Дуськина конторка гл. 4

С.М.


                ===Баб Дусины блины ===

– Да ты поглянь, Насть!!! Да это же Борода! Вот шутник – затейник, я и не узнал сразу.
– А я и сразу узнала, у нас только он не глядя на гуслях играет, да и сказы старинные знает. Матка его при боярах служила. За детьми глядела, таки много чего знала – грамоте была обучена. Вот он у нее и выведал, да и записал, наверное, я часто его с тетрадочкой вижу. Он де что увидит, так и слюнявит карандашик.
– А слюнявит-то зачем?
– Так химическим завсегдась пишет. А то и медок проверит.

А гулянье тем временем всё гуще да краше, гармонисты с гармониками пляшут, дудари дудочками машут, шальки на девицах так и летают! Так и порхают! Не выдержал я, взял Настеньку за ручку белую и айда в круг…  Да ноги сами пляшут, а Настенька плывёт лебедицею, красивою белою  птицею!  Казаки от природы плясуны, так и выделывают па, так и показывают удаль молодецкую! И светло мне стало, весело и радостно, да так, что и время остановилось для меня, и мир стал не тесен да мил!

– И кто так делает? Я вот папе всё расскажу, как мамка товар побросала и с дядьками в пляски танцует! – из-под нахмуренных бровей на нас смотрели глазки девочки лет пяти.
– Да я ж на минутку только! – начала было оправдываться Настя,  и вдруг потупила взор – и краска залила лицо, нежное и юное. От этого она стала ещё красивее!..
 А мысль-думка, что лезвие, мне сердце царапала,  что рашпиль,  из мыслей моих – занозами  в сердце впилась.

И я побрёл по празднику опустошённый, потерянный и забытый… Автоматически вскидывал камеру, делал снимки, записывал маленькие интервью от желающих высказаться, а сам всё думал – думал – думал…
– Ну, как же вот так, а? Ну, зачем же, а? Вот так по живому-то? Да и как же теперь? Что люди-то подумают? Стыдно-то как!...  Ведь … я же…

И зашагал  я  к баб Дусе в полной решимости немедленно уехать, чтобы сердце не истекло кровинушкой, ещё до наступления темноты.


- Ай, милай, как раз сгодилси, авось не авось – табе дело нашлось!
Где свалилси, там и пригодилси! Давай, милай, помогай старушке котомку донесть, а и за керогазом поспешай – блины к празднику печь буду.  За копеечку продавать да рублики собирать.  А там, глядишь, и на телевизир скоплю! – баб Дуся опустила к моим ногам неимоверных размеров корзину и, подбоченясь, заглядывала – пытливо так – в глаза.
– Ай, невесел ты, журналист… Или дума в тебе язвою, или праздник наш не гож к перу?
– Да гож, гож праздник-то, да я не ко двору снарядился. Поеду начальству докладную писать про праздник ваш. Поспешать надо!
– Э, да поспешать надо, колы курку по двору в суп задумал, а праздника-то ещё две дни кряду. Знать не хочу вашего начальства, а ты мне гож ко двору.  Так что помогай старушке – сторицей воздастся, я тебя за так - рекламы для, блинами кормить буду, а ты нахваливай, что есть слов у тебя в головушке светлой!  И сбудется мечта Дуськина – весь мир посмотреть хочу! Уж очень мне нравится передача «Вокруг Света».
– Ну, и чего стоишь, как конячка на привязи, ташши давай корзинку-то!

Вот как, люди добрые, отказать после таких слов? Таки ухватил я корзинку и поспешил к балагану, где лотки  стояли, как очередь в метро. Ещё издалека заприметил я, что кто-то карабкается на столб, наверху  которого были привязаны хромовые, начищенные до блеска сапоги. Да столб-то был  шкурённый  искусно и блестел, что лаковый. Мало кто и до середины забирался, да под общий смех скатывался с него в руки двух дюжих казаков. Руки у них  –  Вакула завидует!
– О, развлекаются бедовые! Да, не переплюнуть им босоногого! – баб Дуся прыснула в кулак.
– А кто босоногий-то?
– Да сам увидишь, как только охотников за обувкой не найдётся более, так он пешком на столб зайдет, и сымет их, ещё за всю жись ни разу обувку не покупал.
– А что тогда босоногий-то?
– Так он за год колы стаскает пару, так изолентой замотает подмётку и ходит до поры, покуда опять на столб новые не повесят.
Вот и прозвали его за глаза босоногим, потому как босыми ногами на столб забирается, а спускается уже в обувке.

Благо дом недалеко, я, оставив баб Дусю раскладывать кулинарные вкусности, мигом принёс добротный старый керогаз. Это чудо человеческой мысли, по изъятию газа, из никчёмного керосина. Вот скажите мне, люди, у кого дома или в гараже есть керосин? Эвано как, даже гланды с бронхитом вам полечить нечем, а у баб Дуси – ещё со времён перестройки полтонны припрятано на чёрный день! И не подумайте, что припрятанное на чёрный день не пригодится в светлом дне, равно как и наоборот.

                Не, ну, вы помните: была такая игрушка заводная в детстве – поварёнок со сковородкой? Он смешно весь дрожал, как будто у него радикулит, но мастерски подкидывал сковородкой  пластмассовый блин, и тот, описав в воздухе пируэт, опять приземлялся в сковородку. Наблюдая за баб Дусей, я не переставал удивляться её прыти. Она как заводной поварёнок из далёкого и близкого детства – точно так же подкидывала сковородкой блины, и они, как в замедленной съёмке, делая переворот, ложились в сковороду не поджаренной стороной. Эдакие солнышки с лучиками от середины к хрустящим краешкам.
– Ты чо остолбенел, милай? Али не видишь, что блинчики уже просют начинки – да рта починки?!
– Давай шавели скорее белорученьками, а то без грошиков останемся!
Показав мне,  как крутятся блинчики с начинкой, не прекращая при этом волшебных пасов сковородой,  баб Дуся сделала глубокий вздох да как заорёт на весь свет!!!  Так заблажила, что я лишился для начала половины слуха, а там и дара речи и присел, на чём стоял.
– Ай, народ честной да ряженый! Да посмотри, чего есть да стряпаем! Да стряпухи-то мы знатнаи! Для людёв блины печём мятнаи! Подходи скорийше – не зевай ротком, да и рублики – подавай рядком!
– Запомнил, лихой? Будешь мне блинчики рекламировать -декламировать, а я тебя потом буду рубликом  дипломировать! – и, хитро так подмигнув мне из-под густых бровей, баб Дуся сунула мне в раскрытый  рот скрученный в трубочку блин. 
Был он, и правда, вкуса необыкновенного! И за мгновение растаял в моём голодном организме. А тем временем к баб Дусе на блины уже выстроилась очередь. И мне пришлось шевелить не только руками,  но и мозгами. Потому как писать,  я вроде как обучен, а с математикой у меня всегда были нелады. А тут надо и крутить в блин начинку, да сдачу давать, да детей без очереди обслуживать, да ещё и баб Дусину зазывалочку декламировать. Уф! Вот ведь попал, как кур в ощип. А деваться некуда…  Ухватил корзинку – называйся груздём! Хотя, как я понял, от перемены слов смысл не изменится.

– Почём бизнис? – на меня смотрели уже знакомые, серьёзные детские глазки.
– Да детям бесплатно!
– Не ври, не маленький ужо. Дети без очереди, а бизнис за гроши! – всё так же серьёзно выдал ребёнок.
– Так подарку для! – сделал я важное лицо!
– Ладно, давай! – девочка просветлела глазками, и в них отразилось весёлое облачко.
– А мы с мамкой в цирк ща пойдём, вот! – весело сообщила девчушка и вприпрыжку скрылась в толпе зевак и зазывал, что в цирк на представление учтиво приглашали.
Искал я глазами Настеньку, да искусно, видать, пряталась она от меня. И девчушки след простыл, а и сердце моё опять сжалось в комочек и защемило больно так, что аж охнул я…

Вдруг раздался рёв ликующей толпы, и все устремили свои взгляды в ту сторону, где происходило что-то удивительное. А удивительное, действительно, происходило. По лакированному столбу, что уже был зашлифован и отполирован сотней порток, как по лежачему шёл человек. Чуть согнувшись вперёд, он, даже не сцепляя рук в замок, придерживаясь за  столб, споро перебирал ими, равно как и босыми ногами. Физика и закон притяжения - отдыхают от увиденного. Все обнимали столб, что родной, а этот только руками и ногами касался. Залез на макушку. Ухватился одной рукой в обхват, упёрся одной ногой и, снявши сапоги с крючка, обул  один на босу ногу. Поменявши руки  натянул второй  и  захватив  наконец  столб ногами, вскинул руки к небу,  и в позе лотоса медленно соскользнул  вниз. Наблюдая всё это действо супротив солнышка яркого, я стал различать скандирование толпы:
 «Браво-ДА, браво-ДА, браво-БО, браво-РО, браво-ДА!!!»

Сдвинув  блюдо, на котором лежали блины, чтобы не снести его своей прытью с лотка, я рванул к столбу.
– Да не может быть! Да показалось мне,  ей Богу! Да возраст  уже какой! Солнце, наверное, виной да глуховатость, что баб Дуся наградила.
Когда я уже подбегал к рукоплещущей толпе, до меня дошло, что блюдо с блинами я не отодвинул, а держу перед  собой. Дальше больше. Виновника рукоплесканий уже нигде не было, а толпа, накинувшись на мои блины, осыпала меня деньгами и благодарностями за предоставленный сервис. Когда блины растаяли с блюда, растаяла и толпа. Я подошёл к столбу, погладил его лощёный комель и с застывшим удивлением на лице побрёл по опустевшей базарной площади. Из шатра цирка раздавались звуки музыки, и по этим звукам я пытался представить, какой номер сейчас исполняется. Представил счастливые глазки девчушки, чьё имя было мне загадкой. И вот… И вот глаза Настеньки хотел представить, но они стыдливо прятались от меня. Это меня расстраивало, и я опять и опять пытался заглянуть ей в глаза…

– Ты куда же, милай, сбежал с блинами-то? Ай? Да рассыпал, небось, по базару гору товару?! – баб Дуся стояла рядом со мной и жалобно так смотрела на чуть запылившееся блюдо, которое я нёс – даже не замечая – в опущенной руке, и дорожная пыль, что поднималась от шаркающих моих ног, оседала на жёлтенькие капельки масла и прилипала к крупинкам орешков и изюма.
– Баб Дусь, так кто сапоги-то снял?  Я покуда добежал и не увидел уже…
– Да ты оглянись вокруг. У кого сапоги блястять да скрыпу звонкого, тот и снял!   Баб Дуся ухватила блюдо и понесла его к уже остывшему керогазу и собранной корзинке, накрытой большим цветастым платком.
– Айда, милай, помогай старушке, коли толку с тебя как с коз… – и взгляд баб Дуси упал на мои оттопыренные карманы.
– А чойт у тебя с карманАми? Али песком набил для епитимьи?
– Да не, баб Дусь. Гроши то. Не растерял я блины, продал все до одного, даже сам не успел полакомиться – я подошёл к изумлённой старушке и вывалил на цветастый платок ворох скомканных дензнаков. Она присела на край корзины и стала медленно собирать в стопочку, разглаживая на груди непослушные денюжки. В уголках глаз старушки появились слёзы, аккуратно свернув деньги в трубочку, она завязала их в носовой платочек, и он исчез, как в фокусе, за расшитым декольте.
– Дай я, милок, тебя поцалую! На радость ты мне послан небесами. И как же я буду-то теперь без души твоей чистой? Мож останешься ещё погостить, а? Я блинов тебе печь буду, да телевизир будем смотреть, а?
– Работа, баб Дусь, работа… – я нагнулся за корзинкой и вдруг:
– СКРЫП!
 Я обернулся, но ничего необычного в затихающем базаре не узрел. Лотка через три Борода покупал себе треух, нещадно выторговывая несколько рублей. Дале уже и не было никого. Только стоял мотоцикл с коляской, да в коляске мужчина читал какой-то журнал. К мотоциклу была приставлена красивая резная трость. С виду мужчина был ещё молод, и трость, наверное, принадлежала не ему. Я опять наклонился над корзиной и опять:
– СКРЫП-СКРЫП!!..
– Да что же это такое? –  подумал я опять, озираясь по сторонам. Но источник звука так и не обнаружил.
Под шатром Шапито, тем временем звучали фанфары, при которых обычно заканчивается представление и все артисты выходят на поклон, заполняя манеж последними минутами волшебства.
– Интересно, ещё представление  будет?  – подумал я…
- Надо будет с артистами пообщаться. Вот корзинку отнесу! - я ухватил её, как и ранее, но она была уже не такая тяжёлая, баб Дуся прижала к себе красавец керогаз – и мы пошли к дому. Через несколько шагов позади нас, раздался всё тот же таинственный СКРЫП-СКРЫП-СКРЫП!!! Я резко обернулся – и … Посреди базарной площади стоял Борода, в развязанном треухе, с солнечной счастливой улыбкой, с его чудом табачной промышленности – полуметровой козьей ножкой, а на голенищах его новеньких сапог солнышко играло с зайчиками в прятки!
СКРЫП-СКРЫП-СКРЫП!!! :)

Продолжение:  http://www.proza.ru/2010/11/08/1109

5.11.10г

Редакция Павловой Натальи.
Картинка из инета.