Медея Кама Гинкас МТЮЗ

Cпектакль "Медея"

Режиссер Кама Гинкас
Художник Сергей Бархин
30 октября 2010г.

Премьера спектакля «Медея» в постановке Камы Гинкаса прошла на сцене Московского ТЮЗА, открыв нам совершенно новую историю Медеи. Взаимоотношения Медеи и Ясона, четко обрисовывает нам актуальность сегодняшнего дня, Гинкас показал современные семейные отношения с их неудовлетворенностью, недопониманием ситуации и обреченностью происходящего. У каждого из героев своя правота, но нет сил, что-то изменить и запачканные кровью детей, руки Медеи, очищают души всех остальных героев этой трагедии. Она взяла на себя грех и очистилась, улетев золотой птицей в рай.
А в начале спектакля мы видим усталую, отягощенную жизненным бытом женщину, метавшуюся из стороны в сторону, в ее грубом голосе чувствовалась неудовлетворенность ко всему происходящему. К тому, что в доме кран протекает, и дети постоянно плачут, да еще кормилица  причитает о том, как бы им хорошо жилось, не брось она отца и свою страну Колхиду. Напомню, что Медею увез Ясон (Игорь Гордин) вместе с украденным золотым руном, с победой и молодой красивой женой Ясон вернулся к себе на родину.  А, сейчас режиссер Кама Гинкас показывает нам продолжение этой великой мифологической истории. Медея (Екатерина Карпушина), когда то прекрасно выглядевшая, теперь постарела и потолстела после рождения детей, она живет на окраине города в пещере, иногда слышны голоса и крики простого народа, который закидывает Медею оскорблениями и пытается выжить ее со своей земли. Медея не была принята Коринфским народом Ясона, владеющая даром колдовства она могла применять его только на своей территории, да и не так легко дочери внучке солнца зайти за свою. Ясон же поддавшись мнению большинства, стал реже приходить к Медее и по слухам,  донесенным через, кормилицу Медея узнает о предательстве Ясона. Ясон решил жениться на дочери царя Креона, которого играет Игорь Ясулович и таким образом утвердить свой авторитет.
Художник Сергей Бархин выстроил на большой сцене МТЮЗа пространство, напоминающее 90-е года, когда у всех были одинаковые холодные кухни и постепенно отваливавшиеся плитки кафеля на стенах, постоянно протекающий кран, который течет так, что на полу уже образовалось озеро. В качестве декора эмалированные кастрюли и пустые бутылки, расположившиеся на огромной песочной горе стоящей прямо посередине сцены. Причем гора делит пространство, на две половины тем самым,  указывая на два разных мироощущения Ясона и Медеи.
Когда же появляется Ясон, холеный в свежем и чистом костюме, лощенный как бизнесмен после удачной сделки, всем сразу становится понятно, что у Ясона все в полном порядке и только Медея тащит его обратно в пустоту, иногда в глазах Ясона читается раскаянье за то, что он вообще привез ее сюда, это прям какое-то недоразумение. Он приходит и приносит с собой сумки с продуктами, но разве они могут заполнить ту горечь и обиду Медеи как женщины прочувствовавшей на себе мнимое нарушение верности и неисполнение долга, а попросту предательство.  Медея встречает его на кухне, готовя обед и по - переменно кормя детей из бутылочки, она пытается понять, почему Ясон бросает ее. И когда, Медея рассказывает о том, что знает о свадьбе Ясона с дочерью царя, твердой рукой  разделывая на доске сырую курицу, Ясон сначала отрицает, говорит, что это только слухи, а потом сдается и после ссоры с Медей падает ей на колени как загнанный кролик.
В сцене убийства детей, Медея хладнокровно расправляется с пластмассовыми пупсами, кладет их на ту же кухонную доску, где только, что резала курицу и отрезает головы, сначала одному, а потом другому.  Сложив тела в мешок, она идет к озеру, на своей кухне и макает его, пытаясь все глубже утопить своих малышей, мешок каждый раз всплывает и наконец, на пятый раз он опустился на дно. Медея, вошедшая в раж, взяла газовую горелку и подожгла это грязное кухонное озеро, ярким пламенем вспыхнули в нем невинные детские души.
Как коммуналки 90-х годов могут разрушить семейные отношения и как человеку тяжело существовать в прилагаемых ситуациях, почему животное начало идет впереди человеческого? Думаю, эти проблемы решает Кама Гинкас в своем спектакле «Медея». Глубокий взгляд в природное начало самой истории произведения, Гинкас разбавил стихами Иосифа Бродского, Жана Ануйя и Сенеки. Удивительно, что все эти авторы ужились и были совместимы с настоящим временем, например, когда Медея читала стихи Иосифа Бродского она, всем своим видом отображала рэпершу из подворотни, чувствуя при этом ритм и слог задуманного.
Предполагаю, что и декорации на сцене явились воплощением  визуального слога, желтая гора явно отображала стихию земли и твердости героини в умении отстаивать свою точку зрения, являясь внутреннем стержнем Медеи. Вода вытекающая из крана и впоследствии превратившая половину сцены в пруд, скорей говорит о метафоре всего происходящего, о неизбежности вытекающей ситуации, неуправляемом потоке, который точит по капле. Огонь, которым Медея поджигает воду после того как утопила своих детей, предварительно лишив их головы является итоговым разрушающим действием, подводящим конец в эпопеи морали и устоявшихся правил. Своим действием она сжигает все после себя и улетает к солнцу для того, чтобы новая жизнь возродилась на чистом месте.