Обзор конкурса лишние люди на сайте www. svetkidom

ОБЗОР КОНКУРСА «ЛИШНИЕ ЛЮДИ» НА САЙТЕ WWW.SVETKIDOMA.NET

Добрый день, уважаемые Дамы и Господа!

Для начала, поскольку на сайте появилось очень много новых, до настоящего момента не знакомых мне лиц (чему я искренне рад), хочу поприветствовать каждого (каждую) из них персонально. Полагаю, что и я для них – фигура такая же неизвестная. Поэтому считаю необходимым предварить свои – наверняка слишком многословные – рассуждения по поводу работ, предложенных на конкурс, этаким, своего рода, небольшим предисловием, дабы «новичкам» стали понятными те принципы, на которых я строю свои «критические экзерсисы». Те, кто за прошедшие с момента моего появления здесь три года успел изучить меня достаточно хорошо, могут, со спокойной совестью пропустить следующий абзац – я не скажу в нем ничего нового. Все это уже было высказано мною неоднократно, и я откровенно повторяюсь, цитируя самого себя.

Заранее предупреждаю тех, кто болезненно относится к жесткой и нелицеприятной критике: пусть они лучше вообще мои обзоры не читают, потому что я – человек мрачный, ехидный, въедливый и занудный, а потому довольно часто бываю весьма резок, даже жесток, так как считаю, что задача критики – не гладить по голове, поощряя посредственность, а помогать таланту, теребя его, не давая ему покоя, как можно жестче и подробнее демонстрируя ему все огрехи, обнаруженные в его произведениях. Но это вовсе не значит, что я пытаюсь кого бы то ни было учить, как надо писать стихи. Это занятие, как и выборочная «ловля мелких блох», абсолютно бесполезное. Научить нельзя. Можно только научиться. Можно научить медведя ездить на велосипеде, зайца – играть на барабане, слона – рисовать абстрактные картины… можно заставить графомана выучить назубок все правила силлабо-тонического (или любого другого, вплоть до японского или эскимосского) стихосложения – все равно ни медведь, ни заяц, ни слон, ни графоман не станут от этого творческими личностями. Подлинное творчество – сфера настолько тонкая и интимная, что я не считаю себя вправе (да кто я, собственно, такой?!) давать кому-либо какие бы то ни было «конструктивные» практические советы и рекомендации. Моя задача – обозначить в авторских работах «проблемные», на мой взгляд, точки, заострить на них авторское внимание – а там уж сам автор решит, как ему «жить с этим дальше». Сочтет нужным – прислушается, не сочтет – его право и воля. Слава  Богу – своя голова на плечах. Еще несколько слов. Хотелось бы, чтобы читающие мои обзоры уяснили для себя одну – для меня очень существенную мысль: разбирая ваши стихи, я отнюдь не пытаюсь в очередной раз посамоутверждаться. За свою весьма и весьма долгую жизнь я насамоутверждался более чем достаточно. А что до определенной авторитарности моих суждений – примите их, как издержки моей основной (весьма авторитарной) профессии – театральной режиссуры. И, наконец, я подчёркиваю, что мое мнение – это только МОЕ мнение, и ничего больше, но с удовольствием констатирую, что оно, зачастую, бывает совершенно противоположно мнению большинства. Ну, вот, кажется, на первый раз, достаточно. Те, кому захочется подробностей, могут сходить по ссылке http://www.proza.ru/2010/06/29/733 .

Однако, двигаемся дальше.

Ах, какую замечательную тему предложила нам, на этот раз, Татьяна! Вот где необозримый простор для самовыражения! Ведь все мы знаем еще от «Поэтики» Аристотеля, что Лирика, как род литературы – это одна из форм самовыражения. А тут… Ах, какой это непреодолимый соблазн – на «вполне законном основании» поплакаться окружающим в жилетку или наоброт – встать в позу и продемонстрировать всем свою уникальность, непонятость, неоцененность и непохожесть на других! Причем, если реакция окружающих на это будет весьма иронической, можно всегда заявить: «А это не я. Это, всего лишь, мой «лирический герой». Как же точна была в одном из комментариев Ольга, вспомнившая, в связи с этим, очень симпатичный старый анекдот:
«ПАЦИЕНТ. Доктор, почему меня все игнорируют?
ДОКТОР. Разве?.. Так, следующий!»
Так что, нет ничего удивительного в том, что бОльшая половина конкурсных работ посвящена именно этой весьма «злободневной» в сетевой поэзии теме – «Я – лишний! (лишняя)».

Обычно перед тем, как начать писать обзор, я, прочитав конкурсные работы, раскладываю их в несколько разных по тематике папочек. Можно было бы, наверное, и в данном случае, разложить их хотя бы в две: в одну – все эти самовыражения, в другую – все остальное, но я, пожалуй, на сей раз, не стану этого делать, и напишу довольно сумбурный по композиции обзор, перескакивая от одного стихотворения к другому, в зависимости от того, куда поведет меня моя – весьма своевольная – «критическая мысль». И начать хочу со стихотворения под

№22 – «Замороженный».

… Заморозьте меня в азоте! –
Чтоб душа не успела остыть.
Чтоб, взлетев на «ковре-самолете» –
Понял я, что такое «Быть».

… Гроб хрустальный, царевны тело…
Все как раньше и как всегда.
Но, царевна наверно храпела,
А вот я не храплю никогда.

Опасаюсь за технику нашу,
(«Отморзков» беря в расчет):
Вдруг из Саши сделают «кашу»?
Но, быть может и пронесет!

Отморожусь я и согреюсь,
Но пожалуюсь докторам:
– Отмороженным, я надеюсь,
Через сто лет дают сто грамм?!

Ведь никто не придет на свиданье –
Надо выпить за упокой!
Плохо, что не подумал заранее –
И не взял «контрабанду» с собой!

Да, и как-то тут все нескладно…
И скажу я, пускай невпопад:
– Заморозьте меня обратно,
Лет так этак… на сто пятьдесят!

… Кто желает сказать коллегам
Сквозь века пару теплых слов,
Обращайтесь, и я как эхо –
Передам без обиняков…

Любопытный, однако, факт, уважаемые Дамы и Господа. В конкурсе принимают участие двадцать четыре автора, кто-то из них разместил, помимо своих стихов, под каждой из конкурсных работ энное количество своих комментариев (под одними стихами больше, под другими – меньше), и только под одним этим стихотворением нет ни одного. В чем же причина такого «невнимания»? Да видимо, в том, что ни один из комментаторов не увидел в нем предмета для какого бы то ни было разговора, пусть даже самого короткого. Честно говоря, и я не вижу здесь этого самого «предмета». Но, в силу добровольно взятых на себя обязательств, все же скажу пару слов.
 
«Сдается мне, джентльмены», это была комедия», – мог бы, наверное, глубокомысленно сказать, после прочтения, персонаж Леонида Ярмольника из фильма «Человек с бульвара Капуцинов». Вполне возможно, автор, и в самом деле, пытался написать нечто иронически-юмористическое, да только вот, хоть убейте, не доходит до меня этот плоский «стограммовый» юмор. Наверное, мы с автором просто по-разному понимаем природу смешного.

Ну, что ж… оттолкнувшись от неоцененной мною авторской иронии, совершаю прыжок назад – к стихотворению №18, поскольку и в нем, как мне кажется, тоже присутствует претензия на ироническое мировосприятие.

№18 Лишний

Я опасной подвержен хворобе,
Новый вирус был мной обнаружен,
Ведь уже в материнской утробе
Осознал я, что миру не нужен.

Даже дети в песочнице ветхой
Раскусили меня с полу-взгляда.
Как бродяга-моряк с черной меткой,
Испытал я все прелести ада.

Салки, пряталки, мячик… – что толку?
Прогоняли меня отовсюду.
Легче было б, наверно, в иголку
Протащить свою попу верблюду.

Отношений межличностных стены
Часто строятся на примитиве… -
Были в школе со мной откровенны:
Стал я лишним звеном в коллективе.

…Обзавелся я другом, девчонкой,
О любви размечтался «до гроба»…
Жаль, что путь не застелешь соломкой, -
«Третий – лишний!» – сказали мне оба.

Я, залить свое горе желая,
К забулдыгам отправился местным.
Снова лишний… Их злобная стая
Объявила меня неизвестным,

Подозрительным интеллигентом,
(Оскорбить меня этим хотели)
Было жизни последним моментом
То, как стулья в меня полетели…

…У ворот распрекрасного рая
Был я встречен негостеприимно:
«Ты здесь лишний!» – сказали зевая, -
«Мы решаем вопрос конструктивно,

Добрых дел ты не делал, к тому же,
В своей жизни прошедшей, а значит:
Поищи себе место похуже. –
В преисподней. Желаем удачи!»

Черти тоже: «Мы не принимаем!
Что-то грешников нынче в избытке…»
…И вишу я меж Адом и Раем,
Словно шарик на тоненькой нитке…

Автор предлагает нам то, что в театре имеет жанровое определение «трагифарс». Но вот ведь какая тут незадача, уважаемый автор: дело в том, что в природе смешного – и в иронии, и в юморе, да и просто в комических ситуациях  – так же, как и во всем, что только есть в этом мире, существуют свои законы. И их неплохо бы изучить. Я не буду сейчас читать по этому поводу лекцию. Никому кроме нас с Вами это, в настоящий момент, не интересно. Предлагаю на досуге прогуляться по Сети. В ней есть огромное количество интереснейших статей, посвященных этому предмету. Беда этого стихотворения в том, что в нем, как говаривал покойный Трахтенберг (царство ему небесное), «достаточно прочесть первый катрен, и уже понятно, что будет в последнем». И никакие ни сокращения, ни редакторская правка, не избавят его от этого недостатка. В нем нет самого главного, необходимого для пусть горького, но смеха – элемента неожиданности. Ну, и кроме того, нет еще одной, не менее важной составляющей – причинно-следственной связи, которая, по идее, должна была бы обнаружиться в каком-то неожиданном, парадоксальном финале. А здесь – этакая беспричинная никомуненужность – вообще. Я, к примеру, читая, постоянно задавался вопросом: «А почему?.. В чем она – эта непохожесть на других, мешающая нормальному существованию в социуме?». Ну, добро бы – «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой»… или, вообще, – какой-нибудь мутант из «Людей Х»… или там, я уж прям и не знаю, кто или что… так ведь нет! Нормальный, вроде бы, интеллигентный (по утверждению автора) человек. Вирус, понимаешь ли!.. Странно, однако.

Ну, да ладно… полагаю, пора уже, вдоволь насладившись авторской «иронией», броситься в совершенно противоположную сторону – к стихам этакого, я бы сказал, «трррагически-демонического» звучания.

№19 Я – лишний

Я – чуждый этому веку. От жизни беру немного,
а надо бы – вдвое меньше, да разве отнимет кто?!
Я – сказочник и обманщик, мерзавец и недотрога,
угрюмый нелепый странник, для века – ин-ког-ни-то.

Я – ангел иного мира, который дурманит разум
прекраснодушным болванам, и только лишь позови –
я стану для них героем, чистилищем и экстазом,
я стану смертельным ядом у социума в крови.

Я – случай, какой бывает за гранью земного рая,
когда то ли Бог не в духе, а то ли в ударе черт.
Таких проклинают тихо и всуе не поминают.
Я – выбл…..к злой эпохи, решившейся на аборт.

Зовите меня изгоем, ублюдком и педерастом,
убейте, сожгите тело, но даже сгорев дотла
я буду во снах тревожных с пугающим постоянством
являться апологетом всего мирового зла.

И вам не дано услышать в частотных диапазонах
привычного мирозданья, как плача, смеясь, дыша,
пытается докричаться, блуждая в ваших альковах -
темницах страстей порочных – живая еще душа…

Ну, прямо, сплошное расстройство, уважаемые Дамы и Господа! Стоит только мне, прочтя стихотворение, решить для себя: а присяду-ка я, да напишу-ка я на него ехидную пародию – глядь, а наша милая Оля Шенфельд уже меня обскакала! Да так лихо, что мне, после нее, и соваться уже нет никакого смысла: лучше все равно не напишу. А потому – пародии не будет. Будет психологический анализ, хотя я и не медик. Не медик, но точно знаю, что  психологи выделили в своих изысканиях совершенно определенный, отдельный синдром. Я не помню сейчас, как он у них там по-научному именуется, поэтому придумал ему свое название – «Синдром Соленого». Помните, есть у Антона Палыча в «Трех сестрах» такой персонаж, которому – кровь из носу – необходимо, чтобы все считали его «демонической» личностью,  вторым воплощением Лермонтова и прочая, прочая, прочая… Причем необходимо до такой степени, что он готов ради этого даже укокошить на дуэли несчастного мечтателя-интеллигента Тузенбаха. Почему, спрашивается? Да просто весь этот «демонизм» – не что иное, как защитная оболочка… скафандр, внутри которого скрывается совершенно другая – слабая и закомплексованная личность. Чаще всего такие опусы пишутся людьми юными, ну, а если их автор уже достиг порога зрелости – значит, это показатель еще одной «болезни» – возрастного инфантилизма. Поэтому вирши подобного толка вызывают у меня обычно улыбку – нет, не снисходительную или насмешливую, скорее – сочувствующую. И все это при том, что автор – я это знаю – многое может.

№02 ПОГРОМ

В душе моей кровавый шел погром.
Я сам себе был Цезарем и Брутом…
Я сам себя дождливым мутным утром
Кромсал в ошметья ржавым топором.

Я сам себе палач был и раввин:
Казнив, у трупа бормотал молитву,
Затачивал при лунном свете бритву
И над собой, хрипящим, громко выл…

Я нежен был, я так любить умел!
Себя такого вытоптал и выжег.
Я знал: нам вместе ни за что не выжить
Во времена жестоких перемен.

Еще один опус из серии «Стрррашно, аж жуть!». Уж такие тут обуревают автора «стрррасти ррроковые»… уж такой тут «трррагический» диапазон – куда там Софоклу, Шекспиру и Байрону! Мне только хотелось бы понять, что же, все-таки, послужило причиной такого зверррского душевного самоистязания? Что это? – «время жестоких перемен», и чтобы приспособиться к которому, необходимо убивать в себе все чистое и прекрасное? Или это, все же, любовь, невозможная в нынешних условиях, и от которой приходится отказываться? К тому же, смысл слова «ПОГРОМ», ставшего международным  и даже вошедшего в эсперанто после печально известного антиеврейского Кишиневского погрома, – массовое нападение на места компактного проживания евреев, позднее – подобные действия по отношению к представителям любых меньшинств. Так какое же тут, к лешему, «массовое нападение» если автор занимается элементарным самоедством? Во всем остальном, к этому стихотворению относится все, что было написано к предыдущему. Кстати, Ольга и тут успела меня в своих комментариях опередить. Браво, Оля! :-)

Теперь, пожалуй, после всех этих страстей, самое время обратиться к чему-нибудь элегически спокойному. Поэтому плавно и не спеша перехожу к стихотворению

№17 ДРУГУ – ЗАТВОРНИКУ

Ты узник прошлого. В плену воспоминаний
струятся дни. Из твоего окна
дорога в сад цветущий не видна, -
лишь тропки узкие потерь и расставаний.
И осени печальная струна,
и та оборвана. Ты ностальгией ранен.
И пишешь, засидевшись допоздна,
исполненный единственным желаньем,
восстановить всё то, что, словно дым
растаяло, всё то, что было прежде.
Окутан тишиною, нелюдим.
Так и живёшь без веры и надежды,
и, что всего печальней, без любви.

В далеком-далеком от нас позапрошлом (XIX) веке, когда, в связи с отсутствием других средств коммуникации, был чрезвычайно популярен эпистолярный жанр, и каждое письмо можно было рассматривать как произведение литературы (не суть важно – какого уровня), умение версифицировать было не просто хорошим тоном – оно было нормой, одним из непременных признаков действительно образованного человека: основы поэтики изучались в гимназиях и лицеях, стихи посылались по почте, рукописными стихами и экспромтами были переполнены дамские альбомы…
Одна беда – в девяносто девяти случаях из ста эти рукописные опусы представляли собой набор «поэтических» (кавычки читать обязательно) клише, размещенных, в различных вариациях (аккуратно, грамотно и – непременно – по силлабо-тоническим законам), на некогда девственно чистых листах бумаги.
Нет, были, конечно, и исключения. Ну, хотя бы, тот же «лишний человек» – Евгений Онегин. Что поделаешь – «…Не мог он ямба от хорея, / КАК МЫ НИ БИЛИСЬ, отличить». Он брал остроумием «…И возбуждал улыбку дам / Огнем нежданных эпиграмм». Но, как говорится: «Исключения только подчеркивают правила».

К чему я все это пишу? Да просто прочел я стихотворение и таким нафталином на меня пахнуло... Что ни строчка, что ни предложение – то клише! Махровейшие клише из XIX века! Вчитайтесь, уважаемые Дамы и Господа! Ведь ни одного СВОЕГО слова – сплошные «узники прошлого», «дни, струящиеся в плену воспоминаний», «узкие тропки потерь и расставаний», «оборванная, печальная струна осени», «все, что было прежде, растаявшее, словно дым» и, в довершение всего, «жизнь без веры, надежды и любви»… Точь в точь, как в альбоме моей прабабки по материнской линии, который, вместе с ее сундуком, достался мне в наследство. Ну, да бог бы с ними – с клише… я бы их простил, если бы в этих гладких, аккуратно сложенных ямбах присутствовал ЧЕЛОВЕК, личность, индивидуальность со своей судьбой… так ведь нет! Все – вообще. Прошлое – вообще. Настоящее – вообще. Воспоминания, переживания и желания – вообще. Сентиментальная пустота.
А ведь кто-то может подобное пустое душещипательное версифицирование принять за проявление подлинного поэтического мастерства. Вот что страшно-то.

(Продолжение следует).
Всем доброго дня!

Продолжаю свои зловредные комментарии, уважаемые Дамы и Господа.
В предыдущем выпуске обзора я, помнится, остановился на проблемах Лирического Героя, «исполненного желаньем восстановить всё то, что, словно дым, растаяло, всё то, что было прежде» (Эх, знать бы еще, что же представляет собой это самое «всё то»). Поэтому вполне естественно будет, если я останусь в теме и продолжу разговор о «Прошлом», перейдя к работе № 20, в которой жизнь другого Лирического Героя «легла дорогой в километры», унося «не воспоминания, а годы».

№20 Третий лишний

Он писал ей письма ежедневно,
Вроде ни о чём, но в три страницы:
- В школе нет уроков, бьём баклуши,
Здорово зимою не учиться!

- С пацанами лёд взрывали, круто!
На полметра брызги ледяные!
Встретимся в семь тридцать возле
клуба?
У тебя бывают выходные?

- Я сегодня коротко – дежурный,
Пацаны достали, нет спасенья:
- Брось, Серёг, сейчас не до амуров!
Ей опять строчишь стихотворение?

Интернат по-прежнему – рассадник
Озорства, насмешек и приколов…
Буду очень ждать тебя под праздник…
Ну, пока! Бегу обратно, в школу.

Долетал ответ до адресата:
- Не приеду, не скучай, братишка!
О другом вздыхала, расцветая
Посреди зимы ожившей вишней.

Жизнь легла дорогой в километры,
Отмеряя радости, невзгоды,
Унося попутным свежим ветром,
Не воспоминания, а годы.

Среди фото старых и открыток
Трогательно навсегда давнишних
Временем безжалостно открыто:
Был он третьим, третьим… но не лишним!

Что действительно подкупает в этой работе, так это та искренняя, доверительная интонация, с которой написаны четыре первых ее катрена. И ради этой интонации я готов закрыть глаза на несовершенство технического их исполнения – и на не слишком удачную рифмовку, и на отсутствие рифм в 1 – 3 строках. – Что ни говори, а это – мальчишеская, сленговая прямая речь, цитаты из тех самых школьных писем любимой девушке, бОльшая половина которых, надо полагать, и была написана несовершенными мальчишескими стихами.
«- Брось, Серёг, сейчас не до амуров!
Ей опять строчишь стихотворение?».
Резануло, правда, в этих «цитатах» словосочетание  «рассадник озорства, насмешек и приколов». Подумалось: как-то все же, привычнее слово «рассадник» увязывать с чем-то резко отрицательным («рассадник заразы», к примеру), – но вспомнил Николая Языкова и его «Привольное гульбище юных лет, / Рассадник чувств и помыслов высоких!», и на какое-то время успокоился. Вернусь к этому чуть позже.

Так вот: если первые 16 строк стихотворения кажутся мне свежими и искренними, то все, что следует за ними оставляет, к моему глубокому сожалению, ощущение искусственности, неестественности и даже какой-то невнятности, словно автор (или, если вам так больше нравится, Лирический Герой) с годами напрочь растерял эту свою отроческую способность говорить просто и искренне. Тут тебе и неудачные речевые обороты, и сентиментальные клише… и если до автора (или опять же – до Лирического Героя), рассматривающего, по прошествии многих лет,  почтовые открытки и фотографии, дошло, наконец, что, будучи третьим, ЛИШНИМ он не был никогда, то это же замечательно! Так причем же, в таком случае, это безнадежное «безжалостно». Что это? Сожаление о том, что, наш автор (или ЛГ) не боролся, в свое время, за свою любовь? Или как?

Теперь позвольте вернуться назад – к первой части стихотворения – и чуть-чуть поговорить о его лексическом наполнении. Я уже где-то здесь писал об этом не так давно. Дело вот в чем. Наш язык, как известно, постоянно мутирует. Особенно его разговорная, сленговая составляющая. Так вот: если представить себе что эти мальчишеские письма были написаны много-много лет назад, то таких, к примеру, слов, как «круто» и «достали» в языке тогда просто не существовало – это реалии послеперестроечного периода и языка сегодняшнего. К тому же, они, все же (Ну, вот, опять вернулся) плохо сочетаются в мальчишеских устах с «рассадником». Мне могут сказать: «Это мелочь». Но эта «мелочь», к сожалению, мешает вере в подлинность. И у меня возникает невольный вопрос: а кто же автор? Сегодняшний молодой человек, для которого это привычный язык, просто нафантазировавший финал? Или это человек, проживший, как и я, долгую жизнь и, увы, забывший, на каком языке и на каком сленге он разговаривал в отрочестве и юности.

Теперь от «школярских любовей» позвольте мне вернуться назад к стихотворению под

 №11 ЛИШНИЕ ЛЮДИ,

поскольку в нем мне тоже прочиталось школярство, точнее – этакий самоуверенный «школярский эгоцентризм», в котором гордое местоимение «Я» весьма прозрачно спрятано за безликие «МЫ» и «ТЫ». Вроде бы, спрятано, но постоянно так и лезет упрямо наружу.
 
Мы как те литгерои позапрошлого века,
которые, по сути, бесились с жиру,
хотя и тащили бремя ума и таланта,
вовсе не нужное «среднему» миру.
Ведь если ты не родишь шедевра,
никто не умрет, не усохнет с голоду.
А божий дар твой – твоя проблема.
Зачем валить ее на чужую голову?

Измордованному тупой работой
ты предлагаешь пережить катарсис?
Ему твой выдержанный и тонкий
вкус актуален, как жизнь на Марсе.
Говоря по правде, ведь ты не станешь
меняться с ним ни за какие коврижки.
Не ной и копи помаленьку деньги,
чтобы издать никому не нужные книжки.

Уважаемый автор! Скажите, разве кто-то уполномочивал Вас говорить от лица всего пишущего сообщества? Если Вы убеждены в собственной неординарности, если Вы искренне верите, что у Вас есть этот самый «божий дар», если Ваш литературный вкус кажется Вам действительно «выдержанным и тонким», то и скажите об этом прямо. Так, как это сделал Северянин, заявивший на весь мир: « Я – гений Игорь Северянин!». И зачем же обижать людей, «измордованных тупой работой»? Как знать, может быть, среди них – тяжелым и нелюбимым трудом зарабатывающих себе на хлеб – есть и Ваши благодарные читатели, а то – даже и собратья по перу. Помните, у Владимира Владимировича:
«…Сидят папаши.
 Каждый хитр:
Землю попашут –
Попишут стихи…»
Это, конечно, шутка, скрытый иронический пассаж поэтического гения, но вот что до «никому не нужных книжек» – пусть каждый решает для себя эту проблему сам. Я, к примеру, с ностальгической тоской вспоминаю те времена, когда не было ни интернета, ни возможности издать или опубликовать в альманахе собственную писанину за собственные деньги. Время, когда литераторам (в том числе, и мне) необходимо было постепенно, поэтапно, на деле, а не на словах доказывать свою литературную состоятельность. Время, когда в литературе происходил естественный отбор, и деньги платили не литераторы издателям, а наоборот – издатели литераторам. Макулатуры на прилавках было значительно меньше.

PS. Попутно: человеку с выдержанным и тонким вкусом полезно было бы знать, что в греческом слове «катарсис» ударение правильно делать на первом слоге.

Вы уж, уважаемые Дамы и Господа, извините меня за мое старческое ворчанье и брюзжанье. Что поделаешь – все мы, с возрастом, начинаем говорить: «А вот в наше время…». Хотя, и к нам – старикам, порой не вредно бы прислушаться. Ну, да ладно. От брюзжания собственного перехожу к брюзжанию журавлиного вожака из стихотворения

№06 Клич.

На болоте, за кустами,
по – отечески брюзжа,
журавлей скликает в стаю
зиму чующий вожак.
Стая сбивчиво курлычет.
И не слышен голос мой,
и меня ни кто не кличет
ни в дорогу, ни домой…

Очень короткое стихотворение. Что, с моей точки зрения, явилось бы достоинством, если бы в этом стихотворении, как в любой миниатюре каждое слово было на вес золота и находилось на своем – единственно возможном месте. В связи с этим, у меня к автору есть один, но очень принципиальный вопрос. Скажите, уважаемый автор, а где Вы-то находитесь в тот момент, когда вожак скликает в стаю своих младших собратьев? В стае или вне ее? Если Вы в стае, то вожак, должно быть, зовет и Вас. Если Вы вне ее, то почему не слышен Ваш голос (журавлиное курлыканье, что ли, мешает?), и к кому, в таком случае, Ваш голос обращен? Это я к тому, что поставленный Вами дважды во втором катрене (в начале строк 6 и 7) союз «И» создает смысловую невнятицу, делая совершенно непонятной причинно-следственную связь. Подумайте над тем, что я сказал, уважаемый автор. Глядишь – и «доведете до ума» потенциально хорошее стихотворение.

PS. По поводу «никто», которое надо писать слитно, по-моему, уже кто-то сказал.
Несколько очень кратких комментариев, поскольку в длинных нет необходимости.

№08 Старьёвщик

Я лишнее возьму себе:

И ваши сны, и боль потерь.
Несите сей любовный бред…
Я сладость чувств беру тетерь,
Что так беспечно раздают…
Припрячу я себе Нью-Йорк -
Дают уют, зачем не взять?
Здесь не уместен скучный торг.
Не нужно на меня пенять,
Когда я сцапаю добро…
Схвачу я рыбу из пруда
И птицу малую с небес.
Вы мне несите, Господа!
Все ваши слёзы, интерес,
И Власть, и Веру, Славу, всё…
Но, чур, не жадничать – беру!

Кричал старьёвщик поутру:

И молодость, и красоту!…
Я расплачусь за пустоту,
Когда с вас лишнее возьму…
Со мной тягаться нет нужды-
Нам люди лишние нужны:
Я запрягу их… вспашут пусть
Чужие земли, веря в грусть.
За них тотчас напьюсь!…
Не отрекайтесь от сумЫ
Драконы белые и львы.
Всех агнцев, единорогов в пыль…
Был сад, теперь – пустырь!…
Талант беру за медный грош,
А гордость душ за ржавый нож.
Вы отдыхайте: выдох-вдох.
(Колумб по звёздам смог…)
Будь идеален мой улов!
Для пустозвонов, их голов
Шарнирных, я всегда готов
Приехать в Новгород и в Псков,
Но не в Тамбов…

А лучше позовите в дом
Венецианский, иль в банк Швейцарский…

Ну, что тут скажешь?! Очень интересный замысел, и совершенно безобразное его исполнение. Не знаю, в чем тут дело. То ли у автора не было времени, чтобы поработать над текстом, то ли не было никакого желания – мол, и так сойдет. Не сойдет, уважаемый автор! Вы уж как-нибудь поднатужьтесь, да доведите начатое до конца. А то ведь «чем дальше в лес (то бишь, к концу), тем больше дров. Уж такого под конец наломали – хоть стой, хоть падай!

Ну, и, наконец, в завершение сегодняшнего выпуска – по паре слов о двух песенных стилизациях.
 
#13 Песня

Ой ты моё лишенько,
люшенько.
Расцветает вишенка,
люшенько.
А на ветках бабочки,
люшенько.
При приветках бабоньки,
люшенько.
А вдали дороженька,
люшенько.
По ней едет боженька,
люшенько.
Перед ним молельщики,
люшенько.
А за ним расстрельщики,
люшенько.
Белым цветом, вишенка,
люшенько.
Красным летом, вишенка,
люшенько.
Ой, ты, моё лишенько,
люшенько.
Тише, тише, тишенька,
люшенько.
Красным цветом вишенка,
люшенько.
Белым летом вишенка,
люшенько.

#16 ***

Чужого бремени,
Себе не выберешь,
Руки не вытянешь,
Родному племени.
Пятном родимым ли,
Гостям представишься?
Под плеть подставишься,
Лицом красивым ли?
И лишний ближнему,
Хоть кровью вязаны,
Как сажей мазаны,
И лишний дальнему.
Да в ледяной избе,
За чёрной топкою,
Зальёшься стопкою,
И лишний сам себе…

Ставлю их рядом, потому что, как мне кажется, проблемы у обоих авторов одни и те же.
Написать достойную стилизацию, особенно фолклорную – чрезвычайно трудное дело. Ладно еще – импортную. Какую-нибудь, к примеру, гишпанскую. Ну,кто у нас в этих Гишпаниях разбирается?! Но русскую народную – это нет… это – ого-го!.. это просто так не пройдет! 
Мне кажется, в обоих случаях, авторы стали заложниками выбранной ими формы, потому что эта самая форма заняла в их не слишком удачных попытках доминирующие, по отношению к содержанию, позиции.

Возьмем первый случай. Как создается в народе подобная песня? И почему в разных областях необъятной России одна и та же песня звучит, зачастую, совершенно по-разному? Да просто главное в ней – ее содержательная часть, история, понятная всем и каждому, рассказ, полный очень точных и узнаваемых деталей. Это потом уже история обрастает формой – всеми этими «люшеньками» и прочими «труляляшеньками», которые на Новгородчине – свои, на Кубани – свои, на Дону – свои. А песня – одна и та же. Попробуйте, уважаемые Дамы и Господа убрать из песни эти «люшеньки» и разобраться в смысле того, что останется. Вам понадобится ассоциативное мышление, что для русской народной песни вовсе не характерно.

Что до второй песни – то тут, на мой взгляд, ситуация  еще проще. Автор взял для нее вариант рифмовки ABBA, на что, разумеется, имел полное право (простой – ABAB – показался ему, очевидно, неинтересным),  и попытался вогнать в эту схему вполне, на мой взгляд, внятную смысловую структуру. Но для этого ему пришлось переставлять строки и смысловые звенья, в угоду выбранной форме, отчего основной смысл стал более сложным для восприятия. Предлагаю читателям поварьировать строчками, попереставлять их, кое где, местами. Глядишь – и в осмыслении текста все встанет на свои места.

Ну, на сегодня, пожалуй, все.

(Продолжение следует).

И снова – добрый день!

Поскольку я в предыдущем выпуске упоминал Гишпанию, позвольте мне сегодня именно с французской Гишпании и начать.

#23 Андалуска, танцуй!

Всё, что тобой предсказано, сбудется вряд ли уже.
Только за ночь до казни я разгадал сюжет:
Понял, как много лишних в титрах спектакля лиц:
Так что на всех не хватит ни золотых петлиц,
Ни орденов, ни шашек, ни боевых патрон…
Иллюзиями разукрашен нашей судьбы картон.
Лучше уж быть статистом, чем ожидать ролей,
Ведь кто-то уже играет принцев и королей,
Кто-то давно смеётся, глядя тебе в лицо –
И я не хочу быть курицей, которую учит яйцо.
Если люблю до гроба – то я не хочу быть третьим,
А потому друг друга мы никогда не встретим,
И даже если идём мы навстречу тропою узкой,
Ты всё равно не станешь прекрасной моей андалуской.
Лучше уж быть статистом, чем на вторых ролях,
Когда ты вроде не лишний, но и не у руля,
И, может быть, лучше не видеть ту андалуску без грима
А согласиться на роль скитальца и пилигрима.

Но огонь – пожирает – звериные – твои – глаза,
И я понимаю, что это уже не игра на сцене, а охотничий азарт,
Ты в этом танце становишься моим трофеем –
Опасный плод испанского юга, а не какая-то кельтская фея.
И ты уже не боишься, что подумают прочие…
Просто мы сами однажды друг другу всё напророчили,
Танцуй, прильнув ко мне – этот невинный вид тебе не к лицу,
Положи свою руку на моё сердце – и танцуй….
В этом танце ты навсегда останешься моей,
Отпусти на волю себя, как и своих королей!
О! Ты сама знаешь этому танцу цену!
А завтра? Завтра ты опять вернёшься на сцену…

Обратите внимание, уважаемые Дамы и Господа! Перед нами преподнесенные в качестве самостоятельной конкурсной работы ВАРИЯЙЦА на тему мюзикла «Дон Жуан» Феликса Грея, точнее – по одному из треков первого акта – «Belle Andalouse». Для тех, кому любопытно, и кто не слушал и не смотрел мюзикл – предлагаю текст этого музыкального номера, а также – его подстрочный перевод. Музыку, к сожалению, предложить не могу, а без нее текст, увы, не слишком выразителен. Надо полагать, автору показалось мало текста и смысла, предложенного автором довольно примитивного либретто, и он решил дополнить его каким-никаким, но своим. Хотя, в мюзикле этот текст, подкрепленный музыкой, и не несет в себе никакого другого смысла, кроме того, который определяется органом, находящимся чуть ниже пояса.
Итак…

 BELLE ANDALOUSE

Danse tout contre moi, danse
Laisse aller les pas, la cadence
Fais couler des gouttes de sueur
Sur mon coeur

Danse tout contre moi, danse
Que tes jambes mouill;es s’avancent
Que je sente battre la fureur
De ton coeur

Belle Andalouse
Fruit dangereux du sud de l’Espagne
Fid;le et jalouse
Fais balancer ton corps de gitane

Belle Andalouse
Quand le feu d;vore tes yeux d’animal
Brune et jalouse
Pour le chasseur la proie id;ale

Danse tout contre moi, danse
Ne crains pas ce que les autres pensent
Pose ta main tout en douceur
Sur mon coeur

Danse tout contre moi, danse
Ne prends pas cet air d’innocence
Tu sais tr;s bien que tout ; l’heure
Je prendrai ton coeur

Belle Andalouse
Fruit dangereux du sud de l’Espagne
Fid;le et jalouse
Fais balancer ton corps de gitane

Belle Andalouse
Quand le feu d;vore tes yeux d’animal
Brune et jalouse
Pour le chasseur la proie id;ale

Belle Andalouse
Fruit dangereux du sud de l’Espagne
Fid;le et jalouse
Fais balancer ton corps de gitane

Belle Andalouse
Quand le feu d;vore tes yeux d’animal
Brune et jalouse
Pour le chasseur la proie id;ale

Belle Andalouse

ПРЕКРАСНАЯ АНДАЛУСКА

Танцуй рядом со мной, танцуй
Позволь идти шагам, ритму
Пусть стекают капельки пота
По моему сердцу

Танцуй рядом со мной, танцуй,
Чтобы твои влажные ноги двигались вперед,
Чтобы я слышал, как бьётся ярость
Твоего сердца

Прекрасная андалуска
Опасный плод юга Испании
Верная и ревнивая
Покачай своим цыганским телом

Прекрасная андалуска
Когда огонь поглотит твои звериные глаза
Темноволосая и ревнивая
Для охотника — идеальная добыча.

Танцуй рядом со мной, танцуй,
Не бойся того, о чем думают другие
Положи нежно свою руку
На моё сердце

Танцуй рядом со мной, танцуй,
Не принимай этот невинный вид,
Ты прекрасно знаешь, что сейчас
Я возьму твоё сердце

Прекрасная андалуска
Опасный плод юга Испании
Верная и ревнивая
Покачай своим цыганским телом

Прекрасная андалуска
Когда огонь поглотит твои звериные глаза
Темноволосая и ревнивая
Для охотника — идеальная добыча.

Прекрасная андалуска
Опасный плод юга Испании
Верная и ревнивая
Покачай своим цыганским телом

Прекрасная андалуска
Когда огонь поглотит твои звериные глаза
Темноволосая и ревнивая
Для охотника — идеальная добыча.

Прекрасная андалуск.

Оттолкнусь, в данном случае, от комментария Джея, употребившего в адрес автора стихов нехорошее слово «плагиат». Нет, уважаемые Дамы и Господа, это не плагиат! Когда я поднимал в комментарии эту тему, я вовсе не это имел в виду. Дело в том, что в диапазоне между реминисценцией (невольной или сознательной), долженствующей вызывать у читателей «смутные ассоциации с чем-то уже когда-то знакомым» (цитата из словарной статьи) и плагиатом, как таковым, в литературе существует еще и такой прием, как «литературное заимствование», довольно часто используемый авторами, так же, как и реминисценции, для достижения совершенно определенных целей, причем – используемый ПОДЧЕРКНУТО сознательно, Другой вопрос – этот прием, этот факт литературного заимствования должен быть, в любом случае, автором непременно для читателя каким-либо образом обозначен. Каким – кавычками, сноской, подзаголовком или особым построением фразы, делающим прием понятным – это уже дело автора, но подчеркнуть его нужно обязательно. Поэтому, дорогой мой автор, в следующий раз, когда Вам захочется «расщирить и углУбить» чей-нибудь материал, будьте любезны в сноске или подзаголовке обозначить, какое именно произведение вызвало в Вас «непреодолимый порыв вдохновения». А то ведь те, кто не смотрел и не слушал мюзикл, и вечный сюжет о Доне Жуане воспринимал по произведениям Тирсо де Молина, Мольера, Байрона и Пушкина, могут, и в самом деле подумать, что это Ваши собственные мысли и образы (особенно во второй части Вашего творения).

А так – что ж… Ну, посмотрел и послушал автор в цифровом, скорее всего, варианте (отсюда – «титры в спектакле», что лично мне, как театральному человеку, режет ухо) канадскую или французскую версию знаменитого мюзикла Феликса Грея, и уж такое тот произвел на него впечатление, что ощутил автор настоятельную потребность поделиться этими своими ощущениями с нами, поставив себя на место героя. Причем, ощутил и впечатлился до такой степени, что даже существительное мужского рода «патрон» просклонял в родительном падеже множественного числа, как существительное рода женского:
«…Ни орденов, ни шашек, ни боевых ПАТРОН…».

Что хорошо в этих стихах? – в них есть конфликт. Внутренний конфликт. Конфликт между разумом и тем, что называется «основной инстинкт». Есть теза и антитеза: «Я не хочу!.. – Но…». Конфликт, в котором «основной инстинкт» – никуда не денешься – побеждает.

Что в них плохо? – то, что для поэтического выражения этого конфликта автор почему-то не нашел собственных слов. И если первая часть – набор расхожих фраз, такого, знаете ли, лозунгового звучания, то вторая – сплошное литературное заимствование из текста трека «Belle Andalouse», который, вместе с подстрочником, я привел в комментарии под стихотворением.

Пара слов Джею относительно «примитивного», как я выразился, либретто. Давайте, все же,  не будем смешивать в одну кучу музыку, стихи и драматургию, поскольку это далеко не одно и то же, хотя, в данном случае, и то, и другое, и третье принадлежат одному человеку – прекрасному композитору, неплохому поэту (точнее – автору песенных текстов к своим музыкальным номерам) и очень слабому драматургу Феликсу Грею.
 
Разовью слегка эту свою мысль, уже безотносительно к самому стихотворению. Меня, вообще, очень огорчает тот факт, что молодежь (да и не только молодежь) сегодня приобщается к выдающимся произведениям мировой классики в упрощенном, переработанном, адаптированном их варианте. И мне бы было очень любопытно узнать (к сожалению, такой статистики не существует), сколько человек, посмотрев, к примеру, мюзикл «Notre-Dame de Paris» на другой день сходили в библиотеку, чтобы прочесть одноименный роман Гюго, или, получив море удовольствия от мюзикла «Человек из Ламанчи» Дэриона и Вассермана, осилили «Дон Кихота» Сервантеса, или даже – что значительно проще – после печально знаменитого мюзикла «Норд-ост» взяли в руки «Два капитана» Каверина. Остается утешаться тем, что хотя бы малая частица того, что в эти произведения было вложено авторами, все же отложилась в их сознании. К тому же, хорошая музыка – это тоже замечательно.

Продолжаю «литературную» тему и перехожу от вариаций на тему «Дон Жуана» к леденящему кровь триллеру по мотивам «Сказки о рыбаке и рыбке» дорогого нашего Александра Сергеевича.

 №14 Корыто

Погляди, окно открыто,
Даже дверь отворена,
Вкруг разбитого корыта
Ходит бабкина вина+

Что же делать, коль такое -
Ни дворца и ни хором!
Точит клюв свой черный ворон,
Притаившись за углом.

Сети порваны – не бросишь,
Рыба в море – не вернешь,
И что было – не попросишь,
А что есть – в путь не возьмешь.

В паутине потолочной
Мухи видят свой исход,
Но туда стремятся срочно,
Будто там не смерть, а мед.

Погляди, окно открыто,
Дверь отворена и та+
Только выхода не видит,
Запыленная мечта.

Вглядитесь, уважаемые Дамы и Господа в жуткую картину, которую рисует нам автор: открытое окно… открытая дверь… посреди пустой горницы, затянутой паутиной – разбитое корыто… порванные сети…зловещий ворон, притаившийся за углом (не понял за каким – внутренним или наружным), не менее зловеще точит свой клюв…и только мухи – вечные, неистребимые мухи – философски, по спиллберговски – лезут в паутину, прекрасно понимая, что они, несмотря на свою сегодняшнюю смертность, вечны… что они останутся тут навсегда!..
Бабки с Дедкой давно уже нет. Ни здесь, ни где либо еще. Они – лишние! Лишние для всех – и для автора, и для читателя, и для нас с вами, пытающихся понять смысл  и мораль всей этой кошмарной ситуации, предложенной автором. Ну, чем не Чернобыльская Зона или декорация к любому фантастическому фильму-катастрофе про жуткое будущее человечества после третьей мировой войны? Вместо привычных и родных нам бабки и дедки – вокруг корыта описывает круги материализовавшееся, бог знает, во что, «Бабкина вина», а в углу, щуря свои подслеповатые глаза, сидит, покрытая пылью, «Бабкина мечта»…И обе они – и хотели бы уйти из этого забытого богом  места, да ничего не получается: чего-то там «в путь с собою не возьмешь»!
Да-с, уважаемые Дамы и Господа!..  Вот к чему приводит, оказывается, хочешь ты  этого, или не хочешь, страсть к стяжательству.

Этакое клипово-знаковое понимание действительности, однако, уважаемые Дамы и Господа! 
Бедный Пушкин

Похоже, не успеваю написать больше ничего. Утром – работа. До завтра, уважаемые Дамы и Господа.!
И снова – здравствуйте, уважаемые Дамы и Господа!

Вы уж простите меня за то, что я до последнего момента затягиваю процесс вашего «ожидания у зубоврачебного кабинета»: прихожу домой поздно вечером, усталый, как собака и, на чем свет стоит, ругаю себя за то, что не написал свой вредный обзор неделю назад. Впрочем, это мои самолеты, и, конечно же, они не должны никого интересовать.
Ладно… попробую, пожалуй, продолжить, пока еще силы есть, пушкинскую тему.

№04 37

Осколки боли в веках и висках.
Вплывает «…спать…» как лучшая награда.
Под монотонный ливень водопада…
Под пелену горячего песка…

Паденье в ночь. Не в озаренье, в темь.
Без задних ног. Блаженное смиренье.
Последний возраст «чудного мгновенья» -
Мне тридцать семь. Нелетных тридцать семь.

Тугая сеть привычной суеты,
Седеющие темные колечки
И снится, снится лед на Черной речке,
Еще живые тонкие черты

И беспощадный шепот: «Не тянись.
Не для тебя рождаются Дантесы.
Не плачь, малыш. Париж не стоит мессы.
Семья важней, чем призрачная высь…»

Пусть утро собирает по частям,
Ночные перечеркивая речи.
И дочка за рукав, и сын на плечи,
И дань сиюминутным новостям,

И иногда. Чуть-чуть. Не насовсем –
Фрагментом взгляда, воспаленной гранью,
Преодолев смиренье осознанья:
«Мне тридцать семь. Однажды в тридцать семь…».

Одно время – лет этак 30 назад – я был увлечен написанием одностиший. Конечно, никаких – даже самых жиденьких лавров в этом жанре, в отличие от Вишневского, я не снискал, а потому занятие это благополучно бросил, но кое-что из написанного тогда, время от времени, вспоминается. Сейчас, к примеру, вспомнилось:

«Мне тридцать семь, а я еще никто!».

Этакая отчетливая параллель. И я, конечно же, мог бы поиронизировать по поводу этого стихотворения, но мне почему-то этого совсем не хочется, причем, не только потому, что я устал. Каждый творческий человек в определенные моменты своей жизни задумывается о собственной творческой состоятельности. И если уж ее измерять – то, конечно же, по самому высокому – гамбургскому счету. Так почему бы и не поговорить – пусть в фантазиях, пусть в беспокойном сне – с тем, кто к своим 37-и, имея в семье четверых детей, уже успел стать лицом всей российской поэзии? А что до Черной речки – то, как написал Н. Грашин : «Сколько бы ни стремились вывести гибель Пушкина за рамки семейных отношений, никуда от них не уйдешь». Потому, наверное, и «…Париж не стоит мессы. Семья важней, чем призрачная высь…». И меня, как человека театра, греет и внутренний конфликт ЛГ, и его «…смиренье осознанья», и его совершенно естественное «…И иногда. Чуть-чуть. Не насовсем – …«Мне тридцать семь. Однажды в тридцать семь…».

Чисто ассоциативно, вспомнился Войницкий, кричащий: «Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел... Если  бы  я  жил нормально,  то  из  меня  мог  бы  выйти  Шопенгауэр,   Достоевский...», и финал пьесы, в котором Соня говорит: «Ну, дядя Ваня, давай делать что-нибудь», и Войницкий отвечает: «Работать, работать...».

Ну, и, наконец, это стихотворение просто, с моей точки зрения, очень достойно написано.

Несколько слов о полемике относительно не стоящего мессы Парижа. Поскольку это не литературное заимствование (о чем я писал в предыдущем выпуске обзора), а всего лишь реминисценция, конечно же, ни в каких кавычках или сносках она не нуждается.

Приближаясь постепенно к финалу своего обзора, пойду, на сей раз, от пушкинских времен к временам нынешним в хронологическом порядке и остановлюсь на двух стихотворениях, посвященных событиям первой половины века прошлого.

№15 ФЛИГЕЛЕК НА ПОЧТАМТСКОЙ

Сквозь малинник густой, через заросли пижмы,
Обходя сенокосы и пожни,
Я домой пробирался изгибами Ижмы,
Грязь и глину месили подошвы.
Сосны мрачно скрипели, багульник дурманил,
Глаз голодный дразнила морошка.
Ордена как монеты звенели в кармане
И терзала лицо мое мошка.
Я в избушках лесных находил пропитанье,
И рыбачил на светлых озерах.
Я зарыл под сосною мундир капитана,
Документов истрепанных ворох.
Из крестьянского дома похитил одежку
(Избы Севера не запирают).
Моросил надоедливый северный дождик
В сонных дебрях дремучего края.
Что звало меня в путь? Нет, не вера Христова.
Бог – не Ьог, коль Россию оставил.
Только тучки висят у пустого престола,
Там, где реяли ангелов стаи.
Брел и брел по тайге, по дорогам убогим,
Избегал многолюдных селений,
Направляем надеждой, ведомый любовью,
Разлученный войною с Еленой.
Сколько раз я письмо переправить пытался
Через линию фронта, рискуя.
Адресок довоенный, флигелек на Почтамтской,
Где любимая ждет и тоскует.
Пахнет северный город доской и трескою,
И тсокою, и кровью, и страхом.
Офицерскую стать и лохмотья не скроют.
А Советская власть – ох, не сахар.
Вечерело… Петляя, прокрался дворами,
Раздвигая бурьян и шиповник.
Рассуждал про себя: «В этой дьявольской драме
Нету правых – здесь каждый виновник».
Вот и дом: строй берез, лопухи у обочин.
Сердце бьется как молот кузнечный.
Постучал. Дверь открылась, и вышел…рабочий,
Седоусый, с рукою увечной.
Сердце камнем упало. Поджались колена.
Как от жажды во рту пересохло.
- Извините, товарищ… Живет здесь Елена
Холмогорова? – Глянул я в окна:
Занавески чужие, не видно герани
(А привыкла цветочки лелеять).
Мне ответил рабочий спокойно, без брани:
- Никакой не живет тут Елены.
Над затоптанной клумбой жужжали стрекозы.
Бусый кот почивал на скамейке.
- Заселил меня в дом документ горкомхоза
Вместо прежней буржуйской семейки.
Я трудился как вол, я сражался на фронте,
В этот город приехал недавно.
А Елену твою вместе с белою контрой,
Верно, вывез корабль «Ярославна».
Барахлишко тут было: шкатулки, герани,
Статуэтки да шторки из ситца.
Сам-то кто? – Я сказал: -Заблудившийся странник. -
И блеснула слеза на реснице.
- Не буржуй? Не беляк? Много шляется всяких…-
Отмахнулся рукою здоровой.
Оглядел я наш дом и заброшенный садик
И побрел себе тяжкой дорогой.
Где теперь дорогая? Быть может, в Норвеге?
Иль уже добралась до Парижа?
Нас война и моря разлучили навеки.
Что ж, живи под уютною крышей.
Может час, может два я сидел на причале,
Созерцая закат над рекою.
А потом я расстался с кольцом обручальным,
Бросив в реку с безумной тоскою.

Мне показалось, что автор, к творчеству которого я отношусь с глубоким уважением, работая над этим стихотворением, изменил, в какой-то степени, себе. Я уже писал однажды, что воспринимаю его не как лирика, а как сказителя – настоящего северянина, сдержанного в проявлении своих эмоций, существующего в своих стихах несколько отстраненно, словно пытаясь, отойдя на несколько шагов, взглянуть на написанное глазами другого человека – своего потенциального читателя, чтобы лишний раз проверить написанное. И именно этим – своим индивидуальным почерком, своей непохожестью на других он мне и интересен.

Я и в этом стихотворении моментально, по «почерку» узнаю его – человека, любящего свой суровый край, знающего его историю. Вот только эта – именно эта рассказка, написанная автором от первого лица, кажется мне искусственной, надуманной и переполненной ненужным мелодраматизмом. Кто-то, по-моему, в комментариях назвал ее балладой, песней, белогвардейским шансоном… Нет, уважаемые Дамы и Господа, настоящий… не наш – сегодняшний, стилизованный, а настоящий «белогвардейский шансон», существовавший в эмигрантской среде, был значительно жестче и строже. И если уж употреблять «музыкальные» ассоциации, то это (не в обиду будет сказано) гораздо больше напоминает мне длинные и жалостные песни, которые пели под баян, во времена моего послевоенного детства, инвалиды в пригородных поездах, зарабатывая себе на жизнь и на выпивку. Разумеется, в тех песнях были другие ситуации и временные реалии, но по форме, композиции и изобилию мелодраматических клише они были застроены именно так. И проблема здесь, конечно же, не только в неудачном финале.

Совершенно противоположное впечатление оставляет следующая работа:
 
№21 Они сегодня – лишние

Ложатся судьбы списками
На чёрный коленкор.
С портрета взгляд Дзержинского,
Пронзительный – в упор.

Замотанный допросами
Начальник за столом
Весь день воюет с осами,
Прихлопнет – поделом!

На вишни лезут смелые,
Нахальны,  голодны…
А вишни в миске спелые,
Как на подбор, крупны!

Сок - будто кровью брызжет!
Действительно - похож…
Подвинул список ближе.
- Полста один! Ну, что ж…

По именам и отчествам…
Всех – к стенке, заодно!
Но нынче месяц кончился,
И сделан план давно…

Отставил миску с вишнями,
Поправил козырёк…
- Они сегодня – лишние,
Пусть поживут денёк…

Рядовая, обыденная для того времени ситуация. Начальник расстрельной команды, для которого, что приговоренные, что надоедливые осы – все одно, получает очередной список приговоренных к расстрелу. И именно в этой обыденности, в этой рутинности расстрельной работы и раскрывается кошмарная суть тогдашнего времени. Начальник не решает их судьбу. Он и его команда просто выполняют утомительную работу, требующую определенного порядка, а также – определенной затраты времени и сил.
 
Предлагаю небольшую цитату из документов сайта «Сталинские расстрельные списки». Это к вопросу о точном времени, в котором, надо полагать, происходили описываемые события.

(С) «Ближайшие истоки «списочного» порядка осуждения следует, видимо, искать в тех упрощенных процедурах судопроизводства, которые были постулированы знаменитым Постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 декабря 1934 г. Согласно этому постановлению, изданному немедленно после убийства Кирова, следствие по делам о террористических организациях и террористических актах должно было вестись в ускоренном порядке (до десяти дней), судебное слушание — производиться без участия сторон и без вызова свидетелей. Закон от 01.12.1934 не допускал ни кассационного обжалования приговоров, ни подачи ходатайств о помиловании. Смертные приговоры по таким делам должны были приводиться в исполнение немедленно». (С)

Если кому-то интересно подробно познакомиться с этими документами – вот ссылка на сайт http://stalin.memo.ru/
 
Что до самого стихотворения – оно написано просто, без всяких выкрутасов, и это – одно из его достоинств. Второе достоинство – яркий, зримый образ, составляющий основу стихотворения. И третье – неожиданный авторский ход в раскрытии предложенной темы. Вполне естественно, что я никак не мог пропустить это стихотворение, не оценив его, в меру моего разумения.

(Окончание следует).
Ну, и – в последний, надеюсь, в этом конкурсе раз – добрый день, уважаемые Дамы и Господа!

Очень надеюсь, что этот – последний выпуск моего обзора будет не слишком длинным и утомительным и, продолжая двигаться в хронологическом порядке, перехожу к работе №12, потому что в ней использованы, в качестве эпиграфа, цитаты из стихотворения С.Есенина «Я по первому снегу бреду…», написанного также в первой половине прошлого века.

№12 СТАРЫЕ ДЕВЫ

Так и хочется к телу прижать
Обнаженные груди берез.
…………
Так и хочется руки сомкнуть
Над древесными бедрами ив.
(Сергей Есенин)

Кости белые березы,
Плети черные у ивы-
Улетели ваши грезы,
Не юны и некрасивы.

Вы смиренно не любили
Ни дубочка, ни осины,
И за это вас рубили
На гробы из древесины.

Да, мужчины не гуманны
К лишним людям у порога,
К старым девам, что жеманны,
И озлоблены на Бога.

Пустоцветом жизнь опала
Дни без деток- ивы слезы,
Лишь могила не устала
Ждать вас, лишние березы.

Вот, уважаемые Дамы и Господа, тот самый – довольно частый в моей «критической практике» случай, когда об эпиграфе мне хочется говорить гораздо больше, чем о самом разбираемом стихотворении. И я, пожалуй, именно с эпиграфа и начну: не случайно же автор взял именно эти, а не какие-нибудь другие есенинские строки.

Роман Борисович Гуль – русский писатель, публицист и критик (участник Гражданской войны и Белого движения, кстати) – находясь в эмиграции, так писал о Есенине: «У поющего рязанского парня в руках еще и кисть. У него, слава Богу, не колоратура, а песенность. У него не «поставлен» голос. Он, как цыган, душой поет. И если колоратура враждебна «живописности», то песенность с живописной образностью в дружбе. И по музыке своих песен и по темам песен – Есенин не европеец. Он – восточник, из „Евразии“. Это многим нравится. И в этом есть прелесть. Но еще лучше, когда вдруг из русского рязанского парня выглянет ПРАЩУР-ЯЗЫЧНИК. Когда заговорит Есенин языком ДРЕВНЕГО ЗЕМЛЯНОГО ЭРОСА» (разрядка моя), – и цитировал две последние строфы именно этого стихотворения.

Вот от этой печки – от этого самого «древнего эроса» и нужно было плясать, уважаемые Дамы и Господа, чтобы понять: а чего это ради автор, вдруг, задался проблемами «старых дев»? А то, понимаешь ли, все женщины-комментаторши дружно, как одна, возмутились, и ну разбирать стихи с социальных позиций: мол, лишние или не лишние эти самые «старые девы» в нашем социуме? А речь-то, оказывается, судя по эпиграфу, совсем не об этом, а вовсе даже о Президентской Программе Повышения Рождаемости в нашей вырождающейся стране. Поскольку девы-то эти самые нарушают самый главный – эротический закон Матушки-Земли. Вот только из самого стихотворения мне, ну, никак не понятно: а как же сам (сама) автор относится к этим нарушительницам главного закона природы? Обвиняет ли их? Сочувствует ли им? Или, наоборот – злорадствует? А может, автору это, на самом-то деле, совершенно до лампочки? И именно поэтому он (она), в качестве метра и размера, выбрал(ла) для стихов предельно отличающийся от анапестового эпиграфа, бодренький, пляшущий,  жизнерадостный четырехстопный хорей. Этакая, знаете ли, плясовая над ожидающими «жеманных старых дев» могилами. Да и сам излагаемый текст, точнее – смысл его, похоже, был не настолько важен автору, как сам факт написания, иначе он не допустил бы в нем такого количества смысловых и стилистических ляпов

Ну, вот, уважаемые Дамы и Господа: я добрался, уже до настоящего времени и сейчас попробую сказать по нескольку слов о каждом из трех стихотворений, авторы которых устроили здесь дискуссию на тему « бывают или не бывают в жизни лишние люди», точь в точь, как джентльмены на рыбалке из бородатого английского анекдота. Помните?

 «Стоят джентльмены у ручья. Один из них говорит: «Мне кажется, джентльмены, что здесь водятся форели». Проходит полчаса, и второй джентльмен говорит: «А мне кажется, джентльмены, что здесь не водятся форели». Еще через полчаса вступает третий: «Джентльмены! Давайте прекратим наш горячий спор о форели».

 Так вот, третий (вернее, четвертый) джентльмен на нашем конкурсе – это буду я.

№05 Нелишние люди

"Без меня народ неполный".
Андрей Платонов.

"Вчера я ходил по земле, а сегодня
Хоть бейте мячом – моё место свободно.
А в мире, я слышал, становится тесно…
Займите, займите свободное место!"
Юрий Кузнецов.

А лишних людей не бывает, напротив, –
их катастрофически нам не хватает,
и даже бродяга в ночной подворотне
пространство и время незримо латает.

И нищий у церкви, измазанный сажей,
алкающий ныне насущного хлеба, –
он, может быть, здесь для того и посажен,
чтоб подал и ты свою скромную лепту.

А разве больной, в электродах и трубках,
блуждающий в мире нездешних фантазий,
достоин того, чтоб весомо и грубо
обрушить его в чёрный ад эвтаназий?

И каждый из них, нищеброд и калека,
такой же, как мы, из такого же теста.
Ищи человека, найди человека:
никто не займёт на земле его места!

Несколько дней назад читал комментарии к стихотворению. Обратил внимание на то, что одна из не знакомых мне пока авторов увидела в стихах определенную «иронию, которой было в меру, и потому она не помешала автору донести суть» (цитирую по памяти, а потому, наверняка, неточно).
 
Что до меня, то никакого даже намека на иронию я в этих стихах не увидел. Я услышал проповедь. И, хотя я не люблю проповеди и предпочитаю в жизни довольствоваться собственным умом и собственными эмоциями, должен отметить, что текст этой проповеди написан  по-настоящему профессионально, а потому – в достаточной степени убедительно (даже для меня). Да и эпиграфы (а их – аж целых два) здесь абсолютно на месте, они консонансны, в отличие от предыдущего случая, где диссонанс между эпиграфом и авторским текстом – налицо.

Итак…
«А лишних людей не бывает…», – утверждает автор этих стихов.
«А люди бывают лишними…», – возражает ему автор следующего  стихотворения –

№07 Лишние

А люди бывают лишними,
Лишними для кого-то:
Для тех, кто не хочет с ближними
Делиться своим «болотом».

Не с ближними и не с дальними,
Особенно с провинциальными.

Да все мы не идеальные -
У каждого свои фишки!
И тот, кто к нам лезет в спальню,
Для нас, безусловно, лишний.

Но хуже других тихуши,
Которые лезут в души.

Не допусти, Всевышний,
В любовный попасть треугольник,
И оказаться лишним,
Вставая на подоконник.

Порою друзья давнишние
Становятся тоже лишние.

Кто верит в Аллаха, кто в Кришну
(Религий на свете много),
И кто-то считает лишним
Того, кто не верит в Бога.

Под пальмами и под вишнями
Мы все для кого-то лишние…

Есть еще один очень бородатый английский анекдот – про лошадь в ванной. Скорее всего, я его уже когда-то рассказывал, поэтому напомню только финал: «…они пойдут в ванну мыть руки, увидят там лошадь, прибегут и скажут: «Билл!.. Билл! У тебя в ванной лошадь!». А я сяду в кресло, закурю сигару и скажу так это: «Ну, и что?».

Вот и я… прочел это стихотворение… почел последние строчки: «…Под пальмами и под вишнями / Мы все для кого-то лишние…», оторвался, в недоумении, от компьютера, сел в кресло, закурил сигарету и тоже сказал себе так это: «Ну, и что?». Только мое «Ну, и что» было совсем другого качества, чем у английского джентльмена.

Ну, ведь, и в самом деле, уважаемый автор… а что, собственно говоря, Вы рассказали мне нового, того, что я до настоящего момента не знал, а если и знал, то не придавал этому значения? На что Вы мне открыли, спрашивается, глаза? И какой вывод из всего этого я должен сделать?

Когда я читаю любые конкурсные стихи, я непременно задаюсь вопросом: а будут ли они иметь какую-либо самостоятельную литературную ценность, если их выдернуть из конкурса и пустить в «самостоятельное плавание». Подумайте, уважаемый автор, о том, чем можно наполнить Ваши строчки и постарайтесь, если, конечно, это возможно, сделать так, чтобы Ваш будущий читатель ни на секунду не сомневался, ради чего этот Ваш текст написан. Потому что сейчас Ваши стихи – просто рифмованная констатация общеизвестных фактов, к тому же – безотносительная.

Итак…
«А люди бывают лишними», – утверждает автор этого стихотворения.
«Нет!», – не соглашается третий автор, – «Мы на земле не будем лишними!..»

№10 Нам не дано быть в жизни лишними…

Мы на земле не будем лишними –
под стать Чайльд-Гарольду недужному,
но только верными и ближними,
незаменимыми и дружными.
Не фаталистами железными
с порожним местом под манишкою,
но сострадающими, нежными,
но озарившей сердце искрою…

Мы век свой прожили не лишними –
не надо ничего придумывать.
Мы стали травами и листьями,
лозы натянутыми струнами,
в руках солдата хрупкой скрипкою,
дом наполняющей каприччио,
глазами дочери, улыбкою,
смешной историей ли, притчею.

Нам не дано быть в жизни лишними
с пустыней выжженными душами –
не для того в дорогу вышли мы,
чтоб не подать руки идущему.

Ну, Англия тут и без моих бородатых анекдотов присутствует. Насчет ударения чья-то реплика, по-моему, уже была. Я вот о чем хотел бы автора спросить: скажите, уважаемый автор, а нельзя было все это высказать, ну, как-нибудь попроще… без этой натужной (чуть было не сказал – «недужной»), патетичной архаики… без всех этих «Но» в значении «А»… нормальным, не вывернутым сегодняшним языком? Или Вы считаете, что простым языком стихи не пишутся? Вчитайтесь, пожалуйста, в свои строчки, уважаемый автор, и попробуйте применить к ним, вспомнив, если Вы их забыли, законы согласования, и Вы сами, без посторонней помощи, найдете в стихах то, что просто требует доработки и переработки. О таких «обалденных» словосочетаниях, как «порожнее место под манишкою», «натянутая струна лозы» и «скрипка, наполняющая дом каприччио» мне и вовсе говорить не хочется. А что до финала –

«…Нам не дано быть в жизни лишними
с пустыней выжженными душами –
не для того в дорогу вышли мы,
чтоб не подать руки идущему», –

То мне, прочитав, тут же захотелось спросить: «Так, а зачем вышли-то? Специально, чтоб руку подавать?».

И еще одно стихотворение об «откровенно лишних»

№09 Жёлтый дом

1

Замки. Решётки…Не тюрьма,
А специальная больница.
Прикормленные кашей птицы
Давно сошедшими с ума.

Вход-выход строго по отмычке.
Десяток чистеньких палат.
У всех подписанный халат
И незатейливые клички.

Они как дети, но никто
Из них уже не повзрослеет.
Всё счастье – часик по аллее,
Да жёлудь сунуть под пальто.

Что будни им, что выходные.
Когда они беспечно спят,
То, плача, с Богом говорят
Их ангелы и их родные.

2

Дожди который день подряд.
На клумбах догорают астры.
Листва засыпала балястры
И плечи мраморных наяд.

Из белого, как в мае вишни,
В песочный перекрашен роком
Печальный дом о двадцать окон –
Приют для откровенно лишних.

Вполне возможно, это только мои беды… вполне возможно, я просто очень черствый человек… но вот, хоть убейте, не производит на меня, ну, никакого, ровным счетом, впечатления подобная трогательно-сентиментальная, весьма приблизительная дамская лирика. Этакий умиленно-благостный взгляд на проблему СНАРУЖИ. Пишу – «проблему», потому что, если и раньше психиатрические клиники переживали тяжелые времена, то сегодняшнее состояние подобных заведений просто катастрофическое. И я не верю – ни в чистые палаты, ни в подписанные халаты, ни в прогулки по аллее, ни в прикормленных кашей птиц, ни в родственников, которые сегодня, плача, разговаривают с Богом. Об ангелах ничего сказать не могу. У них, я думаю, тяжелая работа.

Мне кажется, автору было бы очень полезно взглянуть на жизнь в Желтом доме ИЗНУТРИ. Лет двадцать тому назад мне довелось ставить спектакль «Полет над гнездом кукушки» по роману Кена Кизи. И я тогда добился разрешения посещать в любое время местную психиатрическую клинику, общаться там не только с персоналом, но и с больными. И в течение двух месяцев, пока шла работа над спектаклем, я регулярно наведывался туда и наблюдал. За больными, за их общением с персоналом и между собой, за принципами и методиками как лечения, так  и наказания. У меня даже появились добрые знакомые, и не только среди персонала, но и среди больных. Так вот, я уверяю вас: все что происходит ВНУТРИ – это страшно! Это было страшно тогда – это еще более страшно сегодня, когда психиатрические клиники и дома престарелых – один за другим – горят по стране, когда самые близкие люди готовы ради квартиры отправить своих родных в психушку (знаю не понаслышке), когда в психлечебницы помещаются неудобные для самых разных структур – как властных, так и криминальных – люди.. Я понимаю – все это не слишком «поэтично». Но, мне думается, если не писать ОБ ЭТОМ, то лучше уж вообще не трогать эту тему, дабы не появлялась такая «элегически-печальная» балястренная лирика.

Ну, вот, наконец, я и подошел к финалу. Осталось сказать несколько слов в адрес стихотворений

№01 От простоты

В опасной близости от цели
порез-трава щекочет пятки.
Аудитория не ценит
ваш внешний облик и повадки
в стране, где счастье – часть ландшафта,
покрытого цветастым ситцем,
любовь скулит побитой шавкой,
в ходу совсем другие лица
и наглухо закрыты ставни…

Для «чистоты эксперимента»,
веб-камеры зрачками встали
в слезящихся глазах рассвета,
готовые с немым укором
клеймить вас «чокнутой немножко»
и, не пускаясь в разговоры,
сердито вызвать «неотложку»:
— Не нарушайте биоритмы
и сон адептов чистогана,
зажмите ваши габариты
в тиски расхожего обмана:
отправьте в самоволку кофе,
рассудку приказав остаться,
борьбу с душевной катастрофой
сведите в область сублимаций.

…Задумавшись, произнесите
великие слова в молчанье
и крестик на канве событий
перед духовными очами
уравновесит настроенье
и, да поможет вам не мешкать –
найти «пристанище под сенью»
и «натаскать в дупло орешков»
не без поддержки посторонней…

От простоты есть панацея:
надеть доспехи церемоний
в опасной близости от цели,
а, выбрав modus operandi*,
прослыть «высокомерной сучкой»!..
Дальнейшего успеха ради,
не заходить босой в колючки.
__________________________
*латинская фраза, означающая «образ действия»

и

№03 ПРЕДЗАКАТНО-СОЗЕРЦАТЕЛЬНЫЙ ВЕКТОР.

На своём балконе, на четырнадцатом этаже,
я курю «Chesterfield» и смотрю то на реку,
то на облака, беременеющие дождём. Я уже
изрядно пьян и стою, пошатываясь, неглиже…
Что ещё надо маленькому,
…………………….лишнему для всех человеку?

Разве только стать большим, сильным и смелым;
и легко, практически ради смеха,
управиться с каким-нибудь неподъёмным делом,
уравняв своё разбухшее эго – конечно, не с телом,
а с величиной достигнутого успеха.

Но, с другой стороны, всё это мне лениво.
Много дороже любых дивидендов мира
завтра утром окажутся: обычная банка пива
и эта река, текущая за окнами неторопливо…
А кому не в дугу моя пьяная лира -

пусть застрелится. Жизнь – лишь игра (словами,
руками-ногами, смыслами, любой мутотой).
Будут деньги – что мне делать с деньгами?
Будет слава – один, что ли, я такой?
Нет уж, лучше под этими вечными облаками.
стоять на балконе,
……………выпуская дым
……………………..и впуская в себя покой…

Вот тут я, вообще, буду краток, как никогда, потому что все, что я мог сказать, уже сказал в своем обзоре уважаемый Сергей, а мне совершенно не хочется повторяться.
Цитирую:

(C) № 1. От простоты.
Автор даёт рецепт панацеи от простоты, богато аранжированный изысканными рифмами и яркими метафорами. »Порез-трава», »счастье – часть ландшафта, покрытого цветастым ситцем», »любовь, скулящая побитой шавкой», »веб-камеры, вставшие зрачками в глазах рассвета» – вот образы, создающие причудливую и зримую картину холодного и негостеприимного мира, в котором приходится существовать. »Лишнесть», непохожесть лирической героини, противостояние »миру чистогана» – это не сиюминутное настроение, а осознанный жизненный выбор.
А рецепт противостояния очень прост:
…Задумавшись, произнесите
великие слова в молчанье
и крестик на канве событий
перед духовными очами
уравновесит настроенье…

№ 3. Предзакатно-созерцательный вектор.

Ещё один рецепт противостояния миру, посчитавшему тебя »лишним», стихотворение, имеющее экспрессивно-ситуационный оттенок, импровизация в стиле джаз с нотками самоиронии:
Нет уж, лучше под этими вечными облаками.
стоять на балконе,
……………выпуская дым
……………………..и впуская в себя покой…
Здесь наблюдается противостояние глобальных пафосных целей (слава, деньги, успех) простым немудрящим житейским радостям. И лирический герой делает выбор в пользу последних. Честно, искренне, с душевным покоем и уравновешенностью, как истинный буддист. (C) Сергей Смирнов.

Ну, а мое отношение к этим стихам выражается в выставленных мною им баллах. Единственное, что хочу подчеркнуть – определяющими для меня были яркая авторская индивидуальность и та замечательная самоирония, с которой эти стихи были написаны.

Ну, вот и все.

Всего вам доброго, уважаемые Дамы и Господа.

© Владимир Безладнов, 2010 г. Саров.