Мурка

                М У Р К А

     О том, что кошка или собака должны быть породистыми, никто в нашем селе не думал. Не совру, если скажу, что про это никто и не знал в те далёкие годы. Для меня и для тех, кто меня окружал, были: просто собаки, просто кошки, овцы, козы, коровы, лошади, свиньи. Единственный человек, у которого кругозор был несколько шире нашего – это колхозный зоотехник. Приезжая женщина, средних лет, контролировала работу ферм с тысячным поголовьем сразу в нескольких сёлах. Проверяла, наставляла председателей колхозов, зав. фермами с животноводами. Хоть она и жила в нашем селе, рядом с сельским клубом, люди о ней знали мало. Злые языки поговаривали, что она охотнее говорила со своей лошадью, чем даже с соседями. Этакая барынька, разъезжающая на возке, прикрытом полосатым рядном. Лошадью правила сама и по всему видно не очень умело. Возок частенько опрокидывался. Случайным свидетелем такого происшествия была я. По нашей кривой и узенькой улочке редко проезжали подводы. По этой причине заслышав торохтение колёс детишки висли на воротинах. Продвижение двуколки оглашали заливистым лаем цепные собаки.
     Возок Веры Леонтьевны Могилко уже лежал на боку на ту минуту, когда мы с братом выглянули из-за забора. Возница поглаживала ушибленную коленку и как-то добродушно корила лошадь за такую оплошность, хотя даже дети понимали, что виновата она сама. Сероватая лошадь с белыми пятнами, словно прилипшими солнечными зайчиками, с чёрной аккуратно подстриженной чёлкой, прядала ушами и смотрела на неё большими немного пугливыми глазами.
     Виновницей именно этого происшествия была, не кто иной, а наша кошка, Мурка. На нашей тихой улице кошку испугал такой вид транспорта. Спасаясь от торохтящей повозки, Мурка бросилась бежать к своему двору. В свою очередь испугала лошадь… На моих руках кошка быстро успокоилась и даже запела свою колыбельную песенку. Шедшие по улице мужики пособили вознице. Поставили возок на колёса. Даже солому собрали с земли и кинули на возок, прикрыли её рядном. Проверили: не сломалось ли чего. Помогли взобраться на возок незадачливой вознице. Из всех бед Веру Леонтьевну больше всего заботил большой кожаный портфель, который она прижимала к груди. Но никому и в голову бы не пришло посягнуть на её «сокровище». Мужики нашли в траве даже её кнутик с двумя красными кисточками. Одного только смущённые мужики не сделали: постеснялись сказать о том, что из пышной причёски важной дамочки торчали соломинки. В таком виде она и проехала по селу, вроде цыганки ночевавшей в стогу соломы, на потеху сельских баб.
     Хоть это происшествие и было событием на нашей улице, но я о нём скоро забыла. Меня переполняла радость: вернулась наша Мурка. Мы с братом кормили её всем, что было лучшего в нашей избе. Кошка ласкалась к нам и мурлыкала.
     - Отстаньте от неё! Совсем затискали кошку. Нечего её кормить, пусть мышей ловит…- прикрикнула на нас бабушка.
     Ловить мышей наша Мурка умела. Это была обычная, серенькая, как мама говорила «пепелястая», кошечка. Вот именно «кошечка». Спустя десять лет я приехала в Сибирь и увидела местных котов. Моему удивлению небыло конца. Я даже не предполагала, что коты могут быть такими большими. В нашем, украинском селе, если не сказать наполовину, то уж точно на треть коты меньше. Но зато куда сноровистее, сибирских откормленных ленивцев.
     Наша Мурка обслуживала три подворья. В каждом подворье были хлева, курятник, летняя кухня, клуня, где хранились не обмолоченные снопы ржи, кукурузные початки, снопики подсыхающей фасоли. Это ж просто пиршество для мышей, если б не кошка. Мурка по две, по три за день ловила. Добычу приносила деду моему, Федоту. Если мама и бабушка пугливо вскрикивали от таких «гостинцев», то дед щёлкая языком хвалил кошку.
     - Ай, молодца! Молодца Мякэнька! Ну, ешь, ешь свою хвостатую колбасу…
     Мы брезгливо отворачивались, когда кошка с мышью в зубах шествовала по двору в укромный уголок или несла котятам на забаву. Но больше всего уважали мы свою кошку за то, что она не притаскивала змей и ящериц. Этого добра в наших краях было в избытке. Сидящих лягушек Мурка просто отпугивала от порога, но есть – не ела. И это тоже было её плюсом.
     Кот соседки, тётки Наталки, был крупнее нашей кошки. Этакий полосатый, головастый котище, полёживающий на солнышке. Тётка Наталка, с нашего согласия, не раз уносила нашу Мурку в свой двор и даже на какое-то время запирала в кладовке. Потом, смеясь, рассказывала, как кошка угощала словленными мышами её ленивого Тимку. Даже вечно хмурый дядька Штыфан привечал кошку.
     Дедов дом от нашего этак - километра за полтора. Кошка по незнакомой местности, пуганная людьми, собаками и другой живностью, перебиралась через яры и канавы, возвращалась в свой двор только через сутки. О том, что кошка сбежала, дед нам раньше сообщал. Сам сильно переживал: как бы чего с нею не случилось? С нетерпением поджидал любимицу. Во время ожидания мы с братом устраивали деду молчаливый протест. Проще говоря: не разговаривали с ним и клятвенно обещали, что нашу Мурку мы ему больше не дадим. Зато, когда появлялась кошка, в доме был настоящий праздник.
     Село наше тянулось по пригорку, вдоль реки Мурафы и было исполосовано глубоченными ярами. После таянья снегов мужики подсыпали дороги размытые талыми водами. Яры же с каждым годом становились глубже. Туда и заглянуть редко кто отважится, как бы голова не закружилась. А говорю я об этом потому, что был один случай.
     Однажды, тётка Фаня, живущая по ту сторону яра, решительно заявила моей бабушке, что наша кошка ворует у неё цыплят. Бабушка уверяла её, что Мурка умная кошка и в таких злодеяниях замечена не была. То же подтвердила и соседка Наталка. Но Фаня в гневе своём распалилась не на шутку и обещала убить кошку. В том, что воровала цыплят не наша кошка, мы были уверены ещё и потому, Что Мурка в это самое время жила у деда под «домашним арестом».
     Через пару дней, когда в доме были только мы с братом, тётка Фаня опять пришла к нам. Немилосердно стуча палкой о наши ворота, стала требовать выдать ей кошку для немедленной расправы. Никаких оправдывающих доводов она и слушать не желала. Порывалась найти сама кошку и заодно и нас палкой поколотить. Испугавшись гневной тётки, мы забежали в сени и заперли дверь на засов. Благополучно переждали тёткину осаду, но тревога не улеглась и после её ухода. А когда вечером дед объявил о том, что кошка очередной раз сбежала, мы и вовсе расплакались. Где её искать – никто не знал. Защитить нашу любимицу тоже не могли. Оставалось надеяться на счастливый исход и ждать.
     Кошка объявилась только на четвёртые сутки, избитая, с кровоточащими ранами.  Вдобавок ей предстояло котят рожать. Бабушка лечила бедняжку, как могла. Ночью Мурка разродилась мёртвыми котятами.
     Наша семья и семейство тётки Фани рассорились окончательно. Помню только из событий сорокалетней давности, что в разговоре с соседкой Наталкой, бабушка дивилась: «Фаня уверена была, что убила нашу кошку и в землю зарыла. А Мурка ожила. Не только из земли вылезла, но и домой приползла. С «того света» вернулась…» Ещё долго дивились живучести кошки.
     Второе качество нашей Мурки, это то, что котят она приносила только от Тимки, кота тётки Наталки. Это была завидная любовь. Они даже лакомства носили друг другу.
     Чудно было и то, что в нашем подворье водились только  белые собаки, которым непременно давали имя Жора и пепельного цвета кошки, Мурки. Хотя дед с завидным постоянством называл кошку Мякэнька. От слова «мякенькая». Кошка откликалась на это прозвище, но только деду.
     Когда я уехала из села, мама писала, что наша семья перебралась в другой дом поближе к центру села. Изба, в которой я выросла, просто развалилась от старости. Однако кошка ещё несколько раз с нового подворья убегала проведать ставшие родными и для неё места. Не дождавшись, дед шёл искать. Возвращались всегда одинаково. Мурка сидела у деда на загорбке и насторожёно поглядывала на всех, кого им доводилось встретить.
     Странным для себя считаю и то, как я любила Мурку в детстве, с той же силой у меня развилась обратная неприязнь к другим представительницам кошачьего рода. Дошло до того, что даже брезговала сесть на то место, где раньше кошка сидела. Как такое объяснить, я, честно говоря – не могу. Видать что-то во мне перевернулось.

                6 января 2007 года.