Устами простолюдинки

               


   Очень давно, возможно, еще в ветхозаветные времена была обнаружена парадоксальная закономерность: чем меньше человек знает о предмете возникшего разговора, тем решительней он вступает в дискуссию, тем упорнее  старается навязать свои, обычно, скудные мысли людям, знающим суть значительно лучше его. Тогдашние остроумцы говорили по этому поводу так: мудрец всегда сомневается в глубине своих знаний, глупец же уверен, что он знает все! 
  Прасковья Тарасовна, дворник из управляющей домами конторы, по этим критериям явно не из числа мудрецов. Образованность ее не ахти – неполная средняя школа, работа тоже ничего не вносила в тощую авоську ее интеллекта, но самомнения у этой Тарасовны хватило бы, пожалуй, на сотню маститых мыслителей. Без ее звонкого и  сварливого голоса не обходится во дворе ни одного обсуждения мало-мальски значимого события. Невысокого роста, полногрудая, она со своей проворной метлой и неимоверной трескучестью очень напоминает сороку. И нашатырь: может проникнуть в любую паузу в разговоре даже ей незнакомых людей и заполнить ее своими заумными рассуждениями. При этом она способна представить, казалось бы, простую проблему в таком неожиданном ракурсе, что тема беседы сразу теряет первоначальные ориентиры.
   Вот она замечает, что у второго подъезда пятиэтажного дома собрался народ, и что-то оживленно там обсуждают. Тарасовна торопится ко второму подъезду, метла у нее колыхается сзади, совсем как хвост у сороки. Здесь она узнает, что вчера у входа в подъезд на местного парня   напала шайка молодых беспризорников. Ограбленный, изуверски избитый он оказался  в больнице. Соседи сочувствуют матери, поносят никчемную власть, неспособную обуздать обнаглевших преступников.
  Какое-то время Тарасовна, молча, стоит, слушает, опираясь на ручку метлы, потом говорит свое, как всегда особое, мнение:
- Жалко, конешно, парнишку, только  сам он себе виноват: нечего шляться ночами по улицам. Нормальные люди сидят себе дома, и никто на них потому и не нападает…
   Женщины – матери, бабушки, тетки подростков пытаются ей возразить:
- Почему он должен дома сидеть?.. В своем родном городе и бояться выйти на улицу?!.. И не ночь еще вовсе была, а только смеркалось. И не шлялся он вовсе, а возвращался с учебы: мальчик учится в институте. Какой же он ненормальный?!..
   Тарасовна сразу заводится:
- Надо же: учится в институте! - щерит она желтоватые зубы.- Кому сейчас нужны инженеры?!.. Все равно без работы будет слоняться или пойдет в услужение к барыгам: все ученые вон на рынках торгуют!.. А чему сейчас учат?! – повышает голос она.- У нас взяли  дворником недавно одну. Тоже с институтским дипломом! А она даже метлу толком держать не умеет!
   Такой поворот мысли озадачил собравшихся, они призадумались: а может быть, правильно она говорит?.. Действительно – безработица, действительно, учителя, инженеры, врачи занимаются чем ни попало, потому что оказались на правах приживалок. Платят им столько, что даже побирушки хохочут. Может и правда – наплевать на учебу и отдаться на волю течению: куда оно вынесет, тому и спасибо.
   Пессимистичный настрой развивается быстро:
- Ладно бы ограбили того, у кого водятся деньги, - кто-то тяжко вздыхает,- того, кто и сам своровал их. Но ведь напали на полунищего парня! На простого студента!..
   Тарасовна  кивает одобрительно тем, кто согласен с ее взглядом на ситуацию, тех же, кто имеет отличное мнение и его пытается высказать, она беззастенчиво глушит трескучей скороговоркой. Она считает правильной только свою точку зрения. Отстояв ее, перекричав возражающих, она переворачивает ловко метлу, с силой стучит ручкой об асфальт, осаживая свое трудовое орудие, и, довольная собой, удаляется.

   Поводы для острых словесных баталий у нее появляются часто,  почти ежедневно, и она в них непременно включается.
    Прослышав, что семья Ивановых отравилась сомнительной водкой, Тарасовна разражается укоризненной речью:
- Опять же, они сами себе виноватые! Знают ведь, что в продаже отрава, а пьют! Пьют и пьют, как верблюды! Вот им и суют в руки разную непотребность! Нет сейчас водки такой, что была раньше при государственном производстве, а раз это так – самим кончать надо с пьянством!.. Вот от чаю еще никто пока не травился! И опять же - беседа приятней, когда она на тверезую голову…
   Тарасовна в этот раз вторглась в щекотливую область, и ей возражают активнее:
- Во-первых, водку они брали не где-нибудь у случайных людей, а в винно-водочном магазине. Он торгует с ведома государства, и там не должно быть отравы: государство обязано проверять качество, следить за тем, что с его позволения сбывают народу… А во- вторых…
- Обязано-то, обязано, а не проверяет! – перебивает Тарасовна.- У нас государство только потом регистрирует случаи, когда люди уже отравились. И даже не всегда говорит, когда и кого наказали за такие преступности. А мошенникам это все на руку!.. Здесь один выход – надо не пить!
  Эта женщина убеждена: если власти не искореняют пороки, то народ должен сам позаботиться о себе – не использовать то, что подозрительно или негодно.
- А как быть с лекарствами?- задает ей вопрос седоволосая женщина в вязаной кофте с протертыми в локтях рукавами.- Без водки, допустим, еще можно как-нибудь обойтись, хотя и это  не в наших народных традициях, а как обойтись без лекарств? А ведь среди них  почти половина - фальшивые! Та же отрава!
   Люди, стоявшие в это время рядом с Тарасовной, притихли: вопрос актуален до нетерпимости – аптеки ломятся от фальсификатов. И такое творится не только в их городе, так во всех уголках необъятной страны! По телевизору почти каждый день демонстрируют ужасные случаи: в каком-нибудь загаженном полуподвале или в металлическом гараже премерзкие личности разливают по пузырькам заведомо не лечебные жидкости. Там же из строительного мела и извести они же штампуют таблетки. Вся эта  гадость под маркой солидных фармацевтических фирм сплавляется уже благовидным аптечным мошенникам. Сплавляется тоннами! В грузовиках и железнодорожных вагонах!
- Ты сама-то как поступаешь, когда заболеешь?- торопят ее с ответом.- Где приобретаешь лекарства?..
- Да уж, знамо дело, в аптеках не покупаю, - говорит Тарасовна с презрительной миной.- У меня их запас сохранился еще с советских времен. Остались после мамы и бабушки…
- Так срок годности тех лекарств давно уже кончился! - поражаются женщины.
- Значит, не кончился,- отвечает невозмутимо Тарасовна.- Лично мне они всегда помогают.
   Если разговор коснется продуктов питания, то и в этом вопросе Тарасовна – как рыба в воде, у нее всегда наготове достоверные факты: в колбасу  вместо мяса кладут сою и жилы, а то – рога и копыта; вместо коровьего масла продают плохой маргарин. Она приводит массу примеров, когда человека безнаказанно и нагло дурачат.
   Возле Тарасовны постоянно кто-нибудь есть, в основном, это – женщины, самая ранимая часть населения. Под гнетом ее жутковатых рассказов и выводов кто-то из них безнадежно вздыхает: «За какие грехи нам такие напасти? Сколько нам еще можно терпеть?..»
- А терпят не все!- реагирует живо Тарасовна.- Не все канючат и охают впустую на кухнях. Есть и такие, кто протестует и действует.
   И она говорит о частых случаях авиакатастроф, диверсий, террористических актов как о свидетельствах выражений протеста против притеснений простого народа.
- Простой народ сейчас самолетами редко летает,- уверяет Тарасовна,- не по карману. Летают богатенькие, те, кто прижился у власти. Вот на них и направлены различные акции: то бракованную часть в самолет установят, то заправят его негодным горючим… И чем беднее будет народ, тем больше будет такого протеста… 

  Свои речи Тарасовна часто сводит к осуждению властей, к тому, что это по их вине в стране стало жить очень плохо, что власти служат только богатым, что на простой народ – ноль внимания, и что поэтому народ протестует. То, что формы протеста  иногда не гуманны – не удивительно: действуют так, как умеют. Да сейчас и нельзя по - другому: у властей под рукой вооруженная сила, а народ и безоружен, и разобщен.
   Даже пожары, бушевавшие в стране этим летом, она умудряется выставить формой протеста:
- И это протест! А как же вы думали?!- округляет она в возбуждении глаза.- Само собой ничего не зажжется даже в такую жару. Протест! И очень даже доступный: не докурил папироску, незаметно бросил окурок в траву и – пожалуйста, целый лес полыхает.
   Пожары не щадили деревни, сжигали дома бедняков, и на правомерный вопрос: причем здесь простые люди, если навредить хотят властям и богатым, Тарасовна отвечает не сразу и впадает в задумчивость. Ее круглое лицо покрывается красными пятнами, пальцы бегают по ручке метлы, как по клавишам у гармони. Это слабый пункт в системе ее рассуждений, она не знает на него точный ответ, но она твердо убеждена, что все происходит умышленно. А если убеждена, она не молчит, предлагает свой вариант объяснения:
-  Хотят, конешно, добраться до настоящих виновников, но как до них доберешься?.. Они под охраной…. Сейчас охранщиков стало больше, чем рабочего люду!.. Вот и достается первым попавшимся под руку… Паны виноваты, а с холопов лохмотья летят…
   Охрана неправедно разбогатевших мерзавцев глубоко возмущает Тарасовну, и она  легко заражает своим возмущением других:
- Это сколько ж надо наворовать, чтобы содержать при себе вооруженных людей!- восклицает она.- А они за зарплату учителя или врача  не возьмутся служить! Им платят  на каждого столько, сколько даже десятку учителей или  врачей и во сне не привидится.

   Итак, вполне очевидно, что Тарасовна ополчилась на органы власти, но что для власти она?… Блоха в медвежьем загривке!..  Комар на спине бегемота!..
   Берясь за какое-то дело, человек имеет в виду определенную цель. Какая же цель у Тарасовны?.. Вряд ли даже сама она может внятно ответить на этот вопрос.  Но ведь что-то заставляет ее давать волю своему языку. Что это?
   Глупость, безрассудство, определили бы древние мудрецы, здравомыслящий человек  на рожон не полезет. Свою правоту они тут же, как тогда было принято, подтвердили бы рядом известных в то время пословиц: «Ругать начальство все равно, что мести против ветра», «Плетью обуха не перешибешь» и, возможно, другими.
   Сегодняшние людоведы сказали бы так: безысходность, вот что заставляет несчастную женщину публично проявлять свои сокровенные мысли. Против «плети и обуха» они тоже нашли бы пословицу, но уже из современного лексикона. Например: из искры возгорается пламя.
   Да, скорее всего, безысходность, согласились бы с этим мнением многие. Ее поведение – это вопли души, и оно продиктовано нищенской жизнью, она уже не в силах молчать! Высокие цены, тарифы – дерут за продукты питания, за лекарства, за обучение детей, в больницах – за операции, в конторах - за любую бумажку! Вся страна превратилась в шкуродерный конвейер!.. Дерут за все, за что только можно содрать с  простого и незащищенного человека. Дерут с него без стеснения за то, что еще недавно было или бесплатно, или имело чисто условную цену. Конечно же, безысходность!..
    Правда, тут есть одна странность: в  бедственном положении оказалась не только Тарасовна!  Горемык, что далеко укатились за порог нищеты, сейчас превеликое множество!.. Почему не слышно их голосов? Почему они не требуют от властей справедливости? Почему они так пассивны и безразличны  к жестоким ударам, сокрушающим их злосчастные  головы,  почему смирились со своим положением и ищут забвения в вине и наркотиках?.. Что это?.. Пресловутая тайна загадочной русской души?.. И как на этом фоне безмолвия и рабской покорности правильно понимать частые случаи катастроф, террористических актов, диверсий?.. Так же, как их понимает Тарасовна?.. Но у нее, как известно, довольно своеобразные взгляды на жизнь. В частности, она заявляет:
- Власти сделали выбор – служить олигархам, но народ таким выбором не доволен. Он протестует и не остановится, пока не будет возрождена справедливость, пока люди не будут жить по-людски. Тогда сразу все прекратится: и диверсии, и аварии, и на улицах будет спокойно… И телохранители никому не будут нужны.
 Так считает Тарасовна. Но что ее мнение, что можно взять с человека с начальным образованием и кругозором  обыкновенного дворника?!.. Она и на понятие «справедливость», вокруг которого затевает сыр-бор, смотрит только со своей колокольни:
- Моя зарплата такая, что мне ее на черный хлеб не хватает, а кто-то за государственный счет может обжираться белужьей икрой кажный день! Может обучать детей за границей, может платить охранщикам, чтобы его, любимого, не прибили… Если есть минимум по зарплате, надо сделать и максимум!.. Только по-умному!.. И чтобы меж этими гранями были ступеньки...
   Похоже, что она говорит о тарифной сетки для служащих, но говорит путано, сбивчиво, и не все ее понимают.
   Один мужичок славянской наружности постоял в толпе у Тарасовны и, выходя из нее, проворчал:
- Сорока, сорока и есть! Хорошо бы послушать кого-то повыше…
   А те, кто повыше, о социальной справедливости предпочитают не говорить. Они обходят молчанием такие злободневные темы. Они зашиваются в борьбе с катаклизмами, но не хотят признавать, что это – горькие плоды вероломной политики, расслоившей народ на сверхбогатых и нищих, результаты гнилой перестройки, реакция на авантюрное внедрение капитализма в стране, да еще с оголтелым российским уклоном.
 Почти каждый день потрясения: то взрыв, то авария, то покушение на одиозную личность. А борьба с ними стала похожей на случаи, когда чесотку лечат не медицинскими средствами, а только чесанием зудящего места…

   Сейчас в речах первых лиц государства доминирует тема – добиться рывка в экономике. Сделана ставка на волшебную палочку – нано технологии. По их уверениям, это,  не многим пока понятное волшебство,  позволит нашей стране снова встать в один ряд  с передовыми странами мира.
  И тут опять слышен голос Тарасовны:
- Возможно, все так и будет,- стрекочет она,- но в ихних речах упускается самое главное: как эти «наны» скажутся на улучшении жизни народа. И скажутся ли?  Кому достанутся блага от них? Опять олигархии? Опять горстке и без того разжиревших  хапуг? А народ опять будет с носом? Опять будет нюхать только дырку от бублика?..

 А ведь, действительно, это - вопрос!!!.. Если сопоставить те крохи, что сейчас перепадают народу, с тем, что достается олигархическо-чиновничьей касте от продажи природных ресурсов, то есть от  продажи того, что по праву в равных объемах принадлежит каждому россиянину, но фактически воруется у него, то такой расклад очень даже  возможен. И тогда эти ненасытные плуты, совсем обезумев от новых доходов, будут скупать себе не только футбольные клубы, дворцы, острова, но и целые континенты. Они будут беситься в тисках изобилия, а простой человек так и будет жить впроголодь, так и будет рыться в мусорных ящиках, так и останутся  в беспросветной нужде учителя, врачи, пенсионеры…
   Вопрос возмутительной социальной несправедливости, разлагающей государство, - вот вопрос всех вопросов, вот корень всех существующих зол.   И нет пока даже тени попытки решения этой воспаленной донельзя проблемы. Безмолвны и мудрецы, и политики. Их нишу занимает Тарасовна.
   Вот и сейчас, заметив, что возле машины молочника столпились несколько человек и о чем-то там говорят, она с метлой волочится к ним. Скоро начнется новый сеанс ее стрекотания.


Сентябрь 2010 г.                В. Минаков

    414045, г. Астрахань, ул. Челябинская, 24, кв. 63, Минакову Виктору Александровичу, тел. 33 45 17










                УСТАМИ ПРОСТОЛЮДИНКИ…               


   Очень давно, возможно, еще в ветхозаветные времена была обнаружена парадоксальная закономерность: чем меньше человек знает о предмете возникшего разговора, тем решительней он вступает в дискуссию, тем упорнее  старается навязать свои, обычно, скудные мысли людям, знающим суть значительно лучше его. Тогдашние остроумцы говорили по этому поводу так: мудрец всегда сомневается в глубине своих знаний, глупец же уверен, что он знает все! 
  Прасковья Тарасовна, дворник из управляющей домами конторы, по этим критериям явно не из числа мудрецов. Образованность ее не ахти – неполная средняя школа, работа тоже ничего не вносила в тощую авоську ее интеллекта, но самомнения у этой Тарасовны хватило бы, пожалуй, на сотню маститых мыслителей. Без ее звонкого и  сварливого голоса не обходится во дворе ни одного обсуждения мало-мальски значимого события. Невысокого роста, полногрудая, она со своей проворной метлой и неимоверной трескучестью очень напоминает сороку. И нашатырь: может проникнуть в любую паузу в разговоре даже ей незнакомых людей и заполнить ее своими заумными рассуждениями. При этом она способна представить, казалось бы, простую проблему в таком неожиданном ракурсе, что тема беседы сразу теряет первоначальные ориентиры.
   Вот она замечает, что у второго подъезда пятиэтажного дома собрался народ, и что-то оживленно там обсуждают. Тарасовна торопится ко второму подъезду, метла у нее колыхается сзади, совсем как хвост у сороки. Здесь она узнает, что вчера у входа в подъезд на местного парня   напала шайка молодых беспризорников. Ограбленный, изуверски избитый он оказался  в больнице. Соседи сочувствуют матери, поносят никчемную власть, неспособную обуздать обнаглевших преступников.
  Какое-то время Тарасовна, молча, стоит, слушает, опираясь на ручку метлы, потом говорит свое, как всегда особое, мнение:
- Жалко, конешно, парнишку, только  сам он себе виноват: нечего шляться ночами по улицам. Нормальные люди сидят себе дома, и никто на них потому и не нападает…
   Женщины – матери, бабушки, тетки подростков пытаются ей возразить:
- Почему он должен дома сидеть?.. В своем родном городе и бояться выйти на улицу?!.. И не ночь еще вовсе была, а только смеркалось. И не шлялся он вовсе, а возвращался с учебы: мальчик учится в институте. Какой же он ненормальный?!..
   Тарасовна сразу заводится:
- Надо же: учится в институте! - щерит она желтоватые зубы.- Кому сейчас нужны инженеры?!.. Все равно без работы будет слоняться или пойдет в услужение к барыгам: все ученые вон на рынках торгуют!.. А чему сейчас учат?! – повышает голос она.- У нас взяли  дворником недавно одну. Тоже с институтским дипломом! А она даже метлу толком держать не умеет!
   Такой поворот мысли озадачил собравшихся, они призадумались: а может быть, правильно она говорит?.. Действительно – безработица, действительно, учителя, инженеры, врачи занимаются чем ни попало, потому что оказались на правах приживалок. Платят им столько, что даже побирушки хохочут. Может и правда – наплевать на учебу и отдаться на волю течению: куда оно вынесет, тому и спасибо.
   Пессимистичный настрой развивается быстро:
- Ладно бы ограбили того, у кого водятся деньги, - кто-то тяжко вздыхает,- того, кто и сам своровал их. Но ведь напали на полунищего парня! На простого студента!..
   Тарасовна  кивает одобрительно тем, кто согласен с ее взглядом на ситуацию, тех же, кто имеет отличное мнение и его пытается высказать, она беззастенчиво глушит трескучей скороговоркой. Она считает правильной только свою точку зрения. Отстояв ее, перекричав возражающих, она переворачивает ловко метлу, с силой стучит ручкой об асфальт, осаживая свое трудовое орудие, и, довольная собой, удаляется.

   Поводы для острых словесных баталий у нее появляются часто,  почти ежедневно, и она в них непременно включается.
    Прослышав, что семья Ивановых отравилась сомнительной водкой, Тарасовна разражается укоризненной речью:
- Опять же, они сами себе виноватые! Знают ведь, что в продаже отрава, а пьют! Пьют и пьют, как верблюды! Вот им и суют в руки разную непотребность! Нет сейчас водки такой, что была раньше при государственном производстве, а раз это так – самим кончать надо с пьянством!.. Вот от чаю еще никто пока не травился! И опять же - беседа приятней, когда она на тверезую голову…
   Тарасовна в этот раз вторглась в щекотливую область, и ей возражают активнее:
- Во-первых, водку они брали не где-нибудь у случайных людей, а в винно-водочном магазине. Он торгует с ведома государства, и там не должно быть отравы: государство обязано проверять качество, следить за тем, что с его позволения сбывают народу… А во- вторых…
- Обязано-то, обязано, а не проверяет! – перебивает Тарасовна.- У нас государство только потом регистрирует случаи, когда люди уже отравились. И даже не всегда говорит, когда и кого наказали за такие преступности. А мошенникам это все на руку!.. Здесь один выход – надо не пить!
  Эта женщина убеждена: если власти не искореняют пороки, то народ должен сам позаботиться о себе – не использовать то, что подозрительно или негодно.
- А как быть с лекарствами?- задает ей вопрос седоволосая женщина в вязаной кофте с протертыми в локтях рукавами.- Без водки, допустим, еще можно как-нибудь обойтись, хотя и это  не в наших народных традициях, а как обойтись без лекарств? А ведь среди них  почти половина - фальшивые! Та же отрава!
   Люди, стоявшие в это время рядом с Тарасовной, притихли: вопрос актуален до нетерпимости – аптеки ломятся от фальсификатов. И такое творится не только в их городе, так во всех уголках необъятной страны! По телевизору почти каждый день демонстрируют ужасные случаи: в каком-нибудь загаженном полуподвале или в металлическом гараже премерзкие личности разливают по пузырькам заведомо не лечебные жидкости. Там же из строительного мела и извести они же штампуют таблетки. Вся эта  гадость под маркой солидных фармацевтических фирм сплавляется уже благовидным аптечным мошенникам. Сплавляется тоннами! В грузовиках и железнодорожных вагонах!
- Ты сама-то как поступаешь, когда заболеешь?- торопят ее с ответом.- Где приобретаешь лекарства?..
- Да уж, знамо дело, в аптеках не покупаю, - говорит Тарасовна с презрительной миной.- У меня их запас сохранился еще с советских времен. Остались после мамы и бабушки…
- Так срок годности тех лекарств давно уже кончился! - поражаются женщины.
- Значит, не кончился,- отвечает невозмутимо Тарасовна.- Лично мне они всегда помогают.
   Если разговор коснется продуктов питания, то и в этом вопросе Тарасовна – как рыба в воде, у нее всегда наготове достоверные факты: в колбасу  вместо мяса кладут сою и жилы, а то – рога и копыта; вместо коровьего масла продают плохой маргарин. Она приводит массу примеров, когда человека безнаказанно и нагло дурачат.
   Возле Тарасовны постоянно кто-нибудь есть, в основном, это – женщины, самая ранимая часть населения. Под гнетом ее жутковатых рассказов и выводов кто-то из них безнадежно вздыхает: «За какие грехи нам такие напасти? Сколько нам еще можно терпеть?..»
- А терпят не все!- реагирует живо Тарасовна.- Не все канючат и охают впустую на кухнях. Есть и такие, кто протестует и действует.
   И она говорит о частых случаях авиакатастроф, диверсий, террористических актов как о свидетельствах выражений протеста против притеснений простого народа.
- Простой народ сейчас самолетами редко летает,- уверяет Тарасовна,- не по карману. Летают богатенькие, те, кто прижился у власти. Вот на них и направлены различные акции: то бракованную часть в самолет установят, то заправят его негодным горючим… И чем беднее будет народ, тем больше будет такого протеста… 

  Свои речи Тарасовна часто сводит к осуждению властей, к тому, что это по их вине в стране стало жить очень плохо, что власти служат только богатым, что на простой народ – ноль внимания, и что поэтому народ протестует. То, что формы протеста  иногда не гуманны – не удивительно: действуют так, как умеют. Да сейчас и нельзя по - другому: у властей под рукой вооруженная сила, а народ и безоружен, и разобщен.
   Даже пожары, бушевавшие в стране этим летом, она умудряется выставить формой протеста:
- И это протест! А как же вы думали?!- округляет она в возбуждении глаза.- Само собой ничего не зажжется даже в такую жару. Протест! И очень даже доступный: не докурил папироску, незаметно бросил окурок в траву и – пожалуйста, целый лес полыхает.
   Пожары не щадили деревни, сжигали дома бедняков, и на правомерный вопрос: причем здесь простые люди, если навредить хотят властям и богатым, Тарасовна отвечает не сразу и впадает в задумчивость. Ее круглое лицо покрывается красными пятнами, пальцы бегают по ручке метлы, как по клавишам у гармони. Это слабый пункт в системе ее рассуждений, она не знает на него точный ответ, но она твердо убеждена, что все происходит умышленно. А если убеждена, она не молчит, предлагает свой вариант объяснения:
-  Хотят, конешно, добраться до настоящих виновников, но как до них доберешься?.. Они под охраной…. Сейчас охранщиков стало больше, чем рабочего люду!.. Вот и достается первым попавшимся под руку… Паны виноваты, а с холопов лохмотья летят…
   Охрана неправедно разбогатевших мерзавцев глубоко возмущает Тарасовну, и она  легко заражает своим возмущением других:
- Это сколько ж надо наворовать, чтобы содержать при себе вооруженных людей!- восклицает она.- А они за зарплату учителя или врача  не возьмутся служить! Им платят  на каждого столько, сколько даже десятку учителей или  врачей и во сне не привидится.

   Итак, вполне очевидно, что Тарасовна ополчилась на органы власти, но что для власти она?… Блоха в медвежьем загривке!..  Комар на спине бегемота!..
   Берясь за какое-то дело, человек имеет в виду определенную цель. Какая же цель у Тарасовны?.. Вряд ли даже сама она может внятно ответить на этот вопрос.  Но ведь что-то заставляет ее давать волю своему языку. Что это?
   Глупость, безрассудство, определили бы древние мудрецы, здравомыслящий человек  на рожон не полезет. Свою правоту они тут же, как тогда было принято, подтвердили бы рядом известных в то время пословиц: «Ругать начальство все равно, что мести против ветра», «Плетью обуха не перешибешь» и, возможно, другими.
   Сегодняшние людоведы сказали бы так: безысходность, вот что заставляет несчастную женщину публично проявлять свои сокровенные мысли. Против «плети и обуха» они тоже нашли бы пословицу, но уже из современного лексикона. Например: из искры возгорается пламя.
   Да, скорее всего, безысходность, согласились бы с этим мнением многие. Ее поведение – это вопли души, и оно продиктовано нищенской жизнью, она уже не в силах молчать! Высокие цены, тарифы – дерут за продукты питания, за лекарства, за обучение детей, в больницах – за операции, в конторах - за любую бумажку! Вся страна превратилась в шкуродерный конвейер!.. Дерут за все, за что только можно содрать с  простого и незащищенного человека. Дерут с него без стеснения за то, что еще недавно было или бесплатно, или имело чисто условную цену. Конечно же, безысходность!..
    Правда, тут есть одна странность: в  бедственном положении оказалась не только Тарасовна!  Горемык, что далеко укатились за порог нищеты, сейчас превеликое множество!.. Почему не слышно их голосов? Почему они не требуют от властей справедливости? Почему они так пассивны и безразличны  к жестоким ударам, сокрушающим их злосчастные  головы,  почему смирились со своим положением и ищут забвения в вине и наркотиках?.. Что это?.. Пресловутая тайна загадочной русской души?.. И как на этом фоне безмолвия и рабской покорности правильно понимать частые случаи катастроф, террористических актов, диверсий?.. Так же, как их понимает Тарасовна?.. Но у нее, как известно, довольно своеобразные взгляды на жизнь. В частности, она заявляет:
- Власти сделали выбор – служить олигархам, но народ таким выбором не доволен. Он протестует и не остановится, пока не будет возрождена справедливость, пока люди не будут жить по-людски. Тогда сразу все прекратится: и диверсии, и аварии, и на улицах будет спокойно… И телохранители никому не будут нужны.
 Так считает Тарасовна. Но что ее мнение, что можно взять с человека с начальным образованием и кругозором  обыкновенного дворника?!.. Она и на понятие «справедливость», вокруг которого затевает сыр-бор, смотрит только со своей колокольни:
- Моя зарплата такая, что мне ее на черный хлеб не хватает, а кто-то за государственный счет может обжираться белужьей икрой кажный день! Может обучать детей за границей, может платить охранщикам, чтобы его, любимого, не прибили… Если есть минимум по зарплате, надо сделать и максимум!.. Только по-умному!.. И чтобы меж этими гранями были ступеньки...
   Похоже, что она говорит о тарифной сетки для служащих, но говорит путано, сбивчиво, и не все ее понимают.
   Один мужичок славянской наружности постоял в толпе у Тарасовны и, выходя из нее, проворчал:
- Сорока, сорока и есть! Хорошо бы послушать кого-то повыше…
   А те, кто повыше, о социальной справедливости предпочитают не говорить. Они обходят молчанием такие злободневные темы. Они зашиваются в борьбе с катаклизмами, но не хотят признавать, что это – горькие плоды вероломной политики, расслоившей народ на сверхбогатых и нищих, результаты гнилой перестройки, реакция на авантюрное внедрение капитализма в стране, да еще с оголтелым российским уклоном.
 Почти каждый день потрясения: то взрыв, то авария, то покушение на одиозную личность. А борьба с ними стала похожей на случаи, когда чесотку лечат не медицинскими средствами, а только чесанием зудящего места…

   Сейчас в речах первых лиц государства доминирует тема – добиться рывка в экономике. Сделана ставка на волшебную палочку – нано технологии. По их уверениям, это,  не многим пока понятное волшебство,  позволит нашей стране снова встать в один ряд  с передовыми странами мира.
  И тут опять слышен голос Тарасовны:
- Возможно, все так и будет,- стрекочет она,- но в ихних речах упускается самое главное: как эти «наны» скажутся на улучшении жизни народа. И скажутся ли?  Кому достанутся блага от них? Опять олигархии? Опять горстке и без того разжиревших  хапуг? А народ опять будет с носом? Опять будет нюхать только дырку от бублика?..

 А ведь, действительно, это - вопрос!!!.. Если сопоставить те крохи, что сейчас перепадают народу, с тем, что достается олигархическо-чиновничьей касте от продажи природных ресурсов, то есть от  продажи того, что по праву в равных объемах принадлежит каждому россиянину, но фактически воруется у него, то такой расклад очень даже  возможен. И тогда эти ненасытные плуты, совсем обезумев от новых доходов, будут скупать себе не только футбольные клубы, дворцы, острова, но и целые континенты. Они будут беситься в тисках изобилия, а простой человек так и будет жить впроголодь, так и будет рыться в мусорных ящиках, так и останутся  в беспросветной нужде учителя, врачи, пенсионеры…
   Вопрос возмутительной социальной несправедливости, разлагающей государство, - вот вопрос всех вопросов, вот корень всех существующих зол.   И нет пока даже тени попытки решения этой воспаленной донельзя проблемы. Безмолвны и мудрецы, и политики. Их нишу занимает Тарасовна.
   Вот и сейчас, заметив, что возле машины молочника столпились несколько человек и о чем-то там говорят, она с метлой волочится к ним. Скоро начнется новый сеанс ее стрекотания.


Сентябрь 2010 г.