И всё-таки она вертится
И всё-таки она вертится. А пока она вертится, люди вертятся тоже. Люди-юлы. Юлы-люди. И испещрённая следами от острий земля. Кто до чего добурит – до боли, предательства, человечности, дружбы, лю… – воды. А там песок и всё застряло. И юлы падают и ждут, пока снова не заведут. А в перерыве постанывают и кряхтят полосатыми боками. А ты – пишешь. Ну да – по уши в зыбучем. Ну да – не кружась. Ну да – не придумывая, как упоительны в Нью-Йорке вечера. А пишешь, что песок, сука, скрипит и царапает бока, что вокруг одни страусиные яйца и головы, и что не-вы-но-си-мо так лежать, потому что вода же, ведь там же была вода, ведь была…
Миражи в пустыне – далеко не самое страшное. Самое страшное, когда они сбываются. Потому что потом их не забудешь. И даже если ты до конца жизни пролежишь в измученном страусами песке. Ты не сдохнешь. Потому что память о воде напоит. А ключ – в тебе. Тот, что никогда не перестаёт. Бить брызгами. Даже солёными, как смерть.
<даже не выдумывай. читатель сам до тебя дойдёт. а не дойдёт, значит – он без ключа. не нашёл пока – тот, что в нём. а без него фиг откроешь кого другого. а ты пиши. пиши>
31.10.2010 18:27
Свидетельство о публикации №210110301391