Залман Нотик. Эшелон шел на восток. глава 5, 6

Глава 5
Завод – октябрь.

***
В ноябре 1942 года Роза ушла в армию. «Прошу освободить меня в связи с уходом в армию». И Барабанов подписал заявление. Ее послали в зентитно-артиллирейский дивизион. На две недели – карантин.

И протекали рабочие будни. Каждое утро (или каждый вечер, если Миша работал во вторую смену) он выходил из дома часа за полтора до восьми, и, не надеясь на трамвай, шел по улице Пушкина вверх к центральной улице города, носившей красивое название – проспект Спартака.

В цехе работали две девушки-ремесленницы – Катя и Таня – обе на фрезерных станках. К одной из них, более опытной, прикрепили Юрку Левитина. Через две недели он уже работал вполне самостоятельно, подходил ненароком к Мише и хвастался:
- Норму сегодня перевыполнил. Канавки фрезеровал, вместо 250 деталей, сделал 280.
- Молодец! – хвалил Миша, но про свои успехи скромно помалкивал.

Колька Буров – тот самый парень в танкистском шлеме – был самым старшим из подростков, через пару месяцев ему исполнялось 16, и он уже готовился к «взрослой» одиннадцатичасовой смене
Колька невольно подвел Мишу после перехода его на самостоятельную работу. Произошло это уже в августе, вскоре после того, как Василий Михайлович сказал мастеру:
- Сергей Александрович, парень мой старательный, вполне может работать самостоятельно. А меня переведите в другую смену. Мне так сподручнее будет. У меня жена в той же смене работает, только в другом цехе.
Однажды Колька в своем неизменном головном уборе, которым очень гордился, подошел к Мише:
- Строгаем? – небрежно спросил он.
- Строгаю потихоньку.
- По скольку фланцев ставишь?
- По десять, как и положено.
- Кем положено?
- Так дядя Вася говорил…
- А у самого голова на плечах есть? Газету читаешь? (Колька имел ввиду заводскую многотиражку)  Знаешь, что фронту больше танков надо? А мы пока их делаем маловато. Видать не хватает их, если немцы опять поперли. Вот что. Давай попробуем по одиннадцать.
- Так ведь не выдержат тиски, - возразил Миша. – Не закрепим.
- Ерунда! – безапелляционно заявил Колька. – Мой станок сейчас ремонтируют, маленько времени есть. Давай попробуем. Заготовок у тебя хватает?
Колька установил в тиски одиннадцать пластин, затем закрепил их и приказал Мише:
- Найди трубу.
- Зачем?
- Увеличим рычаг, вот и сожмем сильнее.
Миша принес отрезок трубы, который Колька надел на рукоятку тисков, навалился на трубу всем телом и сказал:
- Хорош!
Затем уверенно передвинул рукоятку кулисы, чтобы суппорт двигался чуть больше.
- Давай, - коротко приказал он Мише.
Миша пустил станок. Резец врезался в металл, и зубчатая кромка пластин стала превращаться в ровную поверхность. Так прострогали они всю партию. Время от времени, Колька приходил и проверял работу.
- Видишь! Давай попробуем двенадцать! – загорелся Колька.
Миша попытался воспротивиться, но куда там…
Ребята закрепили в тиски двенадцать фланцев.
Первая сторона прошла нормально. Начали строгать вторую, как вдруг раздался треск ломающегося резца. Станок остановился, а резец, врезавшийся в сталь, застрял.
Подошедший Сергей Александрович, сразу все понял.
- Зачем ты столько фланцев закрепил? – спросил он у Миши.
Колька стал объяснять:
- Это я виноват, Сергей Александрович…
- Николай! – строго сказал мастер. – Ты почему здесь?
- Мой станок ремонтник исправляет, а мы с Мишкой…
- С ним я сам разберусь, - так же строго отрезал Векшин. – А ты иди на свое рабочее место.
Он повернулся к Мише:
- Снимай резец. И лишние фланцы вытащи, да побыстрее.
- Мы хотели как лучше, - Миша чуть не плакал.
Мастер почувствовал настроение подростка и положил руку ему на плечо.
- Эх ты, чудак. Если бы я этого не понимал, то и разговаривал бы с тобой совсем по-другому. Только если смотреть объективно, то хотели вы сделать лучше, а сделали наоборот. Только помни – каждый резец нам очень нужен.  Да и время дорого. Ладно, кончим об этом. Заточенный резец у тебя есть?
- Да.
- Давай быстренько ставь его и за работу.

***
О Славе Кошелеве
Славе К. шел шестнадцатый год. Он, как и Колька Буров, через несколько месяцев должен был перейти на 11-часовой рабочий день, но уже сейчас работал по 8, а иногда и по 9 часов. Миша знал, что Слава родом из Ленинграда. В этом цехе он оказался потому, что дядя его, работавший технологом на московском заводе, смог вызвать племянника из блокадного города, а когда тот прилетел в Челябинск, устроил токарем в цех ВКУ. Слава был на редкость неразговорчивым и угрюмым. Миша ни разу не видел улыбку на его лице. В цехе поговаривали, что вся Славина семья умерла от голода в страшную блокадную зиму 1941-42 годов, а сам он выжил почти чудом, был вывезен на Большую землю самолетом, несколько месяцев провел в Вологде, где в прямом смысле слова, встал на ноги. Здесь его и разыскал дядя, предпринявший все возможное, чтобы племянника отправили после выздоровления в Челябинск.
Ни сам Слава, ни Сергей Николаевич Кошелев, работавший технологом, ни слова не рассказывали об этом.
Но в цехе знали, что… (дальше неразборчиво)
Однажды, Слава, увидев, как Миша неумело затачивает резец, молча взял у него резец и через пару минут вернул его.
С тех пор, Миша стал здороваться с ним, на что Слава обычно отвечал кивком.
По-настоящему Миша понял, что пришлось пережить Славе, после случая с Фомичевым.
Фомичев (местный – челябинец) был отменным токарем, но в цехе его недолюбливали, а за откровенную скупость прозвали куркулем.
Как-то Миша подошел к нему и попросил на 5 минут капсульную втулку. Фомичев насмешливо посмотрел на него и сказал:
- А ты мне ее давал?
Так Миша и ушел ни с чем, поняв, что просить что-либо у того бесполезно.
Пообедав в цеховой столовой, Фомичев обычно уединялся возле своего станка, открывал дверцу массивной тумбочки, в которой хранил инструмент, и доставал завернутый в промасленную тряпочку брусок домашнего сала. Он садился так, что его за дверью практически не было видно, отрезал небольшой ломтик, затем делил его на маленькие кубики и принимался медленно жевать сало до конца обеденного перерыва.

В тот день обед был довольно скудным: капустный суп, а на второе – небольшой кусок селедки с манной кашей в качестве гарнира. Фомичев, оказавшийся за одним столом с Мишей и Славой, сначала молча хлебал суп, а принявшись за второе блюдо, начал ворчать:
- Ну и ну! К селедке – кашку манную! Как в детском саду! Другого ничего не нашли, кроме манной кашки… Десятилетний запас, мать их… Так и ноги протянуть недолго.

И тут Слава, обычно молчаливый и сдержанный, взорвался:
- Не смейте так говорить! Не смейте! Вы каждый день восемьсот грамм хлеба жрете!
Фомичев встал и, ни слова не говоря, ушел со своей миской за другой стол.



***
- Сергей Александрович! А что такое ВКУ?
- Как что? Название нашего цеха.
- А что оно обозначает?
- Тебе разве никто не рассказывал? Ну, это брат, мое упущение. Надо было мне вам в первый день еще рассказать, да видно, забыл. ВКУ – это вращающее контактное устройство Ты видел на заводской площади танки стоят?
- Конечно, видел.
- А обратил внимание, что башня танка вращается?
- Да, видел. Танк въезжает на такую… Ну вроде стола.  А потом башня начинает вращаться.
- Верно. Только вот наш цех и делает эти аппараты, которые управляют поворотом башни. Так что знай, - мастер улыбнулся, - благодаря твоим фланцам наши танкисты могут башню вместе с пушкой поворачивать, а значит могут фашистов бить в любом направлении.

Глава 6.
«Под Сталинградом наши держатся…»

А вести с фронта становились все тревожнее.
В июле в заводской многотиражке была напечатана статья Ильи Эренбурга «Нас постигла военная неудача. Немецкие танки прорвались к Дону».

Были сданы Ростов и Новочеркасск. Наступление немецких войск шло уже между Доном и Волгой. А в августе в сводках зазвучало слово «Сталинград».

В Челябинске появились новые эвакуированные – люди, работавшие на СТЗ (Сталинградском тракторном заводе). И хотя их было меньше, чем прошлой зимой, у руководства завода возникли дополнительные проблемы. И главная из них – где жить вновь прибывшим.

А фронт требовал танки. Завод, выпускавший до войны только гусеничные тракторы и запчасти к ним, сейчас не делал даже простейших запчастей. Танки, и только танки!

Утром и вечером у центральной проходной завода радио голосом Левитана сообщало о тяжелых боях «в районе Сталинграда».
Все чаще мастеру приходилось будить Мишу и Юрку, прикорнувших у калорифера:
- Ребята, поработайте хоть пару часов?
Оба молча вставали, некоторое время не открывая глаз, а потом шли к станкам.
Однажды Сергей Александрович разбудил Мишу и, улыбнувшись, спросил:
- Не разучился еще лясы точить? Ну, не обижайся. Поставлю тебя сейчас за токарный станок.
На крайнем слева токарном станке работал «местный» токарь Захаров, но сегодня его не было видно.
- А дядя Костя где? – спросил Миша.
- Заболел, - коротко ответил мастер. – Операция простая. Вставляешь в патрон кольцо, закрепляешь его и растачиваешь отверстие в нем диаметром 72 мм. Допуск очень маленький – плюс-минус две десятки, так что работай аккуратно. А Захаровскую работу я передам другому. Все понял? Расточной резец я тебе уже поставил. Работай!

Миша, гордый оказанным доверием, начал растачивать кольца.
Дядя Костя не вышел на второй день, и на третий. Еще через пару дней Миша осторожно спросил у Сергея Александровича:
- А дядя Костя – болеет?
- Умер он, - коротко ответил мастер.

В конце смены Миша с Юркой обсуждали эту поразившую их весть. Юрка, затягиваясь самокруткой, сказал:
- Дядя Костя хорошим мужиком был, так ведь шибко пожилой, вот и помер.
…Умершему от гриппа Константину Ивановичу Захарову шел 43-й год. Так война находила свои жертвы не только на фронте, но и в глубоком тылу.



Дни и ночи тысячи людей, работавших на огромном заводе, приближали нашу победу.

Дни и ночи литейщики отливали блоки, дизеля и гусеничные траки, кузнецы ковали коленчатые валы, станочники точили, фрезеровали, сверлили, шлифовали, сверлили тысячи различных деталей, а сборщики монтировали дизели, коробки скоростей, ходовые части грозных боевых машин.

Каждый день очередная партия танков, урча моторами, грузилась на платформы, и очередной эшелон шел на запад.
И участвовали тысячи мальчишечьих и девчоночьих рук в этом нелегком труде.

Шел к концу ноябрь. Начиналась вторая военная зима. Миша торопился на вечернюю смену. Часы над центральной проходной показывали без 13-ти восемь. До начала второй смены оставалось менее четверти часа, и Миша припустил к цеху чуть ли не бегом.

Запыхавшись, он влетел в цех и, закрывая дверь в огромных воротах цеха, оглянувшись увидел небольшой белый листок, прикрепленный с внутренней стороны ворот.

Мише бросился в глаза заголовок листовки, напечатанный крупным шрифтом «В последний час. Наступление советский войск под Сталинградом». Мише пришлось задержаться еще на полминуты, чтобы прочитать: «На днях наши войска, расположенные севернее и южнее города Сталинграда, перешли в наступление против немецко-фашистских войск…»


На этом рукопись оборвалась.


Я опубликовал эту рукопись по просьбе племянницы Залмана (Миши) Нотика, на долю которого, как и всему поколеню мальчишек и девчёнок его возраста,  выпала нелегкая судьба.