Колыбель чудовищ 1-5

КОЛЫБЕЛЬ ЧУДОВИЩ


Отчего всемогущий творец наших тел
Даровать нам бессмертия не захотел?
Если мы совершенны - зачем умираем?
Если несовершенны - то кто бракодел?

Омар Хайям


1

…Ее разбудил громкий, смутно знакомый звук, вторгшийся в сон назойливым комаром. Подняв голову со скрещенных рук, Аннет спросонья непонимающе уставилась на мигающий и пищащий на столе экран. Звук тревоги гулким эхом рассекал вязкую и, как всегда, гнетущую тишину блока интенсивной терапии. Сигнал исходил от монитора, установленного в дальней, «коматозной» палате. Судя по типу сигнала, не произошло ничего страшного – по крайней мере, ничего из того, что могло бы означать серьезную угрозу для состояния больного. Точнее, больной. Скорее всего, проблемы с контактом - датчик отошел, например. Такое иногда случалось. Устало вздохнув, Аннет выключила пиликающий по нервам звук, поднялась из-за стола и заспешила, насколько позволяла ей роскошная комплекция, к злополучной палате.
Еще до того, как открыть дверь и войти, женщина почувствовала неладное. Из-под двери тонким щупальцем протянулась ледяная струя, мгновенно обвившаяся вокруг ее ног. Как живая, подумала Аннет, и тут же, мысленно одернув себя, решительно распахнула дверь. Призрачный свет флуоресцентных ламп неохотно выплеснулся из коридора во тьму палаты. Аннет зашарила рукой по стене в поисках выключателя. Впрочем, и так было видно, что узкая больничная койка пуста; мерцание прикроватного монитора выхватывало лишь скомканное в изножье покрывало. Пациентка исчезла.
  Взгляд Аннет обратился к распахнутому настежь окну – источнику ледяного сквозняка. Жалюзи были сорваны, словно кому-то мешали; впрочем, они вполне могли помешать очнувшейся девушке выпрыгнуть из окна. Мало ли, что у нее осталось вместо мозгов после коматозного забытья. Могла и выброситься…
Аннет пересекла палату и боязливо выглянула в окно – мысленный взор уже рисовал ей распластавшееся на забрызганном кровью асфальте тело, но больничный двор, щедро освещенный фонарями и лунным светом, был пуст. Выжить после кульбита с пятого этажа девушка никак не могла, а если и смогла бы каким-то чудом, то покалечилась бы точно. И уж наверняка далеко бы не уползла. А это означало, что пациентка, очнувшись после трехдневной комы, сама освободилась от датчиков, зачем-то сорвала жалюзи, открыла окно, а потом спокойно проскользнула мимо поста спящей дежурной медсестры – то есть, ее, Аннет. Может, искала туалет? И бродит сейчас по темным этажам, как сомнамбула?
Дева Мария, ну это ж надо было заснуть так крепко на посту… Словно морок какой навели!
Причитая себе под нос, женщина выбежала из палаты и кинулась вниз, к дежурившему у выхода охраннику. Мимо него полоумная коматозница прошмыгнуть незамеченной никак не могла.
Если только не улетела через окно.

Полгода спустя.

За барной стойкой оказалось не так шумно, как в зале. И не так многолюдно. Рядом сидел лишь один парень в кожанке и черных джинсах, сгорбившись над своей выпивкой.  Молоденький бармен поставил перед Катей заказанный коктейль и вернулся в сияющую глубину своего алкогольного царства. Девушка с отвращением покрутила между пальцев соломинку – на самом деле пить ей больше не хотелось. Возвращаться к своей компании, пьяно горланившей за дальним столиком – тем более. Зачем только она согласилась пойти на этот идиотский девичник? Наверное, чтобы не обидеть подругу, к которой, помимо прочего, была приглашена на свадьбу. Но, скорее всего – чтобы не торчать, как обычно, дома в пятничный вечер. В обнимку с котом и пультом от телевизора. И это в свои двадцать с небольшим…
Отодвинув бокал, Катя с любопытством и, как ей казалось, украдкой, принялась рассматривать своего соседа. Ровный профиль, длинные загнутые ресницы, мрачно сведенные брови. Волосы, на ее вкус, были длинноваты, зато лежали красивыми небрежными волнами. Парень не мигая смотрел в глубину зажатого в ладонях стакана, но, словно ощутив внимательный взгляд Кати, повернул к ней голову. У него были очень темные, слишком темные для такого светлого оттенка кожи, глаза, но это добавляло ему необычности.  Катя обожала необычных мужчин и поэтому приветливо улыбнулась незнакомцу, несмотря на то, что он был явно не вполне трезв. Однако, летящие годы и одиночество существенно умаляют женскую разборчивость.
- Ты здесь одна? – по-свойски спросил парень, подвинувшись к ней поближе. Катя радостно кивнула, разом забыв о своей компании.
- Вот и я тоже, - вздохнул он. – Я Антон.
- Катя, - поспешила представиться она.
  - Ну, конечно, какое еще имя может быть у такой девушки, - с легким смешком произнес он. – Или Катя, или Аня, или… Люся. И что же милая девушка по имени Катя делает глубоким вечером в такой дыре?
- Ну… - Катя замялась. – Меня пригласили на девичник, но мне там как-то… не очень весело. А вы… ты что тут делаешь?
- Набираюсь, как видишь, - он кивнул на свой стакан и добавил, - хоть потом мне будет ох как хреново…
- Да, мне тоже всегда плохо после выпивки.
- Поверь, мне будет гораздо, гораздо хуже, - снова как-то загадочно усмехнулся Антон. - Но это уже не имеет значения. Уже нет.
- Почему? – озадаченно спросила девушка. Разговор, вопреки ее ожиданиям, получался какой-то странный.
- Да что может иметь значение после стольких гребаных лет? – горько ответил он. – Все хотят жить вечно. Вот только после первых мгновений эйфории все обессмысливается, краски блекнут, эмоции притупляются, способность любить и удивляться постепенно сходит на нет, и вся жизнь становится похожа на старый выцветший холст, где не видно уже былых узоров!
Антон рывком опрокинул в рот остатки своей выпивки и злобно припечатал пустой стакан к столу. Катя растерянно заморгала, подыскивая слова – новый знакомый как-то вычурно изъяснялся, порол чушь и, кажется, подсел к ней вовсе не для того, чтобы завязать знакомство. Ему просто хотелось выговориться. Что ж, она могла бы его выслушать, если бы хоть что-то понимала из всего этого яростного монолога…
- И, понимаешь, все бы еще ничего, если бы не эти сны, - склонив к ней лицо, угрюмо продолжил он (Катя поморщилась – от парня разило перегаром и еще чем-то, смутно знакомым и отталкивающим). – После них хочется выть от тоски!
- Какие сны? – вежливо спросила она.
- Ну, явно не те, что снятся тебе, - Антон фыркнул. Его «развозило» на глазах. – Мне объясняли, что это в нас говорит память крови, переданная нам самыми первыми… лишь они помнили все, знали все. Их давно нет среди нас. И нам снятся лишь далекие отголоски их воспоминаний. Звезды, манящие нас, и лес… он питал нас, питал своей кровью… энергией… лес был нашим домом, понимаешь? Прекрасные черные ветви до небес, туман и сумрак, влажное тепло и уют… - он мечтательно прикрыл глаза. - Никто не знает, как мы лишились его, почему оказались здесь, ведь все знала лишь наша Прамать, а она не оставила нам… не оставила…ничего… только память… и одиночество…
Примолкшая Катя уже не силилась что-то понять в этой бессвязной речи - после слова «прамать» ей захотелось соскочить со стула и уйти, наконец, домой. Ведь ясно уже, что набравшийся под завязку (хоть и довольно симпатичный) чудик не собирается спрашивать номер ее телефона и вообще – флиртовать. Напился до сказочных глюков и пересказывает ей теперь ахинестический сюжет какой-то книги. Аж вспотел, бедняга. И вид у него какой-то опасно нездоровый…
- Ты знаешь… - она было открыла рот, чтобы попрощаться под каким-нибудь предлогом, но тут Антон резко опустил свою ладонь на ее запястье, крепко сжал. Девушка ойкнула -  у него оказались необычно острые и длинные для парня ногти, впившиеся ей в кожу. Антон рывком притянул ее к себе.
- И вся эта ничтожная земная любовь со временем меркнет перед тоской по утраченному дому, - печально прошептал он ей в ухо, после чего, неестественно широко раскрыв рот, вцепился в ее горло.
… Криков из охваченного пламенем здания уже не доносилось; лишь огонь ревел, жадно пожирая все на своем пути и плюясь черным дымом из разбитых окон. Дьявольские отсветы плясали в черных глазах людей, замерших напротив горящего дома. Впрочем, заглянув сейчас в их лица, никто не отважился бы назвать их людьми. Их тонкие длинные тени корчились на земле, озаряемой всполохами огня. По щекам женщины струились слезы.   
- Не плачь, Мия, - один из мужчин мягко опустил ладонь ей на плечо. – Он сам этого хотел. Он же знал, что ты следишь за ним. И лучше уж такая смерть, чем казнь от рук Палачей…
- Я виновата, - глухо ответила женщина. – Ведь он – мое дитя, мое творение, Аскольд!
Тот, кого она назвала Аскольдом, что-то начал возражать ей, но умолк при звуке приближающейся пожарной сирены.
- Пора уходить. Потом будешь оплакивать своего щенка. - резко произнес второй мужчина.
Женщина постояла еще минуту, неотрывно глядя в огонь, а затем гордо вскинула голову, развернулась и буквально растаяла в круговерти рыже-багряных теней. Ее спутники исчезли прежде, чем пожарная машина показалась в конце улицы, уже заполнявшейся первыми зеваками.

* * *
Яна шла не торопясь, нарочно замедлив шаг, чтобы в полной мере ощутить прелесть летнего вечера. После офисной духоты прохлада парковой аллеи, огибающей большое белое здание университета, неподалеку от которого работала девушка, казалась ниспосланной небом милостью. Небольшой опрятный парк был ярко освещен фонарями, по широким плитам аллеи прыгали лунные зайчики, и, хотя вокруг было как-то непривычно пустынно даже для этого часа, страшно Яне не было. Она не раз, засидевшись на работе, шла домой этим путем. Правда, обычно ей всегда встречался какой-нибудь загулявшийся «собачник», или влюбленная парочка, уединившаяся на скамейке, или такие же, как она, поздние прохожие. Сегодня парк был пуст и безмолвен, не считая шелеста посеребренных луной крон. Из-за этого серебристого мерцания ночь казалась нереальной, сказочной и чуть-чуть зловещей.
Свернув с главной аллеи на боковую, убегавшую к нужному ей выходу из парка, Яна подняла глаза и вздрогнула: в конце аллеи, в самом темном ее месте, там, где два дерева склоняли над дорожкой друг к другу свои кроны, образуя густую тень, кто-то стоял. Судя по очертаниям высокого худощавого силуэта – мужчина. Лица и деталей одежды было не разглядеть, но Яна почему-то остановилась, мгновенно ощутив странный холодок в сердце. Так, наверное, почувствовала бы себя овечка, вышедшая из загона и вдруг увидевшая перед собой волка. «Ну что за глупости. Стоит себе и стоит. Может, ждет кого-то…» - мысленно увещевала себя девушка, но ноги упорно отказывались сдвинуться с места. Незнакомец продолжал неподвижно стоять в тени, но его глаза – Яна была уверена в этом – смотрели прямо ей в лицо. Более того, они мягко светились, как у кошки в темноте…
По кустам и листве вокруг пронесся легкий шепоток – то ли ветер, то ли тихие голоса; страх ледяными пальцами стиснул ее сердце. Яна сделала шаг назад. Фигура впереди как-то напряглась, наклонив вперед голову и плечи – словно хищник перед броском. Уже не понимая, что делает, Яна развернулась, чтобы со всех ног кинуться наутек… и впечаталась носом в чью-то грудь.
- Ох, простите, - мужчина с виноватой улыбкой отступил.
- Да ничего страшного… - пробормотала она, на всякий случай оглянувшись: в конце аллеи уже никого не было. А может, ей это все померещилось? Обмануло мерцание лунных бликов и теней?
- Вас кто-то напугал? – спросил мужчина, проследив за ее взглядом.
Яна пригляделась к нему – и узнала: это был молодой преподаватель культурологии из университета. Кажется, он вел у них пару занятий, замещая приболевшую Клару Ивановну, на лекциях которой засыпали даже законченные ботаники. Девчонки тогда были счастливы – новый преподаватель был весьма хорош собой и чем-то напоминал английского аристократа былых эпох. Вот и сейчас – одет во все черное, даром что лето, благоухает дорогими ароматами, явно не соответствующими скромному учительскому заработку, густые каштановые волосы убраны в аккуратный пижонский хвостик.
- Э-мм… Александр Николаевич? – неуверенно предположила Яна.
- Просто Алекс, - ответил он, ничуть не удивившись. – Я вас тоже, кажется, припоминаю. Яна, так ведь?
- Да, вы у нас вели пару семинаров…   
- Можно на «ты». Так что тебя напугало?
- Там кто-то стоял и смотрел на меня. – Яна кивнула на сгусток теней в конце аллеи, сейчас казавшийся вполне безобидным. – Просто стоял, но мне почему-то стало как-то… не по себе. А потом он, видимо, убежал.
- Не стоит ходить одной через парк так поздно, - серьезно заметил Алекс. Взяв девушку под локоток, он как-то странно посмотрел по сторонам и даже, как показалось Яне, принюхался. – Я тебя лучше провожу. Ты откуда так поздно?
- С работы, откуда ж еще… - невесело ответила она.
Они неторопливо зашагали по направлению к чугунной калитке, уже показавшейся из-за кустов. Сейчас, находясь в компании знакомого мужчины, Яна почти устыдилась своего непонятного испуга.  Впрочем, страх на пустом месте никогда не возникает. Мало ли, кто это был на самом деле – просто припозднившийся прохожий или маньяк, один из тысяч, рыскающих в ночи большого города…
- Не бойся, со мной ты в полной безопасности, - усмехнулся Алекс, заметив, как ее передернуло.
«Тоже мне, герой», - мысленно фыркнула девушка. – «Алекс он, понимаешь ли. Конечно, уж не какой-нибудь банальный Саша». Вслух же спросила:
- А вы… ты откуда? Занятия же давно закончились.
- Тоже засиделся. Проверял работы студентов. Я всегда иду домой пешком – живу недалеко. А может, мы с тобой еще и соседи? Какой у тебя дом?
Выяснилось, что Алекс жил чуть подальше – в районе частных коттеджей, причем далеко не бедном. Все это лишь усугубило недоумение Яны. То ли у молодого преподавателя – богатая семья и учительствует он сугубо ради собственного удовольствия, то ли имеет серьезный дополнительный заработок, что как-то не вязалось у нее с образом культуролога, пусть и такого обаятельного.
Они остановились у ее подъезда через каких-то пятнадцать минут, и Яне было даже жаль, что совместная прогулка закончилась так быстро. Рядом с Алексом было приятно находиться, и дело было даже не в его внешности – довольно привлекательной, к слову сказать. Сейчас, когда желтый фонарный свет упал на его лицо, Яна сумела, наконец, рассмотреть цвет его глаз – в парке они показались ей черными, но сейчас стало ясно, что они темно-зеленые, без малейшего намека на карий. Редкий цвет, не без зависти подумала она. Ей бы такой.
Алекс предложил проводить ее и до квартиры, но она вежливо отказалась: это бы уже было чересчур. Не такая уж она и трусиха. Да и, откровенно говоря, она мало чего боялась в жизни: характер был не тот. Но человек, стоявший на залитой лунным светом аллее, просто излучал какую-то необъяснимую, отчетливую угрозу…
Напоследок Алекс взял с нее обещание быть осторожнее, заметив:
- Никогда не знаешь, кто там шастает в ночи.
И Яна на секунду вновь ощутила ледяное дыхание страха на своем затылке.
…Он еще какое-то время крался за ними через кусты, смутно надеясь, что тот, второй, оставит ее. Он не был голоден – от него умопомрачительно пахло сытостью и довольством. Но он продолжал шагать рядом с девчонкой, изредка поглядывая в его сторону – о, он, конечно, чувствовал его присутствие. Они были одной крови. Он был старше и сильнее; он был сыт, и все равно увел от него жертву, такую молодую, такую аппетитную… Он заурчал, чувствуя, как изо рта его сочится вязкая слюна. Желудок заходился яростной болью, а рассудок – злобой. Что ж, сейчас он отступится, он найдет другую жертву, но он еще вернется. Он запомнил чудесный запах этой девчонки, запах молодой крови, персиковый аромат ее нежной кожи, страх, отразившийся в ее серых глазах при виде него. Обычно жертвы не сразу пытаются убежать. Не сразу догадываются, кто перед ними. А она мгновенно ощутила исходившую от него опасность. Зачем же он медлил… Он мог разорвать ей горло еще до того, как появился тот… так не вовремя! Но он найдет ее, непременно найдет. И тогда уже никто не помешает ему насладиться ее вкусом.

* * *
Вопреки обыкновению, в этот раз на собрание не опоздал никто, даже Лейла, обожавшая бесить братьев и сестру своей непунктуальностью. Все члены Семьи города в условленный час были на своих местах – невозмутимый Самир, угрюмый Каин, дерзкая Лейла, спокойный Александр, задумчивый Аскольд и она, Мия, имеющая непосредственное отношение к повестке дня. Она была одета во все черное – в знак своей скорби. Каин, как обычно, щеголял совершенно несуразным нарядом из переплетения кожаных ремней, поверх которого упругой змеей вилась его длинная темная коса; остальные мужчины были одеты в нейтральные деловые костюмы. Лейла, огненноволосая Лейла напоминала экзотическую бабочку в своем сине-бирюзовом кимоно.   
Комната, в которой они собрались, своим убранством ничем не походила на зал собрания – застеленная мягким, скрадывающим все звуки, ковром, уставленная несколькими кожаными креслами и диванчиками, с наглухо занавешенными окнами, она подходила скорее для дружеской беседы за вечерним чаем. Вот только существа, собравшиеся в ней этой ночью, не пили чай.
- Включи свет, - нарушил тишину раздраженный голос Каина. Он говорил на инканусе - древнем языке их рода; таков был порядок, хотя подслушать их кому-либо из людей вряд ли бы удалось. – Настолько уже привык жить по-человечески, что его отсутствие напрягает.
Самир повернул голову, и в следующее мгновение по углам комнаты вспыхнули мягким оранжевом светом старинные торшеры. Человек мог бы поклясться, что сам Самир при этом и не сдвинулся с места, но никого из присутствовавших этим было не удивить.
- Итак, - спокойно произнес Самир, опускаясь в ближайшее кресло, откуда ему было видно лица всех его собеседников, - вы, конечно, и сами уже знаете, зачем я вас здесь собрал.
Лейла, вальяжно развалившаяся на диванчике, фыркнула.
- Событие не такой уже великой важности, чтобы вытаскивать меня из клуба в разгар ночи, - недовольно заметила она.
- Позволь мне об этом судить, - ледяным тоном отрезал Самир.
Мия в который раз подумала, что при его знойной египетской внешности сложно, наверное, изображать вечную холодность. Даже спустя века она слишком хорошо помнила опаляющую ярость Самира, и каждый раз поражалась дерзости Лейлы. Впрочем, она была самой младшей из них – ей едва минуло двести лет – а потому некоторые ее выходки были простительны. Мия себе подобного непочтения к старшим не позволяла никогда. Именно за счет возраста Самир когда-то и был негласно избран бессменным лидером их небольшой группы – всего шесть Истинных на весь город, не считая вриколакосов - обращенных. Но их и не должно быть больше. Перворожденных, тех, что пришли с Праматерью, среди них не было и вовсе: их, по слухам, осталось не более десятка, раскиданного по всем уголкам мира. Остальные либо пали, либо, если верить легендам, погрузились в вечный сон, подобно Праматери…
- Я так понимаю, что вынужден снова лицезреть ваши мерзкие рожи из-за вчерашнего бедлама в «Норе», - подал голос Каин.
Мия поморщилась: воспитание Каина всегда оставляло желать лучшего. Как, впрочем, и отвратительный характер. Было трудно поверить, что Каин – дитя Истинных; обычно наглое, вызывающее поведение отличало вриколакосов, которые были такими при жизни или которым наставники уделяли слишком мало внимания. Себе ученика Мия в свое время выбирала очень тщательно – и все равно промахнулась, как показало вчерашнее происшествие.
- Если под бедламом ты подразумеваешь гибель нескольких десятков людей, то – да, именно об этом я и хотел с вами поговорить, - склонил голову Самир. Смоляные кудри упали ему на лицо, скрывая его выражение, но было ясно, что он едва сдерживает раздражение, вызванное поведением Лейлы и Каина. – Как вы помните, около века назад Мия сотворила себе ученика, Антона. На моей памяти это не первый вриколакос, покончивший с собой, хотя большинство подобных инцидентов приходилось на первые несколько месяцев после обращения. Все это говорит о ненадлежащем внимании и неразборчивости создателя: нужно понимать, кто из смертных готов принять дар бессмертия, а кому он покажется проклятием. Мию всегда отличала мудрость, да и я лично одобрил ее выбор. Мужчина, которого она избрала, хотел жить вечно, был силен и крепок как телесно, так и морально.
- Ну да, а вчера он завалился в бар на окраине, напился и перегрыз всех людей, после чего нам пришлось все спалить, чтобы замести следы, - буркнул Каин.
 Мия привстала в своем кресле, вцепившись в подлокотники острыми когтями; из горла ее вырвалось рычание. Аскольд, стоявший в дальнем углу, мгновенно оказался за ее спиной, успокаивающе положил руки ей на плечи.
- Каин, уймись, - угрожающе произнес Александр со своего места. – Продолжай, Самир.
- Собственно, Каин уже изложил за меня всю суть проблемы, - сухо сказал Самир. – Мия следила за Антоном, поскольку давно уже наблюдала в нем изменения, и вовремя связалась с Каином и Аскольдом, которые, по счастью, оказались неподалеку. Они и «прибрали» за Антоном. Со стороны все выглядит как несчастный случай… Нам повезло, что этот бар, «Нора», располагался на самой окраине города, так что удалось обойтись без лишних свидетелей.
- Отлично! Все улажено. Так зачем мы здесь собрались, Самир? Оплакивать невинно убиенных? – приподняла золотистую бровь Лейла.
- Не совсем. Проблема в том, что, чем меньше Перворожденных остается с нами, тем больше нас охватывает безумие. Мы, Истинные, способны бороться с бременем времени, но наши вриколакосы, как показывает вчерашний пример, не так устойчивы. Об этом говорят самоубийства по крайней мере четырех обращенных – двоих в Англии, одного в Штатах и еще одного – в Индии, о которых я был проинформирован недавно. Правда, в двух случаях вриколакосы сами попросили своих создателей их уничтожить. Отдадим должное Мие – она не пощадила своего воспитанника и поступила разумно, оберегая свой род.
- Его бы все равно нашли и убили Палачи, - пожал плечами Александр.
- Верно. Что ж, случившееся говорит лишь о том, что вы должны быть внимательнее к своим ученикам. По словам Мии, она давно заметила в Антоне признаки безумия…
- Я бы тоже рехнулся, будь я учеником Мии, - угрюмо заметил Каин. Лейла с готовностью расхохоталась.
- Не обижайся, милочка, но ты бываешь такой занудой, - она улыбнулась Мие, обнажив в улыбке свои крепкие, белоснежные зубы с заостренными клыками, сейчас вполне обычными, короткими. А вот у Мии, пока она слушала колкие выпады этих двоих, клыки невольно удлинились от ярости. Ведь Каин точно знает, что значит потерять свое дитя, когда прерывается крепчайшая ментальная связь, служащая своеобразной пуповиной  между создателем и обращенным, как это больно, и душевно, и физически, - и все равно насмехается над ней!
- Скольких твоих детей убили люди, Лейла? – тихо спросила Мия продолжавшую ухмыляться девушку. – Ни одного пока, верно?
- Что значит – «пока»? – та злобно сощурила желтые кошачьи глаза. Когда-то Мия завидовала этому цвету ее глаз, такому необычному для всех Истинных: их глаза даже в спокойном состоянии всегда казались черными, с легким оттенком зеленого, карего или серого. Черными, как породивший их Лес, как его священная кровь…
- Умолкни, женщина, - осадил ее Самир. - Кажется, Александр также хотел сообщить нечто важное.
- Но, насколько мне известно, у Алекса нет учеников, - удивленно сказал Аскольд.
Александр грациозно поднялся со своего кресла и вышел на середину комнаты, совершенно по-человечески засунув руки в карманы. Из всех собравшихся членов Семьи он вел самый демократичный образ жизни – жил в непосредственном окружении людей, работал с людьми, дружил с людьми. Мия этого не понимала, но Алекс ей нравился: всегда дружелюбный, уравновешенный, трезво мыслящий. На него можно было положиться.
- Ты прав, Аскольд, но я хочу поговорить вовсе не о них. Дело в том, что вчера я, кажется, столкнулся с «диким», - озабоченно произнес он.
Первые секунды недоуменного молчания нарушились гомоном разом взорвавшихся голосов; Самир поднял руку, призывая всех к тишине. Из всех них один лишь он, похоже, не был удивлен этой новостью.
- Алекс, не перебрал ли ты дурной крови? – насмешливо осведомился Каин. – Откуда в городе дикие, если мы все знаем своих вриколакосов наперечет? Намекаешь, что кто-то из нас нарушил Закон?
- Нет же, - терпеливо ответил Алекс, - ты не дослушал. Я не узнал его. Почувствовал его присутствие, но не смог узнать «запах» хозяина. В одном уверен – он не принадлежит никому из вас.
- Ты его видел? Говорил с ним? – взволнованно спросила Мия.
Александр замялся, покусывая бледные губы.
- В тот момент я не мог его догнать. Я провожал домой девушку, на которую он, судя по всему, намеревался напасть. Мое появление его спугнуло. Когда я вернулся, он уже был далеко, и я не смог его выследить.
- Ну, замечательно, - прошипела Лейла. – Из-за любви к человечкам упустил дикаря, который уже наверняка вкусно закусывает кем ни попадя и бросает растерзанные трупы на улице! Завтра-послезавтра за ним начнут гоняться какие-нибудь охотники-энтузиасты, а нам всем придется снова переезжать! А ведь я только недавно обзавелась премиленьким особнячком…
- Заткнись, а? – беззлобно махнул на нее рукой Алекс. – Ты лучше подумай о том, что в городе объявился еще один Истинный, о котором мы не знаем.
Братья и сестры переглянулись, осмысливая сказанное. Большинству из них новость не понравилась, но глаза Каина замерцали алым в полутьме, выдавая его возбуждение. Наконец-то хоть кто-то развеет смертельную скуку, в которой он уже шестой век гниет заживо!
- Если ты не ошибся, и он – дикий новообращенный, то он явится за девушкой, которую так и не успел вкусить, - удовлетворенно заметил он.
- Каин прав, - кивнул Самир. – Вриколакосам трудно отказаться от понравившейся  жертвы. Но, возможно, мы просто преувеличиваем, и он не собирался никого убивать – лишь питаться. Его хозяин, вероятно, недавно прибыл в город и не знает нашего порядка.
- Что же это за Истинный, который не спешит представиться местным сородичам, не говоря уж о том, чтобы испросить их позволения остаться в городе, - гневно возразила Мия.
Лейла воздела очи горе и с нарочито скучающим видом принялась рассматривать свой кроваво-алый маникюр.
- Я понимаю, к чему ведет Каин, - вздохнул Александр. – Что ж, я послежу за девушкой какое-то время. Если «дикарь» за ней явится, я приведу его к вам.
Каин усмехнулся, склоняя голову в знак согласия, хотя у него на этот счет были свои планы.
Посмотрим, кто первым выследит непрошеных гостей.

2

Конечно же, ноги снова привели ее в парк, хотя из дома она, кажется, вышла с намерением сходить в магазин. И теперь она стояла посреди главной аллеи и растерянно наблюдала за снующими туда-сюда людьми. Этим вечером тут было оживленно: воскресенье, как-никак. Приносимая ветром далекая музыка заглушалась шумом воды в большом фонтане посреди парка; по аллеям гуляли мамочки с колясками, а скамейки, точно воробьи, облепила вооруженная банками с пивом молодежь.
Яна одернула на себе просторную спортивную майку, чувствуя себя неловко среди яркой воскресной толпы. А, самое странное, она никак не могла понять, что заставило ее сюда прийти. Словно подсознание вело ее, пытаясь напомнить о чем-то забытом, но очень важном. В ночь после встречи с Алексом она плохо спала: ей казалось, что проникающие в комнату лунные лучи обжигают ее кожу. Но когда она плотно задернула шторы, стало еще хуже – неожиданно накатил страх, дикий, необъяснимый, заставивший ее вскочить и включить настольную лампу. Так она и спала остаток ночи.
Оглядевшись, Яна неуверенно направилась к фонтану. Устроилась на бортике и принялась таращиться в сияние водяных струй, бегущих из смеющихся ртов каменных дельфинов.  В голове ее нарастал тихий гул, перекрывающий голоса и смех прохожих. Точно сама она постепенно погружалась в воду... В затылке возникло легкое, ноющее ощущение. Яна знала – такое бывает, когда кто-то долго и очень пристально на тебя смотрит. Она оглянулась, шаря взглядом по лицам гуляющих людей.  Никто в ее сторону не смотрел. Внезапно ее слуха коснулась нежная, протяжная мелодия, и, повернувшись на звук, по другую сторону фонтана она увидела и самого музыканта. Высокий худощавый парень очень яркой, готичной внешности играл на флейте. Яну поразил даже не его кожаный плащ, явно не соответствующий сезону, и не мрачная, какая-то диковатая красота, а невообразимо длинная, иссиня-черная, «французская» коса, небрежно перекинутая через плечо.  Такую и у девушки-то не каждый день встретишь… Прохожие замедляли шаг возле «городского фрика», улыбались, оглядываясь; многие бросали монетки ему под ноги. Флейта слушалась его, как змея – заклинателя: пронзительные, преисполненные печали и нежности звуки плыли над землей и таяли где-то далеко в небе, меж первых вечерних звезд…
Яна продолжала совершенно неприличным образом глазеть на парня, пока тот не поднял на нее свои очень темные, большие глаза. Даже сквозь разделявшее их расстояние ей показалось, что ей заглянули прямо в душу, разом перетормошив все самое укромное, что таилось в ее уголках, оставив в ней лишь холод и одиночество. Вздрогнув, девушка отвернулась. Несмотря на теплый июньский вечер, по спине ее побежали мурашки.
- Какая неожиданность! – вдруг произнес над ее головой чей-то веселый голос, и она подскочила, едва не свалившись в фонтан.
- Извини, опять я тебя напугал, - улыбка сбежала с лица Алекса.
Яна с облегчением выдохнула: сердце ее грозило выскочить через уши.
- Я просто задумалась, - она выдавила из себя приветливую улыбку. – Привет. Гуляешь?
- Да нет, мимо шел, гляжу, ты сидишь, мечтаешь о чем-то, - ответил он и непринужденно устроился рядом. Сегодня он был одет куда менее формально: потрепанные джинсы, футболка, кеды. Волнистые волосы свободно обрамляли лицо, делая его заметно моложе. Сколько же ему на самом деле лет?
- Почему ты одна? – поинтересовался он. – Где подружки, парень? Сегодня вроде как выходной.
Яна неопределенно пожала плечами.
- Подруг у меня мало, да и с теми редко общаемся: интересы разные, свои заботы, своя жизнь. А парень… Постоянного парня нет, в общем.
- Почему? –Алекс, кажется, не собирался проявлять чудеса тактичности.
- Скажем так, негативного опыта хватило, - буркнула она. – Сам-то почему без подруги? Таких, как ты, обычно очень быстро окольцовывают.
- Не злись, - он рассмеялся, отчего у Яны по коже снова побежали мурашки: на этот раз – от удовольствия. Ей определенно нравилась компания Алекса, хотя обычно ей требовалось гораздо больше времени, чтобы начать испытывать к человеку симпатию.
- Знаешь, за все эти годы я просто так и не встретил ту, что сумела бы меня увлечь надолго и всерьез, - помолчав, продолжил он. В его голосе проскользнуло что-то вроде сожаления.
- За все эти годы? – весело переспросила девушка. – Тебе сколько лет – девяносто?
Он посмотрел на нее как-то странно.
- Ну… я, конечно, совсем молод... но опыта у меня, пожалуй, хватит и на девяностолетнего. Мороженого хочешь? – резко сменил он тему.
- Хочу, - решительно ответила Яна.
Через пять минут, купив рожок шоколадного мороженого – для нее и бутылку минеральной воды – для него, они уже спускались по широкой тропе к воде: с северной стороны парк примыкал к небольшому озерцу, непригодному для купания, но очень живописному. Пятачок воды с обрывистым травяным берегом был отгорожен от окружающего мира зарослями камышей и деревьями; на ее поверхности отражалось уже потемневшее небо с лунным диском и россыпью звезд. Издали приглушенно доносилась музыка и шум парка, голоса людей. Яна вдруг поняла, что больше не слышит звучания флейты – должно быть, музыкант ушел играть в другую часть парка. Или домой.
Они устроились прямо на травяном спуске к воде, спугнув пару лягушек. Яна уже успела рассказать Алексу, что собиралась, вообще-то, вовсе не на прогулку в парк, а в магазин за продуктами, и это его почему-то очень заинтересовало.
- Ну, зато, благодаря этому стечению обстоятельств, мы снова встретились, - заметил он с улыбкой.
- Чтобы снова встретиться, люди обычно обмениваются телефонами, - ответила она  и поспешно добавила: - Нет, не подумай, я без намеков…
- Я понял. Тебя дома-то не хватятся?
- Во-первых, некому - я давно не живу с родителями; а во-вторых, мне уже двадцать три: в таком возрасте люди как бы считаются взрослыми.
- Не «уже», а «всего», - возразил он.
- Я – девушка, так что в моем случае это именно «уже», - вздохнула она. – Давай не будем обо мне, ладно? Лучше расскажи, почему ты решил преподавать, да еще и культурологию. 
Алекс вопросительно приподнял бровь.
- А что, по-твоему, культурология – наука, не заслуживающая внимания?
Яна засмеялась.
- Ну, на западе ее, кажется, в отдельную науку вообще не выделяют…
- Да, там ее называют культурной антропологией, - кивнул Алекс. – Ну… мне в культурологии нравится то, что она совмещает в себе черты других наук – философии, истории… религии. Это интересно.
- Слишком уж намешано, по-моему. Все это лучше изучать по отдельности. Вот только для этого нужна чертова прорва времени.
- Ну, у кого-то есть эта чертова прорва времени, - тихо ответил он.
Про себя он подумал о том, что историю, религию и культуру страны в целом гораздо проще изучать, когда на протяжении веков являешься непосредственным участником общественных событий. Когда перед твоими глазами одна эпоха сменяется другой, принося новый уклад жизни, политический строй, культурные веяния. И лишь, пожалуй, религия продолжает твердо стоять на своих позициях, - изменяя лишь способы самовыражения. Но Яне этого говорить, конечно, не стоило.
Он смотрел, как она лакомится мороженым – с таким удовольствием вгрызаясь в хрусткую вафлю, что он в который раз остро пожалел, что никогда не сможет ощутить вкуса человеческой пищи. Впрочем, и людям никогда не познать блаженства, которое дарит кровь; они насыщаются лишь физически, не испытывая энергетического голода, и лишь единицы наделены талантом видеть энергетическую составляющую всего сущего. Ведьмы, экстрасенсы, колдуны... Многие из таких становятся вриколакосами – добровольно. После обращения их способности обостряются. Как светлые, так и, увы, темные…
Смешная девочка: доверчиво сидит рядом, беззаботно лопает свое мороженое и не догадывается, кто перед ней. Что ж, даже будь он голоден, то смерть бы ей не грозила: он бы усыпил ее и взял немного крови – и только. Они давно не убивали смертных. Старались, по крайней мере. Иногда такое все же случалось, - чаще всего среди вриколакосов, еще не научившихся контролировать свой голод, реже – среди заскучавших Истинных – и тогда было важно подчистить за собой все следы. Палачи карали только за нарушение Закона, требовавшего сохранения тайны их рода. Или – за убийство Истинного. Человеческие жизни их не волновали.
Но убийство людей в конце концов приводило к ним охотников: обычно то были вольные мстители, однако, и они причиняли массу проблем. Истинные были бессмертны, но имели живое сердце, мозг и тело, а значит, как и все живое, их можно было убить. Раньше, когда Истинных и вриколакосов было гораздо, гораздо больше и меж ними еще жили Перворожденные, имевшие над ними власть, раньше, когда мир был погружен в хаос, болезни и тьму невежества – раньше они часто убивали. И создавали много вриколакосов. И истребляли семьи охотников до последнего колена. Они никогда не жаждали могущества, однако всегда имели связи во всех структурах человеческой власти. Благодаря этому охота на них не принимала организованного масштаба. Но бездумное уничтожение рода людского - пропитания и диких забав ради – пришлось прекратить. Алекс вспомнил Великий пожар в Лондоне, стерший с лица земли не только большую часть города, но и сотни вриколакосов. Англичане и поныне винят какого-то бедолагу пекаря и подозревают то ли французов, то ли голландцев – не догадываясь о том, что Истинные предали город огню по приказу Перворожденных, чтобы избавиться от вриколакосов, которых стало слишком много. Мормус, обезумевший Истинный, создал целое полчище алчных, тупых кровососов, убивавших непозволительно много людей, и без того измученных свирепствовавшей в то время чумой. Мормус был казнен, его детища – уничтожены; в пламени того огня потерял свою возлюбленную и Каин. Он и прежде был угрюм и нелюдим, но с той поры рассудок его и  вовсе помутился.
Александр помнил Арабеллу, совсем еще юную девушку с лицом ангела, вся семья которой в одночасье пала от чумы. Неизвестно, чем она так понравилась Каину, но он обратил ее и, пожалуй, был по-настоящему с ней счастлив. В огне пожара она погибла случайно; некоторыми сородичами тогда пришлось пожертвовать. И Каин обезумел.
Александр снова покосился на Яну: только теперь он понял, почему ее лицо сразу показалось ему знакомым. Вовсе не потому, что она была одной из его студенток, о нет. Она была чертовски похожа на Арабеллу. Тот же овал лица, изгиб губ, большие ясные глаза с особенной складочкой над веками – такую редко встретишь. И эти пшенично-русые волосы…
- Ты чего так смотришь? У меня нос в мороженом? – смутилась Яна.
- Нет-нет, я так… просто. – он улыбнулся. – Любуюсь.
Яна фыркнула, но участившийся пульс и прилившая к щекам краска выдали ее. Александр зачарованно смотрел, как бьется под нежной кожей ее шеи тоненькая голубая жилка. И, хотя он перекусил перед выходом из дома, ему вдруг отчаянно захотелось есть.
«Ты мне нравишься, но я убил бы тебя, если б мог», - подумал он печально.
Как ни был он погружен в свои мысли, но присутствие сородича он ощутил мгновенно: это было подобно острому уколу в самое сердце. Вриколакос – а это наверняка был он, поскольку Истинные умели скрывать свое появление – был совсем недалеко, пришел, не в силах сопротивляться соблазнительному запаху жертвы – Яны. Пришел, несмотря на то, что рядом был Истинный. Что ж, тем хуже для него.
Яна изумленно вскрикнула, когда он одним стремительным, бесшумным движением сорвался с места и скрылся в кустах. Потом все ей объяснит. Он не мог еще раз упустить чужака. В особенности – голодного чужака в парке, полном людей.
Яна поднялась, совершенно сбитая с толку. Что за фокусы? Только что сидел с ней рядом, а в следующую секунду его и след простыл – лишь ветки кустов чуть покачиваются, потревоженные его бегом.
- Алекс? – позвала она, начиная злиться.
Тишина была ей ответом. Кажется, даже музыка притихла вдали. Умолкли лягушки в камышовых зарослях; ветер затаился в кронах деревьев. Над берегом озера нависло угрожающее безмолвие.
Яна замерла, ощущая уже знакомое прикосновение страха к сердцу. В лицо ей дохнуло чуть ли не январским холодом, опередившим человека, внезапно возникшего на тропинке. Он – вернее, она – словно соткалась из воздуха, из ночного сумрака и рассеянного лунного света, который двумя желтыми монетами отражался в ее глазах. Точно у кошки. Или – у волка.
Девушка была высокой и очень худой; джинсы ее были порваны на коленках и вымазаны в земле, словно она продиралась сквозь заросли ползком. Белая майка пестрела узором из красно-бурых пятен, подозрительно напоминавшими следы крови. Короткие волосы неопределенного цвета топорщились во все стороны, рот судорожно кривился, то ли от боли, то ли от ярости, и вкупе со светящимися лунными глазами все это производило такое жуткое впечатление, что Яна невольно попятилась. Остановилась она лишь у самого обрыва в воду.
Девушка гибким, грациозным, совершенно нечеловеческим движением изогнула спину и шумно втянула воздух ноздрями. А затем с места прыгнула на опешившую Яну.
Она не успела толком понять, что произошло дальше. Увидела прямо перед своим лицом оскаленную клыкастую пасть, безумные глаза – и в тот же миг напавшая на нее девушка покатилась по земле, отброшенная страшным ударом тени, исторгнутой ближайшими кустами. По лицу Яну хлестнул кончик жесткой черной косы – и в неожиданном спасителе она с изумлением узнала флейтиста из парка. Глаза его светились так же страшно, как и у твари, поднимавшейся из травы ему навстречу. Девушка – точнее, существо, теперь лишь отдаленно напоминавшее девушку – пригнулось и зашипело, переводя взгляд с Яны на заслонившего ее музыканта. Из уголка ее рта тянулась серебристая нить слюны.
В то мгновение, когда оба существа взвились в воздух, чтобы сцепиться, точно звери, в смертельном объятии, Яна отпрянула и ухнула с обрыва в воду. Холод, сомкнувшийся над головой, сильный удар затылком, шум в ушах… последним усилием гаснущего сознания она еще попыталась вынырнуть назад, к воздуху, но лишь еще больше набрала воды ртом. Илистая муть застила глаза, и больше не было сил сопротивляться…
 
* * *

Каин сидел в кресле у камина, задумчиво рассматривая висящую напротив картину. Огромное, явно старинное полотно занимало всю часть стены над каминной полкой, напоминая черный провал в иной мир. Вся она была черной: черными были изображенные на ней гибкие ветви диковинных безлиственных деревьев, сплетающихся в бесконечном объятии под сумеречным небом; черной была вода, масляно поблескивающая меж узловатых корней; и огромные глаза существа, прильнувшего к нижней ветви, были черны, как первая ночь мирозданья.
Таким же черным было обугленное тело Арабеллы, которое он вынес на руках из дымящихся обломков в серый свет лондонского утра триста лет назад…
- Потрясающе, правда? – тихо спросил Аскольд, незаметно подошедший сзади. – Все мы видим одинаковые сны, но лишь Мии удалось их запечатлеть так ярко. У нее талант…
- Что верно, то верно. Рисовать Истинных ей всегда удавалось лучше, чем быть одной из них, - скривил рот Каин.
- Не язви. Мия не заслужила такого презрения к себе. – он вздохнул, скользя взглядом по лицу прекрасного и странного существа, теперь лишь отдаленно схожего с ними, его потомками. -  Я бы хотел заполучить эту картину – жаль, что она подарила ее Александру когда-то…
- В чем же проблема? Попроси ее, она не сможет отказать тебе после стольких лет, проведенных в одной постели.
- Что это за нотка в твоем голосе, брат мой? Зависть?
- Ты пришел, чтобы досаждать мне своей болтовней или сообщить, что все уже прибыли?
- Второе, - усмехнулся Аскольд. – Пойдем.
Остальные уже ждали их у входа в подвал – Алекс, в чьем доме они собрались, выглядевший совершенно по-домашнему в спортивном костюме; Мия в старомодном платье цвета запекшейся крови, рядом, как контраст – Лейла в изумрудно-зеленом наряде; Самир, прибывший в компании двух своих вриколакосов, оставленных у двери.
- Ты же сказал не тащить с собой своих детишек, Самир, - капризно надула губки Лейла. – Я бы взяла Мари, она такая лапочка, вы бы были от нее просто без ума…
- Ты нам и одна весь мозг уже вынесла, сестренка, - проворчал, подходя, Каин.
- Помолчите, вы оба, - оборвал их Алекс. – У меня в подвале два чужих вриколакоса, один из которых к тому же дохлый, так что хихикающих и ехидничающих попрошу остаться здесь. Каин, тебе всего час назад едва не вырвали глаз – постарайся быть серьезнее, по крайней мере.
- Все равно бы новый вырос, - пожал плечами тот, но, встретив взгляд Самира, с нарочито покорным видом склонил голову.
Алекс на правах хозяина спустился в подвал первым. Довольно просторное помещение освещалось тусклым светом единственной лампочки под потолком; впрочем, этого света вошедшим было более чем достаточно. В дальнем углу, напротив топки, скорчился человек, прикованный к стене цепями; чуть поодаль валялась какая-то бесформенная груда, в которой угадывались очертания растерзанного человеческого тела.
- Пол придется отмывать, - заметила Лейла, брезгливо покосившись на труп.
Аскольд удивленно приподнял бровь.
- Это ты его так? – спросил он Каина.
- Ее, а не его, - уточнил тот с усмешкой. – Эта дрянь дралась, как бешеная гиена – живой не давалась. Вцепилась мне в лицо, а тут еще эта девчонка… и люди в парке…
- Когда я подоспел, Каин уже складывал в свой плащ то, что от нее осталось, - добавил Александр. – Но, по крайней мере, он вытащил из воды Яну. Что меня, к слову сказать, невероятно изумило.
- Тебя с ней видели в парке; подозрение в ее смерти бы пало на тебя. А заметать следы нам было некогда, - пробормотал Каин, отворачиваясь.
- Я так понимаю, вриколакосов оказалось двое, - вставил Самир.
- Верно, - кивнул Александр, - я погнался за мужчиной, тем, которого и почуял в первый раз; на Яну напала его подружка, - ее, каюсь, я прозевал… Но рядом каким-то чудом, - тут он фыркнул,  - оказался наш вездесущий Каин.
- Просто мимо проходил, - невозмутимо произнес тот.
- То, каким ветром туда занесло Каина, не так уж и важно, - произнес Самир. – Важно то, что вам удалось привести к нам хотя бы одного из чужаков. Вы уже пробовали его разговорить?
- О да, - хищно осклабился Каин.
- Молчит, как рыба, - пожал плечами Александр. – Ну, а кровь его мы без тебя пробовать не посмели. Это твое право.
- Фу, - прокомментировала Лейла, с любопытством таращась на пленника из-за спин братьев.
Самир приблизился к забившемуся в угол вриколакосу, задумчиво его рассматривая. Тот, услышав его шаги, затравленно вскинул на него глаза. Он давно не питался – это было понятно по тому, что раны на нем не заживали и сочились кровью; правый глаз его заплыл, нос был сломан; одну руку он поджимал под себя, второй держался за живот. Вся его нехитрая одежда – рваные джинсы и футболка – пропитались кровью и грязью. Волосы спутанными прядями повисли вдоль длинного худого лица. Несмотря на все эти увечья и грязь, Самир видел, что прежде он был довольно красив: Истинные предпочитали создавать привлекательных вриколакосов, дабы радовать ими свой взор. Да и лет ему было не более тридцати. До обращения, естественно.
- Знаешь инканус? – спросил он его.
Вриколакос наморщил лоб: он не понимал.
Самир вздохнул. Прекрасно. Создавший его Истинный не озаботился его обучением. 
- Как тебя зовут? – перешел он на русский.
Парень пошевелил разбитыми губами, издав невнятный свистящий звук.
- И…Игнат, - разобрали присутствующие.
- Игнат, - бесстрастно повторил Самир. – Игнат, кто твой создатель?
Вриколакос молча смотрел на него единственным глазом.
- Кто тебя обратил?
Равнодушное молчание.
- Поднимите его, - велел Самир братьям.
Аскольд и Каин подошли и, ухватив пленника под локти, рывком поставили его на ноги. Тот застонал от боли, но сопротивляться даже не пытался. Глухо звякнули сковывавшие его цепи.
Самир подошел к нему вплотную, оказавшись чуть ли не на голову выше, склонил лицо к его шее. Поморщился: от него дурно пахло: грязью, болью, ненавистью. Нет, он не хотел касаться его кожи своими губами.
Он выпрямился, вскинул руку и молниеносно полоснул когтями вриколакоса по шее. Тот дернулся; по пальцам Самира заструилась темная, почти черная, кровь. Поднеся ладонь ко рту, он уронил пару капель себе на язык, прикрыл глаза. Кровь не может солгать. Кровь помнит все. И он будет знать все, что знает этот человек.
Мощь нахлынувших воспоминаний ошеломила его. В жилах обращенного текла неимоверная, немыслимая, древняя сила, которая не могла принадлежать простому Истинному. Игната обратил сам Перворожденный - несомненно. В хаотичном и сумбурном круговороте чужих мыслей  и эмоций Самир сумел ухватить единственное воспоминание о том, кто сделал этого человека бессмертным.
Поздний вечер. Погруженная в полутьму, пустынная улица; быстрые шаги припозднившегося прохожего – Игната. Дома его ждет молодая жена и маленький ребенок; Игнат очень торопится к ним. В руках у него пакет с продуктами. Дорогу ему пересекает чья-то длинная узкая тень. Мгновение – и он прижат к стене дома; лица его касаются острые загнутые когти; могильный смрад древнего как звезды существа ударяет в ноздри. Лунные глаза и белые клыки поблескивают в темноте. Затем – яростный укус в шею, разрывающая плоть боль, вкус чужой крови на языке, снова боль, мрак, пробуждение в каком-то заброшенном здании, голод, скитания по ночным улицам, первое убийство, второе… он не может пойти домой… встречает Лику, такую же, как он… брошенную и голодную… они не могут умереть, они прокляты… они ненавидят все живое… и того, кто их сделал такими.
Сквозь плотный и отчетливый слой воспоминаний Игната тонкой, едва уловимой нотой пробивался отголосок других образов, размытых и обрывистых, принадлежавших его создателю. Самир видел древние храмы индейцев в гуще знойных джунглей, обагренные кровью алтари и юные лица жертв, принесенных в дар ему, Перворожденному; он видел римских воинов, посланных казнить его, перерезав ему вены в собственном бассейне, и видел, как внутренности их плавали в горячей воде: глупцы не ведали, что пришли убивать саму смерть. Сквозь дымку времени он видел ладьи викингов и египетские пирамиды, битвы и сражения, древние города и цивилизации; он видел многое: эпоха сменяла эпоху, и по мере развития человечества на смену торжеству и величию воспоминаний Перворожденного приходили горечь одиночества и тоска; он казался себе ребенком, заблудившемся в лесу вечности, из которого не было пути домой.
Выдохнув, Самир резко отстранился от вриколакоса, открыл глаза – страшные, полностью черные, как у существа на картине Мии. Его шатало от бушующей в крови силы, чужой боли и ярости. Братья и сестры обступили его, ожидая объяснений.
- Кто это был, Самир? – тихо спросила Мия.
- Перворожденный. – глухо ответил он.
Каин присвистнул; остальные пораженно молчали.
- Перворожденный – в нашем городе? – наконец, недоверчиво спросил Александр.
- Судя по всему. Причем как минимум месяц. Напал на парня, дал ему своей крови и бросил. Девчонку… тоже.
Самир отошел от пленника, снова съежившегося на полу, устало потер виски пальцами.
- Хочешь сказать, просто бросил, ничего не объяснив, не научив охотиться? – даже Лейла была изумлена.
- Именно так.
- Но… но…
Они растерянно переглядывались, осмысливая его слова.
- Обезумевший Перворожденный? – наконец, предположил Алекс.
- Либо неосторожный, - добавил Аскольд.
- Либо заскучавший, - фыркнул Каин.
- Но так нельзя, - твердо сказала Мия. – Он нарушает Закон! Подвергает опасности всех нас. Ты его знаешь, Самир?
- Нет. Лица его я не видел. Только часть воспоминаний… Кроме того, последнего из Перворожденных я встречал лет триста тому назад, в Лондоне… после этого они и стали уходить в тень. Я даже не знаю, жив ли мой отец, что уж говорить об остальных… Они давно не говорят с нами, своими детьми.
- И вот, пожалуйста, объявился тут один выживший из ума старикашка, - проворчал Каин.
- Имей почтение, брат! – одернула его гневно Мия.
- Почтение? К кому? К этим ходячим развалинам, грезящим наяву? Мир давно принадлежит нам и нашим детям!
- Каин, ты, по-моему, слишком задержался в городе, - ровным голосом заметил Самир. – Возможно, ты бы хотел переехать в какое-нибудь другое место, не столь оживленное?
- И Лейлу прихвати, будь добр, - вставил Аскольд.
- Намек понял, - хмуро ответил Каин, - затыкаюсь и откланиваюсь. Как обмозгуете тут все, сообщите. Я наверху. Рад служить старшим членам Семьи, - добавил он с насмешкой, и, склонив голову перед Самиром, вышел – а человеку бы показалось, что просто исчез.
Поднявшись наверх, Каин пересек просторную гостиную и вышел в сад, раскинувшийся за домом. Александр любил цветы – летом его жилище напоминало один из розово-сиреневых домиков с картин Кинкейда, который ну никак не мог принадлежать сосущему кровь существу. Губы Каины скривила презрительная усмешка. Почему он до сих пор не покинул город, почему живет с ними, мирится с их недостатками, терпит их общество? Почему все они – такие разные, едва выносящие друг друга – поселились вместе, в одном городе, образовав местную Семью? Возможно, причина в том, что их осталось так мало; родители давно оставили их, вриколакосы не могли развеять их извечной тоски; возможно, только Истинные братья и сестры по-настоящему и понимали одиночество друг друга. Самир старался быть справедливым и мудрым лидером, но на деле его давно уже ничего не волновало: его охватила апатия, свойственная существам, живущим на свете слишком долго. Александр любил одну лишь Мию, а та – лишь свою скорбь; Александра тянуло к людям, но они не могли дать ему семьи; Лейлу, самую молодую, а по меркам Истинных – совсем юную, мир еще забавлял; она наслаждалась своей силой, красотой, богатством, плотскими утехами и прочими благами земной жизни и втайне презирала братьев и сестру. Кроме, пожалуй, Каина. Однако и она была вынуждена жить в Семье: родители уже лишили ее своей опеки, а сил и ума выживать в одиночестве ей пока не хватало.
Начинало светать. Каин зевнул, рассеянно думая о том, как его братья поступят с пленником. Все, что нужно, они узнали – а оставлять в живых дикого, совершенно неуправляемого вриколакоса было бы безумием. Лишь создатель мог его контролировать. Да и то – уже поздно. Игнат стал убийцей. Скорее всего, сейчас Алекс разжигает огонь в топке для бедолаги. Что ж, чего не излечивают лекарства, излечивает железо, а чего не излечивает железо - излечивает огонь.1
Каин ступил на выложенную плитами дорожку, убегавшую вглубь сада, но замер, услышав испуганное биение человеческого сердца в каком-то метре от себя. Вот так так… Пожалуй, пора научить Александра запирать пленников на замок. Хмыкнув, он запустил руку в разросшийся куст сирени и без малейших усилий выволок оттуда девушку.
- Далеко собралась? – осведомился он у Яны.
Голову ее украшала плотная бинтовая повязка, а одета она была почему-то в футболку Александра, которая доходила ей до колен. Ах да, девчонка же свалилась в озеро… Должно быть, Александр ее и переодел, когда осматривал и перевязывал рану.
- К твоему сведению, сад окружен забором, - добавил Каин насмешливо.
- Да… я видела, - охрипшим от страха голосом пробормотала она. – Отпусти руку, пожалуйста.
Он разжал пальцы, освобождая ее запястье – на нежной светлой коже расплывались багровые отпечатки. Теперь, пожалуй, и синяки останутся. Девчонка отступила, нервно растирая руку и не спуская с него огромных серых глаз. Чтобы смотреть ему в лицо, ей пришлось запрокинуть голову. Точно так же когда-то смотрела на него Арабелла…
- Давно ты проснулась?
- Н-нет…минут пять назад. В доме было пусто, я спустилась, выглянула в окно… у двери стояли вооруженные люди…
 «Ну, не совсем люди», - мысленно уточнил Каин.
- И ты решила удрать через сад? Другая на твоем месте, скорее всего, и не пыталась бы бежать. Забилась бы в уголок и тряслась от страха в ожидании судьбы.
- Я же знаю, кто вы, - сглотнув, сказала она. – И знаю, что меня здесь ждет…
- Кто же мы, по-твоему?
- Вампиры, - твердо ответила она.
Ей было страшно, очень страшно, но больше страха в ней было желание жить и сопротивляться смерти до последнего – и эта ее решимость на мгновение ошеломила Каина. Она стояла перед ним босая, голодная, слабая и перепуганная, с перевязанной головой, но взгляд ее судорожно шарил по саду в поисках того, чем бы она могла ударить его, вздумай он на нее напасть.
- Вампиры, - задумчиво повторил он. – Так люди называют тех, кто пьет кровь, спит в гробах, боится солнечного света, крестов и чеснока. Тех, у кого есть клыки, кто встает из могил, живет вечно и умеет оборачиваться летучей мышью. Что ж, я этого всего не боюсь и не умею. Но я пью кровь. И я бессмертен. Полагаю, меня можно назвать вампиром. Как, впрочем, и существо, напавшее на тебя в парке. Существо, которое убил я.
- Почему ты меня спас?
Вопрос озадачил Каина.
- У тебя, что же, нет других вопросов?
- Есть. Я не понимаю, почему на меня напали, кто ты такой, кто такой Алекс, почему я все еще жива…
- Но больше всего тебя сейчас интересует, как отсюда сбежать, не так ли? – усмехнулся он. – Учитывая, что мои братья и сестры сейчас все тут, в доме, и все они, как ты заметила, вампиры – хоть мы и называем себя иначе – и то, что ты знаешь слишком много, чтобы просто тебя отпустить.
Яна задрожала; от слабости и страха ноги ее, наконец, подкосились, и Каину пришлось подхватить ее, чтобы она не осела на землю. От его прикосновения она вся сжалась, непроизвольно прикрыв ладонями шею, что его порядком развеселило.
- Я пока не голоден, - успокоил он ее. – Мы сейчас вернемся в дом и решим твою дальнейшую судьбу. И я тебе настоятельно рекомендую не визжать – мои братья очень нервные, могут и сорваться.
- Я не хочу умирать, - едва слышно прошептала она, спрятав лицо у него на груди, когда он нес ее к дому. От ее волос пахло… персиками. Каин с наслаждением втянул ноздрями нежный, тонкий аромат.
«Боюсь, человечек, от твоего желания тут ничего не зависит», - подумал он. В его голове начала зарождаться идея, которую стоило обмозговать с Семьей.

3

Изабель скользила за жертвой совершенно бесшумно, точно одна из эфемерных ночных теней, но паренек все равно то и дело нервно оглядывался: чувствовал приближавшуюся смерть. Глухая ночь накрыла город, сковав людишек глубоким сном; Изабель могла сейчас беспрепятственно проникнуть в любой дом, осушить любого из спящих, будь то крепкий мужчина или маленький ребенок; но это было бы далеко не так интересно, как охота на убегающую жертву. Впрочем, мальчишка еще не знал, что его преследуют. Изабель присмотрела его еще вчера, возвращаясь заполночь домой; его звали Артем, ему было восемнадцать, и после учебы он подрабатывал барменом в какой-то забегаловке, откуда и шел домой так поздно. Артем был хорош собой, силен и здоров; наверняка у него была вкусная кровь и хорошая энергетика. Изабель решила побаловать себя. Марк и так держал ее на голодной диете с тех самых пор, как они приехали в Россию. В Париже было куда как вольнее жить…
А Изабель наслаждалась своей новой жизнью. Она уже смутно помнила ночь своего обращения, хотя с нее минуло всего полгода. Помнила спокойный сон в своем доме, затем – испуг, разрывающую горло боль, чужую кровь на своих губах, мучительную агонию. Марка тогда спугнули, и он не смог забрать ее с собой. Ее увезли в больницу, приняв глубокий сон перехода за кому. А по истечении трех дней сна Марк призвал ее…
О, она была создана стать вампиром. Марк, правда, говорил, что они – Истинные, но ей нравилось называть себя словом, так пугающим и завораживающим людишек. Вампир… Бессмертие и могущество, юность и красота, сила и блаженство, кроющееся в каждой капле человеческой крови… Она была бесконечно благодарна Марку. И бесконечно ему преданна.
Мальчишка нырнул в темный проулок, покинув более-менее освещенный участок улицы, и Изабель радостно устремилась следом. Пора.
Артем оглянулся, различив в ночной тишине легкий шелест шелкового платья. Прямо к нему в скупом лунном свете не шла, а будто плыла над землей женщина ошеломительной красоты, темноволосая, окруженная ореолом летящего и мерцающего синего шелка. Он остолбенел, испытывая одновременно и страх, и восхищение. Приблизившись, женщина опустила руки ему на плечи, и тут он увидел, что глаза ее светятся двумя лунными бельмами, а из-под соблазнительных ярких губ торчат по-змеиному острые длинные клыки. Сама смерть смотрела ему в лицо.
Артем закричал, но женщина одним рывком вонзила зубы ему в шею, превратив короткий отчаянный вопль в приглушенное бульканье. Он отбивался от нее руками и ногами, но загнутые когти пронзили его плоть, а зубы вгрызались в горло все глубже, и кровь утекала из его жил так стремительно, что через пару минут он обмяк в руках вампира, точно тряпичная кукла. Насытившись, Изабель отстранилась, по-кошачьи облизнула губы и расслабленно вздохнула, отпуская пережитый экстаз. Чудесный мальчик. Конечно, надо было немного поиграть с ним прежде, чем убить; но она не сумела сдержаться. Поморщившись, она без малейших усилий подхватила на руки тело своей жертвы, ставшее гораздо легче. Будь ее воля, она бы бросила его прямо тут, в проулке, точно пустой сосуд, но Марк настаивал на том, чтобы она подчищала за собой следы. Что ж, следовало поторопиться: летом светает рано, а ее уже начала охватывать сытая истома, требовавшая нескольких часов отдыха. Пожалуй, в этот раз она выпила слишком много… Зевнув, девушка скользнула со своей ношей в ночь, по-прежнему безмятежную и тихую, полную скоротечных человеческих сновидений.

* * *

Он грезил. В этот раз то не были зыбкие видения из прошлого – во сне он видел Лес. Снова гулял по упругим ветвям, касался теплой шероховатой коры, под которой пульсировала жизнь; снова был силен и юн, как и все они, первые дети мира. Мира, которому вскоре суждено было погибнуть. Колыбель, из которой они вышли, уже никогда не примет их обратно…
Он уже смутно помнил Прамать: минувшие тысячелетия услужливо стерли все краски, ранее причинявшие боль. Помнил лишь ее бесконечную красоту, мудрость и печаль. Она сказала – идите по новой земле, но не топчите детей ее, ибо это не наш дом. Они брали, что хотели, но лишь затем, чтобы выжить. Век за веком они менялись, все больше становясь похожими на людей; а те считали их богами. Они учили их огню и мечу, дабы человечество плодилось и процветало. Взамен они брали их кровь. Но люди убивали друг друга в гораздо больших масштабах, чем они, Перворожденные. Словно заложенная в них программа смерти вновь и вновь запускала свой механизм. Люди не хотели жить и развиваться. Они хотели смерти, жестокости и страданий. В свой короткий до смешного век им хотелось достичь слишком многого: власти, богатства, любви, знаний. И ненавидели они столь же яростно, сколь и любили. Было страшно вообразить, что сумели бы натворить эти ничтожные безумцы, обрети они бессмертие.
Порочный, червивый мир, бесконечно утомивший его. Последние поколения Истинных уже не те, что они, Перворожденные. Жалкие симбионты, в стремлении выжить всячески приспосабливающиеся к людишкам. Скрывающие свою сущность, предающиеся людским порокам, очеловечившиеся до предела. Он не узнавал их больше.
В этом городе их было аж шестеро – целая Семья. Осторожные, трусливые, инфантильные. Падкие на забавы, алчные до богатства. Цепляющиеся друг за друга слабые существа, возведшие жизнь человечка в культ. Питающиеся подобно пиявкам, а не прекрасным хищникам, властителям мира – присосутся, насытятся, отпустят. Свои доноры, запасы священной жидкости в холодильниках. Для того ли он тысячи лет ступал по дороге вечности – чтобы просить кровь у людей, подобно милостыне?..
С глубоким вздохом он проснулся. Открыл глаза, в которых плескался антрацитовый холод космоса. С тихим шуршанием поднялся с ложа – текучего водоворота черного атласа – и неспешно приблизился к зеркальной стене. Из сумрачной глубины на него смотрело высокое худое существо с обтягивающей кости серой кожей, лысым продолговатым черепом, заостренными ушами и огромными черными глазами. Он поднял руку и царапнул загнутыми когтями зеркальную гладь. Следовало поесть, чтобы не пугать Изабель, которая вот-вот вернется. Она еще не видела, что с ним бывает в мгновения голода. Он слишком стар, непозволительно стар… Его тело утрачивает способность надолго восстанавливаться, обретая прежнюю красоту и молодость;  столетие за столетием он приближается к своему прежнему облику, и крови для питания ему требуется все больше.
«Интересно, когда же наступит конец?» - подумал он устало, продолжая рассматривать свое отражение.
А наступит ли он? Его собратья – по крайней мере, большая их часть – давно погрузились в блаженный сон, забытье, дарующее покой и освобождение от плотских нужд; они добровольно отказались от дальнейшей жизни среди своих детей. Возможно, они так и умрут однажды вместе с этим миром – во сне. Он такой доли себе не желал. Его сны приносили лишь тоску: покой не снисходил на него.
Он отвернулся от зеркала. Взгляд его устремился к залитому лунным светом окну. Да. Пора поохотиться. На мгновение он заколебался: не одеться ли. Без одежды он выглядел как чудовище, сошедшее со страниц дешевых комиксов. Упырь с мертвенно-бледной кожей и могильным запахом изо рта. Он усмехнулся. Что ж, так даже лучше. Пусть боятся, пусть дрожат от первобытного ужаса в последние минуты своей жизни, как в те времена, когда он спускался из леса в их жалкие пещеры, чтобы забрать положенное по праву - он, древнее дитя звезд, совершенный охотник, высшее существо.
Ступив на подоконник, он выскользнул в распахнутое окно, прильнул к стене дома, точно ящерица: жуткое создание в луче призрачного лунного света – и стремительно пополз вниз, к погруженной в темноту улице.   
...Марина сидела, забравшись с ногами на диван, прихлебывала какао и вслушивалась в тихое бормотание телевизора. В соседней комнате спала дочка Лиза – она не хотела ее будить. Девочка и так с трудом засыпала в лунные ночи вроде этой. А если и спала, то видела кошмары и часто вкидывалась в кроватке с испуганным криком.
Марина покосилась на настенные часы: давно заполночь, пора спать. Еще бы выгнать из головы все тревожные мысли, забыть о заботах, грызущих ее день и ночь. Быть матерью-одиночкой ох как непросто…
Женщина поднялась, поставила чашку на журнальный столик и принялась было раскладывать диван, но вдруг резко выпрямилась: из спальни ребенка донесся какой-то отчетливый странный звук. Точно пискнул кто.
«Опять плохой сон», - поняла она.
Марина накинула на плечи халат и, включив свет в коридоре, заспешила к дочке. Толкнула дверь, нашарила на стене выключатель… 
За секунду ее взгляд выхватил распахнутое настежь окно и подрагивающую на ветру пеструю занавеску, метнулся к кровати, у которой, сгорбившись над тельцем девочки, безжизненно повисшей в его когтистых руках, застыло создание из ночных кошмаров. Именно такими Марина всегда и представляла себе вампиров. Уродливыми тварями с синюшного цвета кожей и мордой летучей мыши вместо лица. Из уголка безгубого рта тянулась вязкая струйка крови… крови ее семилетней дочери.
Марина пошатнулась, схватившись за сердце: крик умер где-то в глубине ее груди, сорвавшись с губ едва слышным стоном. Вампир, не выпуская из рук тело девочки с кровавым месивом вместо шеи, одним движением оказался перед женщиной, пригвоздив ее к двери свободной рукой. Марина загипнотизированно смотрела в его глаза, сплошь черные, без намека на белки и радужку. Точно прорези в жуткой маске. Без жизни, без чувств, без всякого выражения. Лишь холод, один лишь космический холод.
- Радуйся, женщина: твое дитя обретет жизнь вечную! – прорычало чудовище, склоняя морду к ее горлу. Смрадное дыхание опалило ее кожу, замутило рассудок.
Марина даже не успела понять, что умерла.

* * *

Они расположились напротив полукругом, точно отрезая ей все пути к отступлению. Впрочем, бежать было нечего и думать, она это прекрасно понимала. Яна съежилась в большом кожаном кресле, поджав под себя ноги и скользя взглядом по лицам окруживших ее существ. Не чудовища, но и не люди – и как она не поняла этого раньше, глядя на Александра? Быть может, он ее гипнотизировал?
Вот самый главный – Самир, кажется. С нежного и прекрасного, как у куклы, лица, бесстрастно смотрели глаза египетского фараона, черные, бездонные. Чувственные полные губы с капризным изгибом скорее подошли бы женщине. Смолянистые длинные кудри так и просились в руки: пропустить, словно шелк, меж пальцами, вдохнуть пряный аромат.
Рядом сидел Александр, странно чужой без своей обычной улыбки, суровый, с крепко сжатым ртом. Не такой красивый, как все остальные, но больше всех похожий на человека.
 За его спиной, облокотившись о каминную полку, застыл настоящий викинг – рослый, светловолосый, бледнокожий. Высокие скулы, чуть приплюснутый нос, но глаза – не по-скандинавски темные, пронзительные. Рядом – высокая и тонкая, как ивовая лоза, женщина с печальным, прекрасным лицом рафаэлевской мадонны; прямые темные волосы убраны в скромный узел на затылке, темно-вишневое платье, кажется, сшито еще в прошлом веке.
По другую сторону от Самира, кокетливо закинув ногу на ногу, устроилась вторая женщина, помоложе; вместо волос – дикое рыжее пламя, лицо – надменное и насмешливое, с явным излишком косметики; раскосые глаза необычного янтарного цвета придавали ей сходство с кошкой. Или, скорее, тигрицей. Ярко-изумрудное платье не скрывало ни единого изгиба ее роскошного, идеального, как у Барби, тела.
И, наконец, чуть поодаль от остальных, но ближе всех к Яне сидел Каин, которого словно выдернули прямиком с тусовки готов: кожаные ремни, застежки, клепки, серебряные браслеты на руках. В удивительной косе, которая доходила ему до самых колен, Яна разглядела вплетенные бусины из черного стекла. Из всех присутствующих лишь Каин был так же высок, как и белокурый викинг, однако заметно уступал ему сложением: худощавый и поджарый, он напоминал молодого волка. Угрюмое выражение и чересчур резкие черты не портили диковатой красоты его лица. Глядя на него, Яна охотно верила в существование вампиров. Остальные скорее вызывали у нее ассоциации с древними богами, прекрасными, холодными и жестокими. Они могли улыбаться, как рыжеволосая девушка-тигрица, могли выглядеть задумчивыми и спокойными, как мужчина-викинг, но их выдавали глаза. Черные, ледяные, иномирные глаза. Нечеловеческие. Как у существа на картине, занимавшей всю стену над камином.
Проследив ее взгляд, Самир обратился к ней тихим, на редкость мелодичным для мужчины голосом.
- Что ты думаешь об этой картине?
Вопрос застал ее врасплох. Она была уверена, что они накинутся на нее всем скопом, едва Каин внесет ее в дом; но нет, они цивилизованно расселись по местам, скользя по ней изучающими взглядами, и лишь рыжеволосая с нарочито кровожадным видом облизнулась – видимо, забавляясь ее страхом.
- Ну… - Яна заерзала под пристальным взглядом египетских глаз, - она… очень необычная. Странная.
- Что кажется тебе странным?
- Лес. Деревья. У них нет листьев, одни ветки. И они… они скорее напоминают…
- Напоминают что?..
- Они будто живые, - вырвалось у нее.
Самир, как ей показалось, удовлетворенно кивнул.
- А создание? Оно тебя пугает? Наводит ужас?
Яна внимательно вгляделась в черты существа, прильнувшего к толстой черной ветви, словно к родной матери: на уродливой морде с лысым черепом, огромными острыми ушами и раскосыми как у инопланетянина глазами читалась безграничная…любовь. Любовь и безмятежность.
- Оно счастливо, - тихо сказала Яна.
Темноволосая женщина у камина едва заметно улыбнулась, склонив голову; улыбка ей очень шла.
- Тебя зовут Яна? – как ни в чем ни бывало продолжил Самир.
Она кивнула, про себя отметив, что не ошиблась, определив его в вожаки: остальные молчали, пока говорил он, и лишь буравили ее взглядом своих жутких глаз.
- Богом данная среди отродий сатаны, - усмехнулся Каин.2
Самир едва заметно повернул голову в его сторону, и он тут же умолк. Яна заметила недовольную гримаску, на миг исказившую лицо рыжеволосой.
- Ты догадываешься, кто мы? – помолчав, спросил Самир.
Она снова кивнула со смутным ощущением, что подписывает себе смертный приговор.
- Я сейчас кое-что сделаю. Ты не должна пугаться.
Прозвучало это «не должна» как приказ. Яна нервно сглотнула.
- Дай руку.
Она послушалась – какой смысл было сопротивляться? - и вытянула вперед правую руку, стараясь унять мелкую дрожь. Самир осторожно и, как ей показалось, нарочито медленно обхватил ее запястье прохладными пальцами с длинными загнутыми ногтями, которые словно были выточены из кости. Чуть потянул к себе, вскинул вторую руку и вдруг уколол ее ногтем в подушечку безымянного пальца. Яна непроизвольно дернулась, но руку ее точно зажали стальные тиски. Самир наклонился, аккуратно слизнул с кожи выступившую бусинку крови и только после этого разжал пальцы. Язык у него был шершавый, как у кошки. Яна забилась в самую глубину своего кресла, с ужасом наблюдая, как глаза вампира, и без того пугающие, становятся полностью черными, без всякого намека на белки. На лицах остальных застыло странное выражение – смесь любопытства и плотоядного вожделения. Через минуту Самир моргнул, и глаза его снова приобрели прежний вид. Он пристально посмотрел на девушку – этот взгляд выкручивал всю душу наизнанку – затем повернулся к Алексу и что-то сказал ему на незнакомом, одновременно резком и певучем языке.
- Сильная кровь, - Самир покачал головой. – Гипнозу она не поддастся, так что и забыть всего случившегося не сможет. А отпустить ее с тем, что она видела, мы не можем.
- Хочешь сказать… - Александр запнулся, покосившись на девушку. От нее исходили мощные волны страха, усталости и голода. Лицо побледнело, под глазами образовались синеватые круги. Сотрясения у нее не было, в этом он был уверен, да и рана была неглубокой: просто сказывался пережитый стресс.
- Ты против? – понимающе спросил Самир.
- Она славная девочка. Мне бы не хотелось лишать ее жизни просто потому, что она оказалась не в том месте не в то время.
- Возможно, есть другой выход? – мягко вмешалась Мия.
Остальные удивленно повернулись к ней.
- Тебе-то что? – с подозрением осведомилась Лейла.
Мия неопределенно пожала плечами.
- Лично я вижу три варианта, - подал голос Каин, до того что-то сосредоточенно обдумывавший. – Первый: мы доверяемся девчонке и отпускаем ее. Но, как я понимаю, этот вариант совершенно неприемлем.
- Ты верно понимаешь, - кивнул Самир.
- О’кей. Второй вариант. Делаем из нее вриколакоса.
- Что?! – вскинулся Алекс. – Ты в своем уме?
- А что такого, брат? Все наши вриколакосы когда-то были людьми, как и она. Раньше ты подобного негодования не проявлял.
- Нет, Каин, не годится обращать человека без его желания, - перебил его Аскольд. – Мы же не хотим повторения истории с Антоном…
 - Яна – не Антон, - резко ответил Каин. – Она гораздо сильнее и хочет жить!
- Что ты припас напоследок? – со вздохом спросил Самир.
Каин откинулся в кресле, окинув собравшихся загадочным взглядом.
- Слуга-человек.
- Хм.
- Нет, Самир, ты только представь себе: мы не нарушим Закон, отпустив узнавшего нашу тайну человека, и одновременно даруем ему жизнь! Разве это не лучший выход?
- Звучит на редкость разумно…для Каина, - с некоторым удивлением в голосе произнесла Мия.
- Она может нам быть полезна. А потом, если пожелает- а я уверен, что пожелает, - сможет стать врикалокосом. Она недурна собой, молода, вынослива. В ней есть смелость. Впрочем, ты и сам знаешь – ты вкусил ее крови.
- Тебе-то какая с этого выгода? Раньше ты не заступался так рьяно за смертных, - прищурился Алекс.
Каин ухмыльнулся.
- Ну, я бы хотел, чтобы вы отдали ее мне. У меня ведь нет своих человеческих слуг и доноров, как вы знаете.
Александр вскочил, заставив притихшую Яну вздрогнуть в своем кресле.
- Ни за что! Если и оставлять ее как слугу, то только со мной! Самир, ты же не отдашь девочку этому безумцу?
Все взгляды устремились на Самира. Тихо хихикнула Лейла – ее происходящее, похоже, забавляло.
- Александр,  - наконец, заговорил Самир, - из ее воспоминаний я понял, что между вами начала образовываться связь, которая со временем могла бы перерасти в нечто большее, чем дружба – если допустить возможность дружбы между двумя настолько разными существами. Ты в своих суждениях относительно этой девочки слишком предвзят. Мне бы не хотелось, чтобы ты совершил какую-нибудь глупость, пойдя на поводу у чувств. А потому своим решением я отдаю Яну в распоряжение Каина – учитывая, что именно он является ее спасителем. Следовательно, он имеет преимущество перед тобой, Александр. Мои доводы тебе понятны?
Алекс кивнул, стиснув кулаки и с сожалением глядя на Яну. Прости, малышка, я сделал все, что мог.
Яна не поняла ни слова из их разговора – но по выражению их лиц было ясно, что они о чем-то спорят. Причем если Каин смотрел в ее сторону со странно торжествующим видом, то Алекс угрюмо отводил взгляд. Ничего хорошего это не предвещало. Да еще и боль в затылке усилилась, запустив острые коготки внутрь черепа – до этого в области раны ощущалось лишь какое-то онемение. Наверное, ей дали обезболивающего, действие которого закончилось. Ужасно хотелось есть и спать. Причем последовательность не имела значения. Усталость наливала веки свинцом, шум в голове нарастал. Еще немного, и она, пожалуй, уснет прямо здесь, в окружении кровососов, которые все тянули с расправой. Только обсуждали что-то на повышенных тонах. Странный все-таки у них язык… Яна была уверена, что никогда прежде его не слышала.
Она, кажется, все же задремала. В себя ее привел довольно чувствительный толчок в плечо. Открыв глаза, она увидела склонившееся над ней лицо Каина.
- Поднимайся. Мы едем домой.

* * *
Яне повезло - она выросла в хорошей семье. Благополучной, как принято говорить. Мама работала врачом, отец – инженером. Типичная семья. Родители редко ругались между собой и еще реже повышали голос на нее, единственную дочь. Детский сад, школа, университет – все это промелькнуло одной сплошной полосой спокойного серого цвета без ярких белых или черных пятен. Были друзья, парни, тусовки. Были минуты особенной грусти и особенной радости. Жизнь как жизнь.
После университета, получив юридическое образование, она устроилась в нотариальную контору. Работа – не сахар, конечно: и засиживаться приходилось допоздна, и платили мало. Но, как говорили ее родители, должность была перспективной и сулила серьезные карьерные продвижения. Яна соглашалась – каких-то своих, особенных стремлений у нее не было.
Самый долгий роман в ее жизни продолжался чуть меньше года и закончился вполне банально: изменой благоверного с одной из ее подруг. Яна спокойно собрала свои вещи и переехала на съемную квартиру. Переживания, которые, положа руку на сердце, могли бы быть и поглубже, она заглушила усиленной работой. После этого в ее жизни случилась лишь мимолетные связи, что, впрочем, ее ничуть не огорчало. Жить одной ей нравилось. По выходным – немногочисленные подруги, кафе, клубы или кино; по праздникам – посещение родителей; будни – сплошная работа и домашние хлопоты. Ее, как ей казалось, все устраивало.
…В существование вампиров она поверила задолго до происшествия у озера.
Был поздний вечер воскресенья. Яна засиделась у родителей и ехала домой на маршрутке. Шел нудный сентябрьский дождь. Не считая ее и дремлющей в задней части салона женщины с большой сумкой на коленях, маршрутка была пуста. На одной из остановок они притормозили перед светофором, и Яна, уткнувшаяся лбом в окно, увидела под козырьком слившуюся в объятии парочку – должно быть, укрылись от дождя. Или ждали свою маршрутку. Девушка стояла к ней спиной, как-то странно запрокинув голову и уронив руки; парень, гораздо выше ее ростом, склонился над ней, обвив руками ее талию. И, в тот самый момент, когда маршрутка тронулась с места, парень вдруг поднял голову и взглянул прямо на нее, Яну. Глаза его были точно черные влажные прорези на бледном до синевы лице – это не были глаза человека. А из уголка рта за ворот куртки бежала тонкая струйка крови.   
Яна отшатнулась от окна, едва подавив крик. Остановка давно осталась позади, по стеклу мерно барабанил дождь, что-то уютно бормотало радио, а она все не могла успокоиться, вспоминая жуткие глаза вампира. Они потом долго преследовали ее во сне – и ей приходилось спать при включенном свете, чтобы страхи ее отступили. Со временем острота воспоминаний притупилась, и она даже стала посмеиваться над своей впечатлительностью: небось, задремала по пути домой, вот и померещилась спросонья какая-то жуть. И лишь глубоко в сердце затаился холодок страха, давший о себе знать в ту ночь в парке, когда длинная черная тень пересекла ей дорогу.
И сейчас, забившись в угол заднего сидения машины, увозившей ее в неизвестность, глядя в затылок вампира с именем первого в истории мира убийцы, она думала о том, как все это могло произойти с ней, тихой, неприметной, посредственной девушкой, какой она всегда себя считала. В один миг вся ее размеренная спокойная жизнь превратилась в мельтешение кадров из дурного кино: вампиры, тайны, кровь. Куда ее везет этот фрик? Домой, он сказал. Но явно не к ней домой. Почему не убил ее сразу? И убьет ли?
Нарушая драматизм ситуации, ее желудок разразился громким возмущенным бурчанием. Каин оглянулся, и в предрассветной полутьме она разглядела его усмешку:
- Тоже проголодалась?
И это «тоже» заставило ее сердце сжаться в груди ледяным комком.

4

Игорь проснулся от очень странного ощущения. Тело его будто превратилось в воздушный шарик, норовящий упруго взмыть с кровати в воздух. И эта легкость его насторожила: после бурно проведенных ночей он привык просыпаться с ужасающей тяжестью и звоном в голове. Впрочем, звон присутствовал, причем такой, словно он неделю провалялся в постели с гриппом.
Игорь попробовал сесть и тут же откинулся на подушку, со стоном сжав ладонями виски: комната поплыла перед глазами, во рту возник неприятный металлический привкус. По телу разлилась слабость. «Только заболеть не хватало», - подумал он уныло. Рассматривая плавающие перед глазами темные пятна, он принялся восстанавливать в памяти события прошедшей ночи. Постель была пуста, но он точно помнил, что домой приехал не один…
Ну да, он же познакомился с ней в клубе. Вернее, с ними – их было двое. Имя первой, рыжеволосой бестии просто убийственной красоты, он не запомнил. Да она с ним практически и не разговаривала. Такие богини редко снисходят до плебеев вроде него. А вот ее подружка, смешливая миниатюрная блондинка, после получаса болтовни за выпивкой сама навязалась к нему в гости. Имя у нее было какое-то французское…. Мари, кажется. Да, точно. Хотя, скорее всего, на самом деле ее звали Машей или Светой. Неважно. Главное, что у нее был очаровательный вздернутый носик, потрясающие ноги и абсолютное отсутствие предрассудков насчет секса с незнакомцами, что их как-то сразу сблизило.
Но куда, в таком случае, она делась? После жаркой изматывающей ночи Игорь даже не уснул, а просто провалился в сон, глухой и черный. А девушка, видимо, проснулась раньше него и тихо слиняла. Надо бы пойти замок проверить. А заодно и квартиру осмотреть на предмет пропавших вещей. Игорь фыркнул своим мыслям. Как будто он раньше не привозил домой совершенно незнакомых девиц. И ничего, пока что все обходилось…
Черт, да что же он такое пил-то? Воспоминания путались и расплывались, тело ныло, почему-то сильно болела шея… Невероятным усилием он все же заставил себя выкарабкаться из кровати, немного постоял, пошатываясь. Пелена перед глазами постепенно рассеивалась. Так, а это что такое? Склонившись над изголовьем кровати, Игорь недоуменно уставился на пару бурых пятнышек крови, въевшихся в наволочку. Кровь была на его подушке, а не на соседней, где спала его случайная подружка. Что это? Неужели во сне у него пошла кровь носом?
Держась за стенку, Игорь кое-как доплелся до ванной, уставился на свое отражение в зеркале. Ну и рожа. Бледная, опухшая, с кругами под глазами. Нос был в порядке. А вот шея… Не веря своим глазам, Игорь наклонил голову вбок, открывая небольшую ранку на шее. Точно два прокола, но не шприцем, а явно чем-то потолще. Вылитый вампирский укус из ужастика. Кожа вокруг ранки чуть покраснела и болела при надавливании пальцами. Судорожно осмотрев себя, он обнаружил еще одну похожую ранку, причем в таком месте, которое он бы не дал укусить даже самой прекрасной вампирше мира.
Игорь шлепнулся голым задом на бортик ванны, ошеломленно размышляя, какой же дури он перебрал ночью, что приволок в дом помешанную на вампирах извращенку. Но он же совершенно точно помнил, что она его не кусала! Или… ну да, он выпил довольно много, и в клубе, и дома, да и сама девушка действовала на него как-то… опьяняюще… А может, она продырявила ему шею и прочие места, пока он валялся в отрубе? Но – чем? Зубы у нее были вполне нормальные: это он хорошо разглядел, потому что Мари все время заливисто хохотала. А в том, что ранки – ее рук (или зубов) дело, он не сомневался. И то, что она поспешила уйти до того, как он проснулся, лишь подтверждало его подозрения. А он, честно говоря, и лицо-то ее уже плохо помнил… Да что там – совсем не помнил, хоть и был уверен, что узнает ее при встрече.
Зараза. Пора завязывать с попойками и гулянками. И вообще – жениться. Чтоб жена не пускала его домой в компании всяких кровососок. Он хихикнул, представив себе эту картину.
А сейчас – холодный душ, чашка кофе вприкуску с аспирином, зеленку на шею – и работать. О вампирах он поразмыслит потом.

* * *

Мари проскользнула в дом с первыми лучами рассвета – сквозь чуткую дремоту Лейла услышала скрип двери в ее спальне, а через минуту в ванной зашумела вода. Ну что за привычка – час мокнуть в ванне перед дневным сном…
Лейла перевернулась на спину, уставившись в потолок широко открытыми глазами. Сон как рукой сняло. И дело было вовсе не в Мари, снова загулявшейся допоздна. Ей, конечно, стоило устроить выволочку – незачем ей было ехать домой к тому парню, покормиться можно было и в клубе. В кабинке туалета, например. Да в любом темном уголке. Но Мари, как всегда, пошла на поводу у своей неуемной похоти. Дуреха. Никогда не думает о своей безопасности.
Но и она, опытная охотница, в очередной раз – давно с ней уже такого не случалось – дала маху. Наметила в клубе жертву – хорошенького сочного подростка – вывела «покурить» в подворотню – и, увлекшись, осушила до последней капли. С самоконтролем у нее все было в порядке. Она сознательно не захотела останавливаться. И, пока жадное до жизни человеческое сердце отсчитывало свой последний пульс – сначала исступленный, неистовый, затем – угасающий и робкий – она переживала блаженство, которого не знала уже несколько мучительно долгих лет. В прошлый раз она плохо спрятала тело, и Самир (как только пронюхал?..) пригрозил выгнать ее из города при первом же подозрении в новом убийстве. Чистоплюй. Ей хватало доноров, человеческих слуг, преданных ей до самопожертвования; периодически она развлекала себя безобидной охотой – но истинное удовольствие, как известно, кроется лишь в запретном плоде. И этим плодом было убийство. В момент смерти вместе с последними каплями крови тело человека покидал огромный всплеск энергии, и Лейла не знала другого наркотика, который бы мог принести ей такой же феерический экстаз. Она не понимала - к чему идти наперекор своей природе? Сколько бы ни кормили волка с руки, он все равно будет мечтать вонзить зубы в мягкое горло овечки. Самир, ясное дело, за свою жизнь успел пресытиться всеми доступными бессмертным развлечениями – но она-то не обязана подчиняться глупым выдумкам старших Истинных. При Перворожденных все было иначе. Жаль, что они ушли в тень и уступили арену нового мира своим потомкам. И жаль, что ей, Лейле Таори, всего двести лет, с которыми никто не считается…
Когда-то, стремясь развеять скуку искушенного в жизни существа, она развлекала себя созданием вриколакосов. Послушные, юные, красивые и испорченные, они долгое время тешили ее самолюбие, похоть и жажду власти. Но за последние десять лет она разогнала всех своих «детей», позволив остаться в своем доме лишь Мари, обращенной менее года назад во время путешествия по курортам Франции. Мари, как и Лейла (да и многие Истинные) была бисексуальна и невообразимо изобретательна во всех своих развлечениях. Пока что она нравилась Лейле: с ней не было скучно. Ну, а потом, скорее всего, и ей придется покинуть кров своего создателя и зажить самостоятельной жизнью. Крови мира хватит, чтобы прокормить их всех.
Мысли Лейлы вернулись к новому приемышу чокнутого Каина. Его странное поведение в последние дни сбивало ее с толку. Все эти годы, проведенные в Семье, она была более-менее дружна лишь с ним: их объединяла неприязнь к остальным членам Семьи и тяга к независимости. Нет, Каин, конечно же, не был сумасшедшим в прямом значении этого слова – чудаком он стал после гибели возлюбленной, это знали все. Но неуместной симпатии к смертным, такой, например, какая была свойственна Алексу, она за Каином никогда не замечала. У него и своих человеческих слуг-то давно не было, только случайные подружки, которыми он кормился. Да запасы «консервов» в холодильнике. Чаще всего он выходил охотиться на улицы города, забирая кровь у припозднившихся прохожих и завсегдатаев баров. Алекс рассказывал, что одно время он вообще питался исключительно кровью законченных алкоголиков и наркоманов, чтобы провалиться в полужизнь-полузабытье. Напрямую алкоголь и наркотики организмом Истинных не усваивались (хотя Лейла слышала о собратьях, приучившихся пить вино в небольших количествах), как и твердая пища, и потому любителям особо острых ощущений приходилось потреблять их через человеческую кровь. Но зачем все-таки Каин выпросил себе ту девчонку? Чтобы насолить Алексу? Или – повинуясь какой-то понятной ему одному прихоти? Ничего особенного, кроме молодости, приятной внешности и чудесного запаха, в девушке не было. Таких в городе – пруд пруди. Ах, да, Самир сказал, она не поддается гипнозу. Редкость, но случается. Тем хуже для человека: зачарованный, он практически не ощущает страха и боли от укуса Истинного. А чаще всего напрочь забывает о нападении на него. Зачем она Каину? Для каких-то своих извращенных экспериментов? Разогнать скуку? Или – есть в ней нечто особенное, известное ему одному?.. Не просто же так он вытащил ее из того озера, не дав умереть…
Любопытство было слабостью Лейлы, и она это знала. Она была молода – разум Истинных развивается медленнее, чем у людей, соразмерно протяженности их жизни – поэтому миру еще было чем ее удивить, а проклятие бессмертия казалось ей выдумкой старших. Сны о доме ей снились редко, и вся эта легенда про черный лес и Прамать виделась ей не более чем красивой сказкой, придуманной Истинными, чтобы оправдать свое существование на Земле – подобно тому, как люди придумали себе Бога. Наверняка похожая легенда есть и у оборотней, и у прочей нечисти, выползающей на улицы города под покровом ночи. Сказки, наивные сказки бессмертных.
Говорят, новообращенных все чаще охватывает безумие, толкающее их на самоубийство: неслыханная дерзость! Расстаться с бессмертием ради призрачной надежды обрести покой! Все вриколакосы Лейлы пока что были живы – она бы почувствовала смерть любого из них благодаря ментальной связи. А это говорило о том, что, увы, каков творец, таково и творение. Ничего хорошего у той же Мии создать не получалось, кроме этих своих унылых мазулек. Наверняка держала своего вриколакоса – как там его? Антон? – в ежовых рукавицах, лишая всех удовольствий, недоступных при жизни человеком. Или парень был просто не готов стать бессмертным, пьющим кровь. Интересно, люди бы перестали питаться мясом свиней и ягнят, обрети они вдруг способность мыслить и разговаривать? Так почему пить людскую кровь – преступление в их глазах, святотатство? Если их, Истинных, тех, кого люди называют вампирами, такими задумала природа – бессмертными, сильными, питающимися кровью – если такими их создал пресловутый Бог, которому подчиняется все живое на Земле – отчего они во все века считаются исчадиями ада, порождениями ночи, изгоями в мире смертных?
Лейла почти обиженно вздохнула, переворачиваясь на другой бок. Пожалуй, как-нибудь она навестит Каина в его логове – посмотрит, как там поживает его милая протеже. Небось, уже поседела от ужаса.
Шелковое покрывало цвета молочного шоколада тихо зашуршало, впуская в свои объятия прохладное, влажное тело Мари. Она прижалась к спине Лейлы, обнимая ее, нежно поглаживая ее грудь, живот, щекоча ее кожу острыми коготками.
- J'ai fini par te manquer 3, - промурлыкала она игриво и прижалась губами к ее шее.
- L;che-bottes4, - проворчала Лейла, поворачиваясь к ней лицом.

* * *

Яна в некоторой растерянности стояла под палящим солнцем, испытывая странное чувство неприкаянности. Утром она съездила на работу и забрала трудовую книжку, что-то наврав начальнице про новую перспективную работу. Та на положенной двухнедельной отработке настаивать, к облегчению девушки, не стала. Лишь покосилась на украшавшую ее голову повязку. Затем Яна расплатилась с хозяйкой квартиры, собрала свой нехитрый багаж в спортивную сумку и теперь тащила ее по жаркой летней улице в абсолютную неизвестность. Каин велел ей вернуться к ночи – так что времени у нее было еще хоть отбавляй. Надо бы позвонить родителям. «Привет, мам, пап, я теперь в прислугах у вампира, так что вы не переживайте…» М-да. Конечно, она и им наврет про новую работу, и ложь эта вполне сойдет ей с рук. Главное, что Каин не запретил ей общаться с семьей. По крайней мере, по телефону. А вот с нынешней работы пришлось уйти: она бы отвлекала ее от новых обязанностей. Правда, в чем именно они заключались, ей пока толком не объяснили.
В то утро Каин привез ее в свой дом, оказавшимся двухэтажным зданием старого клуба, уже год как закрытого, разместившегося на окраине города в пользовавшейся дурной славой рощице. Клуб приносил убытки, и хозяин с великой радостью сбагрил его чудаку, предложившему за него хорошую цену. Чудак же заколотил входы в оба танцпола и бары на первом этаже, а второй этаж кое-как приспособил под жилое помещение. С виду здание казалось абсолютно заброшенным, но массивные двери, украшавшие парадный и черный вход, мелькавший в окнах по ночам свет и общее явное ощущение угрозы, исходившее от дома, заставляли всякий сброд держаться от него подальше.
Яне была выделена огромная комната с застекленной тонированной стеной, за которой расстилалась угрюмая лесополоса. Раньше здесь был бильярдный зал с баром. Теперь опустевшее помещение украшал лишь большой кожаный диван, сиротливо жавшийся к стене, протертый ковер, бильярдный стол да пара кресел. Напротив дивана, правда, висела огромная плазма.
- Будешь себя хорошо вести – добудем тебе шкаф и холодильник, - пообещал Каин, наблюдая за ее реакцией на свое новое жилище. – По коридору прямо и налево – ванная комната. Не бойся, мокрицы и тараканы там не ползают, сантехника в норме. Может, и пара запасных халатов найдется – у меня бывают ночные гостьи. Шмоток мы тебе прикупим, можешь и свои сюда перевезти. По дому лишний раз советую не шляться, особенно в мое отсутствие. Вдруг ко мне в гости заявится кто-то из моих вриколакосов и ты ему приглянешься…
Он ухмыльнулся, явно довольный этой мыслью.
- Располагайся, а я закажу тебе пиццу – боюсь, мои запасы крови в пакетах тебе не понравятся.
И он действительно заказал ей пиццу и пару стаканчиков кофе, который даже не успел остыть, пока его везли. Яна сидела в уголке дивана, прихлебывая горячую жидкость, и ошеломленно размышляла об эволюции вампиров, которые, восстав из своих средневековых гробов и сырых склепов, заказывают пиццу и смотрят кабельные каналы на плазменной панели. Ночь она провела, вслушиваясь в каждый шорох за дверью и леденея от ужаса, когда какая-нибудь ветка скребла по стеклу, а утром отправилась выполнять поручения Каина. То есть, увольняться и врать родителям.
Яна устало опустилась на скамейку напротив ближайшего супермаркета. Мимо спешили по своим делам редкие прохожие. Жарило солнце, а посреди вымощенной плиткой площадки растянулась, вывалив язык, большая дворняга. Жизнь как жизнь,  такая привычная и обыденная, что с трудом верилось в вампиров, все эти ужасы и потусторонние штуки. Яна не хотела возвращаться в мрачный дом Каина, где ее ожидала неизвестность – самое худшее, что только можно представить. Ибо воображение рисовало ей то мучительную смерть от клыков кровососа, то долгие годы унизительного рабства и страданий. Странно, что Каин вот так отпустил ее в город – одну, без присмотра. Наверное, знает, что никуда она не убежит. Он так и сказал ей на прощание: сбежишь – найду и расправлюсь. А она была уверена, что так оно и будет. Несмотря на то, что он спас ее однажды. Его холодные глаза и жестокая улыбка до сих пор стояли у нее перед глазами. Это не человек. Не человек…
На скамейку рядом вдруг шлепнулся какой-то парень, яростно спорящий с невидимым собеседником по сотовому телефону. 
- Ну, проспал немного, ну и что? У меня, может, личные обстоятельства! – рявкнул он в трубку так, что дремавшая напротив дворняга недовольно приподняла морду.
Яна невольно повернула к нему голову: обычный парень лет двадцати пяти, русоволосый, в светлых джинсах и рубашке, явно незнакомой с утюгом. Ворот был расстегнут, обнажая загорелую шею с двумя свежими ранками, кое-как замазанными зеленкой. Это же…
- Вампиры! – выдохнула Яна.
Она подхватила свою сумку и опрометью кинулась прочь, чувствуя на затылке недоуменный взгляд незнакомца. Интересно, кто он – добровольный донор или очередная жертва? И неужели ей предстоит та же участь?
«Она сказала «вампиры» или мне послышалось?» - обеспокоенно подумал Игорь, провожая взглядом девушку с повязкой на голове, с явным усилием тащившую большую спортивную сумку.
…Дома – а теперь это место было ее домом – Яну ожидал сюрприз: огромный холодильник в ее комнате, битком набитый продуктами (начиная с йогуртов и заканчивая алкоголем, причем явно не самым дешевым), шкаф, возле которого была свалена груда новой, нераспакованной одежды, и, самое главное – роскошный туалетный столик, ящики которого изобиловали разномастной косметикой известных брэндов, бельем и парфюмом. У Яны сразу отлегло от сердца: по крайней мере, в ближайшее время ее убивать не собирались. У нее начало складываться смутное ощущение, что Каин относится к ней как к игрушке, приятному новоприобретению, которое его забавляло. Проходя мимо его спальни, куда ей вход был воспрещен, она прислушалась: но он, видимо, еще спал.
К зеркалу на туалетном столике была прикреплена записка – «Кухня внизу. Можешь осмотреть».
И Яна, впервые ощутив укол любопытства, бросила неразобранную сумку и спустилась на первый этаж, где без труда обнаружила огромную кухню – вернее, оборудованное под нее помещение. У стены возвышались два холодильника: один огромный, в полстены, с застекленной дверцей, не скрывавшей содержимого, а именно, аккуратных рядов пакетов с донорской кровью. Так, это, видимо, холодильник с «консервами», как выражался Каин. Второй был поменьше и поуже: внутри содержался примерно тот же набор продуктов, что и в холодильнике в ее комнате. Удобно, ничего не скажешь. Хочешь, ешь в кухне, хочешь, хоть целыми днями обитай в своей спальне, подъедая полуфабрикаты…
В углу напротив тускло поблескивала мойка, рядом выстроились в ряд новенькая сенсорная электрическая плита, духовой шкаф и прочая мудреная кухонная техника, а на кафельном полу громоздились ящики с посудой, явно только что из магазина. Яна в растерянности опустилась на первый же попавшийся металлический табурет. Неужели вся эта роскошь – только ради нее? Ведь вампиру все эти вещи ни к чему… Но зачем столько усилий ради слуги, потенциальной еды, всего лишь человека, в конце концов?...
- Нравится? – позевывая, спросил Каин, который как-то совершенно незаметно вырос в дверном проеме.
Яна подскочила, едва не заорав с перепугу, и поспешно отвела взгляд – вампир стоял перед ней, в чем мать родила. Если, конечно, у него была мать. Тело, по крайней мере, у него было вполне человеческое, обычное, без перепончатых крыльев и прочих атрибутов киношного кровососа, если можно было назвать обычным такое великолепие. Скульптурных изгибов его мышц не могли скрыть даже волосы, на этот раз распущенные, густым черным водопадом струящиеся по его спине.
Ничуть не смущаясь, Каин прошел к своему холодильнику, выудил один из пакетов, надорвал зубами краешек и прямо из него принялся пить темно-красную жидкость. Ну точь-в-точь как если бы обычный человек поутру потягивал в своей кухне томатный сок.
- Советую тебе перекусить и переодеться во что-нибудь… - он окинул насмешливым взглядом ее простую белую майку и потертые джинсы, - …из того, что я тебе купил. С размером, думаю, не ошибся. Да, и сними ты уже эту повязку. Нам предстоит небольшая прогулка.
- К-куда? – осмелилась поинтересоваться она, все еще не поднимая глаз.
- На охоту, - ответил он коротко и, почесывая когтями нагое бедро, неторопливо покинул кухню.
Кое-как запихав в себя бутерброд и полчашки кофе, Яна первым делом отправилась в душ, где с наслаждением избавилась от присохшей к волосам повязки и как следует отмылась. Ранка на затылке затянулась и под волосами была совсем не видна. Это утешало: ей почему-то казалось, что при виде кровоточащей ссадины вампир с рычанием набросится на нее и просто-напросто сожрет. Черный кафель, которым была отделана ванная комната, радостного настроения не добавлял – воображение все время рисовало Яне лужи крови на полу и растерзанные трупы бывших слуг Каина. 
Наскоро высушив волосы и накрасив ресницы, она принялась рыться в куче одежды, которую бы сама себе ни за что не купила: сплошь кожа, винил, обтягивающие мини-юбки и туфли на шпильке. Как будто секс-шоп ограбили. Но – делать нечего – Каин велел одеть что-нибудь из новых вещей. После получаса отчаянных поисков Яна остановилась на черном атласном корсете с серебристой вышивкой, черной джинсовой мини-юбке и босоножках из переплетения тонких кожаных ремешков. Из зеркала на нее смотрела готичная фея – лишь светлые, а не угольно-черные, как у Каина, волосы выбивались из общего ансамбля.
Каин вошел без стука – хорошо, что хоть одеться успела – в своем привычном кожаном наряде, с тугой косой-змеей через плечо, окинул ее цепким взглядом, скривил рот в усмешке – Яна так и не поняла, была то одобрительная улыбка или гримаса презрения – и сунул ей в руку новенький мобильник.
- Взамен утопшего, - фыркнул он в ответ на ее вопросительный взгляд.   
- Спасибо, - осторожно ответила она. Сунула телефон в сумочку и снова замерла: в присутствии вампира ее охватывало некое подобие столбняка.
Каин вздохнул, наклоняясь к ней, и в следующую секунду она обнаружила себя стоящей на крыльце дома, с рукой Каина, обвившейся вокруг ее талии, и слегка встрепанными волосами.
- Что… - начала было она пораженно, но вампир лишь отмахнулся:
- Слишком медленно вы, люди, передвигаетесь.
Он спустился к парковке, где их уже поджидал – нет, не вчерашний джип, а мотоцикл, выглядевший не менее готично, чем его хозяин.
- Ты идешь или мне тебя поторопить? – недовольно окликнул ее Каин уже с сиденья.
Яна поспешно сбежала вниз по ступенькам.
…После того, как он заставил ее сделать пару глотков текилы, с ее лица, наконец, сбежало выражение затаенного страха, которое его уже начало раздражать. Глаза ее, которым очень шел макияж, заблестели, точно серебристая ртуть. Серый цвет так обманчив: обычно невыразительный, он легко меняет оттенки, производя совершенно иное впечатление. Цвет глаз этой девочки, цвет ее души. И он поможет ей заиграть новыми красками.
Каин усмехнулся, встретив ее осторожный, но, тем не менее, твердый взгляд. Так она смотрела на него в том саду: сознающая свою беспомощность и одновременно полная решимости драться за свою жизнь до последнего удара сердца. Боги, как его пьянила эта жажда жизни…
- Пей, пей, - он кивком указал на отставленный ею бокал, и девушка, поколебавшись, опрокинула в рот остатки выпивки. Передернулась, покраснела и снова исподлобья уставилась на него.   
В баре было шумно, но вип-кабинка, в которой они разместились, приглушала музыку и гомон чужих голосов, не мешая им разговаривать. Впрочем, разговаривал пока один Каин, а Яна лишь нервно ерзала на диванчике, то и дело одергивая на бедрах короткую юбку. Хороша, ничего не скажешь. В этом наряде она стала просто вызывающе аппетитной. Каин припомнил, сколько трудов когда-то стоило добраться до вожделенного женского тела через нескончаемые слои нижних юбок и кринолина. Нынешняя мода куда как благосклоннее к вампирам.
- Ну, раз уж мы очутились в такой интимной обстановке, ты, возможно, хотела бы задать мне какие-то вопросы о твоей новой жизни? – промурлыкал он, лениво облокотившись о стол.
Помедлив, Яна кивнула.
- Кто вы такие?
- Что? Ты сама сказала, мы – вампиры.
- Нет, это не совсем так. Та картина… в доме у Алекса…
- Да, на ней изображен наш дом. И один из наших прародителей.
- Вампиры – существа вторичные. Нет, возможно, когда-то и существовал один настоящий, который и дал начало всем другим, но вообще вампир – это укушенный и восставший из мертвых человек. Вы не мертвецы, и у вас был дом. Тот странный черный лес…
- Что ж, правда твоя. Когда-то мы все жили в Лесу. Я не смогу тебе объяснить, что он из себя представлял, но лесом мы его называем лишь для упрощения понятия. Это…сложно понять. Лес был живым. Мы были его порождениями, питались его кровью и энергией.
- Кровью? То есть, вы охотились на зверей?
- Нет же. Мы пили кровь ЛЕСА.
- Но… как это возможно? – опешила она.
- Это невозможно тут, на Земле.
- Так вы пришли с другой планеты?
- Мы не знаем. Не помним, - уточнил он неохотно. – Но, скорее всего, мы вообще из другого измерения. Мы родились там, где все живое пронизано энергетическими связями, мы были связаны с нашим лесом с момента рождения. Мы пили кровь, текущую в его жилах, и таким образом обменивались энергией друг с другом и миром, в котором жили. Ты вряд ли это поймешь. Но, попав на Землю, мы стали пить кровь людей не только в целях физического насыщения. Вместе с кровью мы получаем часть…хмм…. ну, скажем, души человека – его мысли, воспоминания, знания, эмоции. Его энергетическую суть. Именно поэтому мы не можем пить кровь животных. В исключительных случаях, когда требуется выжить, она сгодится, но долго на ней не протянешь.
- Так вот зачем он попробовал моей крови, - пробормотала Яна.
Каин приподнял бровь.
- Кто? Самир? Да, одной капли достаточно, чтобы узнать о человеке все. Между прочим, так он понял, что ты не поддаешься гипнозу.
- Это плохо?
- Если тебе доведется стать жертвой Истинного – да, приятного мало. Он не сможет тебя зачаровать, стереть твои воспоминания.
- Жертвой? Вы часто убиваете людей?
На этом вопросе голос ее дрогнул, но Каин сделал вид, что ничего не заметил.
- Ну… убивали когда-то. Потом нас вконец одолели охотники, да и наше поколение подросло, в условиях нынешнего развития цивилизации как-то…неудобно истреблять людей в прежних масштабах. В общем, мы уже давно мирно сосуществуем. Берем у людей столько крови, сколько нам нужно, оставляя им жизнь. Заводим доноров и человеческих слуг. Они нам преданны.
- Таких, как я?
- Таких, как ты. И если мне захочется крови, я могу потребовать ее у тебя, моя птичка.
Яна упрямо сжала губы, всем своим видом словно говоря: «только попробуй!». Каин ухмыльнулся.
- Но человеческим слугам необязательно становиться…вампирами? – помолчав, уточнила она.
- Ну…многие хотят. И за преданную службу мы иногда вознаграждаем их, превращая в своих вриколакосов.
- Ври…ко…
- Вриколакосы, а вернее, вриколакос. Как-то прижилось это словечко, пока с греками жили. Они там, знаешь ли, вообще на нечисти почище славян были помешаны. И ламиями нас обзывали, и эмпусаи, и мормоликаи, и прочими нецензурными словечками. Правда, «вриколакос» в основном называли вылезших из могил мертвецов. Не надо делать таких испуганных глаз, сейчас поясню. Видишь ли, первой в вашем мире была Прамать и Перворожденные. Они дали начало другим Истинным, то есть, тем из нас, кто был рожден естественным путем. Истинные могут создавать себе подобных путем обращения, а именно, заражения обычного человека своей кровью. Обращенные становятся вриколакосами, теми самыми вампирами, которые прежде были людьми. Они не умеют создавать себе подобных и вообще гораздо слабее нас, Истинных. Плодиться они тоже не могут. Впрочем, и мы, Истинные, редко зачинаем ребенка чаще одного раза за несколько столетий – и это разумно, ибо так людской крови хватает на всех. Ах, да, о мертвецах. Мы обращаем живых людей, и они после трехдневного сна, напоминающего летаргический, просыпаются вриколакосами, которых создателю затем предстоит учить и наставлять. Но случалось и так, что Истинные пытались обратить людей, тяжело раненых, умирающих либо уже умерших – и к жизни они возвращались уже из могил, но не полноценными мыслящими существами, а в виде одной лишь физической оболочки, страдающей от острой жажды. По сути, обычные зомби… Раньше такие промахи частенько случались, отсюда и все эти людские легенды о ходячих кровососущих мертвяках. Обычно мы же их выслеживали и уничтожали.
-   Значит…. – девушка наморщила лоб, что-то обдумывая, - значит, Алекс, ты и все те, остальные…
- Мы образуем местную Семью. Большинство из нас уже давно не живут вместе, рассеявшись по миру. Пропали Перворожденные, Прамать стала не более чем легендой, а воспоминания о доме – всего лишь сном, исполненным тоски. Мы же предпочли поселиться вместе. Я, твой ненаглядный Александр, Мия – автор так полюбившейся тебе картины, Аскольд, Самир – наш лидер, ну и Лейла, рыжая которая. Кто-то, как Самир и Лейла, живет со своими вриколакосами, у кого-то, как у Алекса, их вообще нет.
- А у тебя?
- У меня… Были, но давно выпорхнули из-под моего крылышка. Последние лет сто никого не обращал.
- А слуги… доноры?
- Случайные подружки на одну ночь, - усмехнулся он. – Люди ужасно надоедливы.
- Тогда зачем тебе я? – выпалила она.
Каин вздохнул, театральным жестом опустив руку себе на грудь.
- Ты мне напоминаешь одну старую знакомую, а я, веришь ли, сентиментален. Да и дело к старости, а я один, совсем один. Ну, теперь-то мне не придется, проснувшись, накачиваться этим остывшим пойлом из холодильника, раз к моим услугам теплая молодая артерия… Ты пей, пей, не стесняйся.
Яна судорожно схватила наполненный им бокал и одним махом осушила его до дна. Скривилась, сунула в рот дольку лимона, снова скривилась и поспешила заесть все сыром. Каин не выдержал и расхохотался.
- Пожалуй, я начинаю понимать старика Алекса, - заметил он весело, - вы, люди, ужасно забавны. Я слишком давно с вами не общался.
- Обязательно с меня было начинать? – буркнула она – видимо, алкоголь придал ей смелости.
Она подняла голову, не услышав очередной насмешливой реплики, и остолбенела: Каин смотрел на нее не мигая, с крепко сжатым ртом без намека на улыбку, и чернота постепенно пожирала его глаза.
- Интересно, каков на вкус коктейль из крови с текилой, - задумчиво пробормотал он, сверля взглядом ее шею.
Рациональной частью своего рассудка Яна понимала, что лучше сидеть тихо и не двигаться – скорее всего, Каин просто дразнил ее, но страх взметнулся в груди заполошной птицей, и она с криком рванула из-за стола, запустив в лицо вампиру пустым бокалом. Ринулась к двери, но мир перед глазами совершил какой-то странный кульбит, и через мгновение она уже лежала спиной на том же диване, с холодными пальцами, сомкнувшимися на ее горле, точно стальной обруч. Перед собой она видела лишь глаза Каина – две черные дыры на бледном лице – и блеск огромных клыков в прорези рта. Такого ужаса, она, наверное, не испытывала лет с шести, когда ее едва не загрыз соседский бульдог. Сердце колотилось где-то в ушах, норовя вырваться наружу вместе с фонтаном крови; тело оледенело.
- Каин, - только и сумела еле слышно выдохнуть она.
Тиски тут же разжались, сердце вернулось на свое место, а конечности вновь обрели способность шевелиться. Кое-как поднявшись, девушка увидела вампира, который как ни в чем ни бывало сидел напротив и со скучающим видом рассматривал свои когти.
- Иди приведи себя в порядок – пора на охоту, - спокойно сказал он. – И давай-ка без глупостей, как говорят в ваших фильмах.
Яна нащупала свою сумочку, поднялась и на негнущихся ногах вышла из кабинки, молясь, чтобы не свалиться в обморок на полпути. Официантка за стойкой покосилась на нее, и, дойдя до туалета, Яна поняла ее реакцию: тушь на ресницах потекла (неужели из-за слез?), щеки пылали двумя лихорадочными пятнами. Умывшись холодной водой и подправив макияж, она поспешила вернуться к своему надзирателю: с него станется, еще явится за ней в женский туалет. 
Каин ждал ее у входа – высокий, мрачный, с этой своей невообразимой косой, он притягивал к себе все взгляды посетителей бара – как женского, так и мужского пола. Когда Яна подошла к нему, эти взгляды просто ощутимо стали жечь ей спину. Каин ухватил ее за локоть и буквально выволок на улицу, в прохладу июньской ночи. Недавно прошел дождь; в воздухе витали умопомрачительные ароматы сирени и жасмина, и Яна с наслаждением вдохнула их полной грудью. Ее слегка шатало – нет, не от алкоголя, а от пережитого всплеска адреналина, благодаря которому она мгновенно протрезвела.
Каин развернул ее к себе лицом. Глаза его были вполне обычными, клыки втянулись, но его обманчивая невозмутимость больше не вводила ее в заблуждение.
- Испугалась? – спросил он.
- Да.
- Хорошо, - кивнул он, отпуская ее. – Давай пройдемся.
Наверное, это была самая странная из всех ночей в ее жизни. Красивая, благоухающая цветами и свежестью недавнего дождя, капли которого все еще искрились на асфальте в неярком свете фонарей, такая…умиротворяющая. А она, Яна, вместо того, чтобы, как обычно в этот час, крепко спать в своей кровати, шла по ночным улицам рука об руку с вампиром. Все страньше и страньше, как сказала бы Алиса, угодившая в страну чудес. А она, Яна, кажется, с этого момента обречена на жизнь в стране кошмаров…
- Смотри. Видишь вон тот фонарь на пустыре? – Каин неожиданно остановился, и она автоматически замерла рядом.
- Вижу.
- Иди туда и немного погуляй.
- Погулять? – непонимающе переспросила она.
- Ну да, походи туда-сюда, постой на свету. Будешь моей приманкой. – его глаза весело блеснули в темноте. – Давай-давай, девочка, иначе ублажать мой желудок придется тебе.
Сжав зубы, Яна медленно двинулась к фонарю, освещающему пятачок потрескавшегося асфальта с пробивающимися пучками скудной растительности. В темноте хмурыми глыбами возвышались спящие дома – лишь в одном горел одинокий свет. Занесло же их к черту на кулички…
Достигнув освещенного участка, Яна оглянулась – но Каина и след простыл. Видимо, затаился в засаде. Ей стало как-то неуютно. А что, если он ее бросил? То есть, было бы, конечно, замечательно, если бы не окружающая обстановка – ночь, глушь, потенциальные насильники в кустах… Она поежилась, чувствуя себя чуть ли не голой в желтом фонарном свете. Порылась в сумочке, ища потайной кармашек – ага, точно, заначка была на месте. Самое время снова начать курить. Дрожащей рукой она сунула сигарету в рот, щелкнула зажигалкой. Без паники, главное, без паники. Вампир тебя защитит. Она захихикала.
Ее затылок вдруг обдало холодным порывом ветра, а пятачок света пересекла длинная тень.
- Каин? – с надеждой спросила она, оборачиваясь.
Но это был не он.
- Доброй ночи, милая девушка.
 
5

Яна с удивлением воззрилась на появившегося невесть откуда парнишку лет шестнадцати-семнадцати, среднего роста, худощавого, в стильной кожаной куртке и джинсах, которые как-то не вязались с окружающей летней обстановкой. Из-под темной челки на нее оценивающе смотрели глаза, которые выглядели бы более уместно на лице взрослого, видавшего жизнь человека. Да и обращение «милая девушка» она бы ожидала услышать от кого угодно, но только не от юного подростка хулиганистого вида.
Не дождавшись ответа, он сунул руки в карманы и подошел ближе, при этом не отрывая пристального взгляда от ее лица.
- Могу я составить вам компанию?
Голос у него тоже был не по-юношески мягким, бархатистым, обволакивающим. Яна нервно затянулась, покосившись незнакомцу за спину: где же Каин, черт возьми? Или еда мужского пола его не устраивает? Но зачем, в таком случае, он отправил ее сюда в качестве приманки – глупо было бы полагать, что на нее клюнет какая-нибудь очаровательная барышня с нежной кожей, по нелепой случайности забредшая среди ночи в этот Богом забытый район…
- Лучше не надо, - сказала она мальчишке, который и не догадывался об ожидавшей его участи, - я не хочу, чтобы ты пострадал. Иди-ка ты домой, а?
- Я? – глаза его изумленно распахнулись, и в следующую минуту он совершенно искренне расхохотался. – Радость моя, кому из нас тут угрожает опасность?
Яна вздохнула, затоптала каблуком окурок и снова огляделась в поисках Каина. Но тот не спешил эффектно предстать перед ничтожным смертным. Она забеспокоилась.
- Посмотри мне в глаза.
Она и не заметила, как паренек подошел к ней вплотную, наклонившись к ее лицу так близко, что она уже не могла оторвать взгляда от его глаз. Было в них что-то настораживающе знакомое… Темные, чересчур темные для такого светлого оттенка кожи, с едва различимым серым ободком вокруг зрачков. Красивые и одновременно пугающие. Она уже видела такие глаза, и не раз.
- Ты вампир? – прошептала она.
Подросток резко выпрямился – на его лице читалась смесь досады и озадаченности. В ту же секунду Яна услышала тихий смешок, и в круг света шагнул Каин.
- Здравствуй, Джейден, - кивнул он пареньку, который в ответ почтительно склонил голову. – Ну и спектакль! Едва утерпел, чтобы досидеть в кустах до конца. Я-то сразу понял, какого мотылька привлек наш маленький огонек. Джейден, познакомься: моя слуга, «милая девушка» Яна, а это, Яна, мой вриколакос и друг, Джейден Райт. Не обращай внимания на его обманчиво юный вид – этому проходимцу уже больше ста лет. А ты, Джейден, прекрати так на нее таращиться – она не поддается гипнозу.
- Мне стоило догадаться, - смущенно произнес Джейден, по-джентельменски приложившись прохладными губами к руке Яны.
- И давно ты в городе? – обратился к нему Каин, переходя на инканус.
- Пару дней, мой господин. Деловая поездка. Не ожидал вас здесь встретить – с тех пор, как мы расстались, до меня не доходили известия о вас…
- Ну, я же личность не публичная. Я чувствовал, что с тобой, как и с остальными, все в порядке, а потому не давал о себе знать. Как тебе живется в Нью-Йорке?
- Ну, это, конечно, не Лондон, но охотиться там гораздо проще, - губы Джейдена тронула хитрая усмешка. – Не город, а консервная банка, битком набитая мелкими рыбешками.
- Слишком грязный и вонючий, на мой вкус, - пожал плечами Каин. – Полагаю, мой долг пригласить тебя в свою скромную обитель и угостить ужином. Охота подождет – закажем «еду» на дом.
- Нет-нет, поскольку я помешал вашей охоте, позвольте мне позаботиться об ужине. Я остановился в очень приличном отеле, а моя машина припаркована за углом… С меня пара очаровательных девушек с редчайшей группой крови.
- Что ж, я не против.
- Ваша…подопечная поедет с нами?
Проследив взгляд Джейдена, устремленный на Яну, Каин с улыбкой покачал головой:
- Да, но, Джейден - даже не мечтай. Она не донор. По крайней мере, пока.
- Too bad5, - вздохнул паренек. – Пахнет она изумительно.
- Да, знаю.

* * *

Изабель проснулась в прескверном настроении. Открыто выражать свое недовольство Марку она не осмеливалась, но всячески демонстрировала свое мнение по поводу девчонки, которую он приволок в дом в качестве новообращенной. Господи, да ведь малышке едва ли стукнуло лет семь! Нет, возмущала ее не этическая сторона ситуации, а сам факт того, что ее господин, ее учитель, ее возлюбленный завел себе новую игрушку, судьба которой его явно заботила. Ну, ребенок, ну, хорошенький – и что? Она никогда не сможет дать ему плотского наслаждения, страсти, любви и нежности, которые так преданно дарила ему Изабель! Она не желала быть всего лишь второй, о нет. Скоро девчонка с идиотским именем Лиза очнется от сна перехода, и тогда она найдет способ от нее избавиться, так, что Марк ничего не заподозрит.
Изабель приподнялась на локте, всматриваясь в черты спящего Перворожденного. В последнее время он плохо выглядел: уже через шесть-семь часов после кормления кожа его приобретала болезненный оттенок, черты лица заострялись, волосы редели, атлетически сложенное тело худело на глазах. И все равно он был божественно, невозможно прекрасен. Ей, конечно, не с кем было сравнивать, хотя Марк и обещал ее как-то познакомить с другими, подобными им. Она любила его всем сердцем, так, как никого не любила при жизни человеком, возможно, за то, что именно он подарил ей новый мир и вечную молодость. Он никогда не говорил ей нежных слов, и ласки его были грубы и неистовы, но она верила, что и он привязан к ней. Привязан навеки.
Девушка выскользнула из постели и в сумраке огромного дома с гуляющим по заброшенным комнатам эхом отыскала спальню Лизы. Марк запретил ей сюда приходить, но он спит, а она всего лишь посмотрит на нее, не более – пока что.
Девочка, миниатюрная, премиленькая, с длинными светлыми локонами и пухлыми губками, утопала в атласных подушках и кружевах покрывал, - Марк выбрал для нее самую изысканную, после их с Изабель комнаты, спальню. Личико ее заливала мертвенная бледность, дыхание было едва слышно, сердце билось медленно, неохотно. Тонкую шейку украшала повязка с проступившим пятном крови – след укуса, от которого не останется ни единого шрама. Меньше чем через пару суток она проснется, зверски голодной, ничего не понимающей, с ощущением невообразимой силы в каждой клеточке тела. Воспоминания о прошлом потускнеют, утратив свою важность, и новая жизнь радостно заключит ее в свои объятия. Жизнь, где будут волшебные ночи, охота и божественный вкус крови. Интересно, она убивать-то сама сможет? Изабель ничего не слышала о существовании детей-вампиров. Неужели Лиза навеки останется такой – маленькой девочкой, бессмертной пленницей в теле ребенка? В таком случае, Марк жестоко с ней обошелся. Изабель на мгновение стало ее жаль – но она тут же отогнала это неуместное для вампира чувство. Скоро, маленький ангел, очень скоро ты простишься с ночной жизнью, едва ее вкусив. А пока что, спи крепко и смотри свои самые темные сны.

* * *

Яна с неприязнью рассматривала заявившихся в роскошный номер Джейдена девиц – одна была долговязой, худой и рыжей, с россыпью веснушек на лице и плечах, и звали ее Таней; вторая, чуть полноватая блондинка с угрожающе алым ртом и хищным взглядом, носила вычурное имя Анжелика. Обе щеголяли нарядами, которые уместнее было бы назвать нижним бельем, и уже через полчаса после прибытия с легкой руки гостеприимного хозяина набрались до полной потери адекватности. Таня вальяжно растянулась на полу гостиной, сунув в рот трубку кальяна и зазывно улыбаясь Джейдену, который, наверное, казался ей этаким сынком богатого иностранца, а глупо хихикающая Анжелика устроилась на диване, прильнув к невозмутимому Каину. Яна сидела в кресле напротив, сжав в руках стакан с коктейлем из коньяка и колы, и старалась не обращать внимания на происходящее вокруг. Она-то, в отличие от этих размалеванных идиоток, прекрасно знала, чем все это кончится. Была бы ее воля, она бы просто встала и ушла в другую комнату, но Каин велел ей остаться, а, памятуя о случившемся в баре, перечить ему она не посмела.
Радовало одно: после встречи с Джейденом ей больше не пришлось выступать в качестве приманки. После того, как ученик (вернее, вриколакос – теперь она знала, как их называть) Каина привез их в новый роскошный отель, куда, по-видимому, простых смертных не селили, он вызвонил «еду» - этих двух девиц явно облегченного поведения. Интересно, на ресепшне догадываются, для какого рода увеселения их пригласили?
Каин, бросив на нее насмешливый взгляд, повернулся к Анжелике. С минуту он просто смотрел ей в глаза, после чего тело девушки как-то обмякло, а веки закрылись – затем зарылся пальцами в ее короткие завитые волосы и рывком наклонил ее голову набок. Она слабо застонала, но сопротивляться не пыталась. На губах ее даже заиграла легкая улыбка. Яна застыла, не в силах отвести от нее взгляда – это и называется пресловутым вампирским гипнозом?.. Каин усмехнулся, нарочито медленно приблизив рот к шее жертвы. Одновременно Джейден быстрым, текучим змеиным движением соскользнул на пол, к окончательно разомлевшей Тане, но Яна не повернула к ним головы. Ее внимание было целиком поглощено Каином. А он, точно ощущая ее взгляд, делал все демонстративно и неспешно – разыгрывал перед ней свой спектакль. Широко раскрыл рот, и Яна с изумлением увидела, как удлиняются его и без того заостренные клыки, сомкнул челюсти на шее девушки, придерживая ладонью ее затылок. Анжелика дернулась, но не издала ни звука. Каин посмотрел поверх ее шеи на Яну: глаза его заливала уже знакомая ей космическая тьма. Это было и жутко, и завораживающе. Как ни странно, Яна не чувствовала отвращения, хотя была уверена, что при виде кормящегося вампира ее тут же вывернет наизнанку. Она поняла, почему Каин не называет себя вампиром. Перед ней было существо, чужое и загадочное, но, безусловно, высшего, чем она, порядка, и к ее страху перед ним теперь примешивалось некое подобие благоговения.
Джейден насытился первым. Плюхнулся в соседнее от Яниного кресло, вытер рот тыльной стороной ладони, довольно потянулся и подмигнул ей. Кажется, он слегка «поплыл»: в крови Тани алкоголя хватало с избытком. Яна оглянулась – девушка лежала на ковре брошенной куклой, нелепо раскидав руки и ноги. Лицо ее заливала бледность, но губы с размазанной помадой растянула безмятежная улыбка, а грудь чуть заметно поднималась в такт дыханию. Шею украшала аккуратная, все еще кровоточащая ранка.
- Антикоагулянты, - пояснил Джейден, проследив ее взгляд.
- Что? – не поняла она.
- В нашей слюне, как в слюне летучей мыши-вампира, сдержатся антикоагулянты, препятствующие свертыванию крови. Поэтому ее рана еще кровоточит. Не волнуйся, скоро пройдет.
- Ей было… очень больно? – стараясь не смотреть на все еще насыщавшегося Каина, тихо спросила Яна.
Джейден взглянул на нее удивленно.
- Да нет, не думаю. У наших клыков очень острый режущий край, да и слюна действует наподобие «заморозки». Если кусать аккуратно, сильной боли человек не почувствует, - и, словно в подтверждение своих слов, он приподнял верхнюю губу и продемонстрировал девушке внушительные белоснежные клыки, которые тут же вернулись к своему нормальному размеру, едва он закрыл рот.
Вот тут Яна ощутила прилив дурноты. Пытаясь унять подкатившую к горлу тошноту, она с такой силой сжала в пальцах свой бокал, что тонкое стекло, не выдержав, треснуло. Осколки вонзились в ладонь, заставив Яну вскрикнуть от боли.
- Черт возьми, женщина, ни на минуту тебя одну нельзя оставить, - проворчал Каин, мгновенно очутившийся возле нее и схвативший ее истекающую кровью руку. – Джейден, есть у тебя йод, бинт или что-то в этом духе?
- Maybe, in the bathroom, - растерянно ответил тот, - I’ll take a look…6
Видимо, когда англичанин волновался, то переходил на родную речь. Яна мимолетно удивилась – Каин, должно быть, много значил для него, раз он так распереживался из-за его человеческой слуги.
- Надо бы сперва промыть, - пробормотал Каин, вытаскивая из ее кожи последний осколок. Затем ухватил ее за талию, и она тихо ойкнула, обнаружив себя уже сидящей на бортике ванны, а Каина – отворачивающим на полную кран с холодной водой. Похоже, она никогда не привыкнет к этим вампирским фокусам с мгновенными перемещениями в пространстве. Джейден стоял рядом с небольшой аптечкой в руках.
- Вот, тут все есть, кажется.
Пока ее рану промывали, поливали перекисью водорода и аккуратно забинтовывали, Яна хранила изумленное молчание. Несколько минут назад Каин на ее глазах прокусил горло девушке, а теперь, как ни в чем ни бывало, проявлял заботу, свойственную далеко не каждому человеку, не спеша при этом впиться клыками в ее окровавленную руку.
- Мы не тупые животные, ведомые одним лишь чувством голода, - усмехнулся он, каким-то образом угадав ее мысли. – Так не туго?
- Нормально, спасибо, - машинально ответила она.
Джейден, застывший в дверном проеме со скрещенными на груди руками, откровенно ухмылялся, наблюдая за своим создателем.
- Господин, не думал, что вы способны на такую трепетную заботливость, - хихикнул он.
- Заткнись, Джейден. Иди лучше, приведи в чувство нашу еду.
Джейден исчез, все с той же хитрой ухмылкой. Яна подняла глаза на Каина, продолжавшего сидеть у ее ног и сжимать в руках ее забинтованную ладонь. На белой поверхности бинта проступило пятнышко крови. Кровь была и на пальцах Каина – рана у Яны была глубокая. Вампир задумчиво посмотрел на свои ладони, затем поднес их ко рту, словно намереваясь облизать. Поколебался и неохотно сунул их под воду. По бортику ванны побежала розоватая струя.
- Пусть это будет иначе, - произнес он, глядя Яне в глаза.
- Этого не будет, - твердо ответила она, прекрасно понимая, что он имел в виду.
- Мне кажется, тут я решаю, девочка.
- У тебя есть, кем питаться.
- Кто сказал, что твоя кровь нужна мне для еды?
- Тогда зачем?..
Их лица сейчас находились на одном уровне, и Яна ощущала острый запах крови, который дыхание срывало с его губ. У него были красивые губы. Чувственные и, наверное, очень мягкие…
- Потому что ты – моя, - резко ответил он и поднялся.
Из комнаты доносился веселый голос Джейдена и невнятные стоны девиц, которые, похоже, начали приходить в себя. Не так уж много крови, как оказалось, они потеряли. В обратном случае обморок бы длился гораздо дольше. Интересно, как он объяснит им кровоточащие раны на их шеях? Впрочем, Яна была уверена, что эти двое поверят всему, что услышат. Преимущество вампиров в том, что в их существование никто не верит. Да и пресловутые вампирские чары делали свое дело.
Каин закрутил кран и, бесцеремонно ухватив Яну за локоть, поставил ее на ноги.
- Ты как, нормально?
- Каин, я всего лишь порезала руку. До свадьбы заживет.
Он заметно вздрогнул при звуке своего имени, и лицо у него сделалось странное, как тогда, в баре.
«Сколько лет прошло с тех пор, как она называла меня по имени – вот так, с такой же интонацией, глядя мне в глаза таким же взглядом, таящим загадку, которую я так и не сумел разгадать?», - подумал он, и сердце отозвалось горечью, на которую, как он думал, давно не был способен. Он смотрел в серые доверчивые глаза Яны и вспоминал ночь, когда впервые увидел ту, что навсегда изменила его жизнь, - ночь, припорошенную пылью столетий и пеплом пожара, унесшего его любовь.
 Шел 1665 год; Лондон пожирала чума. Улицы были запружены каретами и повозками с поклажей – первыми город, как бегущие с тонущего корабля крысы, спешила покинуть знать. Паника и сутолка царила и в кварталах бедняков, охваченных невыносимым зловонием гниющих тел. Простой люд по примеру богачей бежал из города, ища спасения в деревнях, где вестников грядущей смерти встречали выстрелами из мушкетов. Город стенал в объятиях ненасытной болезни, опустевший и обезображенный…
В одну из ночей Каин брел по бедняцким переулкам за повозкой, собиравшей трупы.  Угрюмый сгорбленный старик с лицом, прикрытым тряпкой, возвещал уцелевших звоном колокольчика о печальном шествии смерти. Некоторые трупы были брошены прямо посреди улицы; других люди торопливо выносили к повозке или скидывали прямо из окон. Каин, наблюдая эту картину, усмехался: смертные не проявляли и толики бережного почтения к телам тех, кого любили при жизни. Ужас перед страданиями и смертью вымыл из их душ все чувства, кроме страха, ибо лишь страх – чувство истинное и непреложное, с которым мы приходим в этот мир и покидаем его.
Его взгляд остановился на хрупкой девушке с чумазым лицом и копной великолепных золотистых волос поверх старого тряпья, которая, стоя на пороге своего дома, подзывала повозку взмахом руки, в котором читалось безграничное отчаяние. Рослый бородатый детина, замыкавший шествие, подошел, чтобы помочь ей погрузить поверх других трупов тела ее семьи. Их было двое – мать и, судя по размерам тела, ребенок лет десяти – брат или сестра. Скорбный звук колокольчика давно стих вдали, а девушка все стояла в проеме двери, и слезы чертили на ее щеках две светлые дорожки.
Чем она так заинтересовала его? И тогда, и сейчас Каин не мог найти ответа на этот вопрос. Но, когда девушка скрылась в доме, он, повинуясь какому-то неясному чувству, тихо скользнул за ней. Она упала без сил на кровать, сложив руки на груди в молитвенном жесте; и тогда он подошел к ней и молча взглянул ей в лицо. Она была еще совсем ребенок, но в уголках нежных губ пролегли горькие складки, а большие ясные глаза, казалось, уже смотрели за порог смерти, покорно и безмятежно.
- Ты пришел за мной? – прошептала она, улыбаясь; эта улыбка, спокойная и доверчивая, теплым прикосновением отозвалась в его оледеневшем сердце. По-видимому, девушка приняла его за ангела смерти.
- А ты хочешь пойти за мной? – тихо спросил ее он.
- Мне незачем здесь больше оставаться. Мои родные умерли… - голос девушки дрогнул, и по щекам вновь заструились слезы. – Забери меня с собой, прошу!
- И ты согласна принять от меня бессмертие?
- Да, да… Не оставляй меня здесь…
- Как твое имя? – он опустился на колени у ее изголовья, провел кончиками пальцев по нежной коже ее шеи. Она даже не заметила его длинных загнутых когтей.
- Арабелла.
Несколько мгновений Каин колебался, смутно осознавая, что решение он принял еще в ту минуту, когда его взгляд впервые упал на заплаканное лицо и золотые локоны девушки. Он хотел, действительно хотел, чтобы она стала его спутницей на этой одинокой дороге вечности. Именно она.
- Быть по сему, Арабелла. Обрекаю тебя на жизнь вечную…
И, впервые за долгие годы, он постарался вложить в поцелуй смерти всю нежность, на которую был способен.
- Они ушли, господин, - вторгся в его воспоминания голос Джейдена.
Каин молча кивнул. Он все еще ощущал легкий голод, но с этим вполне можно было потерпеть до следующей ночи. Или – дня, на худой конец. Забавно: люди искренне полагают, что вампиры могут охотиться лишь по ночам, опасаясь дневного света. Да, Перворожденным прямой солнечный свет был крайне неприятен, учитывая, что до этого они веками жили в серебристом сумраке Леса; но их потомки постепенно привыкли к солярному образу жизни. По-прежнему предпочитая выходить на охоту в ночное время суток, они при необходимости покидали свои жилища и днем. Кожа их при этом не покрывалась ужасающими язвами, а одежда не вспыхивала, как у кинематографических вампиров. Из членов Семьи вполне успешную дневную жизнь вели Самир, имевший в городе крупный бизнес, и Александр, по одной лишь ему понятной прихоти работавший преподавателем в университете. Средств к безбедному существованию обоим хватало с лихвой – но, участвуя хоть каким-то образом в общественной жизни, они на время прогоняли чувство одиночества и тоски, усиливавшееся с каждым новым столетием. Каин был не слишком высокого мнения о людях и стремился к их обществу лишь в минуты скуки и голода. Чаще всего выпитая им кровь рассказывала ему историю жизни настолько заурядную и преисполненную ничтожных смертных страстей, что презрение его многократно усиливалось. Александр же не уставал с ним спорить, горячо доказывая, что люди заслуживают уважения и даже - любви. Что ж, его дело. В былые века, должно быть, именно такие альтруисты-Истинные и учили людей охоте, медицине, зодчеству и прочим премудростям, которые, отринь люди свои низменные склонности, помогли бы им стать мудрой, гармонично развивающейся цивилизацией.  Но, пожалуй, права была Лейла, мечтавшая о том, что Истинные однажды захватят власть над миром, отведя людям специальные резервации. К счастью смертных, приверженцев подобных убеждений среди Истинных было мало.
Взгляд его упал на усталое лицо Яны. Черт возьми, да девчонка вот-вот свалится и уснет прямо на коврике в ванной! За своими обычными развлечениями он как-то позабыл о ритме человеческой жизни. Девушке давно полагалась спать в своей постели.
- Светает, - мягко заметил Джейден. – Вы останетесь здесь или предпочитаете вернуться домой? Я бы мог вас отвезти.
- Что ж, не откажусь.
… Яна, кажется, задремала, потому что вся обратная дорога до жилища Каина показалась ей удивительно короткой. Сдержанно попрощавшись с Джейденом и дав ему обещание снова навестить его, пока он в городе, Каин вышел из машины, распахнул заднюю дверцу и практически выволок девушку наружу.
Джейден весело подмигнул ей на прощание, - ну точь-в-точь человеческий мальчишка, сонно подумала она. Встреть она такого в клубе или на улице, ни за что бы не заподозрила в нем вампира. Поддавшись неожиданному порыву, она помахала ему рукой в ответ, чем вызвала удивленный и, кажется, недовольный взгляд Каина. Он молча открыл перед ней дверь, пропуская в мрачное безмолвие дома, и она покорно шагнула во тьму, отныне ставшую ее приютом.

* * *

Незадолго до того, как первые лучи заката окрасили багровыми тонами стены ее спальни, Мию разбудило какое-то странное чувство. Нет, то не был один из ее снов о доме, уже ставших привычными; ее словно кто-то легонько толкнул. Она повернула голову к спящему рядом Аскольду. Его обычно суровое, точно высеченное из камня, лицо сейчас было безмятежно, а большая широкая ладонь покоилась на ее животе. Безжалостный воин, сдержанный с другими Истинными, с ней он был неизменно нежен и мягок, и даже касался ее так бережно, словно она была создана из хрупкого стекла. Безусловно, он любил ее. Любил очень давно, не претендуя на ответное чувство, хотя и надеясь на него. А она… любила ли она его? С ее губ никогда не срывались признания в любви, ни пылкие, ни робкие, даже в минуты близости. Но никому она не доверяла так всецело, ни к кому не была привязана так сильно, ни по кому не тосковала так искренне в часы разлуки. А что это, если не любовь?
Мия полежала несколько минут, чутко прислушиваясь к себе. С ней явно что-то происходило. Что-то изменилось. Что-то приглушало ровное биение ее сердца, перекрывало его медленный пульс, какой-то едва уловимый, более быстрый, ритм…
Боги, то ли это, о чем она подумала?!
Боясь дышать, Мия осторожно отодвинула руку Аскольда и прижала ладонь к своему животу. По коже завибрировало странное тепло, тепло живого, хоть и крошечного, сердца. Но как же она сразу не заметила? Ведь уже около недели ее одолевала странная вялость, так ей не свойственная. И голод усилился вдвое. Но это было так неожиданно, так…невероятно. Должно быть, просто пришел ее час.
- Любимая, ты не спишь? – сонно пробормотал Аскольд, открыв глаза.
Сказать ему? Конечно, сказать! Ведь отец – он, уж в этом не было никаких сомнений. Других партнеров у нее не было уже много, много лет.
- Что случилось? – разом сбросив остатки сна, совершенно другим тоном спросил Аскольд. Он навис над ней, встревоженно глядя ей в глаза. – Снова твои сны?
- Нет…
Не находя слов, она молча взяла его ладонь и опустила на свой живот. Пару секунд Аскольд напряженно вслушивался; затем его лицо озарила целая гамма чувств: изумление, недоверие, восторг… счастье. Заключив ее в объятия, он прижал ее к своей груди, покрывая поцелуями ее волосы, лоб, глаза, щеки, губы.
- Мия… любовь моя, душа моя… я так счастлив! У нас будет ребенок! Ох, прости, прости, я болван, - он поспешно разжал тиски своих рук, уставившись на нее так испуганно, что она, не выдержав, звонко расхохоталась.
- Глупый, я всего лишь беременна и не собираюсь рассыпаться от одного твоего прикосновения. Аскольд…ты рад?
- О чем ты говоришь, женщина! Конечно, я рад, я дико, невыносимо рад! Я буду отцом…
Мия ошеломленно смотрела в его глаза, полные слез – впервые на ее памяти. И, глядя в эти счастливые глаза, греясь в бережном и нежном объятии, ощущая новую жизнь под своим сердцем, она вдруг выпалила, совершенно неожиданно для себя:
- Я люблю тебя!
Аскольд рассмеялся сквозь слезы, сгреб ее в охапку и принялся баюкать в ворохе простыней, как ребенка.
- Сегодня самый светлый день во всей моей долгой жизни, - прошептал он тихо.
- И в моей. Я так долго ждала этого ребенка… думала, судьба не уготовила мне роли матери.
- Ты будешь замечательной матерью, Мия. А я буду защищать и беречь тебя и нашего сына – или дочь. Клянусь тебе. До последнего вздоха.
Она улыбнулась, зарывшись носом в его шею.
- До последнего не надо. Ты нужен нам живым и невредимым.
- Как ты себя чувствуешь? 
- Прекрасно. Только жутко хочу есть.
Он стремительно вскочил, свалив на пол пару подушек. Обнаженный, взъерошенный, совершенно ошалевший от счастья. Мия захихикала.
- Я принесу тебе крови. Нет, лучше позову кого-нибудь из доноров. Тебе нужно хорошо питаться. А ты лежи, не вставай! Тебе нужен отдых.
Он скрылся за дверью, оставив ее тихо посмеивающейся над его суетливым беспокойством. О мужчины, имя вам – глупость, когда речь заходит о беременности любимой женщины – будь вы людьми или бессмертными существами. Пожалуй, все три месяца ей придется терпеть докучливое внимание и панику по каждому пустяку со стороны Аскольда. И все равно: для нее сейчас не было ничего ценнее его заботы, его радости, его защиты. Впервые за долгие века своей жизни Мия чувствовала себя слабой, уязвимой женщиной, и чувство это ей невероятно нравилось.
Кто же у них будет – сын ли, дочь? Пока она не чувствовала ментальной связи с ребенком – пройдет еще пара недель, прежде чем она «услышит» его мысли и желания. Что ж, эта неизвестность тоже была приятной. Безмятежно улыбаясь – впервые после гибели Антона – и ласково поглаживая свой живот, Мия устроилась поудобнее и стала ждать свою еду.





1 Известное изречение Гиппократа.
2 Имя Яна является поздней славянской транскрипцией имени Иоанна, в переводе с древнееврейского означающего «Богом данная».
3 «Я успела по тебе соскучиться» (фр.)
4 «Подлиза» (фр.)
5 «Жаль» (англ.)
6 «Может, в ванной. Пойду, посмотрю» (англ.)





Продолжение читайте на сайте Литнет (бесплатно): http://litnet.com/ru/sonya-sen-u5236626