Все в прошлом. Там, за поворотом

Там, за поворотом

         В мае 1973 года я перешла на работу в НИИ сельского хозяйства в лабораторию агрохимии старшим лаборантом. Слово старший мне нравилось, а вот лаборант немного коробило. А когда меня перевели в МНС – опять беда: теперь мне не нравилось слово младший, а научный сотрудник нравилось. CНC мне вообще не нравилось. Сочетание букв неблагозвучно, а полностью долго выговаривать. В очередной раз пребывала в шкуре буриданова осла, но на сей раз молча. Понимала, если пойдут навстречу моим крамольным (читай идиотским) мыслям, рост в науке зависнет, как мой компьютер при включении  сайта «Одноклассники».
         Я опять  начинала с нуля. Никто нам в институте основ научной работы не читал  (введение, обоснование,  установка границ опытного участка, чтобы не потерять варианты при ежегодной вспашке всего поля),  закладка опыта, повторности, система проведения наблюдений, ведение дневников, отборы проб, закрытие  нарядов  на выполненные рабочими работы и многое другое.
          Первая неделя моей научной деятельности началась с прополки сорняков, а закончилась скандалом. Тетя Нина,  массой под сто  тридцать, а то и сто пятьдесят килограммов и тетя  Мария, чуть худее, увидев, что я им закрыла  наряд за неделю по пятьдесят четыре копейки, от возмущения «выпали в осадок». 
         Они были правы, прожить,  получая за месяц чуть более двух рублей невозможно, но и выписать им больше я не могла. Они  столько заработали.      Работа была очень тяжелой. Вернее, не столько физически тяжелой, сколько сложной.  Необходимо было выполоть  высочайшие сорняки, поднявшиеся после весенних дождей, и оставить слабенькие всходы посевных томатов. Обманывать государство  я  еще не научилась, вот и получила в конце недели «выволочку» по заслугам.
           В общем, в конце недели состоялся  мой первый учебный семинар, на котором я постигала азы науки по закрытию нарядов. Было достигнуто перемирие, на котором со смехом все узнали, что тетя Нина младше меня на год, а тетя Мария старше на полгода. Я была высокой, но худенькой и в свои тридцать с небольшим  лет  тянула примерно на двадцать. Впоследствии, до самой смерти Нины и отъезда Марии из Тирасполя  все,  независимо от возраста,  называли  их  в лаборатории  «тетями».
         Это были мои самые счастливые годы. Я занялась любимым делом и дополнительно общественной работой. Пела в хоре, выпускала к праздникам поздравительные стенгазеты. Вошла в группу встречающих. Мы, в национальных костюмах по специально разработанному сценарию встречали высоких гостей. Так я перезнакомилась почти со всеми генсеками республик СССР и некоторыми высокопоставленными представителями  ближнего и дальнего зарубежья, как принято сегодня говорить.
         Вести полевые опыты мне нравилось. Главное, я открывала для себя каждый день, что-то новое.  Ночи напролет я читала, читала, читала теперь специальную литературу, не связанную с педагогикой, но близкую  к биологии и химии. Агрохимия – светлая полоса моей жизни, бальзам моей израненной души.
         Полевые работы закончились.  Всех сотрудников послали на уборку картофеля. Сотрудники лаборатории в день выполняли по полторы-две нормы, а я и одной не дотягивала. Позор. На третий день решила «дать рекорд», опомнилась в больнице с радикулитом (на всю оставшуюся жизнь).
          Самое неприятное был не радикулит и не больница, а приговор моего руководителя Надежды Васильевны Гонтаревой  (как говорили, она была из рода баронов Фон Мек и поэтому держала себя с коллегами по работе несколько отстраненно).
           – Вы меня подло обманули. Сказали, что здоровы и сразу в больницу, я за Вас работать не собираюсь. Подавайте заявление и увольняйтесь, я не собираюсь с Вами работать.
          Ни слова не смогла я вставить в ее речь. Слова о том, что полевой период я провела успешно, только подлил масла в огонь. Мы практически одновременно вбежали в кабинет заведующей лабораторией.  Надежда Васильевна требовала моего  немедленного увольнения, я просила разобраться,  в чем моя вина, ведь я заболела, выполняя работу по приказу генерального директора института.
          В слезах я выбежала из кабинета, стояла в весовой и горько плакала, приговаривая, что слезы сироты на землю не падают, и она за подлое ко мне отношение свое получит. Сотрудники, как могли утешали меня. Кто-то высказал предположение (впоследствии оказавшееся верным), что Надежда Васильевна увидела во мне будущую соперницу, тем более, что я по наивности своей сказала, что хочу защититься.
          В весовую вошел наш парторг НиколЯй  Иванович, аспирант, приехавший со стажировки в Болгарии. Прикрыв плотно дверь, он  обратился ко мне:
          – Послушай, Валентина, мне тут надо выдвинуться. Ты напиши в партгруппу на мое имя заявление, а я его разверну в кампанию. Ты останешься на работе, ну, а я свое получу. Давай – это верняк и для тебя и для меня.
         В начале я даже не поняла, о чем он мне говорит, что будет наверняка, кому и что я должна писать? – Доносчицей не была и не буду.
          Послав его недвусмысленно на х..р с приложениями, я выбежала из весовой и помчалась к заместителю генерального директора Филлипову Николаю. Выслушав меня, он спокойно предложил мне вытереть слезы, не горячиться и, если все именно так, как я рассказала, то нас уволят вместе, так как и он давно уже болеет и радикулитом в том числе.
          – Пригласите ко мне Евгению Ивановну Тукалову и Гонтареву Надежду Васильевну.
           О чем был разговор в кабинете Николая Ивановича я не знаю, но через час меня вызвала заведующая лабораторией и сказала:
          – Идите, Валечка и спокойно работайте. Я осталась работать и приобрела странного врага  на весь период совместной работы   в лице Гонтаревой Н.В.
          Слезы сироты не падают на землю. Через день, на тракторе  тянувшем тяжелый  прицеп, лопнул трос и ударил по ногам  Надежды Васильевны, проходившей рядом.  Она слегла на год с переломами обеих ног. Я практически через день бывала у нее в больнице, а потом и дома. Внешне  у нас было перемирие, но только внешне.  Она честно мне сказала, что ненавидит меня, так как я причина ее беды. Но, никогда Надежда Васильевна не отказывала мне в помощи по работе: будь то проведение анализа, его интерпретация или выполнение каких-либо расчетов. Настоящий ученый. Она и мысли не могла допустить, что можно смешать личное с государственным.
         Как говорят в народе – не было бы счастья, да несчастье помогло. Так получилось и у меня.  Я стала младшим научным сотрудником, мне поручили вести  полевой опыт, что стал  яблоком раздора между мной и  Надеждой Васильевной. Моим научным руководителем назначили заведующую  лабораторией Евгению Ивановну.
          Прошел год. Первый отчет – отлично, второй год – отлично. Замаячил свет в конце туннеля. Начала готовить кандидатский минимум по философии (см. «Приключение с философией») и немецкому языку.
          Евгения Ивановна часто повторяла:
          – Мой метод подготовки подрастающей смены  не новый, но верный. Бросить в воду (в науку) как щенка, выплывет, значит, достоин, а нет, ну что ж не по нему наука. Из четырех соискателей,  получивших  научные темы в тот год, только я выплыла сразу и через десять лет после меня  защитилась еще одна соискательница, но уже работая в  лаборатории защищенного грунта и по другой теме.
          Свершилось. Назначен день защиты в далеком Кубанском сельскохозяйственном институте.
           Я защищаюсь вторая. Шестой час вечера. Кружится голова. Вспомнила почему. Я же сегодня еще не ела. На день рассчитано двадцать копеек. Вчера не выдержала, купила две булочки. Получился перерасход. Надо экономить. Здесь еще после защиты надо прожить несколько дней, если защита пройдет успешно.
          Вхожу. Развешиваю таблицы. Докладываю. Мертвая тишина.  – Почему? Не интересно?!  Не верят? Слишком много материала. Евгения Ивановна говорила: на две полноценные диссертации. Все, завалила. Ну и пусть. Байстрючке не бывать кандидатом.  Вот только работу придется искать. Стыдно вернуться с провалом. – Закончила. Стою. Молчу.
          Как сквозь вату доносятся слова председателя. – Начнем обсуждение доложенной диссертационной работы, товарищи.  У кого есть вопросы к диссертанту. 
         По телу поднимается горячая волна.  – Вопросы! Значит,  нет провала?! Так, соберись …Валентина.
          Вопросы тянулись добрых два часа. Коллега, что со мной защищалась (первой) насчитала пятьдесят два. Я настолько устала, что уже не соблюдая ритуала, стояла за  трибуной и говорила…, говорила …, говорила. Отвечала. Доказывала.
          – Все. Хватит. Замучили девочку. – Опять как сквозь вату, доносится голос председателя. – Дайте ей воды.
          – Лучше хлеба. – Шепчу я про себя.
          Голос из зала.– Так интересно же с коллегой поговорить. Дайте мне слово. 
         От мыслей своих очнулась только после результатов голосования.  Один черный шар. У Раисы (коллеги  по защите) все белые. Кто же был против и за что? Подошел председатель.
          – Валюша, не сердись. Это я бросил черный шар. К счастью. Ты блестяще защитилась. У меня к тебе разговор.  Как ты смотришь на возможность заняться чаем? Лаборатория. Квартира. Зарплата. А?!  Нам нужны агрохимики. Подумай.
         Подумав, я решила ехать домой. И в свете сегодняшних событий, считаю, что поступила правильно. Дома и стены помогают.
          А в  тот вечер я была заторможенной. Сказались и  напряжение  последнего года исследований, и ночные бдения над диссертацией, и голодная неделя перед защитой и сегодняшний «экзамен».
         Рая от своего имени раздала членам комиссии букеты цветов и кое-что в пакетах – в знак благодарности. Защитилась она только на следующий год.  По результатам черной рецензии ее работа была отклонена  с предложением о доработке.
 А я?! Я была, наверное, единственной в Советском Союзе соискательницей, которая не подарила членам Совета после защиты ни цветочка. Не потому, что не хотела, а потому, что не было денег. Определенная сумма на билет домой и на печатание  документов ГАК.
         Молча шли мы с Раисой через поле в общежитие. Навалилась неимоверная усталость,  хотелось плакать, плакать навзрыд.  Что мы и проделали, переступив порог своей комнаты в общежитии.
         Я сумела сэкономить и побаловала себя.  Купила билет на открытие цирка в Краснодаре. Впервые за тридцать восемь лет, я попала в настоящий цирк. Восторженно пела душа.  Не артисты, я порхала под куполом цирка, поражая всех своей виртуозностью. Всю дорогу до аэропорта и в самолете и из Кишинева домой – я улыбалась и подводила все обращения ко мне к разговору о защите и сообщала, что я защитилась – И кем же Вы будете? – Отвечала с гордостью: – Я кандидат с-х наук, агрохимик.  Гордости моей не было предела.  Нет! Не догадывались окружающие,  почему меня распирала гордость. Они не знали причины моей гордости: – Я состоялась! Я состоялась! – Хотелось кричать во весь голос, чтобы услышала та Родина, которой я клялась в вечной любви за заботу обо мне байстрючке.  И которой обещала  сделать все, что она ни попросит.
       Черный шар на защите  действительно  принес мне счастье. Через три месяца я получила карточку, что мне присвоена степень кандидата сельскохозяйственных наук по специальности агрохимия, месяцев через семь получила звание Старшего научного сотрудника. Назначили заведующей аспирантурой.
          Все мои беды остались в прошлом.  Там, за поворотом.  Впереди ждала новая счастливая жизнь, которая продлилась до 1989 года. Начался передел  СССР.

                (Продолжение  следует)

                Фото из семейного альбома. 1975 год. Группа для встреч гостей.
                Я  в среднем ряду - вторая слева