Если бы...

я не была свидетелем и даже чуть- чуть участником этой истории, то не смогла бы  поверить её возможному рассказчику, считая, что такого быть не может, потому что не может быть.
Времена моего юношеского максимализма, где все эти  « никогда, не может быть, неправильно  и т.п. и т.д «  имели точное значение   уже позади.
 Знаю, знаю, что зубы мудрости уже во рту.
Могу для убедительности открыть его широко- широко как невольно открылся он у меня  в разговоре с ней.
Открылся и замер в том напряжении мыщц, которые выдают своим очертанием не родившееся восклицание.
Одно из тех, что вы уже прочитали.
Она говорила о своей болезни, о диагнозе – маниакально – депрессивный психоз.
Нет, нет, сейчас ей лучше, она может контролировать себя. 
Она хочет поговорить, потому что видит как я борюсь с собственным телом.
Борюсь, борюсь – мои руки и ноги что-то не очень хотят быть побеждёнными.
 Пока они отдельно от моей воли и самого простого желания то виснут плетьми, то  напрягаются так, что я не знаю, что делать с предметами, которые попадают нам – мне и моему телу – на пути. Говорим с ней.
 Говорим о ней, про меня уже всё ясно – я тут иностранка, гостья в её цивилизованной стране.
То, что со мной происходит , уже  понятно.
Она много видела людей, пока путешествовала от одного специалиста к другому, томясь в ожиданиях встреч с ними.
В её европейской, скажу ещё раз, цивилизованной стране доступ к врачу - специалисту ( ей нужны были психиатр и нервопатолог, невролог и окулист и т.п. )  измеряется месяцами или годами ожидания.
Есть листы ожидания, есть время ожидания, есть политическая борьба с этим листами и временем... Конечно, те у кого много денег, могут позволить себе частные клиники и там меньше лист и меньше срок ожиданя...
Нет, её не интересует, что и как у нас было в СССР.
Она хочет помочь мне, рассказывая о своей борьбе за точность диагноза.
 Она поняла то, что с ней происходит, благодаря Интернет.
До встречи с психиатром нужно было ещё ждать и ждать, а состояние было ужасным – перепады активности, чувств, настроения, невозможность предвидеть их и контролировать.
Она не справлялась с работой и её уволили.
 Да, на пособие по безработице можно жить, но без лечения  жить невозможно.
В светлые периоды , когда она могла что-то делать, она стала писать  во все периодические издания и в Интернет.
Писать о себе как о больной, а не о притворщице и лгунье. 
До встречи со специалистами, которую она ждала два с половиной года, она написала шесть статей
 ( позже она пришлёт одну из них мне . Я храню её как память о нашей встрече, как дар человека, способного к сопереживанию ).
Ей, с её диагнозом, с её состоянием, нужна была бы пенсия и постоянная медицинская и психотерапевтическая помощь.
Ей дадут пенсию .
 Борьба  с обществом будет  выиграна.
Болезнь победить нельзя.  Она будет жить с ней, научится жить с ней.
 Она сама попросит меня написать о её борьбе, чтобы  люди знали  о ней.
- Это может помочь другим, - это были её слова в последнем нашем разговоре.