Все в прошлом. Странная семейная жизнь

  Странная семейная жизнь

            На работу я летела на крыльях, особенно, если были инспекционные поездки по школам района: встречи с педагогами, школьниками, их родителями, обеспечение  школьного процесса необходимыми учебниками и наглядными пособиями, бытовые условия в интернатах и отдельных  семьях.  Я любила мою работу. А вот домой возвращалась как на каторгу.
          Последний раз, вздохнув свободно перед закрытой дверью, я нацепила на губы любящую улыбку и толкнула дверь. На пороге кухни, в фартуке, вытирая очередную тарелку, появился Саша:
          – Устала? – Заботливо спросил  он, – сейчас будем ужинать. Кстати, ты не забыла, завтра тебе в парикмахерскую.
           – Чтоб ты провалился со своей парикмахерской, что я тебе кукла,  что ли?! – Думала я про себя –  Нет, Сашенька, я уже отпросилась у  Анны Николаевны и завтра не поеду по районам. Обычный разговор.  Два раза в неделю я обязана была посещать парикмахерскую.  Саша все время твердил, что я должна быть в форме. Я на виду у города и власти. Ужин. Сон. Утро. Работа.
           Я не понимала его дикой заботы обо мне. Я не могла понять,  почему я всегда должна была выглядеть как новая нарядная кукла. По хозяйству дома я ничего не делала. Золотой муж. Но что-то было не так. Отдельные поступки  загоняли меня в тупик.
          Саша всегда пытался выглядеть значительным, представителем элиты города. Он даже заказал себе очки с простыми стеклами в дорогой оправе и всегда в магазине, рассматривая ту или иную вещь, пакеты с продуктами, вынимал царственным движением очки из верхнего или внутреннего кармана пиджака, открывал дужки, подносил очки к глазам и, прищурившись, рассматривал швы, покрой,  ценники. Эта нарочитость выводила меня из равновесия. Она напоминала мне детскую игру.
          При первой нашей встрече в аэропорту Кемерово я подумала, что чужие мы люди, а теперь убедилась, что прожитые вместе годы не сблизили нас. Он был непонятен мне. При всей своей внешней заботе, что-то было не так. И посоветоваться не с кем. Коллеги мне завидовали и не могли понять, какого дьявола я нос ворочу, поймав золотого мужика, да еще такого молодого, красивого, а главное непьющего.
          Сегодня такие мероприятия  называются «корпоративные вечеринки». Они и в то время устраивались сильными мира сего и  примерно с той же целью.
Саша меня на них всегда отправлял одну, всегда сам отслеживал, что я одеваю, вплоть до нижнего белья. Однажды я настояла и взяла его с собой. Он часа два простоял перед зеркалом, перемерил пять или шесть рубашек, чуть не забыл свои знаменитые очки, и за ними пришлось вернуться. В результате мы явились на «закрытый» прием с опозданием.  Весь вечер все было, как сейчас говорят, «путем», а меня грызли черные мысли.
          – Ну, почему мы не танцуем вместе, почему Саша демонстрирует полное ко мне равнодушие, почему не хочет увидеть приставаний ко мне первого лица этой вечеринки, делает вид, что не замечает его настойчивых ухаживаний, имеющих одну цель. Все выяснилось в конце вечера, когда все стали расходиться по домам. На улице первый, схватил меня за руку:
          – Поехали ко мне. – Предложил он.
          – Я замужем. Вон в сторонке стоит мой муж, он ждет меня.
          На все уговоры первого, был один ответ – нет. Он отвез нас с Сашей домой и уехал.  С его отъездом началась вторая половина  вечеринки. И я прозрела.
          – Ты, что, охерела?  Я второй год выслеживаю его. Ты могла этой ночью  сделать то, что я и за десять лет не сделаю. Я тоже хочу принадлежать к этой элите, ездить в машине, управлять этим безграмотным быдлом, такими придурками как ты. Что жалко было дать?!  Думаешь,  мне легко с зэками на той щековой. Ты попробуй. Я, что даром тебя как куклу содержу?!
           – Ну, вот, все и стало на свои места. Никогда не было любви. Ни  тогда в Тирасполе, ни сейчас в Топках. Один голый расчет, в котором мне отводилась роль приманки. Память услужливо подсунула еще несколько подобных ситуаций, которые я,  «придурок» не могла понять. Конечно, придурок, а кто еще. Нищенка и байстрючка вздумала любви искать.
          –  Ага, выкуси! – Глотала я горькие слезы. А потом беспомощно спросила:
          – Так ты меня специально вызвал сюда, чтобы подложить под кого-нибудь? И тебе не противно?
           – А когда меня на зоне петушили, тебе не было противно, а когда нас отобрали на эксперимент, зомбировали и заставляли дерьмо свое жрать,  тебе не было противно?! Я не человек, ты понимаешь? Я зомби. И мне надо вырваться в то общество. Только так я могу стать, стать тем, к чему стремлюсь с детства.
            Что дальше кричал Саша, я не помню. Опомнилась от боли в руке. Врач делал укол. Рядом стоял Саша с виноватым видом, вернее с маской виноватого мужа на лице.
           Саша был неплохим отчимом. К дочери он относился строго, но справедливо. С этой злополучной вечеринки все изменилось и однажды, не выдержав, я сказала ему:
           – Перестань издеваться над моей дочерью. – Он в очередной раз учил ее правильно застилать свою коечку. Девочка устала и была близка к истерике, что при ее состоянии здоровья было чревато плохими последствиями.
          – Это не твоя, а наша дочь. И она не будет придурком как ты.
          – У тебя со мной никогда не будет общих детей, и моего ребенка не смей мучить, зомби.
          Я дала телеграмму брату. На второй день прилетел брат, напугав меня до смерти быстрым прилетом. Я  начала увольнительную эпопею, а брат  сборы к отъезду. Брат сказал, что наш старый дом разрушили и всем жильцам дали квартиры, в том числе и мне.  Неожиданно Саша объявил, что едет со мной, что все будет хорошо. Больше таких выступлений я от него не услышу. Я кивнула головой в знак согласия.  Разговаривать с ним я не могла.
         Возвращались в купейном вагоне. В  Свердловске Саша объявил, что дальше с нами не поедет,  вернется к родителям в Карпинск.
    В Тирасполь я вернулась холостой. Прижавшись ко мне, дочь сказала:
    –  Мам, давай жить без мужчин. Ну, их. Они все недобрые.
          Выбор был сделан. С недобрыми нам не по пути.  А добрые? Добрых разбирают еще в детском садике  – отшучивалась я на все вопросы подруг, почему не пытаюсь создать новую семью. В последующие годы у меня были две встречи с Сашей и даже односторонняя переписка.  Внуку было уже шесть лет, когда открыв  поздним вечером дверь на звонок, я увидела перед собой типичного представителя зэковской элиты. Лысоватый, в очках, с золотыми фиксами, в полугалифе и туфлях (комбинация черного с белым), с маленьким чемоданчиком в руке, передо мной стоял Саша.
          Он отсидел десять лет – от звонка до звонка, взяв на себя всю вину за перегон  в Китай составов с углем и лесом из Новосибирска. Спросил, чего я добилась за эти врозь прожитые года. Ответила, что стала кандидатом наук, что работаю в НИИ, что дочь учится в Одесской консерватории, что у меня все хорошо.
           – А ты одна дома? –  Был его следующий вопрос.  Ответом ему был ужас в моих глазах и,  поняв, его верно, Саша заторопился в гостиницу. Попросил пару статей или одну из копий диссертации на память и  ушел. Договорились, что утром свяжемся и он скажет зачем приезжал в Тирасполь и какая помощь ему от меня нужна. Утром, позвонив в гостиницу я узнала, что он отбыл из города в неизвестном направлении.
          Больше мы не встречались. Но некоторое время спустя я стала получать от него  бандероли с газетами. Газета называлась «Зомбированные», главным редактором был он. В газетах указывались адреса, фамилии  людей и довольно известных в Советском Союзе, якобы зомбированных, описывались издевательства над ними, обращения к  Л.И.Брежневу и т.д. Я не отвечала, а дочь собрала их и отослала ему на Новосибирский адрес. Все! Закончился большой кусок моей странной семейной жизни. Кто из нас был прав, как должна была я поступить, что сохранить – семью или …, до сих пор  членораздельно ответить себе не могу.

                (Продолжение   следует)