Она не была его

                I.
     Вот и все. Последний поцелуй, закрыв глаза и прошептав бессмысленное "До встречи...", быстро повернувшись и не взглянув на него, она пошла к дому.
Он постоял всего мгновение, не обернувшись, не подумав. Может он что-то и подумал, но это было низко и мерзко. Как же можно было за это время поменяться. Как можно было предать ее. Она хорошая. Он понял это сразу, еще тогда, когда впервые ее увидел, когда ехал по работе за материалом в город и остановился купить банку кока-кола. Увидел ее на остановке и бесцельно предложил подвезти и дал свой номер айсикью. И она написала, встретились, зачем было это делать, ведь он клялся, что после последних неудачных отношений, больше не станет заводить знакомства, но та сторона, что требовала нежности и тепла оказалась сильнее.
     А потом была симпатия. И вот уже их несет вверх старый механизм колеса обозрения, и вот его солнцезащитные очки на ней, а рука – в его руке, а мысли, мысли такие сладкие и сахарные, что даже хочется горячего черного чая, но они пьют сок из коробки и он несмело водит кистями по воде мокрого листа, смешивает под четким руководством цвета и старается удержаться от нанесения животных, совсем не уместных в это время года в этих географических широтах. Потом прощание возле дома. Первый такой нелепый и такой несмелый поцелуй. Совсем неумелый с ее стороны. И от того по неземному прекрасный и чистый. А потом кино. И снова поцелуи. Уже более смелые, но такие же нелепые и не по настоящему затянутые.
     Кино выдалось отличное, но никто и думать не смел, что определенные моменты можно будет пазлами так четко вложить в их собственный сюжет. Сюжет двух жизней. Тогда, когда он не спавши четыре ночи подряд пропал. Просто перестал писать, просто не позвонил. Это было так просто, но таило в себе какую-то страшную тайну. А она, такая хорошая, осталась одна, не зная что думать и что делать. Пытаясь вернуться в жизнь какими-то неуверенными ватными шагами, слезами в глазах отражая лишь мизерную часть того, что горело внутри. А может он просто пошутил? Но такая дурацкая мысль не могла придти в ее голову. Слишком все серьезно выглядело, слишком серьезно она, хорошая, восприняла его поступок.
     Педаль в пол, рев мотора и визг французских шин. Он не думал об этом. Он просто унесся отсюда в направлении той другой. Теперь он знал, точно был уверен и постоянно ловил себя на мысли, что она не достойна его.

                II.
     В это время он был в городе. Каждую ночь. Это был какой-то безумный марафон. Снаружи для всех окружающих он был просто неподражаем, он был просто центр внимания, бар принял его как завсегдатая, хотя он никогда не ходил сюда. Да и вообще не ходил в такие места.

     Но Его Величество Случай свел их вместе в тот октябрьский вечер. А на следующий день его хорошая, его талантливая и замечательная была занята. Но нужно было убить как-то время. Он пытался избежать этого, но это было неизбежно. Она развернула перед ним скатерть греховного. И он хотел этого в глубине души, в самых сокровенных ее уголках таилась его His Black Side. Она всячески пряталась, стараясь спастись. Когда он гулял и был трезв, когда не курил и рисовал акварели… В каждый момент, когда он был счастлив сам и дарил счастье His Black Side корчилась и ждала свой черед. Она знала, он настанет. И он сам знал, но боялся себе признаться. Просто это было неизбежно. Она была сильнее, никакими решетками нельзя было ее сдержать, а выгнать ее прочь он не был в силах. Даже не в одиночестве, вдвоем ничего не вышло.
     Он позвонил той другой. Быстро проснулся интерес, а His Black Side набросилась на него, беднягу и укусила. Интерес стал одержим. Сразу разговор о выпивке. Пиво. Он его презирал, но уже точно знал, что ему предстоит. Еще не договорившись о встрече, он знал, как все будет. Хотя ему просто нужно было убить время в ожидании вечернего автобуса, что привезет к нему друга.
     Сквер в честь победы в Великой Отечественной. Памятник в виде солдата возвышающийся над вечным огнем, который, конечно, не горит, а вокруг склонившие к земле жидкие ветви деревья и желтая- желтая сухая листва. По бокам лавочки с урнами и пьющей станичной молодежью.
Он ждал левее памятника и курил. Много-много курил, стараясь пускать колечки дыма. Ожидание томило, в наушниках разрывающая перепонки и приносящая только забавное глупое ощущение врыва музыка. Буллиты. И Город Снов в котором он не первый год безо всякого интереса просматривал сотни анкет, пытаясь разыскать среди них свое счастье.
Зазвонил телефон. Она стояла как бы не в трех метрах от него и не видела за деревом. Поздоровались, пошли в магазин. Пиво. Сначала три бутылки и пачка картофельных чипсов. Пустая беседа на лавочке в сквере. Музыка из телефона на пол сквера. До чего опустился. Подумать только…
Несколько походов в магазин, несколько дополнительных порций счастья для быдла. Холодное пиво в холодный вечер. Хотя ему уже после первых пол литра было так хорошо и на ходу он раскачивался и норовил наступить в каждую лужу по пути в магазин.
Потом они сменили лавочку. Они говорили обо всем, о жизни, смерти, религии, музыке и постоянно сходились в мнениях, смеялись и шутили, впрочем оставляя место для вполне серьезных тем. Он солгал ей лишь в одном – да и то, она ошибочно предположила его возраст и он, загадочно улыбаясь, согласился. И никто тут был не нужен. Помутненное алкоголем сознание сжимало кулаки, готовое уничтожить все что ни осмелится сейчас приблизиться.
Силуэт из темноты сделался мужиком лет сорока с бутылкой не дешевой водки и размышлениями по-поводу тяжелой металлической музыки. Они беседовали с ним наперебой, причем уже порядочно пьяный парень  преобладал, и, хотя мужик был старше вдвое, налицо было его уважение к этому парню. А потом этот немолодой любитель тяжелой музыки ляпнул, что у парня прекрасная девушка.
- Я не его девушка. – последовал уверенный ответ.
- Ну, все равно, вы – прекрасная пара! Но, не буду больше стеснять вас своей компанией. – мужик отхлебнул из горлышка водки и не запивая, не закусывая удалился силуэтом в темноту.
- А разве я не достаточно для тебя хорош? – его сильная рука легко обвила ее талию, в свете потухшего фонаря он склонился к ней и почти неслышно прошептал такой риторический вопрос. Так они поцеловались в первый раз. Сначала их губы слегка коснулись друг друга, будто они знакомились друг с другом как лев и львица, но дальше снова и снова сливающиеся в единый порыв страсти, уносимый лунным ветром в такие далекие и неведомые страны, что голова приятно кружилась, в груди разгорался костер, поцелуй превратился в игру вампиров в ночи, впивающихся клыками друг другу в шею. Довольное мурлыканье и рычание разносилось тихим рокотом водопада по всей ночной улице и словно в джунглях, никто не осмеливался потревожить этих диких свободных людей.
Только раз, усмехнувшись, он поймал себя на мысли что самые прекрасные поцелуи, значащие для него больше всех остальных, довелось испытать лет пять или шесть тому назад с девушкой с пьянящим именем Текила, но этот поцелуй просто в пыль превратил все воспоминания о них. Так прошел вечер, весь в объятиях, мечущих молнии страсти поцелуях и уверенности, что жизнь дарит не только разочарование и сопли.
А прощальный поцелуй придал еще больше непонимания и злости на следующий день. Но это было на следующий день, а сегодня он просто летя попутным ветром добрался после полуночи обратно в город, встретился на вокзале с залипшим от ожидания в лавочку другом и ушел пешком, взахлеб рассказывая об урагане чувств, только что унесшим его и его вагончик из тихого Канзаса в чудесную волшебную страну.

                III.
     На следующий день, спешно приняв решения в отношении работы, он спешно покинул место работы, направившись в город. Было множество забот и обязанностей, была та, хорошая, были ремонт машины, сроки по завершению объекта, предстоящая поездка в Москву, но все это было сдвинуто, просто вихрем снесено на второй план ожиданием встречи с ней. Его His Black Side ликовала. Теперь тут правила она и все красила в свои цвета и везде звучала ее музыка. Несколько раз они созванивались и она клятвенно откладывала встречу на попозже. В конце концов они встретились уже поздним вечером, холодом потянуло от нее, а он почувствовал что-то неладное, но что именно – еще не знал. Они проводили вечер в компании ее друзей и безмерного количества разнообразной выпивки, которую он щедро без разбора набирал в магазине через дорогу, а ошалевшая от такого количества покупок среди ночи продавщица, только и могла гадать, откуда взялся этот чудак с толстым бумажником и отсутствием меры.
Железо звонко отдавалось на шквал ударов, штормом злости гнувшее обшитые профилированным зеленым металлом стены. На руке была вырезана-выцарапана латинская Т, означающее запекшейся кровью первую букву имени.
- Какого черта? Триша!? Какого черта? – он был готов разорвать напополам небо, аппликацией желтого на черном, казалось, высмеющего его негодование.
- Просто вчера я была пьяная, понимаешь? Я не могу вот так сразу начинать отношения, мне нужно узнать тебя в разных ситуациях, посмотреть на тебя по-другому и уже потом я смогу сказать ответ. – она была обнимаема крепкими объятиями, но явно не хотела этого.
- Я хочу быть с тобой! Вот и все! Я хочу быть с тобой! – ярость кидала в вены такие дозы адреналина, что любой экстремальный спортсмен обзавидывался.
- Я уже сказала, или так или никак.
Утром он остыл, то ли от сна на жестком столе посреди комнаты, то ли от противного привкуса во рту. Он поймал такси и отвез ее домой, а сам вернулся в город решать вопрос по ремонту автомобиля.
После этого несколько дней он тщетно искал с ней встречи, но она как будто избегала его и он ведомый неведомым зовом однажды придя в рок бар, так любимый ею, проводил там за стаканом виски с колой в компании бармена каждый вечер, грустно набирая ее номер и получая в ответ короткие гудки.
Однажды, заказав сто виски с колой, он углубился в свои мысли и написал несколько стихов в любимом блокноте, а потом весело беседовал с веселым барменом, и то и дело заказывал еще. Несколько мартини с водкой, потом еще несколько коктейлей гарпунов, выпитых залпом один за другим, да так, что сидящие вокруг аплодировали и свистели, и еще и еще, снова и снова старался он утопить свою грусть, снова и снова просил у Мака что-либо остренькое, чтобы вырезать на руке вторую букву имени, но так и не получив ее, решил взять и поехать к ней, и сказать, что он думает по ее поводу, а что чувствует, но бармен к великому сожалению вместе со счетом выдал дисконтную карту и ничего острого.
           Такси не могло отвезти его по адресу, которого он не знал точно, и расплатившись с шофером, он оказался бог знает где, матерясь, спотыкаясь и соображая в треть от одной десятой разума. Так он долго брел и попал во двор какой-то школы, а потом споткнулся и упал в глубокую яму. Тщетно он пытался дозвониться ей в своей глубокой печали, раздираем ужасом ночи, один на один со своими страхами, в холодном ночном октябре, в беспомощности маленького ребенка он сидел под деревом так, чтобы его не было видно и все закончилось записками сумасшедшего по смс.

                IV.
          Он очнулся от холода в начале шестого утра под тем же деревом, под которым уснул накануне, пришибленный силачом Джоном Ячменным Зерном. Туманным сознанием добрёл до круглосуточной палатки, купил бутылку холодной, будто ледниковой струей вливающейся в иссохшееся пустынное нутро, минералки и долго добирался до квартиры на редких попутках, все еще душимый огненной петлей живущего в крови алкоголя.
          В послеобеденное время он был разбужен нежданным звонком, и проснулся от молниеносной вести – автомобиль готов, можно забирать. Снова наскоро поставленный процесс работы на объекте, снова спешно в город на первой попутке, снова сигарета в зубах и туман в голове, ведущий в никуда, ведущий в уже изведанное, но такое немыслимо неописуемое состояние.
              Машина была готова, как же он соскучился по нему! Это был его необъезженный жеребец, он диктовал свой характер и свою волю и его His Black Side просто ликовала, когда, разбрасывая солнечные блики от затонированных стекол он нарушал все мыслимые и немыслимые правила движения. Теперь или никогда! Он решил сделать все так красиво, как только мог, пользуясь воображением, сотканным из романтических пьес, брутальных фильмов про гангстеров и собственного представления обо всем прекрасном, что только может приключится со влюбленным человеком.
     Сначала они встретятся где-то в городе и он подарит ей огромный букет шикарных голландских роз, потом, после обеда в каком-нибудь ресторане они будут просто непринужденно гулять по центру города не обращая внимания на парочки возле фонтанов и памятников и лишь сами являясь центром вселенского внимания весело смеясь и держась за руки, болтая о пустяках, кружась в хороводе осеннего листопада, перебегая проезжую часть на запрещающий знак светофора под дружный протест сигналов проезжающих машин и в конце концов, он отвезет ее к дому, снова, как в первый день, привлечет к себе и скажет три заветных слова… Если она только ответит на его звонок.
               Все пошло прахом, когда в течении дня встреча переносилась с полдюжины раз. Ожидание смывалось несчитанными баночками энергетиков, но и они не в силах были заставить его после шести часов мытарств не уснуть полусидя-полулежа на диванчике в холле кинотеатра, в который она должна идти с подругой и вроде бы не против его компании.
               Наконец, он дождался и купив билеты на фильм, они пошли просидеть перед сеансом на лавочке в сквере в компании каких-то двух ее новых знакомых, один из которых явно изъявлял желание что-нибудь с ней намутить. Именно намутить. С ней. С его идеалом. С этим Белым Дьяволом в человечьем обличии, способной зажечь его His Black Side, способной пробить тысячи лет сна и разбудить дикую необузданную страсть. Каждый момент, каждое прикосновение, полосовало его сердце по спине колючим кожаным хлыстом, но он не подавал вида, внешне увлеченно беседуя со вторым знакомым. Он мог вмиг одним прыжком преодолеть пространство между ними, звонкой пущенной стрелой прорезав воздух переломить шею этого слизня, или смяв его под себя превратить лицо в месиво крови и зубов, но он просто смотрел на них краем глаза и не подавал виду. Ведь она была не его. Не смотреть и уйти – вот чего он не мог себе позволить. Хотелось видеть ее глаза потом, когда он скажет ей правду о себе. Хотелось с ней в кино. И он переступал через свою гордость вопреки всему.
               Наконец, все кончилось, вся эта пытка, напоследок уничтожив его поцелуем со своим знакомым, она наконец обратила на него внимание и заинтересованно что-то спросила, но он был оглушен и ничего не ответил.
               В кино все кричали в особенно неожиданных моментах и вопили и хватали друг друга за руки, но она нарочно посадила подругу между собой и им. То и дело предлагая ему поп-корн и удивляясь, почему он не хочет ни есть, ни пить пиво.
               А после сеанса он как бы невзначай обронил, что он на машине, и так как было уже за полночь, а им с подругой нужно было добираться домой за город, они, все же не веря в это, согласились, чтобы он их подбросил.
               На лице ее отразилось скомканное удивление, когда он распахнул перед ней дверь его автомобиля.
- Где ты берешь деньги? – осторожно спросила она, пристегивая ремень безопасности.
- Мне двадцать три года, я работаю в хорошей компании. – ответил он уверенно и почти свысока. Теперь он наблюдал за ее реакцией. Он знал, что нечета тому клоуну, что сидел рядом с ней перед сеансом, когда он жег в сознанье города и уничтожал тысячи планет в своем гневе.
                Через некоторое время, описав на сверхзвуковой скорости несколько кругов по городу и его окрестностям, он аккуратно высадил ее возле дома, пожелал спокойной ночи и, довольный, уехал. Он знал, что добился своего, что на следующий день он подарит ей открытку со своими стихами, но только открытку, потому что цветы она, по авторитетному мнению Черной Стороны, не успела заслужить. Знал, что будет действовать четко и осторожно, без ветреных порывов, выверяя каждый дальнейший шаг, чтобы создать самые красивые отношения, которые когда-либо были описаны в романах.
                Он взял телефон и с удивлением от какой-то отстраненной, неизвестно откуда нахлынувшей грусти написал в смс сообщении той другой, хорошей: «Извини, я не могу встречаться с двумя девушками одновременно!» - и отправил в два часа ночи.

                V.
                Прошло несколько дней. Все шло так, как планировала His Black Side, и она была непомерно довольна. Они уже официально встречались, гуляли вместе и безо всякого зазрения совести целовались перед многочисленными ее подругами и друзьями. Но каждый раз, прощаясь, он ощущал, что не получает кусочка ее на прощание. Он знал, что не может признаться, потому что His Black Side душит это признание на корню, что это не то, чего бы ему хотелось. Все чаще он возвращался мысленно к той, хорошей и с ужасом думал, а какого ей? Что может быть? Может ли она просто забыть все моменты, что были между ними, может ли вырвать этот пожелтевший лист и без сожаления бросить на землю, или же она ходит где-то в апатии  и не может ночью уснуть, какова теперь на вкус сама жизнь для нее, приправленная ложью, присыпанная притворством…
              Становилось невыносимо страшно, он уезжал в то место, где они рисовали акварели. Становилось невыносимо. Неописуемо. Нет. Жизнь странная штука,  но Она истрактовала все по-своему не зря. Он не достоин той Хорошей, а она, конечно же, слишком сильно любит весенние мелодии птиц и ночи на берегу моря и звезды в летнем небе, чтобы слишком долго вспоминать его. У нее обязательно получится. Получится все, чего бы она не пожелала. То, что люди привыкли называть душой,  огромным кладом сокрыто в ее огромном сердце и  она еще будет счастливо слушать ласковый шум прибоя, и бежать по сахарной полоске пляжа далеко-далеко, туда, где кончается мир. И кто-то обязательно будет держать ее за руку. Кто-то достойный.
                Эпилог.
Ночь окутывала звездным спокойствием и даже стакан виски с колой в руке казался обычным соком... Суетливая стрелка спидометра мерно отчитывала секунды скорости: сто, сто двадцать, сто сорок, сто шестдесят, сто восемдесят... Спокойствие внезапно закончилось вместе с прямым участком дороги поселка... Он уже ничего не сказал, он знал, триста пятнадцать лошадей в распоряжении White Diablo сошли с ума и неуправляемой тройкой несли их к бездне. Возникший, словно по волшебству крутой поворот был как раз кстати...    
   Ее глаза горели голубым пламеем, длинные белые пряди спадали таким невероятно прелестным каскадом Ниагары на плечи и грудь, звездами мерцал пирсинг в брови... На лице были шрамики: симметрично слева и справа нижней губы, слева над верхней, в самом верху аккуратного прямого носа и в нем самом - все следы от некогда былых там сережек. Такой хрупкий силуэт на мягком кожаном сидении и такие нежные руки на бесконечности окружности мультируля... Уверенный и в то же время туманный взор из под длинных угольных ресниц, ровные узкие брови, столь подчеркивающие выразительность глаз, немного пухлые губки...
    "Жизнь сигаретой дотлевала в ее пальцах последние доли секунд", - пронеслось у него в сознании. Адская музыка прорезала пространство глубокой ночи, вырывалясь сквозь открытый люк и приспущенные затонированные стекла...
    Визг тормозов ничего не решая ворвался поперек музыки и был совсем не кстати. Резкий толчок, хруст вырываемых с корнем деревьев и звон осколков разлетающихся на десятки метров, мирриадами звезд капли вырвавшихся на волю из бокала глотков виски... Глухой удар, ошалелый писк парктроника, вопли сумашедших рокеров из динамиков и тишина вокруг... Такая мертвая мёртвая тишина и яркий белый свет улетающих в небо ангелов умирающих фар. И ее уже закрытые глаза и недвижимое тело.
   Нет. Она дышала. Двери не открывались, машина была завалена ветками и зажата меж стволов деревьев. Он бил в стекла, но глухие удары в двуслойную пелену стекла не могли открыть эту ловушку. Ни за что. Звонкие удары по щекам не принесли желаемого сознания. Она куда-то ушла и оставила его одного со своим прекрасным прекрасным телом. Он переложил ее на задние сидения, и догадался открыть окно - стекло послушно поползло вниз, а в машину ринулись дикие голодные до крови шипы акации, они царапали лицо, протыкали пальцы, но он не чувствовал этого, пролезая сквозь ветви наружу. Бензобак был вспорот какими-то железками, торчавшими из земли, словно свежая рыба и струйки бензина весенними ручьями весело неслись на перегонки к оборванным проводам линии электропередачи. Глаза мгновенно донесли скорбную информацию серой соображающей массе, но ноги не стали послушно нести прочь от заженного запала пороховой бочки. Уже ничего нельзя было сделать.
    Через открытую рамку окна он скользнул внуть автомобиля на заднее сидение и в последний раз обнял ее. Она так и не придя в сознание, улыбалась краешками губ, словно довольная исходом дела. А в мыслях пронеслось: где- то там, в теплой теплой пастели спокойным спит та, Хорошая, от которой он отказался в пользу White Diablo. Но внезапный огонь приисподней стер эти мысли, и все другие и молниеносным лифтом опустил их в Вечное Огненное царство, теперь они навсегда вдвоем.

                А. Германов-Костылев, Ноябрь, 2010г.