, чем я ожидала. Даже подумала, что Амелька частично компенсирует ему непутевую жену.
  Ладно, народ уже заметил, что я пропала надолго.
  Пока!
  Хорошо, что мы, наконец, познакомились ближе. Честное слово, я очень рада.


 … наконец-то прочла твое послание про Юльку. Егошка долго копошился и таки настроил мне Интернет. Теперь опять на связи.

   А можно я очень скромно отнесу эту фразу из твоего письма: "для вас не трудно окрутить маленькое дарование ;",- и на твой счет тоже? Честное слово, мы с Катюхой изо всех сил стараемся "окрутить" и большое дарование тоже ;;;
   Ладно, не пугайся, мы хорошие. Пошла нянчиться с малышкой. Поскуливает.
  Спокойной ночи!


Сергей.
Привет,
Они все поскуливают. Даже хуже - визжат и лают. Мы, держим в заграждении, а по утрам и вечерам выпускаем их по всей квартире. А они все меньше спят, а все больше хотят бегать и гулять. А еще для нее все у вас новое, место, люди. Но привыкнет быстро - ребенок ведь. Просто играйте с ней, отвлекайте, занимайте. И это пройдет.
Вот.
Уезжаю на базар.
Пока.

Как смотришь, чтоб утром выйти погулять на улицу вместе со щенками?
Я буду снова ехать на свой базар, где меня уже каждая собака знает, заехал бы к вам на полчаса. Погуляют детишки пусть.
       


14 ноября

Ирина.
"Скучно мы живем- все без молока да без молока"- Кот Матросскин.
Съездили, посмотрели на дома, участки. Дом понравился, но хозяин понравился больше, чем дом. Решили не выселять хозяина - купить участочек по соседству, построиться и ходить к нему в гости. Тем более, что он не очень-то и рвется продавать, а мы, нас было только девиц одних три штуки, ему явно понравились.
Особенно когда рванули все трое смотреть третий этаж, а Гена застрял в проходе. Очень это всех воодушевило.
 Ну а если серьезно, действительно,  Осокорки произвели довольно приятное впечатление. Будем искать более приемлемые для нас варианты. Понравился дом девчонки, которая нам все это показывала. А сама девчонка понравилась ещё больше. Потихоньку развеивается предубеждение против киевлян, сложившееся поначалу, что нет среди них нормальных открытых и элементарно образованных - одни только умные - людей.
Что-то затянулись пасмурные погоды.
Хочется света и тепла. Сплин замучил. Начала тормошить твоего друга. Давно его не трогала. Думаю, пора возвращать. А то и впрямь решит, что задел за живое - обиделась. Надеюсь, ты уже правильно понимаешь подобные мои телодвижения? Не списываешь их на повышенную сексуальную озабоченность и потребность поспеть на всех фронтах? Как сначала. Ты ведь так обо мне думал?
Собак чувствует себя превосходно. Оно совершенно замечательное существо. Пойду, пройдусь с ним по прошпекту. КАКИЕ ГЛАЗА У ЭТОЙ МОРДЫ!!!

Сергей.
Вы молодцы.
А я только мечтаю о своем жилье. Чего-то утром очень обострилось это чувство, желание жить отдельно. Что-то с девушкой в Германии непонятки. Я ее просил не обижаться - занят, щенки, работа, учеба, навалилось всего. А вчера мне сказали, что скучные письма пишу. Хочется усыновить ребенка из приюта и ни за кем не ухаживать.
Пытался некоторый народ подбить на Новый год в Закарпатье дернуть, но люди неподъемные, не перезванивают. Настроение никакое.
Извини.
Напал депрессняк.


Ирина.
Усынови лучше ...
 меня. За мной точно ухаживать не придется.
  Об остальном позже.
   Хотя было бы забавно дать почитать тебе то, что я иногда пописываю. Там насчет тебя и девушек из Германии ещё неделю назад кое-что было. Оказалась недалека от истины.
  Нет, читать не дам, пожалуй.
  Новый год встречать надо дома. А потом билеты на поезд и продолжение в вагоне куда-нибудь. Кстати, Харьков в этом отношении не так плох. Во всяком случае, НАМНОГО дешевле Закарпатья. Даже "Швейцария" там есть. С подъёмниками и горами. Это, если лучше гор могут быть только горы.
  А девчонка твоя почувствовала, что из твоих писем душа ушла. Это делает ей честь! Значит, она не так проста, если чувствует такие вещи. Хотелось бы познакомиться. Если не рассказывать лишнего про своих пожилых подруг, это вполне осуществимо. Душу твою мы, конечно, слегка похитили, но, надеюсь, ненадолго - только чтобы ты с нами познакомился, подружился, сложил правильное впечатление и совсем чуть-чуть влюбился. Чтобы было проще дружить.
 Честное слово! Мы не охотники за головами. Особенно, такими славными и светлыми, как твоя. Ты ОЧЕНЬ СЛАВНЫЙ ЧЕЛОВЕК


Сергей.
Вовсе не ушла душа из писем.
Я заранее говорил, что много занят буду, просил не обижаться. Но ведь не пропал совсем. И вообще, я - человек и мне тоже нужно какое-нибудь вливание эмоций, я не могу быть развлекательным каналом, который по настроению включают и говорят, что сегодня он скучный. Может, мне станцевать еще? А то, что она непроста - это присутствует.
Короче.



Ирина.
Мне показалось или ты обиделся?

Не хотела, если оно так. Один мой московский знакомый осуждающе так говорил, что я всегда слишком опережаю события. Выдаю желаемое за действительное. Хотя потом происходило то, к чему я всех готовила заранее, как Кассандра. Наверное, хорошо бегаю. Опережаю, а после сижу на финише и, скучая, поджидаю остальных.
      Куда-то меня не в ту степь понесло. Так, навеяло.

      Мне тоже часто становится пакостно, когда понимаю, что все вокруг воспринимают меня только как массовика-затейника. У меня есть еще и душа. А в ней так редки праздники, что от себя порой самой тошно становится. Впрочем, я в машине говорила, кажется, - маниакально-депрессивный психоз - в состоянии эйфории дружим со всеми и развлекаем их собой, в депрессии- пишем. Среднего, т.е. здорового, не бывает.
      Меня несет. Лучше прервусь.
      Хочу вечером опять пройтись. С  собакой, после - без. Просто уйти куда-нибудь.
 Такие кошки скребут. Надо уйти. Не морочить семье голову собой.


Сергей.
Я уезжаю.
Выбрал возможность встретиться с фирмой, которая недалеко от моего дома.
Опережать события иногда не сложно. Иногда их ход можно предвидеть. Это даже не есть дар пророчества. Хотя, может, если взяться за глобальные темы, можно и не такое предсказать, предвидеть.
Еще тебе легко, твоя голова не заморочена разным бредом. Иногда я хотел бы работать грузчиком, но думать свободно, не как сейчас.



Ирина.
-Только я не про события. Не совсем про события. Впрочем, мы об одном и том же.
 Уже уехал?
 Жаль. Тогда просто схожу куплю ребенку пластилин, себе - таблетки от кашля.
 До завтра!


Сергей.
А я уже дома.
Собираюсь в Москву.
Завтра вечером уезжаю туда.
Уже не помню, о чем писал тебе и в чем прав.
Не кашляй ;.



Ирина.
Ты прав, что для того, чтобы быть провидцем, особого дара не требуется. Достаточно наблюдательности и свободного времени, которого у нас, как правило, нет. И я с тобой согласилась. У меня в трудовой книжке после "профессия- инженер математик" стоит первая трудовая запись-"руководитель художественной самодеятельности". После работы дворника - одно из самых независимых для мозгов мест. Остаешься сам собой, несмотря на то, что вкалываешь с утра до ночи.
 
 Мне показалось вчера, что ты испугался, что я вторгаюсь на твою неприкосновенную внутреннюю территорию. Может и не так, но показалось. Как-то резко закрылся для общения - спрятался, сжался в комочек. Если что-то насторожило, спешу уверить- играть, манипулировать, конечно же, умею, но не практикую никогда и ненавижу, когда это делают другие, считая себя вправе по главенству ума. Мы все равны перед Богом - и умные и не очень. Люблю открытые, искренние отношения, к себе в душу пускаю всех, кого люблю (дневники), в чужую - не лезу никогда. Стараюсь разобраться на расстоянии.
 
  Что-то меня развезло.
 Хочу передать тебе книжку в подарок. Это из тех, что когда-то говорила "обязательны для прочтения". Вчерашнее твоё настроение показалось созвучным тому, что происходит на её страницах. Хороший антидепрессант. Проверяла четырежды и всякий раз - в тему. Очень хочется, чтобы прочел. Или хотя бы сделал попытку.
 
 Завидую белой, белее снега, завистью - едешь в Москву. Я зачем-то дала мужу обещание до нового года никуда больше не ездить без него. В Москву хочется все время. Какие у меня там друзья, Сережа!- Не люди- ангелы. Падшие и кающиеся и отвергающие своё спасение. Потрясающие люди. Жаль, что чтобы встретиться с ними, всякий раз приходится искать веские причины для поездки. Пользуйся свободой, пока есть такая возможность. Одним словом, удачно тебе съездить и вернуться. Не шали в поезде.
 
 Ладно, давай. Будет настроение, сообщи, передам тебе свой подарочек. А хочешь, проводим тебя?  Почему бы и нет? Просто так, потому что это приятно.
 
  Пока.
 Успешного трудового дня.



15 ноября

Сергей.
Привет,
А ты мне присылала вчера поздно "Спокойной ночи"?
Я подумал, может, Гена решил проверить.
Вторгаться не обязательно, просто можно понимать. Когда ты видишь старую женщину с сумкой, ты можешь ей помочь ее нести, но если ты начнешь спрашивать, мол, что вы там несете и зачем это вам нужно, то этой уже вторжение. Этого не любит никто. Мне однажды один знакомый христианин, из церкви Христа, пророчил, что если я останусь дома магнитофон чинить, то он у меня вскоре сломается, если я перестану приходить в церковь, то стану спать со всеми женщинами подряд. Я это запомнил, делаю все, чтобы быть самим собой. Иногда, такие слова могут быть установкой, но это для слабых.

Ирина.
Никто никого проверять не собирался…
Тем более, мой муж.
 Он знает меня давно и доверяет вполне. Много, правда, придумывает, но ещё больше чувствует. На мою территорию не вторгается, знает, ничего успокаивающего для себя там не найдет. Впрочем, дело времени, и когда-нибудь, когда я все-таки решусь опубликовать хоть что-нибудь из написанного, ему придется делать выбор между удобством незнания и неудобством жизни с женщиной, которая думает одно, а живет совсем по-другому. Когда-нибудь я все-таки все разрушу и буду жить и чувствовать в согласии с собой.
 
     Церковь- это, наверное, хорошо. Но там лжи ещё больше. Есть Книга, написанная для всех, каждый выбирает сам - верить или сомневаться. Даже на её страницах нет ответа на вопрос, кто мы больше - дух или плоть. А мы  и то, и другое одновременно. Человек- акробат, идущий по натянутому под куполом канату, в руках шест- знание, шаг влево -вправо и можно сорваться в пропасть. И все-таки надо идти, уравновешивая в себе две ипостаси - потребности тела и движения духа. Одно в ущерб другому -тоже падение в бездну, из которой может не быть возврата.
    Это я к тому, что не всегда плохо спать со всеми подряд. Плохо, когда это становится твоей религией. И наоборот.
     Вообще ничего плохого нет в этом мире. Есть отсутствие осознания того, что ты делаешь и зачем. Идти по канату и знать, что конец этому канату есть в нашем материальном мире. А что за ним? - каждому воздастся по вере его. Какой кары ждешь, во что всю жизнь верил, то и получишь.
     Я выделила из этой Книги одно - не делай другому зла. Пытаюсь следовать. Как получается? Вот в конце и посмотрим, что из всего этого вышло. А может, за концом последует начало чего-то гораздо более интересного. Хочется рискнуть, перейти в мир иной с накопленным противоречивым опытом. А если все-таки душа окажется погубленной и ждет вечный огонь - чтоб было чему гореть. По крайней мере - жила. На полную катушку жила. Можно и смириться с небытием. Ведь все уже было.
 
    Интересно, ты понимаешь, о чем я? Или я сама с собой разговариваю?
    Не хочется подбирать слова и доступные для беглого прочтения мысли. Мне кажется, ты достаточно мудрый, чтобы воспринимать мой "бред" в непережеванном виде.


Сергей.
Не делать зла. Наименьшее, что можно сделать - это что-то не сделать.
Если бы Христос не делал зла, о нем бы никто не знал. Хотя он не делал зла, даже когда его прибивали, даже мыслей злых не было. Вот это - пример нового завета. "Новую заповедь даю вам - любите друг друга, как я полюбил вас". За что людей можно любить? Люди и так сами себя любят. Как можно любить людей, которые его прибивали? У меня Христос не вызывает жалость. Пример личности с твердыми убеждениями идеалиста. Он не жил меж плотью и духом посредине. Дух толкает, а плоть лишь средство передвижения духа, которая тоже имеет память и учится по наведению духа. Дух не будет жить в трусливой плоти, в похотливой плоти, в лживой плоти. Таких Христос называл уже мертвыми. Цой назвал таких людей спящими. Люди, которые без духа. Хоть и с душой.
Делай, делай, делай, каждый день. Добро делай. Слушай свое сердце, наполняй разум правильными вещами. Тогда и сердце, и дух, и разум будут развиты духовно. Тогда и энергия от тебя будет исходить уже совсем иная.
Мне иногда кажется, что вся человеческая энергия где-то накапливается. Помнишь, как ты говорила на Выдубичах, место хорошее, энергия хорошая. Таких мест все меньше. Люди уже перестают жить духовно, больше материально, даже церкви. Но церковные секты - вызов миру. Не говорю о какой-то одной, или в общем. Там есть очень хорошие люди. Которые не воспитались бы в православных, приходя ставить свечки. Так появился и сам Христос, и его не воспринимали, он был непривычный, говорил правду, был мудрым. Никто не повторит того, что он сделал, да и не нужно это никому во второй раз. Просто учись. Верить также. Жить, хоть и в других обстоятельствах, с такими же убеждениями. Любить, бескорыстно и особенно тех, кому нужна эта любовь, а не только тех, кто вернет тем же.
Фух.


Ирина.
Секта – это зомбирование сознания.
 Поэтому надо найти другое слово для названия той церкви, о которой ты говоришь.
 Иду гулять с собакой. Потом договорю



17 ноября

Ирина.
Совершенно неуклюжие попытки…
Со временем освою программу, буду писать и посылать изящнее. Не с таким катастрофическим загромождением памяти.


 Удивительное дело, пока ты в отъезде, поняла, что уже привязалась. Даже скучаю.


 Это так. К слову. Письмо - ниже. Открыть надо...


  Слякотно, промозгло и совершенно не празднично на душе. Как раз писать письмо другу.
  Перечитала твое письмо. Сумбурно, путано, эмоционально, спорно, но возражать не хочется. Наверное, по-своему ты прав. Остальное - тема для дискуссии. А дискуссий я избегаю, потому что не вижу в них созидательного начала. Мне нравится, что с тобой можно легко говорить обо всем.
  Мне повезло в жизни встретить и полюбить людей совершенно разных вероисповеданий. Чем больше вникала в суть их религий, тем больше приходила к заключению, что Бог где-то надо всем этим. Экуменизм - так называется попытка объединить людей разных  конфессий  и убеждений мыслью, что во всех верах говорится об одном - о Едином Боге надо всеми нашими представлениями о нем.
  Православие категорически отвергает такой путь восприятия Бога. Но на этот путь неизбежно встаешь, когда пытаешься самостоятельно разобраться в себе и найти свою дорогу к Богу. Любой религии нужно подчинение слабого сильному, а когда понимаешь, что ни один человек не имеет права занять место третейского судьи над тобой, потому что судья один и он над всем этим, ты лишаешься этого страха, который ставит тебя в зависимое от кого-то положение. Страх непознанного, неизвестного, бесконечно далекого от того, чем живут в обыденной жизни люди.
  Я не хочу испытывать страх. Мне предпочтительнее та анархия в моей душе, к которой я пришла, прожив большую часть жизни в смирении и покорности судьбе. Взрыв, толчок, пробуждение от спячки - и вот уже мысли о том, чтобы эта беспросветная безрадостная жизнь скорее закончилась, в страхе разбегаются от моего неистового желания жить.
  Я была мертвой, правильной, праведной, смиренной, но мертвой для всего, что составляет жизнь. Жизнь  во   плоти для меня исключалась навязанными извне представлениями о потребностях духа. Это и было жизнью между плотью и духом, на самом деле - ни там, ни там. Я говорила не об этом. Не о такой жизни. Веления духа одухотворяют потребности плоти, движения плоти обогащают опытом дух. Чтобы эта их работа  приносила плоды, надо, чтобы они действовали вместе и не в спящем, а в бодрствующем состоянии.
  Это мое, может спорное, но выстраданное не очень счастливой жизнью убеждение, которое не хочу никому навязывать. Я не хочу возвращаться к прежней своей жизни. Она, может, и соответствовала религиозным канонам, но делала меня несчастным и озлобленным существом. И главное, не научила любить. Только предъявлять претензии к миру.

   Любовь … Говорить о вселенской любви к людям и не испытать этой любви к отдельному человеку? Не знаю, может кому-то и дано такое, только я в это не верю. Научиться любить, можно только погрузившись в ад земной любви. Воспылать к человеку, возжелать его неистово своей плотью, перестрадать, не получив взаимности, и даже во взаимной любви страдая от невозможности полного обладания им - пережить все эти чувства плотской любви- и наконец найти в себе силы отпустить его, не возненавидя, а продолжая любить, уже свободно, не требуя и не желая власти над чувствами другого. Да , надо пройти все эти круги ада , чтобы иметь потом право говорить о возвышенной христианской любви. О том, что ты умеешь любить по-христиански. А ПО-ЗЕМНОМУ ПРОБОВАЛИ? НЕТ? Тогда я и слушать всех этих пастырей не хочу. Ничему-то они меня не научат. Красиво говорить умеет всякий. Жить боится большинство. От страданий, от переживаний прячутся в убогие свои философии. НЕ ХОЧУ!
  Я хочу прийти в свой час на  Божий суд, испытав и прочувствовав все, что дает жизнь на земле. Для этого мне дана эта плоть, для этого дано понимание того, что со мной происходит, я не бросаюсь бездумно на колья, но надеваю доспехи веры и осознанности и бесстрашно окунаюсь в жизнь. Назовем это опытом души. Зачем-то мы пришли в этот мир? Неужели только для того, чтобы спрятать свою голову в песок, подобно страусу, или отлежаться на дне, как премудрый пескарь? Времени жить не так много.



18 ноября

Ирина.
Серёж, ты насчет …
 ...книги-то особенно не напрягайся. Помнишь, я говорила, что есть литература, которую обязательно надо прочесть, неважно, сейчас или лет через десять. Просто надо и все. Это как математику в школе- не нравится, а учить надо,"потому что ум в порядок приводит"(М.ЛОМОНОСОВ)
    Так и с литературой некоторого рода тоже. Без бульварной пошлятины прожить можно, а без знаковых вещей можно пройти мимо многого в жизни, не заметив. У тебя мозги скроены так, что ты сможешь, в конце концов, принять и не такие вещи. Если только сознательно не станешь ограничивать своё сознание.
    Навязывать ничего не хочется, но и оставить все, как есть тоже обидно - для чего-то мы все-таки встретились и почему-то никак не получается расстаться. Вот уже и "дети" у нас пошли общие.
 
    Не хочется навязываться, но, может, попытаться тебе помочь с транспортировкой ребятни на базар? Не знаю, как отнесется к этому муж, но, думаю, можно уладить и это.


Сергей.
Привет.
Постараюсь не напрягаться вникать в книжку.
Спасибо за предложение о помощи. Я принципиально не хочу везти их на базар. Я предлагал родителям подарить их кому-то. Они говорят, мол, чом бы й не продаты йих. То нэхай так и будэ. Тильки я нэ пойиду.
Бо мне нужно серьезно начать готовиться к сессии. Хотя говорю это себе уже давно, сделал мало. Да и не уверен, что много сделаю. Заочно не так и просто учить, ведь всегда есть вопросы.



Ирина.
У меня завтра свободный день. Могла помочь.
Готовься к сессии. Хотя с трудом представляю, как это можно делать дома, когда вся семья вместе с собаками на твоей голове. Жил бы ближе, задачки порешали бы.
  Ладно, если что, смсь. Я весь день предоставлена сама себе.  Привет сестрам Амели. Продадутся. Не сомневайся.


Сергей.
Привет,
Если будет такое желание, я бы подъехал на работу, там можно было бы порешать эти самые экономические задачки.
А семья не на моей голове. Я лишь материально вливаю ее.
На улице снег. Колокола звонят.


22 ноября

Ирина.
 Если помнишь, ты был не против  взять меня на одну из проповедей. Кстати, не спросила, о чем велась речь на воскресной, где ты был. Ощущение, попадание в нашу компанию шло вразрез с услышанным - закон маятника, чем больше набираешься святости в одном месте, тем сильнее разочаровывает действительность.
 
 Не хотелось бы разочаровывать. Не хотелось бы потерять связь с тобой - внешнюю и внутреннюю. Я потеряла очень близких людей, попавших в тоталитарные секты. Тогда я мало что об этом знала. Но пришлось зайти очень далеко в одну из них, чтобы понять, как они работают с сознанием и подсознанием человека, подпавшего под их влияние.
 
 Не хочу брать на себя дерзость судить о церкви, в которую начал ходить ты. Для этого надо увидеть плоды этого дерева. Я прошу еще раз, уже совершенно трезвая - возьми меня с собой. Я не буду мешать твоему восприятию. Только попытаюсь ответить себе на некоторые возникшие у меня после твоих писем и встреч с тобой вопросы.
 
 В конце концов, даже если что-то вызовет неприятие, собака не перестанет быть собакой.  И выгуливать мне её все равно придется под твоими окнами;.
 
 
Сергей.
Я же тебе говорил, что все, что нас окружает, это в первую очередь - люди. Фирма - люди, дом - люди, страна - люди, церковь - люди, секта - люди, клуб - люди. Если откинуть географическое положение, положение в обществе, материальное состояние, интересы или т.п., типа за чем часто многие маленькие люди прячутся, то можно увидеть СУТЬ кто они на самом деле.
Поэтому ты можешь увидеть и в церкви хороших людей и в секте хороших. И на работе и в клубе "44". Поэтому нужно различать то, что от души, и то, что наполовину от души, а наполовину для себя. Что от души, а что за душою. Без этого тебя точно затянут.
Короче, никто меня не затягивает никуда. И больше об этом не говори.
Ответь только себе, зачем ты туда хочешь пойти?
Просто посмотреть и оценить?
Или, может, найти то, чего ищешь давно, и не нашла?
Или что-то другое?
А то, что я отдаляюсь, так полезно бывает. Дело не в том вечере.


Ирина.
Впечатление, что ты хочешь решить за меня, надо мне туда идти или нет.
Я хотела пойти туда только потому, что там ты. Хотела послушать то, что слушаешь ты. И ВСЁ!
Мне неприятно, что тебя это так настораживает и отдаляет.
Я не вижу причин для соблюдения ИСКУССТВЕННОЙ дистанции во взаимоотношениях. Мне казалось, у тебя была возможность убедиться, что я не представляю никакой угрозы ни для тебя, ни для твоих убеждений.
Одним словом, мне очень неприятно, что в твоих глазах я выгляжу излишне навязчивой.
Я не пойду, если для тебя это вопрос принципиальный.
В конце концов, ничего не потеряю.
УВЕРЕНА, НИЧЕГО.
Жаль, что не получилось построить нормальные человеческие отношения.
Такая игра, какая предлагается мне тобой, не в моём вкусе. Я ненавижу, когда играют чувствами других людей. Сейчас, охраняя свою независимость, ты делаешь мне больно. Хотя ничего, кроме дружеского расположения, я к тебе не питаю.
Хочешь быть одиноким- будь им.
Сергей.

Кстати просил ответить не мне, а самой себе.
Не советовался.


23 ноября

Ирина.
Ещё раз
перечитала твоё последнее письмо. Про хороших людей. Про то, где их можно встретить. Да. Да. Да. НО! У меня есть все-таки одно возражение.
 
 Насчет сект.

 Как правило секте НУЖНЫ именно хорошие ребята.  И как правило, в секту затягивают именно совестливых, умных, порядочных людей.
 
 Цель?- использование чистой человеческой души во благо секты и её руководителей.
  Для чего человека надо отключить от социума и внушить, что только служение Богу так, как это проповедуется в этой секте- ИСТИННО. После чего человека заставляют служить интересам секты.
 
 Способ привлечения?-
 
  1 этап: "бомбежка любовью".
 окружить вниманием, заботой, любовью, что данный конкретный человек не дополучил в своей семье или в отношениях с близкими и друзьями, внушить ему мысль, что истинное человеческое понимание он может обрести только здесь.
 
 Цель - создать впечатление, что его окружают уважающие и понимающие его друзья,
 что организация- это его духовный дом, где его ждали и где ему рады., что ему ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ПОВЕЗЛО,ЧТО ОН ПОПАЛ СЮДА.
 
 
 2 этап: "доктрина секты"
 загрузить своим- внутрисектантским - видением божественной истины .
 Как правило примитивная мешанина из кусочков различных вероучений,
 фальсификация священных писаний традиционных религий, подтасовки, натяжки, искажения.
 на этом этапе расчет на неосведомленность привлекаемого в вопросах вероучения
 
 Цель - ОТКЛЮЧИТЬ КРИТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ новичка, благодаря которому он еще может САМ РАСПОЗНАТЬ ЛОЖЬ И ИСТИНУ и выйти из секты.
 
 Методы-
 1) изолировать от привычного окружения, общения и информации извне
 
 2) замкнуть общение в рамках секты
 
 3) загрузить "своей" литературой и участием в мероприятиях секты.
 
 "Если ты не будешь ходить в церковь, ты будешь спать со всеми женщинами подряд" - неучастие в мероприятиях секты - приведут тебя к неправедности, внушают новичку, вызывая в порядочном человеке чувство вины.
 
 На самом деле, цель - не оставить свободного времени, подвергать непрерывному психологическому воздействию. Мероприятия, концерты, массовые молитвы, пения и т.д. вызывают неустойчивые состояния психики ,
 
 человек становится легковнушаемым и воспринимает любую информацию на веру, а ИНФОРМАЦИЯ ИДЕТ ТОЛЬКО СВОЯ- ВНУТРИСЕКТАНТСКАЯ...
 
 
 Это и есть ПЕРЕЗАГРУЗКА, ПЕРЕПРОГРАММИРОВАНИЕ СОЗНАНИЯ.
 
 ЦЕЛЬ- ПОСТАВИТЬ ЧЕЛОВЕКА,СОЗДАННОГО БОГОМ И НАДЕЛЕННОГО ИМ СВОБОДНОЙ ВОЛЕЙ, НА СЛУЖБУ ИНТЕРЕСАМ СЕКТЫ.
 
 
 Я могла бы тебе рассказать об этом гораздо больше, если бы ты хотел меня слушать. Могла бы дать прочесть соответствующую литературу о сектах.
 
 Поверь, СЕКТА- ЭТО ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНО.
 Хороших людей там тоже очень много.
 НО,К СОЖАЛЕНИЮ, ЭТО УЖЕ НЕ ЛЮДИ, А ЗОМБИ С ПРОМЫТЫМИ МОЗГАМИ.
 
 Это технологии. Понимаешь? ТЕХНОЛОГИИ! Которые действуют безотказно.
 
 И противостоять этому можно ТОЛЬКО ЗНАЯ, ЧТО ОНИ ДЕЛАЮТ С ТВОИМ СОЗНАНИЕМ И ПОДСОЗНАНИЕМ.
 
 
 Поэтому о сектах у меня своё, ОСОБОЕ МНЕНИЕ.


Сергей.

А у меня свое мнение. И я тебе уже сказал его намного проще. И скажу любому из них из любой секты, что я не верю в то, что если человек не ходит туда, то он будет в аду. Там будут и те, кто ходит и те, кто не ходят. Также и в раю. Везде есть разные люди, и они в первую очередь - люди. Что тогда сказать о людях, которые живут в Житомире, и не знают об этой секте? Они будут все в аду? Ложь. Никакой человек не имеет права говорить так, также как и осуждать любую секту. Уж если к проституткам и ворам привыкли, то чего придираться к сектам? Это часть нашего общества, люди, которые не верят в политику, ни в деньги, ни в светлое будущее. А кому сам Христос проповедовал? Нищим, калекам, и т.п. Есть люди, которые сами ждут обмана в обмен на хорошее отношение к ним и будут разочарованы в распаде секты. И если их обманывают, то не они в этом виноваты, а те, ну, подумай логически. Ведь их советь чиста. И если в одной секте встретятся несколько хороших человек, найдут друг друга, потому, что так бы они и ходили степными волками и не нашли бы друг друга в ночном клубе или спортзале, а именно здесь поймут друг друга, не замечая обмана, то, может, эта секта созидательна? А может, в этой секте закаляется новое поколение, которым прививаются такие жизненные приоритеты как любовь, как нужно прощать, как нужно жить. И через двадцать лет такие люди будут страдать физически и морально от придурков, воспитанных невежами за пределами секты.
Рекомендую почитать книгу "Степной Волк". Там написано, что каждый сначала стремится, потом попадает, потом страдает и, наконец, погибает от своих же стремлений и на своем же пути. Властный страдает и погибает от власти. Богатый от богатства. Ленивый от лени. Христианин от веры.
Ты сама знаешь, что чувствует человек, когда он встречает и общается с однодумцем. Не с тем, кто смотрит на тебя и восхищается тобою или твоими заслугами, или делами, или твоими рукописями. А тот, кто смотрит в ту же сторону, куда и ты смотришь, кто имеет и разделяет ТЕ ЖЕ самые жизненные принципы, что И ТЫ разделяешь. Кто думает о том же и так же, как и ты думаешь.
Секты - это амбициозный вызов православным гомосексуалистам-батюшкам, амбициозный противовес против таких приоритетов как деньги, стремление к богатству, потеря совести и т.п.
Это-то, что я увидел в секте.
Иначе умные и порядочные люди, могут так и не найти друг друга, а может, однажды потерять совесть.


Только что позвонил в клинику.
Значит, нужно уже вот что сделать.
Купить таблетки от глистов (общего спектра для щенков), прогнать два раза (один раз, через несколько дней еще раз) и через 10 дней сделать прививку "Набивак" (такая же, как была сделана в первый раз).



23 ноября

Сергей.
Короче, никто меня не затягивает никуда. И больше об этом не говори.
Ответь только себе, зачем ты туда хочешь пойти?
Просто посмотреть и оценить?
 Или, может, найти то, чего ищешь давно, и не нашла?

Ирина.
…" Или, может, найти то, чего ищешь давно, и не нашла?"»

 
 - Я ХОЧУ ВЫДЕЛИТЬ ЭТУ СТРОЧКУ ТВОЕГО ПИСЬМА, чтобы ответить на неё словам из ЕВАНГЕЛИЯ ОТ МАТФЕЯ( гл.24, 4-5,23-27)
 
 "Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить:"я Христос", и многих прельстят."
 
 "Тогда, если кто скажет вам: вот здесь Христос, или там,- не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, И ИЗБРАННЫХ  (выделено мною - насчет хороших людей). Вот, Я наперед сказал вам. Итак, если скажут вам: "вот, ОН  в пустыне", - не выходите; "вот, ОН в потаенных комнатах",- не верьте; ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого".
 
 Так вот, я хотела сказать этими словами Священного Писания и предостеречь, может быть, тебя, если моё мнение что-то для тебя значит, ИСТИНУ НЕ НАДО ИСКАТЬ ТАМ, ГДЕ ЕЁ НЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ.

 
 Если кто-то говорит, что его устами говорит Бог, что только он понимает Слово Божье так, как того хотел Бог, лучше отойти в сторону и ещё раз прочесть Евангелие.
 

 И несколько слов в защиту Православия. Секты очень нетерпимо относятся к православной вере, которой только на Руси-1000 лет, и она видала и не такие гонения и хулу,  это очень сильная вера, но она оставляет тебя свободным. Ты можешь войти в храм и выйти из него, ты вправе и обязан думать над каждым сказанным словом. В православном храме ТЕБЕ НИЧЕГО НЕ НАВЯЗЫВАЕТСЯ, но в любой момент ты можешь прийти за помощью и получить её.
 
 Всё, что говорится в сектах о Православии - грязная, подлая ложь, стремящаяся если не побороть противника, а этого они сделать не в состоянии, то по крайней мере оклеветать и дискредитировать его в глазах человека, который ПРОСТО НЕ ЗНАЕТ ПРАВДЫ ОБ ЭТОЙ ВЕРЕ, просто несведущ.
 
 Очень мелкий и грязный приём.
 
 
 "Или что-то другое?"-   Это тоже твоя строчка. На неё я отвечу так, чтобы в очередной раз тебя озадачить шуткой, можно?
 
 СЕРЁЖА, ТЫ МНЕ ДОРОГ, И Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ПОТЕРЯТЬ.

 Извини, что разразилась такой тирадой.
 Была вчера в Китаевой пустыни, там, куда мы ездили с тобой, помнишь? - не Выдубичи, а Китаево, ты перепутал. Была в монастыре. Попросила помолиться о всех нас. Это называется Сорокоуст - сорок дней человека поминают в молитвах, чтобы ему легче жилось на земле.
 Это, к сожалению, все, что я могу сделать для тебя, не спрашивая на то твоего дозволения  молиться о тебе.
 
 
 Пока всё. Очень устала.


Сергей.
Я только так и делаю, слушаю, потом делаю свои выводы. И это больше моя проблема, не верю никому.
То, что от Матфея, я не уверен, я не видел никого, кто говорит от Бога или как Бог. Вообще мне кажется тот отрывок про будущее. Нострадамус говорил, что придет лжехристос. Хотя я вспомнил, было «белое братство», и та барышня называла себя богом. Но здесь не так, здесь говорят для Бога, а не от Бога. Другие слова я просто не хочу воспринимать. Нужно фильтровать. И бездумно – придурковато – радостную - ярко-выраженную любовь, которую иногда вижу, не воспринимаю. Хотя не имею право сказать, искренна ли она или нет. Просто не понимаю такого. Тем не менее, даже такое проявление личности - знак, задуматься об обществе, в котором мы живем. Ведь такие люди - часть нашего общества, как и степные, морские и прочие волки и всевозможные свинки.
А чем больше ты будешь говорить мне про секту и ее методы, тем чаще я начну вспоминать голубого батюшку, готового отдаться на берегу Днепра под Киево-Печерскими горами. Или про то, что такая церковь лезет в политику, снимается в предвыборных роликах кандидатов и прочих политиков (это ли не метод влияния?). Или людей, которые ходят в православную церковь, но готовы по выходу пьянствовать, драться, бить сектантов. Нет, сектант не обидит другого, сектантов легче обидеть, легче сектанта обидеть, чем сказать пьяному придурку не материться в общественном месте. Легче сектанта обидеть, чем побороть свою гордость, легче сектанта обидеть, чем простить старую обиду. Зато сектант не будет помнить всех обид, не имеет гордости, второго счастья - наглости. Но неправильно приравнивать всех под одну линейку. Чего не жду и от тебя.
Снова повторюсь. Люди - вот что нас окружает.
Я стараюсь думать объективно, хотя и заносит. Твое мнение кажется однобоким (шуткой, как ты назвала). Так же как и мнение о том пенсионере в Харькове, куда ты шла, уже все зная наперед. Вот я и спросил, зачем ты хочешь пойти туда.
Кстати там никто не говорил никогда плохо о православной. Я не слышал.
Хотя вспоминаю что-то типа такого, поставить свечку - не означает прожить праведно.



24 ноября

Ирина.
Можно постучаться в твои двери ещё раз?

Ещё раз перечитала твои письма. Уже уняв сердцебиение и нездоровое возбуждение. (Очень возбуждаете вы меня, молодой человек!) Что-то с первого взгляда мне там показалось больше неправого, чем сейчас при повторном прочтении. Прав был граф Толстой: "Пишите только тогда, когда убедитесь, что никакая страсть не говорит в вас".
 
 Поэтому, может, не совсем в тему был мой ответ.
 
 Я много лет назад точно так же, как и ты искала Бога и находила его на проповедях в разных церквях. Я не помню их названий. Это был конец 80-тых годов, их много тогда пришло к нам из-за рубежа. Тогда библию можно было найти только у них. Православные церкви стояли в руинах. Тогда же я стала интересоваться и восточными религиями. Параллельно изучая эзотерику, оккультные и мистические науки. Не для самоутверждения- было безумно интересно. Открывался совершенно фантастический мир человеческих верований. Я увидела, как человечество всю свою историю существования стремится вырваться за рамки мира материального в мир духовный. История развития верований человечества - это , пожалуй, самое интересное, что удалось мне хоть чуть-чуть для себя открыть. НЕ ВЕРА, пока еще, А ИСТОРИЯ ЕЁ ВОЗНИКНОВЕНИЯ и суть каждой веры.
 Моему браку было всего около года, когда я познакомилась с другом детства моего мужа. Это была странная встреча людей, у которых сразу возникло ощущение, что они знают друг друга сотни - тысячи лет. Его интересовали те же знания, на мир он смотрел так же, да что говорить, мы и влюблены были друг в друга с первого взгляда. Мы встречались не чаще раза в полгода, когда приезжали в город детства мужа. Общались. Не позволяя чувственному выйти на поверхность много лет. Мы жили общностью наших взглядов. И вдруг он пропал. Никто не мог сказать нам, где он. Я, оплакивая потерю Друга, крестилась сама и крестила своих детей без него - он обещал быть моим крестным.
  Через два года, помню, мне было странное знамение- огромный светящийся крест на многоэтажке из горящих окон, подивилась красоте, прихожу домой- ОН. Только уже православный священник.
 Даже ради него, ради его новой веры я не смогла отступиться от интереса к тем вещам, которыми мы когда-то увлекались вместе. Я лезла во все дыры и во все учения, входила во все секты - играла с огнем - только со свидетелями Иеговы мы ели из одной миски 7 лет. Улетала в миры кастанедовского дона Хуана. И т.д., и т.п,. и продолжала любить своего - уже батюшку.
 Мы с ним давно объяснились друг другу и давно пришли к взаимному согласию жить так - нам невозможно что-то изменить в сложившемся положении, у него и у меня семья, ни он, ни я не хотим причинить боль близким людям. У НАС НИКОГДА НЕ БЫЛО ПЛОТСКОЙ ЛЮБВИ, но мы до сих пор любим друг друга.
 
 К чему я это рассказала?
 
 Я живу рядом с человеком, искренне раскаявшемся в прежних своих верованиях, принявшем Православие, открывшем для меня эту огромную область знаний- к сожалению, я и там только гость с записной книжкой,- благодаря ему, я знаю этих людей, знаю, как они живут, чем дышат, чем занимаются тогда, когда снимают рясы, УЖЕ 14 лет.
 И, поверь, это не отдалило, а напротив, приблизило меня к их вере. Не блуд, не разврат, не потакание похотям - может, я и кажусь такой, не мне судить, тебе виднее - ОНИ ЖИВЫЕ ЛЮДИ С ЖИВЫМ МЫШЛЕНИЕМ. С ними безумно интересно. Это другой мир, другое общение - более образованное, более духовное. Но они обычные люди. Пока не вступают в свои обязанности - брать на себя грехи мира в молитвах своих. Я видела, каким батюшка приходит после исповедей. Он почти мой ровесник - но за эти годы служения стал выглядеть, как старый дед. Они все очень рано стареют, потому что носить в себе то, что носят они - слишком непосильная ноша. Грехи мира, наши грехи.
 
 Я не хочу навязывать тебе своё видение. Просто рассказала чуть-чуть, что видела сама.

 Я знаю, когда мне очень плохо, мне надо идти в Православную церковь. В каких бы мирах меня не носило, какие бы бесы меня ни одолевали - моя православная вера меня всегда вытаскивала из самых страшных ям.
 
 Когда-нибудь я обо всем этом напишу подробно в своей книжке - вернее, она давно написана, потому что все записывалось в дневниках. Надо только перечесть и вспомнить набело. Все свои приключения между небом и землей.



Сергей.
Вот видишь, ты же сама пишешь, что это - люди, которые иногда преображаются для работы, и их работа отвечает их стремлению, их сути жизни.
Раздоры сект с сектами, плюс с православной церковью - это то же самое, что и между и католиками, и православными, и буддистами, и мусульманами, и т.п., только на микроуровне. Знаешь, есть макроэкономика и микроэкономика.
Ни у кого из них не хватает ума объединяться.
Это будет до тех пор, пока они работают. Они смогут объединится, только живя вместе как люди, а не как работники каких-то вероисповеданий, только любя, а не доказывая свое преимущество (Иисус никого не завоевывал нажимом), объединяя, а не разделяя. Направляя, а не ломая чужую веру. Дополняя, а не ограничивая. Помыть друг другу ноги и, сказав, "ты веришь в то же, что и я, ты - брат мой". Такой пример борьбы за любовь людей. Я могу пойти в священники, также могу пойти на улицу с библией, и рассказывать людям о Боге, такие люди тоже могут поседеть раньше времени, их могут бить, унижать, оскорблять. А ведь это грехи людей, которые они должны прощать, а не оставлять в себе. Когда ко мне такие люди подходили, я понимал, насколько они сильные ради веры. Мне становится их жаль, если они обмануты, но может лучше им этого и не знать. А что делать, если священники сидят в своих церквях? Как молодежь узнает о Боге? Секты -часть общества, и живут, проявляя себя, также для Божьих целей. Секты - также способ познания Бога.
Иисус сказал "много путей к Богу, держитесь узкой дороги"


Ирина.
К сожалению, ты не услышал того, что я хотела тебе сказать. Наверное, была слишком многословна.
 
 У тебя нет четкого представления о ТЕРМИНОЛОГИИ.
 Церковь, религиозная община и т.п. - это одно. Человек может прийти, найти единомышленников, молиться, перестроить свою жизнь согласно Писанию, жить и т.д. и оставаться свободным и вольным в любой момент без ущерба для психики выйти из этого. Т.е он продолжает мыслить как отдельно взятая личность.
 
 СЕКТА-(посмотри же в словарь наконец!!!)-от латинского "secta" -замкнутая группа людей. ТЕРМИН "СЕКТА "применяется к тоталитарным сектам- группам, в которых применяется МАНИПУЛЯЦИЯ СОЗНАНИЕМ ЧЛЕНОВ СЕКТЫ с целью  ПОДАВЛЕНИЯ ВОЛИ ЧЕЛОВЕКА И КОНТРОЛИРОВАНИЯ ЕГО МЫСЛЕЙ, ЧУВСТВ, ПОВЕДЕНИЯ.
 
 Сетевой маркетинг- это тоже тоталитарная секта, но не религиозного толка.
 
 Сергей, мы спорим с тобой не о вере, не о Боге. И говорим не о людях хороших или плохих. У нас с тобой глупый спор о том, ЧТО ЛУЧШЕ ТЮРЬМА ИЛИ СВОБОДА. Ты пытаешься мне доказать, что тюрьма лучше, не разобравшись в том, что СЕКТА- ЭТО ТЮРЬМА.
 
 Я хотела прийти с тобой на собрание или проповедь, чтобы своими глазами убедиться, что ты НЕ В СЕКТЕ, а в одной из религиозных общин. И УСПОКОИТЬСЯ.
 
 И ещё раз, прошу тебя, НЕ БОГОХУЛЬНИЧАЙ в отношении Православия. Ты судишь о Православной вере по тем двум - трём частным случаям падения ЛЮДЕЙ, которым, возможно, был свидетелем.
 
 Священники - люди, они из того же мир,. что и мы с тобой, поэтому отравлены теми же пороками, что и этот мир. Не наше дело судить. Судить будет всех Бог.
 
 Но они молятся о спасении наших душ. И благодаря их молитвам, а не их деяниям за стенами храма, спасаются те, кто приходит в Православную церковь за помощью.
 
 Пожалуй, надо прервать наш спор по одной простой причине - у нас разные уровни познания в этих областях. О сектах, о религии вообще ты судишь с позиции ЧУВСТВЕННОЙ, т.е. по первому впечатлению, которое они производят на человека.
 Я предлагаю тебе пойти дальше и что-то УЗНАТЬ, прежде чем доверять одному только чувству.
 
 Да, насчет той встречи с дедом в Харькове. Я много слышала о нем от Тани хорошего и много от этой встречи ждала – думала, встречу неординарного человека, ГУРУ, так сказать. И была страшно разочарована.  Нет, не той агрессией, с какой он меня встретил. Это легко объяснялось - разозлить, подавить интеллектом, чтобы человек, приходил и приходил ОПРАВДЫВАТЬСЯ- Я НЕ ДУРАК, НЕ ДУРАК... Я была разочарована так, как, может, разочаровала в свое время Моцарта встреча с известнейшим композитором Сальери. ГАРМОНИЮ НЕЛЬЗЯ ПОВЕРИТЬ АЛГЕБРОЙ. А дедок пытается втиснуть бесконечно прекрасный мир, мир Творения в рамки пары другой прочитанных им книг. Я увидела человека , не сумевшего прожить жизнь, не вписавшегося в неё, но придумавшего себе в оправдание своё мудрствование на тему Мироздания. "Таня, он вас ничему не научит, - помнишь, я сказала ей только это, - потому что  он не жил"... Таня дала мне почитать его письма. Они переписываются много лет.
 К сожалению, письма только упрочили меня в печальном выводе - ничего живого. У меня не было готового суждения о нем перед встречей. Не приписывай мне того, чего не было. Но теперь да, есть мнение и окончательное - маразмирующий себялюбец с сексуальной озабоченностью в отношении молодых "учениц". И больше я к нему не поеду.
 Лучше я буду Моцартом и "телячьим хвостиком", но у Сальери учиться писать музыку не стану.


Сергей.
Пробежал бегло твое письмо.
Продолжать не буду.





25 ноября

Ирина.
Вместо битья посуды…
У меня другой путь к Богу - через свой собственный внутренний мир.
 Я предпочитаю остаться дома наедине с поломанным магнитофоном и пусть с тысячной попытки, но починить его сама.
 Я предпочитаю перетрахаться с двумястами мужчинами и на двести первом споткнуться и понять , что или мне это не нужно ,или, что он, этот 201-й, и есть тот, кого я искала всю свою  жизнь.
 И мне не нужны ни стерилизованные мальчики с нездоровым блеском сексуальной нереализованности в глазах, но зато с библией в руке, ни пьяный мастер в салоне радиоэлектроники. В конце концов, я всегда могу вернуться к началу этого пути.
 
 Купить новый магнитофон взамен старого.
 Вернуться к себе той, какая я была пять, десять, двадцать, тридцать лет назад.
 
  Я всё и всегда делала осознанно - и взлетала, и опускалась в пропасть.
 
  Моя душа всегда при мне.
 
  Мой разум тоже.
 
  "Если Бог хочет наказать человека, он отнимает у него разум". Когда полтора месяца назад я лежала на столе, засунув голову в аппарат, который просвечивал мне мозги, проверяя их на наличие в них опухоли, я думала о том, что если мне сейчас скажут, что диагноз подтверждается, то, пока ещё есть время и я ещё при памяти - при своей памяти, а не памяти овоща, - я должна раскаяться в ложности своего пути - ставить эксперимент на себе, - и, как вор на кресте, попросить по-быстрому индульгенции у Бога.
 
 Мне была дана отсрочка. Значит, Бог ещё терпит злоключения блудной дочери своей. И разума не лишает. И жить помогает.
 
 Никогда не принадлежала ни одной из сект, ни одному братству, ни одной из религиозных конфессий. И, пройдя советскую школу обезличивания детей, выработала стойкую неприязнь к мысли, что КОЛЛЕКТИВ МОЖЕТ ВОСПИТАТЬ ЧТО-ТО СТОЯЩЕЕ. Секта- для меня коллектив, перевирающий слова Библии.
 Иисус не называл нас братьями и сестрами, но говорил, что в Царствии Его Отца ни женщин. ни мужчин не будет, ибо люди будут как ангелы. Иисус не называл мертвыми тех, кто живет плотью, но мертвыми называл тех, кто не верует в Него. И еще много таких маленьких неточностей, которые когда слышу, просто отхожу в сторону- веруйте и живите, как хотите. Я В ЭТУ ТОЛПУ НЕ ПОЛЕЗУ.
 
 Сломаю  магнитофон и выброшу его к чертям на свалку.
 Но по крайней мере я попыталась починить его сама, согласно инструкции.
 А вы, страшащиеся жизни, и прикрывающие свой страх трусливой верой, так и умрете, не познав, какой шикарный подарок дал вам Господь, когда вселил душу в ваше тело и подарил жизнь.
 
 Он не побоялся сотворить такую красоту для всех нас, а мы боимся ею воспользоваться и предпочитаем жить в зоопарке в клетках.
 
 Больше о вере не хочу говорить. Не хочу слушать дилетанта, не желающего расширить свой кругозор чтением. Ты очень мало знаешь о вещах, о которых берешься судить. Надо заглядывать в учебники, словари, философские и богословские книги. Чтобы знать и не говорить неумных вещей. Ты способный мальчик, и голова тебе дана не для того, чтобы ею только кушать, надо загружать свою умную голову.
 
 Наговорила обидных вещей.
 Разбавлю неприличными.
 
 Поездка в Харьков была для меня тяжелым испытанием. Мне казалось, что я совершенно избавилась от искушения . Уже давно не питая к тебе ничего. Но живя рядом те несколько дней ,чувствовала такой наплыв то ли нежности, то ли вожделения, то ли похоти, что поняла, как же рано радовалась за себя. Один  раз это вышло на поверхность, внезапная слабость. Помню эту бесчувственность - как ожег. И все.
 Я помню, кто я и помню, сколько мне лет. Но я знаю, что и в восемьдесят я останусь женщиной. Если Господь сделал меня на время жизни на земле женщиной, я должна быть ею, а не бесполым придатком какой-нибудь религии.
 
 Три дня в Харькове я тебя очень любила. И как женщина тоже. Ты мог этим воспользоваться. Я благодарна тебе, что этого не случилось. Я могу теперь хорошо о себе думать. Потому что отказать бы не смогла. А потонуть в последующем твоём раскаянии второй раз не выдержала бы.
 
 Мы хорошо себя вели. Каждый по своей причине. Ты боялся испачкаться. Я хотела перебороть в себе низменные страсти. Получилось. Теперь дружить и радоваться.
 
 Интересно, если бы не собака, на какой день ты сбежал бы от такой дружбы?
 
 Не думаю, что тебе хоть что-то понравилось из того, что я написала. Но, может, хотя бы перед моей искренностью можно снять шляпу, молодой человек???!



Сергей.
Теперь ты дала ответ на мой первый вопрос.
Иисус НАЗВАЛ братьями и сестрами тех, кто окружал его.
Он называл мертвыми людей, которые не верят.
Твоя искренность. Снимаю шляпу.
Скажи, если я прячусь за Библией, как трус, который имеет желания, похоти, но подавляет их, зачем говоришь спасибо за поездку в Харьков и мое поведение??? Я стал стерильным противным мальчиком??
Обрати внимание, ты все время наезжаешь.
Я жду девчонку, которую увижу через месяц.
Зная библию, не используй ее против меня. Тем более отдельными фрагментами.
Хочешь меня чему-то научить называя меня овощем? Извини, мне не нужна такая помощь и наука.
Хочешь, чтобы все повторяли твой жизненный путь? Ты сама хоть счастлива?


Ирина.
Овощем я назвала себя…

Если бы опухоль все-таки нашли в моей голове, я стала бы им месяцев так через... и я этого по-настоящему испугалась.

Я держалась за мысль, что у тебя есть девчонка, которую ты хочешь встретить, не перепачкавшись в грязи - во мне, чтобы не дать воли своим чувствам. И я благодарна твоей чистоте.

Я никому не советую повторять мой путь, потому что это путь АДА в душе. Ежедневного, мучительного ада.
Но это мой путь. И другой путь мне не подходит. МНЕ не подходит, а не кому-то другому.

Ты вправе обижаться, вправе ненавидеть меня, вправе избегать общения со мной, это не изменит моего стремления прийти на помощь тебе в любую минуту, когда эта помощь тебе может понадобиться. Не потому что ты брат мне, а я тебе сестра, а потому что я люблю душу, которая живет в тебе. И время этой любви не изменит.

Я благодарна поездке в Харьков, потому что она дала мне возможность показать тебе, что я могу любить тебя, не требуя ничего взамен. Ты еще не осознал этого до конца. Но ты хотя бы знаешь теперь об этом. Я, наконец, смогла тебе об этом сказать.

Мне ничего от тебя не нужно.
Я не наезжаю - я отхожу в сторону, чтобы не мешать тебе жить. У меня просто было слишком мало времени, и я спешила раскрыться.

Ты не знаешь, как сложатся у тебя отношения с той девочкой. Возможно, встретившись, вы поймете, что вам больше нечего сказать друг другу. Ты можешь почувствовать вновь "своё мучительное одиночество» - это твои, а не мои слова, тогда, в машине, когда возвращались с дачи, ты не представляешь, какой болью они во мне отозвались тогда. Я поклялась себе никогда не воспользоваться этим твоим откровением во вред твоей душе. Ты был беззащитен и очень уязвим. Ты такой и есть - слишком близко к коже и плоти твоя душа. Тебя легко ранить и убить. Я никогда не буду твоим убийцей. Но я всегда буду оберегать тебя, даже когда ты не подозреваешь об этом.


Живи, мой мальчик. Спасибо, что ты дал мне возможность пережить всю гамму чувств - поверь, очень противоречивых чувств.

Пусть Бог хранит тебя.


25-е
Сергей.
Привет снова,
Ну и погодка сегодня была, гуляли с Амели?
Как укус? Проходит нормально? Купили таблетки от глистов? Надеюсь, да.
Мне сегодня преподаватель по английскому немного рассказала про клуб «44». Причем сама о нем завела тему. Вот так этот клуб все чаще появляется в моей жизни.



29 ноября

Ирина.
Писем больше не будет.
Вообще больше ничего не будет.
 Надеюсь вернуться.
  Другим человеком.
  Может, такая буду нравиться больше.
  Мне уже все равно.

Сергей.
Я знаю.
Мне это приснилось сегодня.
Ждал подобное письмо.
Ты - взрослый чело и умная и образованная.
Справишься.
Хорошей поездки!
Пока.


Сергей.
Хотя грустно.
Буквы сухие. Не совсем понятно твое настроение. Надеюсь, не отразится плохим на собаке.
А не нужно мне нравится, как и я не пытаюсь и не пытался нравиться. Если есть хорошее настроение, разделяешь его с кем-то. За это тебе человеческое спасибо, за Харьков, за клуб.
Мама цветов накупила.
Будет на даче садить весной.
Подрастете, если захотите, приезжайте.


Сергей.
Но если говоришь мужу, что хочешь побыть одна, потом ищешь компанию, меня там не будет Если захочешь встретиться, то не в то время, когда вышла за машиной.
Пока.



Ирина.
Я не обманываю мужа.
 Даже когда пытаюсь что-то скрыть от него, он знает больше того, что говорю ему.
 Он знает, что в Харьков мы ездили с тобой, хотя об этом никто ему не говорил. Он просто знает и всё.
 Знаешь, намного тяжелее, когда про тебя знают все и все готовы простить, лишь бы ты была рядом. Очень тяжело быть за это благодарной. Ещё тяжелее заставить себя полюбить человека за это. Есть вещи, над которыми человек невластен.
 Я еду с ним всего на три недели и жду этого с ужасом. Мы пытаемся построить дом в кратере вулкана. Спасаем то, что сами же разрушили давным-давно. Он сказал, что если не получится и на этот раз, наконец, отпустит меня. Я не могу больше играть, но ещё раз попробую сделать это. Сначала усилие над собой, потом можно заиграться и поверить самой себе, что этот спектакль и есть твоя жизнь.
 Я и хочу и одновременно очень боюсь заиграться и поверить, потому что это уже буду не я. Это уже было. Это-  смерть.
 Вчера один мой знакомый психолог сказала, что если бы я умерла, это было бы лучше для семьи, потому что горе сплотило бы семью, но если я уйду - семьи больше не будет, потому что она держится только на мне...
 Поэтому мне грустно.
 У меня нет никакого выхода.
 Я не могу уйти и не могу остаться.

 Я не хотела обижать тебя. Я говорила и грустила о своём.
 А ты... Ты очень помог мне выстоять на время. Не знаю, каким образом, но помог. Ты был где-то рядом, когда мне надо было хоть за что-то зацепиться, чтобы выжить. Вера, религия, надежда и т.п.- абстрактные понятия. Спасаешься, когда рядом есть кто-то, кто готов тебя выслушать.
 
 Надеюсь вернуться.
 Надеюсь, прежней.
 Надеюсь, еще увидимся.



Сергей.
Что за пессимизм, отчаяние и вообще чувство безвыходности.
Я же сказал, справишься, если захочешь.
Хорош грустить и ныть.
Знаешь, чем ты похожа на Таню? Она учит философию, но не философствует.
Ты знаешь религию, не используешь ее на практике. Просто знаешь ее. Также как я знаю, как водить машину, но не вожу ее, потому что не хочу ее покупать.
Я не знаю, обманываешь ли ты его. Но две твои смс, в одной из которых ты назвала его "любимым", а в следующей "оно", даже смысл первого слова преображается.
Ты знаешь мою обиду. Но я никогда не унижал свою мать, хотя и имею обиду. Я говорил, если мне не нравится, или я не согласен, я сам заводил разговор, чтобы разобраться, выяснить все с нею. Но это лишь один вариант выхода в моей ситуации. Ты говоришь, что она хорошая. Может, я и преувеличиваю, но самое худшее она отдала мне и папе. Я знаю одно, Бог ее любит, и я не имею право унижать ее.

Теперь я тебе скажу, что твой Гена хороший. Может, у тебя слишком много свободного времени, чтобы вспоминать старые обиды? Пойди, блин, займись чем-то, на работу устройся, найди себе цель, найдите общую цель!
Больше я тебе ничего не скажу.
Год назад я тебе говорил подобное.
И мне абсолютно равнодушны твои душевные раны, также как и свои не переношу. Это - слабости.
Поэтому  возвращайся какой-нибудь другой. Повеселее от души. А не клоуном с кучей какашек в душе.



30 ноября

Ирина.
Матерей не выбирают.

Мужей выбирают.

Если я когда-то ошиблась, выйдя замуж не по любви, я имею право исправить это, пусть даже через двадцать лет.

ЧТОБЫ НЕ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ТВОЮ МАТЬ, ОДНАЖДЫ ОШИБИВШУЮСЯ И ПРЕВРАТИВШУЮ ЖИЗНЬ СВОИХ БЛИЗКИХ В АД.

Неужели ты не понял, что женщина, не любящая своего мужа, вымещает свою неудовлетворенность на самых дорогих людях?!!

Тогда ты просто слепец. И грош цена всей твоей любви к ближнему.

А за «какашки» в душе - спасибо.
Нет ничего приятнее, чем получить плевок в душу ответ на открытость.

Желаю тебе счастья с твоей будущей спутницей жизни.

Надеюсь, что ты найдешь ДОСТАТОЧНО ТУПУЮ ДЕВИЦУ, чтобы у той никакого дерьма в душе не было.

Честно, я не ожидала от тебя такой ненависти.

И полного отсутствия сострадания и сочувствия.

Пошёл ты К ЧЁРТУ........... 



31 декабря

Ирина.
 Почти прощальная…


Поздравляю с уже почти наступившим новым годом.
Желаю удачи, здоровья, любви, счастья, везения, понимания близких и участия далеких друзей.
Пусть все, что не досбылось в этом уходящем году не проскользнет сквозь пальцы в наступающем.
Пусть все, о чем мечтается в одиночестве, сбудется наяву.
Пусть никогда грустные мысли не станут жизненным кредо.
Пусть в твоей жизни будет побольше взаимности и как можно меньше неверия в собственные силы.
Успехов, радости, приятных сюрпризов.
С НОВЫМ ГОДОМ!!!


Сергей.
Почти прощальная…

 …( не сохранилось)…



Ирина.
Сразу видно, что тебе очень мало лет
пришлось прожить на белом свете. Спешишь узаконить расставание высокопарными
словами о прощании и напутствиями на всю оставшуюся жизнь.
Расслабься, мой маленький и добрый друг. Как я могу судить по тону твоего
поздравления, встреча с любимой превзошла твои ожидания, и ты, опьяненный
эйфорией и счастьем, спешишь развязаться с порочащим тебя прошлым - то бишь, со
мной. Я, конечно же, переживу, нет сомнения. И, как всегда, буду в ладу с собой. В
этом тоже можешь не сомневаться.
 То, что расставаясь с тобой перед Трускавцом, я писала слезливые письма, не имело
к тебе никакого отношения. Я боялась растерять себя в этой поездке, вынужденная
целый месяц подстраиваться под человека, которому посчастливилось быть выбранным
мною в мужья много лет назад. Поверь, ему очень повезло тогда. И сейчас тоже…
Лучше иметь возле себя стерву с противоречиями внутри ( а не с «какашками», как ты
соизволил выразиться тогда), но порядочную и умную, чем безмозглое молодое мясо,
западающее на толстый кошелек, что обычно предпочитается большинством мужчин.
  Я не сомневаюсь, что последние мои слова к тебе не имеют никакого отношения. И твой выбор подруги верен и не разит банальностью.

  Я вернулась прежней, только очень уставшей. Ни под кого подстраиваться больше
не собираюсь. Я вырастила замечательных детей, которые без обязанности любить
любят меня такой, какая я есть, со всеми моими тараканами в голове. Муж, знающий
меня всю вдоль и поперек, как облупленную, рад нести этот крест всю оставшуюся
жизнь, потому что со мной ему НЕ СКУЧНО. Он считает свою жену Космосом,
вместившим в себе всех женщин Земли. И, надеюсь, никогда со мной не расстанется. КАК И Я С НИМ!

  Поэтому и ты, и твои друзья, и их и твои подруги можете спать спокойно. Никто
и никогда не покушался на ваше внешнее и внутреннее пространство. А то, что было
между нами, это просто дружба, общение, симпатия и любовь человека к человеку, а
не страсть, порок и похоть. Я достаточно взрослый и разумный человек, чтобы не
уметь включать мозги, когда чувства превалируют над разумом.

А то, что в разговорах я излишне откровенна, это, может, и порок. Но не больший
ли порок лицемерие и трусость?

Надеюсь, я тебя не обидела. Грех обижаться на человека, который искренен с
тобой.
Я люблю тебя, люблю твоего друга Владимира. И, надеюсь, со временем вы оцените
бескорыстность и искренность этой моей любви.
Если захотите, конечно.
Но если вам приятнее этим пренебречь, что ж, я умею держать удар.
И сживаться с потерей дорогих мне людей тоже умею.
В КОНЦЕ КОНЦОВ, СЛАВА БОГУ, ВЫ ЖИВЫ И ЗДРАВСТВУЕТЕ.

Так что, если хочешь, пусть это будет "почти прощальная"




2006 год.

Февраль.

11 февраля

Ирина.
Давно не общались. Последнюю встречу общением можно назвать с большой
натяжкой.
    Так вот и происходит потихоньку разбредание по разным концам Вселенной.
Сначала, нет повода для встречи, потом, вроде бы и повод есть, да негде
притулиться, чтобы, уединившись, пошептаться - "поговорить за жизнь". Потом уже
и возможности вырваться за пределы своего вдруг сузившегося мира становится все
меньше. Когда-нибудь ткнешься в стенку, а окажется, что ты давно в гробу
запечатан и предан забвению. Когда долго о тебе не вспоминают, остается именно
такое ощущение.
    По приезде впряглась в свое ярмо с новыми силами. Семья радостно сняла с
себя все обязательства, которые вынужденно распределились меж ними в мое
отсутствие. Опять все по-старому. Днем пашу, ночью - пишу. Все равно рада их
всех видеть, хоть и устаю, как Савраска. Сегодня расчетный день. Опять пойдем
прятаться с Амелькой. Плохо, что заболела. Еле ноги передвигаю - не набегаешься
за ней. Наверное, придется побронхитить какое-то время.

    Чего ради взялась писать тебе? Сама не понимаю. Мне кажется, вы все
прекрасно чувствуете себя в том мире, в котором живете. Зачем мне было влезать в
это? Что хотела в нем улучшить? Так, с ощущением пустоты и собственной
никчемности его и покинула, не солоно хлебавши...



Сергей. 
Депрессняк какой-то.
Займись чем-нибудь полезным.
Я не посылаю тебя.
Просто это лучший выход отвлечься от ежедневной суеты и разных скучных мыслей.

Как думаешь? Так же как и способности можно развивать и довести до совершенства,
так и шизофрения иногда становится вдохновением и формирует личность


13 февраля

Ирина.
Да не депрессняк это, успокойся!

 Это форма мировосприятия. Я так вижу мир, жизнь вокруг себя. Суетным и бесполезным любое занятие.
 И я в этом не одинока. Прочитай на досуге "Екклесиаста"(Библия).
 "Все суета сует" И мудрость, и глупость, и труд, и праздность. Все будем там, где не имеет значение ничего, что что-то значило на земле.
 
 "Займись чем-нибудь полезным." - часто приходится слышать от людей , которые долбят лбом стену, считая, что нашли оптимальное применение своей голове.
 Мне не надо ИСКАТЬ себе полезные занятия, мне нужно чудо, которое увеличит мой день раза в два, чтобы успеть все то, что я умещаю сейчас в эти 24 часа.
 
 "Я не посылаю тебя."Нет, дружочек, ты именно посылаешь меня и- подальше. И делаешь это с первого дня нашего знакомства.
 Я игнорировала явное пренебрежение, делая вид, что все нормально и это меня не ранит. Мне ничего не надо было от тебя. Просто хотелось общения и все! Наверное, я просто от всех вас устала. Устала быть надоевшей, противной мухой, от которой не знают, как отмахнуться. Надоело быть нелюбимой подружкой. Надоело доказывать, что я интересный человек, что общение со мной может приносить радость. Знаешь, так вот вдруг, взяла и решила, а пошли вы все на...!!! небо за звездочкой. Что я распинаюсь перед всеми вами?! Ну не хотите вы меня видеть?- да ради Бога! Надоела?- Да, пожалуйста! Чего я лезу? Живите, как хотите. И я проживу прекрасно без всех, кто постоянно тычет мне в морду "ты никчема, ты тунеядка, сидишь за спиной мужа - ни хрена не делаешь, только ноешь" и т.д. и т.п.
 
 Таких "умников" немного вокруг меня, но в Киеве двоих таких имела счастье найти.
 
 Все! Баста! Общаюсь только с теми, кто меня принимает и любит. Остальные "в очередь, сукины дети, в очередь".

 "Просто это лучший выход отвлечься от ежедневной суеты и разных скучных мыслей".- Приму во внимание. Спасибо. Очень ново. Это где же мне когда-нибудь было скучно??? У меня еще Национальная Британская библиотека не прочитана. А ты - "Скучно"...
 
 Пока.
 Все.
 Я просто по тебе скучала, болван!
 Счастья в личной жизни!


Сергей.
М-да,
Спасибо.
Скучала и хотела общения?
В перерывах моего рабочего дня? Или в моменты, когда выходишь забрать машину, я должен был выбежать на пять минут, посидеть в машине? Это далеко от полноценного общения. Даже обидно. Да и не хотелось мне, Гена твой ревнует, а я не хотел быть поводом…

Ирина.  (Ха!!!)

Сергей.
…Знаешь ли, лоб был занят, нужно было стенку долбить. Наверное, если бы ты попробовала чем-нибудь заняться, и тебя кто-то отвлекал бы, то поняла бы меня. А если считала, что я тебя послал, скажу так, сама себе придумала, сама и живи с этим в своей форме мировосприятия.
А работать нужно было. Это тоже в Библии написано. Не всем же книги писать. Ведь нужны и такие люди, которые работают, а потом, может быть, купят эту книгу за заработанные деньги.
К сожалению, если я не заработаю сам, то мне никто не оплатит проезд в Москву.
Спасибо. Екклесиаста прочитаю обязательно.
Особенно приятно было читать твое пожелание счастливой жизни, после слов "пошли вы все на..."
М-да.
Надеюсь, я не дал повода подумать, что мне что-то нужно было от тебя.
Ну, все, пока, "нелюбимая подружка".




Ирина.
Извини.
Часто бываю неправа.
Хотя так неприятно оправдываться.
Мне кажется, нам будет проще договориться, когда ты, наконец, найдешь себе пару и женишься. Полгода, год, максимум два, это при самых благоприятных прогнозах, обычно уже через месяц начинаются трудности общения с избранником, и ты тоже будешь выбегать на перерывах и искать глазами знакомый силуэт, но не своей любимой, а кого-нибудь, с кем проще, кому ты ничего не должен, но кто захочет просто посидеть с тобой за чашечкой кофе и поболтать о твоих проблемах, может даже, только послушать тебя и все.
Иллюзии рассеиваются слишком быстро. И главная из них, что легко сохранить душевную близость с человеком и после того, как ты начнешь делить с ним постель. Полноценное общение предполагает полную открытость друг другу, а общая постель, увы, порождает страхи потерять любимого из-за одного неосторожно сказанного слова. О каком общении может идти речь?!
Тебя задевало, что я вырываю тебя на пару минут? Спасибо, что были те несколько дней в Харькове. Может, хотя бы они могут быть словами в защиту.
Когда ты, наконец, женишься, ты поймешь, как сложно вырвать из семейной жизни хотя бы минуту. И, главное, поймешь, как эти минуты жизни НЕ В СЕМЬЕ МНОГО ЗНАЧАТ. Тебе меня не понять. Я дорожу мужем, но жить много лет 24 часа в сутки только им и только с ним - это УТОПИЯ. У тебя это тоже вряд ли получится.

Последнее. РАБОТА.
У меня муж и трое детей. Женщина должна быть или мамой и женой, или рабочей лошадью. Я не знаю, как справлялась твоя мама и с тем, и с другим, но, похоже, душевных сил для семьи - для тебя и твоего отца у неё просто не оставалось. Когда надо было выбирать, кто дальше будет делать карьеру, а кто заниматься семьей, я уступила мужу первенство. Когда у тебя родится хотя бы один ребенок, попробуй заменить на этом "посту"- за домашними хлопотами и уходом за ним - свою жену хотя бы дня на три. А потом я с удовольствием порассуждаю с тобой на тему, как ПРАЗДНО ЖИВЕТСЯ ЖЕНЩИНЕ С ТРЕМЯ ДЕТЬМИ.
Да, я не работаю.
И не хочу оказывать такой чести нашему обществу. Иосифа Бродского в свое время тоже изгнали из СССР за «тунеядство», а он стихи писал. Очень хорошие стихи. Это я так. К слову. О том, что каждому свое.

Я стараюсь не обижаться на тебя с первого дня, хотя получается с трудом. Ты все время стараешься укусить побольнее. Хотя причина, как я понимаю, банальна. Я отвлекаю тебя от более «благородной задачи» - найти и посвятить свою замечательную жизнь ТОЙ ЕДИНСТВЕННОЙ. На фига тебе на этом поприще "нелюбимые подружки" с их проблемами и комплексами. Только ТА ЕДИНСТВЕННАЯ может случайно оказаться среди моих читательниц и единомышленниц, а не среди стада ломовых лошадок.

Не обижайся. Это совершенно бесплодно.
Говорю же, мы просто из разных миров. Которые пока не пересеклись.
А дружить я буду. Только, скорее всего, с твоей мамой.

  Сергей.( звонок по телефону).

Ты можешь мне на словах пересказать содержание своего письма? Я не хочу его раскрывать…

Пересказала. Как смогла. Извинилась за резкость тона. Надоело заигрывать, заискивать, искать расположения и симпатии. Не хотите общаться – я ушла. Вам меня не понять. Пока  не понять. Но я умею ждать. Я буду ждать, пока вы не найдете себе кого-то…

- Я никого не ищу.
- Пусть так. Я не хочу больше вести диалогов на тему, почему провожу свободное время не в семье. Обзаведитесь семьями, тогда вам что-то и  из моей жизни станет доступнее для понимания.
- Я стер письмо.
- Не читал?
- Нет.
- Ладно, как хочешь. Прочтешь его в моей книжке, может быть…



Ирина.
 Перечитала последнее свое тебе письмо. Оно было вполне мирным и
 покаянным. Стер, ладно. Прочтешь когда-нибудь в моей "книжке". Кстати,
 свою "книгу" я не продаю, а раздаю даром. И то только тому, кому
 считаю нужным.
 
 Я так понимаю, что на мне поставлен крест?
 Жаль.
 Я, может единственный человек на земле, который понял тебя до конца и
 принял таким, каков ты есть.
 А может, и не человек.
 К людям часто являются ангелы в людском обличье. Но понимаешь это
 только после того, как Ангел тебя покидает.
 
 Мы говорили на разных языках.
 Но в отличие от тебя, твой язык я понимаю.
 
 Захотите проведать собаку у Аллы с подружками, звоните. Я еще пока
 здесь.
 Ты не разглядел во мне дорогу в иной мир.
 Yt ghjof.cm


Сергей.
Ты же сама послала меня.
Ну и понимай, как хочешь.
Fyutk.


Ирина.
Так ведь к звездам послала!!!

Fyutk.

























 Послесловие.

28 марта 2006 г.

Что-то теплое уткнулось мне в бок. Открыла глаза.
- Мамочка, мне приснился страшный сон.
- Страшный сон? – я погладила Серёжку по белокурой головке, - расскажи.
- Мне приснилось, что наша семья развалилась.
- Развалилась?
- Да. Егор стал наркоманом. Катя умерла. Вы с папой разошлись…
- Серёженька, это только сон. Забудь. Этого никогда не случится.
Этого не случится никогда. Это только сон. Мамино сумасшествие сводит с ума тревогой за будущее самого уязвимого среди нас. Я не допущу несчастий в своем доме. Всё будет хорошо. Я что-нибудь придумаю. Я развалю всё на страницах своей книги, но не позволю, чтобы её страницы стали страницами нашей жизни.

Пора приниматься за следующую тетрадь. «Пельменная ода». Так, в беспорядке, выборочно – по наитию, я дойду до начала своего путешествия в мир хаоса и анархии. Погружение в свой беспокойный внутренний мир. С надеждой разобраться во всём и, разобравшись, поставить на полку рядом с книгами моих любимых авторов. То, что я пишу, надеюсь, достойно такого соседства. Мы все немного сумасшедшие. И я, и они. Мы все ждём от жизни чего-то большего, чем она может нам дать.

- Семья не даёт читать. Только углубляюсь, кто-то обязательно входит на кухню: «Мам, ты что читаешь?» Надоело! – жалуется подружка, нагруженная моей «прозой». – Но так захватывает! Хочется ещё и ещё. Так легко у тебя выходит – диалоги, действие и вдруг мысль – краткая, точная и совершенно не от мира сего. Жизнь и философия и всё это в одном бокале, как коктейль. Здорово.
- Ещё один читатель у меня появился, ты, - веселюсь я.
- Да, это, как наркотик.
- Вот и славненько.
- Ир, ты пишешь, что записала совсем недавно, но ведь дневники ты давно ведешь?
- Дневники – да. Но я никогда не представляла себе, что они могут когда-нибудь мне пригодиться. Это неожиданно случилось. Изменилась жизнь, изменилось моё отношение к происходящему со мной, и я решила – пора с этим что-то делать. С собой, то есть. Перестала бояться себя и всего того, что может со мной произойти в этой жизни. Решила: пусть происходит! И отпустила поводья. Оно происходит, а я едва успеваю записывать. Такая гонка началась! Параллельно пишутся две-три книги одновременно. Это не сложно. Всё происходящее – это я, поэтому не запутаешься. Ты с чего начала чтение?
- Я решила, что прочту сначала то, что сейчас, а потом сравню с тем, как ты писала раньше.
- Начало – это не раньше. Это я тоже пишу сейчас. Мне надо было как-то подойти к первой тетради.
- А с чего у тебя всё начинается?
- С поезда. Я еду в Москву на встречу с прошлым – с Мишелем. С разочарования…
- Разочарования?
- Да.
- А что случилось?
- Я увидела его на перроне и поняла, что это уже совсем другой человек – унылый и потухший.
- Он был другим?
- Двадцать лет назад это был мальчик - красавчик.
- А теперь?
- Выцветший, облезлый… Ритка, какая разница, каким я его увидела! Увидела, поняла, что могу спокойно распрощаться с прошлым, расслабилась и отдалась ему в первый же свой приезд! О чем теперь говорить?! Ерунда это всё. Внутри он всё тот же, а внешне из него можно вылепить всё, что угодно. Хоть Джонни Деппа. Ты же знаешь, я мастер по гранению алмазов.
- Да, - рассмеялась подружка, - ты мастер. А муж твой каким был, когда вы встретились?
- Да таким же, как и все остальные. Как Масянь, как Пьер, как Мишель – ничего особенного. Симпатичная мордашка и никакой осязаемой глубины. Всё пришло потом. При попытке не утонуть в моих объятиях. Герина глубина вообще для меня открылась, только когда трахнула его по голове своим решением покинуть его…
Мы сидим в фойе ледового клуба, в кафе возле катка. К Кире, у которой мы встретились, пришла её семья – сын и муж. Испытывая легкое чувство неловкости, видя её смущение, под благовидным предлогом смылись при первой возможности. Побродили по магазину, накупили всякой всячины. Проходя мимо Кирюшиных окон, взглянули наверх, и, хотя подружка звала нас вернуться, мол, народ через двадцать минут разойдется – возвращайтесь, - подниматься не стали. Свет горел на кухне. Значит, семья ещё вся в сборе. Мы там совершенно ни к чему.
- Пойдем на каток. Посидим в кафе. Какая-никакая крыша над головой. Музыка.
- Пойдем, - согласилась я, и мы побрели с ней в сторону Дворца молодёжи.
 Накрапывало. Хотелось курить. Стоять и мокнуть, отсыревая вместе с сигаретой на пару, несолидно для двух взрослых девушек.
На катке всего четыре человека. Сели за столик. Заказали по стаканчику сока. Затянулись, наконец, сигаретным дымом. Такая мелочь – спрятаться от всех, неспешно переварить прожитый день, посудачить о своей жизни и погладить по шерстке всех, кого любишь, а потом выпустить дым в потолок…
В моем сердце нет ни боли, ни обиды.
Легкое колыхание на волнах.
Наверное, это и есть – умиротворение. Принять свою жизнь такой, какая она есть.





29 марта 2006 г.

Накануне позвонила Ирен. «Хочу приехать. Ещё не решила, к кому первому – к тебе или Оксане. Ты столько раз была в Харькове, хотя бы раз заехала ко мне». – «Ты слишком далеко забралась. Приехать в твою деревню – событие». – «Еду к тебе! Уезжаешь, говоришь?» - «Да, завтра вечером», - «Решено. К тебе. С сестричкой завтра встречусь».
Я успеваю сбежать из дому, чтобы напоследок прошвырнуться по подружкам, впитать в себя все их соки и яды – в Москву еду, надо оплодотвориться ими. У Ады просматриваем подряд три сериала – «напиталась»! Дома в моем присутствии телевизор выключается вообще – выдрессировала народ. Напились чая с сигаретами вприкуску и - по домам.
Влад встречал Риту на перекрестке возле машины с бутылкой пива.
- Ты к нам?
- Нет, Владик, что ты, завтра еду, надо семье надоесть, чтобы не скучали.
- Поехали. Я ужин приготовлю.
- В другой раз. Там Гера ждет твоего звонка насчет земельных участков.
- Да, завтра уже все решится. Вечером съездим.
- А как же я?
- А зачем ты там нужна?
- Ну, тогда ладно. Пока, Ритуша.
Мы чмокнули друг дружку и разбежались в разные стороны.

- Не проходи мимо, милая, заходи. Я уже соскучилась по тебе.
Соня Абрамовна радостно распахнула двери каморки.
- Зайдешь, сядешь?
- Зайду, сяду. Здравствуйте, наконец.
Мимо проскочила дочка с Амели. «Хорошенькая у тебя дочка. Красивые детки у тебя».
- Так папа же у нас красавец какой, столько выбирала.
- А сама что?
- Не-е-е, я некрасивая была. Это я сейчас решила, хватит в заморышах ходить, пора красавицей становиться. А раньше даже мама, нет-нет глянет на меня, и с сожалением так: «Ты себя-то хоть в зеркале видела?» - «Да только тем и занимаюсь, -  отвечаю, - что пытаюсь в нем хоть что-то утешительное для себя отыскать».
- Не может быть, - смеётся С. А.
- Правда, правда. Не придумываю.

Про выборы. Штрихом про сына своего. И опять с вопросами ко мне: «Как ты? Расскажи что-нибудь». Что-нибудь рассказываю. Так, самую малость. Перезваниваю домой, предупреждая, что приду уже вместе с Ирен, когда та подъедет к нам. Мы уже созвонились. Из уютного помещения от этой милой женщины уходить не хочется.
Милая.
Она, как львица, бросается на моих подружек и рвет их на части тут же, не давая им опомниться. Ирен пала очередной жертвой. Метнувшись испуганно к стене и отдергивая руки от моей сумасшедшей бабушки.
- Ирен, она может, подобно Джоконде, не прикидываться никем. А позволять себе быть самой собой. Имеет на это право. И, поверь, она абсолютно нормальная. – «Просто ты ей тоже не понравилась, и она не стала это скрывать», - добавила про себя.
 Меня всё больше восхищает в этой женщине умение мгновенно проникать в суть человека, видеть его насквозь с первого взгляда. Всё жеманство, неестественность, притворство, роль, которую пытаются перед ней разыгрывать, она оставляет за своей спиной в одно мгновение, переступая через все условности и сразу оказываясь на твоей, тщательно тобой охраняемой, территории. А здесь – ты не спрячешься, здесь ты уже весь на ладони. Моих подружек выворачивает от одного воспоминания о встрече с моей взрослой подружкой.
- Она сумасшедшая, Ира. У неё не все дома.
- Чушь. Она нормальнее нас всех вместе взятых. Она просто не играет и не дает разыгрывать себя нашими придуманными самим себе ролями. Попробуй не прятаться за маской, и она тебя полюбит.
Она очень внимательна и наблюдательна. Ни одно брошенное мимоходом случайное слово не ускользает от её слуха. При первой встрече она расскажет тебе всю твою биографию, после второй – научит, как жить дальше. От неё можно устать. Но не признать в ней человека незаурядной проницательности и мудрости, невозможно.
И, что мне лестно и особенно приятно, она приняла меня с первой встречи, полюбила с первого взгляда. И хотя я по молодости лет бросаюсь в дружбу со всеми, кто тянется ко мне, не разбирая, где волки, где овцы, не могу не согласиться с ней – я неразборчива, и тем подставляю себя под очередной удар. Но эти «удары» и есть моя жизнь и мой опыт.

С Ирен проговорили до трёх.
- Ты дашь мне прочесть что-нибудь?
Смело выдергиваю из своей прозы куски с нашими ссорами с мужем и повергаю её в состояние шока. «Стой, хватит. Я не могу. Это слишком откровенно. Так нельзя». – «А если это всего-навсего проза?» - Я смотрю на неё в упор с улыбкой палача. Всё до последнего слова повторяется изо дня в день в её семье. Она не может этого скрыть. Поэтому не может слышать это со стороны. Это как эхо, унесшее с собой твой крик боли и вернувшееся вдруг, напомнив тебе об этой боли ещё раз.
Она прячется. Начинает говорить красивые цитаты из писаний святых отцов и библии, прикрываясь ими. Приводит в пример проповеди священников. Сижу, терпеливо ожидая, когда же сквозь всё это промелькнет её собственная мысль о том же самом. Не промелькнула. Она в раздражении. Я тоже. Душевность из общения ушла. Я ей больше не верю. Чтобы хоть сколько поколебать её и заставить усомниться в собственной искренности, бросаю провокационный вопрос-утверждение:
- Если бы всё, сказанное тобой о смирении, о необходимости видеть во всем  промысел Божий, было впитано тобой, и ты искренне верила в это, у тебя бы не возникало претензий к миру, к своей жизни, к своей неустроенности. Ты всё принимала бы как должное, не ропща на то, что что-то не так. Смирение – это не замечать, что с тобой что-то не так, что вокруг тебя что-то не так, что другие – какие-то не такие, как тебе хотелось бы. В противном случае, все, что ты говоришь, - пустое. Неискренне. Одни лишь цитаты.

Вечер не задался с самого начала. Часа два мне рассказывали о выборах. Я чуть было не вникла в сюжет. Потом про каждого из депутатов по отдельности, и что нас с ними ждет в будущем.
- Ирен. Уже два часа ночи, а мы так и не поговорили о главном  - о любви.
Поговорили.
Мы слишком хорошо понимаем друг друга и слишком давно друг друга знаем. Она не может обмануть меня насчет своей жизни. И убедить в чем-то - тоже  врядли.
- Ира, а ты молишься на ночь? – она, в разноцветных бигудях, смотрит вопросительно и неприязненно на меня из-под челки. Что хочет услышать? Правду или подыгрывание её правде?
- Нет.
- Почему? Надо обязательно молиться на ночь. Почему ты не делаешь этого? У тебя же семья, дети.
- Потому что это кем-то сказано. Кто-то уже более двух тысяч лет говорит нам от Его имени, что мы должны делать во славу Его. А что говорит Он сам, нам недосуг прислушиваться. А Он в сердце у каждого из нас.

Я не расстаюсь с Богом ни на секунду. Может, неправильно. Может, излишне самонадеянно отказываясь от помощи желающих мне что-то объяснить. Но я почему-то верю, что на все вопросы можно найти ответы в себе самом, в собственной жизни. Так делали святые и отшельники, удаляясь от мира, чтобы мир не мешал им своим многоголосьем слышать глас Божий в их собственном сердце. Я обращаюсь за поддержкой к книгам. В том числе и к писаниям святых отцов. Но не затем, чтобы их мудростью подменить собственный опыт, а затем, чтобы их мудрость помогла мне в моем собственном странствии. Осветила особо опасные участки дороги.
Я не боюсь жить.
Я хочу пройти весь путь от его начала до его конца.
И я не хочу обманывать Бога. Я слишком уважаю Его, чтобы лицемерить…




4 апреля 2006 г.

В воздухе пахло весной.
- Мы не слишком тепло с тобой оделись? – спрашивает Катя.
В Киеве солнце во все небо. Пиджаки нараспашку. Мы в пальто и свитерах. В чемодане по паре теплых штанов.
- Нет, Катюха, не тепло, в Москву едем.
Столица встретила сугробами, грязью и унылыми лицами. Звонок.
- Ириш, я отправила Сашку с деньгами на базар. Сама не поехала. Вы где сейчас? – Люда приехала несколькими минутами раньше.
- Ещё в поезде. Уже подъезжаем.
- Тогда давайте сразу на «Павелецкую». Посидим в кафешке. Начнем праздновать мой день рождения.
- Замечательно. Жди!
Толпы встречающих и ни одного знакомого лица. Нас никто здесь не ждёт. Навязчивый незнакомец:
- Девушки, вам куда? Давайте расскажу, как доехать.
Шарахаемся от него, но послушно спускаемся в переход, в который он нас направил. Сразу погружаемся в непроглядную тьму. Высоко поднимая ноги, как фламинго, кажется, где-то здесь должны были бы быть ступеньки, вступаем в какую-то лужу. Ноги мгновенно намокают. Столица, блин! Глаза привыкают к тьме. Десятки таких же «первопроходцев», ругаясь и толкаясь, жмутся в сторону света. Всё, проскочили. У касс метро быстро собирается толпа. Тут же появляется несколько шустрых плохо одетых парней с пачками денег и талонов на проезд. Ну уж нет, лучше постоим. Медленно, как-то уж слишком медленно кассир отсчитывает сдачу, долго возится с талонами. Терпеливо дождались своей очереди. Эскалатор – всё то же - скучные лица, затрапезная одежда. Впечатление, что всё население московского метро донашивает «сэконд хэнд», свезенный сюда со всех окраин нашей необъятной родины.
- Мам, почему они все так плохо одеты? – недоумевает дочка.
- Хорошо одетые в метро не ездят, наверное. Хотя…
Город, где люди перестают испытывать потребность нравиться кому-то. Трудно объяснимое согласие жить в совершенно убогом мирке обшарпанной квартиры. Внешнее отпечатывается на внутреннем. Изо дня в день, год за годом, десятилетие за десятилетием просыпаться и видеть все один и тот же пейзаж за окном, одно и то же пятно на стене, одни и те же обои и мебель. Носить одну и ту же одежду. Ребята! Двадцать первый век за окном! Минимализм хорош там, где за бытовой непритязательностью живёт святая идея или хотя бы какая-то мысль, но  в головах-то та же обшарпанность и убогость. И согласие на пожизненное заключение в мире без мечты и надежды. Работа – дом. Дом – работа. И столичный снобизм. Мы-де элита. Избранное стадо со штампом московской прописки в паспорте и в душе. И с презрением к приезжим рабам – а что, мы должны на стройках пахать? Мы же москвичи!
Ехать в Москву на постоянное проживание надо тогда, когда в твоем кармане беспроигрышный план, как заработать миллион. А становиться среднестатистическим москвичом, полжизни зарабатывающим на мало-мальски сносное жилье в «спальнике» столицы, а вторую половину это жилье делящим меж собой, нахлынувшей родней с окраин и своими отпрысками, нажитыми на старых диванах с вылезшими от ветхости пружинами? Не знаю. Жизнь москвичей по телевизору и та, которую вижу своими глазами – у своих друзей и их знакомых, - как-то уж слишком разнится. Гламурная столица где-то прячется, отгораживаясь шикарными витринами и помпезными дворцами от тех, за счет кого живет. Интересно, те, кто остаются за чертой, хоть осознают, что служат всего-навсего пищей для ненасытных вампиров? Они мало, почти совсем не путешествуют, лишены желаний и возможностей сравнить свою жизнь с жизнью за стенами благословенного города. Нули за значимой цифрой их зарплаты лишают фантазии и перспективы. Таких зарплат нет нигде в других городах. Это очень здорово привязывает к стойлу. Они же нигде не были и не подозревают, что даже в метро своем платят в пять раз больше, чем платит за проезд, к примеру,  киевлянин.
Впрочем… вот и наша станция. Надо выходить. Несколько бестолковых звонков по телефону, мы все-таки умудрились запутать друг друга и разбрелись по разным концам метрополитеновских лабиринтов.
- Так, - скомандовала племянница. – стойте и никуда не отходите от выхода, я поняла, где вы. Ждите, сейчас я к вам приду.
 Я закурила. Распогодилось. Солнышко. Дочка, прищурившись, наблюдает за кольцами дыма от моей сигареты.
- Как же здесь грязно, мам.
- Надеюсь, привыкнем, перестанем обращать внимание. Хотя, согласна, противно.
Внезапно решаю позвонить Мишелю. У нас как раз несколько минут, чтобы договориться о встрече. Федя не счел нужным сообщить о моем приезде. Было неприятно и недоуменно. Что за детские игры во взрослых дядь и тёть? Выпросила у него Мишкин телефон – позвоню сама.
Мой звонок был для него полной неожиданностью. Я, расставшаяся с ним год назад в тишине и безмолвности в ответ, опешила тоже.
- Привет, Миша.
- Привет…
- Миша, это я.
- …
- Очень обиделась на Федю. Он так и не сказал тебе, что я приеду?
- Нет, он точно соблюдал «инструкции».
Голос растянутый в улыбку. Я чувствую его улыбку. Чувствую, что рад. Надолго ли? Скомкала разговор несколькими фразами о приезде-отъезде. «Очень хочется увидеться с тобой, честно», - «Значит, увидимся. Какой твой телефон?» Старательно, несколько раз переспрашивая, записывает телефон.
- Ты же не забудь уничтожить бумажку с номером, - смеюсь я в ответ.
Я уверена, мы встретимся обязательно. Нам столько есть чего рассказать друг другу. Я совершенно справилась с собой. Знаю, как бы ни была тепла встреча, мы легко разъедемся в разные стороны, чтобы жить дальше каждый своей жизнью. Мы упустили свой шанс. Не оправдали надежд кого-то там, на небесах, кто поставил на наше отчаяние и авантюрность, давая нам громадную силу дерзать. Всё это в прошлом. Теперь об этом легко и радостно вспоминается. Почти написана книга. Ещё чуть-чуть, и я буду готова представить миру свой рассказ о встрече двух влюбленных через двадцать лет после расставанья. О невозможности дважды войти в воды реки. А ведь тогда казалось, что это возможно…
Я везла отрывок из своей книги ему на память. Мне очень хотелось, чтобы она была им прочитана.
Я была уверена, что и он справился с собой. Легко перелистнул эту страницу нашей жизни. Январский всплеск воспоминаний, переписка, приветы, переданные через подружку – это так обнадеживало. Мы обязательно должны встретиться.
- Мы встретимся. Мы обязательно встретимся, - уверил меня Мишель, - ты второго уезжаешь?
- Да, второго вечером.
- Встретимся. Я позвоню.
Люда уже спешила к нам из метро. Я спешно закончила разговор и разъединилась, нисколько не сомневаясь, что этот звонок не последний.
- Так, девчонки, я знаю здесь неподалеку неплохой ресторанчик. Недорого и вкусно.
- Водку там с утра наливают?
- А что, разве мы уже пьём?
- А зачем тянуть? У тебя день рождения, надо начинать праздновать.
- Подождите, подождите, я только вечером рожусь.
- Значит, надо простимулировать роженицу, чтобы легче всё прошло.
Веселясь и перешучиваясь по пути, добежали до кафе. Первыми переступили порог, посетителей не было. Заказали. Быстро привели себя в состояние легкого алкогольного воодушевления и, наконец, расслабились.
До вечера было ещё очень далеко. Впереди много дней. Они обещали быть весёлыми и насыщенными встречами. Как я умещу в них всех своих друзей и любимых, представлялось довольно смутно, но была уверена, у меня всё получится.

Ближе к обеду позвонила Феде: «Приезжай к нам в компанию праздновать». Обрадовался. Обнадежил. И не приехал. Не сложилось.
Уставшие от дороги и выпитого свалились хором, предавшись безмятежному сну. Кто-то звонил. Я спросонья назначала свидания. Девчонки посапывали рядом, пробуждаясь на все звонки. Отоспавшись, закружили по хозяйству, припоминая звонки и кто что говорил и обещал.
Вечером подтянулась вторая сестричка с мужем.
- Это наша тётя Ира.
- Девчонки, как вам не стыдно! Вы хотите мне настроение на весь вечер испортить? «Тётя Ира». Никаких тёть! Здесь молодые люди.
Ребята оказались милые и бойкие на язык. Скучно не было. И я даже порадовалась в душе, что ни Миши, ни Феди с нами не было. Помешать не помешали бы, но я, наверное, чувствовала бы себя обязанной развлекать своих друзей. Напряженность первых минут, пока в голове держалась наша разница в возрасте, улетучилась после первой же совместно выпитой рюмки. Балагурили, острили, поддразнивали друг друга, успешно уплетая за обе щеки наготовленные Людмилой яства. Хмелели и радовались за себя. Мы молодые, и всё у нас впереди. Перекуры на лестничной площадке с мальчишками. С этими – о серьезном, о мужском. С девчонками – о них, об их мужчинах. «Они у вас замечательные. Это так, первое впечатление. Не дураки. Значит, скучно не будет. Остальное – в ваших руках». Быстро соображаю, что незаметно перешла на наставнический тон, прекращаю монолог, предлагая выпить за отсутствующую здесь прекрасную половину планеты. «Половина» показывается в проеме двери: «Мы тоже хотим выпить с вами за нас».
Чем закончился вечер, не знаю. Так, только по их рассказам. Сморенная дорогой, выпитым и почему-то не прекращающейся с утра головной болью, сбежала потихоньку спать. Пусть это по-стариковски, пусть пропустила щенячье веселье со льдом за шиворот и соком в лицо в ответ. Мне не перед кем играть. Здесь все свои. Все родственники. Я хочу спать. Я страшно устала.
Первый свой день в Москве я почти не помню. Помню, что всё время мучительно хотелось спать. И я спала. Всё время.

Выспавшись, собрались с дочкой и племянницей на выставку. Занять себя было некем. Миша спрятался. У меня появилось смутное предчувствие, что ни звонков, ни встреч с ним не будет. Но я решила подождать, не звонить пока самой. Пусть еще поблуждает в сомнениях. Кто его знает, мы не виделись больше года, в себе я абсолютно уверена – не поплыву, как бы ни была трепетна встреча. А вот что в его душе? Он-то много чего в себе раскопал, стараясь расправиться со мной. И обиды, и досада, отыграться за прошлое – отыгрался по полной. И после всего этого вдруг январская переписка – опять всё ожило. Хочется тишины, а вместо этого буря в стакане. Наверное, я слишком уверовала в возможность встретиться как просто знакомые после последнего его привета через Аленку Прекрасную. Но этой уверенности в нём, судя по всему, не оказалось.
До обеда свою неприкаянность гасила выставкой. Роскошные свадебные и не только наряды отвлекали от грустных мыслей, но не избавляли от них. Грела в руках телефон в ожидании. Звонили. Но всё не те, кого я ждала.
Неужели я всё ещё не остыла? Сколько надежды подарила мне тогда эта встреча. Какой огромный потенциал веры в возможность каких-то перемен в моей жизни. Я так и не исчерпала его. И пусть эти перспективы у меня сегодня связаны с совершенно иными людьми и именами, человеку с именем «Мишель» я обязана тем, что надежда жива во мне до сих пор и даже, в какой-то степени, близка к осуществлению. Я поняла, что в моих руках и в моих силах изменить свою жизнь к лучшему. Потому что я хочу этих перемен. Хочу движения. Хочу жизни. Я живу. И всё это - благодаря ему.
Как я хотела сказать ему об этом…
Я ещё не знала, зачем мне эта встреча, но не сомневалась, что сумею выразить ему свою благодарность.
Может, поэтому мы так и не встретились?
Тогда я тоже была ему очень благодарна. Только благодарна. Не любила. Любовь пришла позже. Или не любовь?
Не знаю.
Знаю только, что такой неустроенный, непутевый, мятущийся и совершенно неприспособленный к жизни Миша – это мой человек. Единственный человек, который принимает меня всю, без остатка. И позволяет мне быть всем, что есть во мне. Моя вторая половинка. К счастью, встреченная мной в этой жизни, а не только на небесах. Так какая разница, живем мы вместе или врозь. Мы всё равно друг друга узнаем там. Когда придет срок.
И все-таки мне очень грустно здесь, на этом празднике красоты и роскоши. В моей жизни  не было ни свадьбы, ни роскошного платья, ни предложения руки и сердца, ни радости, ни надежды. Свадебными фотографиями пугаю знакомых. Смотрите, какая я здесь страшная в этом черно-коричневом платьице. И старая. Не правда ли, сейчас я выгляжу гораздо презентабельнее…
Уже в два часа позвонил Геша Кот. Мы договаривались накануне о звонке в обед и, может быть, встрече, если получится. Конечно, получится. Если бы у меня хватило безжалостности не встречаться. Ещё одна душа, которую я растревожила и оставила после себя вопросов больше, чем ответов. И главный: «Зачем?!», на который я ему так и не ответила до сих пор.
Мы быстро договариваемся, и, оставив дочку на попечение Людмилы, я упархиваю на встречу с Котом.
Ярославский вокзал. Та же, что и везде, грязь, унылость и подозрительность в каждом лице. Тоскливое зрелище. Надо абстрагироваться, иначе к концу поездки Москва высосет меня полностью. Где-то здесь, под расписанием. Подхожу, делаю вид, что ищу нужную запись на щите, отхожу в сторону, стоять здесь неуютно. Набираю Гешу на телефоне, поднимаю глаза и вижу его спускающимся с лестницы, делающим то же самое. Он не видит меня. Сосредоточен на клавиатуре телефона. Подхожу ближе: «А я уже здесь». Пытается скрыть улыбку. Хмурится.
- Я не очень знаю этот район, куда тут можно пойти. Скажешь потом, что вожу тебя по каким-то задворкам.
- Я неприхотлива, расслабься.
Идем мимо перронов, мимо обшарпанных толп и оплеванных сугробов, мимо какого-то металлического монстра.
- Тут рядом было какое-то кафе. Ты есть хочешь?
- Нет, спасибо. Так, разве что попить что-нибудь.
В кафе Кот растерялся. Вид разверзстых посудин со всевозможной снедью вверг его в обычное для него уныние. Он так и не понял до сих пор, что мне совершенно не нужно, чтобы он разыгрывал передо мной несвойственную ему роль аристократа. Изображаю некоторую растерянность, подыгрывая его неуверенности. Может, так быстрее справится с собственным смущением, увидев во мне такую же неумеху? Да, подобрался, собрался с духом и предложил официанту обслужить нас. «Официанты у нас на втором этаже, первый этаж – «шведский» стол», - сказали нам на входе. Мы остались внизу. Второй этаж громыхал музыкой. Официантка приняла заказ и удалилась ненадолго.
- У меня пятьсот рублей. Надо уложиться.
- Геш, у меня тоже кое-что с собой имеется, не пропадем.
Разговор плохо клеится. Я не знаю, о чем говорить с ним. Мои темы исчерпались перепиской и первыми встречами. Остальное – моя дань его привязанности. Я много пишу и мало говорю. Дождалась, когда заговорит он. Всё то же. Обида. Не так сказала. Не то написала. Зачем это всё было нужно?
Я всё понимаю, что он хочет сказать и спросить. Но не отвечаю. Моё многословие не спасет его. Он всё равно мне не поверит. Когда я ушла много лет назад от него, он, спасаясь от тоски, должен был что-то придумать себе в утешение. И он придумал себе меня. Безжалостную, заносчивую, высокомерную аристократку, плюющую с высоты своих амбиций на головы всех, кто, по её представлению, находится ниже. Ему так было удобно думать. Чтобы не болело. Мне было очень тяжело уходить от него. Потому что его было очень жалко. Мои чувства к нему в начале и в конце наших отношений были совершенно одинаковыми. Я благосклонно отнеслась к проявлению чувств к себе с его стороны и всё. Я была свободна. Он был мне предан. Через год мне наскучило быть всегда только с ним, и я поменяла декорации. Следующий значил для меня не больше. Он был аристократом  и снобом до мозга костей. Его «добродетели» Геша перенес на меня. А я просто играла новую роль, легко и органично впитывая светскость и манеры нового партнера, вписываясь в новую для меня среду, из которой после едва вырвалась, опять встретив что-то новое и неведомое. Я собирала по крупицам из разных источников свой будущий образ, растила в себе женщину, интересную многим, а не кому-то одному. И ждала своего принца. Или не ждала. Или не принца.
Я ждала любви. Потому что была уверена, что дождусь её обязательно.
Я слушаю Кота, киваю, соглашаясь с несправедливыми обвинениями. «Мы разные. Мы совершенно разные с тобой», - несколько раз повторяет он, заговаривая скорее себя, а не меня. Я пришла разубедить его в этом, но не разубеждаю, ещё не время. Он зовет к себе. Поехали, поживешь у меня. Чтобы общаться, чтобы понять друг друга, надо какое-то время пожить рядом, уютно устроиться на одном диване, глядя в экран телевизора. Посидеть за одним столом. Ты боишься, что я не смогу прокормить тебя? Я улыбаюсь в ответ – нет, не боюсь. Меня прокормить несложно. Тогда что же тебя держит? Пока не получается приехать на большее время, чтобы позволить себе это. Но я обязательно приеду. Обещаю. Но я знаю, что приехать к нему, это обречь себя на последующую жалость. Ему будет слишком хорошо, слишком комфортно - я не выпускаю наружу своих демонов, живущих в моей душе. Они прорываются лишь в минуты откровений на бумагу. Понять, почему я вынуждена буду покинуть его, он не сможет. Он будет стараться понравиться, удержать меня возле себя. Ему кажется, что в наших отношениях есть ещё какая-то недоговоренность. Но во мне только тепло и участие, жалость и сострадание. Это не те чувства, которыми меня можно привязать и остановить. И всё-таки дарю ему надежду. Я приеду к тебе. Приеду обязательно. Пожить. Побродить по твоему городу. Я хочу этого. Я сыграю роль твоей Женщины. И уеду. Потому что у меня есть муж и есть семья, от которой я уехать навсегда не в праве. Я защитила себя обязанностями перед ними от обязанностей перед всеми остальными, кого любила и кого люблю сейчас.
Но это – моя тайна…

Я покосилась на часы.
- Мне неприятно, - кривится Кот, - что я у тебя, как в конвейере, один из многих. Отработала, свободен, следующий. Ты ждешь звонка?
- Ещё нескоро. Могут позвонить. Не сердись. У меня так мало возможности вырваться. В Киеве я почти не выхожу из дома. Приезжаю сюда, чтобы хоть как-то восполнить дефицит общения.
Недоверчиво качает головой. «У тебя очень много друзей. Ты нарасхват. Фейерверк. Я так не могу. Я очень выборочно общаюсь. С единицами. А ты нараспашку».- «Это игра».- «Я и говорю – играешь, а мне не хочется мелькнуть и потеряться в толпе твоих знакомых незамеченным». – «Ты - другое».
И опять ухожу в себя, не объясняя. Он моё зеркало, моя тихая-тихая гавань, где я ВСЕГДА найду себе пристанище. Он соглашается с этим, поверив моим неожиданным слезам, - я рассказала ему, как помогли мне его слова: «Ты мне очень дорога», -  когда мне было очень плохо, и расплакалась. Но я не рассказала, почему мне было так плохо. Зачем рассказывать одному мужчине про отвергнутую другим мужчиной мою любовь? 
Это тоже моя тайна…
Ничего про себя не рассказывать.
А если рассказывать, то всё. Но не людям. Ангелам.

Долгожданный звонок!
Я спасена. Мне уже очень тяжело продолжать грустить. Я приехала сюда, выпотрошенная и вымученная киевскими приключениями, а меня продолжают потрошить и здесь.
Филя не заставил себя ждать. Ворвался большой и радостный, пометался между этажами кафе, сметая страстным ураганом официантов со своего пути, наконец, увидел мои выпрыгивания из-за столика, подлетел, смял в объятиях и успокоился, пришлепнув поцелуем. Заказали кофе.
- Ир, я пойду. Через десять минут электричка.
- Хорошо, Геша. Я позвоню.
Холодность прощания попыталась замять звонком ему вослед: «Ты успел? Не обижайся. Я обязательно к тебе приеду». Когда сочту себя достаточно сильной, чтобы добить тебя и не чувствовать при этом никаких угрызений совести, подумала про себя. Чем, как не этим, я занимаюсь, приезжая к тем, для кого эти встречи слишком тяжелое испытание. «Еду в Москву «ворошить муравейники», - написала Коту с дороги, повторив его же выражение, - на встрече не настаиваю, но и не сообщить о приезде считаю неприличным».
Я зажигаю фонарь. Свет его, невидимый днем, кажется солнцем для тех, чья жизнь превратилась в ночь. Безрадостное, унылое, безнадежное и бесцветное слетается на мой огонь и падает с обожженными крыльями к ногам. Мне не нужна эта пиррова победа. Мне хотелось для них совсем другого, чтобы они поверили, что жизнь ещё не кончена, что в их мире много нереализованных надежд и несбывшихся желаний. Надо только не останавливаться и не бояться мечтать даже тогда, когда кажется, что весь мир отвернулся от тебя.
Я приезжаю и говорю им, смотрите, когда-то вы любили меня, теперь я приехала вам сказать, что я помню и люблю вас. Жизнь заставила меня понять, как дорого стоят чувства тех, кто тебя любит. Тогда я не ценила этого. Мир казался необъятным. Жизнь – бесконечной. Но вот, подходя к порогу её, я поняла, что главная ценность моей жизни – это вы. Те, кто любил меня. Я благодарна вам, потому что ваши чувства помогали мне тогда, когда я оказывалась один на один с одиночеством и безысходностью. Я люблю вас за то, что вы любили меня. Да, такая любовь тоже имеет право на существование. Пусть это и всего-навсего зажженный в ночи фонарь.

Игорь пытается сбить мой грустный настрой и предлагает поехать в другое место. Легко соглашаюсь. Без малого три часа грустнячка в обществе Кота превратили меня в засохшую корочку хлеба. Или сломать или размочить в кипятке. Но что-то делать с этим надо. Филя решает - второе. Покружили по городу. Легко о погоде, о птичках, о друзьях и  приятелях. Мы почти незнакомы. Учились в параллельных классах. Общих воспоминаний и тех – раз-два и обчелся. Поэтому, недолго думая, он решает сразу напоить и завалить подружку своего друга. Подружка на то, чтобы напоить, легко соглашается. По поводу «завалить» у неё свои предположения о продолжении вечера, но все его попытки мягкого приставания не отвергались, а благосклонно и доверчиво принимались.
 Кафе встретило  приглушенным светом, но оглушительной музыкой в полупустом зале. На входе металлоискатель зазвенел на маневр моего спутника пройти незамеченным.
- У вас есть сейф?
- Конечно.
Я не разглядела, что они там прятали, но мне это и неинтересно. Главное, я под надежной охраной. Сесть на уютный диванчик стоило денег, и немалых. Ещё раз подивилась предприимчивости столичных акул. Скоро начнут брать залог при выходе из дома на случай внезапного пука.
Пью текилу, заедаю кислющим лимоном. У Игоря розовеют губы и щеки. Ещё, ещё раз! Повторяю. Ах! Прижимается, обнимает, играет с волосами, дышит в ухо и легко щекотит шею губами. Игра, дразнящая, возбуждающая, но ни к чему меня не обязывающая. Так мне думается. Или я чего-то не понимаю? Разговариваем ни о чем и обо всем на свете. Зал начинает наполняться посетителями. Музыка становится громче и навязчивее.
- Пошли отсюда.
Сумеречная Москва. Улицы, освещенные неоновым светом.
- Ну, что, звоним в гостиницу?
- Что, так сразу?
- А что тянуть-то.
- Да, пожалуй, на сегодня хватит, - смеюсь в ответ, - я ещё с твоим другом не переспала, а ты уже вклиниваешься. Нехорошо. Обидится.
- Обидится, говоришь? Тогда куда?
- Давай, наверное, домой меня вези, - нескромно освежила ему в памяти его же обещание доставить меня в лоно семьи в целости и сохранности, вырвавшееся в начале вечера.
Немножко нервно, чуть более резко, но вполне прилично продолжаем путешествие по уже ночной столице. Я погружаюсь в полудрему. Немного неловко перед приятелем. По сути, я продинамила его, но этот термин уместен в среде малознакомых людей, а мы, считай, родственники – знакомы без малого тридцать лет. За такой срок и супружеская постель остывает. Сравнение неуместно. Понимаю это, улыбаюсь собственным мыслям. Он оглядывается, улыбается в ответ. Всё нормально. Хотя ждал большего. Пожимаю плечами, зябко поеживаясь. Я закурю? Кури.
Дома моих не оказалось. Смылись в кино.
- Ты был прав. Могли бы успеть и в гостиницу, - то ли в шутку, то ли всерьез утешаю его задетое и возбужденное достоинство.
- Я же говорил.
- Ну что, высаживай меня.
- Здесь? Мерзнуть? Полчаса?
- А ты что предлагаешь?
- Узнай, где они, подъедем туда.
Я перезвонила, узнала. Чертыхнулся – только что проезжали мимо. Поехали.
- Ладно, Игорь, спасибо, пойду.
- Куда? Сиди уж. Испортила мне весь вечер. Порть дальше.
Опять закурили. Совершенно не о чем говорить. Это мужчина не для бесед душевных. Здесь легкое путешествие по канве происшествий ушедшего дня и сразу в постель. Может, и надо иметь пару-тройку  таких ни к чему не обязывающих знакомств? Не знаю. Может, умей я так жить, была бы хоть чуть-чуть счастливее. Но что-то мешает стать такой. Какая-то внутренняя зажатость. Я не могу представить в своей постели случайного человека, не могу отдаться без того, чтобы не заглянуть в глаза своего спутника и прочесть в них хотя бы какие-то отголоски чувств. Глупо, наверное, но мне трудно довериться человеку, не любящему меня. Хотя этим я, наверное, лишила себя очень многих приятных мгновений. Я помню. Меня любили, как «любят» резиновую куклу. Но мне было фантастически приятно. Он не боялся меня. Меня словно не было рядом. Была кукла, роль которой исполняло моё тело, и был он, вытворявший с этим кукольным телом всё, что заблагорассудится. Таких любовников в моей жизни не было ни до, ни после.
Пусть это будет моей третьей тайной.

В стеклянных дверях  кинотеатра показались силуэты моих ребят.
- Ну, я пошла.
- Иди. Иди! Эх! - в сердцах вдруг выдал он свою досаду, - поеду к жене весь такой из себя верный.
- Дай я тебя поцелую. Спасибо, Игорек, - жаркие, влажные губы в ответ. «Ирка, только честно, сколько у тебя было мужиков? Сколько-сколько? И всё? Что ты с ними делаешь?» - «Я выедаю внутренности и набиваю шкуру соломой». Два голоса, разделенные расстоянием и временем, без моего участия ответили друг другу. Я ничего не делаю нарочно или назло, или чтобы подразнить и бросить. Я отношусь ко всем так, как хотела бы, чтобы относились ко мне. Веду себя так, какого обращения жду в ответ. В моих взаимоотношениях с миром столь же мало игры, сколь много искренности. Это мир играет, а не я. Я только неловко пытаюсь подыграть ему. И за свои неумелые попытки получаю тычки и свист публики.
Впрочем, Моэм про это уже писал. Не будем повторяться.

Филиному другу позвонила, проезжая мимо его города: «Юр, ты чувствуешь, что я рядом, на перроне, прыгаю от нетерпения тебя увидеть?» - «Смеёшься?» - «Нет, грущу, мы не увиделись, а очень хотелось», - «Когда тебя снова ждать?» - «Месяца через два, наверное», - «Приедешь в этой толпе?» - «Да, наверное. Может, чуть раньше. Посмотрим, как сложится. Там я друга твоего обидела. Обманула его ожидания», - «Филю что ли?» - «Верность тебе хранила. Как и обещала» - «То-то он с утра нервно так со мной разговаривал. Теперь понятно, - рассмеялся Юрка. – Ладно, малыш, легкой тебе дороги. Жду. Приезжай» - «Дождешься?» - «Конечно» - «Не разлюбишь?» - «Нет. Никогда».

- Как фильм?
- Мультфильм смотрели. Насмеялись! Как у тебя?
- Нормально. Только почему-то очень устала.
- Всех повидала?
- Увы. Не тех, кого хотелось бы.
Миша не позвонил. Завтра первое апреля. Я пошучу злобно и отчаянно, потому что ждать его звонка больше нет сил. С утра… Нет, вечером, когда умрет всякая надежда на звонок. Нет, я едва дотерплю до обеда и пошлю ему смску: «Отослала твоей на инетовский ящик привезенную тебе книгу. Поностальгируйте на пару. Совет вам да любовь». Боже, как глупо, как неизысканно. Я же все понимаю, но мной движет не рассудок, а безрассудство. Кто-то из нас двоих должен держать себя в руках. Я опять сорвалась. Он оказался сильнее. Когда же кончится это безумие? Я уже давно не люблю его, уже год в моем сердце другой человек, но, попадая сюда, я опять начинаю сходить с ума. Сумасшедший, безумный, угрюмый город. Он повернут ко мне спиной. Не показывает своего лица. Я, так радостно летевшая сюда два года назад и парившая в нем в море обожания и любви – Его любви – сникла, потерялась, увязла в его отказе любить меня. Он любит, но предпочитает умереть, чем отдаться моей власти над его душой. Отпустить, не думать, не вспоминать о нем. Только тогда он сможет жить. Не думать… А я не просто думаю – я пишу о нем. И пока не напишется последняя страница, эта пытка для него не кончится. Такой ценой я покупаю свободу. И себе, и, может быть, ему. Так мы обещали друг другу в первую нашу встречу.
Спохватываюсь, зачем я так жестоко с ним. Он не виноват. Пишу Феде, объясняю. Будет звонить, передай, неудачный первоапрельский розыгрыш. Что делать, что делать, я так хочу тебя увидеть. Пропади ты пропадом! Ты опять испортил мне всю радость общения  с друзьями. Я не могу наслаждаться ими, потому что всё время думаю о тебе. Где ты?

- Уже пью пиво, - засветился смской экранчик моего телефона.
 Саня. Мы не виделись пятнадцать лет.
- Мам, я не поеду с тобой, можно? – отпросилась дочка, не вдохновленная перспективой топтать невыносимо грязные московские улицы. – Передавай дяде Саше привет. Я его знаю?
- Как сказать. Когда вы последний раз виделись, я была беременна тобой.
- Тогда передай ему, что с тех пор я храню самые трепетные воспоминания о нем.
- Обязательно передам.

Всё. Я всё забыла. Не хочу думать ни о Мише, ни о лишившем меня своей компании Феде. Буду наслаждаться обществом тех, кто не игнорирует меня.
Саня, показавшийся каким-то уж больно маленьким и беззащитным сначала, вел себя вполне уверенно в том кафе, куда мы с ним зашли. Я расслабилась. Наконец-то можно побыть просто женщиной. Мы не очень разговорчивы в обществе друг друга. Он не знает, о чем говорить со мной, я не решаюсь пока быть сама собой с ним, памятуя испытанное в далекой юности благоговение и трепет в компании умных и каких-то уж очень не похожих на всех моих прежних друзей ребят. Я так и не открылась ни одному из них тогда, не представляю, что должно произойти со мной, чтобы я осмелилась на это, сейчас. Поэтому мы больше молчим. Перебрасываемся новостями. Их ещё меньше, чем общих тем для разговора. Мы понятия не имеем, какие темы могли бы взволновать обоих, чтобы продолжиться беседой. Что-то мелькнуло о вере. Оживилась. Оказывается, мы очень близки в восприятии. Но тему не развивала. Может и впрямь, достаточно просто прочувствовать друг друга в вибрациях, чтобы понять собеседника? Я его слышу. Интересно, а он слышит то, о чем я сейчас подумала в ответ? Интересно, а вообще он предполагает у меня наличие каких-нибудь мыслей в голове? Я ведь так и не проронила почти ни одного слова тогда, много лет назад, когда мы так часто приходили к ним в гости на чашечку кофе, на рюмочку чего-нибудь покрепче и уходили за полночь. Когда мои подружки болтали без умолку, пытаясь прыжками  достичь головой неба, которое подпирали эти атланты мысли. Да, мне они казались именно такими – недосягаемо мудрыми. Прыжки мне не удавались. Не удавалось даже раскрыть рот. Меня сковывало собственное неумение выразить мысли, теснившиеся в голове в ответ на все, что я слышала здесь. Было небо. Одни пытались его достичь, я до сих пор пытаюсь постичь. Говорить об этом с Сашей сейчас? Я сочла это неуместным. Всё равно не сумею сказать так, как думаю. Чужой интеллект меня подавляет и запирает. Я могу раскрыться только равному или стоящему ниже ступенькой. И рискую быть неоцененной и непонятой в очередной раз. А Сашка бы понял, о чем я говорю. Может, не все принял, но понял бы точно. Может, поэтому я пишу? Я устала говорить  в пустоту. Я ищу понимания. Ищу отзвука. Впрочем, зачем мне это? Я просто погружаюсь в собственную Вселенную, и мне нет никакого дела, услышит ли кто-нибудь звук падения летящего в пустоту тела…
- Два года назад мы решили развестись…
Выпитая водка подвела к теме личной жизни. Каким образом, ума не приложу, почти всё время молчали. Тут пришел черед оживлению собеседника: «Ну-ка, ну-ка, поподробнее с этого места…». И вновь двух-трёх фраз хватило, чтобы понять причину его оживления и рассказать о своем приключении. Похоже, мы не созданы для неумолчного общения друг с другом, почему-то всё сразу становится понятным и без слов. Нашу компанию решительно надо разбавлять, иначе создастся впечатление, что мы совсем друг другу неинтересны. Это не так! Мы просто не имели возможности познакомиться ближе и разговориться.
Из почти что небытия или, по крайней мере, глубочайшего забвения вытаскивается ещё одна фамилия, Ш., созванивается с ним, и мы едем пить саке на «Преображенку».
- Это вы специально отвернулись, чтобы сделать вид, что не заметили, или действительно не узнаете? – ехидный голос, вглядываюсь. Не сказать, чтоб изменился, но ведь действительно, не узнала, скользнула равнодушно взглядом и не зацепилась, пока не окликнули.
Очень осторожно, с опаской впускали они меня на свою территорию. Кто такая, с чем пришла, что прибило её к нашим берегам. А я ликовала. В моей душе вывешивались флаги и палили приветственно с кораблей из пушек. Я поняла, что когда я мечтала, небеса действительно были открыты. Эти люди ещё не знают, какую важную роль они сыграют в моей жизни, а я уже праздную начало новой жизни. Оказывается, для этого надо было как следует поворошить сундуки со старыми забытыми воспоминаниями на своем чердаке.
Я все время была не там и не с теми. Но я жила. И теперь мне есть с чем прийти к тем, кто всегда был там, где было и моё место тоже. Мне нужно было что-то понять, и для этого я должна была решиться сойти с дороги. Я это сделала, но слишком долго потом блуждала в поисках обратного пути. Дорога осталась где-то там, за холмами, но я теперь точно знаю направление…

Шумная компания за соседним столом, заглушая саму себя, сделала свое веселье навязчиво невозможно громким для остальных посетителей японского ресторанчика. Мы дождались жену Андрея, рассчитались и соскользнули по лестнице вниз в другое кафе. Расходиться не хотелось. Только-только прочувствованно поговорили о морях и дальних странствиях. Меня пока даже на берег не пригласили. Я все ещё чужая для них. Сколько же надо выпить текилы, чтобы растопить этот лед. Я же все равно ничего не расскажу о себе. Не потому что не хочу, потому что не умею. Им – не умею. Здесь я умею только слушать, впитывать, вбирать. А ведь я такая же, как они. Почему они не хотят, чтобы я поплыла с ними? Они не знают, кто я.
И всё равно я ничего не расскажу о себе.
Я буду писать.
Когда я пишу, колокол звонит громче. Тьма расступается. И я знаю, куда мне идти дальше.

Мне не надо будет больше упрощать язык, на котором я пишу, чтобы меня поняли те, кому я писала до этого. Я так и не отдала свои тетради. И, наверное, уже и не отдам. Мне, видно, наскучило общение с теми, кто упрощает и стерилизует меня, подстраивая под свою собственную убогость. Скопцы сами, они пытаются сделать и меня бесплодной. Я вывожу свои корабли из этой гавани с пиратами, обманом заманившими меня, и уплываю на остатках своего суденышка к новым берегам и горизонтам.
Надеюсь, там я буду немножко счастливее…













                К О Т ( переписка)


14 июля 2005

Алекс.


Hello,  Ирина,

  вот Генина мобилка - ..., проверено работает. Звони и
  получай удовольствие. Попутно под рукой завалялась фотка конца 2003
  года, встреча у меня дома. Всех присутствующих надеюсь ты узнаешь.
   С наилучшими пожеланиями Александр.
  R.S.  Есть еще один ресурс: www.***.ru он более живой и
  количество своих большое. Есть там и чат, в котором всегда можно
  найти собеседника(Гостевая), предварительно надо
  зарегистрироваться. А в разделе "Наш клуб" можно оставить свои
  данные и посмотреть анкеты других участников.

Best regards,
 Alex                         


15 июля 2005

Кот.


Ирин, здравствуй. Пробую послать тебе сообщение для проверки связи.



16 июля 2005

Кот
Subject: я рад

Ира, привет.  Я так же получил от тебя ответ, чему рад. До сих пор мне не приходилось пользоваться таким способом связи. Так что, если будут проблемы, списывай их на мою неопытность. Осваивать придется по "ходу дела".
 Что писать не знаю, так что спрашивай, что тебе интересно.
 Мне же любопытно, по какой категории в твоих контактах я буду проходить? Это общий поиск всех своих бывших знакомых, или что-то более индивидуальное? Это я без претензий, просто мне немного не по себе (осадок, оказывается, еще остался). В любом случае, мне приятно, что ты обо мне вспомнила. Жду ответа.
 




18 июля

Ирина: Jul 18, 2005  21:19:24
Subject: Отвечаю

 
 Претензии, на самом деле, очень пришлись бы кстати. Ты особнячком стоишь в череде моих многочисленных "романов", это был роман с интеллектом - ты перевернул меня с ног на голову и научил жить так - вверх ногами. Поэтому все, что есть я сейчас, началось с тебя. Я этому признательна. А то, что расстались, так тебя просто Бог миловал от жизни со мной. Поверь, не мед.
 Я не хочу задевать какие-то глубины в тебе, чтобы не будить противоречивых эмоций, но, может, даю тебе шанс отыграться?
 Мне часто не хватает сумасшедшего друга, который просто слегка разделил бы мое маразмирование.
 А тебя я никогда не забывала. Благодаря тебе из девочки, интеллект которой исчерпывался познаниями из журналов"Работница" и "Крестьянка, потихоньку выросла довольно странная женщина, во всяком случае, мне с ней интересно.
 Просто по знакомым?.. Нет, мне это неинтересно, ностальгии, говорила, - нет никакой.
 Есть несколько знаковых фигур в моей жизни. Я рада, что одну из них после долгих блужданий я все-таки нашла.
 
 У меня вчера был день рождения.
 Если не противно, можешь поздравить.
Генка, я действительно помню и люблю тебя, но это в других плоскостях, измерениях и т.д. и т.п. Я не могу никому принадлежать, честно!!!
 Это такое проклятье мое!
  все!!! Если хоть что-нибудь понял - привет и пока.




20 июля 2005
Ирина
14:48:22
Subject: Ну, уже вроде вернулся мой Интернет на место. 

 Можешь писать просто так.
 Вроде как поболтать. Прошлое твое меня мало интересует, свое тоже рассказывать - обломаться.
 
 Бывают такие моменты, хочется нагрузить собой кого-нибудь под завязку, а рядом - никого. Для этого вернула тебя.
 
 Легко вспомню прошлое и без всякой маскировки отражу любое "нападение" личного плана, если осталось что-то невыясненным.
 
 Одним словом, готова к неформальному общению.
 
 Обещаю не кокетничать и не пытаться влюбить тебя в себя заново. Ты и так влюбишься. Поэтому, после всего выше сказанного, привет, и думай, чем же поувесистей поздравить меня с прошедшим днем рождения - хотя бы для отписки.
 
 Я забыла, обещала показать тебе, какая стала . Нормальных фотографий нет, после тебя ни с чьими изображениями себя не соглашалась. Но кое-что найду.
 
 Все, Генка, пока!!!






20 июля 2005

Геша Кот.

Во-первых разреши поздравить тебя с ДНЕМ РОЖДЕНИЯ.

Интересно, я давненько не сталкивался с людьми, имеющими потребность пофилософствовать и покопаться в себе. Это свойство, по-моему, присуще людям не совсем удовлетворенным в личностном плане. Неужели семья для тебя не является жизненной доминантой? Сама же говоришь, что тебе надо быть при ком-то, иначе чувствуешь себя неуютно. Этот кто-то у тебя есть, дети тоже есть. Быт, худо-бедно, устроен. В чем проблема? Надо жить да радоваться, а не забивать себе голову всяким "маразмированием". Хоть во мне и нет необходимой доли сумасшествия, я все равно с интересом бы узнал, как глядит на жизнь "странная женщина", с которой тебе интересно.
По поводу того, что ты пишешь про меня, ты явно преувеличиваешь. Все, что в тебе есть сейчас, было и раньше. И не думаю, что ты стала бы другой, если бы мы с тобой не повстречались. Даже легкий запах снобизма и тот узнаваем.
Как я понимаю, расставание с тобой у нас было предопределено, поэтому болезненность данной процедуры определялась скорее формой. В жизни люди достаточно часто расходятся, и я не думаю, что им надо друг к другу из-за этого иметь претензии. Я с тобой согласен по поводу того, что еще вопрос: "кому больше повезло". Поэтому можешь воспринимать меня ровно настолько, насколько тебе нужно.
С эпистолярным жанром у меня "не очень". Но все равно хотелось бы получить от тебя еще письмецо. Было интересно.(сочинял ответ два дня)





 
20 июля 2005
 Ирина.

22:35:39
Subject: Два дня, конечно, сочинять не буду

 
  напишу сразу, пока не остыла. Вона, как ты меня сходу припечатал, класс!  Главное, все правильно и по теме, даже согласна, хотя считаю себя, любимую, беленькой и пушистенькой.
 
Что касается семьи... Действительно, здесь все замечательно, грех жаловаться – получилось, как задумывалось, и даже больше. Все то время, пока это все созидалось, было некогда головы поднять, поэтому было проще. Хотя...
 
 Знаешь, я ведь уже тридцать лет(подсчитала недавно - ужаснулась) веду дневник. Это не столько хронология происходящего, сколько попытка понять, почему там, где всем хорошо, мне почему-то плохо, почему не получается забить внутреннее одиночество внешней атрибутикой счастья. Я никогда не перечитывала написанное, для меня эти записи служили чем-то вроде визита к психоаналитику, стыдно распространяться о своих проблемах посторонним людям, вот и вела тихо сама с собой беседу. Так вот я о том, что, имея, казалось бы все, счастливее не стала. Ни тогда, много лет назад, ни теперь. Наверное, какой-то природный изъян, личностный, психический. Бывает, одним словом.
  Радоваться жизни умею, делать жизнь яркой себе и другим тоже, но все это что-то не то.
 
 А принадлежать кому-то надо мне не для того, что ты подумал. Мне это не надо, но для общества безопаснее, чтобы психи по улицам без присмотра и без намордника не разгуливали. Муж и есть мой намордник.
  ПОКА ВСЕ!




20 июля 2005

Кот.

Ир, привет. Только что отправил ответ на предыдущее письмо, а тут получил следующее.
Выглядишь действительно замечательно, отдаю должное. Не понял твоего самоуверенного заявления, что все равно влюблюсь. Внешность для женщины условие необходимое, но не достаточное. А я если и влюбляюсь, то очень нечасто и только при личном контакте. В тебе был и раньше, а сейчас еще больше чувствуется цинизм. Меня он всегда настораживал, (можно опять попасть под "раздачу"), поэтому с тобой я буду общаться осторожненько (по крайней мере, в личном плане). Очень уж агрессивную позицию, по отношению ко мне, ты заняла. Чем заслужил?
Своих фотографий послать не могу, все "потер", когда переустанавливал операционку. Со временем что-нибудь придумаю.

P.S. Если бы не разговаривал с тобой по телефону, то подумал бы, что я буду играть роль "мальчика для битья".

21 июля

Ирина.

14:23:40
Subject: Все, Геша, боевые действия прекращаю


 Мне надо было просто сразу снять оборонительные укрепления, которые помимо твоей воли могли быть выстроены тобой против меня, а, заодно, обезопасить себя.
 Это не самоуверенность, это вынужденная защита, и цинизм мой тоже вынужденный.
 
 Я поняла, что предыдущее мое письмо еще не прочитано, из него, в принципе, все ясно. Что-то неспокойно в нашем королевстве...
 
 Зачем же мне ты понадобился? Знаешь ты меня хорошо, чувствуешь очень здорово, где живу, а где играю. Может, подзабыл, может, чего-то не досмотрел тогда в горячке, но ты человек, способный очень быстро разобраться. И, надеюсь, помочь разобраться мне. Вопросов не ставлю, ты просто реагируй, а я попытаюсь понять. Пока у нас получается.
 
 Мне, в некотором смысле, нужно зеркало - правдивое и безжалостное, которое неспособно подпасть под обаяние и начать лгать. Ты уже был там и знаешь, что ни до чего хорошего влюбленность в меня не доводит. И второй раз на это не попадешься.
 
  Я предатель, я бросаю человека, если разлюбила, стараясь не думать о том, что он чувствует и переживает. Время мало меня изменило, я по-прежнему ношусь со своей самостью, никому не позволяя поставить точку в этом беге. Поэтому я должна кому-то принадлежать в физическом плане, поэтому я принадлежу, поэтому у меня много детей, и поэтому я очень одинока.
 
 Мне не нужен мальчик для битья. Мне нужна помощь друга.
 
 Священник моим другом не стал. Он стал моим возлюбленным.
 
 ПОКА!


Ир, привет. Прошу прощения за неоперативность, не получается каждый день включать компьютер.( Хоз. дела, личная жизнь и т.д. и т.п.)
Что-то все у тебя получается в трагичных тонах. Самокритика хорошо, мазохизм - плохо. Может тебе, действительно, написать книжку. Твоя потребность самоутверждения заключается в потребности выплеснуть наружу свои внутренности. И при этом, чтобы был благодарный наблюдатель.
Моя помощь, может заключаться только в желании покопаться в тебе вместе. Мы давно живем в разных мирах. У нас с тобой неодинаковая шкала ценностей. А тебе, как я понимаю, интересно, как ты смотришься со стороны. Может поэтому я тебе и нужен? По-моему, то, чем ты страдаешь, больше присуще подросткам, которые занимаются поиском своего Я.
 Вообще-то помочь себе ты можешь только сама. Попробуй перестать считать, что ты "пуп земли", найди себе место где-то с краешку. Может там уютней? Поначалу будут мешать амбиции, но со временем можно успокоиться. (Это я предлагаю как вариант).
Кстати: если ты попробуешь "загрузить" своими рассуждениями поочередно человек 50, тебе самой станет тошно от своих мыслей.(необязательно это делать на практике,  достаточно только представить).(Это еще как вариант).
Ир, не воспринимай мою писанину как критику. Это то, о чем ты просила: мысли вслух.
Про цинизм, я бы не сказал, что это только самозащита. У тебя он уже часть натуры (извини).
Про атрибутику счастья. К сожалению, часто атрибутика используется как само счастье. У тебя есть прекрасное понимание, что это не совсем одно и то же. И это нормально, что ты не удовлетворена. Я не возьмусь утверждать, что знаю, что такое счастье, но для себя принял, что это внутреннее согласие с самим с собой. У тебя может быть что-то другое, покопайся в себе. Только не на глобальном уровне. Часто сложные вещи оказываются гораздо проще, чем нам кажется поначалу.
Внутреннее одиночество, к сожалению, присуще всякому мало-мальски образованному человеку, просто привыкай с ним жить. Может, общение со мной тебе немного поможет, но это ненадолго.
Про намордник ты уж совсем загнула. Потребность самовыражения, поиск чего-то нового, стремление к свободе, это нормально, если, конечно, не экстрим. Но потому мы и человеки, что должны знать чувство меры.
Ну, ладно. На сегодня хватит. На дворе ночь давно.
P.S. И напоследок: Позволь мне самому определяться, что мне к тебе чувствовать. Обещаю не злоупотреблять твоим доверием.


: Jul 22, 2005  02:39:12
Subject: Даже обидеться не получается - ты прав

 
 Самоутвердиться хотелось и очень сильно...в молодые годы. Мечтала быть в жизни Наполеоном и след свой оставить. Но потом начала жить и потихоньку все реже и реже взмахивала крыльями.
 
 Говорят, женщина, родившая и воспитавшая троих детей, перестает терзаться комплексами неполноценности, поскольку она уже самореализовалась. И знаешь, они в чем-то правы. Терзаний по поводу того, что я в жизни чего-то недосвершила нет, три мои Совершенства перед моими глазами убеждают в обратном.
 
 Я боялась в юности промахнуться с замужеством, выбрать человека, с которым уже через год станет скучно, как бывало всякий раз...Вышла замуж, и почему-то другие мужчины перестали для меня существовать. Я поняла, что можно было остановиться в самом начале этого поиска Идеального Мужчины, потому что ни один из вас, мною отвергнутых, не был плох, просто я не давала себе труда копаться в вас. В этих отношениях меня интересовала только я сама,  и  люблю я или не люблю того, кто рядом. Оказалось, что для замужества это не главное.
 Одним словом, с замужеством я не"промахнулась". К восемнадцатому году совместной жизни мы дожили до романтических отношений...
 
Что-то сломалось... В прошлом году я ушла от мужа, внезапно осознав , что во всем этом благолепии, созданном не без моего участия, нет одной составляющей- меня, женщины. Очень несвоевременное прозрение... Я и раньше довольно часто влюблялась и жила в параллельном фантазийном мире, не разрушая мир реальный своими иллюзиями, а только добирая за счет него ту романтику, которой мне так в реальной жизни не доставало. Эти два мира не пересекались, поэтому все оставалось по-старому, спокойно, верно и надежно.
 
 Наверное, лирики хватит.

 Возраст критический, предклимактерический, женщина осознает внезапно, что любви в ее жизни нет, и, если она не подсуетится сегодня, пока еще годы не оставили несмываемого выражения неудовлетворенности на лице, завтра уже будет поздно. А поскольку женщина праздная, не работающая, о куске хлеба насущного хлопот не знающая, гормоны ударяют в голову, и она начинает бросаться на все, что движется, красиво оплетая это вязью из стихов, прозы и прочего бреда. Поверивший в её уход муж также отдается порыву и тоже начинает писать стихи. Она возвращается, убедив себя, что все равно никому кроме него не нужна, но продолжает разыгрывать из себя Снежную Королеву, дабы этот его порыв не исчерпался. Трагедия, комедия, фарс. Так это выглядит со стороны. Внутри - больно и страшно. Пройдя через измену, я поняла, что многого в жизни лишена по собственной воле, по собственному выбору.
 
 Далее немного истории...
 
 Одиннадцать лет назад умирала моя мама от рака. Долго, мучительно. У меня на руках. Многое тогда было и ею, и мной переосмыслено. "Я не жила, - сказала она, - я смирялась с жизнью"...итог - неудовлетворенность, депрессия, рак, преждевременная смерть - 56 лет. Через четырнадцать лет мне будет столько же... Что я видела? Я жила? Я любила?
 
 Позавчера я рассталась с человеком, который стал представлять для меня опасность той бурей, которая во мне поднималась при встречах с ним. Совершенно дружеских. Я испугалась полюбить. Я испугалась жить.
 Я, подобно маме, хороню себя заживо.
 Восемь лет я стою на учете в онкологическом центре, из них последние два там не показываюсь. Сделала свой выбор.
 
 Мне только надо подвести итоги. Я пытаюсь это сделать.
 
 А книгу мне писать не надо. Не о чем...
 
 ПОКА!



В общих чертах понятно. Я даже не знаю, что тебе подсказать. Тяжело в письменной форме реагировать на "вопль души".Ты все понимаешь, лучше всех остальных. В таких вещах помочь может только те, кто рядом. Я не знаю, как муж, но отношения детей к матери просто не могут быть не искренними. Они же в тебе нуждаются. Это вполне, достаточный повод, чтобы не впадать в панику.
Страх штука противная и если ему поддаться, имеет свойство прогрессировать. Я, в свое время, почти одновременно похоронил мать и ушел от жены.
Тоже проблема, когда в 40 лет надо начать жизнь заново. Причем нет ни целей, ни понимания зачем это надо. Все, с чем жил в семье 12 лет - на свалку истории.
Первое время было страшно, но потом понимаешь, что пути два: или спиться, или брать себя в руки. Мне помогла работа. Когда решаешь посторонние задачи, свои проблемы отходят на задний план и со временем жизнь уже не кажется такой мрачной.
Ир, извини, что я исходил из того, что твое самокопание ради самого самокопания. Признаю, что у тебя для этого есть существенный повод.
По поводу любви и женщины, давай я тебе напишу попозже. Мне надо хоть чуть-чуть подумать. Тема болезненная и для меня тоже.
Извини, у меня, совершенно нет практики выражать неопределенные мысли в письменной форме.




: Jul 22Слушай, перечитала отосланное полчаса назад

 и ужаснулась - какая-то депрессивная муть. Не этим я живу. Все у меня совершенно нормально. Просто люблю себя пожалеть.
  Давай я тебе лучше деток своих покажу!
 
 ..ну и любимого тоже там найдешь...


22 июля
Ирина


 Перечитала полученное и написанное накануне…

 Какую-то однообразную роль заставляешь меня играть. Критика безжалостна, советы банальны, вынуждаешь обороняться, а не этого я искала,- оправдываясь и отплевываясь, я только все больше упрочиваюсь в своих заблуждениях, если это заблуждения.
 Мыслить не в глобальном масштабе не получается, не копаться в себе- тоже. Жизнь катится, обрастая как снежный ком все новыми наслоениями вопросов.
 По-моему, это как раз и нормально, а не отсиживание на обочине.
 Самоутверждение? Самокопание? Самость? Поиск себя, своего истинного предназначения? В каком возрасте и под влиянием каких обстоятельств мы вдруг начинаем считать это бесполезной и тщетной возней, а ковыряние в обыденности -истинным смыслом бытия?
 
 Православие призывает к смирению и к отказу от самости. Все это от гордыни, говорит оно. Действительно так. Но почему мы так легко сдаемся и отказываемся от жизни, прячась за навязанными извне догмами?- так, наверное, проще. Кто-то, а не ты решает за тебя, что для тебя лучше. А то, что внутри что-то мечется и просит Света - руки в колыбель и душить, душить, душить недоноска. А недоносок, может, и есть твоя душа, только так и не прозревшая.
 
У меня очень сложные взаимоотношения с верой. Близкий друг, знакомые - священники. Муж - глубоко верующий человек. Я мечусь между верой и безверием. Нет, я верующая, но моя вера входит в противоречие с моими внутренними потребностями. Огромная потребность любить - я люблю, но и огромное желание чувствовать - здесь везде табу, которое превратило мою жизнь в муку.
 
 К сожалению или к счастью, во мне очень сильно женское начало.
 
 Пожалуй, достаточно.
 
 Если внезапно замолчу, значит, в собеседнике больше не нуждаюсь.

 Да, и последнее. Мои "рассуждения" находят горячий отклик в сердцах женщин, мужчины, естественно, видят в этом угрозу. Женщина должна смиренно и свято следовать своему предназначению - рожать и удовлетворять насущные потребности мужчины. Душа у женщины отсутствует, посему болеть не может.
 Это хорошие шоры, но потому так тяжело добиться гармонии в отношениях между нами.
 Поверь, мы живые, мы чувствуем. И если не хотим жить с вами, то только потому, что первое, что вы с нами делаете - укорачиваете или вообще долой под корень крылья.
 
 ПОКА!




: Jul 22: А знаешь, Геша, хватило того, что я вслух тебе

 
 это проговорила и сама вроде как на свои места все и расставила. Я же говорила тебе, мне нужен взгляд со стороны на себя саму. Потому что ,одно дело, когда меня бросает на людей и мне в горячке кажется это нормальным, а другое, когда тебе со стороны говорят- успокойся, мать, ты выглядишь не очень-то прилично.
 
 Я же чувствовала, что-то в последнее время не так у меня в общении с людьми. Что-то отталкивает их от меня. Разглядеть собственную агрессию, вымещение на других своих комплексов и неудовлетворенности мне не удавалось самой. Маленький холодненький душик из твоих замечаний пришелся как нельзя кстати.
 Я почему-то тебе поверила, а, поверив, совершенно успокоилась.
 
 Теперь можно и "философствовать" на тему любви и женщины.
 
 Геша!!! Любить это так здорово!!! Но с годами все проблематичней. И не потому, что видишь больше, чем в молодости, и благоприобретенный цинизм мешает, не без него, конечно, но самое печальное - боишься выглядеть комично. Почему-то считается, что любовь - прерогатива молодости (на хрена я такое мудреное слово ввернула?)
 
 Спасибо, что наконец сбавил свой атакующий пыл, а то я совсем было сникла - неужели все так безнадежно. Но ты меня не жалей, честно, мне очень не хватает здоровой критики
 
 ПОКА!


Геша

Последние письма получил. Дети у тебя симпатичные, муж тоже. Твои эмоции меня накрыли. Извини, что не оправдал надежд.




 
: перечитала твое и свое еще раз -

 в огороде бузина, а в Киеве - дядька. Поэтому чуть уточню, что имела ввиду.
 Внутренний монолог все равно не утихнет, пока время не придет успокоиться, но мне нужно было понять, не слишком ли громко я сама с собой разговариваю, не заглушаю ли окружающих. Не в этом ли причина моего буквального одиночества, что своими криками я расшвыриваю всех в разные стороны.
 Похоже, именно так и есть. Семья у меня действительно крепкая, детям я нужна, мужу - вдвойне с некоторых пор, добывать хлеб не приходится, чего не хватает? - наверное, экстрима. Развлекаю себя как могу учебой, детьми, а с друзьями туговато - муж старательно заслоняет собой весь окружающий мир в страхе, что этот мир отнимет меня у него. Друзья остались в Харькове. Новые, в Киеве, сплошь оказались "мальчиками", чтобы не нервничал, пришлось всех разогнать. Причина моего психа - банальна до безобразия. Мне нужно общение, его я лишена. Уже год. Муж пытается заменить собой весь мир для меня, я этому противлюсь, как могу - хочется чего-то своего, неприкосновенного. Наверное, самокопания отсюда - пытаюсь быть мужниной женой, уговариваю себя, что ничто другое мне не нужно, а потом срываюсь, и все летит в тартарары.
 
 Протест особенно удается, когда получается влюбиться в кого-нибудь, тогда я наиболее убедительна. Только внутри - полная х****...
 
 Теперь действительно ПОКА!




22 июля.
Геша.
: продолжение

 Ир, я говорил, что мы с тобой на разных полюсах. Поэтому все мои рассуждения будут восприниматься тобой, как критика. Не бери в голову. Ты имеешь полное право жить, как считаешь нужным. Правда, есть маленький нюанс. Твоя внутренняя организация должна соответствовать тем условиям, в которых ты живешь. Если этого соответствия нет, получаешь дискомфорт.
 Внешние обстоятельства всегда будут диктовать те решения, которые приемлемы в существующих правилах поведения. Мы сами решаем, что для нас важнее внутренний комфорт или внешний.
 Ты пишешь, что свой выбор сделала. Зачем же так мрачно. Миллионы людей живут в аналогичном состоянии, даже не осознавая этого. Твоя проблема, прежде всего, в собственной оценке своей жизни. Может,  достаточно просто сместить акценты?
 А вообще, я поражаюсь, как ты выдерживаешь свое самоедство?
 Пока все, пиши.



Ирина.

Jul 22   Не выдерживаю, Геша, не выдерживаю…

Не всегда, конечно, самоедством занимаюсь. В исключительных случаях. Наверное, просто застал ты меня в критические дни, так сказать.
 Сама не понимаю, как могла так решительно увязнуть в этом болоте. Тщусь себя вытащить, пока срывается, а тут тебя черт мне на лопате подбросил, или, лучше сказать, сам Бог послал. Вот и пытаемся вместе. Недолго, но какие-то подвижки все-таки имеются. Не оставляй меня пока. А жить хочется, очень хочется, и в согласие с собой опять прийти хочется. Время надо, время. Ты, если потерпишь, увидишь, что не так уж все у меня категорически запущено.






23 июля 2005

Ирина.
«несколько слов в защиту самоедства, самокопания и  самокритики…»

Я бы назвала это все одним словом - самоанализ. Иногда полезно покопаться в себе, чтобы прийти в согласие с собой и с миром. Разбирая на составные части свои чувства, эмоции, даже рефлексии вокруг них, порой приходишь к неожиданным на первый взгляд для себя выводам, и результат такой "перетруски" происходящего, как правило, - выход из проблемы.
Поэтому не считаю таким уж ужасным пороком своим, что не только забиваю себя своей жизнью, но и думаю о ней. Спасибо, у меня есть время РЕШАТЬ свои проблемы, а не загонять их вовнутрь. Может, поэтому мою семью можно считать довольно удачным примером комфортного сосуществования совершенно разных и свободных людей. Единого, так сказать, организма. А я в семье в роли механика, вовремя исправляющего неисправности. Механизм отлаженный и сбоев практически не дает.
Проблема только в механике - у него слишком все хорошо налажено и потому слишком развязаны руки. У меня очень много остается свободного пространства внутри незадействованного, - даже после загрузки детьми, хлопотами по дому, мужем,  учебой и многочисленными увлечениями в разных областях искусства - научилась играть на фоно, брала уроки пения и хореографии вместе с детьми, рисовала, писала, заканчивала дизайнерские курсы и довольно успешно пробовала себя в этом...Но все это не заглушает и не забивает. Оно существует отдельно от внутренней жизни. А внутри - пусто и наполняется, и все внешнее приобретает смысл, когда я люблю. Увлекаюсь часто, загораюсь, расправляю крылья, и семья на меня не нарадуется.

Теперешний мой депрессняк связан с уходом одной любви. Вот и все. Я страдаю, мечусь и все посылаю в тартарары. Надеюсь, это ненадолго. Достойных кандидатур по свету ходит предостаточно.

Только не подумай чего скабрезного - я не изменяю мужу. Мои измены ментальны, но, правда, очень фундаментальны - до исступления.

Вот так.

Вчера прочла, цитирую : "Человек- это акробат на туго натянутой проволоке. Он идет осторожно, стараясь сохранить равновесие, держа в руках шест, на одном конце которого сознание, интеллект,  дух, а на другом - тело, инстинкт и всё, что есть бессознательного, земного, непонятного для нас самих... Нужно примирить от природы враждебные силы. Пора восстать на защиту жизни и цельности" (О.Хаксли "Контрапункт").


Пока все.

Jul 24
Очень долго идут до тебя мои письма…

 
 Я буду в Москве в эти выходные. Надеюсь, что буду. Племянница выходит замуж. Ждут подарков от богатой тетушки, наверное. Я постараюсь улизнуть и от родственников и от любимого мужа.
 
 Обижаться не надо. Говорю же, согласна со всем, что ты говоришь в мой адрес, потому что теми же словами говорю себе то же самое, когда занимаюсь, как ты сказал, "самоедством".
 
 А вот голос адвоката в моей душе говорит при этом примерно следующее: я имею право принадлежать только себе, и решать сама принуждать себя или нет испытывать те или иные чувства. И, если прожив восемнадцать лет  с мужем, на девятнадцатом понимаю, что последние лет пятнадцать живу с ним не потому что люблю, а потому что меня к этому принуждают  определенные обязательства, то, по крайней мере, я имею право внутри себя оставаться свободной и независимой.
 
 Вот мои "внутренности» с тобой и разговаривают. Поэтому если ты почувствовал себя при этом стенкой, зеркалом или "халдеем", извини, не хотела обидеть.
 
 Так совпало. Случайно. Может, случись нам созвониться на месяц позже, когда я уже расправилась бы со своей сегодняшней проблемой, ты нашел бы меня совершенным ангелом во плоти. Я сидела бы перед тобой оправляя перышки и щебетала про свою замечательную жизнь...Дня два...Потом истощилась бы и упорхнула, не задев ни одной струнки в твоей душе.
 
 А сегодня я больна, и я сразу тебе об этом сказала. Меня разрывает на части и колотит. Мне очень плохо. Я не нахожу себе места. Я не адекватна и СЕГОДНЯ МЕНЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НИКТО НЕ ВОЛНУЕТ. КТО ЧТО ЧУВСТВУЕТ И КАК ВОСПРИНИМАЕТ МОИ СЛОВА.
 
 Геша, я потеряла любимого человека. Дай мне время оклематься и перестать выть на луну. НЕ ОБИЖАЙСЯ, ПОЖАЛУЙСТА!!!





24 июля
Геша.


Ирин, письма идут быстро, только у меня нет возможности все время быть на связи. Я живу один, и много времени уходит на самообслуживание.
С твоим "адвокатом" согласен. Только ты сама себе противоречишь. Когда есть обязательства, нельзя принадлежать только себе. "Мы в ответе за тех, кого приручили" это и к тебе относится. Согласен, что внутренняя свобода человеку просто необходима, но только до тех пор, пока правильно ею пользуешься, а не начинаешь идти вразнос. Ощущения знакомые, сам проходил.
Конфликт между долгом и чувствами настолько индивидуален, что решить его можешь только сама. Время помощник хороший, только с возрастом становится все дороже. То, что ты сейчас ощущаешь, конечно же, тяжело и противно. Только ведь это и есть те эмоции, которые мы так ценим. Именно они дают ощущение, что еще живешь.
Пока закругляюсь, вечером попробую вернуться к твоим письмам.
P.S. В какие выходные ты будешь в Москве? Сколько пробудешь? Будет ли свободное время?


24 июля.
Ирина.
: Jul 24

Я себе вообще не принадлежу

 
 Я только начала борьбу за свое освобождение. Сама с собой. Только недавно осознала, как же мне необходима внутренняя свобода. Это сродни внезапному пробуждению от многолетней спячки. "И станут муж и жена одной плотью" - слова великого бестселлера, не более того, к этому надо прийти осознанно, без такого насилия над собой, без такого разлада в душе. Этого надо захотеть. Захотеть не получается. Я стремилась к этому, пока всецело зависела от него, была беззащитной, потому что на руках были маленькие дети. Сейчас пришло время быть благодарной за комфорт, а в душе нет благодарности, одно остервенение - жизнь-то прошла в полной зависимости и подчиненности. Ощущение, что и не жила вовсе, потому что ничего все эти годы не чувствовала - как в летаргическом сне...
 
 Я приезжаю к 30-му числу. Еще толком ничего не знаю. С мужем этот вопрос пока не обсуждался. Мне бы задержаться подольше надо было бы. Остались ещё кое-какие недоделанные «дела». Впрочем, сейчас или потом, но я обязательно вызвоню тебя. Надо было бы встретиться воочию, развеять слегка образ воинствующей феминистки, я такая агрессивная только на бумаге - отточила перо в дневниковых битвах сама с собой.
 
 Поэтому, думаю, увидимся.
 А пока - ВСЁ!



: Sun, 24 Jul 2005 23:37:46

Subject:  Не поздно ли вступила на путь борьбы?


 Да и надо ли? Сама же говорила, что в нынешнем благополучии есть и твоя заслуга. Какая бы ты себе ни казалась зависимой, в душе ты можешь быть вполне независима. По-моему, правильнее было бы попробовать ощутить внутреннюю свободу, что называется,  не выходя из дома. Отстоять это право внутри семьи.
 Это как в детстве, кажется, стану большим и буду делать, что захочу. А когда вырастаешь, оказывается, что ограничен таким количеством условностей, обязательств и т.п., что понимаешь, настоящая свобода осталась там, в начале. Так и в этом случае, может оказаться, что в результате борьбы окажешься еще более зависима?
 Почему-то у тебя все время тема для размышлений только ты сама, даже в том случае, если это касается и других, в не меньшей степени. Или все так категорично, и объясниться невозможно? Просто ты привыкла, что называется "свои проблемы решать сама", и других сюда не подпускаешь. Короче, одна голова хорошо, две лучше. Тем более, если обе головы заинтересованные.
 Ум в человеке подразумевает, в том числе, и попытку понять другого.
  Тебя захлестывают эмоции. Семейная жизнь, это жертва в пользу своего маленького коллектива. И у тебя это получилось (ты писала, что твоя семья - налаженный механизм). Как и любой человек, ты имеешь право и на любовь и на счастье (такое, как сама его представляешь).
 Встретиться с тобой, конечно же, хочется, но боязно. Я же никогда не отличался представительностью.
 Пиши, не хотелось бы, чтоб ты совсем пропала из поля зрения.
 
 
   

24 июля

Геша Кот.  «Обидно, понимаешь..»

Чем больше я читаю твои письма, тем больше у меня складывается впечатление, что ты в своем восприятии ориентирована не на чужие чувства, мнения, ощущения и т.д., а на свои собственные, отраженные от других. Другой человек тебе нужен в качестве стенки (пнула мячик и его же получила назад) или зеркала, в котором опять же видишь только себя любимую. Может я ошибаюсь. Я уже не очень хочу развивать тему, чтобы  не нарваться на очередное неудовольствие. Твоя манера самой решать, с кем и сколько ты будешь общаться, воспринимается мной достаточно негативно. Такое ощущение, что ты нашла себе какого-то халдея, который должен тебя обслужить. А когда обслужил, иди гуляй.(Это я возмущаюсь по поводу позавчерашней пачки писем). У меня к тебе слишком противоречивое чувство, чтобы однозначно переживать, если ты "в собеседнике больше не нуждаюсь". Извини, если опять нагрубил.
А любовь, между прочим, пачками не ходит. Это штука уникальная. Ее встретить надо.(это про кандидатур которых предостаточно)
Ладно, не обижайся. Хочешь    - пиши.




27 июля 2005
Ирина.

: Jul 27
 Интернет в моем доме полетел,

поэтому не так активна в последние дни. То, что ты мне написал про то , что не надо ничего радикально менять, и есть продолжение мысли, высказанной ранее - " я должна быть чьей-то". Я прекрасно понимаю, что попала в хорошие руки и ничего радикально менять не буду...наверное...
 
 А может, напротив - в единочасье брошу все и уйду туда, где никто меня не найдет, но где я буду счастлива более, чем сейчас.
 
 К сожаленью, я оказалась не готова к приезду в Москву. Спрячусь. Муж только обрадовался моему нежеланию ехать. Маленькая неприятность - в прошлом году я немного шумно отметилась, увела из семьи человека, позавчера Гене подбросили очередное подметное письмо из Москвы - слишком много людей ждут моего приезда. Далеко не всех из них хочу видеть.

 Тебя ХОЧУ. НО ПОЗЖЕ!!!
 
 Была в Киево-Печерской Лавре сегодня - !!!





28 июля 2005

Геша Кот.


Какая у тебя сложная жизнь. Каждый шаг приходится делать с оглядкой. Жаль, что не приедешь. Надеюсь, у нас еще будет возможность посмотреть друг на друга, что называется "живьем", а пока посылаю свои фотографии. Надеюсь, не испугаешься.



: Aug 30

 Я наконец-то вернулась!

 Знаешь, а ты очень даже хорошо сохранился. Нет, серьезно!
 Очень хочется продолжить общение в том же активном режиме, но пока, увы, Инет только у мужа на работе - не набегаешься, но надоедать буду.
 Очень кстати пришелся отдых на морях Средиземноморья. Прожарила мозги, выжарилось все лишнее, освоила ныряние вниз головой с палубы корабля, что вышибло остатки дури, и, обновленная и просветленная, вернулась на грешную землю.
 Живу, недели две моталась по Харькову. Дети на даче с дедом, я - восполняю пробелы в общении. Год затворничества сказался не лучшим образом.
 К старой теме пока не знаю, как подступить. Все это время продолжала разговор с тобой и с собой, жалела, что не получилось встретиться в июле, а уже сентябрь наступает. В сентябре планирую Москву, опять же, в одни из выходных. Лишь бы не подвело здоровье. Не так все как хочется, но с другой стороны - чем больше угроза сойти с дистанции, тем больше хочется успеть.
Пока все. Пиши. До встречи в эфире и на московской земле!
 




6 сентября 2005

Ирина.

Гешка, привет!

 Почему-то тишина в ответ затянулась.
 У меня тут были проблемы с почтой. Подружка присылала фильм и перегрузила память ящика. Все письма, что пришли после ее письма, были уничтожены провайдером или еще кем-то, одним словом, если ты случайно пытался написать мне в конце августа и в первых числах сентября, то фиг нам, - я ничего не получала.
 У меня есть другой более интимный адрес. Буду рада встретиться с тобой там.    rins@ukr.net
 Я оклемалась малость, пришла в чувства и здравое разумение, отодвинула от себя все, что мешало жить и готова общаться в другом эмоциональном режиме.
 Если я тебе такая интересна, пиши.
 Отвечать буду регулярно, но, может, не так активно - инета у меня теперь дома нет, только у любимого на работе, куда не набегаешься.
 Что до темы прежних наших разговоров, да, ты прав, что в рассуждениях своих, в отношениях с людьми с эгоцентризмом, пожалуй, малость перебираю. Но делаю это открыто и честно - разберусь с собой, терпимее становлюсь с окружающими. По сути-то, мы все одним миром мазаны. И самое дорогое, что у нас есть, как ни прискорбно, но это мы сами. Такие несовершенные и непонятые.
 Я не права?
 Геша, очень хочу вырваться в Москву, что и сделаю при первой же возможности. Немножко подлатаю себя в плане здоровья и приеду.
 А пока все.
 Пиши.
 Целую!

19 сентября
Кот.

Ир, привет. Приятно, что вспомнила о моей персоне. Я грешным делом подумал, что где-то тебя обидел, и ты решила "уйти на дно". В таких случаях я стараюсь людей лишний раз не беспокоить. Компьютер включаю редко, поэтому твои письма прочитал только сегодня (19.09). Рад за тебя, что отдыхаешь, что успокоилась, что будешь общаться более мирно. Твое "хорошо сохранился" воспринимать как комплимент или как иронию? На твоем фоне я выгляжу достаточно сомнительно. Кстати, у меня тоже были проблемы с системой, пришлось переустанавливать операционку, поэтому все твои письма потерялись. Жизнь идет своим чередом: работа, хозяйство. После каникул приехал Пашка (сын), съездили с ним на рыбалку. Ходили за грибами, в этом году много опят. Заблудились, но грибов набрали. Попытался засолить и замариновать, но что-то не очень получилось. Что у тебя со здоровьем? Была в больнице или лечилась дома? Может что-нибудь тебе посмотреть в аптеках? Соберешься в Москву, позвони.
На днях у Сереги Альперовича был день рождения, позвонил, поздравил. Предлагает Новый год встретить в Киеве. Я в любом случае собираюсь ехать, но неясно, что там у вас с визами, будут вводить или нет. У меня нет загранпаспорта. У вас опять какая-то политическая неразбериха. Насчет того, что самая большая ценность на земле ты сам, мне с тобой бы не хотелось соглашаться, но против факта не попрешь. Ир, ты живешь совершенно в отличном от моего мире, тебе действительно хочется со мной общаться? Ведь все, что я могу тебе сказать, это всякие банальности и прописные истины. Жизнь - это задачка, не имеющая общего решения (ты математик, тебе лучше знать, как это правильно называется, когда задачу можно решить, только введя конкретные параметры).
 Все пока. Пойду спать, у меня подъем в 6 утра. Буду регулярнее проверять почту. Надеюсь, ответишь.


30 сентября
Ирина


Я не прячусь и не игнорирую тебя. Обстоятельства!!!
Дома, уже писала, что накрылся Инет. Сын обещал восстановить. Возможно, что уже и восстановили, да меня дома нет. Уехала неделю назад. Кайфую без семьи в Харькове. Подлечиваюсь и все такое. На самом деле, просто отдыхаю ото всех. Мне этого не хватало смертельно. Год отсидки в четырех стенах с обязательным присутствием мужа 24 часа в сутки - это слишком серьезное испытание для моих слабых нервов.
Запланировала себе посещение столицы на вторую середину октября. Где-то к 21-му числу и приеду. Так хотелось бы во всяком случае...
Писать много не могу - сижу не дома, поглядывают красноречиво на часы и моргают - хватит. Пооткровенничаем потом, когда буду дома.
 Не пропадай. Привет всем.
А на наши политические катаклизмы плюйте, как мы это делаем. Украина- страна веселая! Веселимся мы так! Приезжайте. Идея Нового года в Киеве очень даже нравится.
ПОКА!!!


30 сентября
Геша

Ир, привет. Писать особенно и не о чем. Дни проходят, а что было, не помню. Все одно и то же. Последнее яркое событие, выговор соседки, что по утрам мешаю спать всему подъезду своим тарахтящим краном. Завтра пойду покупать новую буксу. Это у тебя все события с тремя !!! Чему, отчасти, завидую. Я так жить не научился. Каждому свое, я думаю. Будет время - пиши, твои письма хоть немного оживляют мое однообразное существование. Про новый год я написал к тому, что в это время могу оказаться в ваших краях, но потом сообразил, что у тебя встреча нового года может проходить в местах более экзотических, поэтому сия информация просто для справки. Но если, все же, будешь в Киеве, попробую с тобой встретиться. Как бы при этом, тоже не оказаться серьезным испытанием для твоих нервов? (если можно, это я сыронизировал). Не знаю, зачем это нужно, но приятно, что ты меня нашла. Спасибо. Ну, вроде пока все. Отдыхай. У меня сейчас вечер, посему спокойной ночи. 



25 октября
Геша

пробую послать обещанное письмо. это попытка сформулировать свое отношение к тебе, ситуации, к себе. Ни на чем настаивать не собираюсь, но что-то готов пояснить. если в чем-то не прав, извини. Письмо писал в Wordе, поэтому будет вложение. Осадок еще остался, на объективность не претендую.




Пишу больше для себя, хочешь, читай, хочешь, не читай.

По моему мнению, психологический портрет человека формируется, в первую очередь, неформальным кругом общения.

Формальный круг общения:  учеба, работа, (семья, все-таки спорная форма) и т.п., там, где человеку приходиться выражать себя через обязательные формы общения (правила поведения принятые в данном круге). Если он выходит за рамки дозволенного, он подвергается осуждению, крайний случай: его изгоняют. В этом случае человек, если хочет остаться, вынужден соблюдать ожидаемую форму поведения, тем самым, сковывая свою личность.

 Неформальный круг общения: друзья, знакомые, компании. (И тоже и т.д. и т.п.). Здесь человек волен выбрать ту компанию, которая лучше отражает его представление, как он должен себя вести. Выбор этого круга определяется рядом первоначальных причин: общий двор, внешние эффекты (я думаю понятно). Дальше происходит оценка и компании и себя в этой компании . Если нравится, человек чувствует себя комфортно, если нет, начинается поиск компании более подходящей. Вот эта самая оценка штука тоже достаточно интересная. У одних это развернутый анализ, у других смутные ощущения. Сама оценка уже является субъективным фактором, по которому можно оценивать личность. Еще фактор: возможность занять в данном круге достаточно значительное место. В ход может идти все что угодно: внешность, физические данные, психологическая устойчивость.… Если получилось - закрепляется навык пути достижения цели. Если нет, продолжается поиск подходящей компании. В конце концов вырастает некий индивид с теми самыми тараканами (в твоем варианте муравейник).
 
Замечание: я потому и считаю, что человек должен работать, обязательно должна быть смена форм общения. Он не может все время существовать в одном формате. Он устает.

 ( Для тебя: продолжаешь искать свою компанию или становишься одиночкой. Что ты выберешь?)

И вот теперь приходит кто-то и начинает его ворошить и смотреть, что получится? То, как человек воспринимает мир, очень тонкая материя. Ты считаешь, что у этого кого-то есть моральное право туда вмешиваться? Его  воздействие, скорее всего, приведет к неконтролируемому процессу. Жизнь не лаборатория, эксперимент никогда не будет «чистым». И потом, для любого человека гораздо проще и привычнее действовать по стереотипу. Тебе же хочется из этого стереотипа его вытащить.  А эффект от побочного результата? Он может оказаться гораздо сильнее, чем тот, который ты ожидала.
Ты знаешь, у тебя сформировался некий защитный панцирь, который позволяет тебе чувствовать себя вполне сносно при любом к тебе отношении. Честь тебе и хвала. Только ведь у других такого панциря может и не быть. Лично я считаю, что его быть и не должно. Вот и получается, что ты как танком проходишься по внутреннему миру человека и удивляешься, что ничего интересного там нет. Я не прав?
Отсюда я делаю заключение, что методика оценки общения у нас с тобой сильно отличаются. Для меня достаточно важно (в общем случае) произвести благоприятное впечатление. Тебя же это, не особенно беспокоит. Ведь если человек к тебе потянулся, значит ему нужно твое внимание. Лично я так и понимаю, а ты занимаешь позицию типа - «много вас здесь таких». (это я про свои ощущения от повторной встречи).
 Мне импонируют 2 мысли проходящие у Стругацких:  «Понедельник начинается в субботу», главный маг не делал чудес из-за невозможности их сделать, не навредив кому-нибудь; а в «Сталкере» (по фильму, книжку не читал) никто не рискнул исполнить свое самое сокровенное желание, т.к. не был уверен, что самое сокровенное не окажется самым скверным.
 Так вот, я продолжаю тему. Я никоим образом не могу претендовать на ту роль, которую ты мне отводишь в своей жизни. Скорее, ты пытаешься  оправдать свои поступки чужим именем. Наверное, можешь, только ведь это не я, а скорее г. Строганов должен нести эту ответственность. Он твой пример для подражания. У вас с ним нашлось бы гораздо больше общего. Ты не находишь? И я готов уступить ему ту самую роль «учителя». Понимаешь, все, что я здесь излагаю достаточно спорно. Если исходить из принципа «если ты такой умный, то почему такой бедный», то я слишком глуп, чтобы излагать свои мысли. И тут я вам в подметки не гожусь. (А кто сказал, что годишься. Угу?) Это, кстати, и о разных мирах. Из разных мы муравейников. И твоя попытка, при первой встрече, заставить меня поверить, что это не так, выглядит не совсем честно. Ведь ты понимала это с самого начала.


25 октября Геша

Ир, это опять я. Хочу снять свою кандидатуру. И извиниться за свое плебейство. Тебе же просто скучно. А я со своими "соплями", думаю, что тебе действительно это интересно.



28 октября 2005

Ирина.

Я не могу рассказать тебе всего о себе. Моя жизнь сегодня - это сплошная саднящая язва. Не могу рассказать ничего об этом, потому что пишу об этом книгу. Мучительное продирание сквозь боль, страдание и безысходность. Или она съест меня, или я одолею через нее эту боль. По крайней мере, я пытаюсь это сделать.

Прости, если кажусь равнодушной.
 
Прости, если кажусь неспособной чувствовать чужую боль.
Я не могу принять твою боль сейчас, потому что переполнена теми же чувствами. Я не пускаю их наружу, потому что это дает мне силы писать.
Но совершенно забирает силы жить. За этим я и пришла к тебе.

Я НИЧЕГО НЕ МОГУ ТЕБЕ РАССКАЗАТЬ О СЕБЕ. НИЧЕГО.

Я борюсь за свою жизнь, а она борется со мной.

Если тебе тяжело быть рядом, уходи. Я все понимаю.
Ты и так дал мне очень много за эти несколько дней.
Прости, Гена.


29 октября
Кот.

Ир, здравствуй. рано или поздно тебе это письмо попадется на глаза. надеюсь, прочитаешь. я хочу сказать, что я не могу относиться к тебе плохо. все, что ты воспринимаешь как злобу и агрессию в свой адрес, больше является моим воплем отчаяния от невозможности приблизиться к тебе на дистанцию больше, чем ты для меня определила. только, ради бога, не надо подозревать меня в простом домогательстве. я даже не уверен, что у нас с тобой, что-то вообще возможно. просто я привык что люди  ориентированы на более теплые отношения (при взаимной симпатии).  смс-ок больше слать не буду, понимаю, что съел годовой лимит твоего внимания (не обижайся это шутка). постарайся не терять мой номер телефона.


***
получил твое письмо, когда отправлял свое. видишь, у меня все проще. да, мне действительно тяжело в том формате, который ты для меня отвела. но ведь я исхожу из простого общения двух людей которые не виделись больше 20 лет. откуда я могу знать, чем ты живешь, чем дышишь. короче говоря, я с радостью готов бы помочь. только какая тебе от меня польза, убей меня - не понимаю. если можешь - объясни, если нет- готов и так.
буду нужен, пиши.

 
2 ноября 2005

Ирина.

 
    Как бы ты ни сопротивлялся и не покусывал меня (это я перечитала нашу с тобой переписку с самого начала), все-таки ты понимаешь, что я от тебя никуда не денусь, потому что нуждаюсь в тебе, в твоём видении, в твоем участии, в твоих мозгах, в твоей любви, в конце концов. Как ни прискорбно мне в этом признаваться тебе.
  Да, я не одинока, да, я умею придумывать себе приключения и совершенно феерическую жизнь, придумывать и на время забываться в этом. "Заигрываться". Но опускается занавес, и я остаюсь наедине сама с собой. Сюда, за кулисы, я не пускаю никого из той разноцветной жизни, но здесь бывает очень тоскливо и одиноко. Приходи иногда ко мне в "гримерную". Мне кажется, тебя не обманешь всеми этими декорациями и шутовскими колпаками, ты не будешь отождествлять меня с ними. Мы просто посидим и погреемся у камина вместе.
  Вот и все. Ты действительно очень хорошо меня понимаешь. Тебе просто надо немножко привыкнуть к мысли, что я вернулась к тебе, к своему старому другу, чтобы остаться очень надолго. Я больше не уйду. Если только это тебе не помешает жить.
  ПОКА!



2 ноября
Геша


Слава богу, ты никуда не ушла. Моя слабость "выяснять отношения", чуть не стоила мне потери тебя. Учту на будущее и постараюсь вести себя более смирно. Правда трудность заключается в том, что мне сложно заставить себя относиться к тебе ровно. Я все время съезжаю в крайности. Из того, что ты про меня перечислила, мне предложить нечего, видение- кривое, участие -невозможно (ты меня близко не подпускаешь), мозгов - нет, а любовь - если только "в конце концов", да и то слишком противоречивая. Так что, все это твои фантазии. Кстати, читать нашу переписку подряд не стоит, то, что писалось до встречи, это общение с фантомом, я не собирался приближаться до ощущения живого человека. В такой ситуации, как у нас, надежнее было бы занять позицию старого доброго знакомого. Но не получилось, и ты сама приложила к этому руку. Ладно, трудно сказать, что лучше, а что хуже. По крайней мере, я лишний раз убедился, что еще способен переживать. И за это, спасибо. Интересно, у меня сейчас такое ощущение, что я с тобой начал выяснять отношения, будто только что расстались, и продолжил то, что не закончил 20 лет назад. Странно. Похоже, у меня в голове все смешалось. Прости "засранца". Может, действительно, надо еще привыкнуть к твоему появлению? А насчет твоей внешней жизни можешь не переживать, мне повезло оказаться за твоими кулисами задолго до "того как", мне там более ли менее хорошо, и я не собираюсь вылезать наружу. Будем заниматься с тем твоим "Я", которое тебе роднее. Ладно, пора спать. Завтра еще на работу. Спокойной ночи. Надеюсь, еще увидимся. Обязательно пиши. Давай знать, что не забываешь.


3 ноября.

Ирина   …надеюсь, теперь будет проще…

  Напишу так, как это было со мной. Очень коротко.

  Помню, как познакомились. "На рисах". Голубоглазый парнишка с белозубой улыбкой, сидящий напротив в огромном амбаре за обеденным столом. Что-то говорит, совершенно непохожее на то, чем пытаются обаять нас наши сверстники. Я мало что понимаю, но к чему-то все-таки прислушиваюсь. Интересна форма, необычно содержание. Кажется, в нем совершенно отсутствует желание понравиться или угодить. Он, этот парнишка, начинает нравиться моей подружке Тане. В их беседах не участвую, только слушаю. Непонятно, ново, непривычно, интересно. Глаза и улыбка - пока обращаю внимание лишь на это... Потом была моя болезнь, больница, вы с Таней навещали меня дома, потом в стационаре, потом ты пришел ко мне один, говорили, говорили, уже и ночь наступила. Лояльный режим больницы позволил тебе остаться на всю ночь; я слушала, слушала и вдруг начала понимать то, о чем ты говоришь. Наутро - влюбилась. Помню, как придя в палату, схватилась за ручку, тетрадь и начала писать, писать, писать. Писать о тебе, о том внезапном своем прозрении, о том, какой мир мне открылся вдруг благодаря тебе. Писала, рисовала какие-то картинки, пытаясь изобразить если не словом, то кистью то, что происходило со мной в эти мгновения. Все это сохранилось, я ведь не уничтожила ни одной бумажки, написанной мною за последние три десятка лет. Почти ни одной.
  Поэтому для меня нет прошлого, нет ничего забытого. И это не ностальгия. Чувства, которые у меня возникают, когда я перечитываю то, что написано тогда, не имеют ничего общего с нею. Я словно одновременно существую и в этом времени и в том. И даже не перечитывая, все равно живу словно в нескольких мирах одновременно. Мое прошлое- это мое богатство, это замок, выстроенный страданиями, болью, любовью. Я ничего и никого не забыла и не хочу забывать. Для каждого свой заповедный уголок в моей душе. Понимаю, что, может, говорю какие-то не очень праведные вещи, может, обидно осознавать, что ты лишь один из многих, не забытых мною, но Котельников Гена у меня единственный. И если я приехала к тебе, то приехала быть только твоею. Так, как это было 23 года назад. А что было тогда?  Было увлечение неординарным человеком. Очарование его независимым умом. Восхищение его умением видеть необычное в самых казалось бы привычных вещах. Геночка, все это было и осталось в тебе. Я "тащусь" от твоей способности мгновенно доходить до сути, от твоего умения излагать свои мысли. Рядом с тобой я становлюсь намного находчивее и быстрее нахожу ответы на свои вопросы, ты их словно достаешь из моего подсознания. Словно ставишь меня лицом к зеркалу и говоришь:" Смотри, это ты! И это тоже ты." И тебе я верю, как верила много лет назад. Мне очень хорошо и комфортно с тобой было и тогда, и сегодня.
  "Почему же ты меня оставила тогда?"- спросил ты меня, уходя. Я ответила, но на самом деле у меня нет ответа на этот вопрос.   Возможно, потому, почему у меня распадается брак с мужем сейчас - я не нахожу в себе чувства той силы, какой должна ответить ему на его любовь. Меня захлестывает чувство вины. А чувство вины я испытывать не могу.
  Я убегаю в увлечения, в новые знакомства, только чтобы не думать о том, что недодаю родному человеку тепла и любви. Я не могу культивировать это в себе сознательно,- сказываются многолетние обиды на него, все-таки натерпеться пришлось, и это тоже, к сожалению, не забывается. Одновременное существование в нескольких мирах приносит не только радость узнавания прежних чувств, но и боль многократного переживания старых обид.  Такая жизнь у меня. не очень-то умная, прямо скажем, не очень ладно скроенная.  Впрочем, есть и плюсы. О чувствах пишу убедительно. Давала читать некоторым - верят. Может, для того и живу, чтобы когда-нибудь написать обо всем, что и как пережито?  Учусь. Корчусь. Оттачиваю. Пока очень сыро. Но сам процесс уже увлек очень сильно. Даже если это никому никогда не пригодится - это нужно мне. Чтобы жить.  Ты вытаскиваешь меня из той пропасти, в которую я себя погружаю, когда слишком увлекаюсь этим.  Не знаю, стало ли тебе что-нибудь яснее? По-моему, я еще более все запутала. НО мне кажется, сказала так, как оно есть.
  А с тобой я, наверное, так и буду ощущать себя 18-летней девчонкой, которой слишком многое еще нельзя - не созрела. Лучше так все и оставить, наверное, чтобы ничего не испортить.
  Впрочем....ПОКА, одним словом!



4 ноября

Кот.



Ир, привет. Я  очередной раз поражаюсь твоему умению излагать свои мысли на БУМАГЕ. Почему то же самое, ты не можешь выразить устно? Все, что ты написала, наверное, должно быть приятно, но мне грустно. Так пишут, когда расстаются и не хотят обидеть хорошего человека. Оставить все как есть, наверное, можно, вопрос - надолго ли получится? Мне кажется, что длительные отношения возможны, если только этим самым отношениям есть куда развиваться. Это же естественно. Я имею ввиду, что когда есть принудительный внешний ограничитель, отношения сразу формализуются. А тебе, как я понимаю, это не очень нравится. (я вообще от этого не в восторге). На сегодняшний день у меня, по отношению к тебе, нет никаких определенных целей, мне просто приятно, что ты меня нашла, что ты есть, что я тебе хоть как-то нужен, и мне просто с тобой интересно. Ты же предлагаешь оставить все как есть, чтоб ничего не испортить, подразумевая, что я могу выйти за рамки отведенной мне роли. Я здесь не ругаюсь и не обижаюсь, я излагаю тот вывод, к которому ты меня подводишь своим последним предложением, из своего письма. Подумай, то ли ты имела ввиду, что я здесь изложил? Мне хотелось бы чувствовать себя, по отношению к тебе, более свободно. А ограничители существуют внутренние. Твоя задача, время от времени давать мне понять, что пора их использовать. Это, кстати, наглядно демонстрирует, откуда у меня берутся негативные "взбрыки". Может, не только у меня? Ир, мне очень интересно было читать твое письмо. С одной стороны это из истории и о моей жизни, а с другой, к своему стыду, я ничего не помню. Наверное, у меня такая форма защиты, забыть что было, чтобы не переносить реакции негативного опыта на другого человека? Я как-то об этом не задумывался. Тебе же можно посочувствовать, что ты тянешь за собой такой шлейф воспоминаний. Иногда надо стряхивать с себя, хотя бы самые неприятные. А то рискуешь начать воспринимать мир с отставанием. Похоже, тебе уже требуется, чтобы настоящее стало прошлым, и в нем можно было бы спокойно разбираться. Эта точка зрения кое-что могла бы объяснить в твоем поведении, при нашей встрече. И вообще, почему у меня складывается впечатление, что ты хочешь воспринимать меня как памятник? Ведь я еще живой. Мне свойственно ошибаться, чувствовать, иметь какое-то мнение (пусть неправильное). Может у тебя для меня найдется место в мире живых? Мне бы этого хотелось. Кажется, меня опять понесло. Давай на этом я остановлюсь, лучше подожду твоего ответа. Написанное не стираю, чтобы сохранить ход мысли. Не воспринимай как очередной наезд, я тебя считаю очень самобытной девушкой и не хочу терять возможность с тобой общаться. Кстати, я еще не переварил всего, что ты мне написала. Любопытно, что даже не имея определенной цели, ты готова истязать себя самоедством. Хотя безопасней и полезней развивать в себе прагматизм. Ир, у меня уже ночь. Поэтому пока и спокойной ночи. Надеюсь, не обидишься, а поправишь меня и ответишь.

6 ноября
Геша


письмо получил. что ответить не знаю. все еще перевариваю твои образные сравнения. я не пригоден к общению, в том ключе к которому ты привыкла. у меня, совершенно, другая среда обитания. спасибо за "хорошего человека". игривость тона письма дает надежду, что у тебя все в порядке.



7 ноября
Геша

Ир, привет. Я уже успокоился. Поэтому эмоции опускаю. Если будет время (и посчитаешь нужным), растолкуй мне, пожалуйста, что ты имеешь ввиду когда пишешь, что хочешь вернуть меня; и что-то про мой мир, который, ты вроде считаешь, надо разрушить? Да и про заметный след в жизни, в твоем представлении.
В силу ограниченного круга общения, я очень ценю то внимание, которое мне оказывает тот или иной человек. Твое внимание, я ценю еще больше. Но это не значит, что можно, как хочешь, пинать мое самолюбие. Если я не заслуживаю уважения, прояви, хотя бы, терпимость


8 ноября 2005   
11:55

Ирина.


Честно говоря, просто так сказала, для красного словца. Я же прекрасно помню, что при всей твоей многогранности ты не амбициозен и способен довольствоваться малым. Комплексом Наполеона страдаю, скорее, я, да и то, только наедине сама с собой.
  Ладно, дружочек, твое право обижаться или принимать сказанное мною. Думаю, со временем да с моим ангельским терпением до чего-нибудь все-таки с тобой договоримся. Не до любви. так до дружбы..

  ПОКА! Приятно было пообщаться.
  ЦЕЛУЮ!!!






8 ноября 2005

Ирина.


С одной стороны, ты нападаешь на меня, как только я становлюсь с тобой неискренней-"формальной" в общении, но стоит мне только поверить тебе и сказать то, что я думаю, а не то, что рождается в результате многократного отфильтровывания, ты упрекаешь меня в бессердечии, взываешь к терпимости. На самом деле, ты пытаешься меня сломать под себя, чтобы тебе было удобно со мной, чтобы нигде не дуло и не царапало. У меня не получится быть откровенной, просто быть собой не получится, если я опять, как тогда на вокзале, встану столбом и буду взвешивать каждое рождающееся во мне слово в ответ на твои эмоции и чувства - не ранить, не обнадежить, не задеть, не обидеть и т.д., а где же во всем этом я? где то, ради чего, собственно, я и приехала?
  "Вернуть тебя..."
   Мы расстались с тобой, потому что наши взаимоотношения, на мой взгляд тогда, исчерпали себя, все пошло по кругу, каждый день был слепым слепком предыдущего. Мне стало очень скучно. И я сбежала в другие отношения. Которые, впрочем, закончились тем же самым. Возможно, этого бы не случилось, если бы по-быстрому переженились, нарожали детей и т.д. и т.п., но об этом мы тогда как-то не думали. А подумали бы, врядли решилась бы - в замужество загоняла себя пинками и увещеваниями родителей- пора было вписываться в социум - гораздо позже и уже изрядно нахлебавшись жизненного дерьма.
  "Вернуть тебя..."
   Мы встречались с тобой, потому что мне было с тобой интересно. Я не хочу трогать чувства - это сейчас не имеет никакого значения - некая влюбленность была, она перешла в привычку чувствовать тебя все время рядом... Я все-таки затронула чувства, ладно, тогда договорю...Я питала к тебе большое расположение: тепло, доверие, надежность, - принимала это от тебя, и мне было очень хорошо с тобой. Но мир сузился до размеров твоей комнатушки. Были только ты и я. Большой любви в себе я так и не дождалась, смешно, наверное, это слушать прагматику? главное, надежность? Я начала тяготиться своим зависимым от твоего настроения положением - ты ждал большего от меня, но чем больше было твое ожидание, тем меньшим способна была платить тебе за твое добро. Чувство вины за неоправдание твоих надежд начало тяготить и, в конце концов, оттолкнуло меня от тебя . Я не смогла больше чувствовать себя виноватой за то, что не люблю так, как ты того ждешь.
  "Вернуть тебя..."
   При всем этом мое отношение к тебе как к личности ничуть не пострадало. Ты не стал для меня ни менее интересным, ни неприятным. Я ушла, чтобы дать тебе время, нет, не забыть, а разлюбить меня. Уходя тогда, знала, что когда-нибудь обязательно разыщу тебя и все объясню, почему была вынуждена уйти, почему так резко и безжалостно это было, это если ты попросишь меня объясниться. Надеялась, что не попросишь, что тебя не будет волновать прошлое, что двадцать лет - достаточный срок, чтобы все забылось и зарубцевалось, чтобы, начав с нового листа, мы смогли завязать другие, более взрослые отношения.
  Ты по-прежнему интересен мне. Прилив нежности, которую я испытала при встрече с тобой, был искренним, но, похоже, он все и испортил. Придется назвать это все "пьяной нежностью", чтобы оправдать последующую холодность. Не холодность, Геша, сдержанность. Я вынужденно сдержу все свои чувства к тебе, не выдам себя, только чтобы не разрушить твой мир.
  "Не разрушить твой мир..."
   Ты как-то жил все это время, совершенно не вспоминая о прошлом. У тебя есть свой круг, люди, работа, своя жизнь, в конце концов, - все, где меня не было, нет и не будет. Я не хочу, чтобы мое появление отвлекло тебя от всего, что у тебя есть, эмоционально и чувственно повело не знамо куда. Я не ворошила твой муравейник, ты сам сделал это в себе моим появлением. А все мои попытки сбежать от ответственности за это в прежнее небытие для тебя пресекаешь. "Останься, - говоришь, - только будь, пожалуйста, поласковее и поудобнее". Не буду, Геша.
   Не помню, на какие вопросы еще не ответила. Сейчас отошлю, загляну в твое письмо еще раз...


Геша Кот.

Здравствуй, ир николаевна. Попробую объясниться подробнее и я. Согласен, что меня можно обвинить в попытке тебя "сломать под себя". Только, на самом деле, это скорее попытка заставить тебя НЕ использовать свой "комплекс наполеона" при общении. Я не знаю, чувствуешь ли ты сама, или это проходит как-то мимо, но при общении ты исключаешь любые варианты рассуждений, кроме своих. А если учесть твой острый язык, то и сопротивляться боязно. Образно говоря, я чувствую себя, перед тобой, недоумком с совершенно убогой жизнью. Задевает не то, что ты говоришь (здесь я признаю за тобой ПОЛНОЕ ПРАВО), а как ты это делаешь. Попробуй прочитать свои послания глазами комплексующего (не по отношению к тебе, а просто комплексующего) товарища.
По поводу моего к тебе отношения, я повторюсь еще раз, ни на что я не претендую. Похоже, мой эмоциональный всплеск, направил тебя по ложному пути  в своих рассуждениях (по крайней мере, ты очень сильно опередила события). Может, ты боялась сама, и решила перестраховаться?
 Спасибо, что ты заботишься о моем внутреннем мире (и исключила свое там присутствие). И мне показалось, что он тебе неприятен.
Ладно, ... надеюсь на твое "ангельское терпение". Захочешь, ответь.



8 ноября 2005
Ирина.
Не хочу больше оправдываться…


Надоело отплевываться и доказывать, что я не верблюд. Ты не слышишь или не хочешь слышать меня. Все, что я ни говорю, ты поворачиваешь против меня. Чем с большим терпением и пониманием я стараюсь к тебе отнестись, тем злее и кровожаднее тебе кажусь. Бог с тобой. Я поняла, что разговариваю не с тобой, а с набором комплексов неполноценности, самоутверждающихся за счет меня. Я не хочу быть больше мишенью для твоего сарказма, не хочу поддаваться на твои провокации и злобствовать в ответ. Я просто больше не хочу ничего от тебя - ни понимания, ни твоего ума, ни поддержки, ни вообще ничего. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Я принимаю все, что ты мне успел сказать обидного, как ответ на давно прошедшее. Может, и надо было дать тебе такую возможность поквитаться. Обидно, но пережить можно.
   Ничего-то ты не понял.
   И все-таки, не такая я сволочь, какой тебе хочется меня видеть.
   Больше не пиши.
  Отвечать нет ни сил, ни желания.
 
 
 Кот. 
 Wed, 9 Nov 2005 22:37:02 +0300
Subject: сожалею

Ирина.
Date: Wed, 9 Nov 2005 22:37:02 +0300
Subject: Я тоже.


 Thu, 10 Nov 2005 23:03:23 +0300
Subject:

 Ир, здравствуй. Как ты себя чувствуешь? Мне бы не хотелось, чтобы ты совсем заболела. Какая-то, у нас с тобой, сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, мы  не можем разойтись, нет у нас такого желания (надеюсь, это уже очевидно). С другой, и приблизиться никак не получается, какие-то мы колючие. Ты написала, что мы пишем об одном и том же, а мне, кроме этого, кажется, что и позицию занимаем одну и ту же, обороняемся. И оба воспринимаем ее как агрессию. У тебя есть предложения, как это победить? Помнишь, я тебе писал про свободу восприятия? Так вот, когда людям предоставляется возможнось общаться свободно, ситуация сама приведет их к какому-то результату. Но при этом не надо заранее относить человека к конкретной категории. Жизнь сама покажет, кто он для тебя есть. С незнакомыми это так и происходит. Мы же с тобой заняли заранее подготовленные позиции и боимся из них выбраться. Как ни крути, а прошлое дает о себе знать.
 Твое последнее письмо стало для меня полной неожиданностью. Трудность письменного общения в том и заключается, что трудно интерпретировать интонацию. Это не напоминает тебе анекдот про "пива нет"?( здесь мне скорее грустно, никакого сарказма). Или дело не в интонации?
 Ир, не умею я развернуто что-то объяснять. К тому же, не до конца еще переварил. Хотелось побыстрее обозначить свое присутствие. Спокойной ночи. Не пропадай, давай о себе знать.
 

Fri, 11 Nov 2005 22:59:17 +0300

 Ир, привет. Ты, наверное, занята. Я только сообщить, что я зануда. Но поделать ничего не могу. Ладно, будь здорова. Будет время, пиши.
 
 

: Nov 11, 2005  23:29:57
Subject: Не могла попасть в свой ящик…

…поэтому отвечаю не сразу.
   Думаю, договоримся как-нибудь о чем-нибудь. С тобой даже ссориться интересно. Остальное у меня так, неконтролируемые эмоции. Впрочем, кажется этого ты и добиваешься, чтобы я поменьше себя контролировала?
   Из болезни потихоньку выкарабкиваюсь.
   Сегодня даже совершила в некотором смысле подвиг- завела нового члена семьи. Теперь к нашей немаленькой такой компании присоединилась маленькая долматинка. Так что из семьи вырваться удастся не скоро. Будем организовывать внутреннее пространство и находить свободу в нем.
   Не обижайся, если веду себя не всегда адекватно. Я действительна всегда рада тебе.   Пиши. ПОКА!


: Sat, 12 Nov 2005 22:46:16 +0300
Subject:

 Ир, здравствуй. Рад, что не ушла в подполье. Мне казалось, что к животным ты достаточно индифферентна. В любом случае, поздравляю с приобретением "барбоса". И желаю, чтоб у тебя не прибавилось дополнительных проблем. А я вчера в Интернете искал информацию о проезде на Украину. Вроде, пока решили не вводить порядок проезда только по загранпаспортам. Так что появляется реальная возможность поехать в Киев. Правда, в одном месте, есть информация, что на несовершеннолетнего ребенка нужна бумага, что  второй родитель не возражает против его поездки. Надо будет уточнять. Я же в разводе и в паспорте он у меня не вписан. Ладно, не буду тебя "грузить", давай выздоравливай и не забывай, что я есть. Я тоже всегда тебе рад.


Ирина.
: Nov 14, 2005  09:22:43
Subject: Доверенность,
 
    так называется этот документ. Оформляется, если не ошибаюсь, у нотариуса. Он имеет стандартную форму. Но, насколько я знаю, распространяется скорее на дедушек-бабушек, у меня дети тоже не вписаны в паспорт, и фамилии у них разные, но конфликтов на границе Украины-России не возникало. Если у тебя ребенок на твоей фамилии, может, и так пройдет. Но лучше узнай. По загранпаспорту лучше не ездить, они так бесцеремонно штампы на весь лист ставят в нем, что его хватает ненадолго.
   Пока о себе не пишу. В застое. А про животных... Ты же удивился, что у меня детей много? Насчет будущей многодетности тоже ведь мало что просматривалось? А я их себе ещё в девятом классе напрогнозировала. И документ на этот счет имеется...
   Развеется сплин, напишу больше.
 ПОКА!
 

22 ноября 2005

 Кот.

Ир, привет. Поздравляю с Вашей "майданской революцией". У нас по всем новостям ее упомянули. А я заходил в посольство, узнать насчет перехода границы. Успокоили, сказали, что кроме паспортов ничего не нужно. Так что у меня все нормально. Писать нечего и не о чем. Будет время, пиши сама.


: Nov 22, 2005  11:32:40
Subject: Привет!

  Я так понимаю, если не напишу, то и не дождусь.
  Как у тебя дела? Что насчет посещения Киева. Я же всерьёз настроилась продемонстрировать тебе себя в быту. Правильную, заботливую маму. Образцово-показательную жену. Тараканов из головы вытравлю на время. ШУЧУ! 

 Геша, чтобы мы невзначай не разминулись. Мы с мужем уезжаем с 30-го ноября по 22-е декабря в Трускавец. Если что, дети свекровь - дома. Свекровь у меня - супер! Я с мужем до сих пор не развелась, потому что люблю свекровь. Но думаю, что ты все-таки приедешь ко мне, а не к ней. Приедешь ведь?
 
  О личном не пишу. У меня все по-прежнему - смятение, разочарование, опять смятение, опять откат. Просто я слишком влюбчивая и все мимо мужа. Так понимаю, что это вроде закваски. Внутри черпать не из чего, вот и западаю на внешние взвихрения пространства. Баба пятый десяток разменяла, а на мир как пацанка четырнадцатилетняя смотрит - отклик мира на звон в собственных ушах ищет. 
 
  Будет желание - пиши. Давно не получала писем от людей. Да, кстати, с твоим любимым Строгановым перебросились парочкой сухих язвительных писем. Он нарисовался в л-ском сайте. Думаю, душевной переписки, как с тобой, не завяжется. Впрочем, ты тоже уже самоустранился. Не обижаюсь, понимаю, плохо вела себя. Слишком самонадеянно. Но это так, напускное.
 
 ПОКА!
   

22 ноября

Кот.


Опять попал на твое встречное письмо. Ир, мне на работе "не дают поднять головы". Вечером сил хватает только на ужин и чуть-чуть телевизор. В нем и про "майдан" услышал. Появился повод хоть как-то обозначить свое существование, что еще жив. И помню, что ты есть. К вам в Киев приеду почти точно. Это будут первые числа января, на Новый год. Пашку отговорили. Определенного плана действий пока нет. Ты на меня особо не зацикливайся, свои планы не меняй. Мы мужчинки самостоятельные, не пропадем. Хотя приятней, если ты окажешь нам немножко внимания. Кроме показа Пашке города, у меня задача найти Кузьму - школьного друга (не видел с 1990 года). У меня есть адрес его родителей. Еще может объявиться Серега Альперович, тоже давно не виделись. Перед отъездом тебе позвоню, узнать твои планы. Или напиши, когда вернешься из Трускавца, когда и куда поедешь дальше. Я до Нового года никуда не денусь, буду сидеть дома. Пока все, пиши. Мне приятно получать от тебя письма.


24 ноября

 Кот.

Ир, привет. Я в ближайшие выходные постараюсь взять Пашкины документы и буду брать билеты на 2-3 января, плюс 3-4 дня и обратно. Самая поздняя дата выезда 5 января. Если не возьму, то поездка отменится, так как 9-ого мне на работу. До жены не могу дозвониться, возможно, все Пашкины документы будут в паспортном столе, а без них купить на него билет не получится. Поэтому, пока, остается элемент неопределенности. В любом случае привязка по времени та, что я написал выше. Когда будут билеты, могу послать смс-ку. Пока это только планы, что будет на самом деле еще не знаю, меня могут просто заставить работать между праздниками и никуда я не поеду. Ладно, пока. Надеюсь, все будет хорошо. До твоего отъезда постараюсь еще написать.

 
Date: Dec 29, 2005  18:22:26


Ир, поздравляю тебя и все твое семейство, включая собачку, с наступающим Новым годом, Рождеством и всеми праздниками, которые предполагаются в период до 14 января, включительно. Желаю, чтоб все у вас было хорошо.



30 декабря 2005
 
Ирина.

Геша, спасибо. Тебя также со всеми и со всем причитающимся набором пожеланий. Не пропадай. Я после "отдыха" В Трускавце никак не соберусь в кучку. Поэтому напишу позже, когда настроение немного изменится.





   М И Ш Е Л Ь

2004 год.


Мишель.
Сентябрь. 2004
:37:56 +0400
 Subject:
 
 Привет. Из дома писать не могу. Денег на Интернет нет. Письма получаю и читаю на работе. Отвечу обязательно. Новый адрес получил. Где купить украино-русский словарь? Одно письмо очень меня взволновало. Только обо мне там ничего не было. Внимательней отправляй почту мне и  мужу.
 Твой Я.



Мишель.
23.09.2004


Вчера, она, влезла в мой ящик и увидела отправленное письмо, вечером
был устроен грандиозный скандал. Я молчал и все отрицал, нет доказала
что я письма отправляю, и что? 01, 002 больше не существует, с письмом
 от неё, я ознакомился только сейчас, на 002 его почему-то не было.
Чушь полная, надеюсь, что мы это понимаем. Телефон под постоянным
контролем, она своего добьется. Говорит, что она меня простила, а я
думал, что я её пожалел. Вот такие непонятки.  Сейчас я на работе,
пришел  раньше. Работаю в смену 12 часов два через два.
Я ОЧЕНЬ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. ТЫ ВСЕГДА РЯДОМ. ЦЕЛУЮ, ОБНИМАЮ.


Ирина.
29.09.2004


не можешь ли ты снизойти до общения со мной в Интернете, мне нужен только ответ на вопрос: с кем я общалась по телефону вчера и сегодня . кому обязана тоннами грязи, которые на меня были излиты?



Ирина.(Светлане)
Тема: Алле, гоп!!!
 Дата: Sat, 02 Oct 2004 00:16:15 +0400     
Мне надоела эта клоунада!
Любите мужа?-  Побрейте подмышки, почистите зубы, подмойтесь,
 прочтите, наконец, хоть одну умную книжку- и любите на здоровье!!!
  ОН вас не любит?! - Станьте для него интересной! В конце концов,
разыграйте перед ним водевиль - я же показала вам, как это делается пару дней назад. ДЕЛАЙТЕ ЖЕ  ЧТО-НИБУДЬ С СОБОЙ, а не с окружающими.
  Вы - примитивны, неумны, очень предсказуемы и, поверьте, совсем мне не
 интересны!
 За полгода, что я наблюдаю за вами, вы ни разу и ничем меня не удивили.
 Рассылать письма людям, которые знают меня, но не знают вас? - Вы это
 серьезно? - Глупо! Кто станет с вами разговаривать обо мне и  сочувствовать вам? Посмеяться - да. Поиздеваться, подыграть вам - пожалуйста. Меня окружают достаточно умные и жизнерадостные люди, вы даете им прекрасный повод для веселья. Вы этого добиваетесь? Тогда вы  не всех еще охватили своей перепиской: по соседству с вашей мамой в Калуге живет библиотекарь нашей школы (заодно умной книжкой  разживетесь), с сыном которой мы сидели за одной партой, чуть
 дальше - классный руководитель(у той я вообще в любимицах ходила, ей будет очень интересно с вами пообщаться, к ней мы, кстати, с Мишенькой вашим ездили), плюс человек десять в самой Москве моих одноклассников. Откройте глаза  им! Кстати, им всем я представляла Мишу как своего без пяти минут мужа. Кем представитесь вы? - Брошенной женой? ОЧЕНЬ почетно и забавно! Давайте! Валяйте!!! Вместе посмеемся!
 На самом деле, если говорить серьезно, то, что вы вытворяете, - это уже  не борьба за любимого мужа, а чистая клиника. Вам нужна серьезная  психологическая помощь и дружеская поддержка. А с этим не ко мне, не к  моим друзьям и ,ТЕМ БОЛЕЕ , НЕ К МОЕМУ МУЖУ И РОДСТВЕННИКАМ.
 
 Тема: Занавес!
 
  Здесь ни вы, ни ваши страдания понимания не найдут.
 Занимайтесь собой, девушка, совершенствуйтесь! Сделайте, наконец, что-нибудь для себя, чтобы было хорошо ВАМ, и ХВАТИТ творить то, что, КАК ВАМ КАЖЕТСЯ, может навредить мне.
Мне глубоко плевать на все ваши прыжки и ужимки - уже давно не страшно.
 Что касается Миши, НИ ВЫ, НИ Я НЕ ВПРАВЕ распоряжаться его жизнью.
 Он имеет право выбирать сам, как и с кем ему жить. И вы его не удержите вашими методами.
 Прощайте! ЗАНАВЕС!!!
 P.S. Да, если соберетесь покушаться на мою жизнь или здоровье, или на
спокойствие моих близких, подумайте о своей ДОЧЕРИ. Тюрьма - не лучшее
место для мамы. Впрочем, и психушка тоже.
 



Ирина.(Мишелю)
3.10.04

mmm1001@ukr.net ;к паролю надо добавить несколько букв. Пришлю, когда соскучусь. Или по звонку... Отправка только клиентам компании УкрНет...пропишите в настройках почтового клиента SMTP-сервер своего провайдера или пользуйтесь web-интерфейсом... если б я еще понимала, что это вообще такое…

Ирина. (Мишелю)
13.10.2004 

Миша, привет! Перечитала в который раз твое последнее письмо, которому верю, что писал его именно ты. Всему остальному поверить невозможно. Хотя, под впечатлением ШЛЮХИ и ЗАСУНЬ МОЙ ТЕЛЕФОН СЕБЕ В ЗАДНИЦУ и т.д. и т.п. хожу до сих пор. Есть маленькая надежда, что в те дни, когда я общалась будто бы с тобой, это был все-таки не ты. И ПРОТРЕЗВЕЛ от твоего имени кто-то другой, и НАДОЕЛА я кому-то иному. Поэтому, на всякий случай, пишу все это, чтобы ты был в курсе, как я все тебе дальше испортила, т.к. если это была С., то я проболталась. На следующий день меня продолжало нести, как Остапа - я переживала наш разрыв, поэтому ,прощаясь с тобой, описала все свои планы насчет тебя, которые пока не проговаривала тебе, не хотелось радовать раньше времени. В открытую о своих чувствах. Думала - все равно расстаемся, значит, теперь можно. Последним сообщением попросила не менять пока пароль на ящике - туда приходили адреса одноклассников. В этот же день в ящике твоей жены оказались мое письмо к тебе - СНИЗОЙДИ ДО ОБЩЕНИЯ СО МНОЙ В ИНТЕРНЕТЕ И ОТВЕТЬ НА ОДИН ВОПРОС, С КЕМ Я ОБЩАЮСЬ ПО ТЕЛЕФОНУ ЭТИ ДВА ДНЯ И КОМУ ОБЯЗАНА ТЕМ ПОТОКАМ ГРЯЗИ, КОТОРЫЕ НА МЕНЯ ВЫЛИТЫ, - ты получил это письмо? - там же в ящике твоей жены были все адреса моих друзей.


Как я попала в ящик Светланы? Мне звонит муж и говорит, приходи, есть важная информация. Прихожу. Я - говорит - хакер, смотри. Света написала ему (это на следующий день, как я разоткровенничалась, думая, что говорю с тобой по телефону) Я ЖЕНА МЕНЬШАКОВА, НАМ ЕСТЬ О ЧЕМ С ВАМИ ПОГОВОРИТЬ, - раскрыть ему глаза  ей не удалось. Гена не хочет, чтобы я уходила от него, поэтому не хочет знать больше того, что я сама ему сказала - а я сказала слишком много, больше того, что знает твоя жена из перехваченного разговора. Гена взломал ее ящик и обнаружил там все мои к тебе письма и письма с адресами моих однокашек.


После этого я поменяла все пароли на всех твоих и ее ящиках, правда, потом ее пароль вернула, чтобы какое-то время держать под контролем, что будет дальше. Написала ей письмо, дождалась, когда вы их, эти письма, прочтете, убрала их из ее ящика, дав понять, что имею доступ к нему. Мне уже просто начало это шпионство надоедать. Пару дней назад послала четыре сообщения на твой телефон - хорошие слова, честное слово. Жаль, если они достались только Свете. Но все живет у меня в дневнике, завела на нервной почве.

Ирина.
18.10.2004              Не такая уж и потеря--


Ирина.
23.10.2004

Это уже не тема, это – клиника…
… когда не можешь ничего делать  -все валится из рук. Когда не видишь солнца за окном, потому что окна глухо задраены. Когда, общаясь с другими, думаешь только об одном и об одном только о нем говоришь, это уже не любовь - это болезнь. Я больна тобой. Никакой радости мне эта любовь больше не приносит. Только муки борьбы с ней, с тобой. Я ухожу и в который раз возвращаюсь и ненавижу себя за слабость, ненавижу тебя за то, что ты сделал меня такой слабой. Я питалась тобой, пока ты был щедр, пока любил. Я жила тобой и не допускала мысли, что что-то может нас разлучить. Но ты разлюбил и покинул поле битвы раньше, чем я это осознала. Теперь я здесь совершенно одна. Холодно и неуютно. Пора уходить. Я не могу позволить себе такую роскошь как БЕЗОТВЕТНУЮ ЛЮБОВЬ. Пора выздоравливать и трезветь и мне. Я уезжаю. Может надолго.


Ирина. (Мишелю)

Не дразню, мне очень грустно и одиноко…

From: "Герман"
27.10.2004
To: "Ирина "


 
 "Я вижу, как тебе тяжело. Ты любишь так, как можешь любить только ты. Вся и до конца. Без оглядки. Без границ и тормозов. Такую любовь ничем не остановишь. Ты её заслужила. Найден смысл дальнейшей жизни. Удерживать тебя нельзя. Ты сгоришь. Уезжай. Мне будет больно, но так лучше для всех. И будь счастлива."-Я мог бы так сказать, но никогда не скажу. Потому, что люблю. Потому, что ты - моя жена перед богом и людьми. Я не хочу тебя терять. Потому, что у НАС ещё очень много совместных дел, которые нельзя поручать другим. Потому, что я самый лучший в мире пожарный.

Твой МУЖ.
 


Date: Nov 01, 2004  22:35:57
Subject: самой смешно

> не знаю, в каком виде это все к тебе приходит и все ли даты проставлены- такая я неделю назад ехала в Харьков - совершенно негодная к употреблению. Там встряхнулась, прокатилась по всем, трахнула тебя по голове и успокоилась. Сегодня вернулась в Киев-письмо нетронуто -нечитано, я-то думала ты ко всему уже готов, оказывается, к моей персоне никакого интереса любимый не проявлял. Можно было бы обидеться, но не хочется. Можно было бы принять близко к сердцу твой уход - не получается. И не потому, что не верю, что ушел. ПОВЕРИЛА УЖЕ ДАВНО. Не получается, потому что глаз твоих не видела. Последний раз они были добрые и счастливые - а злых и равнодушных не видела. Увижу -поверю.
Но надо увидеть.
>
>



Date: Nov 01, 2004  22:46:57
Subject: ты просто читай

  Мне кажется, мы слишком посерьезнели в наших отношениях. Ведь все начиналось, как хохма, потом продолжилось как шутка, а когда, в какой момент, все вдруг превратилось в мелодраму - даже не поняла.

Кажется, с той самой ноты, когда заиграл марш славянки. Приплели зачем-то своих супругов - все сразу так усложнилось. Мы начали смотреть друг на друга их глазами, думать друг о друге так, как надо было им. Нам казалось, мы идем им на уступки, потому что они такие несчастные! - ну и что на выходе? - у них теперь все о`кей, а у нас... Не знаю, как тебе - мне как-то херовато, хотя внешне держусь очень даже неплохо, когда на людях. Лучше бы продолжали хохмить дальше.
 


Date: Nov 01, 2004  23:00:09
Subject: все будет хорошо

 Не делай категоричных заявлений. Хочешь уйти - уходи, не имею права держать, но и отпускать и не бороться за тебя не обещаю. Устану, отойду, отдышусь и снова - в бой! Не бойся, как только разлюблю, сдамся и больше не напомню о себе... А пока... Гена в пятый раз напомнил о себе - час назад выставила их с Егором из офиса - не стойте над душой. Теперь, похоже, домой можно не возвращаться - отключила телефон на фиг вообще. Позвонить тебе что ли - так опять жена трубку возьмет... ЗАХОЧЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ ВОЗВРАЩАЙСЯ .ВСЕ НЕ ТАК УЖ И ПЛОХО. Я ВСЕ ЕЩЕ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ.


Ирина.
16.11.04


Что-то нашло на меня сегодня...Не собиралась в этой жизни трогать тебя больше, и вдруг как прорвало. Ну да ничего. Я писала тебе где-то с месяц назад, что завела дневник, это чтобы тебе ничего лишнего не говорить - туда сбрасываю все, что мешает нормально жить. В данное время - тебя и все, что распирает сказать тебе.
Мы давно уже говорили на разных языках. Я тебе об одном, ты в моих словах находил совершенно извращенный смысл: там, где я твердила о любви, тебе мерещилось совершенно противоположное. Дневником отмеряла себе срок, сколько мне дозволено еще любить тебя - сейчас на 62-м листе, всего 96, так что недолго мне осталось мучаться. А тебе терпеть мои выходы в эфир. Сегодня  перечитала - бред! Самое смешное, что ко всему этому ты уже давно не имеешь никакого отношения. Я рефлексирую на тему, которая давно себя изжила. Вот сейчас я говорю, а ты совсем не понимаешь, о чем я, правда? Мы из разных миров, мыслим по-разному. Оказалось, даже чувствуем совершенно непохоже.. .Тебе везде мерещилось, что я унижаю тебя, а мне казалось, поднимаю до той высоты, которой ты на самом деле достоин.



Ирина.
16.11.2004

Мне жаль, мне очень жаль, что мы не поняли друг друга и не сумели остаться хотя бы друзьями. Нелепо осознавать, что столько лет я ждала этой встречи с тобой только ради того, чтобы жестоко разочароваться в тебе. И дело совсем не в том, что ты то любишь, то ненавидишь, то просто равнодушен.  Ты земной человек, поэтому все эти чувства естественны как тебе, так и любому другому. К тому же, я знаю, что я далеко не подарок, и ты не первый, кто испугался моего темперамента. Я не сдерживалась с тобой ни в любви, ни в гневе, ни в глупости - ты должен знать, какая я в жизни, с чем тебе пришлось бы столкнуться, если бы тебе не хватило ума порвать со мной и, более того, жениться. Мои бабки кончали в дурдоме. Я недалеко ушла от родни. Такой сумасшедший дом может выдержать только человек с темпераментом, умом и выдержкой моего мужа. А ты не он. Ты юнец. К тому же, по-настоящему вместе мы с тобой никогда не жили, и ты просто не представляешь, чего на самом деле лишился. За что-то же Генка держится 18 лет? или думаешь, вокруг него баб достойных никогда не было? Ты не представляешь, какая конкуренция…

пора закругляться. Надо еще черкануть пару строк для «любимого» - черной неблагодарностью плачу ему за тот внезапно обрушившийся поток чувств и стихов, доселе столь тщательно маскировавшихся под маской равнодушия. Я не думала, что он такой одаренный - думала, что только ему со мной повезло. Да, тогда ты так близко к сердцу принял мое к нему письмо - странно, письмо, которое для меня абсолютно ничего не значило – так, отписка, чтобы не нервничал - а и ты, и он - за чистую монету. Он воспрял духом, ты решил, что я предала тебя. Воистину, Бог сыграл со мной злую шутку тогда, лишив остроты ума - так глупо оставить этот пустячок в ящике, в который имели доступ все, кто хотел. Я здорово психанула тогда на всех - вы оба издевались надо мной, как над лягушкой на лабораторном столе -  оба со скальпелями и кто больнее. МИШЕНЬКА! Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВЫЗДОРАВЛИВАЮ. С Божьей, Гениной и, особо, твоей молчаливой помощью. Я не лукавлю - с одной стороны, мне очень хочется любой ценой вернуть тебя, потому что Я ПО-ПРЕЖНЕМУ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ОЧЕНЬ СИЛЬНО, но, с другой стороны, - твое возвращение только затянуло бы агонию. Сейчас мне НАМНОГО ПРОЩЕ РАССТАТЬСЯ ДАЖЕ С МЫСЛЯМИ О ТЕБЕ, КОГДА ТЫ БЕЗМОЛВЕН - ТЕБЯ КАК БУДТО БЫ НЕТ ВООБЩЕ.




Ирина.
17.11.2004



Хотела поговорить более душевно хотя бы процентов на 50 душевности от дневниковой. Там я знаю, ты этого никогда не прочтешь, поэтому откровенна до неприличия, здесь же - боюсь выглядеть смешной. Я, как тот тупой дятел, бьюсь без меры о глухую стену твоего молчания, будто не замечаю, как все изменилось в твоем и моем мире. ЖИВИ, МОЕ БЫВШЕЕ СОЛНЫШКО, И НИ О ЧЕМ НЕ БЕСПОКОЙСЯ - ТЫ ВСЕ ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЛ.




Date: Nov 28, 2004  15:31:54
Subject: если не возражаете...
 
> Я "посвящала" сей ящичек Вам, моя радость, но, поскольку он Вам не нужен, позвольте мне им воспользоваться в своих корыстных целях, как и Вашей щекочущей мое воображение фамилией.
> Происходящее так захлестывает, что, ей Богу, произошедшее с нами летом кажется кружащим слегка голову невинным приключением.
> Конечно, Вам это врядли покажется интересным, но я собираюсь-таки в Москву. Очень ненадолго. С моей стороны шагов в Вашу сторону уже не будет - я их сделала предостаточно, чтобы Вы убедились в моей доброй воле и поняли, что я ХОЧУ Вас видеть. О дате приезда сообщу по Интернету, а где меня найти Вы знаете.
>

--

4.12.2004

Со смешанным чувством к твоему возвращению вынуждаешь относиться: очень серьезно взволнована возможностью твоего обращения к алкоголю. Это так или мне показалось? Пожалуйста, не надо!!! Я очень плохо отношусь к людям, которым пить нельзя, а они не в силах противостоять. В семье должен пить кто-то один, и этот один - я. Целую, люблю, жду встречи с нетерпением.






Ирина. (Светлане)
20.12.2004


Date: Dec 20, 2004  23:45:05
Subject:

 
 Вы не поняли одного и, пожалуй, главного: ваш муж ушел не ко мне, а от вас.
 В том, что ваша семья развалилась, вина не моя, а ваша.
 Пытаясь отыграться на моей семье, вы вредите не мне, а себе.
 Я не виню вас и не проклинаю, если вам легче свалить все на меня, Бог с вами, сваливайте.
 Я приношу извинения за излишнюю резкость тогда и сейчас и прощаю вам все, что вы уже мне сделали и сделаете в будущем.
 Прощайте и, если можете, простите...

Светлана.


 Получить прощение от Вас? От человека, одержимого дьяволом? От того,
 кого и в природе-то нет? Увольте. Возвращаю.
 И мне прощать Вас не за что. Похоже, я единственная, кто выиграл во
 всей этой каше, Вами затеянной. Впору благодарить, но не буду.
 И молитесь, чтобы никогда не понять от чего, к кому и зачем он бежит.
Воистину, когда Бог хочет наказать, он лишает разума.
 Молитесь..



2005 год.


Мишель.


Date: Sat, 01 Jan 2005 06:31:10 +0300
Subject: Re: да ничего!

 С Новым годом! В конце года принято подводить итоги прошедшего, но
 почему-то  не хочется. Безусловно, наша встреча перевернула всю мою
 жизнь. И встретила ты меня не в лучшие мои времена, но что уж тут
 поделать. Какое-то тяжелое начало. Давно не писал писем, не читал
 книг, я надеюсь что распишусь, нет,  тогда,  будешь читать, что
 получилось. Word правит ошибки расставляет запятые, тепло рук уходит
 мысли остаются, после общения SMS буквы в словах не имеют значения,
 жуткая смесь транслита и кириллицы, кибералфавит какой-то,  вот
 недавно написал слово «аквариум» - «акваrium» причем  в первом и во
 втором случае я писал на русском языке, ну и таких примеров много. Да,
вчера, была моя маленькая победа, конечно, кому-то  покажется, что
 вообще ничего особенного. Но для меня это шаг вперед, ну  я сам завел
 машину, без чьей-то помощи, определил не исправность и устранил её.
 Теперь она ездит, чем немало радует меня. Машины меня манят, мне
 интересно как они устроены и вообще что там,  внутри, отчего ломаются
 и как их можно починить, но «опыт, сын, ошибок трудных» приходит > медленно мелкими партиями. Иногда завидую Федору, поехал, починил > денег заработал, нет, я , конечно понимаю что все не сразу, но когда я
 ходил гордый от осознания что ракеты в космос и так далее, Федька
 ковырял на девятой площадке электрику у КАМАЗов. И где те ракеты,
 пропади они пропадом, а дело в руках у него осталось, а я как
 артиллерист на дембеле, ничего не умею кроме как из пушек стрелять.
 Машину починил не один, а то вру, получается. Вечером обратился к
 Господу с просьбой помочь, и помог, может случайность, может, нет, но
 это уже второй раз так, я только потом понимаю, что мне помогли, моими
 руками, но помогли. Очень приятно. Есть у меня идея в первого января в
 храм сходить, утречком, пока все отрываются.  Не знаю точно,
 получится, потом напишу.
 Мне кажется, что я знаю, как надо просить и когда, знаю, что буду
 делать, если дадут,  о чём попрошу. Но это только мои мысли.
 До Нового года остался один час. Вспоминаю конец прошлого года, я
 тогда продавцом работал в Лужниках,  выходные были, мы со Светой
 поехали в Калугу на машине, первая моя поездка на большое расстояние,
 за руль сел только в октябре. Уезжал я оттуда с хорошим настроением, и
 желанием больше туда не приезжать, прошел год, как меня там не было,
 и, наверное, не будет и в дальнейшие годы.
 Честно говоря, в храм идти просто боюсь, внутри тоска, что ли, как
 подумаю, что надо идти так слезы на глаза наворачиваются, а что будет
 там, истерики боюсь, плачу часто, ни кто не видит,  и не знает, ты
 первая кому об этом рассказываю. Ругаю себя, говорю, «перестань жалеть
 себя, работай», помогает, но не надолго. Потом, все сначала, но я буду
 держаться,  и бороться до последнего.
 Почти лист написал, а о тебе,  ни слова. Тишина и покой в сердце моем,
 ты есть, я тебя люблю, осознание этого дает чувство умиротворения.
 Когда мы будем вместе, для меня не имеет значения, просто это будет  нескоро. Пока я дома, есть возможность Интернета. Часто спрашиваю
 себя, может все эти годы, я любил тебя одну? Все женщины, которые были
 у меня после, случились от безысходности. Родители очень обрадовались моему  возвращению, отец еле слезы
 сдержал, очень  переживают за меня. Мама кормит меня как на убой.
 Мораль не читают, они на моей стороне. Верят, что все будет хорошо,
 все образуется, я встану на ноги. Свете помогают новые друзья, дети в
 одной группе в детском саду, в поисках работы, надеюсь, что у нее все
 получится.  Они шьют детскую одежду, чем будет заниматься, пока не
 знает, но работу они предложили, просто нужен человек для работы, а
 там разберутся. Я так думаю.
 


Мишель.(Ирине)


Date: Sat, 01 Jan 2005 22:45:15 +0300
Subject: Re: продолжение следует

 Обкуриваться не очень хорошо, я ,вот, сегодня ни одной не выкурил, не
 лезет. Ты вопросы задавай мне так легче расписаться, что-то тяжеловато  идет. Света возвращается 09.01. я опять уеду в Мытищи, любить тебя без
помех. Родители на удивление проявили такт, не лезут, не советуют, не
 учат, сожалеют, конечно, они на моей стороне. Где живу я, рассказал,
 все нормально. В храм так и не пошел, проговорили с отцом до семи часов утра, выпили,
 не заметил, как ночь прошла. Родители про нас в курсе, Света напела,
 наверное. Слов плохих о тебе не говорят, говорят, решай сам.
 



Ирина.
4.01.2005


Несколько озадачивает твое молчание - что-то случилось? Чем-то обидела?
Сейчас уезжаю в Харьков – Воронеж - Курск и т.д. Привезут меня не раньше девятого. Тогда уже будет в сборе и твоя семья - так что не пообщаешься. Жаль.

Ирина.


Date: Feb 18, 2005  20:33:12
Subject: когда ты это, наконец, прочтешь, будет уже все...
 в прошлом. Все кажется каким-то хорошо продуманным сюжетом, затеянным не нами. Уже в первый день нашей встречи было ясно, что все останется на своих местах и у тебя, и у меня. Нашим жизням не хватало остроты - нам её выдали с избытком. Теперь мы не знаем ,как с этим бороться. Вместе-страшно ответственности, которая неминуемо ляжет теперь уже не на чьи-то, а на наши плечи. Ни я, ни ты не привыкли искать силы жить в себе, но ищем силу в ком-то. Ты попробовал жить один – ведь, честно, понравилось? Я знаю, и мне понравится. Отвечаешь только за себя, никому ничего не должен. Правда, нередко подступает тоска к горлу - вот бы еще родную душу рядом, а не просто проститутку...Но только так, чтобы вовремя ушла, как только начнутся проблемы –бытовые, психологические, тоска по утраченной свободе...мало ли...Поэтому я и не рванула, бросив все, к тебе ни тогда летом, ни позавчера, когда, казалось, сбылась мечта всех моих без тебя лет...
 Реалистка-пессимистка я знала, что ты не сможешь выдержать долго этого напряжения - я видела тебя в мае - всего состоящего из чувства долга перед всеми твоими родными. И мне не хотелось бы ни тогда, ни сейчас, чтобы ты начал меня тихо ненавидеть за то, что я тоже стала тебе обузой. Поэтому я совершенно понимаю твои метания, твое желание бросить меня, растоптать все, что пришло вместе со мной в твою жизнь –

Я ПОНИМАЮ И ПРОЩАЮ ТЕБЯ ЗА ТО,ЧТО ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ МЕНЯ ЛЮБИТЬ.
 Я СОЧУВСТВУЮ НАМ С ТОБОЙ - МЫ, ДУРАКИ, ДАЖЕ НЕ ПОПРОБОВАЛИ, ИСПУГАВШИСЬ ТРУДНОСТЕЙ, КОТОРЫХ, СКОРЕЕ ВСЕГО, ДАЖЕ НЕ ДОЖДАЛИСЬ БЫ.
 БОГ ДАЛ ЛЮБОВЬ, ЗНАЧИТ, У НЕГО БЫЛО ВСЁ, ЧТОБЫ МЫ СМОГЛИ ЖИТЬ ВМЕСТЕ.
МЫ ОТКАЗАЛИСЬ ОТ ЭТОГО ДАРА, ТАКОЕ ОН НЕ ПРОЩАЕТ - РАСПЛАТА НАСТУПИТ ОЧЕНЬ СКОРО. – Разочарованность жизнью, неудачи в делах, болезни, в конце концов. С этого мгновения нам перестанет везти во всем...

 Поэтому, пусть я останусь в гордом одиночестве, но с тобой в себе воевать не стану.


 Если Оно должно умереть, пусть умирает естественной смертью
 


Ирина.
29.05.2005
Так ли у вас все хорошо…

как мне хотелось бы думать?
  Телефон поменял - в этом имела возможность убедиться. Какие еще в твоей жизни положительные перемены?
   Жив ли ты вообще??!!!
   И был ли ты??!!!
   Каким далеким все теперь кажется...
   Мои дневники читают чужие люди. Это теперь не только мое и твое.
   Жаль, что уничтожена первая часть - тобой. Теперь трудно понять, за что же "она" его так любила.  Восстанавливать по памяти? - боюсь приврать. Сочинять заново? - опять возгорюсь и заболею... Пусть все остается так, как получилось -История без начала и с грустной бесконечностью в конце...
   Пожалуй, все... Приеду в Москву пятого, пятого же и уеду. Очень хочу тебя увидеть, но буду не одна, поэтому это невозможно...
   У Федора и Елены все замечательно складывается. В этом и наша доля участия есть.
   Все. Пока .Целую.





31.05.2005

Собиралась по требованию Л.
… заполнить анкету в сайте выпускников, но встретилась там с вашими данными и передумала. Без фотографии меня врядли кто захочет, а с фотографией захотят не те, кто мне нужен. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Будет сюрприз...


2005   7 июля

Впрочем, интереса найти все меньше. Солнце мое, кажется, я опять влюбилась и опять не в того, в кого можно, и вновь готова идти за ним хоть на край света.
Ты был мудр и прозорлив, избежав участи брошенного и отверженного. Я ветренна и непостоянна. Я играю чувствами своими и других людей. Мне интересна игра, а итог этой игры всегда один - я сбегаю, потому что Хозяин может быть только один, и его я давно себе уже выбрала. Он единственный, кто может противостоять всему этому, продолжая любить меня. А мне больше ничего и не нужно, только быть любимой.
Вот и все!




9 июня 2005


Говорят дарить фотографии – к расставанию…
…

думаю, эта проживет недолго - успеет лишь мелькнуть на экране твоего монитора. Так же, как и я в твоей жизни...Поезд уходил все дальше от Москвы, становилось все спокойнее на душе, сказывалась обретенная благодаря тебе закалка. Я едва успела написать тебе небольшое стихотворение, ты еще можешь успеть прочесть его, если подключишь один из своих старых номеров, и успокоилась совершенно. Ну не встретилась, ну и что! В конце концов, жизнь на этом не замерла. Я столько раз восставала из пепла, будучи отвержена тобой, что одним выстрелом равнодушия меня можно теперь только ранить и то не смертельно.
Я ездила в Калугу, к другу. Город поверг в смятение - посочувствовала твоей Свете, понятно, почему она так упорно держится за эту сраную Москву, пожалуй, уж лучше Москва, чем Калужская топь. Но сама, думаю, зачащу в этот славный город. Юрка заполнил во мне пустоту последних лет яростным желанием жить. Московские мои приключения сменятся пригородными. Общение с ним перекрыло ту обиду и досаду на тебя, которые испытала, увидев как мой любимый человек трусливо прячется и трясется по углам жалкого вранья. Честно, надоело. Думаешь одно - придумываешь другое. Зачем было звонить, обнадеживать, если не собирался видеться вообще?!!
Впрочем, ладно, забыла. Я стала другая, по-другому отношусь ко всему, что с нами происходит. Я очень благодарна Богу, что он подарил мне два месяца полного взаимопонимания с тобой. Остальное...






11.07.2005



Лукавство сродни коварству - говоришь одно , думаешь другое, а цель, преследуемая тобой, остается где-то в стороне третьим лишним.

Конечно же, я тебя не забыла, конечно же, ты остался в том же месте моей души, в котором я тебя поселила, думаю, навсегда. И, конечно же, продолжая жить дальше, я буду помнить о тебе и любить, вспоминая пережитое...

Жизни невозможно противостоять - новые встречи, новые влюбленности, конечно же, неизбежны - я живая. Новые волнения, возможно, на время притупят воспоминания о тебе, заглушат боль расставания. Я рада, что это возможно. Что, несмотря на свою "взрослость", способна увлечься и отвлечься.
Но пусть это не будет в твоих глазах моей попыткой выкинуть тебя из своей души. Ты там поселился всерьез и надолго, изменив меня и мое восприятие сегодняшней моей жизни.
 Ты сделал меня другой. Вернее даже, не ты, а пережитое мною к тебе чувство. Оно сделало меня открытой миру и легко увлекаемой в него. Я больше не боюсь жить, отвергая условности и табу общества и религии. Фактически можно сказать, что я порвала с тем и другим. Теперь моя жизнь принадлежит только мне и никому другому.
Мне и тем нескольким одиноким душам, которые будут читать мои дневники.

Мне нечего больше скрывать. Мне хочется поделиться тем прекрасным, что привносит в жизнь людей любовь.

Думаю, при желании ты легко отыщешь их там, где уже побывал...


Июль 2005 года… Январь 2006.





2006 год.



Мишель.

С новым годом! спокойной ночи        3.01.2006


Ирина.

Очень кстати. Я как раз опять свободна.


Мишель.

Date: Jan 04, 2006  06:45:40

        Вот уж, не ожидал, быстрого ответа. Один Он знает, как я запомнил  твой адрес. Все адреса уничтожил, ан нет, батенька, сидят во мне твои координаты, прошиты крепко накрепко.  Для чего все это? Одни вопросы. Время идет, а забыть не могу. Чуть передышка, мысли мои о тебе. Гоню их, а они как голуби, покружат, да и возвращаются.
         Все, пока. Я так рад твоему ответу, что одни сопли на уме.



Ирина.

     Солнце моё, я тоже тебе несказанно рада. Честное слово. Твоё возвращение вытянуло меня из такого глубокого депрессняка, из какого только черт мог меня вытащить. Кстати, я почти дописала свою книжку. На старый новый год сбегаю в Харьков. Попробую довести все до ума. Как у тебя в семье? Впрочем, можешь и не рассказывать. Какая, в конце концов, разница. Мы опять одна банда. Надеюсь...



Мишель.

     Привет, давненько мы не говорили. Сегодня проснулся в 5:00 и не могу уснуть, муть в голову лезет, в основном, по работе. В 8:30 приехал Марат, сообразили что делать. Семья в Калуге до 9.01. И не рассказываю. Кто мы опять, сказать трудно, "банда" - это самое простое, что можно сказать о нас. И не в определениях дело. Федор куда-то пропал... наверное, в Харькове на Новый год был. Прислал смску с поздравлениями. Пришли что-нибудь из неизданного, интересно, если можно.
     Пиши, очень жду.




Ирина.

Не пришлю. Это не рассказы, не повести, это вообще непонятно что. Кто читал, говорят,- роман, только слишком откровенный. Я называю это просто - "прозой", автобиографической, если хочешь.
И спасибо тебе за это. Если бы ты меня тогда не бросил, я бы не записала и никогда бы не узнала, что могу это делать. Я просто топила в словах свою боль. После начала разыгрывать сюжеты с другими людьми. Влюблять себя в кого попало, страдать и прочее. Одним словом, пошла вразнос. Днем жила, по ночам писала. Бред полный. Я поняла, что мне в семью прежней уже не вернуться. Я до сих пор в состоянии ухода. И знаю, что, в конце концов, уйду. Только уйду по-умному. Не с голой жопой, как тогда в горячечном любовном бреду. По крайней мере, у меня теперь есть несколько страниц моей жизни, которые я могу продать вместе с душой в придачу...
Тогда, когда я всерьез поверила, что мы будем вместе, я многому успела научиться, многими профессиями овладеть. Но охладела полностью, когда поняла, что обогащу этим только своего мужа. Тебе это оказалось ненужным.
Вообще, только с расстояния прожитого за эти девять месяцев, понимаю, что для меня лучше быть одной. Хотя бы внутренне. Все внешнее - это удобство и покой. Мы все выяснили с Г., он считает, что ты чуть ли не умер, потому что до сих пор не верит, что ты мог исчезнуть просто так, а я могла просто так взять и разлюбить. Кстати, все мои письма тебе, написанные после расставания - весной, летом и т.д., благополучно переадресовывались на его инетовский ящик, не знаю, кого за это благодарить - тебя или твою супругу. Я не злюсь, просто информирую тебя, что вся наша переписка может быть достоянием общественности. Мне-то все равно, я ничего не скрываю от мужа, мне даже проще было с ним объясняться, когда ему уже все было известно, а вот тебе может опять попасть по первое число. Не хотелось бы, чтобы из-за меня у тебя опять были неприятности.
Извини, если тон моего письма несколько резковат. Я помнила тебя все эти месяцы. А вот любила ли?.. Было слишком больно, поэтому я задавила в себе все нежное, любящее, доброе, ласковое. Этакая снежная королева с льдинкой вместо сердца. Прочесть? Вот письмо, его и читай. "Проза" в том же духе.
Федор сидит в Харькове до девятого. Обычно мы списываемся и встречаемся. Довольно часто. То в Москве, то в Питере, то в Харькове. У него, кажется, так и завис мой тебе подарок на день рождения. Прошлогодний. Был бы в тему, пожалуй, и сегодня. Обычно встречаемся, но в этот раз не удалось. Семья бросает меня в Киеве с моими котом и собакой на хозяйство. Сами едут к батюшке на Рождество. Так что сижу. Буду писать. В последнее время совсем не было для этого возможности.
У Феди с Леной все замечательно. Есть, конечно, нюансы, но это не подобные нашим с тобой проблемы. Они любят и очень хотят друг друга, поэтому их проблемы вполне разрешимы.
Все, Дружочек. Пока все. Я пока что на проводе. Если, конечно не обиделся.


Мишель.
…
 
 Я очень вас всех люблю и помню. Только сил для этих чувств совсем не осталось. Ты – лучшее, что будет в моей жизни…




Ирина.

     Пошустрил мой ребенок старшенький с почтовым ящиком, и перестали приходить ко
мне письма. Обнаружили мы с ним только ночью это безобразие. Поэтому пишу тебе с БОЛЬШИМ опозданием.
      Не обнаружив ответа на свое ОГРОМНОЕ послание, решила,- ну, и чего же другого ты ждала, мать? Твой бывшенький решил проверить тебя на вшивость, побежишь ли ты по первому его зову. Проверил, откликнулась, побежала. Он успокоился и замолчал опять на непонятно какой срок. До новой проверки.
      Так вот мы все испортили в свое время.  Очень трудно теперь во что-то поверить. Во все подмешивается изрядная доля цинизма. С цинизмом в душе жить, конечно, проще, но
как-то и безрадостнее. Когда от людей ждешь только гадости, только с гадостью и
встречаешься.
     А тогда, расставшись с тобой, я радовалась, прислушиваясь к себе, к своему сердечному перестуку - не было в нем ни злобы, ни отчаяния, просто отпустила тебя с миром и все. Что случилось после? Что сломалось? Наверное, уже не твоя вина. Ты начал, другие довершили. Лежу теперь в канаве с перепачканными в грязи и изломанными крыльями и не верю, что Небо по-прежнему готово принять меня. Слишком я грязная теперь. Слишком многое в жизни к себе подпустила. Вот и нечисть всякая меня время от времени посещает. Просто ложится сверху и теплом развратной плоти прижимает мое тело к кровати. Или песни свои мерзкие, подыгрывая себе на балалайке, исполняет, сидя на моей голове. И шея, сломанная известной нам обоим особой в астрале, по-прежнему болит несносно. А в сентябре даже ложилась на обследование. Подозрение на опухоль головного мозга. Такие вот были приключения.  Но это так. 333-я страшилка из жизни привидений.  Просили почитать- получайте. Читайте.
       Но книжка моя не об этом. Это так. Отдельные эпизоды.
       Если то, что ты написал, правда, значит, я счастливая женщина.
       Может, когда-нибудь получится оттаять и поверить в это.
       А пока просто спасибо на добром слове. Я тебе очень признательна за теплые слова.

     "Слова, слова, слова..." Шекспир, кажется...

      Мишенька, не обижайся. В последнее время роль клоуна мне дается все труднее. Разве что только роль грустного клоуна. Что-то типа булгаковского Фагота - Коровьева.
      Не обижайся.
      До приезда твоей семьи остается слишком мало времени.
      Далее последует что-то типа последней твоей смс:"Я дома. Не звони", - и ты опять исчезнешь навсегда.
      Я просто пытаюсь не расслабляться.
      И не ждать.
      Устала...




Мишель.

- Ну что, отправил что написал? Ах, какая это была правда. Правда, до последней буквы, но что поделать, её опять кто-то спас, не дал ей прочитать,  а как все просто: «время сессии окончено». Окончено.
- Да, если бы кто-нибудь, видел, меня в этот момент.
- Старался, не жалел ни себя, ни ее. Вы что там, наверху ох…. все что ли? Я в первый раз в жизни сказал про себя правду, сказал как есть, как на исповеди. Не дали ей это прочесть!
- Может, не очень было и искренне?
- Ты что? Хочешь совсем по-настоящему?
- Да.
- Тебе её  не жалко? Да и меня тоже.
- Тебя, то есть себя не жалко, а ей надо об этом знать, сама, может, разберется.
- А если не разберется?
- Тогда ты будешь, виноват во всем!
- Класс! Ты только не пугай, а ведь я тоже знаю, где находится тайная дверь. Но пока  не время... Так вот, никто никого на вшивость не проверял! Не проверял, мать вашу так. Не верите, не верьте. Ваше право.
- Ты вообще, что от нее хочешь? Чтобы она ушла из семьи?
-  Нет.
- Чтобы ты ушел из семьи?
- Нет.
- Ты хочешь, чтобы она была всегда рядом?
- Не знаю.
- Нет, ты знаешь, и ты знаешь, что я об этом тоже знаю.
- Нет.
-  Тогда я сам расскажу ей о тебе.
- Посмотрим, что у тебя получится …
   …Так вот, ты хочешь ее как телку, которая может тебе дать, как всех баб, которых ты видишь, и которые находятся в зоне твоей досягаемости, потому что когда-то одна тобой любимая девушка, в тот момент твоя жена, сказала тебе, что ты не можешь её удовлетворить, она не чувствует тебя. И с тех пор ты каждый раз доказываешь себе, что можешь, можешь, как никто другой, у баб сносит крышу, у тех, которые остаются и верят  тебе. Влюбляешь их в себя, каждый раз доказывая себе, что ты можешь, и трахаешь, трахаешь, трахаешь. Ты охмуряешь, заставляешь дышать собой, влюбляешь, сводишь с ума, и доказываешь, что можешь любую…
- Может быть и так, но я никогда не трахал только одним членом, я любил их всех в этот момент, и поэтому им было хорошо со мной. И не хотели меня терять. А она не любила меня тогда, просто приехала. А зачем? Семья, дети, зачем приехала? Я-то другой, и твердо уверен, что бы ни случилось,  она не влюбится.
- Ты умеешь убивать любовь! В себе. Ты корыстен.  В своем начинании ты знал, что уйдешь при любом раскладе. И тебе  тоже было хорошо. Но ты знал, как только станет плохо, ты уйдешь. Потому что умеешь…. Ты не боялся за себя, а на нее тебе было плевать.
- Да, я умею это делать, только умение это пришло не само собой, меня тоже, знаешь ли, покалечили и немало.
- Только не надо этих слез, разговор о тебе и о ней. Ты нежился в теплоте ее любви, ее доверия и надежды, как паразит, впитывая  эти любовные соки, зная, что в любой момент ты можешь уйти.
- Но я любил её! Тогда и сейчас!
- Не ври мне, то есть себе.
- Я не могу ничего изменить!
- Можешь, если захочешь, всё!
- ПОШЕЛ НА ХЕР!!!
- Я уже иду, только из себя не выпрыгнешь, если не поступишь, как твой дед…
ПРОСТИ. ВСЕ ОЧЕНЬ ЛИЧНОЕ, ЭТО ЧАСТЬ ТОГО, ЧТО ВО МНЕ СИДИТ

Спина болела страшно не спал всю ночь, утром получил письмо, написал ответ – честный. Спину отпустило, но частично, письмо не ушло, сеть проглотила. Пишу второй раз, но это уже не то, хотя очень похоже.


Ирина.

Месяц назад, отправляясь на отдых в Карпаты, отвезла другу все свои дневники за последние полтора года на хранение. Решив, что писать буду из головы, что помню.
Дневники начинались 22 сентября 2004года, т.е. мы уже расстались. Оставалось недоумение, растрепанность чувств и очень много боли. Ты молчал, изредка возвращаясь и тем лишь усугубляя моё неведение. Тогда я и начала писать, пытаясь разобраться, что же это было.
Сначала это были письма тебе. ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ МНОГО писем. Потом уже мои внутренние диалоги, очень похожие на те, что я прочла в твоем письме.
Разбирая завалы в душе, оставшиеся после нашей "Санта-Барбары", я была сначала безумна и неистова, сумасшедшая, одним словом. Постепенно становилась все спокойнее, - я словно давала возможность высказаться всем ангелам и бесам, сидящим во мне. Там были и прокуроры, и адвокаты, твои и мои. Я препарировала наши отношения с такой беспощадной правдивостью, что, боюсь, невысказанного уже не осталось. И не понятого мною тоже.

Может, поэтому твоё письмо сегодня, перечитанное мною не один раз, чтобы не осталось сомнений в том, что я правильно поняла каждую его строчку, меня не обидело, не слишком взволновало, не смертельно ранило, не открыло ничего нового, НО обнадежило.
 Мы могли бы неплохо "посотрудничать", пытаясь сделать из всего пережитого нечто интересное не только нам.

Я уже сказала, что дневники начала вести после твоего ухода.
К сожалению, у меня нет наших смс, которые были записаны, а после сожжены тобой.
Нет записей первых дней, когда потихоньку зарождалось что-то в моей душе. Читая мои записи с того места, с какого они начинаются, непонятно, как и за что я могла полюбить. Тебя там почти нет. Те смс, которые сохранились, уже лишены тепла и чувства, как первые два месяца. Мне очень жаль.

Отдалившись от своих дневников, я попыталась вспомнить все как было. Но поняла, что слишком углубляюсь в детали. Того ощущения волшебства, которое было и которое повергло меня впоследствии в то безрассудство, с которым я бросилась к тебе, я уже возродить не могу. Не получается.

Но что-то все-таки придется придумать. Или просто вспомнить.

Сейчас я подумала, что было бы интересно, если бы и ты, и я - каждый в своей норе- все вспомнили, и  встречу, и то, что ей предшествовало, и то, что последовало далее, какие мысли рождались в голове, какие чувства в душе, и написали об этом. Не друг другу! Честно говоря, я не ожидала, что ты вернешься, и начала писать об этом уже больше месяца назад сама себе, так, наверное, и надо,- чтобы быть честным, нельзя стараться понравиться другому. У тебя это получается, я вижу. Ты не щадишь меня, у тебя получается быть честным с собой.

Это интересно. По крайней мере, сумасшедшие и ангелы такое читать будут.

Когда я поняла, что что-то все-таки вырисовывается, и что-то из этого может получиться, решила, что обязательно напишу эту книгу. И пришлю тебе её, где бы ты ни был.

Я напишу её только для тебя. И подарю её только тебе. Остальное и остальные меня совершенно не волнуют. Ведь даже под псевдонимом, даже в перевернутых именах и перевранных городах ты безошибочно распознаешь все, что было с нами. Потому что это о нас.

Я не верила, что мы еще когда-нибудь встретимся, потому что не знала, хочу ли видеть тебя.

Неожиданное твое появление немного озадачило. Получается, история, которую я давно описала и положила на полку, неожиданно получила продолжение.
Какое?
Решить должны мы сами.
И лучше сейчас. До того, как у одного из нас опять сорвет крышу.
Я предлагаю тебе "соавторство", потому что почему-то верю, что у нас с тобой получилось бы.
Но я не предлагаю продолжать то безумие, с которым, я надеюсь, мы уже справились.

Закончу фразой из дневника, которую записала в ответ на твое письмо: "Что-то связывает нас с ним и тогда, когда кажется, что в душе уже нечем любить".

У нас слишком мало времени на раздумья.
Я уезжаю.
Твоя семья возвращается.
Скоро общение станет невозможным.

Я жду ответа.





Внимательно прочла еще раз твоё письмо. Надо было тебе, все-таки, хотя бы раз перечитать его, чтобы самому исправить некоторые опечатки, из-за них некоторые места можно толковать и так, и этак. Взаимоисключающее толкование. Сидел бы напротив, спросила бы. А так гадать приходится.
Ладно.
Судя по твоему молчанию, моё предложение тебе не понравилось. В принципе,
справлюсь сама. А что до чувств - погрузившись в перепечатывание написанного
больше года назад, я, наверное, испытаю что-то типа дежавю, опять переживая
позавчерашние свои чувства, но, думаю, легко с этим справлюсь и напоминать о
себе не буду.


Мишель.


Здесь я, здесь, пиши на  ... работы привалило, сижу
документы  готовлю, чувствую, что ты не в себе. Тороплюсь. Я отвечу,
закончу с бумажками и отвечу, это будет трудно. После моего
откровения думал, что ты не ответишь.
Я просто в шоке.



Ирина.


Я в себе.
Я уже давным-давно в себе.
И мне там в одиночестве комфортнее, чем со всякими разными непонятно с кем…

Значит, будем делать ремонт... Похожий ящичек у меня тоже есть… Всё-таки как же мы с тобой похожи. Даже в рефлексиях. Даже в недоверии к самим себе. К тому, что чувствуем.

Бродишь по своим комнатам в душе, распахиваешь двери, и такая чертовщина оттуда прет, что другой бы захлопнул и убежал в ужасе, а мы с тобой сидим и разбираем каждый осколочек того, что в ней разбросано. Здорово, на самом деле. Потому, может, и тянет друг к другу. Понимаем, что обычной обывательской жизнью жить вдвоем не смогли бы. Вернее, смогли бы, но стоит ли ради этой обывательщины копья ломать?- ну поразводились бы, ну, сошлись бы, ну, пожили бы в любви и согласии, но надолго ли хватило бы? Вряд ли!
Не этого хочется. Не такого "счастья". Полета хочется, согласия с собой хочется, молчания всех голосов внутри кроме одного. Я считала, что такое встретить в другом человеке невозможно в принципе. И, может, впервые усомнилась в этом, встретив тебя - повзрослевшего. Что-то такое мелькнуло за всем внешним твоим бытием. Не сострадание к тебе, не собственная неустроенность - с ней я давно к моменту встречи с тобой смирилась. Потянуло не это к тебе. В ЖИЗНИ С ТОБОЙ, ПУСТЬ ПО-БЫТОВОМУ НЕУСТРОЕННОЙ, ДАЖЕ НИЩЕНСКОЙ, Я УВИДЕЛА ПЕРСПЕКТИВУ САМОРЕАЛИЗОВАТЬСЯ, НАКОНЕЦ, И КАК ЛИЧНОСТЬ, И КАК ЖЕНЩИНА. Такое чувство полноты жизни, возвращение молодости, в конце концов. Не той похотливой её ипостаси, хотя… нужен секс? ради Бога - меня не убудет, даже если это быстро наскучит тебе или мне,- нет, молодости, когда все интересно, когда переполнен энергией, когда не хочется лежать на диване, грустно пялясь в потолок и думая: «Как же осточертела эта нудная жизнь!!!"
 ТЕБЕ ЗНАКОМО ЭТО??!!!
Ты знаешь, о чем я говорю. Ты это тоже чувствуешь. Мы просто не разобрались тогда, в горячке, до конца, чего же хотим от жизни больше - оставить все, как есть, или ВЕРНУТЬСЯ К ТАКОЙ ЖИЗНИ.
Поэтому оставили все, как есть.
Может, и правильно.
А может, просто струсили стать опять молодыми.
Может, слишком многого ждали от себя.
Может, не до конца понимаем, что же такое на самом деле любовь. И затерли это слово в смсках. Не знаю.
Кажется, все очень просто. Теперь, когда мы разбрелись по разным концам Вселенной, пожили без этой жизненной энергии, стали обыкновенными людьми, которые улыбаются только когда смешно, приходит понимание, что, наверное, любовь все-таки была именно в том волшебном состоянии души, когда хочется жить, хочется лететь куда-то на крыльях, не думая, что будет завтра. Мы встречались, и нам было очень комфортно друг с другом. Расставались - становилось очень не по себе.
Надо просто было решиться остаться вместе. И ВСЁ!!! Всё бы утряслось.
Мы предпочли иное. Начали ковыряться в себе, выворачивать нутро наизнанку. Выискивать те места в себе, где любви нет. Этих мест можно найти предостаточно внутри себя всегда - не так сложно докопаться до дерьма. Вот мы до него и докопались. Каждый в себе. МИША, ЭТО - НОРМАЛЬНО! Единственно, что ненормально, что это дерьмо мы начали выливать друг на друга. Сейчас МЫ МОЖЕМ СОРВАТЬСЯ В ЭТУ ПРОПАСТЬ ОПЯТЬ, НО Я ЭТОГО НЕ ХОЧУ!!! Я хочу оставить то место в своей душе, которым я тебя любила, в целости и сохранности. Пусть это будет всего одна крохотная комнатка огромного замка, но это только твоя комнатка, и только ты в ней хозяин. И если мы еще когда-нибудь встретимся, мы поселимся в этой каморке, и жить в ней будем по её законам - с сексом или без, решая это сами, без хора голосов за стеной.

Было бы интересно поработать вместе над "книгой".
Думаю, вместе мы могли бы какое-то время не скучать.
Вот и все пока.
А за слова о любви, сказанные тобой письмом ранее, все-таки спасибо. Они показались искренними. Пусть их и говорил только один из тех, кто сидит в твоей душе.

КАК ЖЕ МЫ ВСЕ УСЛОЖНИЛИ.
Пока.
Целую.






Ну и напоследок, кратко - мое мнение обо всем, что я от тебя в разное время нашего общения услышала и увидела.
Как в любом человеке, в тебе есть и хорошее, и плохое.
Но хорошее так обыденно и скучно, думаешь ты, лучше покажусь во всей красе - такой я сложный и многогранный, такой коварный и демонический, такой искусный игрок и мастер интриги. Во мне и Дон Жуан, и Казанова... ну, и дальше в том же духе.

Желая соответствовать этим ролям, ты разыгрываешь представления с живыми людьми, забавляясь и наслаждаясь своей властью над их и над своими чувствами.
ВЛАСТЬ!!! КОНТРОЛЬ! ВЫДЕРЖКА!
В этом спектакле один ты знаешь, куда будет развиваться сюжет дальше, потому что ты автор этой пьесы. Люди для тебя - марионетки, которых ты силой своих чувств или умением эти чувства играть заставляешь поступать так, как тебе хочется...

Мне не хочется продолжать развивать эту тему. Думаю, тебе понятно и так, что я скажу дальше. Откуда знаю? Ну, допустим, что занимаюсь тем же самым. И делаю это потому, что разыгрывание «спектаклей» с живыми людьми приносит наслаждение.

А знаешь, чем мы отличаемся, хотя делаем, казалось бы, одно и то же? Я не делаю людям больно и плохо. Вступая в новые отношения, я хочу одного, чтобы человеку, которого в этой "пьесе" я буду любить, было хорошо.
Я НЕ ИГРАЮ ЛЮБОВЬ, Я ЛЮБЛЮ. Человек берет от меня столько, сколько может вместить в себя. А после, если хочет уйти, уходит. Вдогонку я могу плакать и кричать: «Возьми еще!!!" и пытаться вернуть хотя бы еще на чуть-чуть, но это уже так - подыгрывание его самолюбию.

Я пережила много потерь, поэтому давно отношусь к ним философски - им на смену приходят новые встречи. Как правило.

Так уходил и ты. Не веря, что я тебя когда-нибудь отпущу.
Зачем ты вернулся?
Я уже отпустила тебя. Уже перестала о тебе вспоминать. Уже полюбила другого и успела уйти и от него тоже. Я вообще играю сейчас совсем другую пьесу! И в ней тебе нет места. Я пишу тебе сейчас только потому, что как раз перед твоим возвращением начала работу над старыми записями о тебе.
А может, потому тебя и вернули?
Непонятно...
Уйду или нет я из семьи - не твоя это «заслуга» и не тобой это подпитывается.
Ты помог мне осознать в свое время, что в моей жизни что-то неладно.

Случай в поезде помог понять, что секс с тобой может быть легко заменен сексом с любым другим, лишь бы это был не муж. И мое западение на тебя – лишь результат долгого воздержания и неудовлетворенности браком, а не исключительное твое мастерство. Кстати, то, что тебя когда-то «одна девушка», пусть и любимая жена, обвинила в сексуальной несостоятельности, не дает тебе права отыгрываться на всех остальных. Мне такая "честь" из-за того ничтожества не нужна так уж точно.

К сексуальной вседозволенности я не пристрастилась - это не решает проблему, только усугубляет её. Но, тем не менее, ко многим вещам я стала относиться проще.

Одним словом, я оставляю за собой право уйти к человеку, которого я люблю, если он ответит мне на мое чувство. И никакие внутренние и внешние голоса этому  воспрепятствовать не смогут.

Да, я тоже играю. Но мой спектакль, в отличие от твоего,- добрая, добрая сказка, в которой Любовь побеждает Зло. Я в это верю.

А ты можешь продолжать жить с теми тараканами в душе, которых тебе так нравится выпускать на голову тем, кто искренне тебя любил.


Я сейчас, действительно, опять одна. И, действительно, очень страдаю оттого, что мне предпочли другую. Но, даже переживая новое разочарование, даже опять испытывая боль от потери, я не хотела бы возвращения всего того дерьма, которое может вернуться вместе с тобой.

Ты действительно остался во мне, но только тот, хороший, которого я полюбила сначала. А всё остальное пусть остается за дверями моей каморки, где я тебя, хорошего, поселила. Мне не нужны твои тараканы. Разве что, для будущей книжки.

Ну и напоследок.
Обращаюсь все-таки к тому Мише, который сидит в тебе и хочет Добра и Любви.
Пожалуйста, остановись, не множь зло, его и так слишком много на Земле. Вокруг так мало тех, кто умеет любить, кто хочет нести добро, и так много  тех, кто в этом - добре и любви - нуждается.
Я не скажу больше ничего обидного тебе. Ты боялся, что, узнав о тебе правду, я не пойму и обвиню тебя. А я тебе скажу, ЧТО ЭТУ ПРАВДУ Я ЗНАЛА С ПЕРВОГО ДНЯ ВСТРЕЧИ С ТОБОЙ, только игнорировала её как нечто несущественное.

 Мы встретились, и откуда-то с Небес на нас - одновременно на тебя и на меня - полилась такая сумасшедшая энергия! Что это было? - да не хочу я ковыряться в терминологии! ЭТО БЫЛО! И это было одновременно и с тобой, и со мной. И я благодарна Богу за то, что это было.

Вот и все.

Такое вот письмо. Напишу. Кажется, уже все сказала. А похожу, опять что-то вызревает.
Но раз опять началась игра в молчанку, этот монолог свой прекращаю.
Честно говоря, играть в игры, которые мне неприятны, уже не хочется.

И нравиться тебе уже тоже не хочется.

У меня тоже тараканов много. Тот знакомый, из поезда, называет меня клоуном с какашками в душе. Наверное, прав.

Прощай, Меньшаков.




Мишель.

     Пожалуйста, не называй меня по фамилии. По фамилии - это плохо. И целовать меня не надо,  даже в письме. Последние письма прочел первыми. Первые – последними. Запутался окончательно. Но это неважно. Пиши на другой адрес…

     Завтра приедет моя семья, ты знаешь, очень интересно смотреть, как растут свои дети, тогда я тебя не понимал. Да, и ещё, если есть возможность, пиши с российского сайта, я тут анкет понаоставлял на сайтах знакомств, если что, могу отбрехаться, что оттуда, а ukr.  не пройдет. Все пока, и, если вокруг так много дерьма, лопату хватай и кидай из окна, гони тараканов.



Мишель.

Нет, с безумием мы не справились, с ним расправились любящие нас.  Не знаю, как ты, а я не справился, загнал его в угол. Оно скоро вырвется, относительно скоро, я знаю. Тебя оно не коснется, мы будем только вдвоем, с моим любимым безумием. Если бы нас любили, нам дали свободу. Нас удерживают против нашей воли, заставляя верить в то, что мы уроды. Но в этот момент никто об этом не думает, осознание приходит потом. Нам не разрешили уйти. Заманили обратно, лаской, скандалом, деньгами, детьми, наконец.

Соавторство? Я попробую.

После разрыва у меня нет желания общаться с женщинами, я не хочу  доставлять радость, удовлетворение, вдохновлять на поступки, я больше не хочу, чтобы они чувствовали себя рядом со мной женщинами. Нет, жена получает все, что ей положено, но не более того, давлю из себя.


- Здрасьте, а документы можно подать?
 Что ты сказала в ответ, не помню. Но после того, как переоделся, я пришел в приемную комиссию. Май 86 года. Скоро 20 лет. Прошло лето. В сентябре начались занятия, а встретились мы опять - в октябре, на лестничной клетке между первым и вторым этажами. К тому времени я и не ожидал тебя увидеть. Но не все так гладко оказалось. Ты была лаборантом у самой страшной преподавательницы П-ной Н.А., председателя комитета по предупреждению правонарушений.

  Я помню, как первый раз тебя поцеловал. Осень, ноябрь, уже темно, ты или в «Резонанс» не пошла, или так мы гуляли. У меня  был магнитофон, мы бродили по дорожкам около источника. Там была лавочка в кустах, низенькая такая.

Звезды, огни дома, где  четвертый гастроном, поет Лоза. Я издалека, чуть ли не с затылка, начал двигаться, осторожно целуя тебя, но как бы делая вид, что не целую тебя. Внутри все сжалось и замерло, сейчас прогонит. Или скажет, что я очень молод. А сам целую. Вот уголок твоих губ, последняя граница. Ты молчишь. Сидишь. Не двигаешься. Я с кружащейся головой и почти остановившимся сердцем иду вперед. Ты отвечаешь мне, твой язык проникает ко мне в рот. После такого поцелуя в состоянии экстаза провожаю тебя домой. Дальше не помню, но, фактически, ты трахнула меня своим языком. На обратной дороге очень болят яички. Со мной это впервые. Прихожу домой, закрываюсь в туалете, мастурбирую. Острая боль вместо оргазма, иду спать, через несколько минут боль уходит, я засыпаю, удовлетворенный своим любовным приключением.
Каждую перемену я у тебя, П-на привыкла видеть меня там, тем более, там постоянно тусуются мои друзья: Виталик, Миха и ещё толпа - все старше меня на два курса.

Ты прогуливаешь репетиции «Резонанса», мы болтаемся по парку, целуемся в домиках на детской площадке, расстаемся около ГДО. Я с распухшими яйцами домой, а  ты … наверное, тоже домой.

Курбатова куда-то уехала. Ты привела меня на репетицию в «Резонанс». У меня магнитофон, там кассета с rock-n-roll. Разминка переросла в тусовку, и на этом все закончилось. Курили, болтали, знакомились. С некоторыми я был знаком по «Бархану». Там, кстати сказать, я первый раз увидел Натали. Первая мысль была: «Она будет моей». В плане секса, о котором в то время я и понятия не имел.

Идут репетиции «Поговорим о странностях любви». Вы с Галкой рисуете афишу, я принимаю активное участие - мешаю, как могу. Часто представляем наше будущее. Ты пугаешь меня своим возрастом - сколько тебе будет лет, когда я вернусь из армии, и т.д.


Новый 87 год. Новогоднее представление, типа «огонек». Ты со всеми на сцене. К-в - ведущий. Все классно. Обручальное кольцо одел сверху  белой перчатки, чтобы  не приставали, говорит.
Овчинников, я, Артем, Кузя, Ж-в выпиваем у Светланы в кабинете 800 граммов спирта. Я пью больше всех. Меня отводят к Шеину по пути. Я пьян, и все, что было утром, лучше не вспоминать. После, я шесть месяцев вообще в рот не беру.
К весне ты работаешь на «площадке». Я встречаю, а иногда и провожаю тебя. Но ты отдаляешься, избегаешь встреч, отмазываешься, - ничего не понимаю. Я люблю тебя наивно и чисто. Я уже в театре, мне дают главную роль. Артем меня ненавидит, не скрывая этого на репетициях. «Резонанс» разваливается. Светлана уезжает. Компания остается. Мы бухаем вместе с К. Однажды он предлагает мне «это». Мы пьяные. Я сначала отказываюсь, потом соглашаюсь. Ничего страшного… Весь в засосах возвращаюсь домой. Глупо вру, что подрался, и всю ночь просидел в милиции. Кажется, верят.

Конец второго курса. Я, уезжая на лето, пытаюсь поговорить с тобой, но ничего не получается. Ты - с Ж.. Он получает квартиру около 178 школы на первом этаже. Я слежу за тобой. Хожу по пятам. Ты зашла туда - я стою под окнами. Ничего не вижу и ничего не слышу. Мне не хватает терпения, и я ухожу.
       Я все жду разговора.
       Уезжаю, думая о тебе, о нас.
       И вот вдруг приходит мысль, ОТКРОВЕНИЕ. Что ВСЁ КОНЧЕНО. РАЗГОВОРА, как полагается, НЕ БУДЕТ.  ВСЁ, ЭТО - КОНЕЦ. Вот тогда, наверное, я стал взрослым.


             Пожалуйста, не называй меня по фамилии. По фамилии - это плохо. И целовать меня не надо,  даже в письме. Последние письма прочел первыми. Первые – последними. Запутался окончательно. Но это неважно. Пиши на другой адрес…


Ирина.

Думаю, всё это бессмысленно. Жена знает мой псевдоним, она пересылала мои тебе письма моему мужу.
Заводить новый ящик?  Мне не хочется - НАДОЕЛО!- прятаться. Я живу в открытую, так, как мне этого хочется. Уже давно.
Он только попросил, чтобы я подождала с публикацией своей "прозы", пока он не
умрет. Я рассмеялась и сказала, что зашифрую все и спрячу так, что узнать себя смогут только мои герои. И смерти его не хочу.
А писать тебе, когда уеду, не буду. Неоткуда. Так что, спи спокойно.





Мишель.
9 января 2006

Нет Смысла, и никогда не было, и не будет, прости мне мою слабость. Я попробую больше не тревожить тебя по пустякам. Мне осталась одна лишь  забава... раздробленные чувства по буквам, но и это скоро закончится.
Если жизнь сведет сама нас ещё раз, так тому и быть, а сейчас я
прощаюсь. Связь разорвана-на-на-а-а.



Ирина.

   Блин! Блин! Блин!

Ну почему нельзя без истерик, без надрыва, без дикого страха скатиться в пропасть?!! Да пусть, пусть оно катится, я там уже была, там нет ничего страшного, там кайф и забытьё! Зачем расставаться в момент осознания, зачем все это было? Смысл? да он в том и состоит, чтобы отсутствовать и держать вместе не логичным, а иррациональным. Да, нас сводит иррациональное- хаос, безумие, непреодолимая, до ломоты в костях, тяга испытать вновь и вновь забытое...

Так вот о чем говорят святые отцы - вот она губительная сила греха. Попробовав раз, будешь вновь и вновь оглядываться назад в надежде на повторение.

 Я не отталкивала, не лишала надежды, но и не давала её ни тогда, ни теперь.

 Начав описывать то, что происходит внутри в ответ на происходящее вокруг, я ощутила ни с чем не сравнимое наслаждение. Это - погружение на бесконечную глубину, это - падение в пропасть. Это уже есть. Хотя тебя уже давно тогда не было рядом.
 Это уже был не ты и не для тебя. Это уже была я.
 Но твое возвращение - неожиданное, ненужное, тревожащее - вдруг осветило все, что я написала без тебя, новым светом. Теперь мне не надо ничего придумывать за тебя, ты своими письмами, своими воспоминаниями, своим сегодняшним словом оправдываешь моё вчерашнее безумие. Теперь, если ты не испугаешься, не остановишься и доведешь наше "соавторство" до конца, тому, кто когда-нибудь будет читать ЭТО, будет понятно, что не любить тебя я не могла.
СЛЫШИШЬ ТЫ, УБЕГАЮЩИЙ В УЖАСЕ И СТРАХЕ???!!!!!
Остановись, не повторяй сделанной уже однажды нами ошибки. Вместе нам не жить - это ясно. На этой Земле не жить. Но разбежаться на ней тоже не получится - она круглая!

Книга написана, издана, получен и благополучно пропит первый гонорар. Неожиданный успех – а почему бы и нет, черт возьми. Ну, ладно, не успех, а так, внезапное обретение материальной независимости благодаря изданному. Я покупаю квартиру в Париже и, посылая всех на хер, уезжаю жить в чужую страну. Я была в Париже прошлой весной, в мае. Это город, где я чувствовала бы себя вполне сносно.
Ну, и как тебе моя фантазия? А ты: "Не буду тревожить по пустякам..."
 Чушь!!!
 Тревожь, мучь, истязай, бросай и возвращай вновь! Я ведусь на все это. Я хочу этого.

А адрес я  сменю. И Сиана не лучший вариант. Твоя жена знает, что Сиана - это я. Поэтому - из другого мира, из другой флоры. Нам где-то надо встречаться (для обмена написанным, хотя бы) незамеченными. Пока прёт, пока пишется, надо писать - так мало
тех, кто умеет это делать, так мало тех, кто не боится жить, так много тех, кто ищет этой жизни в чужих книгах. А мы умеем и первое, и второе, и третье - наслаждаться  собственным безумием.

Все.
 Хватит.
Пошел ты к чёрту!
 Хочешь уходить - иди к чёртовой матери!!!




Мишель.

Нет Смысла, и никогда не было, и не будет, прости мне мою слабость. Я попробую больше не тревожить тебя по пустякам. Мне осталась одна лишь забава... раздробленные чувства по буквам, но и это скоро закончится…


Ирина.

Я ожила благодаря этой твоей слабости без малого два года назад. Я буду жить дальше благодаря надежде на эту слабость в тебе и дальше. Мне только не хочется, чтобы ты был несчастлив. А мне кажется, я приношу тебе лишь несчастья.
Бисером по клеточкам тетрадей...Это все, что я могу позволить себе с тобой.
Оказывается, я все ещё тебя не разлюбила. Но ты не должен знать об этом.
Пиши, пиши, пиши... Я тоже буду делать то же самое. Ничто другое нам не позволено.
УВЫ...
И все-таки она будет, эта чёртова книга! Назло всем...


Мишель.(звонок по телефону)

Вся наша переписка - в почтовом ящике жены. Кто мог это сделать? Проверь, скорее всего, твой ящик взломан…



Ирина.

Не знаю, с чего начать.
Ну, поговорили, ну, выяснили.
Все-таки нам с ними жить. Поэтому тебе удобнее думать, что это его рук дело, мне, что это по-прежнему дует ветер со стороны твоей супруги. Выяснять бессмысленно. Только разругаемся с тобой. Ругаться не хочется. Если бы жизнь с ними что-то значила. А то так, по инерции. Чтобы никого не обидеть.

Не думаю, что этой "маскировки" хватит надолго. Как дети, играющие в шпионов. "Ёлочка» - мой позывной, когда изредка появляюсь на чате. Под этим именем и пришла сказать тебе, что не верю, что это мог сделать муж. Это не его методы. И, скорее всего, мой ящик цел.

Впрочем, повторюсь, никакого значения это уже не имеет. Он так и сказал: "Делай, что хочешь, я снимаю с ТЕБЯ все обязательства. Мне насрать на вашу переписку".

Грубо, но верно.


Январь 2006г.





***




Март – апрель.

     Я приехала и позвонила.
«Мы обязательно встретимся». Но мы не встретились. Обида, досада. Неудачная первоапрельская шутка и запоздалое мое раскаяние. Я ведь прекрасно понимала, что встречи не будет. Прекрасно знала, что не имею права на шутки. Я любила не его, а себя в нём. И боялась потерять не его, а его восхищение мной. Закончилось восхищение, и я чуть было не скатилась в пропасть. Он не может меня любить. И не любить тоже не может. Поэтому бежит. Я допишу историю нашей встречи и постараюсь забыть о нем. Чтобы он не мешал мне жить дальше.



Ирина.
Извини. То была шутка. Наверное, не очень удачная. Мы вернулись. Остыли. Надеюсь, я тебя понимаю и ни в чем не виню. У нас очень тепло, солнечно, воздух полон надежды и любви. Всего тебе доброго.



Мишель.

Не пиши, не звони, не ищи со мной встреч, всё, что в сердце моем, буду беречь.
Я почти умер… Весна…

Ирина.

Я пишу только в нашу с тобой книгу. Моё сердце растеклось на её страницах. Не хочу ничего забывать.


Мишель.

Не пиши, не звони, не ищи со мной встреч, всё, что в сердце моем, буду беречь.
Я почти умер… Весна…

   


                К о н е ц  ?..







Часть 1. Низвержение.



                *             *             *

     Поезд подъезжает к перрону столичного вокзала. Прячась в глубину купе за спины попутчиков, всматриваюсь в лица  встречающих. Где-то среди этих людей должен быть тот, о ком я едва вспоминала. Все так несерьезно. Моё письмо по адресу, когда-то оставленному мне подругой, приехавшей из Москвы: «Видела твоего Мишеля, что-то у него там с женой не ладится, помнишь Наташку? Угораздило же на ней жениться парня. Очень тепло вспоминал тебя. Говорит, то, что не застрял с остальной шпаной в подворотне, - твоя заслуга. Пиши адрес. Может, когда и свидитесь».
     С подружкой раздружились лет восемь назад. Адрес осел на странице записной книжки на букву «М» до сего дня и попал на глаза случайно - подписывала конверт другу, тоже на букву «М». Близились праздники. К слову пришлось поздравить. А почему бы и не написать Мишке? Интересно, где он сейчас. Помнится, тогда Галка рассказывала, что мечется между столицей и забытой богом дырой. Сколько же лет я его не видела? Кажется, четырнадцать. Да, четырнадцать лет моей дочке.
   Мы встретились с ним в Питере. Я была беременна Катюхой, поехала прошвырнуться по старым адресам. Второй ребенок, когда теперь еще удастся вырваться на волю? Так, с пузом , и поехала.
      «Что теперь говорить?- разочарованно встретила меня режиссерша нашего бывшего самодеятельного театра.- Ты выбрала обычную жизнь обыкновенной тётки из обычного обывательского мира. Твои поиски смысла, твоя неудовлетворенность теперь не значат ровным счетом ничего. Фраза. Поза. Желание оправдать свой выбор.
      Он у тебя был. Ты могла остаться собой - своей Героиней, которую мы с тобой придумали тогда, но ты предпочла стать ОБЫКНОВЕННОЙ. Будь же верна этому своему выбору. Иди до конца. Расти детей. Люби мужа. А все эти переживания оставь тем, кто не боится жить. Кто ищет».
     Вокруг мельтешили её актеры, с любопытством поглядывавшие в нашу сторону. Слух о том, что приехала «та самая», о которой «та самая пьеса», с которой они только что столь победоносно прошествовали по театральным конкурсам Европы, вызвал явный интерес к моей беременной особе. Смешавшись и от услышанных слов, и от такого к себе внимания, я попыталась как можно незаметнее раствориться меж кресел и декораций и едва дождалась окончания репетиции.
      После был ночной Питер. Мы шли к кому-то в гости. Кажется, это была хореограф. Бывшая балерина, карьера которой закончилась из-за астмы. Милая, с большими глазами. Хотя, возможно, большими они казались из-за огромных, как глаза стрекозы, очков. Мостик с черными с позолотой  львами. Дом с полукруглым, выступающим к мосту фонарем. «Вот здесь я и живу», - объявляет она. Мною овладевает трепет. Я никогда не бывала в таких домах. Кажется, сами стены делают людей, живущих в них, нереальными, существующими словно в двух измерениях сразу - в нашем веке и в том, другом, вызываемом ими, этими стенами, словно медиумами из  временного  небытия .
   Огромный, во всю стену камин. Он давно забыл, зачем он здесь. Мы садимся на кухне пить чай с пирожными, купленными по дороге. О чем мы говорили тогда? Пожалуй, уже и не вспомню. Было письмо, полученное от неё позже. Обидное, безжалостное, поставившее крест на нашей дальнейшей дружбе. Оно живет где-то среди моих «сантиментов»- дневников, писем, вырезок, выписанных когда-то на листки тетрадок цитат из книг и прочего интеллектуального хлама, накопленного мною за, страшно сказать, тридцать последних, прожитых более-менее осознанно, лет.
    Моё пребывание в Питере затягивалось. Подружка, у которой я остановилась, ничем не выказывала своего недовольства. Хотя я и вторглась на их с мужем территорию. Наши дети - её дочь и мой сын - трехлетние крохи, прекрасно ладили. Мы гуляли по паркам ночного города, вдоль берегов Черной речки. Много говорили о самых простых вещах. Нам было просто друг с другом лучше, чем с остальным миром.
    Я прожила у неё целый месяц. Денег, как всегда, было немного, но их хватало. Тоже как всегда. Общение с мужем ограничивалось одним звонком в неделю. Сообщить, что жива- здорова и намерена погостить ещё чуть-чуть.
   « А ты знаешь, что рядом с нами общежитие института культуры, где девчонки из вашего театра живут? Трое из ваших поступили на режиссерский факультет. Мы видимся иногда. Хочешь, зайди».
     Она еще спрашивает! Конечно, хочу. Столько не виделись.
     Лечу в общагу, но, не застав девчонок на месте, оставляю записку на вахте и возвращаюсь домой. Едва закрыла за собой дверь- звонок. Открываю: «…Миша??!!! Какими судьбами?!!»
   - Приехал навестить жену. Она ведь у меня учится здесь…
   - Да, я знаю.
   - Прихожу к ней в общагу, а там записка от тебя. И вот я здесь. Как ты? Как живешь?
   - Да как, нормально живу. Вот видишь, опять беременная. Помнишь, как ты меня навещал, когда я сыном беременная ходила? Ещё муж нервничал, ты, говорит, Мишу в качестве запасного варианта держишь?
     Мы смеёмся. Он потом даже не вспомнит об этой нашей встрече. Она напрочь сотрется из его памяти. Не я, Наташа, его первая жена, занимала все его мысли. Что-то у них не ладилось, что-то не получалось, и именно об этом, а не о прошлом мы говорили с ним тогда. В его душе ничего не всколыхнулось. Это была неожиданная встреча двух давних друзей, забывших о том, что когда-то они были любовниками, которых жизнь разбросала по дальним городам, и уже ничто не смогло бы их свести ближе, чем на расстояние вышучиваемого прошлого.

      «Интересно, он сильно изменился?»- думаю я, вглядываясь в мелькающие за окном вагона лица, ищу знакомые черты. Одно из них привлекло внимание - неужели он?!.. Он… Он действительно очень изменился.  Я и разочарована, и успокоена одновременно. Очки, поблекшие грустные глаза, весь облик какой-то потерянный и выцветший, а ведь был мальчик- красавчик, смерть девичьим сердцам. Вот и замечательно, - подумала я,- прельститься проблематично. Вернусь такая,  какая уехала, ничего не испортив ни в себе, ни в своей биографии.
     Письмо, отправленное на адрес его московской квартиры, дошло как-то слишком быстро, и пыл, с каким он на него отозвался, несколько смутил. Внезапный звонок.
  - Мне Ирину, пожалуйста.
  - Это я.
  - Иришка, здравствуй, не узнаешь? Я получил твое письмо.
  - Миша?!!
  - Не ждала?
  - Нет, ну, предполагала, что отзовешься, но не думала, что это случится так быстро.
  - А мне мама говорит, тут тебе письмо от Ирины пришло. Я спрашиваю, жена знает? Нет, конечно, - отвечает.- Она не видела. Ты ничего про себя не пишешь. Как ты? Чем занимаешься?
  - Живу, Миша. Трех детей себе родила. Ими и занимаюсь.
  - Ты замуж еще раз вышла?
  - Миш, я не разводилась.
  - Это что, ты всех от Генки рожала?
  - Да вот, такая оказалась постоянная.
  - Честно говоря, не ожидал.
  - Сама от себя не ожидала. Ты-то как?
  - Я переехал в Москву, работаю - торгую на базаре. Женился второй раз. Родил себе еще одного ребенка. Дочка.
  - А что Наташка?
  - С Натальей так ничего и не получилось. Она уехала жить в Шотландию, замуж вышла. Ребенок с ней.
  - Не скучаешь?
  - По ком? По ребенку? Да как-то так получилось, что мы с Натальей и не жили вместе. Она в Москве. Я на заработках по объектам мотаюсь. Я ребенка своего почти и не видел. Дочка выросла. Жена спохватилась, папа нужен, а у меня никаких чувств к ней - чужая. Потом развелись. Она себе иностранца нашла. Тот решил забрать её вместе с ребенком. Одним словом, я подписал отказ от отцовства.
  - Неожиданно.
  - С детьми надо жить вместе. Видеть, как они растут. Вставать по ночам. Праздники вместе. Тогда это твой ребенок. Я это только сейчас понял.
  - Сколько твоей девочке?
  - Пять.
    Бодрый, молодой голос в трубке телефона. Уже несколько раз пытались распрощаться, но опять находилась тема.
  - Ты что-нибудь о наших девчонках слышал?
  - Мы довольно часто перезваниваемся, встречались несколько раз, пока они не разъехались кто куда. Теперь больше по Интернету переписываемся. Ирина после третьего курса замуж вышла и уехала куда-то к югу, Женька отработала после института восемь лет в Питере, а потом неожиданно для всех вернулась в Л-ск. Устроилась режиссером в доме культуры. Кстати, могла остаться в Питере, она была востребована. В конце концов, могла бы себе прописку сделать - фиктивный брак, и никаких проблем. Но она так и осталась максималисткой.
  - Так и не вышла замуж?
  - Нет, даже, кажется, не встречалась ни с кем.
   
   Благодаря этой девочке я и обратила внимание на своего будущего мужа. В труппу пришла, когда они уже не первый год потрясали подмостки гарнизонного Дома офицеров экспериментальными изысками. Передружились, перевстречались, перевлюблялись друг в друга. Я попыталась вплестись в этот клубок, как раз когда пришла  пора им перессориться. Девочка вышла на середину зала и с отчаянием в голосе потребовала исключения из коллектива непорядочного человека. Её поддержала подружка, потом ещё одна. Потихоньку стало проясняться, что весь сыр-бор из-за молодого человека, сидящего напротив, он покачивал ногой и казался совершенно невозмутимым. Впрочем, когда кто-то попытался прекратить эту комедию, он с достоинством возразил, что хотел бы дослушать до конца ввиду серьезности предъявляемых обвинений. «Он обещал жениться и обманул»,- пискнуло миниатюрное создание. После чего продолжать уже было бессмысленно. «Он негодяй!»-  кричали одни. «Не ломайте комедию!»- смеялись другие. «Да нормальный он парень,- внесла свою лепту в полемику и я,- вот женю его на себе, и вы увидите, что мужик то, что надо». Наверное, небеса в это время принимали заявки на исполнение желаний. Через год мы были мужем и женой, нерасписанные ждали своего первенца.
    Неужели первая неудача явилась для Женьки столь роковой? Или идеи нашей режиссерши так впечатлили неокрепшую душу, что она решила быть верной своему первому чувству до конца? Скольких же радостей лишила себя эта девочка. Есть ли виноватые?  Интересно, встреться они с моим мужем сейчас, что в каждом из них всколыхнулось бы?
    Мелькнуло и забылось.
   Надо как-то выходить из разговора. Миша проговорился, что звонит с мобильного. Это же сумасшедшие деньги. А мы уже минут сорок болтаем.
   - Слушай, я же уже решила - еду. Давай прощаться.
     Мы очень легко договорились и о встрече, и о том, где мне жить. «Я опекаю квартиру друга. Зачем тебе стеснять своих родственников? Я дам тебе ключи. Будешь сама себе хозяйка. Приезжай!»
      Еду!
      - Тебя встретить или дать возможность привести себя в порядок после поезда?
      - Ну, уж нет, принимай меня такой, какая я есть, со всеми морщинами и жировыми складками.
    «Я когда получил твоё сообщение, честно говоря, испугался, думал, сейчас выйдешь- большая, старая. А ты выходишь, я смотрю, а это ты…»- «Я видела твое лицо в окно вагона настороженное, перепуганное. Ты словно готовился сорваться с места и убежать».
  - После того, как в ответ на мой вопрос, куда тебя везти, ты посмотрела на меня и спросила, как, разве не ты должен был решить мой квартирный вопрос? Все, тогда я понял, что ты приехала ко мне. Мне так хотелось, чтобы ты приехала, когда  получил твоё письмо. Так хотелось. Поэтому ты и приехала.
   - У меня какое-то сомнение было. Поездку планировала давно, но все оставалось на уровне умозрительных мечтаний - вот бы как-нибудь да когда-нибудь, а ты позвонил, и как-то всё сразу определилось, еду!

     Москва очень изменилась с тех пор, как я была в ней последний раз.
  - Ты давно за рулем?
  - Третий месяц.
  - Чувствуешь себя не очень уверенно?
  - Заедем в супермаркет, надо что-то купить перекусить. Холодильник пуст.
   В магазине стою в растерянности перед продуктовыми рядами – я совершенно не знаю пристрастий в еде своего приятеля. Вопросительно останавливаюсь перед спиртными напитками: интересно, мы будем отмечать нашу встречу?
  - Я не пью,- перехватывает он мой взгляд.
  - Что, совсем?
  - Совсем.
   Не хочу углубляться в причины, выпытывать что-то. Отлегло. По крайней мере, пьяного приставания не предвидится, это уже хорошо. Набрасываем в корзину всего по чуть-чуть, я пытаюсь расплатиться.
  - Не такой частый ты гость у меня. Можно это сделаю я?- останавливает он меня. Я окончательно сдаюсь. Пусть все будет сегодня так, как того желает принимающая сторона.
    - А что с алкоголем у тебя проблемы были какие-то?
  - Я закодирован.
  - Ничего себе. И давно?
  - Четыре года, еще в К-не. Понял, что жизнь у меня от стакана до стакана, счет дням потерял, после пятницы провал и до следующей пятницы. Да и жена ультиматум поставила - или я, говорит, или бутылка. Я и пошел в поликлинику, там бабуля одна этим занималась. Ты, сыночек, говорит, не конченый еще - ты сам пришел. Так что все у тебя получится. С тех пор и бросил пить. А пить бросил, так и курить расхотелось.
  - Хорошо, что я этого всего не застала. Честно, не знаю, как отнеслась бы ко всему этому. Меня тогда, помнишь, после новогоднего вечера здорово от тебя отшатнуло. Подумала - пацан совсем, хочет казаться взрослым, чтобы мне угодить, но взрослеет не тем местом. И как отрубило, больше я тебя не воспринимала как равного. Пусть, решила, растет сам, без моего «шефства», среди ровесников. Пусть там жизненный опыт приобретает, а не со мной. Старая я для тебя была. Вернее, не старая, а слишком взрослая.
  - А я ведь все квартиры знал, где вы с Генкой встречались. Я провожал тебя до перекрестка, потом делал вид, что ухожу и, прячась за спинами прохожих, шел за тобой по пятам. Мне твой смех из окон, как нож в сердце.
  - Я защищала себя, Миша. Я ведь не девочка была уже, понимала, что не удержу тебя. Семь лет разница! Да меня в ужас повергала перспектива быть вечно обманутой женой своего юного мужа. Ты когда в театр наш пришел, на тебя же все девчонки запали, малолетки наши. И, насколько я помню твои рассказы тогда, ни одна обижена твоим вниманием не была. Жить и всю жизнь отбиваться от твоих возлюбленных?
  - Их никого бы не было, если бы ты меня тогда не бросила.
  - Ах, оставь! Ещё, не дай бог, поверю.
   Мы сидим на кухне. Вспоминаем. У нас такие разные воспоминания об одних и тех же событиях. Как же по-разному мы тогда воспринимали происходящее с нами. Он так мало значил для меня тогда. Тихая бухта посреди скал и рифов, о которые била жизнь мой парусник. Я отдыхала в этой доброй маленькой душе, смотревшей на меня влюбленными глазами, и очень боялась в ней что-нибудь испортить. Ему пятнадцать. Мне двадцать два. В прошлом  расставание с С.Ф.- болезненное, мучительное возвращение в обыденную жизнь из сказки. Попытка забить свою пустоту новыми встречами - все не то, не то. Ничего подобного уже не будет, просто подобного быть не может. Все равно кто. Пускай. Беременность. Я буду рожать. Держу в тайне. Чтоб не помешали. Но все становится явным, и, под угрозой отречения от меня, своей дочери, они ведут меня под нож. Опять расставание. Видеться с человеком, из-за которого погиб мой ребенок, невыносимо. Жизнь катится под откос. Сопротивляюсь. С головой погружаюсь в творчество - танцы одни, другие, театр. Режиссерша предлагает поставить спектакль по пьесе, которую мы напишем сами - ты только вспомни, как это все было у тебя, и - болью, болью. Мы заставим зрителя поверить, что жить надо так, с содранной кожей, а не под маской наигранного благополучия. И мы расковыриваем почти зажившую рану, и вытаскиваем из неё все похороненное мною. С этим я пыталась жить. Такая я встретила этого мальчика. Я могла здорово испортить ему жизнь. Мне казалось, я поступила с ним благородно. Оставила всё, как было. Разве что, слегка подтолкнула его к тому, куда шагнула сама чуть раньше. Жить чувствами. Пригодится ли это ему когда-нибудь?
  - Помнишь, как ты меня поцеловала первый раз по-настоящему?
  - Ты еще отпрянул и спросил, ты возбудить меня хочешь? Помню. Я еще удивилась тогда. Вроде бы ничего особенного не делала.
  - Со мной первый раз такое было. Просто поцелуй, а у меня крышу срывает.
    Он многое помнит, чего я вспомнить не могу. Да и зачем? «Я приехала не для того, чтобы что-то менять в своей или твоей жизни», - говорю я ему.
    Удивительно, мы не виделись и не общались столько  лет. Жизни наши не просто не пересекались, но проходили под разными небесами и освещались разными звездами, и все-таки мы жили схожими мыслями, одинаково чувствовали. С разными людьми, но какие похожие переживания! Заговорили о книгах, - многое из прочитанного мною знакомо и ему не понаслышке, это при моей-то всеядности и разбросанности в чтении.
   Я все больше очаровываюсь своим собеседником. Но дело к вечеру. Надо как-то тактично оставить его по другую сторону этой приветливой квартиры. И я придумываю:
  - Давай ты мне Москву покажешь? Покатай по вечернему городу.
    Миша, не чувствуя подвоха, соглашается, и мы собираемся.
  - Знаешь, я понял для себя главное.
  - Что именно?- насторожилась я.
  - Я понял, что я тебя дождусь.
   Я остолбенела от неожиданности:
  - Миша, у меня благополучная жизнь, которая меня вполне устраивает. Что ты выдумываешь такое?
  - Я не выдумываю, я вижу. Ты несчастлива с мужем. И ты его не любишь.
  - Я счастлива! Я СЧАСТЛИВА! Выбрось из головы все, что мы тут наговорили. Просто ты спрашивал о том, что осталось для тебя невыясненным тогда, когда мы расстались. А я тебе честно отвечала. Потому что теперь это уже все в прошлом. Об этом можно говорить, не раня друг друга.
  - Ты можешь говорить, что считаешь нужным, но я понял, что у меня есть надежда. Я буду ждать.
  - Мишенька, но тогда тебе придется ждать слишком долго. Может, целую жизнь.
  - Даже если дольше. Дождусь на берегу Черной Реки.
    Я не знаю этой песни, но от пропетых им слов становится как-то уж очень грустно. Неужели ему так плохо?
    Мы садимся в его «шестерку» и едем по вечерней столице.
    Пробки, пыль, грязь. Днем это досаждало. Сейчас сглажено сиянием ночных огней. Едем, куда глаза глядят. Я знакомлюсь с Москвой, привыкаю к её новому лику. Изменилась. Похорошела? Трудно сказать. Никогда не любила такой скученности машин и людей. Кажется, всего стало больше. Не лучше - больше.  И снова пробки, пробки.
    Несколько раз звонит его телефон.
  - Ужинайте без меня. Я застрял в пробке.
   Пробка - это я. Пусть так. Только сегодня. Завтра я начну поход по друзьям, и мы больше до самого моего отъезда не увидимся. Я надеюсь. Днем я свободна - он на работе. После обеда он освобождается, но я уже в пути и ночую, где застанет ночь. Так решила для себя. Больше встреч с душещипательными разговорами не будет. Незачем. Ни ему, ни мне. Я играю, никакой грусти, заезжаем в какой-то супермаркет. Там где-то кафе, где можно немножко посидеть неузнанными. Проходим мимо прилавков.
  - Я покажу тебе свой любимый отдел. Смотри, какая прелесть. Хочешь понюхать,- дает мне шарик какого-то дорогого мыла. Я отшатнулась,- тебе не нравится?
  - Боюсь закашляться. Переболела недавно. Резкие запахи вызывают першение в горле .
  - Не хватало, чтобы я сделал тебе плохо,- выбрасывает шарик обратно в корзинку,- пойдем отсюда.
    Беру его под руку. Всматриваюсь в витрины. Интересно, сейчас бросается в глаза, что я старше его? Но разглядеть что-то сложно. Мы в движении. Мы в танце. Мы касаемся друг друга едва-едва. Я на мгновение прислоняюсь к нему спиной: «Не верь мне. Я буду соблазнять, буду уговаривать тебя. Не верь. Я это делаю неосознанно. Это тело мое зовет тебя. Сопротивляйся. Не искушайся. Держись подальше от меня. Не верь мне». Танец, танец, танец…
    Мы подъезжаем к дому. Надо прощаться. Лучше это сделать здесь, на улице. Зайти в квартиру одной. Уже расставаться не хочется. Еще чуть-чуть и вместо разума заговорят инстинкты. Но он идет следом. Спешно прощаемся: «Все, иди». Выходит. Через мгновение опять звонок в дверь - шутливо: ну никак не могу без тебя. Я не сразу понимаю, что шутит, бросаюсь в глубь комнаты с отчаянным - нет, Миша, нет!- Да я дозвониться до тебя не могу, а ты что подумала?- Ну тебя, шутник ты этакий. Перепугал до смерти, думала, отбиваться придется. Мы склоняемся к нашим телефонам, подбираем коды, перезваниваемся. Вроде, получилось. «Ну, я пошел» - «Иди. Спокойной ночи»…

  - Ты еще спишь?
  - Нет, уже встала.
  - Мы увидимся сегодня?
  - Если только днем.
  - Я работаю до трех.
  - К сожалению, я уже договорилась с ребятами о встрече на шестнадцать часов.
  - А освободишься когда?
  - Я не знаю, Миш, это противоположный конец Москвы. Скорее всего, у них и переночую.
  - Ну, ладно, звони, если что.

   Дни, насыщенные встречами, промелькнули как один миг. Зубная щетка с собой. Остальное- гостеприимство хозяев. Лишнее полотенце в любом доме отыщется. Мне необыкновенно хорошо здесь. Эта тяжелая болезнь, от которой я едва оправилась, которую чувствую в себе до сих пор, но, благодаря ей, я словно очнулась от сна. Внезапное осознание, что я не бессмертна, что любой миг может стать последним моим мигом. У меня замечательная семья. Но не одной ею я живу. Скольких я любила, скольких до сих пор люблю, а скольких еще не встретила, чтобы полюбить. Я начала с прошлого. Мне всегда очень везло на людей, а, может, им везло со мной, и они были такими в моем царстве- государстве, не знаю. Я любила, меня любили, в моем сердце ещё столько сохранилось тепла и душевности к однажды встреченным людям. Я должна! Я должна увидеться как можно с большими из них, чтобы хотя бы напомнить им о том, что они были любимы мною. Не знаю, зачем. Но в том, что каждый из нас нуждается в некоем немотивированном проявлении любви, не сомневаюсь. Пусть я буду для кого-то ангелом, а для кого-то сумасшедшей, бегающей по прошлому, наводящей мосты в настоящее из него, выстраивающая лестницу в небо в будущее. Пусть это будет так. Я стольким не успела сказать, что я люблю их…
   
   Вечерами мой телефон разрывается. Муж, еще не подозревающий о соперничестве с ним Мишеля в эфире, пытается восстановить утраченный моим отъездом контроль надо мной. Впервые не он, а я отсутствую дома. Впервые где-то слишком далеко и слишком независимо от него. Миша просто волнуется, где я. Я приехала к нему, он чувствует ответственность. Телефон раскаляется от сообщений с тревожным хором мужских голосов: «Где ты?!» Мне не слышно их волнение. Я слишком увлеклась. Каких же радостей я лишала себя, сидя взаперти со своими многочисленными проблемами. Какой же безрадостной и безжалостной ко мне казалась мне моя жизнь. И ведь все это можно было уравновесить одним только общением с друзьями. «Ну, ты меня теперь удержишь в четырех стенах!- думала я, вспоминая мужнины бесчисленные командировки. - Теперь мой черед кататься».

  - Миша, у меня остался один день. Хотелось бы навестить нашу классную, но это в Ч. надо ехать. Я завтра попробую с вокзала отправиться, но если вдруг затруднения какие, мне можно будет к тебе обратиться?
  - Я же сказал тебе, что полностью можешь располагать мною.
  - Право же, неловко. Не ближний свет.
  - Я уже третий день после работы домой не иду, сижу в гараже, придумываю отмазки для семьи, лишь бы домой не идти. Одним словом, крышу ты мне уже сдвинула, осталось чуть-чуть. Сорвет.
  - Мы так не договаривались!
  - Так уж получилось. В общем, звони, я безотказен. Так что не бойся.
  - Меня пугает не твоя безотказность, а моя безответность. Я не смогу отблагодарить тебя.

   Утром моросил дождь.
   Настроение сразу упало. Я добралась до вокзала и, взглянув на расписание поездов, расстроилась окончательно. Все путано, долго и дождливо. Я бы с удовольствием никуда сегодня не поехала, но именно желанием навестить свою любимую учительницу оправдывала в глазах мужа свою поездку в Москву. Как я объясню ему, почему так и не доехала. Чувство вины. Как же это знакомо!
   Звонить Мише? Это обяжет меня. Я вызвала в нем бурю чувств, совершенно не желая того. Чем обернется для меня эта поездка? А для него? Он не производит впечатления счастливого человека. Я долго стою и мокну под дождем, пока не понимаю, что своим ходом решимости ехать у меня еще меньше, чем звонить ему и просить об одолжении.
Да, в конце концов, я уеду завтра и поминай, как звали, он больше никогда обо мне не услышит. И я решительно набрала его номер. Наверное, он не отходил от телефона ни на шаг, потому что ответил сразу.
  - Л.А.? Как  же, помню. Я ведь тоже учился у нее до девятого класса, пока в техникум не поступил. Едем. Я минут через пятнадцать буду. Жди.

   Какая-то определенность. Вообще-то, я очень хочу его видеть. Мое воздержание от встреч скорее вынужденное, чем желаемое. Я очень боюсь нарушить что-либо в его и в своей жизни. А он так откровенен в расспросах, в своих рассказах. Я не могу оставаться ко всему этому равнодушной. Отвечая ему, я ворошу слишком утрамбованные в моем сердце пласты того, что давно хотела забыть, и что, надеюсь, забыла.
   Мы уже мчимся по дороге. Молчим. С чего-то надо начать.
 
  - Когда ты ушла тогда, я очень долго ждал разговора с тобой. Я был уверен, что такой разговор обязательно должен состояться. А через полгода я понял, что его не будет. НИКАКОГО РАЗГОВОРА НЕ БУДЕТ. Ты просто ушла и все! Знаешь, когда я вдруг понял это, мне стало намного легче.

   Я не знаю, что ему ответить. Что не любила его тогда? Или, вернее, что любила, а потом разлюбила, поняв, что слишком неравная у нас с ним любовь? Что стеснялась его молодости, что боялась в будущем столкнуться с его неверностью. Слишком много было причин для того, чтобы расправиться со своим чувством. Он был юн, незрел, неопытен. Мне претила роль наставницы. Я хотела жить, а не обучать. Было чувство - была с ним. Пропало – ушла без всяких зазрений совести. Мне нужен был секс с мужчиной. Заменить его сексом с несовершеннолетним мальчишкой я так и не смогла. Считала себя не в праве.
   Да и что говорить, начавшийся уже тогда и скрывавшийся от Миши, роман с будущим мужем, эти мучительные продирания сквозь дебри его любви к другой девушке, отнимали все мои душевные силы.

   Мы едем. Продолжаем разговор, начатый три дня назад. Вопрос, ответ, воспоминания. У нас очень много воспоминаний об одном и том же. Только совершенно разных воспоминаний. Многое из того, что он рассказывает мне о нас, о себе, для меня откровение. Я все чаще смотрю на него. Все пристальнее. Прислушиваюсь к его голосу. Мы часто путешествуем с мужем в автомобиле. Я помню это чувство постоянного раздражения, которое мы друг к другу при этом испытываем. Что же происходит со мной сейчас. Я смотрю на Мишу, и меня захлестывает волна нежности к нему. Сцепила руки, скрестила ноги, вжалась в сиденье.
  - Чего ты так испугалась,- засмеялся он,- не укушу я тебя.

   Дорога, дорога, дорога. Она кажется бесконечной. Но к тому времени, когда мы приехали на место, я поняла, что совершенно потерялась в своих чувствах.
  - Надо что-то купить, чтобы не прийти с пустыми руками. Лучше еще и перекусить, чтоб пенсионеров не объесть.

   - Ну, разве что цвет волос поменяла, а так, какая была, такая и осталась. А это кто такой?- и Л.А. в упор уставилась на моего спутника. – Так, подождите, восьмой Б, парта, сосед…Миша?! Как же, как же. Изменился, конечно, повзрослел, но улыбка все та же. Ну, рассказывайте...

   Часа через три мы засобирались в обратный путь. Чай, конфеты, рассказы. Я успевала при этом вертеться перед ним при каждой возможности. Мне уже хотелось все время быть рядом, вплотную, чувствовать его руками, ногами, телом. Но мы изображали случайно встретившихся попутчиков, наивно полагая, что можем провести нашу проницательнейшую Л.А., поэтому приходилось возвращаться на место всякий раз, когда кто-то входил в комнату. Я изнемогала. Спасали разговоры. Долгие-долгие воспоминания на троих.
   Она вышла проводить нас до машины. Расцеловала. Прощальным взмахом  руки решительно перекрестила. Мы переглянулись. «Она благословила нас с тобой».
   Опять дорога, опять разговоры, выворачивающие душу наизнанку. Он все угадал в моей жизни. Абсолютно все. Да, я несчастна. Да, я не понята и не любима мужем. Нелюбима сегодня точно также, как и семнадцать лет назад. Время абсолютно ничего не изменило в моей жизни. Оно только отучило меня жаловаться. Я несу свой крест безропотно и покорно, не ожидая уже никаких чудесных превращений золушек в принцесс. Золушка состарилась и так и умерла золушкой. Принц так и не нашел своей суженной, так и пропала потерянная туфелька на пыльном чердаке, не отыскав свою хозяйку.

   Мы въезжаем в город довольно поздно. Я обещала своей однокласснице поделиться своими впечатлениями. Звоню.
  - Еще не слишком поздно?
  - Приезжай!!! Мы уже заждались. Скорее!
   Это рядом. Улица, дом. Гастроном. Не с пустыми же руками идти в гости. Какие-то сложности с замком с моей стороны, он наклоняется и прикасается ко мне. Меня окатывает горячей волной. Я его хочу так, что у меня онемевают ноги и кружится голова. Что же он со мной делает! Но, похоже, с ним творится то же самое.
  - Ты глаза свои видела когда-нибудь? Ведьма!

   Встреча. Стол. Бесконечность рассказов обо всех, кого только вспомнили.
  - Почему о тебе до сих пор не вспомнили дома?
  - Я отключил телефон.
  - Отключил?..Ладно, что-нибудь придумаем.
 
   Мы возвращаемся слишком поздно, чтобы столь позднее возвращение можно было чем-то оправдать. И тогда мы решаем сказать правду. Или почти правду.
   - Сколько ты зарабатываешь в день, простаивая на базаре?
   - Полторы тысячи.
   - Держи, здесь в два раза больше.
   - Я не возьму у тебя деньги.
   - Это деньги не тебе, а твоей жене. Ты был в служебной командировке в городе Ч., отвозил документы или что-то еще, придумаешь сам. Съездил. Заработал. Поверь, если даешь деньги, жены лишних вопросов не задают.

   Мы дома. Очень-очень поздно. Уже скорее рано.
   Надо как-то постараться не наделать глупостей. Так хочется прижаться и утонуть в его объятиях, но мы стоим и не решаемся сделать шаг навстречу. Ни он, ни я.

  - Все, я пошел.
  - Да, иди.
  - Пока.
  - Пока.
  - Я приду очень скоро, ты не успеешь соскучиться.
  - Я уже страшно тоскую.
  - Ир…
   Нельзя, нельзя, нельзя! Мы знаем, что нельзя. Мы просто постоим так, не шевелясь, крепко прижавшись друг к другу. И все.
   И все.
   Действительно, все.
   Он выскочил в дверь, чтобы вернуться через два часа и положить мне, спящей, розу в изголовье. Я, оставленная им, завыла от отчаяния, оплакивая все, что держит меня в нелюбящих равнодушных руках так и оставшегося совершенно чужим для меня человека. Сон- забытье. Показалось, на мгновение сомкнула глаза. Легкое прикосновение. Я знаю, это вернулся он. Я ждала его даже во сне. Я чувствую его губы. Нежные, ласковые губы моей юности. Они вернулись. Только они умели целовать так, что я теряла контроль над собой, и проваливалась в сладкое небытие везде, где они меня настигали. Знает ли он об этом?
   Я заснула одетая. Я еще тешу себя надеждой, что в этот раз ничего не случится, а другого раза просто не будет. Я позабочусь об этом. Грустно, но так лучше для нас обоих.
Он понял, что я не сплю. Открыла глаза. Сидит тихо на кровати. Смотрит.
  - Я вернулся.
  - Я ждала.
  - Если бы я не ушел из дома так рано, потом не получилось бы уйти совсем. Можно я посплю здесь?
  - Спи. Я пока соберу вещи. Ты проводишь меня?
  - Конечно. А ведь ты была права, жена совершенно никаких вопросов мне не задавала. Попросила только, чтобы впредь я не отключал телефон... Она… волнуется…
   Последние слова он произносит так медленно, что я понимаю, что он уже не со мной. Спит.

   Я начала собираться. Вещей немного, но за неделю моей жизни здесь они разбрелись по углам, ничего нельзя  забыть. Тенью скольжу по комнате. Он спит очень крепко. Мои перемещения не беспокоят его. Вот вроде бы и все. Я замираю невдалеке от него, у стены, смотрю, ласкаю его взглядом. Он ничего не чувствует. Или чувствует? Неужели он не слышит, как я зову его?! Как держу в своих ладонях его руки. Как же я хочу прикоснуться к этому мальчику. Мальчик? Он был мальчиком восемнадцать лет назад. Он вырос. Я не верила, что когда-нибудь смогу дождаться его. А если и дождусь, что буду нужна ему- старая и очень грустная. И вот мы встретились, и что-то случилось. Куда-то провалились прожитые друг без друга годы, наполненные другими людьми, ненужными встречами, страданиями и потерями. Сейчас только он и я на всем белом свете. Что я жду? Какое еще чудо возможно в моей жизни, кроме этого внезапного обретения давно потерянного чувства? Мысли, смешавшись, уступили место безудержному желанию. «Я никогда не прощу себе, если оставлю все как есть. Я буду полной дурой, если хотя бы раз в жизни не попробую, как это, когда тебя любят…» Решительно отрываюсь от стены и, не раздеваясь, ложусь рядом. Наши тела, чуть шевельнувшись, удобно переплелись. Мы очень легко вписались друг в друга. Он улыбнулся сквозь сон. Времени было еще очень и очень много. Мы можем не спешить. Мы все успеем.
   Игра. Танец. Так можно до бесконечности. Мы лежим, ничего не происходит, только игра тел. Шевельнулся, изменил положение, я чуть изогнулась и опять попала в его изгибы своими. Мы наслаждаемся гармонией. Наши тела запоминают друг друга, чтобы потом, в одиночестве, повторить заигрывание с теплым пледом. Его губы где-то рядом. Я чувствую их тепло, но самих губ не чувствую. Он не решается трогать меня без разрешения. Все, как тогда. Как же кружится голова. Еще немного и меня разорвет на кусочки. Во мне не осталось ни одной клеточки, которая не желала бы его. Чего же он ждет? Неужели дело только в моем согласии. Да! Я согласна, я хочу, я только не представляю, как сказать об этом. Страшно, очень страшно нарушить семнадцатилетнее молчание плоти, снять с себя запреты на запретное. «Полюби меня…» Неужели я сказала это вслух? Он решительно, но очень нежно атаковал губами мое тело, и оно сразу задохнулось в волне оргазма. Это тело мне не принадлежало. Я совсем не управляла им, оно полностью принадлежало его рукам, губам. Оно билось и изнемогало от наслаждения, пока не затихло обессиленное. «Иди ко мне…». Я обняла его бедра руками и притянула к себе… Он был растерян. «Сок манго, только без сахара…». «Мне никто не делал так… чтобы до конца».
    Лежим, оглушенные происшедшим. Я впервые изменила мужу, жду, должны разверзнуться небеса и покарать меня.
  - Кажется, я сделала первый шаг к развенчанию. Я ведь обвенчана с ним…
  - Я крестился в прошлом году.
  - Должны же быть какие-то знаки, что происходит с нами?
  - Я уже потерял тебя один раз, второй раз я такой ошибки не совершу.
   И вновь танец тел. Мы пытаемся заснуть, чтобы хоть чуть-чуть снять усталость бессонной ночи, но вместо этого, тревожа воображение, прижимаемся друг к другу все сильнее. Есть ли сила, способная оторвать нас друг от друга? Время! Только оно. Пора. Мы разрываем наши тела. Разрубаем надвое единое целое нашего желания. Пора!

    Вещи в багажнике, машина почти прогрета, моросящая грусть за окном.
  - Миша, я очень дорожу тем, что у меня есть. Все должно остаться между нами так, будто ничего не было.
   Вопросительный взгляд в ответ.
  - Да, Миша, ничего не было и быть не могло. Если что-то всплывет, я буду отрицать все.
  - Да, я все понял. Ничего не было…

   Мы молча едем по вечерним улицам. Вжавшись в сиденье, грустно смотрю на его сосредоточенный профиль. Такое родное, милое лицо. Нежность комком в горле. Я все отдала бы, чтобы никуда от него не уезжать. Никогда. Пропасть, исчезнуть, раствориться. Чтобы забыли, чтобы не нуждались во мне, чтобы принадлежать одному ему.
  - Когда ты приедешь ещё?- его голос вывел меня из оцепенения.
  - Никогда.
  -… Хорошо…Я буду ждать…
   Здание вокзала. Последние минуты вместе.
  - Я сказала тебе неправду. Я приеду. Не смогу не приехать.
  - Я бы все равно ждал. Я буду ждать тебя и там.
  - Там?
  - На берегу Черной реки…
   Мы прощаемся. Торопливо, пытаясь последними секундами близости заполнить наступающую пустоту. Он протягивает мне конверт.
  - Здесь карточка для твоего телефона. Я хочу говорить с тобой, пока ты будешь ехать в поезде.
   Час, другой, я стою в коридоре вагона, прижимая телефон к пылающей голове, слушая тихий голос. Он ласкает, обнимает, целует, обещает и обнадеживает. Мы будем вместе. Слезы катятся. Я не могу совладать с собой. А надо как-то жить дальше. Переступить через это и жить. Шорохи помех. Связь прерывается. Я меняю карточку. Всё!

    Состав медленно подъезжает к перрону воронежского вокзала. Маячком силуэт мужа. Целуемся.
  - Как съездила? Отдохнула?
  - Устала…
   Все как всегда. Радость встречи с детьми, мужем, его родными, немного омрачается его привычными придирками. Но я уже другая. Я пропускаю мимо все обидное. Внутри огонь. Не им зажженный, не им поддерживаемый. Мне не надо больше ждать его снисхождения. Внутри необычайная легкость. Никакого чувства вины или неправедности происшедшего. Я словно прощаюсь с ними со всеми. Я любима. Впервые за много лет я наполнена чьей-то любовью. Она распрямляет мне плечи и убирает тоску из глаз. Что будет дальше, не знаю. Гоню от себя мысли о будущем. Я вся в настоящем. Легкая и воздушная.
   Свекровь, словно чувствуя что-то, не раз и не два вглядывается в мое лицо.
  - Ты очень хорошо выглядишь, девочка моя.
  - Спасибо, мама.

   Ночью, кутаясь в плед, я ощущаю в его тепле жар тела того, другого, оставленного мною в далеком городе любимого. Мы так и не расстались. Мы так и остались с ним вместе. Осторожные, незаметные звонки - я отключаю звук телефона, чтобы никто ничего не заподозрил.
  - Ты здесь, я чувствую тебя, ты в моих объятиях. Какое сказочное ощущение,- шепчет он.

   Несколько дней, проведенные с семьей, немного притупили мои чувства. Я стала отдаляться. Надо возвращаться полностью. Надо забрать себя оттуда. Встреча невозможна.
  - Возможна! Через две недели сбор всех когда-либо живших в нашем городе. Приезжай.
  - Не знаю, Миша. Это очень сложно.
  - Я буду ждать.

  - Ты решила ехать? Опять? – удивился муж.
  - Я предлагала тебе поехать со мной.
  - Мне неинтересно встречаться с людьми, которых я не знаю.
  - Я знаю многих, все-таки жила там двадцать лет. Вдруг одноклассников встречу.
  - Возьми с собой сына. Москву ему покажешь.
  - Хорошо.
   Минуты на сборы. В радостном возбуждении выбалтываю сыну свои секреты. С кем увидимся, какие места посетим. Миши на вокзале не будет. Он придет на саму встречу. Мой старый приятель из далекого детства - надежно прикроет тылы. Витек уже в нетерпении топчется на перроне. Рядом его мама и моя племянница. Я всех собрала в одном месте, возле своего вагона, чтобы не тратить тех крох драгоценного времени, отпущенного мне на эту поездку, на странствия по бесконечно длинным улицам столицы.
Приезжаем рано. Сын быстро находит общий язык с сестричкой. Они еще немного потоптались для приличия возле нашей компании и, получив разрешение и денежное ускорение, уехали путешествовать по Москве сами.
   Потихоньку съезжались наши «однополчане». С трудом узнаваемые повзрослевшие лица.
  - Я уже здесь.
  - Я вижу. Подожди, ищи своих. Я уже никуда не денусь.
  - Кто это с тобой?
  - Друг.
  Мы медленно, через паузы на приветствия и обмен адресами приближаемся друг к другу.
  - Знакомьтесь. Это Виктор.
  - Михаил.
   Ребята пожали друг другу руки. В зал идти не хотелось. Побрели по парку. Подходили новые и новые старые знакомые. Узнавание. Воспоминания. Смех. Обмен адресами, телефонами. Конечно же, никто никому не напишет, вряд ли позвонит, но возбуждение встречи заставляет искренне верить - все возможно, жизнь так коротка, мы обязательно увидимся снова и снова. В Мишиной компании выделяется энергичный молодой красавец.
  - Федя меня зовут. А я вас хорошо помню. Вы в театре клуба нашего играли, я в «Бархане» туризмом занимался.
  - Федя?- Я всматриваюсь в его лицо, но оно совершенно ничего мне не говорит.
  - Да я тогда в очках ходил с жуткими линзами. Не мудрено не узнать.

   Мы расходимся по компаниям, договорившись встретиться позже у него дома. Виктор в нетерпении позвякивает ключами машины.
  - Ребята, Зилька моя уже стол накрыла. Родители в нетерпении. Поехали к нам.
  - Сейчас. Узнаю только, где сынуля завис.
  - Мам, я у Ирины. Ей к экзамену готовиться надо. Так что, я тут, в её компе. Подъеду позже. Рассказывай, куда.
  - Если бы я знала. Сиди, мы приедем за тобой сами.

    За столом собралась компания друзей родителей, которых я помнила еще по детским годам. Постаревшие, но такие же веселые и шумные, что и двадцать лет назад. Пили, ели, вспоминали, смеялись, пели. Мишу компания восприняла как что-то само собой разумеющееся. Предстояло еще познакомить с ним сына. Но я была уже почему-то совершенно спокойна – все пройдет нормально. Не буду темнить, не буду лукавить. Это близкий мне человек и все.
   Мы засиделись допоздна. Виктор повез стариков домой. Мы с Мишей, пообещав вернуться, поехали за сыном. Понял он или нет, с кем его мама, никаких вопросов не задавал. Мы вернулись и еще долго сидели на кухне с ребятами, допивая и доедая остатки праздничной снеди. Мужчины легко нашли общие темы, мы с Зилей углубились в свое, бабское. Утомленные едой, разговорами и бесконечностью дня, разбрелись по комнатам спать. Зиля, застелила диван, бросила на пол надувной матрас, посмотрела вопросительно на меня, на моих мужчин.
  - Ну, я не знаю. Сами как-то разбирайтесь, кто где.
  - Сын ляжет на диване. А мне дайте второе одеяло, пристроюсь к другу детства. Сто лет не виделись, поболтать хочется. Так хоть вас не разбудим, перешептываясь. А то ведь перекрикиваться придется,- как могла легализовала я свое желание не разлучаться с приятелем. Тело уже изнылось, воображение сотни раз погрузило меня в его объятия, но мы старательно изображали двух недотрог, не имеющих представления о запретных плодах. Все мгновенно отключились. Дом наполнился дружным посапыванием и похрапыванием.
  - Я думал, с ума сойду.
  - Тихо, разбудишь сына.
   Мы лежали тихо-тихо, прижавшись и едва дыша. Снова вместе. Как тогда. Только нельзя ни шевельнуться, ни вздохнуть глубоко. Я чувствовала, как растворяюсь в тепле его тела, и медленно проваливаюсь в глубокое без дна озеро сна. «Нам надо проснуться до того, как проснется сын, чтобы разбрестись под разные одеяла», - пробормотала я сквозь наступающее забытье. Толчок, и глаза мои открылись. Боже, уже утро. Ночь пролетела как один вздох. Все еще спят. Я выпростала свое тело из-под его одеяла и закуталась в свое. Он поднялся.
  - Я принесу воды.
   Поставил стакан у изголовья, сел на корточки, внимательно вглядываясь мне в лицо.
  - Не смотри на меня так. Я помятая, не выспавшаяся, глаза опухшие.
  - Я восемнадцать лет мечтал проснуться рядом с тобой утром и увидеть тебя такую - опухшую, помятую, настоящую, живую.
  - Но я плохо выгляжу.
  - У тебя не получается плохо выглядеть. Может, встанем? Я чайник поставил. Скоро народ просыпаться начнет. Я возле тебя все равно заснуть не могу.
  - Я спала. Я очень устала.
   Народ еще посапывал по комнатам. Мы, тихо переговариваясь, сидели, тесно прижавшись друг к другу, на кухонном диванчике и пили чай. Наступал новый день. С ним надо было что-то делать. Как-то оправдывать свое здесь присутствие. Ведь для всех я приехала показать сыну Москву, а не встречаться со старым приятелем. Всего три дня. Слишком мало, чтобы наговориться. Слишком много, чтобы удержаться в рамках целомудренного общения, когда нутро рвется на части от желания.
   Мой великовозрастный ребенок без лишних вопросов созвонился со своими инетовскими друзьями и, пожелав мне удачи и договорившись встретиться с нами на ВДНХ ближе к вечеру, забрал мой телефон и растворился в толпе, спешащей к станции метро. Мы были свободны! Но нам совершенно некуда было идти. Квартира, в которой я жила в прошлый раз, была занята хозяевами, приехавшими на лето в гости к самим себе. Друзья все на работе. Мы побрели по улицам бесцельно и неприкаянно.
  - Может, квартиру на несколько часов снимем?- предложил Миша.
  - Да ну, пошлостью это как-то отдает. Никакой романтики. Нехолодно. Можно и на скамейке в парке, - попыталась я хохмить.
  - Тогда давай, может, в «Макдональде» посидим поболтаем?
  - Очень кстати. У меня уже утренний чай наружу просится, сил нет.
   В туалете меняю прокладки. Знала бы, запаслась бы более серьезными изделиями - для критических дней. Ничего себе, тетка климактерическая, а как в юности, все желание по ногам потекло, не то, что с мужем, все всухую, до трещин, до боли. Выползаю из туалета, встречаюсь с вопросительным взглядом приятеля, что так долго.
  - Прокладки никудышные, набегаюсь, чувствую.
  - Женские проблемы?
  - Ты моя проблема!
  - ???
  - Да, хочу тебя так, что мокрая до ушей.
  - Со мной то же самое.
  - Тогда пошли холестериновую гадость лопать, говорят, от этого помогает.

   За столом неожиданно заговариваем о будущем. О своем будущем.
  - Что-то происходит с нами. Почему-то кажется, что это надолго.
  - Может, все-таки пройдет? Перетерпеть, вернуться в свои семьи. Они есть, это уже никуда не отбросишь.
  - Мне бы несколько лет. У меня дочке всего пять лет. Родители старенькие, болеют.
  - Через несколько лет мы уже будем другие. Чувства эти тоже будут другие. Скорее всего, мы уже не встретимся. Просто незачем будет.
  - Но я не могу потерять тебя опять. Ну, почему, почему нельзя сделать так, чтобы нас поняли, чтобы жить как-то всем вместе?! Твой муж, моя жена, наши дети, родители.
  - Можно, если постараться объясниться с ними.
   Он вопросительно смотрит на меня.
  - Если не темнить, не придумывать ничего, сказать честно, все как есть, люди могут понять друг друга и найти выход даже из самой невозможной ситуации.
  - С моей женой этот номер не пройдет. Я с некоторых пор никогда не откровенничаю с ней. Слишком дорого мне это обходится.
  - Не знаю, я как-то обхожусь без вранья. Могу просто чего-то недосказать, а придумывать, обманывать что-то не получается. Во лжи очень легко заплутать. Даже в своей собственной. Из правды почему-то выкручиваться гораздо легче. Наверное, её легче запомнить.
  - Мне бы несколько лет…
   Я разозлилась:
  - У меня нет этих «несколько лет»! И у тебя, кстати, тоже. Если тебя не устраивает что-то в твоей жизни, её надо менять уже сейчас. Ты вообще понимаешь, что на самом деле подразумеваешь, когда произносишь: «Я не могу сейчас что-либо изменить, потому что у меня родители на руках». Фактически, ты желаешь им скорейшей смерти, чтобы она развязала тебе руки. То же с женой и с дочкой. Не знала, что ты такой кровожадный.
  - Но я действительно не могу их оставить.
  - Да я не предлагаю тебе никого оставлять. Я говорю тебе о твоей жизни вообще. Я слушаю твои рассказы уже не первый день, как и ты мои, и понимаю, что мы с тобой не живем, а тлеем и ждем, когда же что-то в душе затеплится. Но оно вот, вспыхнуло, загорелось. Мы встретились. Разве не так?
  - Так. Я до встречи с тобой вообще мечтал уйти куда-нибудь в горы, сторожем в альпинистский лагерь, чтоб подальше от людей, подальше от жизни вообще. Приехала, я будто опять молодым стал. И этого хочется, и того, и туда пойти, и сюда поехать.
  - Так давай жить этим желанием быть молодыми. Давай не будем отравлять все пессимистическим «нас не поймут» и прочее. Просто жить и все. Что-то делать для того, чтобы когда-нибудь быть вместе. А там, как сложится. Может, жизнь изменится, так и мы другие станем, уже и не надо будет ничего ломать. А может, наоборот, все придется изменить. Просто жить, Миша. Просто давай начнем жить друг для друга.

   Я уже давно говорю не столько ему, сколько самой себе. Я тоже в растерянности. Тоже не знаю, что делать. Неожиданно захлестнувшее меня чувство к человеку, которого я запретила себе любить много лет назад, руководствуясь рассудком, было совершенно неуместным в моей сегодняшней жизни. Мне казалось, что для меня главное, дать себе время. Дать этому огню прогореть и потухнуть. Не забивать, не тушить это пламя, а просто дать ему выгореть. Нет ничего долговечнее чувства, с которым ты борешься в себе изо всех сил, но нет ничего проще, чем предать забвению то, что отыграло в тебе полностью всеми струнами твоего существа. Проходит время, ты встречаешься со своей давней страстью и, прислушиваясь к себе, понимаешь, ничего уже на эту встречу не отзывается. Все, что можно, уже было пережито в прошлом. Не осталось ничего, чего бы еще можно было хотеть. Миша. Почему Миша? Почему он так легко вошел в мою жизнь сейчас, спустя столько лет? Было желание, огромное, но подавленное желание. И тогда, много лет назад, я на этом желании поставила огромный крест. НЕЛЬЗЯ. А теперь мы встретились, когда можно. Он вырос. Почему это стало возможным вообще? Похоже, он второй раз нашел ко мне единственно верный подход, как и тогда, пятнадцатилетним мальчишкой. Он вошел через заднюю дверь и застал меня врасплох. Я не ждала подвоха. Я доверилась ему всецело, как другу. А уже мое тело отозвалось на него помимо моего на то желания. Так было тогда. Так случилось и сейчас.

   Так ни до чего и не договорившись, просидев в кафе не меньше трех часов, мы двинулись в сторону метро. Подходило время встречи с сыном. Они уже несколько раз созванивались с Мишелем. Я подивилась – мой приятель больше беспокоится о моем отпрыске, чем его родная мать. Приехали мы намного раньше, побродив бесцельно по павильонам ВДНХ, углубились в безлюдную часть парка. Редкие влюбленные пары. Еще более редкие прохожие. Обшарпанная скамейка. Сели, повернувшись спиной ко всему свету. Все тот же тягостный разговор, как быть дальше. Завтра я уезжаю. Сплошная неизвестность впереди. Когда приедешь снова? Ты же понимаешь, поводы для приезда, по крайней мере, на этот год я уже исчерпала. И потом, каждый приезд только добавляет вопросов. Нерешаемых вопросов. Оставить все, как есть, или начинать выходить из подполья. Неизвестно, что лучше. Держать в себе или выплеснуть все на близких.
  - Если бы они смогли нас понять…
   Отчаяние Миши передается мне. Но в свое завтра я смотрю с воодушевлением. Да, что-то, безусловно, изменилось. И эта перемена, прежде всего, во мне самой. Я еще не знаю, хочу ли я быть с ним, но одно чувствую точно, у меня появились силы и воодушевление жить. Я не разобралась пока в своих чувствах к нему, что это – любовь к нему или благодарность за то, что любят меня. Но знаю, что я не буду давить зарождающийся огонь в себе. Пусть горит, пусть освещает безрадостность моих будней, пусть остановит моё скатывание в обывательщину. Я чего-то хочу от этой жизни. Оказывается, чего-то хочу. И если для того, чтобы осознать до конца, что я еще могу взлететь, мне надо влюбиться в этого мальчишку, я готова сделать это, не глядя и не опасаясь свалиться в пропасть. Сколько этой жизни! Сколько еще отпущено мне небесами прожить любовных приключений? Столько лет ничто не вызывало ряби на поверхности моей успокоившейся и смирившейся души. Я не думала, не рассуждала, не отягощала сознание страхами. Завтрашний день я закрыла плотным занавесом неведения и не имела ни малейшего желания за этот занавес заглядывать. Хочу любить. Хочу быть любимой. Пусть день, неделя, месяц, год. Это будут мои день, месяц, неделя, год. Я так решила. Я начинаю новый отсчет времени.

   Возле фонтана, нетерпеливо названивая нам, сидел мой сын.
  - Папа уже несколько раз звонил.
  - И что ты?
  - Ничего, я не брал трубку.
  - Почему?
  - А что я ему скажу?
  - Действительно. Извини. Спасибо.
   Я набираю мужа, что-то плету. Несущественное и малозначительное. Долг исполнен. Разъединяемся.
  - Если бы он знал, что я еще и курю, - вышучиваю неловкость перед сыном.

   Мы едем знакомиться с Федей ближе. Обещанное вчера, решили исполнить сегодня. Федор был не одинок. На диване, обнявшись, сидели парень, разукрашенный живописью по телу, и девушка с библейскими глазами в футболке. Лифчик и трусы девушки висели тут же на стуле. Поняв, что на ночлег в этой компании мы с сыном и Мишей вряд ли можем рассчитывать, очень недолго потусовались с хозяином возле компьютера и отправились дальше в путешествие по уже ночной Москве.
   Не знаю, какими легендами оправдывал Мишель свое отсутствие перед домашними, но в этой поездке мы не расставались ни на секунду. Близость, доступность, возможность прикоснуться в любое мгновение и ощутить, вот он рядом, делали меня счастливой и очень спокойной. Возбуждение и дрожь первых часов встречи спали. Казалось, мы не расставались никогда. Мы всегда были рядом.
  - Странно, - произнес мой друг, - у меня такое чувство, что мне совсем неважно, будет у нас секс с тобой или нет. Мне хорошо уже просто оттого, что ты рядом.
  - Не поверишь, но я только что подумала об этом же.

   Провожать на вокзал нас пришел и Федор тоже. В шутку, болтая обо всякой ерунде у него дома накануне, я начала сватать ему свою молодую приятельницу из Харькова, девочку-косметолога. Разыгравшееся воображение Федора в ответ на мои о ней рассказы заставило его примчаться на вокзал с диском фотографий для моей подружки.
  - Она, правда, симпатичная?
  - Феденька, она писаная красавица.
  - Уведут! У нас в Москве уведут. Надо срочно в тренажерный зал начать ходить. Да, здесь фотографии,- спохватился он и, потупившись, добавил,- мои фотографии. Пусть она на меня посмотрит.

   Возвращаться было очень грустно. Сказка закончилась. Встреч, по всей видимости, больше не предвидится. Пора возвращаться к своим кастрюлям, грязным полам и нестиранному белью. Обыденность, скука, раздражение, тоска. Один только огонечек в этом беспросветном туннеле. Мишкины бесконечные смски, и звонки, звонки, звонки. Я с ужасом подсчитываю приблизительную стоимость наговоренного нами и, в конце концов, решаюсь спросить его об этом.
  - Месячную зарплату я уже потратил.
  - Но это же глупо! Билет до Харькова стоит гораздо дешевле. Не в силах не звонить – приезжай, наговоримся, сядешь в поезд и домой.
   Утром телефонный звонок огорошил меня известием:
  - Я уже подъезжаю к Харькову. Встречать придешь?
   
   Этого я никак не ожидала…
 
   На вокзал приехала с дочкой.
  - Хочу познакомить тебя со своим другом. Я встречалась с ним, пока не познакомилась с папой.
   Знакомый силуэт на обочине. Подъезжаю ближе. Звоню.
  - «Пежо» синего цвета - это мы. Привет!
  - Дочь?
  - Знакомьтесь.
   Удивление дочки – такой молодой друг у мамы. Растерянность друга – оказывается, его подруга – состоятельная женщина.
  - Я покажу тебе город. Только завезем дочку в школу.

   Мы, наконец, одни.
  - Как же тебя отпустили?
  - Я все рассказал жене.
  - Все?
  - Сказал, что встретил тебя, что люблю, что поеду к тебе.
  - Какой ужас. Как она это все вынесла?
  - Плакала. Просила не бросать её. Грозилась покончить собой. Говорила, что любит меня.
  - А это,- показываю рукой на синее пятно на его шее,- привет от неё твоей любовнице? Мне то бишь?
  - Ну, не мог я сопротивляться. Я просто лежал, закрыв глаза, и представлял, что я не с ней, а с тобой.
  - Ладно, придется передать привет и ей,- оставлю на твоей шее засос с другой стороны. Ты надолго?
  - Я не брал обратный билет.
   Я взглянула на его вещи - небольшой рюкзачок - майка, трусы, зубная щетка. Для великого переселения, пожалуй, маловато.
  - Ну, что с тобой делать. Поехали. Познакомлю тебя со своим миром.

   Мы колесили по городу, попутно решая мои дела. День проходил в обычном ритме. Дочка готовилась к гастрольной поездке в далекую Японию. Последние приготовления. Решение организационных вопросов. Сборы денег. Встречи. Знакомства – может, и не стоило, но так получилось. «Друг из Москвы. Может помочь, если понадобится, с транспортировкой декораций в аэропорт». Миша кивает, согласный на все. С лица не сходит счастливое выражение, а я мучительно перебираю в голове варианты дальнейшего развития событий. Его приезд поставил под угрозу весь привычный уклад моей жизни. Да, я хотела, чтобы он приехал. Но мне не нужен был экстремизм его супруги. Он сказал ей о нас, значит, я должна срочно придумать, как преподнести своему мужу появление Мишеля в моей жизни. По приезде из Москвы мне пришлось признаться ему, что была вынуждена злоупотребить Мишиным гостеприимством, преподнеся нашу с ним встречу как запасной вариант, о котором даже не хотела говорить ему заранее, потому что не собиралась им воспользоваться. Так вышло. Рассчитывала остановиться у племянницы, но неожиданно сорвалось. Поверил или нет? Я быстро перевела разговор в другое русло, чтобы не углубляться в подробности. Задело, наверное, но дело прошлое. Рассказами о многочисленных встречах отвлекла от расспросов на щекотливую для меня тему. И вот теперь Мишель здесь. Где-то я должна пристроить его на ночлег. Как-то рассказать обо всем мужу. Лучше я, а не она, не его жена. Сколько у меня времени? Боже, какой кошмар!
   Каким бы длинным ни был июньский день, но и ему конец наступает. Мы навестили нашу общую подружку, заехав к ней в турагентство: «Я хотел бы купить у вас тур на край Земли для себя и своей любимой». Она непонимающе уставилась на него. Не виделись много лет, но что-то неуловимо знакомое в его лице заставляет её вглядываться все внимательнее. Я вхожу следом: «Сюрприз!» - «Миша?!» - «Привет, Маришка!» Мы недолго топчемся у неё в офисе – лето, телефон раскален от звонков желающих наполнить его приключениями прямо сейчас, с этого мгновения. Договариваемся заехать к ней в гости домой: «Там и наговоримся». Я собираю под свое крылышко детвору – у дочки репетиции на сегодня закончились, за младшеньким заехала еще днем, соблазнив поездкой на шашлыки на дачу. Я уже придумала, где мы будем проводить время ночью, чтобы не расставаться надолго. Дача! Правда, придется лавировать между правдой и вымыслом, оправдываясь перед родителем - папа поселился на нашей даче со своей подругой всерьез и надолго. Впрочем, этому искусству родители сами же меня и обучили, не вынося правды, но спокойно вкушая коктейль из полуправды. Главное, чтобы благопристойно в глазах общественности.
   У Маришки выпиваем весь мате, заедая его бисквитом, купленным в гастрономе на первом этаже, проговариваем до заката солнца жизни и судьбы общих знакомых и отправляемся на природу. Мариша, вдохновленная было ехать с нами, вспомнила о завтрашнем вступительном экзамене дочки рано утром и отказалась составить нам компанию.

  - Я забрала малышей с собой на дачу. Мы переночуем там. Утром дочке на репетицию, так что заедем домой, увидимся,- позвонила я мужу, выехав за город.
   Отсрочка на день. Максимум на два. Сколько я смогу его прятать? Все равно придется сказать. Мы все время на виду, среди людей. Я очаровала им своих детей. Он так хочет понравиться им, расположить к себе. Зачем ему это? Неужели только для того, чтобы я доверилась ему? Но я и так уже бесконечно глубоко в этом доверии. Мне уже кажется, что этому человеку можно вверить свою жизнь без всякого страха. Почему? Откуда такое мое безрассудство? Столько раз сталкивалась с мелким коварством. Желая завоевать расположение моего мужа или, напротив, досадить ему, мужчины искали лазейки к моему сердцу. Я научилась за версту обходить искушения, избегая грустной для себя развязки. Дети обязательно проговорятся. Я сама себя выдам в самый неподходящий момент. «Обманывать-то я не умею, скрыть-то ничего не могу»,- заученные наизусть еще в школе слова бесхитростной Катерины из «Грозы» сверлом в голове.

  - Папа, привет! Ну, вас друг другу, думаю, представлять не надо,- решительно начала я,- Валюша Федоровна, знакомьтесь, это мой давнишний друг. Приехал из Москвы. Благодаря его гостеприимству, я провела в столице чуть ли не самые прекрасные за последние несколько лет дни.
   - Так ты должна превзойти гостя по радушию, - подхватила мудрая Федоровна эстафету женского лукавства, и папа вынужден был отмолчаться.
   Подхватив пакеты с запасами купленной в городе еды, мы рванули на соседскую дачу, к нашим с мужем друзьям, в великодушии и всеприятии которых я никогда не сомневалась. Так и случилось. Мы развели огонь, приготовили мясо, накормили себя и детей и за душевным разговором скоротали вечер.
   Дети давно улеглись спать. Родня заснула давным-давно. Мы остались одни посреди огромного звездного неба над головой. Мы и сумасшедшие сверчки.
  - Я постелила тебе в маленькой комнатке.
  - Ты будешь с детьми?
  - Да.
   Конечно, я должна быть с детьми. Но как пройти мимо его комнаты? Меня не тянет, меня срывает к нему дикая, необузданная сила. И я молю только об одном, успеть отскрести себя от него до рассвета, оторвать по живому свою плоть от его. Наша первая ночь. Мы вместе впервые за восемнадцать лет знакомства и за месяц знакомства внове. Неужели бывает так хорошо? Неужели может быть так хорошо вдвоем…
 
   Папа заглянул утром к нам в детскую: « Проспите, молодежь, балетку!» Мы подхватились с дочкой и, бросая на ходу бутерброды и жареную картошку в изголодавшиеся за ночь утробы, полетели в город. Надо успеть заехать домой.
  - Я сегодня тоже, наверное, к вам на дачу ночевать приеду,- сказал муж.
   Вот оно, началось!
  - Конечно, приезжай. Давно бы так. Там Царьковы тебя ждут, не дождутся. И вообще. Мне будет проще… Гостей принимать…
  - Каких гостей?
  - Ко мне вчера с ответным визитом гости из Москвы приехали… (Уф! Сказала! Теперь будь что будет…)
  - Это Миша что ли гость?...
  - Да…
  - Какого… Тебе мало было Москвы?..- Муж вскипал тяжело и увесисто. – Ты своего бывшенького теперь сюда притащила?
  - Для меня его приезд тоже неожиданность… (Почему «бывшенького»? Пожалуй, правильнее было бы сказать своего «будущего»)
  - Я не желаю видеть ни его, ни кого бы то ни было из твоих московских приятелей!
   Дверь за ним захлопнулась со страшным треском. На плите осталась догорать поджариваемая яичница. Кажется, мне дали развод с полной конфискацией совместно нажитого имущества, пронеслось в голове. Ну что ж. Будем приспосабливаться к новым условиям нищенского бытия. Что у меня есть? Впрочем, почему я должна одна об этом думать. Я позвонила возмутителю моего спокойствия на дачу.
  - Дружок, кажется, меня только что выставили за дверь с голой задницей. Куда рванул мой Отелло, я не знаю, но, на всякий случай, соберись. И, будет лучше, если ты будешь где-нибудь на нейтральной полосе.
   Ещё один звонок соседям. «Прикройте, ребятки, моего приятеля если что». Через час я уже на даче.
  - Ну, что, солнышко, пойдем смотреть, какую богатую невесту тебе удалось отхватить. Покажу тебе свою собственность. Вот это и все, что я нажила за семнадцать лет безупречного служения в замужестве. – Мои десять соток.
   Огород, благодаря папиному усердию, колосился будущим урожаем. Ни одного сорнячка залетного.
  - Так что? Берешь меня такую? Голодранку?
  - Беру.
  - У меня, действительно, нет ничего.
  - Мы построим здесь домик и организуем ферму по выращиванию гусей.
  - Почему же сразу гусей? Мне кажется, я еще и крестиком могла бы вышивать.
   Мы стояли среди зеленых помидоров, и наши мечты о будущем были так же зелены и незрелы, как и эти помидоры. И великолепный вид с высоты холма, на котором мы так весело грустим о будущем. Мишка, у нас все получится! Правда, мы понятия еще не имеем, есть ли у нас оно, это будущее, вообще.
   Решаем никуда в город не ехать. Вечером заберу дочку из школы и опять сюда. Опять затеяли шашлыки с соседями.
  - Очень милый человек твой друг,- тихо говорит мне в сторонке сосед.- И хозяйственный такой. Сам вызвался помочь мне, когда я с рамами возился. И так споро у него это все получается. Да, Ирин, тебе бы такого мужика в хозяйство.
  - Молчи, Царевич, не трави душу.
  - Что муж?
  - А пес его знает. Кажется, я уже не замужем. Жду грозы и бракоразводного раздела имущества. Не знаю, ей богу, не знаю, на каком свете нахожусь. Ехать домой боюсь. И здесь ждать развязки тоже тошно.
  - Если что, заступимся. Да и отец здесь. Детей полон дом.
  - Ладно тебе. Что есть, за то и ответ держать буду.
   Спускаюсь с крыльца. Миша спиной ко мне в куртке, накинутой на  плечи. Как же хорошо! Он рядом. Интересно, о чем думает?
  - Странное чувство такое… Ничего не знаю, что будет дальше, а вижу тебя - просто идешь мимо, - и такое тепло по всему телу разливается. И мысль: «Как же я люблю эту женщину!» Мне так хорошо с тобой.
  - Мне тоже с тобой очень хорошо. Не хочется ни о чем плохом даже думать. Приложится как-нибудь само.
   Я ждала, что муж все-таки приедет. Но он так и не нарушил нашего уединения. Ну, теперь все равно думает обо мне самое худшее, терять мне нечего. Я осталась еще на одну ночь. Если бы так было всегда. Но, наверное, это последняя в нашей с ним жизни ночь.
  - Тебе надо будет уехать завтра.
  - Ты меня гонишь?
  - Нет, но так надо.
  - Хорошо, я уеду.
  - Я отвезу тебя с утра на вокзал. Ты возьми билет на вечерний поезд. Я встречусь с мужем – он звонил, что надо увидеться, и перезвоню тебе, договоримся, как и где пересечься.
  - Хорошо.

   Неожиданно вместо ожидаемого разноса за нравственное падение я получила от мужа предложение, скорее, приказ, поехать всей семьей на отдых в Турцию.
  - Твой друг уехал?
  - Да,- не моргнув глазом, соврала я.- Отвезла утром на вокзал. Должен был уехать.
  - Ну и ладненько,- легко проглотил желаемое лакомство муж.- На дачу едем?
  - Конечно!
 « Я уже освободился»,- прожужжал мой телефон.
  - Кто это тебя? – насторожился он.
  - Мне к Елене Прекрасной на процедуру пора. Спрашивает, успеваю ли. (Где только я так врать научилась?)
  - Встретимся вечером.
  « Ты меня чуть было не рассекретил!»
  « Ты где?»
  « Садись в метро. Я буду ждать тебя наверху на «Бекетова»».

  - Ленусь, тебе придется отрабатывать мое алиби. Сегодня мы весь день будем с тобой. Кстати, нашла тебе такого жениха в Москве, что какой там Леша или Витек! В сторону, чтоб не мешали. Будем Федю окучивать.
  - Федя? Боже, какое имя!
  - Имя ерунда. Там такой мальчик… Слушай, а чего, собственно, я тебе его отдаю? Я же не сегодня-завтра сама побираться в поисках нового мужа пойду. Так я лучше за такого, как Федя, замуж пойду. Нет, Елен, пожалуй, за Федю я тебя сватать не буду.
  - Ирка-а-а-а!
  - Да тебя еще образовывать и образовывать, чтоб ему понравиться, надо. Знаешь, какие львицы вокруг него крутятся. Так что, подружка, давай. Готовься к поступлению в институт. Иначе, плакали твои надежды на счастье в личной жизни. На, держи, это тебе,- я протянула ей диск с Федиными фотографиями.
  - Так у меня же нет компьютера.
  - У меня есть и обычная фотография.
   Подружка уставилась на изображение:
  - Ничего себе!
  - Что, хорош?
  - Не то слово…
  - Ладно, бери его себе. Я пока Мишей удовольствуюсь. Кстати, вот и он. Знакомься.
  - Ирин, я не сказала тебе сразу. У меня с ребенком проблема. Какая-то киста в коленке. Ты не на машине?
  - К сожалению, нет. Муж конфисковал только что, чтобы с любимыми не колесила по злачным местам.
  - Жаль. А вы не сходите со мной?
  - Конечно! Нам все равно до вечера приткнуться негде.
   По пыльному асфальту, через рельсы трамвайных путей по неметеным дорожкам больницы. Не привыкшие к долгой ходьбе ноги к обеду украсились набрякшими мозолями. Проблемы, вроде бы, улажены. Ничего опасного нет. Еще столько времени впереди. Но ноги идти отказываются. Сели в кафе супермаркета.
  - Ребята, я вам не мешаю? Такие счастливые сидите.
  - Что ты! Сейчас мы еще и Феде позвоним. Пусть нам компанию составит. «Федь, привет, мы тут в кафешке сидим, тебя вспоминаем. Вот трубочку хотим Леночке дать».
   Трубка затрепетала от волнения.  Знакомство состоялось.
  - Лен, надо срочно фотографию сделать, показать тебя жениху. Так что давай, не затягивай.
   Между салатом и десертом живописую подружке приключения своих последних дней. Виновник всех моих передряг сидит тут же и счастливо улыбается.
  - Ирк, тебе при таком богатом  муже давно надо было свое дело открыть. Была бы независимой, уверенной в себе.
  - Солнце мое, меня заставить работать может только крайняя нужда. Я патологически ленива.
  - Тогда открой салон, я пойду к тебе со всей своей клиентурой. Еще и лучших специалистов в городе приведу. Ты, главное, деньги на это у мужа вытребуй.
  - Допустим, открыла, подожди. Но тут же с самого начала проблемы – помещение, оформление, ремонт и т.д., и т.п.- я сникну на первом же километре этой дистанции. Мне уже здесь костыль нужен. Миш, возьмешься?- и мы с подружкой уставились в упор на моего приятеля.
  - С удовольствием.
   И, выключив меня из своего диалога за ненадобностью, молодежь начала бурно строить планы выгодного пристраивания капиталов моего мужа во имя нашего общего процветания. Они уже построили и оборудовали все по высшему классу. У нас ведь будет VIP-клиентура! Наняли лучших мастеров и расположили  их сердца к себе навечно высокими заработками. Миша- главный администратор, Лена- ведущий мастер, я, так и быть, директор всего этого разврата.
  - Миш, красивые тетки вокруг, девочки наманикюренные. Как ты устоишь? Уведут ведь тебя у меня.
  - Они обзавидуются. Мы будем такой парой, что все лопнут от зависти. Я буду работать ради тебя. И никто из них мне на фиг не нужен.
   Почему я этому верю?...

   «Марш славянки», и поезд медленно трогается с места. Мишка в последний миг заскакивает в вагон, смаргивая вдруг подступившие слезы.
  - Что же они, гады, делают! И так сердце на части рвется.
  - Миша, я не сказала тебе. Мы переезжаем в Киев.
  - В Киев?!
  - Мужу предложили работу. Он забирает нас с собой.
   

  - Я взял путевки в Турцию. Через четыре дня летим из Киева.
  - Почему из Киева?
  - Сказали, что так лучше. И самолеты лучше, и аэропорт не то, что наш колхоз. Так что давайте, соберите, что там нужно в дорогу. Поедем на своей машине. Наверное, в ночь.
   Панически боюсь самолетов. Не нужен ни отдых, ни страны заморские. Мне бы по земле, по земле, ползком, ползком. Ну, в крайнем случае, на машине. И, чтоб я за рулем, так спокойнее.
  - Миша, я не хочу никуда лететь, мне страшно, мне кажется, что-нибудь обязательно случится. Я не хочу с ним никуда ехать, я хочу быть с тобой, в Москве.
  - Я не скоро тебя в Турцию смогу повезти.
  - «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна».
  - Позвони мне, когда будешь на земле.

   Сумасшедшее солнце июня. Выжаривает всю дурь из головы. Я порхаю. Кажется, никогда не было так легко и хорошо. Муж совершенно не замечает нашего непрерывного с Мишелем диалога. Он не доползает до пляжа, оставляя свое тело жариться возле бассейна. Я убегаю к морю. Там мы с телефоном одни. И все время на проводе он. Мое одиночество не остается незамеченным. Я постоянно в центре внимания любвеобильных жителей жаркой страны. «Дэвушка, это ваш сын?! Какой фигура тебе остался красывый. Маладой такой». «Это любовник у меня молодой»,- смеюсь в ответ, воодушевляя нежданного кавалера на активное проявление чувств. Я ещё так плохо знаю эту чудесную страну с её такими красивыми мужчинами. Мы все для них «Наташи». Все до одной. Но почему-то не обидно, а весело.
   Яхта рассекает гладь моря. Мы, пестрая смесь из немцев, турков и русских, разбредаемся по палубе, занимая матрасы, облачаясь в купальные костюмы. Двадцатилетняя фрейлин, сидевшая напротив нашего семейства, смело разоблачилась по пояс. Мой онемевший от неожиданности отпрыск  замер на мгновение и натянул свои бриджи обратно. Чуть позже, он экспроприировал мой телефон и спустился на нижнюю палубу общаться с родиной. «Только не очень вчитывайся в то, что будет приходить мне по почте»,- попросила я его.
  - Как дети малые,- откомментировал он, возвращая мне аппарат спустя некоторое время. Я заглянула в «сохраненные» и обомлела. Мишу несло. Полный сеанс телефонной эротики, местами переходящей в откровенную порнографию.
  - Ты что, отвечал ему?
  - Совсем чуть-чуть, пока не понял, что это не со мной разговаривают, а с моей родной матерью.
  - Ну и?
  - Да, что я маленький? Мы в это еще в девятом классе наигрались.
  - Ладно, ты ничего не видел и не слышал.
  - Фигушки! Я тебя шантажировать буду!
  - Сколько угодно! Только бесполезно. Я бедна, как церковная мышь. И мне плевать на репутацию. Почему-то плевать.
  - Да-а, на тебе не заработаешь.

   Мы поднялись на палубу, где возлежало остальное наше семейство. Немочка прельщала окружающих непосредственностью своих роскошных грудей и небритых подмышек. Мой ребенок, отказавшийся раздеваться наотрез, лег на живот и заснул, переваривая в очередной раз мамину неверность.
   - Оставь в покое сына. Не всем дано мужество стойко переносить подобные искушения,- остановила попытки мужа стянуть с него штаны.

   Нега, безделье, тупое подсчитывание поглощаемых калорий. Отдых для сытых и праздных. Как ты там без меня, мой мальчик? Мне так тебя не хватает. Твоих рук, твоих губ, твоего восторженного взгляда, твоей готовности быть для меня и всем, и никем, если только мне это потребуется. Он уже решил, что должен быть рядом со мной, он настаивает на этом. «Но в роли кого?!!» Я хочу, чтобы он был рядом, мне нужно ощущать его тепло, дыхание, желание. Я только не знаю, что со всем этим я буду делать. Как это все я впишу в свою перегруженную персонажами жизнь. Звонки все чаще, все настойчивее. Он добивается моей взаимности одними только звонками. Как же, должно быть, я одинока, что поддаюсь на это.
  - Миша, хорошо, ты приедешь. Я согласна. Но скажи, кем ты видишь себя возле меня? У меня семья, муж, дети. Я еще ничего не меняла. Никуда не уходила. На какую роль ты готов согласиться?
  - Я готов на любую роль, лишь бы быть рядом с тобой. Мужем, любовником, другом, нужен раб, я буду рабом, нужен коврик, я лягу у порога, буду ковриком. Не захочешь общаться со мной, просто буду жить в одном городе с тобой и знать, что ты где-то рядом.
   Я разомкнула связь. Часто ли я слышала такие слова? Слышала ли я что-либо подобное хотя бы раз в своей жизни? Молодость щедра на чувства и на не подкрепленные исполнением обещания. Но мы уже немолоды с тобой. Я еще не знаю, люблю ли тебя, но уверена, что не хочу тебя терять. Не хочу с тобой расставаться. Хочу быть с тобой. Я набрала его номер телефона:
  - Миша, я замуж за тебя хочу…
   На том конце провода странное молчание.
  - Почему ты молчишь?
  - Я плачу…


   В аэропорту после регистрации мы с мужем долго портили друг другу настроение. Попытка купить себе что-нибудь из парфюмерного изобилия, закончилась тем, что я в сердцах вышвырнула из корзины все, что так тщательно отбирала, пытаясь привести в согласие свои потребности и его финансовые возможности. Псих пробил в ответ на недовольное ворчание. Любимый вспомнил, что такой же флакончик видел в нашем аэропорту только на пять долларов дешевле. Больше в этом магазине мне ничего не захотелось. Вернулась к детям, скучающим возле чемоданов. Всплакнула себе под нос. Минут через двадцать подошел муж и  радостно продемонстрировал купленную двадцать первую футболочку с пуговками, по цене переплюнувшую мою некупленную корзинку с косметикой. «Какого я с ним живу?»- подумала с досадой. «Ты обиделась на папу?» Да я его разорвать готова!
   Объявили посадку. В самолете предлагают алкогольные напитки, но мы уже готовим себя к ночному броску. Наша машина поджидает нас на стоянке возле аэропорта. Кто-то должен быть абсолютно трезв. Кто? Мы так и не решили, поэтому не пьем оба. Перенести перелет на трезвую голову? Хорошо, что летим не на Бали.
   Бодрее по приезде оказалась все-таки я. Муж легко уступил мне право вести машину. «Я буду развлекать тебя разговорами, чтобы ты не заснула»,- пообещал он. И мы помчались навстречу рассвету.


  - Ты мне все-таки скажи…
   Мы проехали уже вполне приличное расстояние в тишине, когда он решился спросить о том, что, видно давно не давало ему покоя.
  - …зачем приезжал Миша?
  - Хотел посмотреть, как я живу.
  - А вот эти твои поездки в Москву. Что это вообще было? Зачем это нужно?
  - Я встречалась со старыми друзьями, одноклассниками, учителями. Много лет прошло. Я же практически не выезжала пятнадцать лет, разве что, к твоей матери или к  крестному. Захотелось расширить круг общения.
  - Ну и как, расширила?
  - Вполне.
  - А кто будет следующий после Миши?
  - Вообще-то, я всех приглашаю, к кому приезжаю.
  - А меня не хочешь спросить, как я к этому отнесусь?
  - Ты всегда отличался гостеприимством. Я даже, помнится, твою бывшую возлюбленную у себя в доме принимала. И, даже потом выяснилось, не бывшую.
  - Так ты мне что, Мишей отомстить решила?
  - Ничего я не решала. Он просто приехал и все.
  - И сказал тебе, что любил тебя всю свою жизнь, что любит до сих пор, пронеся это чувство сквозь годы и скитания,- пафосно произнес муж.
  - Да, смешно. Похоже на бразильский сериал. Только смеяться почему-то не хочется.
  - Ну, а что же он тебе говорит?
  - Говорит, что любит, что любил всю свою жизнь…
  - Вот видишь…
  - Что рассказал обо мне жене, что ушел из семьи, что собирается переехать жить в тот город, где буду жить я.
   Я замолчала, не зная, как произнести то, что, была уверена, должна произнести именно сегодня.
  - Я не понял, ты собираешься поселить его рядом с собой?
  - Нет, я собираюсь выйти за него замуж.
  - Ты? Замуж? За него?!
  - Да, я хочу выйти за него замуж,- повторила я твердо.
  - Я или что-то не понимаю, или ты говоришь абсурд. Вы что трахались?
  - Нет. Но он собирается переехать и жить рядом со мной. А тогда мы в рамках дружбы не удержимся. Не хочу ставить тебя в глупое положение рогатого мужа. Ты хороший человек. Как бы то ни было, мы прожили много лет вместе, я уважала и уважаю тебя, мои чувства к тебе остались теми же, что и до встречи с Мишей. Но устоять я не смогу. Я хочу жить с этим человеком. И не хочу больше жить с тобой.
  - Подожди, я понимаю, ну, встретились. Всколыхнулось, разбередило душу. Старая любовь. Вернулись чувства…
  - Я его не любила. Я не знаю, любовь ли это сейчас. Но я хочу быть с ним, потому что он меня любит. Я не знаю, на сколько меня хватит, на год, два, три. Но я хочу пусть даже на такой короткий срок почувствовать себя любимой и желанной. Ты не дал мне этого. Я устала, Гена, быть ненужной тебе.
  - Но ты нужна мне!
  - Чушь! Я в твоем доме старый комод, к которому ты настолько привык, что перестал замечать. Ты никогда не интересовался, чем я живу, что у меня болит. Ты равнодушен к тому, что происходит в моей душе. Ты живешь в своем мире и не считаешь нужным приоткрыть его для меня. Тебе неинтересно, что я думаю, что чувствую, когда тебя нет, когда ты уезжаешь. Раньше я очень страдала из-за этого, потому что любила тебя очень сильно. А потом стала приучать себя жить без тебя. Тебя никогда не было дома, когда ты был нужен мне. Я находила себе занятия, друзей, только чтобы заполнить эту пустоту. Мне казалось, еще чуть-чуть, и ты заметишь, что рядом с тобой все эти годы жила замечательная женщина, вырастившая тебе таких прекрасных детей. Я не дождалась этого. Я устала ждать. Теперь я просто хочу уйти и построить свою жизнь по-другому. Я не хочу больше добиваться ничьей любви. Не хочу доказывать никому, что стою этой любви, я просто хочу быть любимой и всё!
  - Но я люблю тебя. Может, я не говорю об этом, но люблю.
  - Об этом не надо говорить вообще. Это видно из отношения. А оно…да нет у тебя никакого ко мне отношения. Говорю же, я для тебя предмет мебели. И не нужен, и выбросить хлопотно. Я ухожу от тебя.

   Я все-таки это сказала.
   И это, и многое другое. Все, что наболело, все, что вызревало годами. Все, о чем многие годы писалось в дневники и пряталось подальше, чтобы не быть никогда прочитанным. Я берегла его от своей боли, которую он же мне и причинял. Берегла, потому что боялась потерять его. Но потеряла себя. В этой бесконечной борьбе за его любовь я растратила все силы собственной души. Опустошила себя. И такая встретила своего ангела-спасителя. В обличье своего старого верного друга, посланного мне небом во спасение…


                *         *         *

  - Уф!- Элен откинулась на спинку кресла и шумно выдохнула воздух,- это все?
  - Нет, конечно. Это то, что я успела написать здесь.
  - Я так понимаю, что это уже книга?
  - Скорее, попытка.
  - Совсем другое. Не так, как в дневниках. Там ты другая. А вообще интересно, как ты себе свою книгу представляешь – это новеллы, рассказы или единое целое?
  - Честно говоря, весьма смутно представляю, во что выльются мои попытки. Уже сейчас вижу, что тот текст, которым я хотела предварить дневниковую прозу, может просто не вписаться в неё и продолжать параллельное шествие. Содержание  дневника мне бы хотелось оставить таким, как он есть. Потом эти многочисленные письма, сообщения из мобильника, инетовская почта – это же отдельная проза. Начни я вмешиваться в содержание или переводить её в форму диалога, и это будет уже художественное произведение. А я не уверена, что это мне по силам, во-первых, а во-вторых, хочется как можно больше оставить во всем этом присутствия реально существующих людей, которые это писали, думали, чувствовали. Это не столько моя книга, сколько соавторство людей, которые жили рядом со мной, откликались на мои чувства или игнорировали меня. Но они жили, дышали, творили, наконец. Получился некий коктейль из эмоций, рефлексий, страстей. Что выйдет из моих попыток собрать это все воедино, честно, даже никаких предположений у меня нет. Посмотрим.
   Она забирает мою очередную тетрадку в обмен на принесенные прочитанные и, уходя, задерживается в дверях:
  - Ты только не прекращай. Пиши. Даже если тебе будет казаться, что ты пишешь для меня одной, пожалуйста, пиши для меня одной.
  - Для тебя одной. Хорошо.

   Я впервые наблюдала, как читается ею то, что я пишу. Меня удивляла скорость, с какой она возвращает мне мои дневники прочитанными. Я не успевала жить. Она следовала за мной по пятам. Тогда я погрузила её в свои записи пяти-, десяти-, а потом и пятнадцатилетней давности, но даже сквозь эти дебри она продиралась легко и изящно. Сколько бреда, сколько лабиринтов пришлось ей пройти, читая мои не вполне оформившиеся письмена. Я жила и боялась быть понятой превратно, поэтому лукавила сама с собой. Её осторожные звонки и вопросы издалека, часто ли бывало со мной то, о чем я так откровенно рассказываю. Часто! - Смеялась я в ответ. Это ты меня как специалист в области психиатрии спрашиваешь? Она признается, да, очень симптоматично, как же это можно было преодолеть? И возвращает мне мое кошмарное и запротоколированное прошлое со словами: «Это кажется невозможным, когда читаешь, но, когда закрываешь последнюю страницу, понимаешь, ты совершенно нормальный человек».
   Теперь она сидит в кресле перед экраном моего ноутбука и читает мою прозу у меня на глазах. Мне страшно смотреть в её сторону. Доступность её лица, на котором можно прочесть все сразу, обезоруживает меня. Я сегодня совсем не готова воспринимать какую бы то ни было критику в адрес своего творения. Это невыдуманное, это моя жизнь, и переписать её мне уже не удастся, как бы убедительно мне это ни начинали доказывать возможные критики. Даже подумать по-другому, чем думалось, когда это переживалось, я не смогу – ни умнее, ни глупее. Я выбрала говорить о себе правду. Обнажение делает меня беззащитной. Защитить же меня сможет только глухота к тем, кто попытается этой беззащитностью воспользоваться. Я выбрасываю в мир свое творение и покидаю этот мир навсегда. Но сейчас я имею возможность наблюдать за ней. И ничего не могу понять. Она напряженно смотрит на экран и листает, листает, листает…
  - Уф!... Это всё?...

                *        *        *


  - Я все ему рассказала. Представляешь? Все! Я поверить не могу.
   Мы уже час говорим по телефону. Все, можно не прятаться. Все теперь явно. В одном я слукавила, я не призналась в измене. Её не было. Пусть он думает именно так. Мне неведомо, что будет дальше. Я оставляю себе пути к отступлению.

  - Я никогда не мог даже допустить, что ты можешь уйти. Это такой удар для меня. Теперь слушаю тебя и понимаю, что это должно было случиться. И неважно кто, это мог быть и Миша, и Вася, и Петя,- кто угодно. Я был непростительно глух и слеп, я не замечал всего этого.
  - Нет. Ни Вася, ни Петя, ни кто другой не могли появиться в моей жизни с тобой. Это мог сделать только человек, которому я бесконечно доверяю. Ему я верю. Я слишком хорошо его знаю.
  - Но ведь прошло столько лет!
  - Это не имеет значения. Я приехала и встретила того же человека, от которого ушла много лет назад к тебе. И хотя у него была совершенно неведомая мне жизнь, внутри он остался прежним. И он любит меня. Мне этого достаточно. Теперь мне этого достаточно.
   Муж потерянно смотрит на меня. Я давлю в себе жалость. Нет. Я приняла решение. Никакой жалости. У меня нет запасной жизни в кармашке, чтобы одну, эту неудавшуюся с ним, подарить ему.
  - Я уже ничего хорошего от жизни с тобой не жду. Все, что можно, я для тебя уже сделала. И, поверь, моё к тебе отношение осталось прежним. Ты самый достойный человек из всех, кого я встречала. Но мне нужно другое. Мне нужно чувствовать себя нужной, любимой. Я устала от неразделенности чувств, от своей тебе ненужности. Ты перерос меня, тебе стало неинтересно. Я столько лет пыталась пробить эту стену. Быть хоть чем-то тебе полезной кроме как удовлетворять насущные нужды - готовить, стирать, убирать. Мне многое по плечу, и тебе ли было не знать этого. Но ты всегда держался от меня на расстоянии. Ты учился, а я тайком листала твои книги, чтобы не отставать от тебя.
  - Ты дала мне этот толчок. Я всегда признавал, что если бы не ты, я вряд ли стал бы тем, кем стал. Ты всегда верила в меня и помогала мне своей верой…
  - Похоже, это единственное, что у меня получается. Вдохновлять. Пусть мое умение еще раз послужит во благо. Только другому человеку. Кто это оценит. И с кем рядом и я смогу попробовать реализоваться.
  - А дети? Что мы скажем детям?
  - Старшие дети в курсе.
  - Ты им сказала?!
  - Они просто в курсе, что у мамы есть друг.
  - Но ты ведь собираешься жить с ним? А как же наш переезд?
  - Я не поеду с тобой. Мы с детьми останемся в Х-ве. Для всех наших знакомых все останется по-прежнему. Твоя репутация не пострадает. Все будут считать, что ты поехал определяться с работой, квартирой и прочее. Мы доучимся в школах. Сыну поступать в институт в следующем году. Захочет, поедет к тебе. Нет, останется здесь.
  - Но я не хочу, чтобы в моем доме, рядом с моими детьми жил чужой мужик,- вдруг сорвался муж.
  - Я не собираюсь селить его в твоем доме. С детьми. Этот человек будет жить со мной, а не с моей семьей. А свою личную жизнь я афишировать не собираюсь.
   Мы обсуждаем мои планы на будущее, даже не осознавая абсурдность такого обсуждения друг с другом. Ни раздражения, ни агрессии, ни злобы, ни обиды. Похоже, не так уж хорошо я знаю своего вдоль и поперек изученного мужа. Что это? Самообладание? Растерянность? А может, облегчение? Может я, наконец, освободила место, на которое уже давно есть претендентка? Но впервые подобная мысль не смущает моё ревнивое воображение. Я уже ушла. Я всерьез поверила, что могу уйти от него. Осталась самая малость – сделать это.

    Обо всем этом я спешно делюсь с Мишей, прячась от лишних свидетелей на балконе. Мы уже приехали. Я гнала машину с сумасшедшей скоростью.
  - Давай, я поведу, ты не в себе.
  - Не в себе ты, я-то с этим уже два месяца живу, а тебе только-только услышать пришлось. Так что, извини, но машину тебе не доверю. Мне моя жизнь теперь дорога.

   Дети, крепко спали на заднем сиденье.
  - Ты что, мама, кто спал?! Я при первых же твоих словах проснулся. А дальше уже только дурак спать будет. Пропустить такое!
  - Ну, и как ты?
  - Да жалко папу! Я только сейчас понял, как я его люблю. И малого жаль. Мы-то с Катюхой уже выросли, как-нибудь справились бы. Но Серега… Совсем еще малыш. Как ему сказать об этом.
  - Не трави душу. Самой тошно. Но, что не осуждаешь, спасибо.
  - Чего осуждать-то. Всякое бывает. Я же видел все.
  - Не говорите малышу ничего. Пусть для него все будет по-прежнему. Просто папа уехал на заработки в столицу. Слава Богу, никто не умер. А там все как-нибудь наладится.
                *
   Мы ходим по комнатам своей квартиры, натыкаясь друг на друга. Куда-то отложены все дела и встречи, намеченные детьми и мужем накануне. Меня начинает тяготить их присутствие. Я хочу уединения, а вынуждена уворачиваться от направленных на себя взглядов. Столько в них тоски и печали. Да что же вы меня хороните раньше времени? Я живая, вы живые. Не расстаемся пока. Вот она я, вся еще пока здесь. Ночь. Мы лежим в одной постели. Совсем не слышу дыхания мужа, он не спит. Тягостное молчание. Чувствую, он не может даже прикоснуться ко мне из страха быть отвергнутым. Жалость, сострадание,- я не предполагала, что моё решение будет воспринято как удар. Его как-то невзначай брошенная реплика в гостях у наших приятелей, когда зашел разговор об изменах и реакции на них : «А я своей пожму руку и скажу – спасибо за совместно прожитые годы»,- засела у меня в голове и не вызывала сомнения, что именно так все и случится. Я ждала, что меня в лучшем случае выставят за дверь с чемоданом без всякого желания выслушивать мои объяснения. В худшем – выставят без чемодана. Но я не рассчитывала встретиться с пониманием. ОН ПОНЯЛ МЕНЯ! Человек, которому никогда не было до меня никакого дела, вдруг принял полностью мою сторону и осудил себя. Это казалось невозможным. Неужели мне удалось достучаться до его сердца? Неужели, чтобы наконец  достучаться, надо было уйти? Поздно!.. Поздно. Я не хочу оставаться. Все равно не хочу оставаться. Но я не хочу пренебрегать им. Он все ещё мой муж. Я не отвергаю его. Я хочу его. Мы так и не уснули этой ночью…
   Ночь окрылила его. Он понял, что сказанное мною накануне может быть не более чем моим блефом. Почувствовав это, я запаниковала. Нет, ещё одной ночи с ним я, пожалуй, не выдержу. Бежать! Бежать, или жалость к нему скуёт мою волю и лишит меня решимости идти до конца. А я не хочу оставаться с ним ни секунды. Хочу другой жизни.

   Неожиданный приезд в этот день племянницы подхлестнул меня к действию.
  - Люсь, ты от меня куда дальше?
  - К сестре, в Москву.
  - Очень кстати. Я встречаю тебя на вокзале и в Москву едем сразу только вместе.
  - Ириш, а что случилось?
  - Ничего, замуж выхожу. С тебя платье. Самое лучшее в твоем салоне. Хочу, чтоб и свадьба, и платье. Всего того, чего в моей жизни никогда не было. Хочу-хочу-хочу!
  - Ирк, ты что, с ума сошла?!
  - Возможно. Но, кажется, только сейчас его обретаю. Ладно, подружка, приедешь, расскажу подробнее.
                *
   На вокзал приехали вдвоем с мужем. Он покорно следовал за мной по пятам, хотя единственным моим желанием было, чтобы его рядом не было. Меня тяготил его потерянный вид. Угнетали разговоры о необходимости хорошо все взвесить и не рубить с плеча. Я понимала, он прав. Но если я все взвешу и хорошо подумаю, я вернусь к своим кастрюлям и грязному белью и уже никогда больше не сделаю даже попытки что-то изменить в своей жизни. Мне просто больше никогда не позволят даже выглянуть в окно. И я решила идти до конца. Он должен поверить, что все это не понарошку, а всерьез. Что меня в его жизни больше не будет. И что ему придется смириться с этим.
   Идти до конца. Я смогу.
  - Знаешь, я ведь приняла решение уйти от тебя до того, как ты решил оформить доверенность на меня - на все имущество, на счета в банке. И тогда у нотариуса я сидела и думала, как же искушает меня провидение, давая в руки все твое состояние в тот момент, когда я уже поняла, что жить с тобой не буду. Представляешь, вот так сгребла бы по-тихому все твои денежки и поминай, как звали.
  - Ты могла бы такое сделать?
  - По-твоему, я стала бы тебе об этом рассказывать? Если бы могла, просто сделала бы и все. Так, предупреждаю на будущее. Я же не знаю, в чьи руки ты попадешь, когда меня рядом не будет. Вот и советую, остерегайся. Не все женщины такие дурочки, как твоя жена. Воспользуются твоей доверчивостью - и глазом не успеешь моргнуть.
 
   Поезд, доставивший Людмилу в мои объятья, прервал нашу беседу. До отправления состава на Москву оставалось каких-то полчаса.
  - Ты готова ехать дальше?
  - Как скажешь. Странненько это как-то, но мне этот экстрим нравится.
  - Давай паспорт.
   Муж побежал в кассу за билетами с нашими паспортами. Интересно, вернется? Я не прекращала дивиться великодушию своего благоверного, но в сердце уже прочно восседал другой. Возможно, менее достойный, но задумываться не хотелось. Когда я выходила замуж за своего, меня тоже никто не понял. Получилось же. Вот и из того человека сделаем. Главное, лямур.
    Билеты на руках, мы прыгаем в вагон и, не оборачиваясь на оставленных на перроне, я устремляюсь в неизвестность.
                *
   Опять московский вокзал, сутолока, толчея, давка. И мое чудо на перроне.
  - Слушай, это он?- вполголоса шепчет Людмила, толкая меня в бок.
  - Он, он.
  - Никакой фантазии у тебя, мать. Он копия твоего мужа, только в молодости.
  - Мой муж не так стар, между прочим.
  - Ну, я так, вообще.
  - Привет, знакомься. Это моя племянница. Она пообещала мне платье на нашу свадьбу. Ты еще не передумал?
  - Ты когда сказала мне по телефону, что хочешь замуж за меня, не поверишь, я упал с мешков с товаром, где сидел. Подумать только, женщина, о которой я не смел даже мечтать, чтоб когда-нибудь встретиться, согласилась выйти за меня замуж. Передумал. Скажешь тоже!
  - Ты не очень-то меня и уговаривал. Я сама так решила. Хочу жить с тобой.
  - Я ушел из семьи. Живу вторую неделю один на той квартире. С ними не общаюсь. Не хочу.
  - Нет, к тебе поедем после. Сейчас повезем Люсю к сестре. Буду начинать знакомить тебя со своей родней.
   Легко, свободно, запрещая себе даже думать об оставленных дома несчастных муже и детях, парю в небесах обожания и беззаботности. Все еще очень далеко от меня и от него. Еще никто не приблизился к нам настолько близко, чтобы мы почувствовали враждебное дыхание. Нас окружает только любовь и приятие. Об остальном позаботится время. И об остальных тоже. Мы наивно строили планы - надеялись, что нас поймут, так по-детски прятались от наступающих грозовых туч. Какие тучи? Над нами, где бы мы ни были, расступались облака, и светило солнце. Так не бывает? Но именно так и было! Мы разгоняли своей верой в то, что имеем право любить друг друга, тучи над головами. Только бы хватило этой веры.
                *

   Зачем он рассказал своей жене обо мне так?
   Зачем не оставил никакой надежды на то, чтобы мое имя не трепалось в разговорах и злобных выкриках в пространство с проклятиями и ненавистью к нам обоим?
   Ему не надо было говорить ей о том, что мы решили жить вместе после того, как переспали. О том, что мы переспали, не надо было говорить вообще! Он нарушил главное моё условие, поставленное в первый мой приезд – никогда и никому ничего не говорить. Он все рассказал. Ей с этим теперь жить. Пусть бы тешила себя иллюзиями, что все можно вернуть на круги своя. Он не распространялся  о своих любовных приключениях, хотя их было в его жизни предостаточно, но зачем-то рассказал обо мне, наградив меня в её глазах ореолом легкомысленной распутницы, легко соблазнившей её мужа и разрушившей семью.
   В её больном воображении разыгрывались картины сексуального беспредела. «Секс единственное, что мы с ней еще не испортили», - откровенничал он во время первых наших встреч. Значит, все ещё может вернуться к началу, помнится, думала я при этом. Что чувствует эта обманутая женщина, какой силы ненависть ко мне сейчас переполняет её душу, мне ли этого не знать. Я прошла через это и единственное, что служило тогда хоть каким-то утешением, это упорное отрицание мужем всего даже под напором неоспоримых доказательств неверности. Мудрая Муся, большая ей благодарность за науку, когда-то безапелляционно вбила мне в голову убеждение неправомерности правды там, где она убийственна для одного из двоих. «Нельзя, нельзя признаваться. Ему или ей с этим жить и после того, как ты давно простишь себе этот грех. Отрицай, даже когда прижмут к стене. Даже если застанут в одной постели – не признавайся! Телевизор смотрели! Не нужна эта правда, если есть хотя бы один шанс из тысячи, что ты можешь остаться». Он рассказал все. «Ты целовал её?! Ты ласкал её?!! Её, потаскуху!!!». И потаскуха – это я в её глазах. Мне должно быть всё равно, что она обо мне думает. И мне все равно. Мне только не все равно, что она в отместку может предпринять, на какие отчаянно глупые и жестокие поступки способна обезумевшая от ревности и горя женщина. Я знаю это, потому что я тоже была ею.


  - Моя жена хочет встретиться с тобой.
  - Избавь меня от необходимости с ней встречаться, пожалуйста.
  - Она хочет о чем-то поговорить с тобой.
  - Я знаю дословно все, что она может мне сказать.
  - Звонила дочка. Жена сказала ей, что папа уехал в командировку и вернется нескоро. Потом взяла трубку она…
  - Оставь мне её телефон. Если тебе это надо, я позвоню. Но встречаться, уволь. Мне еще не хватало, чтобы мне прилюдно начали рвать на голове волосы и называть неприличными словами. Впрочем, нет, звонить не буду. Ну, не хочу я с ней разговаривать, и все тут!
  - Не звони. Мне это не нужно…


    Голос в трубке телефона низкий, приятного тембра, это слегка удивило неожиданно возникшим во мне расположением к моей собеседнице. Воображение нарисовало дородную красавицу, похожую на актрису, сыгравшую роль в «Тихом Доне».
  - Светлана?
  - Да.
  - Вы хотели поговорить со мной. Я Ирина.
  - Здравствуйте. Да, хотела…
  - Тогда как мы поведем с вами разговор – я начну первой, или вы выскажете мне все, что  хотели?
   Вопрос-провокация. Если она начнет первая, я пропала! Услышав все то, чего я, по её мнению, заслуживаю, я буду раздавлена. Даже знание причин её ненависти ко мне не сможет оградить меня от боли, которую причинят её слова.
  - Ну, мне, пожалуй, было бы интересно послушать, что же скажете вы, - услышала я в ответ и возликовала. Теперь-то я сумею обратить всю неуместную на сегодня правду о наших с Мишей истинных отношениях во благо себе. Я запутаю их обоих. Ни он, ни она не должны иметь возможности манипулировать мною.
  - Вы, надеюсь, в курсе, что я замужем?
  - Допустим.
  - Так вот, я не собираюсь разводиться со своим мужем.
  - Миша мне говорил совершенно иное. Что он разводится со мной и женится на вас.
  - Это говорит Миша. А я вам говорю то, что говорю. Я ничего не собираюсь менять в своей жизни.
  - Тогда зачем вы все это затеяли, интересно узнать. Зачем вы говорите ему, что выйдете за него замуж, если этого делать не собираетесь?
  - Возможно, он принял шутку за правду. – Слышал бы меня сейчас влюбленный Миша!. Но я сама ему об этом расскажу потом. – Света, мой муж очень влиятельный человек. Представьте себе, что вы жена генерала, а вам предлагается поменять его на рядового. Вы бы пошли на это?
  - Кажется, мне кое-что понятно.
  - У меня трое детей, я старше вас, и я не дура, чтобы всерьез помышлять о разводе.
  - Тогда объясните мне, зачем вам Миша?
  - Я знаю Мишу очень давно. Когда-то я его любила. Тогда это было невозможно, у нас слишком большая разница в возрасте. Мы расстались, но никогда он не был мне безразличен. На много лет мы потеряли друг друга из виду. Встреча сейчас оказалась серьезным испытанием. Разбередила чувства нас обоих. Но, поверьте, мы справимся с этим. Пожалуйста, наберитесь терпения. Не портьте отношения с ним. Ему надо иметь куда вернуться, когда все закончится. Дождитесь его. Я не собираюсь его у вас забирать. Честно говоря, его чувства вызывают у меня недоверие. Он производит впечатление человека, который не сумел найти свое место в жизни и очень страдает из-за этого. И хватается за меня как за соломинку. Мне кажется, я смогла бы ему помочь. Мы с мужем открываем свое дело, в котором Миша смог бы принять участие. Разве вам не хочется, наконец, перестать считать копейки его зарплаты. Света, я хочу и могу ему помочь. Если для этого придется уехать из Москвы, отпустите его. Он все равно будет ваш. Потому что мне он не нужен.
   Где ложь, где лукавство? Чем больше я блуждаю в своем монологе по дебрям фантазии, тем больше запутываю сама себя. Мне уже кажется, что и в самом деле никаких планов нашей будущей совместной жизни мы не строили. Я перескажу ему дословно весь наш разговор, только чтобы предупредить её рассказ о нем. Он, слушая её, будет помнить, что все это было моей игрой в слова, моим великолепно разыгранным стратегическим маневром, защищающим нашу любовь от ударов извне. Я пыталась защитить наше будущее маленькой, как мне казалось, ложью.
  - Теперь я готова выслушать вас,- сказала я Светлане. Интересно, чем она попытается меня уничтожить.
   На том конце провода явно испытывали некоторое замешательство, потому что тон, каким она начала говорить, выдал её неуверенность хрипловатыми тихими растянутыми звуками. Но постепенно голос обретал твердость, и вскоре стальные нотки грохотали мне в ухо, вопия гневом своей хозяйки.
  - …А почему, собственно, вы решаете за других, что для них лучше? Вы давно не видели Мишу и совершенно не знаете, что он за человек сегодня. Его все устраивало до встречи с вами. Он жил и ни в чем не испытывал неудобства. Вы приехали и, походя, разрушили все, чем он жил. Кто дал вам такое право? По какому праву вы пренебрегаете интересами нашей семьи. Его все устраивало и устраивало бы впредь. Вы кем самонадеянно считаете себя - царицей? богиней? - что сами решаете, казнить или миловать? Его все устраивало!
  - Вы правы, Светлана. Я считаю себя вправе вмешиваться в жизнь вашего супруга, потому что я царица и богиня. Для него, в его неустроенной жизни, во всяком случае, точно. И я люблю его и всегда любила, и то, какова его жизнь, мне далеко небезразлично.
   Я повесила трубку. Сказать больше – дать себя низвести с пьедестала. А я отныне решила играть именно эту роль. Роль Богини и Царицы.

                *
  Когда я поняла, что не смогу принадлежать только ему? Когда же это случилось? В ответ на слова, или все-таки впервые это почувствовало мое тело, не отозвавшееся на его ласки и затосковавшее по прикосновениям, к которым я привыкла. «Что происходит со мной? Ведь если уже сейчас из постели  любимого я хочу перебраться в супружескую постель, чтобы восполнить недодобранное с любовником, что будет дальше, когда неудовлетворенность будет накапливаться и вырываться раздражением и вспышками неприязни?» Начался отсчет дням сомнений и неуверенности в целесообразности радикальных перемен. Может, оставить все, как есть, совместив обоих мужчин в своем сердце? Какое кощунство! О какой любви я теперь имею право говорить? Я похотливая сучка. Не более того. Но ведь многие так живут и не мучаются угрызениями совести. Я тоже попробую. Если моему телу нужно, чтобы его делили и любили двое, я позволю ему этого желать…


                (продолжение следует…)













2006 год.
     10 апреля.

На занятиях по сальсе загрустила. Очень захотелось смыться незаметно домой. Пересилила себя и осталась. Дотанцевала без особого удовольствия. Толпа смущала. Захотелось уединения. Надо всё-таки раскошелиться на «индив» и решиться на посещение дискотеки. Поднять свой боевой дух.
Села за руль. Проехалась «своим» маршрутом. Меня опять тянет на старые места. Опять мучительно хочется встретиться. Окна темны, жалюзи задраены плотно и непроницаемо для моего выпрыгивающего из груди сердца. Разворачиваю машину и уезжаю, прекращая эту пытку. Хочешь увидеть его – просто приедь и зайди к нему. Зачем эта изматывающая игра в прятки с собственными чувствами.
Быстрая езда по ночному полупустому городу успокаивает и возвращает меня к себе. Оставляю машину на стоянке. В дороге застал звонок Ольги. Мы долго беседуем с ней по телефону. Машина давно на приколе, а я, перезванивая ей уж в который раз, возвращаю и возвращаю её к теме писания. Если в тебе есть эта боль, не отпускающая и не дающая тебе жить полноценной жизнью, попробуй выписать её на бумагу. Мне кажется, может получиться очень любопытная «проза». В конце концов, таких несчастных женщин, как ты великое множество. То, о чем ты попытаешься сказать себе, может отозваться в их душах. И ты, и они поймёте, что не одиноки в своих переживаниях. Тебе станет легче оттого, что ты выговорилась, им, что к этой проблеме можно относиться с юмором и не зацикливаться на ней. У тебя такой живой и острый язык, столько юмора, может, потому и дана именно тебе такая несправедливая судьба, потому что никто, кроме тебя, не смог бы написать об этом так, как умеешь рассказать ты. Посмотрим. Мне кажется, у Ольги получилось бы. И избавиться от своей проблемы, благодаря выписыванию её, и получить какое-то новое, неведомое, но такое увлекательное применение себе.
И всего-то – муж, припадающий к бутылке. А сколько копьев сломано. И какие две яркие личности – Ольга и Сашка – погружены в бесконечное и бесплодное противостояние. А ведь могли бы прекрасно договориться. ЕСЛИ БЫ ЗАМОЛЧАЛИ НА ЭТУ ТЕМУ ДРУГ ДЛЯ ДРУГА, только для книжки. Для других – таких же, как они сами, в одиночестве справляющихся и не справляющихся со своей бедой.

Разговор, наконец, закончен. Я размыкаю телефон и возвращаюсь в семью. Мне кажется, она мне поверила, что это сделать попытаться стоит. Подаренная ей мною тетрадь и ручка зовут: «Поделись с нами». Ни слова друг другу и в пространство – всё на её страницы мелким бисером.

Муж уже спит. Действительно, поздно.
Я вернулась из Харькова уставшая и полная противоречивых впечатлений. Мне бы пожить там подольше, но Киев возвращает к себе тоской и надеждой. Я уже срастаюсь с  этим городом и людьми, к которым успела привязаться и от которых жду чего-то нового для себя и своей будущей прозы.

А вечером опять была у его окон. Это - болезнь. Гоню от себя «правильные» мысли – тебе надо уйти и не возвращаться, чтобы навсегда его забыть и выбросить из своего сердца. Эти правильные мысли хороши для других – для меня неприемлемы. Пока сердце рвется наружу и стремится к нему, я не должна терять надежды. Чувства не могут остаться безответными. Особенно ТАКИЕ чувства, как у меня к нему.

Харьковский движняк увековечу, когда будут на это силы и настроение.
Сегодня вымотана дорогой, занятиями и грустными мыслями…

Был сон. Снились Юрка, Серега-американец – моя первая большая безответная школьная любовь. Во сне я, наконец, дождалась его любви. И это спустя двадцать шесть лет.  Я знаю, этот сон, увы, сбудется.
Летом я опишу, как это было. Когда встречусь с ними со всеми…