Сказка господня. ч. 16. раздел ничто не вечно

   То, что ничто не вечно, и до меня знали, и вообще это аксиома, факт априорный, если не сказать больше. Можно было бы вообще на эту тему рта не раскрывать – да вот беда: не могу молчать, как какой-нибудь Лев Николаевич Толстой. Раз уж начал – позвольте продолжить и закончить свой печальный и правдивый рассказ... вернее сказать – поделиться своими  далеко не самыми верными и умными соображениями. Оказалось, что и на Земле в наше отсутствие произошли кое-какие события, впрочем,  преимущественно из разряда “неприятности”. Одно только радовали – проклятым янки тоже доставалось на орехи – то их взорвут, то разъяренные аборигены на кусочки разорвут, то еще как-нибудь унизят да оскорбят. Но и отечественные корифеи – музыкальные ли, литературные или прочие – продолжали вымирать с пугающей скоростью, ибо все они были в том самом возрасте, когда рассчитывать им было уже не на что. Плохо, можно даже сказать – скверно. Вот-вот должны мы были остаться ни с кем – то - есть, друг с другом, да с Кощеем – его превосходительством Джахангиром, а надоели мы друг другу, как собаки. И что же тогда делать, позвольте вас спросить? Ждать конца света, то есть светопреставления? Или очередной смены эпох, взрыва Сверхновой... что там еще в списке катаклизмов глобального и галактического масштабов?
- Ну нет, - лихорадочно соображал я, - так дело не пойдет. Не все варианты еще проверены, не все средства исчерпаны. Кто доказал, что мы в тупике? Ведь и раньше случались всякого рода исторические неприятности наподобие Смутного Времени, Столетней войны с одновременной пандемии чумы, гибели Римской Империи, а еще раньше – Ледникового Периода, а до него – маастрихтской катастрофы в конце Верхнего Мела (65 миллионов лет тому назад). И ведь ничего – летает же планета, жизнь продолжается, пусть и собачья, эволюция  идет потихоньку своим тернистым путем. Так что рано опускать руки и прилаживать веревку к крюку, товарищ! Мы еще сходим в конную атаку на белую контру, мы еще разрушим свой Карфаген! Или – Вавилон? Да, Вавилон было бы уместнее: что-то там было не так, его древние иудеи даже именем нарицательным сделали. Наверное, там рыночная демократия царила – толерантность, права человека и неприкосновенность частной собственности – волов, рабов... прямо как у нас сейчас в Россиянии и Колумбии! Ну, так порядки же ведь можно и изменить – это еще Спартак сообразил, да и господа китайцы, устроившие восстание Желтых повязок, тоже поняли. У нас ведь, в свою очередь, в прошлом также не без умных людей – вон, Желябов с Перовской, граф Орлов, граф Пален, Владимир Ильич, наконец... свет не без добрых людей, однако! Что бы про них не говорили, а одна польза от них, несомненно, налицо: они показали миру, что все можно изменить, что не черта опускаться и руки опускать. Ничто не вечно в этом мире, даже самые жуткие диктатуры, в конце концов, заканчиваются пшиком, полным крахом и шли прахом. А если это так – надо, как говориться, жить дальше и выполнять свои обязанности.
Тут я повеселел окончательно, и стал будить своих напарников:
- Вставайте, бездельники, уже давно обед!
  При слове “обед” Хомяк продрал глаза, дико вытаращился на меня и привычно потянулся к ятагану.
- Отставить, - жутким звериным голосом проревел позади него Гризли, - время еще не пришло, положь железяку на место!
Хомяк скрипнул зубами от ненависти, но не подчиниться медведю-людоеду не посмел.
- Я из тебя еще шубу с шапкой спроворю, хорек ты эдакий, - мысленно пообещал он хищнику из отряда куньих, но вслух ничего не сказал, ибо боязно было. Разумно поступил старичок-фундаменталист, ничего не скажешь.
- Что за шум? – спросонья проблеял Азазелл, - не надо ли кого-нибудь тут вздуть?
- Нет-нет, что ты! – засуетились мы, - все в полном порядке, утро красит что-то там нежным светом и вообще природа пробуждается, вот и мы с ней заодно. Это, должно быть, вешние воды шумят, так что ты уж не взыщи с них, чертушка! Все в порядке, все идет как надо...
- Воды, так воды, - миролюбиво пролаял Дух, - пес с ними. Пусть себе шумят на здоровье, ибо засуха – еще хуже. Помнится, в Ад как-то две недели ни воды, ни спирту не завозили – вот потеха-то была! Или еще, например...
  Тут старый черт как будто задумался – как выяснилось, уснул сном праведника. Что там ему могло присниться – одному Богу известно, а нам даже думать не хотелось на эту скользкую и сомнительную тему. А Хомяк, видя такое дело, здорово осмелел и стал ко мне приставать:
- Постой-постой, уважаемый!  Кто там и что смел твердить об обеде? Или вы пошутить изволили? Разве можно шутить о святом?!
Старик начал распаляться не на шутку, и Гризли пришлось опять его одергивать:
- Да что с тобой, дедушка? Нельзя же всю жизнь питаться одною лишь злобою, находя себе утешение лишь в страданиях и смерти окружающих. Следовало бы, между прочим, понимать и сочувствовать окружающим тебя физическим и юридическим лицам, дорогой товарищ! Еще эпикурейцы прекрасно понимали, что, поступая по-свински, нечего особенно рассчитывать на хорошее к себе отношение. У них в головах была хоть какая-то ясность, а у вас, уважаемый, типичное религиозное сознание, суть которого можно охарактеризовать так:
- Что хочу, то и делаю, а вы мне давать сдачи не имеете права, потому что Бог велел всех прощать... или еще так: - буду только потреблять, ничего не производя, а откуда оно, мною потребленное будет браться – не мое дело, потому что на все воля божья! Так что мне материалисты больше по душе: эти-то хоть знают, что природа сама по себе не производит хлебобулочных и кондитерских изделий, что для этого надо  прилагать определенные усилия, что, творя зло, нечего и мечтать о том, что в ответ тебе будут только щеки подставлять... так что отстань от Парамоши, а не то, ей-богу, заломаю!
   Хомяк прикусил язык и отошел в сторону, содрогаясь от сдерживаемой ненависти и глухо бормоча проклятия и угрозы в мой и медвежий адреса. Гризли махнул лапой и  предложил мне роскошную гаванскую сигару, которых у него было – как у дурака махорки. Я, соответственно, не отказался, и мы задымили на пару так, что Хомяку пришлось отойти еще на несколько метров, дабы не задохнуться в сизом дыму.
- Так вот, - начал я излагать хищнику свои далеко не новые и совсем не оригинальные соображения, - я вот что думаю, косолапый. Пусть нам пока что не пришлось принять участия в важных исторических событиях начала Двадцать Первого века, пусть наша Россияния опущена, унижена и оскорблена так, что дальше некуда, все равно мы не имеем морального права отчаяться. Еще чего! Наши недоброжелатели, коим пока что несть числа, ведь тоже не бессмертны, исключая, разве что, Кощеев. Да и те, между прочим, под Богом ходят, а он в конце концов всем воздаст по заслугам – а кое-кому и сверх того.
- Уж это как водится, - солидно подтвердил медведь, пуская кольца дыму через нос, - у него на этот счет свои препорции и высшие соображения. Не нам об этом судить!
- Уж как янки-то бедных вьетнамцев бомбили, как травили и напалмом жгли, - увлеченно продолжал я, - а получили-таки по шее, канальи, не спасло их огромное преимущество в технике и живой силе. Сила духа тоже что-нибудь да значит... вот и сейчас, если разобраться, происходит почти то же самое. Негодяи разорили и разбомбили несчастный Ирак, унизили беднягу Хусейна до невозможности, оккупировали всю территории древнего Междуречья, родины шумеров и вавилонян, и что же? Теперь негодяям там не будет ни сна, ни покоя, и бить их станут по нарастающей всей страной, которую они якобы освободили от так называемой кровавой диктатуры... Сейчас им покажут “освобождение” в образе матери арабского Кузьмы. А то, понимаешь, стали чертовы гринго забывать, где раки зимуют, откуда ветер дует, и что надо делать при атомном взрыве! Придется им все это вспомнить в ускоренном темпе, и сдать зачеты, причем отнюдь не экстерном. Все повторяется – вот им еще раз преподнесут урок партизанской войны... а  наглядность утверждения “ничто не вечно” оболтусам придется прочувствовать на собственных шкурах. Ишь, возомнили о себе, “великие завоеватели”! Мы еще увидим позорное бегство всей этой коалиционной нечисти с древней иракской земли; стало быть, есть смысл жить дальше. А если нам еще при этом и повезет, можно и поучаствовать в святом деле изгнания захватчиков с чужой земли. Чем не благородное занятие? Давай об этом у Хомяка спросим!
  Мы подозвали желчного старикашку и задали ему вопрос в лоб – как он относится к возможному освобождению одной исламской страны от оккупации войсками нехорошей коалиции, пусть даже и с применением зверских методов и средств?
- И вы еще спрашиваете? – искренне оскорбился старый имам-понтифик. – Вот уж не думал, что обо мне можно так плохо подумать! Вы бы еще спросили – не сочувствую ли, мол, страданиям бедных солдатиков-янки, которым и жарко, и страшно, и мало понятно, что происходит и куда они влипли? Отвечаю: ни в малейшей степени! Чем им хуже – тем миру лучше, истинно говорю. А в данном конкретном случае, думаю, что следует вообще все запреты и табу на зверства, ненависть и злобу снять, когда имеешь дело с такими “гостями”. По моему мнению, янки не правы никогда, даже тогда, когда абсолютно правы. Потому что они имеют честь представлять собой нацию и государство, вообще не имеющие права на существование. Паразиты природе не нужны, и тут двух мнений быть не может. Или у вас имеется другое мнение?
   И на мрачной бородатой физиономии старого имама появилась такая наглая насмешка, что я не выдержал и вспылил:
- Ты из себя тут Карла Маркса не корчь,  чертов мракобес! Сам ведь одно время чертовым янки подыгрывал, когда на СССР лаял! Вот они тогда, шайтаны, радовались-то! А кто в Афганистане душманам помогал? А душманы-то, как всем известно, на американские денежки воевали! Так что могу вас поздравить с успешным опытом сотрудничества с самим Сатаной, черт бы его побрал!
   У Хомяка даже челюсть отвисла. Если бы не спасительная злоба – ей-богу, погиб бы от прозрения. Но не тут-то было!
- Не твоего ума дело, гяур паршивый! – завизжал он, выхватывая ятаган. – Ваш СССР был тем еще творением Иблиса, как и ты сам... у, шайтан!
Да как взмахнет своим ржавым и тупым клинком – еле увернулся! И тут же полетел на землю, сраженный ударом бревна по черепу. Азазелл, неслышно подкравшись сзади, умерил религиозный пыл старого догматика.
- Браво, - воскликнул я, - да свершится правосудие...
И сам рухнул рядом со вздорным старичком, получив чувствительную оплеуху все от того же адресата. Падая и теряя сознание, я еще успел расслышать:
- А ты-то чем лучше, скандалист и провокатор, чертов безбожник?
   Возможно, Азазелл продолжил этот список нелестных эпитетов и дальше, но мне услышать их не довелось. Глуп он все-таки, наш бывший демон: ты сначала-то объясни, за что бьешь, а уж потом наказывай. А то что же получается? Огрел, отправил в царство Комы, а потом бормочет, неизвестно к кому апеллируя, перечисляет список прегрешений покойника, как будто его этим проймешь. И все его красноречие пропадает зря. Получается – нерациональные действия, пустой расход умственной энергии и слова, а оно, как известно, отдельными евангелистами приравнивается к самому Богу. Но обо всем этом я буду думать гораздо позже, а сейчас мое тело валяется в грязи рядышком с бесчувственной тушей вздорного имама и ни к каким рассуждениям не пригодно в принципе. Обморок есть обморок, он и у бомжей-пауперов и у серафимов третьего класса протекает одинаково, как это ни удивительно.
  К вечеру я очнулся, а Хомяк – еще нет. Шагах в пяти от нас ярко пылал костер; вдали раздавался топор дровосека, а у костра трудился Шатун, заботливо подкладывая туда бревна  и отдельные сухие ветки. Дух сидел у огня, молча уставившись в бешено пляшущие языки пламени. Хорошее себе6 занятие выбрал наш неутомимый бездельник, ничего не скажешь. Давно и не мной замечено, что есть некоторые виды занятий, которые никогда не приедаются, в том числе и сидение у костра. А что тут удивительного? Наши предки-неандертальцы телевизора и Интернета ведь не знали, балета тогда тоже еще не было, и все это заменял костер, священный огонь, украденный товарищем Прометеем у олимпийцев-богов. И не было тогда ничего в мире слаще, даже мясо мамонта не в счет – тем более, сырое. То ли дело жаркое, а позднее – всякого рода изыски вроде мясного бульона! Интересно, а что там нынче жарится или варится? Не гореть же зря огню: я думаю, наши монстры давно уже организовали нечто вроде туши лося, а то и двух.
- Кажется, очнулся, - прогремел позади меня медвежий бас. – Зря ты его так, Дух, ей-богу! Мог бы и просто пожурить, в конце концов – выпороть. Это все же наш старый товарищ, проверенный в трудностях и даже битвах со Злом. Сколько раз он нас с тобой прощал и выручал, а ты его – бревном по темечку! Нехорошо. Стыдно, дорогой товарищ!
- Он еще мне мораль читать будет, людоед чертов, - возразил Азазелл, впрочем, не поднимая головы. – Да я, кстати, зла на него не держу и даже решительно не могу вспомнить, за что его погладил... да это и не важно! Лучше посмотри – как там наши кабаны?
- Ага, - почему-то обрадовался я, - свининка-с!  Все-таки не этот жесткий лось, будь он трижды проклят; к тому же, глядишь и Хомяк от своей доли по старой памяти откажется, чертов исламист.
Я огляделся. Старого имама нигде не было видно – видать, далеко улетел от удара Духа и еще не очнулся. Что ж, тем лучше, пусть наше Лихо спит себе тихо. А мы тем временем спокойно поужинаем. Но не тут-то было!
- Что, уже готово? – послышался из кустов слабый надтреснутый старческий голос. – Я бы не отказался от парочки свиных ножек и шмата доброго сала, ей-богу! Что-то голова разболелась – видать, с голодухи...
- А попоститься не желаете? – поддел старика Гризли, - сейчас же Великий Пост, понимаете, а ты вроде бы как великий понтифик. Так подай же пример своей пастве, старый рамолик!
- Пошел к чертовой матери, - кротко огрызнулся наш имам-папа, - сам постись в своей берлоге, сколько заблагорассудится. Медведям да суркам это присуще, а нам, двуногим приматам, как бы мы ни смахивали на Бога – нет. Нашему брату предписано свыше трехразовое питание, желательно витаминизированное, и чтоб овощей побольше, а уж насчет мяса – вообще умолчу. Стали бы мы разумными, если бы не мясная пища? Это же у вашего Энгельса красной нитью подчеркнуто, а уж старик Фридрих знал, что к чему! Не желаю обратно в примитивные приматы, хочу оставаться венцом творения, тем, кто создан по образу и духу Всевышнего самим Господом!
И вылетел из кустов, с решительным видом ринувшись  к вертелу.
- А не много ли, любезный, натощак будет? -  слегка придержал его Дух, - ты бы полегче, что ли... ты еще слаб, как бы не вытошнило!
- Ты обо мне особенно не беспокойся, - злобно прошипел прожорливый старик, - о своей душе грешной лучше бы подумал, а я есть хочу!
- Да ты ничего такого не думай, - добродушно резюмировал Дух, - мне ведь не жалко, за тебя только боюсь. Человек ты все-таки старый, страдающий ревматизмом и различными заболеваниями желудочно-кишечного тракта, к тому же подверженной вспышкам неврастении и религиозного фанатизма... а вдруг подавишься? А нам тебя Господь велел беречь.
- Очень перспективный товарищ, - сказал он как-то мне, - вы уж проследите, пожалуйста, чтобы от обжорства не околел! У меня имеются на него определенные виды; не исключено, что быть ему мессией, эдаким Махди. Так что, будьте любезны, проследите за стариком!
- Врешь ты все, - злобно, но вместе с тем и озадаченно и как-то не очень уверенно прошипел Хомяк, - не мог Бог такого сказать! Какой из меня, простите, новый Иисус? Я вообще долго представлял совсем иную, враждебную христианству, конфессию, да и сейчас случаются рецидивы исламистского мышления... скажи просто, что свинины пожалел!
   Тут мы все как расхохочемся! Здорово Дух Хомяка разыграл. Будь тут Бог – он бы, наверное, оценил эту шутку по достоинству. Всевышний, сами знаете, тот еще юморист, не может без приколов и подначек. А старик обиделся, рванул на себе бороду и зарыдал:
- Издеваетесь, да? Голодом решили уморить? Святого мученика из меня сделать, что ли? Не хочу! Свинины желаю, вот что!
Тут Гризли стало так жалко старого исламиста, что медведь не выдержал и заревел белухой:
- Прости нас, яшули, если сумеешь! Жри своих кабанов, да будут они еще  сто раз прокляты Пророком! Только, ради Бога, не чавкай, и в зубах не ковыряйся – не выношу! Убью, сразу предупреждаю!
   Хомяк, лихорадочно кивнув, приступил к процессу, смахивающему то ли на каннибализм, то ли на геноцид. Дело в том, что окажись здесь и сейчас все-все свиньи земного шара, они бы точно исчезли как вид. Но бодливой корове, как известно, Бог рогов не дал!
   Да, все это бы запечатлеть на кинокамеру, да потом детей пугать: дескать, Петечка, не будешь слушаться маму, – отдам вот этому бородатому дядьке! Куски костей веером разлетались во все стороны; поляна наполнилась рычанием и чавканьем, треском разрываемых жил и хрящей, хрустом косточек. Земля дрожала, огонь костра метался во все стороны, словно пытаясь вырваться из нашего кольца и удрать куда глаза глядят, лишь бы не присутствовать на этом безобразном зрелище. А мне при виде оскаленного старца с дико горящими очами почему-то приходили в голову совсем уж неумные и неуместные аналогии.
- Вот так НАТО, поди, пожирает сейчас Россию, Югославию да Ирак, а там, глядишь, вообще в мире не останется стран, хоть в какой-то мере сохранивших свой суверенитет. И ничего не тогда не уцелеет от великих когда-то славянских народов – лишь обломки да огрызки костей, да обезображенный пейзаж на заднем плане вместо прекрасных ландшафтов. Эх, Хомяк, Хомяк, лучше бы янки вот так рвал и кусал, а не ни в чем не повинных животных, к тому же записанных в Красную Книгу!
Вслух же ничего не произнес, лишь расстроился до чрезвычайности, вот и закурил. А ведь в США и Европе, как вы должны помнить, в эти годы проводилась шумная компания по борьбе с курением. Не миновала и нас чаша сия. Некоторые товарищи, ярые враги никотина, так увлеклись гонениями на табак, что не погнушались даже прибегнуть к политическим лозунгам. В общественном транспорте даже такие девизы развешивались:
- Все наши табачные фабрики давно скуплены Америкой. Таким образом, закуривая, ты не только убиваешь себя, но еще и финансируешь Запад, а конкретно – НАТО!
 И не знаю, правда ли это, но очень уж доходчиво было сказано. Как назло, эти высказывания были известны и Духу.
- Ты там не закурил ли случайно, Парамоша? – противным фальцетом проблеял он. – Да будет тебе известно...
Дальше последовало повторение всякого рода избитых истин о вреде курения, набивших не одну оскомину, а под конец старый дьявол вспомнил, кого же я финансирую в данную минуту.
- В НАТО решил податься, что ли? – рычал он, - я тебе покажу конформизм! Ты у меня сейчас запляшешь, ренегат чертов!
 Не успел я опомниться, как шайтан уже выхватил бревно и гонялся за мной по всем кустам округи. Покурил, называется!
  Как я не старался уйти в отрыв, да от Азазелла не очень-то даже Пегас мог оторваться, особенно когда бес был в форме. В общем, настиг он меня, огрел бревном, отнял сигары и выкурил их сам, невзирая на мои вопли и энергичные протесты.
- Перегринам не положено, - невозмутимо парировал он все мои филиппики, - а нам, служителям топок Пекла, сам Бог велел иногда подзаправляться едким дымком. Вот я и заправляюсь, не так ли?
- Ты бы своим, своим табачком обходился! – вопил я, размазывая по физиономии слезы бессильной ярости и горькой обиды. – Зачем обижать меня, пожилого инвалида, когда у Гризли этих сигар – как у дурака махорки!
- Ничто не вечно, друг мой Парамон, - с горечью отозвался откуда-то в вершины сосны Шатун, - у меня все давно закончилось. Так что не расстраивайся по пустякам, а бери Азазелла за ручку и идите лучше оба сюда: тут у нас для вас сюрприз имеется!
- Какой такой “сюрприз”, - пожал плечами Дух, - врешь, поди!
Но, тем менее, решительно побрел в его сторону. Я – за ним. Только мы вышли на поляну – и – батюшки-светы, Богородица-троеручица! Перед нашими взорами открылась такая картина, что дух захватывает:  на верхушке сосны сидит гигантский медведь, будто кот, загнанный на дерево  злой собакой, а под деревом – как вы думаете, кто? – Хомяк и Бог – собственной персоной, можно сказать, ипостасью. Сидят они, курят, да насмешливо так в нашу сторону поглядывают. Хотел я, было, на Хомяка вызвериться – что это ты, мол, себе позволяешь? Сейчас же убери ухмылку с физиономии! – Да Бога побоялся – а вдруг не поймет, да как разгневается?!
- Все ссоритесь, друзья мои? – укорил нас Создатель, - ничего в том хорошего нет! Вы бы лучше взялись за руки, поклялись друг другу в вечной дружбе, подбросили бы дров в костер, да спели бы песню - для себя и для меня, заодно! Песня, как говорится, строить и жить помогает; кроме того, властью песни стать людьми могут даже змеи – кто это сказал?
   Мы переглянулись: Бог-то, конечно же, это знает, а нам-то откуда? Люди мы простые, грубые, хамоватые, невежественные, откуда нам все-то на свете знать?!
- Эх вы, невежи и невежды, - пожурил нас Всевышний, - ни на один вопрос толком ответить не можете! А еще серафимы, называется... стыдно за вас, вот что скажу! Но я настроен всех прощать сегодня – и, между прочим, в том числе и вас. Но не просто так, а за удачное выступление на сцене! Милости прошу!
   Нас опять вынесло на какой-то подиум; в оркестровой яме уже разминался симфонический оркестр, и какой-то седой и почтенный дирижер массировал свою палочку. Даже публика откуда-то возникла – да не простая, а все какая-то важная, VIP,  одним словом: то ли божья свита, то ли часть населения Рая, то ли кто-то еще в этом роде – народ все больше крылатый, с нимбами да ореолами, с лютнями да арфами. Неужели и эти собираются нам подыгрывать? А как, интересно, у них насчет слуха? Если как у Гризли да у Духа – все, какофония  обеспечена полнейшая. Как бы Бог не возмутился, да не воздал десницею своей!
- Успокойтесь, не воздам, - меланхолически отозвался на наши напрасные волнения Господь, - я не для того сюда приехал из-за моря-океана, с края Ойкумены и вообще, можно сказать, из иных миров. Для этого хватит профосов или же Пришельцев, а у меня, как вам известно, иной напев, другие задачи. Пойте же, черт побери!
И пришлось нам, как всегда, опять напыжиться, напрячься и начать очередную импровизацию. Ох уж, эти экспромты! Зато с темой было просто: Гризли, можно сказать, подсказал. Да и присутствие Бога наводит на подобные мысли. Итак!

НИЧТО НЕ ВЕЧНО

Все так мимолетно, быстротечно,
Что мелькнет в подкорке раз иной:
Черт возьми, а ведь ничто не вечно –
Ни прогресс, ни место под Луной.

Это, господа, не так уж плохо –
Этим мир прекрасен без прикрас!
Так проходят Смутная Эпоха,
Войны, беды – с нами и без нас.

Хоть оно не так уж человечно –
Нас оставить где-то за бортом
В мире, где ничто, увы, не вечно,
Да ведь речь-то вовсе не о том!

Что нам Бытия дырявый бортик,
Вечности распахнутый кингстон,
Если с нами Бог – и с нами чертик,
Бочка рома, грот и верный кортик,
Ждущий нас причал, а в нем – притон!

Есть у нас спасательные средства –
Разум, вера, честь, в конце концов,
И великолепное соседство –
Общества отъявленных глупцов,

Столь тупых, что мы, сурово глядя
На Великой Дури естество,
Можем бормотать: “Спокойно, дядя!
Мы еще, пожалуй, ничего”!

В общем, можно дальше жить, конечно,
Ибо не трубит архангел в рог,
Ибо приговор “Ничто не вечно”
Нам не зачитал пока что Бог.

Так что кто на чем – кто на фанере,
Кто на старом боте надувном,
Кто на личной дури, кто на вере,
Кто на двух досках, кто под бревном, -

В сторону восхода ли, заката,
Дальше в бесконечность уплывем:
Вечность не кончается, ребята,
На позорном имени твоем.

Пожелайте нам приятных встреч, но
Не гоните нас в последний путь
Криками: “Ничто теперь не вечно”! –
Сами разберемся как-нибудь, -

Что тут вечно, что недолговечно,
Что бессмертно, что – и не вполне...
Все на свете вечно – и не вечно,
Что вполне по мне – и не по мне.

- Ну, вы даете! – как бы невзначай молвил Бог. – С виду – пни пнями, а вот что отмочили! Рад за вас, и дальше буду рад. До скорых встреч!
 И мы расстались на этом – самом интересном месте.  Очень может быть, что дальше будет еще интереснее, –  да об этом-то как раз и не подумал! А стоило бы, между прочим.