Моя зима

Зима пахнет утренним морозом, холодным солнечным светом и пронизывающим до костей ветром. Длинными бессонными ночами и горячим чаем с сахаром. Шерстяными пледами и крупными снежными хлопьями.
Моя зима пахнет несбывшимися надеждами, затянувшейся хандрой и глубокими размышлениями, которые уносят куда-то далеко, прочь от реальности. Сигаретным дымом и искусственным теплом от батареи или обогревателя. Крепким черным кофе и… валерьянкой.
Сидим на кухне. Ты расположилась прямо на полу, прислонившись спиной к батарее. Я – за столом, глядя на тебя сверху вниз.
Курю. Прямо в квартире, не утруждая себя тем, чтобы выйти на балкон или в подъезд. Тебе это не нравится, но ты молчишь, зная, что до меня невозможно достучаться. Почти невозможно.
Зима в этом году выдалась особенно суровой. Настоящая, сибирская. Температура под -40 и сугробы по колено.
Ты забежала якобы погреться. Раскрасневшаяся от мороза и с неизменно пронзительным взглядом. Дышала на чуть побелевшие кончики пальцев, а теперь греешь их о кружку горячего чая.
За окном темно, видно лишь ярко-желтые прямоугольники окон дома напротив. Зима – это почти постоянная темнота. Утром темно, вечером тоже, а где-то в промежутке между ними стрелой пролетает день, который угасает, кажется, так и не успев начаться.
Никто из нас так и не решился на то, чтобы нарушить молчание. Я уже начинаю беспокоиться о том, что тебе скучно, но не могу выдавить из себя ни слова и, будто взамен этого, в очередной раз затягиваюсь сигаретой. 
Тонкие пальцы с черными ногтями сжимают белую чашку и легонько постукивают по ней в такт какой-то своей, неслышной для других музыки. В этом жесте я улавливаю что-то знакомое, почти родное, эдакий «привет» из прошлого.
Я слишком привык к одиночеству, чтобы тут же начать оживленно болтать о чем-то, когда ты вот так внезапно врываешься в мой дом, ставший чем-то вроде берлоги для медведя. Но я, черт возьми, все равно тебе рад, хоть по мне этого и не скажешь.
- Мне нравится запах.
Я вздрагиваю от неожиданности. В абсолютной тишине твой голос кажется особенно громким.
- Принимаешь? – Ты вертишь в руках маленький флакончик. Валерьянка.
- Да. Сплю плохо.
Вернее сказать, вообще не сплю, ведь назвать нормальным, полноценным сном те жалкие минуты, когда мозг ненадолго отключается, язык не поворачивается. И валерьянка, кстати, не помогает, это, скорее, очередное самовнушение, как и то, что сигареты успокаивают нервы.
Ты усаживаешься поближе и кладешь голову мне на колени. В этом есть что-то… по-домашнему теплое.
- Меньше кофе надо пить. – Киваешь на пустую кружку на столе. – И курить тоже.
Мне так хочется сказать что-нибудь, но я сдерживаю себя, чтобы не выдать в ответ типичную для меня колкость, щедро сдобренную сарказмом. И я молчу, думая о том, что мое пристрастие к кофеину и табаку вряд ли является главной причиной того состояния, из-за которого перестаешь ощущать разницу между сном и бодрствованием.
У тебя длинные волосы дикого красного оттенка, и мне кажется, что я помню их запах. Несмело подношу руку, чтобы дотронуться, но ты, будто почувствовав, тут же поднимаешься на ноги и отходишь к окну.
Мне пора бы уже привыкнуть к тому, что как бы я ни хотел тебя удержать, ничего не выйдет. Ты как кошка, гуляющая сама по себе – можно приручить, но не стоит ожидать вечной привязанности. Я все понимаю, но привыкнуть по-прежнему не могу. И это по-настоящему напрягает.
Ты снова опускаешься на пол и прижимаешься к батарее. Зимой кошки всегда тянутся поближе к теплу, пусть и искусственному. Сворачиваются в клубок и утыкаются влажным носом в лапы. Если реинкарнация и существует, то в прошлой жизни ты, однозначно, была кошкой.
Тихо усмехаюсь собственным полубредовым мыслям. 
- Чего смеешься? – спрашиваешь ты, сканируя меня взглядом.
- Да так… ничего.
Достаю из пачки сигарету, закуриваю.
- Хватит дымить уже. Скоро хоть топор вешай, - морщишься ты.
Неопределенно хмыкаю в ответ.
И мы опять молчим. Тебе, наверное, нечего сказать, а мне есть, но не хватает смелости.
Странная у меня зима. Сплошные сигареты и… валерьянка.