Счастье в ладошке...

                СЕМЕЙНЫЕ УЗЫ

       Соседи, собираясь к матери Горина на посиделки, всё женили Вадима. Ну, как же? Парень – что надо!  Умный, красивый, зарплата приличная и не летун: по девкам не бегает. Даже грех такому ходить в холостяках. Девчат вон столько, хоть пруд пруди! И все-то заглядываются на него!  Всем он нравится, а он лишь отшучивается.
       Вадим – не просто жених, а целый клад! Матери помогает,  инвалида-отца выручает.  Тот в артели инвалидов работает, так Вадька  бежит со своей работы  к отцу, чтобы ему больше пенсии заработать. И никакой работы не стыдится, даже если приходилось подметать  в помещении окурки.
         - Вадим! А, Вадим! Слышь! Смотри-ка, Татьяна  наша хороша и ясных глаз с тебя не сводит, - донимали его неугомонные свахи. – Разве плохая невеста? Кровь с молоком! А ты почему-то проходишь мимо.
       - Действительно хороша, - соглашался Вадим. – Хороша да не наша!
       - А чего же ты  не ухаживаешь за ней?  Можешь перехватить у Аркадия. Татьяна быстро сменит адрес будущей прописки.
       - Я же говорю, что такую хорошую боюсь брать в жены, - отшучивался Вадим.
       В последнее время и мать донимала: «Женись да женись!»
         Ей и внуков хотелось и боялась, что Вадим пойдет «по бабам», «охомутает» какая-то, злая и коварная... Он же добрый: приласкает и прилипнет душой. Что тогда?
         Вадим и сам понимал, что пора вроде бы приставать к какому-то берегу. Многие  его друзья женились – и команда холостяков редела и редела. Вопрос был в том: кого брать? В отличие от Натальи у него не было иллюзий. Он знал, что семейный быт – это жернова, которые сдирают всю любовную оболочку. Со временем уйдёт в небытие и страсть, и волнение при встрече, и взлёт к звёздам в полном молчании и падение оттуда со стоном...  Всё это уйдёт! А зачем?!  Зачем, чтоб уходило?
       Наташа... Она постоянно жила в нём, но такой воздушной и недосягаемой, что не только не представлял он её в качестве своей жены, но порою даже казалось ему: не придумал ли он её?  Есть ли она на самом деле, а не в его фантазиях?
      Она не выходила из головы, из души, из сердца.. Его руки всё еще ощущали её, Наталью, когда они танцевали в своей жизни лишь один-единственный танец, но такой желанный и такой необыкновенный: он слышал биение её сердца, он видел её серо-зеленые с поволокой глаза, устремленные не на него, Горина, а куда-то вдаль, и лишь иногда могли вспорхнуть её ресницы, чтобы обдать Горина  всепоглощающим восторгом  и ликованием. И он тогда торжествовал без меры. Он был потерян... Он боялся не найти себя, завтра и в другие дни и месяцы не будь Наташи рядом... Как рядом? У неё  же муж! У неё семья!..
        Некоторое время Горин совершенно не скрывал своего душевного состояния перед Наташей, роняя в её душу постоянную тревогу и свою растерянность.
       Она знала, что в таких случаях делают, если бы он преследовал её, донимал,  а так... О его тревогах говорили только глаза и руки, прикосновением которых было теперь иным. И голос... Голос... В нём было столько нежности, столько преданности, что ни одёрнуть, ни  поставить на место, как требовал муж,  для неё было не под силу...
      Как трудно измученному жаждой путнику не ринуться в разлитое впереди озеро, так трудно было и ей, Наталье Гавриловой, не познавшей в замужестве тепла и ласки, заботы и нежности, не кинуть себя в объятья любимого мужчины. Но, как могла, всегда избегала Горина, одолеваемая страхом перед бездонными чувствами, поднимающимися в ней горячей стеной, наподобие вулкана, готового в любую минуту разрушить её до основания. 
       А вскоре Горин ушел из отдела. Конструкторский давно уже чувствовал потребность в экспериментальном участке и, когда такой появился и Горину предложили возглавить его, он согласился: привлекла перспектива более живой работы с людьми да и от Наташи, этой любимой женщины, надо было держаться подальше.
       Горин это чувствовал!.. Горин это понимал!



                РАВНОДУШИЕ НА ВИДУ

       Максим Гаврилов вздохнул с облегчением: «Наконец-то, этот «интеллигент» убрался из отдела. Мог бы и подальше уплыть!..»
       Он его не терпел и не только из-за Наташи. Прямолинейный до открытой грубости и взрывоопасный, не желающий сдерживать свои эмоции, Максим считал Горина с его постоянной выдержкой «гнилым интеллигентом.»
       Рассуждая о своей жизни, он пришел к выводу, что в жёны взял существо крайне для него не пригодное. Хотелось ему видеть рядом женщину без претензий, крепкую и выносливую, с хорошо развитыми инстинктами, а взял чёрт-те что:  не знаешь, с какой стороны подойти и как с ней разговаривать. Какая-то загадка!..
      Нельзя сказать, что не любил её, если иметь ввиду равнодушие к женщине. Нет, знал, что Наташа прекрасна. Она дурманила его без памяти, и рядом с нею всегда чувствовал такую необузданность, которую прежде не могла дать ему ни одна женщина, и не понимал, почему у Наташи она не находит ответа. Даже приходило на ум, что у неё кто-то есть, да не сходилось другое: без его ведома и свекрови  жена не отлучалась за порог, всегда была на глазах.
         «Не любишь... Не любишь...» - мысленно передразнивал её. – Да как еще любить?! Не знал бы, что бабам надо... А Наташа – другая!  Щёчку подставляет: целуй, мол, и много раз! Сам разозлишься – и забудешь, а она? С утра до вечера помнит... И слезы пустит... А Горин... В учителя ещё лезет: «Максим, ты с ней полегче... Натура тонкая. Сломаешь!»
       Максим как-то поставил Наташе условие: «Не изменишься - разойдёмся!»
      Наташа испугалась: «Как? У её сына не будет отца? У всех будет, а у него – нет? А потом жить как?»
     И затосковала, перебирая все моменты, которые могли бы сгладить хмурое настроение Максима и его желание развестись.
       В доме Гавриловых с тех пор не стало покоя. Максим, казалось, придирался к жене по всякому поводу, самому незначительному, а то и без повода: глумился над женой за её танец с Гориным, за её стыдливый взгляд перед чужим мужиком, за её смятение.
      Наталья Вадима избегала, при случайной встрече с ним не разговаривала, хотя так хотелось спрятаться под его сильное крыло и там согреться.
       По утрам молча уходила на работу, молча ложилась спать, уложив сына в кроватку. Максим поесть просил у матери и к Наташе не обращался. Она тоже, устав от Максима, не пыталась разрядить молчанку.
       По ночам тоже наступило полное охлаждение. Максим ждал, когда жена сама к нему потянется. Сама она к нему не тянулась, скоро это не могло произойти, а разобраться и понять, в чём дело он не желал.  Разбираться нечего: баба сдурела,  требует кнут.  Но... не идти же к другой, как это делают многие мужики...
       А через несколько дней Максим не выдерживал, набрасывался на неё, рвал её красивое кружевное бельё и впивался зубами в её горячие губы и, чувствуя, как Наташа съеживается в его руках, обвинял её во всех прегрешениях: оно кого-то имеет...
    - Что не нравлюсь? Другого захотела?
     Слова мужа вызывали отвращение, а необузданный, перемешанный со злостью темперамент нагонял такой страх, что Наташе прямо среди ночи хотелось бежать, не разбирая дороги, куда глаза глядят.    
        Время от времени она пробовала уговорить Максима что-то изменить в семейной жизни, но получала отказ. Ему не хотелось ломать давно заведенный порядок и вызывать недовольство матери, а та не догадывалась, что состояние невестки отражается на её сыне. Он нервничал... Он бунтовал...
        Как строгий муж и, скрывая истину,  Максим укорял  жену:
      - Ты неблагодарная! Мать всё нам делает! Что тебе еще надо?
       А Наташе нужна была самостоятельность, чувство семьи, свой дом, ласковый муж и те самые заботы, которых, увы, лишали её да ещё взамен требовали благодарности.
        А между тем, счастливой жизни Натальи, как полагали посторонние,  завидовали все, учитывая только её возможность оставлять сына на свекровь и совсем не учитывая не известные  им семейные отношения. Наташа всегда держала язык  за зубами!
       «Неужели мне и действительно хорошо? – в один из дней растерянно подумала Наташа, приученная, что коллектив не ошибается, не зная иной жизни и слушая жалобы женщин на перегрузку домашними делами.
   Сама она этого не чувствовала, протестовать не желала и, зажмурив глаза, ждала, что же будет дальше, пока однажды в их доме не появился посторонний человек – двоюродный брат Максима. Побыл в гостях три дня и, уезжая, сказал:
      - Да, Наташка, тебе здесь несладко. Сюда бы надо другую...
      - Ничего, Дима, всё у меня нормально! Так многие живут.
      Наташе показалось, что сверкнуло солнце над головой все эти три дня, когда гостил Дмитрий. То, о чём не решалась кому-то рассказывать, увидел и услышал случайный человек, сразу же признавший Наташу в семье обездоленной.
      «Значит, жизнь моя не удалась из-за капризов, как считает Максим... Значит, я правильно чувствую:  что-то не так должно быть в семье. Что-то не так!..»
       И это мнение усилилось, когда на вокзале, провожая Дмитрия,  услышала:
       - Уходи вместе с Максимом и сыном! Найдите квартиру. Может, еще что-то и получится. Он хотя грубый и жесткий, но неплохой. А вот мать его... Надо сменить обстановку! – и нежно обнял Наташу за вздрагивающие плечи.

               


http://www.proza.ru/2010/11/06/1044