Воин Иван и принц Арамейка II продолжение

                Часть 2
   
                Русский воин Иван.

                I


-А – а – ап –чхи!!! А – а – чхи!! А – чхи! А – ч – ч – чхи, хи – хи, хо – хо! Ой, вы мамочки – мамулечки! Гори оно все ясным пламенем. Чуть было голова с плеч долой не слетела. Вот разобрало – то меня. – Вытирая лицо руками, и присаживаясь на теплой земле, проговорил воин Иван. Он сладко потянулся и закинул голову ввысь голубого неба. Утреннее солнышко поднялось над лесом, и белые ромашки радостно раскрыли ему навстречу свои желтые щечки. Они слегка колыхались от терпкого, теплого ветерка и их аромат кружил Ивану голову.
- Хорошо – то как, Господи! – прошептал он и медленно приподнялся на ноги. Раскинув руки в стороны, он глубоко вздохнул и громко запел:
- Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас!
Его густой, бархатный голос вспугнул с места стайку лесных пташек, и они громко защебетали ему в ответ. Их пение догнало в лесу эхо его голоса, и оно легкой волной понеслось вместе с ним в его глубь. Белые березки встряхнули  зелеными сережками  и радостно затрепетали ему на встречу. Ветер тут же вспушил их кудрявые прически, и они зелеными ладошками листьев, мягко захлопали ему в ответ.
- Прекрасна ты, моя Святая Русь! – Закричал Иван в даль зеленого леса. И от его крика стайка  карасей подпрыгнула в воздух и громко шлепнулась в озеро. Иван еще немного полюбовался на красоту леса, и, огладив русую, окладистую бороду, расправил пальцами длинные, светлые волосы. Прищурив голубые глаза, он нагнулся к земле и коснулся своих доспехов. Его сильные руки неспешно распутали их кожаные ремешки, и, вздымаясь буграми мышц, приподняли их с теплой земли. Его красивое, чисто русское лицо, с мягкой улыбкой полных губ, несло в себе печать внутренней уверенности и спокойствия. Изящный, прямой нос с длинной переносицей, глубокие глазницы. Из их глубины, на  мир смотрели его большие, голубые глаза. Надбровные дуги, нависая над ними, были покрыты широким, мягким, вьющимся шелком русых бровей.
  Приподняв с земли  боевой щит, он увидал под ним целое воинство жучков и муравьев.
- Эх, вы, бродяги, - в пол голоса произнес он, обращаясь к их стайке. - Жарко вам, поди, стало. Ну, да ладно. Бегите себе по своим делам. А то мне тут тоже долго задерживаться с вами не досуг будет. – Сказал он и слегка постучал ладонью по поверхности щита. От гулкого шума их отряд дружно прыснул в разные стороны. Иван споро набросил на свою белую рубаху стальную ткань кольчуги и приподнял с земли шлем. Осторожно заглянув в его глубь, он аккуратно запустил в него руку и, подталкивая пальцем кузнечика в зеленый бок, произнес:
- Ишь ты, конь зеленокрылый! Куда забрался, оголец.- Кузнечик взбрыкнул упругими ногами, скользнул ими по его руке и улетел куда - то в даль лесной поляны.
- Вот и молодец. Глядя ему в след, сказал Иван, и надел шлем на голову. -Эх, жалко, погиб мой Воронец! - Вспоминая своего верного коня, тяжело вздохнул он и пристегнул меч к поясу. Забросив щит за спину, он отряхнул штаны, заправил их в узконосые, черные, яловые сапожки и бодро зашагал в глубь леса.
В путь Иван, в путь. Что ждет тебя там впереди, русская душа? Куда ты идешь, русский воин? Почему не сидится тебе на одном месте? Почему не живется тебе в спокойствии и домашней тишине? Не знаешь?  И никто, наверное, на всем белом свете не может этого знать. Видно так на роду тебе было написано. В поисках Правды быть вечным странником. С  малых лет тянула Ивана к себе вольная дорога. Бог весть, почему так все у него в жизни получилось. И здоровьем его Господь не обидел. И девицы – красавицы любовались, глядя на него. А ему все было ни почем. Влекла его к себе бескрайняя даль. Широкая степь, да голубое небо над головой. Многое пришлось повидать Ивану в своей жизни. Многое испытал он в ней, многое помнил.
Но паче всего помнилась ему та самая заветная встреча с каликами перехожими, которая перевернула ему тогда всю его душеньку.
Было ему тогда  аккурат 12 лет. Озорник он был такой, что таких и поискать надо было в той округе. И  удалец он был редкостный. На спор с завязанными глазами бил он из лука серых уток. Вот так случилось и в тот памятный ему день. Как сейчас это было.
Пошли они тогда всей ватагой в лес. На деревянных мечах там проиграться, да уток на спор пострелять. Как раз в тот день младшему его брату Славутичу исполнилось 7 лет. Были же они с Иваном знатного княжеского рода Святиславичей. Но со своими сверстниками были они во всем на равных. И в игре не было для них никакой поблажки.Ни княжескому отпрыску. Ни дружнику из дружины. Все было по честному.
Разошлись малыши тогда не на шутку. Такую потасовку устроили, что любо – дорого вспомнить. Прыгают, кувыркаются, друг на друге кругами скачут. Смех, веселье, раздолье. Молодая кровь в жилах ключом бьет, голоса колокольчиками к небесам летят, русые волосы в разлет крыльями вьются.
Разошлись добры молодцы, раззадорились. Порешили они на спор из луков по мишеням пострелять. Кто кого переспорит, тот верхом на их белоголовой упряжке  до самого дома  едет. Ладно. Сказано – сделано. Прикатили пенек дубовый, шаги отмерили и приготовились к состязанию. Да на беду, Славутичу, тогда у них отказ вышел. Мол, де, мал ты еще с нами на спор стрельбу вести. А он хоть и самый младший из них был, но удалой был малый, доложу я вам. Обиделся он, да и говорит им:
- А ну, кто собьет с моей головы яблоко, тому я свой ножичек пожалую! 
А ножичек тот знатный был. Его сам князь Святислав трофеем из похода на печенегов привез. Сталь у него была такая крепкая, что медные кольца как пшеничные калачи перерубала. Ну, знамо дело, от такого богатства ни одна мальчишеская душа устоять не может. Но все - таки стрелять в человека им еще боязно было. Приутихли хлопцы, оробели. А Славутич бровки хмурит, ногой топает:
- Что, мол, говорит, струсили? Или опять я у вас маменькин сынок стал?
Они то всегда с ним жалеючи в своих играх обходились.Мал он еще был. Ладно. Видят хлопцы, что дело не ладно, да к Иванке с уговорами:
- Мол, де, отговори Ваня братика от такой затеи. Не дело это нам в княжича из луков пулять.
Иван ему и говорит:
- Слушай - ка, братко. Давай лучше так сделаем. Ты мне глаза завяжешь, а я из лука двумя стрелами с одной тетивы уток собью.
- А вот и врешь, братец! - Говорит ему Славутич. Где ж это видано было, чтоб с одного лука кто - то мог двумя стрелами за один раз выстрелить?
- Не веришь!? А ну, бьемся с тобою об заклад. Если я смогу выстрелить тогда, твой ножичек ко мне отойдет. А если нет, тогда отвезешь мня тебя на закорках до самого дома!
Ладно. Дело молодое, горячее. Побились они об заклад. Пришли они на малое озерцо. Уток тогда в лесу было там видимо – не видимо.  Притаились в кустах, а тут глядь, стая белых лебедей над озером появилась. Вот так диво! Белого лебедя подстрелить это тебе не серую утицу в дом принести. Тут и взрослому охотнику за такую добычу почет и уважение. Загорелось сердечко у молодцев. Притихли. Таятся за кустиками. Боятся спугнуть желанную добычу. А Славутич не умолкает. Торопит братца:
- Стреляй, Ваня. Ты же обещание дал.
Иван и говорит ему:
- Не торопи меня, братко. Как сядут они на воду беги к озеру, да спугни их. Я и выстрелю на удачу.
Ладно. Спустились гуси – лебеди на воду. Славутич подождал немного и к воде бросился:
- Гуля, гуля, гуля, - кричит.  Забились лебеди в испуге. Поднялись над водою. Иван прислушался к хлопанью их крыльев, заложил две каленых стрелы в свой лук, да приподнялся над кустами. И как на грех задел он тогда стрелами за малую веточку. Выстрелил он, а стрелы то и пошли в разнобой. Одна поднялась высоко в небо и зацепила там вожака стаи. А другая - то сорвалась с тетивы и вонзилась прямо в спину Славутича. Все так и ахнули. Вот беда! Закричали. Застонали. Кинулись к княжичу, а у него уж и кровь изо рта идет. Иван от  горя чуть с ума не сошел. Рубаху на груди братца в клочья рвет, плачет навзрыд:
- Не умирай, братко! Не умирай! Я тебе свой лук подарю! - А тот и глаза уже закатил. Умер. Стрела - то его на сквозь пронзила. Испугались малыши. Со страху кто куда разбежались. Добежали они до княжеского дома. Огорошили там всех такой бедой. Князь с дружиной бросились в седла, и давай коней своих в аллюр три креста пластать. А что тут поделаешь? Когда выйдет душа человека из его тела, так хоть на самом быстром в мире скакуне за ней мчись, все равно не догонишь. Нет, не догонишь. Примчался князь на то место. А сынок  - то его жив – здоров оказался! Вот так чудо! Стрела рядом с ним на земле лежит. Одежка его вся в крови под ногами валяется. А Славутич еще краше лицом стал и зажившую ранку на груди рукой прикрывает. Спешился князь, обнимает своих малышей, приговаривает:
- Живы, никак! Слава Тебе Господи! Слава Тебе!
Ванька – озорник от испуга обмер тогда немного, да головой своей мотает. Мычит, слова сказать не может. А Славутич  князю и говорит:
- Папенька, скажи матушке, что это меня калики перехожие, гуси – лебеди от смерти спасли.
- Да как же так? – спрашивает его отец. Не врешь ли княжич? Может с горяча поблазнилось тебе это?
- Точно так и было, папенька. Не вру я. - Отвечает ему Славутич.
- Так расскажи, как тут дело было. Не томи мою душу. - Просит его князь.А тем временем  и сама княжна на лихом коне примчалась. Она хоть и слабого пола была, но не из робкого десятка князю досталась. Уж она с детства в конском седле как влитая сидела. Летит под нею конь, стрелой стелется. А она в седле сидит, не шелохнется. Осадила она на ходу свою белокожую Груньку  и выбросилась на лету из стремян. Кольчужка на ней ладная была, русая коса до пояса, белый сарафан на ветру полощется. Узкие брови в разлет, нос тонкий, стройный. Газа синие, глубокие. Губы алые, мягкие. Щеки огнем горят. Словом русская красавица, да и только. Бросилась она к своим малышам. Обнимает их, целует, глазам своим не верит. Крутит Славутича туда – сюда ранку у него на груди и спине пальцами трогает, понять ничего не может. Ну, тут уж все диву дались. Чудо, да и только. А Ярославна не стерпела, да в слезы ударилась. Дело это понятное. Женщина – одним словом. Так уж в жизни у них, у матушек, все устроилось. Если где горе, какое случится, так у них слезы льются. А если радость, какая свершилась, так там опять ручьи из глаз брызжут. Попробуй тут разберись, что к чему у них в душе происходит.
Отгомонила дружина, подивились все вволю, и стали слушать княжича, как тут дело было. Поведал же он вот что.
Ударила его стрела в спину он и обмер от боли. Потемнело у него в глазах. Вокруг тьма – тьмущая, ни зги не видать. Только, чу, видит он, как сквозь эту тьму, малый огонек к нему пробивается. Загорелась маленькая звездочка вдали и к нему свой путь правит. Присмотрелся Славутич и видит, идет к нему некий старец. А в руках у него лампадка теплится. Сам весь седой такой был, благодатный. Подошел поближе к нему и говорит:
- Не бойся, мол, княжич. Я тебя к свету выведу.
Взял он его за руку и повел куда - то за собой. Долго ли коротко они так шли, но только вдруг оказался Славутч на той же полянке. Смотрит он, а стрела его та у старичка в руках сломанная обретается. И мало того, что старичок этот на полянке рядом с ним оказался, но и остальные гуси – лебеди в калик перекатных обратились. Стоят вокруг них улыбаются. Ровным счетам было их двенадцать душ. Лица у всех благообразные. Седые бороды по земле волочатся. Рубашки из грубого сукна полами землю целуют. А  руки длинные посохи греют.
- Ну, что, говорят, княжичи. Любо вам теперь в белых лебедушек из лука постреливать? -Спрашивают они их. Смотрят братья, а у того старца, что Славутича из тьмы к свету вывел, рубаха на плече разорвана, да кровь из ранки по рукаву сочится. Зацепил таки Иван вожака из лука. А старец им и говорит:
- Вот, что княжичи. Послал нас к вам Господь не для праздного разговора. Велел Он вам сказать следующее. Тебе свет Славутич, жить и поживать подле маменьки да батюшке, до самой смертушки. А как призовет вас Господь и Царица Небесная в свои обители, так и не задержитесь вы тут. А тебе отроча, свет Иван  - молодец, вот такой наказ велено было передать. Ты его крепко запомни. Не в шутки будешь играть, а предстоит тебе битва за Святую Русь. Теперь вот что запомни. Крепко - накрепко запри в нем наши слова. Придет твое время, и пойдешь ты к Сырому Бору. А когда падет там твой конь вороной, лежит тебе путь дальний. В страну далекую, жаркую. Но ты не убойся. Если сможешь срубить там три огненных дерева, тогда выпустишь там Жар – птицу из рук. Тем и Русь Святую от беды избавить сумеешь. Хоть сам и погибнешь, а души людей от плена спасешь. Запомнишь ли княжич? – Говорят они ему. А как тут не запомнить? Слова эти так ему глубоко на сердце легли, что, будто каленым железом их кто там выжег. Потом взмахнул старец рукавами и одарил Ивана – молодца волшебным доспехом. Тут и «лук – самострел, всех врагов одолел» был и «колчан – возвратись стрела невзначай» с ним в придачу. «Меч - кладенец, сто голов с плеч» Ивану достался. И «кольчуга - неразлучная подруга» на вырост. И «шлем – отскочи сталь наземь» прибавился. И «щит – молодец - не пробивной удалец» ему достался.
Все чин – чином было сделано. По-русски, по боевому. Крепко, ладно, легко, удобно. Только размер был пока большой. На вырост, стало быть, было все сделано. Тем дело и кончилось. Перекрестили княжичей старцы, сами перекрестились и превратились они вновь в стаю белых лебедей. Поднялись они высоко в воздух, опустились к княжичам поближе, да курлычут оттуда:
- Так не забудь Ваня, не забудь! Ранка та, что у Славутича, тебе памяткой будет! Выстроились они клином и скрылись из их глаз навсегда.
Так оно потом и было. Пойдут они, бывало, с братом в баню мыться, так Иван все этот разговор и вспоминает. След от той ранки со временем у Славутича в рост пошел. И аккурат к 17 годам превратился он у него  на спине и на груди в красные крестики.
Ярославна – княгиня все потешалась над ним:
- Вот, мол, тебе и чудо! Крестики не простые. С двух сторон на сыночке моем пропечатанные.
Давно это было. Ой, как да давно все это было. Теперь уж ни Славутича, ни княжны, ни князя Святислава в живых не было. Погибли они все в бою. В бою неравном, кровавом. А дело так было.
Ивану тогда аккурат 22 года исполнилось. И случилась та беда на кануне праздника Купалы. К тому времени христианские устои у них в стане были уже твердыми, а на праздник тот ходили ради традиции. Без всяких там языческих глупостей. Так только потешиться на берегу речном, да перед девками гоголем походить. Вот в тот день, как раз после обедни, вышел князь со своею малой дружиною в летнее поле. Чтоб покуражиться там малость, порезвиться на лесной полянке, удаль молодецкую обновить. Ярославна тоже с ними пошла. Тронулись они тогда всем своим семейством. Славутичу тогда 17 лет исполнилось. Иван тогда уже в возраст вошел. Доспех тот заветный ему теперь как раз по плечу подходить стал.
 Время тогда на Руси было смутное, неспокойное. Но если попустит Господь, быть какой беде, не уйти от нее человеку, не скрыться. Вот так и случилось в тот день. Как на грех вышли они тогда все налегке. Кто лук прихватил, а кто только мечом вооружился. И не заметили они тогда засаду печенегов. Ваня  аккурат впереди их отряда ехал, а тут и враг подоспел.  Выскочили басурманы из малого подлеска и накинулись на него скопом. Иван Воронка на дыбы поднимает, рубит их направо и налево. Но куда там. Силы  больно неравными оказались. А тут новая беда. Печенеги основными силами на князя и княгиню ударили. Кинулся Иван к своим. А там сеча идет страшная. Дружинники считай, что  голыми руками воюют, но не сдаются. Князь с Ярославной на малом взгорке  спина к спине стоят, отбиваются от лиходеев.  Славутич под маменькой грудью укрывается да маленькой сабелькой разит душегубов. Подскочил Иван на подмогу к своим, а княжна его  увидела, да как закричит раненой птицей:
-Уходи сынок! Уходи! Христом Богом тебя заклинаю! Позови на подмогу ратных воинов! Не сдержать нам их здесь! Все погибнем!
Что тут поделаешь? Родительское благословение крепче каменной стены. Прижался Иван к гриве своего скакуна и давай Бог ноги. Пробился он сквозь строй вражеский и что есть духу понесся по полю. Примчался он в стан. Кричит, что есть сил:
- К оружию, братия, к оружию! Печенеги нашу дружину бьют! - Ударили в набат.
Кинулся народ  князю на подмогу. А там больше половины воинов уже убиты, а остальные еще бьются. Ударили русичи крепко. Налегли на окаянного супостата. Рассеяли его в разные стороны. Да только родители Ивана и Славутич уже погибли. Сгинули безвозвратно. Как увидел предводитель половцев, что Иван на подмогу с ратным воинством поспешает, так и забил их копьем насмерть. Всех троих одним ударом лишил жизни. Князю его копье повыше груди вошло, Ярославне прямо в сердце угодило, а  Славутичу из солнечного сплетения вышло. Так они и скончались. Упали его родители на колени, да лебедушками головы свои друг другу на плечи закинули. Щека к щеке прикоснулись и отошли вместе в вечную жизнь. Славутич же к маменькой груди прижался и, изошел двумя слезами из глаз. Так и умер.
Зачерствел  Иван от горя. Будто деревянный стал. Ни слова не вымолвит, ни стона не испустит.
Погиб князь. И дружина его почти вся погибла. Но что поделаешь? Жизнь у воина как свеча сгорает. Сегодня жив – завтра убит. Отмолились за них люди, отпели их горемычных.
А тем басурманам тогда спуску не дали. За такое подлое нападение на безоружных людей ни одного из них в живых не оставили. Тем все и закончилось. Погоревали, поплакали. А жизнь  дальше идет. Через некоторое время пришли к Ивану ходоки. Кланяются  ему в ноги, и говорят:
- Мол, де, хоть и молод ты еще княжич, да видимо так  Богу было угодно, чтоб забрать от нас князя. Просим тебя принять дружину и власть над нами.
Отказался Иван. Упал он им в ноги и говорит:
- Ой, братцы вы мои милые! Ой, дружники вы мои славные! Отпустите вы меня на все четыре стороны. Видать пришло мое времечко. Я теперь должен наказ тех калик перехожих исполнить. В путь – дорогу мне пора.
Делать было нечего. О той истории с его гусями – лебедями вся округа знала. Теперь видать и впрямь пора ему была их завет выполнять.  Вместо Ивана княжеский престол принял славный воин Радомир. Знатный он был воин, доложу я вам. Только теперь ему княжеские заботы достались. Да думы о людях. А князю Святиславу память от них. Да вечная благодарность. Пришел Радомир к Ивану, прощения просит:
- Ты, Иван прости меня, что я твоих родных не уберег.
- Нет в том твоей вины, великий князь. – Отвечает ему Иван. - Видно была на то Божья воля.- Обнялись они, постояли немного. Потом отстранились друг от друга, а князь Радомир и говорит Ивану:
- Ты, добрый молодец по земле шагай, а край родной не забывай. Помни, Иван. Для тебя мой дом всегда открыт. Для живого или мертвого. Запомнишь ли, княжичь?
- Запомню, великий князь! - Отвечает ему молодец.
- И помни Иван. Когда твоя маменька тебя еще под своим сердцем носила, мы с твоим отцом в походах одной дерюжкой укрывались. И в бою он не раз меня своею грудью прикрывал. Так, что не забыть мне его ни в этой жизни, ни в вечности. Постоял князь немного и говорит:
- Ну, да ладно. Что Богом дано, то и сбудется непременно. Иди Иван в путь – дорогу. А тебе от меня вот такой дар будет. - Говорит Радомир и отдает Ивану свой кисет.
- Что здесь?- Спрашивает его Иван.
- В нем княжич, все наше богатство лежит. И так оно велико, что нет ему равных во всей Вселенной.
Принял Иван его кисет. Тот мягкий такой был, круглый.  Пальцами его трогает и спрашивает:
- Да! Кисет ладный. И работа тонкая. Уж не заморский ли бисер мне отдать хочешь, свет – Радомир? -  Спрашивает он князя.
- Нет, Иван. - Отвечает ему князь. - В нем земля русская. Собрал я ее с той самой могилы, где дружина наша лежит, и твои родные покоятся. Она тебе в бою подмогой будет. -
Заплакал Иван. Не сдержался. Обнял его Радомир, утешает:
- Не плачь Иванко! Не горюй, воин русский! Все мы под Богом ходим. Все когда нибудь умрем. Всем нам одна дорога предстоит. - А у самого голос срывается, да слеза на глазах блестит.
- Эх, Иван. Дитя ты еще. – Говорит ему князь. - И куда тебе в одиночку воевать, ума не приложу? Только ты вот что. - Просит он Ивана. - Кисет этот, память для меня драгоценная. Мы на нем с твоей маменькой в одном бою кровью побратались. Как брат и сестра стали. На веки вечные. Не потеряй его. Я тебя Христом Богом прошу.
Отошел Радомир в сторону, смахнул влагу с глаз и говорит:
- Когда надумал уходить – то, княжич?
- Думаю завтра по обедни и тронусь в путь.
- Будь по твоему. - Сказал Радомир. Так и расстались они навсегда.
Прошла ночь и на сороковой день, как скончаться его родным, отправился Иван в путь  - дорогу. Оседлал он своего верного Воронка и поехал, куда глаза глядят. Провожали его всем миром. И слезы тут были, и напутственное слово прозвучало. Все чин по чину сделали. И родных его помянули, и наказ ему дали, чтоб обязательно назад живым вернулся. Но то только Бог знает,  кому жить и поживать, а кому в могиле лежать.


                II

Долго ли коротко ли он так ехал, но привела его путь – дорога к Сырому Бору. Деревья в нем чернее ночи стоят. В его округе непроходимые болота  раскинулись. Из его глубины  крики диких зверей доносятся. Гиблое, место, одним словом.
- Вот беда. – Прошептал Иван, глядя в его глубь. - Поди-ка про этот самый Сырой Бор и говорили мне те, калики перехожие. - Но что делать? Не на зад же ему поворачивать. Перекрестился князич и тронулся в его чащобу.Его Воронок ушами в разные стороны прядает, с места на место ногами перебирает, хрипит беспокойно.
- Что, - говорит ему Иван, - боязно? Вот и мне страшно. А другой дороги нам с тобою Воронок не дано. Но ничего, дружище, ничего. Поживем – увидим. - Ободряет он своего коня.
Долго ли коротко ли он так ехал, но привела его тропинка до одной малой развилки. Одна дорога вправо метит, другая же влево уводит. Что делать?  Куда идти? Призадумался Иван. Как ему тут быть? Что делать? Вложил он тогда в свой лук стрелу каленую. Подумал немного и пустил стрелу влево от себя.А она уткнулась там, в неведомую преграду, и назад к нему вернулась. Обрадовался Иван:
- Ай да старички - калики перехожие. Ай, да гуси – лебеди. Славный доспех мне от вас достался. Вот оно в чем дело. Оборотень – дорога там лежит. А, ну- ка попробуем вправо от себя стрелу пустить.
Прицелился Иван и пустил стрелу вправо от себя. Запела она там соловьем и унеслась в даль. Сделала там круг и назад к нему в руки вернулась.
- Вот оно и ладно. – Обрадовался Иван и поехал дальше. Так прошло еще немного времени, и выехал он на одну большую поляну. Смотрит Иван, а там на ней избушка на курьих ножках стоит. Присмотрелся Иван и видит, встречает его там баба – яга, костяная нога. Руку козырьком у глаз сложила, высматривает гостя. Только показался Иван – молодец на поляне, а баба - яга  вверх как подпрыгнет, да как зашумит! Как запляшет! Что тут началась и передать трудно. Лес ходуном ходит. Ветер деревья с корнем вырывает. Земля на Ивана волной идет. Выхватил Иван свой меч – кладенец, к бою приготовится. А яга не унимается. Вьюном кружится, да поет, что есть сил. Радуется:
- Вот приехал мой касатик! Славный воин, верный братик. Он с каликами дружил, жизнь нелегкую прожил. Он родных всех схоронил. Матушку и батюшку, братика- солдатика, под крестами уложил!
Иван Воронка сквозь ураган ведет, щитом прикрывается, а бабуся пуще прежнего веселится, тучи нагоняет, снегом его засыпает.
- Что за блажь? – Думает Иван. Откуда этой ведьме про тех калик и жизнь мою стало известно?
Напрягся Иван, переборол метель и перекрестил ягусю из под щита. Та и утихла. А за нею и ветер стих. Спрятал Иван свой меч в ножны, мокрый снег с бороды смахивает, да поближе к ней подходит. А яга его в дом приглашает, кланяется ему низко:
- Милости просим, ваше величество, прибавить нам забот и наше количество.
Засмеялся Иван, спустился с коня на крылечко и говорит:
- Что это ты бабуся стихами заговорила, да пургой жалованного гостя, встречать вздумала?
- А как же милый мой касатик! От такой радости я готова не только бурю с небес вызвать! А хоть самой с горами, да долами в пляс пуститься. - Говорит она ему и на месте приплясывает.
- А что ж за радость тебе от меня такая? – Спрашивает ее Иван.
- Да как же милый ты мой, как же! – Отвечает она ему. - Я тебя почитай, что 20 лет как жду. Все глазоньки высмотрела, все слезки выплакала. Все жданки – гаданки перебрала.
- И для чего же ты меня столько лет ждать – привечать собиралась? – Дивится Иван.
- Так как же мне тебя родимый ты мой не ждать? Как тебя мне тебя не привечать? Ты ж ведь знатного княжеского рода Иван, так? – Спрашивает его яга.
- Ну, так. – Отвечает он.
- Двумя стрелами стрелять мастак, так?
- Верно, так.
- Гусей – лебедей дружок, ты?
- Ну, я.
- Радость ты моя! – Запричитала бабуся и бух ему в ноги.
Оторопел Иван. Крестится, руками на нее машет. А ягуся не унимается. Уцепилась ему за ноги, сапоги целует, блажит, на чем свет стоит:
- Соколик ты мой ясный! Солдатик распрекрасный! Я ж тебе баньку истоплю, хлебом – солью угощу. Будешь ты как сыр в масле кататься, жизнью длинной наслаждаться!
Опешил Иван. Что за притча? Ногами взбрыкивает, пуще прежнего крестится:
- Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф! Эй, бабуся, да отпусти ты меня Христа ради! Зачем я тебе нужен?
Встрепенулась яга. Вскочила на ноги и говорит ему:
- А как же не нужен, касатик? Как же? Ты мне суженный – ряженый, каликами перехожими для меня уваженный.
- Это как понимать?! – Рассердился Иван. - Растолкуй, ты костяная, что тут к чему. А то все « касатик», да «касатик». Ничего не поймешь.
Закружилась яга на месте, забегала она по своей хате:
- Ах, я старая карга! Ах, я глупая балда! Ваня по полю скакал. Конь его и тот устал. А я все сказками его кормлю. Сей момент порядок наведу. Сейчас я скатерть постелю. Добра молодца угощу. Забегала, закружилась бабуся и во мгновенье ока преобразилась ее избушка. Стены ее в разные стороны раздвинулись. Широкий стол в ее центре появился. Русские лавки рядом с ним встали. И присесть теперь за него не стыдно стало. И сама то баба яга в миг преобразилась. Вместо лохмотьев расшитый сарафан на ней появился. Красные сапожки из под него виднеются. Черная коса до пола свесилась, и голову  венец с разноцветными каменьями украсил.
- Милости прошу к нашему шалашу. Чем богаты, тем и рады. – Говорит она Ивану и опять ему  поклон делает.
- Ну, что ж. – Отвечает Иван. - Где хлеб да соль с добром, тому дому мир и низкий поклон. – Говорит ей Иван и кланяется ей ответно.
- С миром принимаем вас, Ваня. – Отвечает ему хозяйка. Расстелила она скатерть самобранку, да в ладоши три раза хлопнула. И появились на ней всякие заморские кушанья. И чего там только не было. И соленое и кислое. И сладкое и горькое. Присел Иван устало за стол. Перекрестился, да начал пробовать бабушкино  угощение. Сам его ложкой берет, делает вид, будто кушает и под стол его сбрасывает. Что в карман отправит, что мимо рта пронесет. А яга вокруг него вьюном вьется, лучшие кусочки подкладывает. Отобедал Иван, благодарит хозяюшку:
- Ну, спасибо тебе кума. Уважила гостя. Только мне и честь пора знать.
А та руками на него машет:
- И знать ничего не хочу! Пока три дня у меня не погостишь, да в баню не сходишь, и  дальше порога не отпущу!
Ну, ладно. Баня это дело знатное. Тут греха никакого нет, что б с дороги помыться.
-Ну, ладно. - Говорит ей Иван. - Топи старуха баню. Так и быть задержусь у тебя малость. Послушаю твои сказки.
Сказано – сделано. Истопила бабуся Ивану баньку, веничками березовыми его угостила, да спать уложила. Попарился Иван с дороги, как будто за ново родился. Яга ему  свои лучшие подушки достала, перину вспушила и говорит:
- Ложись отдыхать, добрый молодец. Утро вечера мудренее. Потом поговорим.
Прилег Иван на полати, глаза прикрыл, а сам не спит. Думает, что ж это бабка дальше делать будет? Ближе к полночи села она в свою ступу и шасть в печку. Только ее Иван и видел. Улетела старая карга. Не спится Ивану. Встал он, достал из котомки краюху ржаного хлеба и пошел к Воронку. Достал было для него из кармана заморские гостинцы, да смотрит он, а вместо них у него в руках жабы ползают, и всякие гады с них падают. Выбросил их Иван прочь, пайку хлеба разделил на двоих и перекусил с конем, что Бог послал. Вернулся Иван в хату, прилег на секундочку, да так и проспал до самого утра. Проснулся он, глаза открыл. В хате блинами пахнет. Солнышко в оконце светит. Кругом чистота, порядок. Любо – дорого посмотреть. Улыбнулся Иван. На душе легко стало. Будто дома он очутился. А ягуся как увидала, что он проснулся, да и говорит ему:
- С добрым утром молодец, поспешайте под венец.
- О чем ты все талдычишь, яга? – Спрашивает ее Иван. - Ты мне толком расскажи, что тебе от меня надобно. А то все вокруг да около ходишь, ничего у тебя не поймешь.
- А как же милый мой Ванюша. Я тебе все по полкам разложу. Да путь дивный укажу. И блинами угощу. Тебе видать пища заморская не по нраву пришлась, так я  спозаранку слетала в одно укромное местечко. Раздобыла там для тебя маслица, муки, да молочка коровьего. - Отвечает ему та, и накрывает  стол белой скатертью.  Горку блинов на нее поставила и крынку с молоком рядом пристроила.
- Вот это дело. – Обрадовался Иван. - А то я от твоих заморских причуд, чуть было Богу душу не отдал. И в животе от них пусто и на душе тяжесть невыносимая.
 Присел Иван рядом с миской, уплетает блины за обе щеки. Молоко пьет, да приговаривает:
- Ай, да блины. Румяны, легки. Сроду таких не кушал.
А хозяйка раскраснелась, разрумянилась. Руками лицо  прикрывает, говорит стыдливо:
- Что ж это вы княжич меня хвалить вздумали. Совсем меня в краску вогнали. Блины это что. Вот если б вам довелось моих щей испробовать! По всей округе слава о них шла.
- И давно это было? – Спрашивает ее Иван.
- Ой, и не спрашивай, мил – человек. Время, все равно, что смерть лютая. Приходит оно незаметно и уходит безвозвратно.
- Так ты расскажи, как дело было. Мне спешить некуда. Почем меня знаешь? Откуда тебе о моих родных известно стало?
- Как же мне тебя не знать - то Ваня – удалец? Ведь калики те перехожие,  мне братья родные.
- Ой, ли бабуся?! – Подивился Иван. - Не обманываешь ли меня, старушка?
- Тут обмана  и быть не может. Разошлись наши пути –дороги. Им от Бога сила была дана крепкая, а мне за гордость мою досталась доля горькая.
- Так что ж случилось - то, расскажи.
- Ах, Ваня! Я ж ведь тоже княжеского рода была. И во всей округе по красоте не было мне равных. Но пришла к нам беда. Напал на нас ворог лютый. Страшный колдун. Села наши все разорил. Людей в полон угнал. И всю семью мою погубил. Только мы с моею дочкой и остались.
- А где же твоя дочка?- Спрашивает ее удалец.
- Спит она вечным сном Иван. Вот ради нее то и ждала я тебя столько лет.
- Так я то здесь причем? – Удивляется он.
- А при том добрый молодец. – Говорит ему яга. - Должен ты на ней жениться, тогда и чары колдовские от нас отойдут.
- Быть того не может! – Воскликнул Иван и на ноги поднялся.  - Где ж это видано что б христианину,на колдунье жениться?
 - Эх, добрый молодец. Дочка моя измлада Бога любила. Поэтому и не смог ее тот лютый колдун одолеть.
- А ты - то как же ему поддалась?
- Думала Ваня, что смогу его древними наговорами одолеть. Вот за это и поплатилась. -
Дивится Иван. Вот уж право слово. Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Но только не лежит ему сердце к женитьбе и все тут. А ягуся не унимается, вокруг него бегает, причитает:
- Как поцелуешь ты ее Иван, так она и проснется.
- Тьфу ты. – Ругается тот про себя. - И на кой ляд она мне сдалась?  И чего ради должен  я ее дочку целовать – миловать? - Ругается он про себя.
А мамаша его торопит. В путь собирает, блины ему в котомку укладывает, да причитает:
- Ты Ваня на меня не серчай. Упросила я братиков. Уважили они меня по старой памяти. Вот ты теперь у меня в гостях и оказался. Взгромоздилась она на метлу и полетела в чащу леса. Делать нечего. Поехал Иван за нею.
Долго ли коротко ли он так ехал, но привела его бабуся к одному девичьему теремку. Ставни у него резные, окна разноцветные и конек – горбунок у него на кровле виднеется. Баба – яга с метлы соскочила, дверь на распашку открыла, поклоны ему бьет, в гости зазывает:
- Добро пожаловать зятюшка – батюшка. Насилу вас дождались, чуть с тоски не перевелись. -
Скорбит Иван душой. Разные помыслы его одолевают.
- И зачем меня сюда занесло? Что я тут забыл? – Думает он. А ягуся на его лице все как в открытой книге читает. Смеется, радуется:
- Эх, солдатик! Милый мой касатик! Увидишь мою донюшку и забудешь свою долюшку.-   
Молчит Иван. Брови нахмурил и вошел вслед за старой каргой. Смотрит Иван, а посреди той светлицы стоит гроб хрустальный. А в гробу том и впрямь девица – красавица лежит. Лицом краше солнца ясного, русая коса по груди до самого пояса струится. Красный сарафан на ней одет, и яловые башмачки из-под него выглядывают. А голова у нее золотым венцом повита. Подивился Иван. И впрямь бабка правду сказала. Да за такую красавицу и пол царства отдать не жалко.
- Так вот почему колдун тот хотел тебя со света сжить. – Говорит Иван и подходит к ней поближе. - Завидно ему окаянному стало, что на Руси есть еще такие красавицы. Не перевелись еще дочери русские.
Присмотрелся к ней Иван. Спит красавица. Лежит в гробу, не шелохнется. А ягуся тут как тут. В спину его локотком подталкивает. Мол, де, не робей Ваня. Счастье твое под боком ходит. Ослабел тут Иван духом. Не лежит у него душа к женитьбе. Хоть плачь. Не хочется ему ее целовать и все тут. И пригожа девица и мила, а нет у него никакого желания. Затоптался он на одном месте, задумался. А яга его торопит:
- Давай, добрый молодец. Не тяни времечко. Целуй ее скорее.
А Иван думает:
- Ну, уж нет! Дудки вам! Маменька еще с детства мне наказ давала, что б если с кем миловаться, так чтоб то по большой любви было. На всю жизнь. Как у них с отцом. А так, что бы ради баловства, какого, не дай Бог Иван, не дай Бог!
Засмеялся Иван:
- Ну, раз ты такая шустрая, вот ты ее сама и целуй!
Что тут началось и рассказать трудно. Превратилась бабуся в черного коршуна, да как кинется он на Ивана:
- Заклюю! – Кричит. Но Иван -то не простофилей на свет родился. Схватил он ягу за горло и меч достал. Замахнулся Иван и хотел, было снести бабке голову. Но вдруг, слышит он, как зовет его кто - то. Как будто из за порога светлицы голос раздался.
- Не убивай ее Ваня – молодец. Она тебе еще службу сослужит.
Удивился Иван. Кто это с ним разговаривает? Вышел он на крыльцо, выпустил ягусю и осмотрелся в округе. Не видать никого. А Воронец и говорит ему человеческим голосом:
- Ты хозяин ту девицу – красавицу поцелуй. Она тебе путь дальше укажет. Так уж калики перехожие твою дорогу заказали. Нет в том ни чьей вины.
Удивился Иван, спрашивает его:
- Ты ли это Воронец со мной разговариваешь или чары колдовские мне голову кружат?
Тот ему в ответ головой машет:
- Я это тебе говорю. Не сомневайся.
 А Иван его вновь допытывается:
- А если я ее не поцелую, худо мне будет или как?
- Ой, худо тебе будет хозяин. – Отвечает ему конь вороной.
- Так как же мне ее без любви то приветить? – Стонет Иван.
- А ты ее как сестру во Христе поцелуй, вот и спокоен будешь. – Говорит ему скакун.
- Тьфу ты. – Сплюнул в сердцах Иван. - И зачем она мне далась, эта сестра ненаглядная, понять не могу? Жил себе не тужил и беду такую нажил. – Ворчит он себе под нос.
- Увидишь, Ваня увидишь. – Говорит ему коник и копытом землю роет, торопит хозяина.
Вернулся Иван в хату. Три раза перекрестился, нагнулся над гробом и поцеловал девицу в правое плечико. Проснулась та разом. Светом неземным сразу вся просияла. Засветилась им так, как будто утреннее солнышко встает. А лицом стала, что звезда утренняя. Глаза голубые открыла, как будто синее небушко распахнулось. Приподнялась она в гробике. Повернулась она к Ивану и говорит ему:
- Здравствуй молодец, свет – Иван. Давно тебя дожидаюсь. Слово заветное для тебя берегу.- Отпрянул от нее Иван. На ее светлое лицо смотреть боится и руками от того света глаза прикрывает.
- Не тужи добрый молодец. – Говорит она ему. - Не тебе я суждена. Обручилась я Жениху Вечному. Только мои родные об обете моем  ничего не знают. А тебе я открою тайну, что калики – дядюшки мне тебе передать велели. Должен ты идти теперь Иван в страну далекую, страну жаркую. Там встретишь ты одного юношу. Юноша тот пригодится тебе в битве со Змеем. А когда ты увидишь колдуна лютого, тогда выпусти Жар – птицу из рук. Она для Руси радостью будет. И для меня спасением станет. Но бойся Иван того человека, который идет вслед колдуна. Его убойся Иван. Его убойся.
С этими словами опустилась красавица в свой гроб и закрыла глаза.
- Да как же тебя звать – величать - то, сестричка моя нареченная? – Спрашивает ее Иван.
- София Премудрая, имя мое. – Ответила она ему и заснула навеки.
Подошел Иван к ней поближе, полюбовался на ее лицо и поклонился ей земно. Вздохнул глубоко и тронулся  он  восвояси.  Но только сел он в седло, как тут откуда не возьмись примчалась в ступе баба – яга. Метлой на перевес вооружилась, и бросилась она на Ивана в бой. Размахнулся Иван и как врежет бабусе оплеуху, так и покатилась та по зеленой траве.
Запричитала яга:
- Ое - ей! Ая - яй! Никто меня не любит. Никто не приголубит. Все меня обижают. Счастья меня лишают.   
- А как же ты хотела, колдовская твоя душа. И сама едва со свету не сгинула и семью свою всю погубила. – Говорит ей Иван.
- Так кто ж знал, что судьба меня такая страшная ждет? - Заплакала она.
- Эх, бабуся! – Говорит ей молодец. - Голова тебе дана не для того только чтоб платок на ней носить.  Подбежала та к нему, в стремя его вцепилась, спрашивает:
- Ну, а как у тебя с дочуркой моей вышло - то? Женишься на ней или как? Долго ли нам с ней чары колдовские терпеть?
- Не судьба мне бабуся с ней в женитьбу играть. У нее другой Жених есть.
- Так кто же это такой? – Спрашивает она Ивана. Как Его мне найти?
- И искать Его не надо. Он всегда рядом с нами обретается. И на небесах одесную Бога Отца сидит, да со Святым Духом всей Вселенной правит.
- Ах, беда моя горькая! Ах, доченька моя ненаглядная! Что ты наделала! Сердце мое разбила! – Закричала тут баба – яга.
- Не горюй бабуся. – Говорит ей Иван. - Постараюсь я для вас свободу добыть. Коль жив, буду, найду лиходея того лютого, что над нашей землей изголяться вздумал. За все в ответе будет. - Обрадовалась старуха, засуетилась:
- Поспешай Иван в путь дорогу. Поспешай, добрый молодец. Время идет -  что колобок катится. За такое доброе дело, как от колдуна того Русь Святую избавить, я тебе первой помощницей буду. И подмогу тебе по округе кликну. Враз, доставим тебя, куда следует.
- Ай, спасибо тебе ягуся – свет – бабуся. На добром слове тебе спасибо. Да за хлеб – соль тебя благодарю. А сообща нам и врага разить сподручней будет. - Говорит он ей и тронулся в путь.
- Так не забудь нас добрый молодец! Не забудь! – Кричит ему старуха в след и белым платочком ему машет.
- Обещал нас с доченькой выручить! Мне свободу вернуть, ей обеты исполнить!
- Послужу вам, родимые. – Отвечает он ей. - Кланяйся от меня сестричке моей нареченной, Софии Премудрой. – Прокричал ей Иван  и скрылся  за поворотом.
(продолжение следует)