цена любви глава 14

начало: http://www.proza.ru/2010/09/30/1212
Глава 14
Фургончик

    … Он долго вел ее какими-то неведомыми тропами через огороды, сначала на Мира, потом куда-то к лесничеству. Иринка не имела ни малейшего понятия, куда это они направляются, и только увидев смутно обозначившееся впереди странное сооружение с трубой, сообразила, что «удостоилась чести» быть приглашенной в знаменитый фургончик.
   -Заходи! – распахивая перед ней дверь, тоном радушного хозяина произнес Мишка.
   Иринка не без опаски шагнула внутрь и остановилась, потому что там было абсолютно темно, и она боялась на что-нибудь наткнуться. Мишка уверенно обошел ее и зажег на столе малюсенький фигасик. Слабое пламя взметнулось ввысь и осветило «помещение». Половину его занимала железная печка и сложенная возле ее поленица дров. «Обстановку» дополнял большой стол, покрытый бумажными мешками, и две лавки, накрытые точно такими же мешками.
    Миша затопил печь, быстро нагрелось, и вначале несколько настороженная, Иринка расслабилась. Они сидели напротив друг друга на лавках и просто разговаривали, как в старые добрые летние времена. Он рассказывал про больницу и про врачей, про вчерашние проводы и свои переживания, а она молча слушала, не сводя с него глаз. Он так смешно подстригся, такие малюсенькие были теперь у него волосики, а ей до боли было жалко его прежней пышной солнечной шевелюры…   
   -Жалко, ты не приехала вчера, классно погуляли! Даже не думал, что на проводах может быть так здорово!
   -Завод пустили с ремонта, начальница поставила мне утреннюю смену, и подмениться не удалось, - вообще-то в этой халупе, да еще наедине с Мишкой, было совсем неплохо, хотелось сидеть так вечно, и что греха таить, не на разных лавочках, а на одной, и поближе…
   -Жалко, - повторил он, - мне не хватало тебя, и очень… Почти все парами, а я один…
   -Так приласкал бы кого, - в шутку поддела она.
   -Дуреха… что ты такое говоришь, - он пересел к ней и обнял, - иди ко мне. Я так скучал по тебе…
   -Ага, так я и поверила! Ни одного слова не написал…
   -Не люблю писем. И писать не люблю…
   -Из армии тоже писать не будешь?
   -Не знаю. Из армии, наверно, буду. Из армии все пишут, даже мой двоюродный брат.
   -Почему «даже»?
   -Да потому, что он на гражданке ни одного письма никому не написал, и я подозреваю, что вообще не знал, для чего нужна почта! А с армии  - и матери, и тетке, и братьям, и даже каким-то незнакомкам, всем пишет!
   -Ну, ладно, это обнадеживает, - она положила голову ему на плечо, и затихла, - а то я уж   ящик почтовый наизнанку вывернула, и толку никакого!...
   -Ждала, значит?
   -А то нет?! На операцию уехал – и ни слуху, ни духу! Вот и думай, что хочешь…
   -Лучше бы уж с пацанами вместе, - вздохнул он, - а так тянут резину, всю душу вымотали! и тебя нет, тоска зеленая. На работу уж мать устроила, надоело болтаться, все при деле. Ты чего, жарко стало, да? Мы этот фургончик еще с конца августа присмотрели, на улице стужа, а здесь – прям Ташкент! Ну, чего притихла? Иди ко мне, вот так, поближе…
   Он запустил обе ладони ей в волосы, повернул ее голову к себе и близко поглядел в глаза. В колеблющемся свете фигасика его взгляд показался ей чужим и требовательным, как бы изучающим. Это насторожило и испугало ее. Не понимая причины странного беспокойства, она поежилась и опустила ресницы. Стало лучше, и она сидела неподвижно,  прислушиваясь к собственным ощущениям. Его пальцы медленно пропускали сквозь себя водопад ее кудрей, прикосновения эти были приятны и знакомы, и Ира совсем успокоилось. Тихонько вздохнув, она улыбнулась, ожидая возвращения прежнего чувства блаженства.  Так всегда бывало, когда до его поцелуев оставались мгновения, когда она уже слышала его дыхание и трепет губ, угадывая  их тепло и неповторимый вкус…  Его губы были близко, совсем рядом, и она потянулась к ним, не в силах больше сдерживаться. Она жаждала ощутить их, слиться с ними,  забыв муки долгих одиноких дней…

   …всю «музыку» им испортили Юрка Телегин и Валерка Ушаков. Они появились в фургончике с какими-то совершенно незнакомыми Ире девицами, потеснили их с Мишкой, заняв всю лавку, шумно заговорили, загоготали. Фургон наполнили запахи водки и сигарет, причудливо смешавшиеся с ароматом сладковатых дешевых духов.
   «Вот черти, не могли найти другого места, - разочарованно вздохнув про себя, подумала Иринка, - не понимают,  что мы не виделись почти три недели, и нам не до них?»
   С этого момента у Иринки начало портиться настроение, тем более, что Мишка явно не разделял ее досады, оживленно и весело поддерживая общую болтовню. Послушать у этой компашки было нечего, одно хамье про вино, гульбу и баб в постели.
   -Ксюх, ты как больше любишь – снизу или сверху? – непристойно похохатывая, спрашивал Юрка.
   -Ну, если в коечке, так лучше снизу, - в тон ему фыркала одна из девок, - а уж в лесу или где-то еще типа того, то предпочту сверху, спинку, знаешь ли, всяким мусором колоть неохота…
  Все шумно смеялись и вносили посильные комментарии в сомнительное остроумие вульгарной девицы, в том  числе и Мишка. Иринка слушала молча,  не веря своим ушам! Таким она Мишку еще не знала! Боже, вы только послушайте, что он говорит! Она смотрела на него во все глаза, с ужасом представляя, как он сидит здесь каждый вечер, с этими швабрами, мелет такие же пошлые непристойности, чувствуя себя как рыба в воде, и не жалуется немало на житуху! А она, в своем Кстове… горюет по нему, плачет кровавыми слезами, рвется на части от тоски и одиночества!
   «А что ты ожидала? Какой культуры, утонченного воспитания? Все мужики такие, возьми хоть своего папочку. С матерью и  женщинами он разговаривает по-человечески, а с мужиками? Словно на другом языке, где одно нормальное слово разбавлено пятью непечатными. У них это в порядке вещей, они по-другому и не общаются!  ЭТИ хоть не матерятся, и то прогресс!»
   Ира смотрела на парней, на Мишку, краснела до корней волос от фривольных шуточек, однако не ощущала в душе никаких перемен. Мишка оставался Мишкой, родным и любимым, несмотря ни на что! Но все равно, она задыхалась в этой атмосфере, и ей сильно хотелось или уйти самой, или чтобы ушли эти четверо. Улучив момент, она тихо встала, открыла дверь и вышла наружу. Кроме всего прочего, ей было важно узнать, как отреагирует Мишка на ее внезапное исчезновение: взволнует его это, или ему уже все равно?...
   На улице было замечательно! Бодрящий холодок, где-то около ноля градусов, прозрачный воздух, пронизанный мягким лунным светом, звенящая тишина осенней ночи, нарушаемая лишь легким шорохом ветра в кронах деревьях недалекого леса. Ира зашла за другую сторону фургона и остановилась, наслаждаясь обретенной чистотой, и свежестью окружающей ее природы. Она пила вкусный воздух, и сердце ее странным образом успокаивалось, отметая за ненадобностью суетные разочарования…
  Спустя некоторое время Ира услышала, как он вышел и негромко позвал ее:
  -Ира! Ир…
  Ей хотелось немного помучить его, но она не смогла, вышла из-за фургона, да еще и оправдываться начала:
   -Свежим воздухом дышу…
   -Смотри, надышишься,  из тепла на холод… - он подошел близко, обнял ее, и они немного постояли так, под ночным небом, усеянном щедрыми осенними звездами. – Пойдем, смотри, какой ветер ледяной, до костей пронизывает… а ты еще и платок сняла…

    ….печка топилась вовсю, а лампадку они потушили. Правда, абсолютной темноты не было, вверху, через люк, проникал лунный свет, да еще светло было от печки. Компания все так же сидела за столом,  Иринка старалась не слушать их беспредметной болтовни, чтобы снова не испортить себе настроения, но  получалось плохо. Она даже не села с ними, осталась стоять возле поленицы, слегка опираясь на колкие торцы дров.
   -Ира, дай-ка полено, - это Юрка.
   -Для кого?
   -Для Мишки!
   -Ну, уж нет! – как-то само собой вырвалось у нее. - Кого другого, может, и тресну поленом, тебя, например, но Мишку нет…
   -Это почему же?
   -Так жалко все же…
   -Родная кровь? – подмигнул Юрка.
   -Ну, да, типа того…
   Спустя минуту Ире все же пришлось взяться за полено, потому что еще ни разу в ее присутствии Мишка не позволял себе таких плоских шуточек.
   -Хоть  я и обещала, что не трону тебя, но ты  у меня сейчас дождешься!..

   ….эти идиоты исчезли как-то незаметно. Ни слова не сказали, и исчезли…
   -Ушли они, что ли? – Мишка высунулся в люк и посвистел. Где-то далеко ему ответили. – Ну, наконец-то мы одни…
   Он слез со стола и закрыл люк. Печка прогорела, и их обступила кромешная темнота.
   -Что ты сделал? – напряженным  голосом спросила Ира.
   -Темку! – довольно ответил он. Нашел ее… наверняка на ощупь, и…
   Их первый поцелуй был таким долгим, что у нее перехватило дыхание, и сердце совсем перестало биться…
   -Миш-ш, я совсем не вижу тебя…
   -Зато чувствуешь. Разве этого мало? А потом, ты ж сама ТОГДА не смотрела, разве нет? А сейчас и глаза закрывать не надо…
   Напоминание отняло у нее все силы, равно как и жгучие ласки, в которых ему не было равных… «как же мы потом соберем одежду? в таком мраке?» - она еще сумела удивиться тому, какие странные мысли лезут в голову,  и провалилась в привычный хаос огня и мучительных  сомнений, в который повергали ее его руки…
   «Господи, у меня совсем башню снесло! Залечу, как Томка, а он об этом даже не узнает, ему будет все равно… И дни самые опасные… Мишка, о, остановись, сумасшедший, что ж ты делаешь?!»
   В абсолютной темноте все действительно воспринималось как-то совершенно по-особому, наверно, не зря говорят про обострение у слепых других органов чувств – обоняния и осязания.  Но именно это обострение, как ни странно, ее и отрезвило, насторожило и вывело из состояния полуобморочной покорности. Она вдруг осознала, что Мишка и целует, и раздевает ее как-то не так,  не как прежде, слишком резко и нетерпеливо, можно сказать, бесцеремонно, даже грубовато. Она дернулась, пытаясь отстраниться, и тогда он прям-таки захрипел от совершенно неожиданной для нее злости.
   «Должно быть, именно так он и вел себя с этой Олей! – некстати возникла в голове неприятная мысль. – Именно здесь, на этом же самом столе! А теперь Оли нет, зато появилась я, и ему все равно, с кем, лишь бы, как все они говорят, с бабой!»
   Иру вдруг охватила дрожь. Она ясно представила себе, как выглядела со стороны – полураздетая, в грязном фургоне, на столе, покрытом старыми мешками… кошмар, как же надо не уважать себя, чтоб докатиться до такого унижения! Не зря же он ничего не говорит ей сегодня, ни о любви, ни о страсти, просто пыхтит как паровоз, торопясь раздеть ее и завалить на это более чем жалкое ложе! Скольких они тут «обслуживали», укладывая на стол, скольких гулящих, не знающих себе цены продажных девок?
   Нет, во имя всего святого, она не станет одной из них! Ни за что! Только не здесь!!!
   -Нет!!! Не надо! – отрезала Ира, решительно отталкивая его. – Не надо! Я не хочу здесь!!!
   Несколько секунд царила абсолютная тишина, словно он не понял смысла сказанного, потом он так же резко отстранился от нее.
   -Не надо, так не надо, - сказал он тем особенным СЕРДИТЫМ голосом, который был так знаком ей по их прежним  ссорам, и от которого у нее всегда сжималось сердце.
   Мишка нацепил свою куртку, Ира слышала это по звукам, отыскал и поставил на стол фигасик, пошевелил в печке и пошел к двери. Все это он проделал совершенно спокойно и в полном молчании. Ира также не двигалась, скованная ледяной рукой безнадежности, она не знала, что сказать, и только молча смотрела в черный зев темноты, в которой рушилась и гибла сейчас ее любовь…
   -Миш-ш, не обижайся… - голос ее прозвучал робко и жалко, совсем неуместно, и она замолчала, ясно осознав, что продолжать не следует… Разве  можно спасти то, чего не существует на свете?...
    Как только он вышел, она тоже оделась, нашарила рукой платок, кое-как повязала его на голову, не заботясь о том, криво получилось или нет, и вылетела из фургона, беспокойно ища глазами Мишку. Он сидел прямо на земле и курил.
   -Ты чего уселся? Вставай, ведь простудишься!...
   -Не твоя забота, - грубо ответил он, не двигаясь с места.
   -Вставай! – не отставала Ира. – Стужа на улице… Господи, ну что за дурак!..
   Она упрашивала его, как маленького, трепала по щекам, ругала – все напрасно! Когда она поднимала его лицо руками, он закрывал глаза, чтобы не видеть ее.
   В конце концов она рассердилась.
   -Ну, ладно, тогда я тоже посижу! – и принялась было устраиваться около него.
   -Еще чего!!! – заорал он, живо поднял ее и вскочил сам.
   И они пошли домой.
   Тут-то и начался тот самый кошмар, о котором впоследствии Иринке было стыдно вспоминать. Ее охватило уже знакомое ей чувство отчаяния, непоправимой потери, с которым она не могла и не умела совладать. Пытаясь спасти то, что уже погибло, вернуть то, что ушло навсегда, она цеплялась за последнюю надежду, как цепляется утопающий за соломинку, она упрашивала его поговорить спокойно и во всем разобраться, а он отвечал ей натурально идиотским голосом, в котором не было ни капли любви, ни даже жалости.
   -Иди домой! Что ты, в самом деле, бегаешь за мной?! Я сказал – все! Письмо напишу!
   И преспокойно ушел, ни разу не оглянувшись…

    На ватных ногах Ира медленно брела к своему дому, не чувствуя ни холода, ни поднявшегося ледяного ветра…
    «Это ведь все, все, это конец! Но как же так? Как не вяжется его нынешнее поведение с былыми нежностями… Куда же все ушло,  и как мне теперь жить?! Слабое утешение – «если человек унижается, чтобы спасти любовь, то надо убить такую любовь…»
    А что взамен? Что??
   Мишка, вернись! Я не могу без тебя!! Не могу, слышишь!!!
   Ветер шумел над застывшим миром, нагоняя тяжелые снежные тучи…
далее:http://www.proza.ru/2010/11/09/1227