Зоя. Рассказ о жизни в Таллине

Так в 1948 году оказалась я в Таллине. К тому времени  к дяде моему вернулась из эвакуации семья и его жена стала потихоньку всякими придирками  Тоню выживать. И когда я приехала в Таллин Тоня жила в маленькой комнатке аварийного  дома, который предполагалось пустить на слом. Комната была такая крошечная, что вторая кровать туда не помещалась. Пришлось соорудить  из досок маленький топчан. На нем я и спала. На работу устроилась на завод арматуры кладовщиком, благо запись в трудовой книжке, что я уже кладовщиком работала, была. Оплату мне установили в 450 рублей. Мало, конечно, но я человек неприхотливый, да и жильё у нас с Тоней было общее. С работой я справлялась хорошо. Начальники даже хвалить меня начали. Всегда всё на своем месте, документы в порядке. А тут случилось, что мастер цеха получил серьезную производственную травму и мне предложили на время болезни его заменить. Я согласилась, работа понятная, а платить обещали в два раза больше, 900 рублей. Мастер почти девять месяцев проболел, а у меня в цеху полный порядок. Но когда он вышел на работу, мне уж вроде как неудобно стало снова на 450 рублей идти. Я и уволилась. Узнала я что набирают рабочих в новый цех,   на строящейся на  комбинате «Фабрика ситца». Пошла я прямо к начальнику цеха, Яблоков его фамилия была. К этому времени я уже смелая стала, ни кого не боялась. Оказалось, что набирают сначала на учебу в ткачихи и учиться надо 6 месяцев. Ученические – всего 350 рублей.  Нет говорю, 6 месяцев учиться я не могу. Возьмите меня на таких условиях: как научусь работать, так и поставите на станок. Я, говорю, шустрая. «Ладно, будь по твоему.  Вижу,  что шустрая», - а сам смеётся.  Начала я учиться на ткачиху. Много тогда нас девчонок набрали. Но почти все местные и русские и эстонки. Но им то что, дома папа –мама. Горького пока ещё не хватили, поэтому я сразу в передовые вышла. Больше стараюсь, лучше и получается. А дело то не хитрое, я за первую неделю суть схватила. Не прошло и трех недель моей учебы, как вызывает меня Яблоков и говорит: «Заболела у меня одна ткачиха, а мне мастера  говорят, что ты лучше всех справляешься . Так что давай принимай станок и работай . А платить тебе будут так 350 ученических. И все что выработаешь. Согласна»?
Конечно, согласна говорю.
«Ну, так с завтрашнего дня и приступай, шустрая»!, - говорит, а сам улыбается. Проработала я неделю, прикидываю, при таких темпах не меньше тысячи заработаю. А тут подходит мастер-эстонец и говорит: «Завтра сдашь станок Ирме, она уже шесть месяцев отучилась, закончила курсы, а мест других пока нет». Обидно мне стало. Пошла к Яблокову. А тот говорит:  «К сожалению, мастер прав, девчонки-эстонки в профком пошли жаловаться, почему нарушают очередность. Тут еще и политику приплетут, так что придется тебе пока сдать станок». Потом подумал немного и говорит: « В недостроенном цехе наладчики устанавливают станки и им нужны ткачихи на обслуживание пробных пусков станков. Правда, в цеху еще окна не вставлены, холодно, но кому-то работать всё равно надо. Пойдешь туда, на тех же условиях: ученическая стипендия плюс с выработки»?  Конечно, пойду, говорю.
Кроме меня в цех послали еще трех девочек-эстонок, из числа  закончивших курсы.  Начали мы там работать. На дворе январь, холодно. В цеху без окон не многим теплее. Хожу в варежках, но  когда нить рвется, работаешь голыми руками.  Девчонки 10 минут побыли в цеху и убежали в соседний цех греться. А я не ухожу, знаю, что при малейшей провинности заменят на закончившую курсы. Стараюсь. Станок моего наладчика  работает, а соседям или бегать  по цехам своих ткачих разыскивать или меня просить заправить нить. Ну я уж не отказываю. Стала несколько станков обслуживать. К концу месяца насчитали мне заработок 1200 рублей. И главное, все наладчики меня перед Яблоковым хвалят, и каждый меня  требует. Так вышла я в передовики, и когда цех заработал в штатном режиме, ни у кого и мысли не было, что я и двух месяцев не отучилась, сразу взяли штатной ткачихой.
Когда начала работать стала со станками пробовать, сколько смогу одна обслуживать. 2 станка, 3, 4 . Довела до 24 , но это уже на пределе человеческой возможности, всю смену невозможно так отработать.
В первый месяц заработала 1800 рублей, по тем временам очень большие деньги. Начальник цеха столько не получал. Да и коситься на меня стали остальные ткачихи. Пришлось умерить пыл. В дальнейшем больше 1300 рублей не давали заработать. Но меня в стахановцы выдвинули , моя фотография на доске почета перед проходной комбината постоянно  висела. На профсоюзном собрании председателем жилищно-бытовой комиссии выбрали. С жильем тогда туго было. До 1951 года мы с Тоней в той маленькой, семиметровой комнате ютились.  В  аварийном доме, не далеко от парка Кадриорг. В этом же доме семья милиционера Володи жила, и он мне, по-соседски, прописку помог оформить. А дом под снос предполагался. Мы всё ждали решения о сносе, тогда бы нам нормальное жильё дали. Этими надеждами и жили.  Мы то тогда были молодыми мне 18 Антонине 22.  И погулять хочется. В это время у меня  и подруга появилась, Аделя, красивая девушка с большой косой. Стали мы на танцы ходить, на танцплощадку в Кадриорг, в Матросский клуб, в клуб железнодорожников. Мальчики стали за мной ухаживать. Андрей – шофер, всем хороший парень, только маленького росточка.  Саша, приятель нашего соседа, милиционера Володи. Но никто мне не нравился.  Саша, бывало, подъедет на машине к нашему дому и гудком вызывает меня, а я прошу Антонину сказать, что меня нет.  А он в ответ :  «Жаль, я ей арбузов привез»! Ну,  тогда я и отзовусь : « Здесь я , Саша, сейчас выйду»!
 Мне бы там и остаться, но жена дяди стала уговаривать меня к ним прописаться. В это время стали «уплотнять» жильцов, а у дяди, была трехкомнатная квартира с двумя входами. Им пригрозили уплотнением, и тетка уговорила меня к ней переписаться. Отговаривала меня Тоня не переезжать, но мне было неудобно  отказывать  родственникам,  и я переехала. О чем не один раз пожалела. Когда переписалась, тогда только узнала, что за проживание я должна буду убирать всю квартиру и оплачивать все коммунальные платежи, кроме отопления. Дрова покупала только для своей печки.
Вход у меня был отдельный, но чтобы попасть на кухню и в туалет, надо было пройти через их комнату. В ночное время проходить было нельзя, и когда их семья трапезничала тоже. Кроме того, тетка строго следила с кем мне можно дружить, а с кем нельзя. На всякое приглашение к себе надо было испрашивать разрешение.  Познакомилась я с моряком- курсантом с училища вспомогательного флота ВМФ. Мальчик хороший, высокий красивый, Володей звали. Замуж меня звал, его в Балтийск после училища распределяли. А я посмеиваюсь, ни чего определенного не обещаю.
Но тетке моей он не понравился. «Зачем тебе этот пастух», - говорила она, намекая, что он  военный и будет  часто менять место службы. И если он приходил и спрашивал меня, а звонок был у их двери, то всегда говорила, что меня нет. В это время за мной еще один парень стал ухаживать Базин Колька. Он у нас на комбинате помощником мастера работал. Так вот он ей понравился. Смотри, говорит,  какой парень, каждый раз в новом костюме приходит, богатый значит. А тот еще ей и хвастается : « У меня дома добра 10 чемоданов». Запали ей, видать в душу эти 10 чемоданов.
Как-то раз, перед самым выпуском, пришел ко мне Володя, а дома не застал. А тетка и говорит ему: «Ну что ты всё ходишь, Зойка замуж выходит за помощника мастера с их цеха. Оставь её в покое»! Володя и ушел. Я об этом через месяц узнала, когда Володя уже уехал. И не от неё узнала, она мне об этом так ничего и не сказала, а от друга его, с которым на танцах встретилась.