Одиночество. Зарисовка 2

Вместо того чтобы посвятить себя миру, человек растрачивает себя на дела.
© Карлос Кастанеда.

«Дела, дела», - думала эльфийка, смотря на заваленный различными цветными бумагами стол. Вот она, жизнь современного Мага – решать управленческие задачи, пытаться что-то организовать. Она нахмурилась и, словно пытаясь абстрагироваться от этой реальности, посмотрела в высокое стрельчатое окно.
За окном был октябрь: не такой яркий, серый, как бархат платья Мага Просвещения, дождливый. Эльфийка встала и подошла к окну ближе, смотря невидящим взглядом на раскинувшуюся под главным офисом провинцию Дримлэнд. То там, то тут сновали люди, эльфы, коты, тролли и все, кто только жил в Дриме. А это только малая часть.
Они бежали по своим делам, не ведая, что там высоко за ними наблюдает эльфийка, пытаясь понять, где же её место в этом мире.

Добро пожаловать в мой мир! Не очень, да?
© Части тела

Её мир – это … Это далеко не сказка, хотя так может показаться со стороны. Её мир наполнен делами, встречами, разборками, но это не то, что она хочет. Но ей приходится. Хочешь жить – умей вертеться, так или иначе.
В её мире нет места доверию, нет места искренности, в её мире нет места тому, что люди называют человечностью. Она прожила множество жизней, читая книги, переживая их и вынося свои уроки. Она сумела выжить, сумела не сломаться, когда все было против неё, но сейчас… Сейчас усталость от жизни, усталость от дел навалилась на неё, как пелена, от которой не избавиться.
Эльфийка тряхнула головой, прогоняя невеселые мысли, и заправила за ухо выпавшую яркую медно-рыжую прядь, результат недавнего эксперимента. Взгляд её, блуждающий по рабочему кабинету, снова остановился на столе. Не задерживаясь на бумагах, она посмотрела на фотографию космического пирата, её Лорда, которого ей сейчас так не хватало.
Несмотря на то, что она часто созванивалась и изредка виделась с ним, она все равно чувствовала себя одинокой. Одиночество нельзя прогнать словами, от него не избавиться на расстоянии.

Я привыкаю к одиночеству.
Это хуже наркотиков, хуже зависимости от любви.
Я привыкаю: к недосказанности, недозвоненности,
к молчанью вместо криков :"Помоги!".
Я привыкаю жить не сказкою,
я привыкаю доживать.
Я привыкаю кофе с чаем не пить,
— а залпом допивать…
Я привыкаю, пристываю
И забываю как дышать. ©

Её одиночество было с детства: сестра, которая, казалось, ненавидела её, родные редко обращали на неё внимания. Ни подруг, ни друзей. Потом вроде бы, появилась надежда, но… Разбились розовые очки, разбились мечты, разбилось сердце, теперь уже не подлежащее восстановлению. Она стала более жесткой, более холодной, но ей никогда не хотелось, чтобы кто-то пережил то, что пережила она сама.
Эльфийка не знала, как она смогла прожить  те два года. Более менее очухавшись от тяжелых воспоминаний, Маг снова перевела взгляд на окно, но уже смотря на пожелтевший парк. Быстро приняв решение, она схватила длинный золотистый палантин и выскочила из кабинета, даже не закрыв дверь. Да и кому нужны её бумажки? Она сбежала вниз по винтовой лестнице, мечтая побыстрее оказаться в парке, под защитой и опекой крон. Ну и пусть, что там идет дождь.

Одиночество замаячило перед ним, обретая черты неизбежности. Это – реальность, от которой уже не отмахнуться.
© Лючия Тройси. Войны всплывшего мира

Она шла по пустынной аллее, наслаждаясь пустым умиротворением в душе. Чем плохо одиночество: все, что ты прячешь, все, что пытаешься зарыть в самые укромные уголки сознания, тут же приходит тебе на ум.
Одиночество. Что может быть хуже? Фаина Раневская говорила, что одиночество – это когда некому рассказать сон. Ей было кому рассказать его, но вряд ли бы кто понял. Эльфийка остановилась и посмотрела себе под ноги, на ковер из мокрых листьев, на капли дождя на них. Боль растерзанного людьми сердца стучала в висках, но Маг тряхнула головой и снова пошла дальше, все больше накрываемая одиночеством и пустотой, как волнами прилива.
Сказка, Мир-Мечта… Маг услышала смех и хохот неподалеку, а когда повернула на аллее направо, то увидела нескольких котят, точнее полукошек-полулюдей, которые весело играли. Она чуть улыбнулась, и её сердце болезненно сжалось, ведь она не могла себе позволить такое. Лицо, репутация и все остальное. Ей было тяжело каждый раз играть разные роли, каждый раз затыкать сердце и думать. Только логически думать.

Если голос сердца подвел, самое время прислушаться к разуму и принять взвешенное решение.
© Крем

После двух лет депрессии и апатии, её сердце разучилось говорить. Немое, оно выполняло только свою работу. Все, книги, фильмы, друзья, говорили «Слушай своё сердце!», и эльфийка просто снисходительно им улыбалась. Её немое сердце могло только болеть и выполнять свою работу, не более. Оно могло любить, могло страдать, но говорить не умело. Да и что зачем ей эти глупые слова? Мир жесток, в нем нет места таким вот глупостям, как голос сердца. Она знала эта на собственном опыте, когда в первый и последний раз услышала «Мне больно. Я одна».
И снова одиночество. Каждый, как она думала, рано или поздно поймет, что значит по-настоящему быть одиноким, когда никому не расскажешь, зная, что до тебя нет дела или что тебя не поймут. Когда твоя семья считает тебя недостаточно развитой, когда тобой вечно недовольны. Когда никому нет дела, что у тебя на душе.

Я знаю людей, в душе которых вселенная, она неизмерима, бесконечна. Но до нее никому дела нет, хоть убейте. © Патрик Зюскинд. Контрабас.

Но до её души нет никому дела, и достаточно давно. А что душа? Кто-то верит, что она есть, кто-то нет. А что-то все же болит внутри, что-то все же радуется. Её душа – это маленькая, забитая птичка в серой угрюмой клетке. Это тихое привидение, которое грустно молчит и стонет по ночам во снах. Это то, что она никогда никому не покажет.
А кому это вообще надо? Она часто пытается припомнить, когда сердце не сжималось ноющей болью, когда не было щемящей пустоты в районе грудной клетки. Общалась со многими людьми, приятными и не очень, любила многих, но никогда никому не было дела до того, что чувствует Она, когда сидит за столиком в углу кафе или когда едет домой в автобусе, проезжая дома, как лоскутное одеяло, то здесь то там горящее разноцветными уютными огоньками.

Сейчас я лежу, наполовину онемевшая, наполовину обжигаемая болью. А между тем каждое утро я все же ухитряюсь вставать и уходить из дома — правда, мне приходится напоминать себе, что это действительно мой дом. Напоминать, как будто от этого места не ведет заметный даже невооруженным глазом кровавый след.
©Джениффер Линч. Тайный дневник Лоры Палмер.

Дом… Для неё это  было… Она даже не имеет понятия, что такое дом... Но ни у себя в квартире, ни дома у родителей Она не чувствует себя дома. В обществе друзей, любимых, вроде бы родных – Она чужая.
Раньше Маг могла чувствовать, что здесь, в этом Мире её настоящий дом, но… После такого обращения, после того, как она увидела тех людей, которые считали, что этот Мир развлечение… Её сердце снова пропустило удар.
Дом… Это что-то уютно-теплое, родное, нежное и мягкое. Это то место, где тебя примут безоговорочно, где не станут тебя исправлять, где каждый не старается стать лучше за счет чужих, где тебе не придется играть, не придется примерять чуждые лица.

Это было утомительно. Каждый день, кроме колготок, натягивать улыбку… ©

На все это эльфийку натолкнуло одно письмо. Её обвиняли в лицемерности, подлости, гордыне… Да, она была лицемерна, но не с этим человеком. Да, она могла сделать пользу, если это помогало многим другим. Да, она была горда, зная, что как бы больно тебе не было, ты обязана сохранять лицо.
Но эти слова все же больно ранили её, показав, что хоть она и может делать это спокойно, ей это не нравится.  Она могла быть такой, какой хотел человек, могла быть совершенно разной, но не могла быть собой. Когда ты играешь множество ролей за один день, ты с каждый днем теряешь чуточку себя. Тихо, спокойно ты растворяешься в своих ролях, и когда снимаешь маски… И когда снимаешь маски,  ты понимаешь, что твоего лица больше нет.

Каждый должен жить своим умом и для самого себя, не принося себя в жертву другим, и не делая других своими жертвами.
© Айн Рэнд. Концепция эгоизма

Часы пробили пять вечера. Пора домой. Промокшая насквозь под дождем, подавленная собственным горем, Женевьев шла, глядя пустыми глазами куда-то вдаль.