Буква Т. Теория графов

- Реферат должен быть готов к четвергу!

Да ёлки ж палки! Да что ж такое? Да я чё – рыжий, что ли? В субботу полуфинальная хоккейная заруба с «бэшниками», а мне какой-то вонючий реферат ваять? Да ещё по ненавистной математике… Да вот фига с два, буду топорщиться до последнего...

- Валентина Васильевна-а-а…
- Волков, повторяю – к чет-вер-гу! – математичка была сурова и непреклонна.

Она сняла очки и молча пожевала губами, отчего похожая на притаившегося паука бородавка на её подбородке угрожающе зашевелилась, словно готовясь к атаке. К атаке на меня, разумеется… Мы её, Валентину Васильевну, так и звали – Бородавка. И это было явным комплиментом для вышеупомянутой грымзы, не поставившей за свою длительную педагогическую жизнь ни одной пятёрки, неизменно изрекая после ответов даже общепризнанных отличниц: «…увы, милочка, даже господь бог не знает на пятёрку». Тем более если учесть, что заслуживающий самых восторженных пацанских отзывов Борис Андреевич, преподаватель географии, обладал неблагозвучной кличкой Барыга…

- Кстати, - Бородавка вновь нацепила очки и вперилась в меня ненавидящим взглядом. – Вам школа выделила деньги на новую «ионику»?

Тьфу ты! Она-то как про это разнюхала? Уж кому-кому, а Бородавке знать такого не следовало. Ни в коем случае! Вот увидите, сейчас шантаж начнётся…

- Обещали… - вздохнул я как можно жалобней, лихорадочно размышляя – какое ещё отношение могут иметь точные науки к экипировке возглавляемой мной школьной рок-группы.
- Вот видишь, - торжественно произнесла Бородавка, поднимаясь и двигая в мою сторону стопку замызганных книжек. – Мы ведь идём вам навстречу...
- Валентина Васильевна-а-а… - я готов был зареветь, упасть на колени, вызубрить пару-тройку незапланированных и несуразных теорем, да даже вычислить площадь какого-нибудь грёбаного параллелограмма, но потом... Позже! После полуфинала. А лучше - после финала!
- Вован, ты скоро? – скрипнув, зашипел в приоткрытую дверь класса наш вратарь Серёжка, строя жуткие рожи.
- Удинцев, закрой дверь! – рявкнула математичка, даже не взглянув в сторону входа. Мы с Серёжкой вздрогнули. Тот тут же трусливо хлопнул дверью, а я решил экстренно сменить тактику.
- Валентина Васильевна, да я же в математике ни…
- А ты постарайся… - взгляд холодных глаз - выразительней некуда: «…да, шантаж, и...? Осмелишься отказаться? Я, конечно, не знаю, что это – "ионика", но имей ввиду, Волков…»

Вот… Вот! Видали? Что я вам говорил?

- Ладно, - я почувствовал, что пора капитулировать, что «точка невозврата» где-то уже совсем рядом. А там посмотрим, по ходу дела, - тема-то хоть какая?
- Теория графов. – Бородавка зловеще усмехнулась, глядя на моё вытягивающееся лицо и торопливо добавила: - Вот литература, вникай…

- Ты чё-ё-ё? – заорал Удинцев с противоположного конца коридора, от туалета, где он обычно скрывался от Бородавки, дико вращая пальцем у виска и выразительно демонстрируя мне наручные часы. – Тренировка же!
- Бежим! – крикнул я в ответ, запихивая на ходу книжки в спортивную сумку.
- К четвергу, Волков! – ударило мне в спину.


                ***


Сколько я знал Толика Малеева, он всегда был таким. Не от мира сего.
 
Нет, он мало походил на взрослого районного дурачка Витьку, круглосуточно слоняющегося на подгибающихся непослушных ногах по улицам с непонятной улыбкой, кривящей слюнявые губы. Старушки Витьку жалели, мы же, пацаны… М-де… Молодость жестока. Но понял я это гораздо позже, а тогда…

- Витька, здорово! – махали мы дурачку, предвкушая веселье.

Витька заметно напрягался, втягивая голову в плечи, но узнав нас, местных мальчишек, благодушно мычал и что-то там изображал в ответ скрюченными руками.

- Витька, менты! – весело орали мы, сидя на заборе и гоняя сигаретного «солдата».

Витька свою клоунскую роль знал хорошо. Назубок. Сделав испуганное лицо и скуля от страха, он пригибался к земле и смешными скачками, окропляя всё вокруг слюной, прятался. Делал вид, что прячется. Мы ржали, кашляя от сигаретного дыма, дрыгая ногами и хватаясь за животы.

- Витьку менты побили! – новая вводная...

А Витька был рад стараться, честно отрабатывая презрительно брошенную нами, сопляками, сигаретку, падая на асфальт и испуская нечеловеческие стоны. При этом жутковато и слюняво улыбаясь…

- А ну, прекратите! – кричала какая-нибудь женщина с балкона. – Изверги!...

М-де… И не стыдно вам было? – спросите вы. Сейчас – безумно стыдно, тогда… Если и шевелились где-то в глубине души робкие инфузории жалости, смех товарищей тут же, не мешкая, растворял их. Сжигал. Пристреливал… Наповал… Выглядеть маменькиным сынком, а попросту – чмом, в глазах друзей хотелось не очень...

Толик не походил и на Игорька из соседней девятиэтажки, нашего ровесника, болеющего странной болезнью. Игорёк, в отличие от нас, не  учился в школе. Не мог… У него быстро росла голова. А тело словно бы застыло в шестилетнем возрасте…

Над Игорьком мы не смеялись. Никогда. Мы жалели его. И всегда подсаживались рядом, когда мама выносила его во двор и пристраивала на скамейку. Присаживались поболтать. Скрасить, так сказать... Ведь Игорёк, хоть и не учился, был очень умным, он даже знал, что скоро умрёт – его внутренние органы росли вместе с головой и уже не умещались в тщедушном тельце… Он так и говорил в беседах с нами – «…точно-точно, так и  будет, но потом, когда я уже умру…» Ушёл Игорёк тихо и незаметно, на его похороны собрались, наверное, все мальчишки района… Можете не верить, но мы плакали...

Нет, Толик Малеев был иным.

Во-первых, он был круглым отличником. И учился аж в десятом классе. А водился отчего-то не с ровесниками, а с нами, второ-третьеклашками.

Во-вторых, он был странным. Вместо портфеля у него была драная авоська из мешковины с трафаретным Джимом Моррисоном и несколькими загадочными, донельзя потрёпанными книжками. Не учебниками, нет, я пытался проверить... С какими - так и не знаю, получать ещё одну оплеуху от этого психа хотелось не очень-то. "Это не для вас! - помню, взвизгнул тогда Толик, опасливо пряча авоську за спину и багровея от ярости. - Вам это не понять! Это нельзя вам!" Я лишь пару раз видел, как Малеев читал эти книжки, забиваясь в самый укромный уголок на школьном дворе. Читал, время от времени отрываясь и задумчиво глядя вдаль.

Впрочем - нет, Малеев был даже не странным. Это мягко сказано. Он был непонятным... Сейчас вы поймёте, отчего я так говорю. Типичная картинка общения с Малеевым – вот она, в моей памяти:

-… Да-да, в том доме привидения есть… - Толик, уже в который раз споткнувшись о наши насмешливые взгляды, аж привстал. – Я вам точно говорю! А знаете, как определить, есть ли в доме домовой? Надо написать на бумажке «я в доме хозяин!» и положить в недоступное для людей место…
- И что? – недоверчиво таращились на Малеева пацаны.
- Если надпись будет зачёркнута или записка исчезнет – есть домовой! – горячился Толик, поправляя то и дело сползающие очки и машинально одёргивая короткие пиджачные рукава.
- Ха-а! – веселились материалистически социалистические мальчишки. – Да пошёл ты, Малеев...
- Чего-чего? – разъярённо взлетал Толик. Поздно. Хохочущая несубординированная пацанва кривлялась, показывая языки, уже вне пределов досягаемости.
 
Я не убегал. Потому что никогда с Толиком не спорил. Мне, проводящему значительную часть жизни в полном тайн и загадок глухом кержацком посёлке, мысль о домовых безумно смешной не казалась. Особенно после того, как я своими глазами (и не раз!) видел по утрам в дедовой конюшне испуганно шарахающихся коней, длинные гривы которых за ночь были кем-то умело заплетены в косички. Или…
Но речь не об этом. Не спорил и всё. Наверное, поэтому Малеев избрал именно меня для своих откровений.

- Вова-а… - зловеще и жарко шептал Толик, полуобняв за плечи и склонившись ко мне, застывшему, словно загипнотизированному. – Конец света скоро…
- И что? – я не находился, что сказать, разве что это, сакраментальное.
- А то, что земля расколется надвое. А с неба повиснет верёвка… Канат на школьной физкультуре помнишь? Такая же… Так вот, некоторые залезут по канату на небо, а остальные упадут в трещину… И гореть будут… И кричать будут... Слышал, как кричит изгоняемый дьявол? О-о-о-о...
- Пусти... – я начинал вырываться, холодея от этого жутковатого присвистывающего шёпота.
- И если ты хочешь, чтоб твоей участью был канат, а не…
- Пусти, дурак! – я отбегал на безопасное расстояние и слово в слово повторял слова друзей: - Да пошёл ты!

Малеев так и оставался сидеть на скамье в одиночестве, нелепо поджав ноги - стыдился своих чересчур коротких школьных брюк. По лицу Толика то и дело пробегал странный румянец, а глаза влажно и мечтательно мерцали... Как будто он опять читал свои книжки...
Хм... Интересно - и где Малеев всего этого нахватался? Всей этой противоречивой билиберды... Ведь он одно время даже был комсоргом школы…


                ***



Как это обычно бывает, рефератом я занимался только в последние две ночи перед злосчастным четвергом. Занимался, признаться, на совесть… До бабочек в глазах. И сам не заметил, как увлёкся. Увлёкся настолько, что перерешал добрую треть задач из учебника по теории графов.

- Вова, ты с ума сошёл? – мама, уходящая на работу, трясла меня, заснувшего прямо у стола, за плечо. – Надо зайти в школу. Вам что там задают-то такое?
               

- Ну вот, - довольно потёрла руки Бородавка, полистав реферат, - можешь, ведь, когда захочешь, Волков.

Я с трудом подавил зевок и оглянулся на скрип открываемой двери. В класс вошла Элеонора, директриса нашей школы.

Элеонору мы уважали. И побаивались. Она была вспыльчива, громогласна, но справедлива. Нереально справедлива. Элеонора не считала зазорным извиниться даже перед каким-нибудь сопливым первоклашкой, если выяснялось, что замечание, сделанное ему учителем, выдано не по адресу. Но попадаться ей под горячую руку… Или врать… Упаси Господь! А когда Элеонора, звеня наградами, появлялась в школе накануне Дня Победы, о-о-о… Кстати, на фронте она была снайпером. Снайпером!!!

- Валентина Васильевна… - Элеонора мельком взглянула и на меня. – Здравствуй, Володя! Кто от нашей школы планируется на олимпиады?
- По геометрии – Синицына, по физике… - Бородавка торопливо выхватила бумажку из кипы подобных. – По физике – Жамалетдинов, по химии – Юрченко.
- Хорошо. – Элеонора, чуть подумав, хмыкнула. – Не поняла, а по математике?
- Волков, - кивнула в мою сторону Бородавка.

Что-о-о? Кто-о-о?

- Элеонора Михайловна, я же… Я же реферат сделал… - залепетал я, захлёбываясь от возмущения. – Это неспра… Почему всегда я?
- Что значит «всегда»? – приподняла бровь Элеонора. – Один раз только. Считай, что это моя личная просьба… Кстати, Володя, вы «ионику» подобрали? Готовы оплатить по безналу.

Перечить Элеоноре было себе дороже. Избрать подобную модель поведения мог разве что прожжёный суицидник.

- Подобрали... - ответил я. Угумс... Ну, раз вы со мной так…
- Сколько стоит?

Услышав озвученную мной цифру, Бородавка, прикрыв рот рукой, ошарашенно опустилась на стул, а Элеонора крякнула.

- Хорошая хоть?
- Да, - смело пёр я грудью на амбразуру, – двухклавиатурная «Ямаха»… Японская. У меня есть фотогра…
- Ладно, что с вами делать. Надо так надо… Но выпускной с вас, слышишь, Володя? Никаких других ансамблей приглашать не будем!

Я кивнул. Ур-р-ра! Да я готов семь олимпиад посетить. Семнадцать! Хоть математических, хоть… Хоть спортивных!


                ***


Нас было шестнадцать. Избранных математиков со всех школ района. Так и сказала женщина из ГорОНО, открывающая олимпиаду – «вы – избранные». Ну-ну, посмотрим…

- Начали! – торжественно объявила высокая статная женщина, ответственная в нашей группе, взглянув на часы. – У вас сто двадцать минут!

Я торопливо распечатал конверт с персональным заданием, лежащий на столе, и не без интереса прочёл:

«Задача № 1.
Есть две страны, Обычная и Зазеркалье. У каждого города в обычной стране есть двойник в Зазеркалье (и наоборот). Однако, если в Обычной стране какие-то два города соединены авиалинией, то в Зазеркалье эти города не соединены. А два любых несоединённых в Обычной стране обязательно связаны авиалинией в Зазеркалье. В Обычной стране Алиса не может добраться из города А в город В, сделав менее двух пересадок.
Докажите, что в Зазеркалье Алиса сможет перелететь из любого города в другой, сделав не более двух пересадок».

«Что за чушь? – раздумывал я, разглядывая озабоченных коллег-избранных. – Зазеркалье, Алиса… Кот Чеширский…  Это точно олимпиада по математике?»

«Задача № 2.
На конкурсе по математике в институте МИМИНО предлагалось 20 задач. На закрытие пришло 20 школьников. Каждый из них решил по две задачи, причем выяснилось, что среди пришедших каждую задачу решило ровно два школьника.
Докажите, что можно так организовать разбор задач, чтобы каждый школьник рассказал одну из решенных им задач, и все задачи были разобраны».

«Час от часу не легче…  Беллетристика какая-то... Постой-ка, постой-ка… - я обрадованно и громко хлопнул себя ладонью по лбу – эти задачи явно решались с помощью графов! – Ну, Бородавка… Ай да Бородавка!»


Изрисовав пару-тройку листов графами, я без особых затруднений решил две первые задачи и, гордо выпрямившись, обвёл торжествующим взглядом товарищей по несчастью. Все были заняты, уткнувшись носами. Скукота… А у меня заслуженный перекур!

Дверь аудитории бесшумно отворилась и вошёл… Толик Малеев! Он почти не изменился, разве что ссутулился малость, прибавил диоптрий да облагородил авоську... Что? Он опять с ней? Вот смехота-то... А в авоське, поди, всё те же бумажные лохмотья...
Малеев что-то показал знаками нашей ответственной и, дождавшись ответного кивка, равнодушно пошёл по рядам, почти утыкаясь носом в работы "избранных". Со стороны казалось, что он клюёт столы.

Малеев… Мамма мия, кто бы мог подумать? Я знал, что он окончил школу с золотой медалью, потом институт, физмат, что ли, теперь, судя по всему, аспирантура или что-то в этом роде. А может, он уже кандидат? Да нет, по времени не получилось бы, хотя он мог и экстернуть малость...

Тем временем Малеев добрался и до меня. Клюнул тетрадь. Хрюкнул удивлённо. Поправил очки и, не выпрямляясь, повернул голову.

- Вы усьсьсьвзэмэшэ? - как тогда, шёпотом и присвистывая на шипящих.
- Че-его? – я невольно открыл рот.
- Вы учитесь в заочной математической школе?
- Не-е-ет… - неуверенно протянул я. – В обычной.

Хмыкнув, Малеев, вернулся к клеванию моего труда.

- Малеев… Толик… - нерешительно шепнул я ему. Он, поправив очки, воззрился, казалось, прямо мне в душу, часто и удивлённо моргая. – Школа… Домовой… Помнишь? Конец света…

Толик вздрогнул и, бросив мою тетрадь, спешно двинулся дальше, то и дело затравленно оборачиваясь. Странно… Он испугался? Обиделся? А что я такого сказал?

- Малеев! – ещё одна попытка.
- Тсссс… - ответственная постучала авторучкой по столу. – Вы закончили?
- Нет, - пробормотал я и уткнулся в примеры. Но в голову уже ничего не лезло. Кроме Малеева…

- Волков – третье место! – объявила прямо на уроке Бородавка. – Полностью решены две задачи. Примеры же решены неверно… И это не может не настораживать... Волков, к доске! Записываем пример...


                ***



- Водичка – блеск! – Серёжка Удинцев рухнул на одеяло, обдав нас с девчонками хрустальными брызгами. – Вован, а пиво где? А шашлыки не пора?
- Пора, пожалуй... – я поднялся.

- Угости сигареткой, любезный... – я, вздрогнув, обернулся. Стоящий за спиной мужичок просительно таращился на меня, растягивая до ушей щербатый рот. – Угости, а?
- Серёжа, это кто-о? – недовольно, в один голос, и Серёжкина подруга, и моя свежеиспечённая супруга Елена. - Ты же сказал "закрытый пляж"!
- Как это кто… - Удинцев ошарашенно смотрел на нас. Долго смотрел. Но потом не выдержал и засмеялся. – Часто, я вижу, вы бываете на этом озере…
- Серёжка-а-а…
- Правда не знаете? Здесь, прямо на берегу, психушку построили. Давно уже... Элитную, кстати, так просто не попасть… Так вот, это психи и есть… Гуляют. Это их пляж! – Серёжка взглянул на отвисшие челюсти девчонок и снова расхохотался. – Да не бойтесь вы, следят за ними. Вон те двое тоже психи, а там, похоже, санитар…

Мы и не боялись. Чего их бояться? Я не мог уловить ни единого агрессивного флюида от этих разговаривающих с собой же типов. Разве что вот тот нервный седоватый очкарик с авоськой…
Стоп! Я невольно напрягся и прислушался.

- Да-да… Земля расколется надвое… А с неба спустится верёвка, по которой… - мужичок, перестав присвистывать, резко поднял голову, оторвавшись от довольно интенсивного ковыряния палочкой в песке. Заметив, что я смотрю на него, он рывком поднялся и, загребая ногами гальку, торопливо двинулся вдоль воды прочь.
- Малеев! – крикнул я, отчего-то волнуясь. Меня вроде как осенило. – Постой, Малеев!

Мужичок лишь ускорил шаг, вжав голову в плечи и крепче прижав к груди авоську.

- Вовка, ты его знаешь? – обняла меня Ленка. - Кто это?
- Да так, человек один… - неохотно ответил я, лихорадочно вспоминая - как там, как там? А потом, закрыв глаза, добавил: - Помнишь, в «Однодуме»: "- Все же, значит, есть в нем вредная фантазия. - А в чем она заключается? - Библии начитался. - Ишь его, дурака, угораздило! - Да; начитался от скуки и позабыть не может. - Экий дурак! Что же теперь с ним сделать? - Ничего не сделаешь: он уже очень далеко начитан. - Неужели до самого до «Христа» дошел? - Всю, всю прочитал. - Ну, значит, шабаш…"*




* © Н.С.Лесков.
** плакат И.Громицкого, 1930 год.