В круге первом... Не последнем...

(размышления о тайнах творчества Александра Солженицына)

«Преступление, в котором Розенберги были признаны виновными,
намного страшнее убийства другого гражданина...
Это злостное предательство целой нации,
которое вполне могло повлечь смерть многих и многих невинных граждан».
Дуайт Эйзенхауэр, президент США


Из дверей здания министерства иностранных дел вышел молодой человек. Красивый. Цветущего вида. В дорогом пальто. Взял такси. Отъехал подальше. На Арбате велел остановить машину. Предновогодние сумерки уже обволакивали Москву. Из телефона автомата он позвонил в американское посольство. Советский дипломат, волею случая узнавший строжайшую государственную тайну, потребовал соединить его с самим послом. Но когда он услышал от секретарши, что посла нет на месте, попросил связать его с военным атташе. В разговоре с плохо понимающим русский язык американцем наш дипломат выдал эту государственную тайну. Он сообщил, что через несколько дней в Нью-Йорке советский разведчик должен получить данные о производстве атомной бомбы. В этот момент московские сотрудники госбезопасности, прослушивающие все переговоры американского посольства, разъединили телефонную связь. Дипломат поспешно скрылся с места происшествия...
Такова завязка романа Александра Солженицына «В круге первом». Романа чрезвычайно увлекательного, с плотной, спресованной информационной подкладкой. Невероятно талантливо написанного. Захватывающего своей интригой и параллельными потоками судеб блистательного молодого карьериста из МИДа и сытых, избалованных зэков, изобретающих «секретную телефонию лично для товарища Сталина».
Эта штука, этот замечательный роман, великолепный документ своего времени будет посильнее не только приснопамятного «Фауста» Гете, но и флеминговской «бондианы», шпионских боевиков Ле Карре, а также всей классической толстоевской литературы второй половины девятнадцатого века вместе взятых.
Я люблю пересматривать телевизионный сериал «В круге первом». Хотя бы потому что он снят при непосредственном участии автора, по его сценарию и с закадровым голосом самого Александра Исаевича... чуть было не написал Штирлица.
Максимов. Исаев. Штирлиц. Петька. Чапаев. Пустота...
О, все эти именитые шпионы былых времен!
В детстве, зачитываясь томами из серии «Всемирной художественной литературы», особенно пьесами Бомарше, я с удивлением узнал из предисловия, что этот французский драматург также служил по шпионскому ведомству. А кроме того изобрел якорный спуск в ручных часах. Разнообразно развитая личность.
С тех пор мне стали наиболее симпатичны всякого рода «многоборцы» в искусстве, науке и технике.
Александр Солженицын один из них. Технарь до мозга костей. Никакой не лирик, а с самого начала, с институтской скамьи – настоящий физик. Затем боевой офицер-артиллерист. Как граф Лев Николаевич Толстой, между прочим. Потом зэк, работавший в секретной лаборатории, шарашке, занимавшейся проблемами шифрованной связи. После освобождения он учитель математики.
Точные науки, инженеры, механики всегда вызывали мое неподдельное уважение. Хотя бы в силу того, что мои собственные познания на этом поприще равны нулю по причине отсутствия талантов. Не уверен, что помню хоть что-нибудь из школьного курса математики и геометрии. Не говоря уже о физике.
И вот такая глыба, такой матерый человечище еще оказывается и тонким лириком. Писателем огромного дарования и невероятной работоспособности. Пишущим много, быстро и без воды, но все до мелочей излагая по делу.
У меня бы так ни за что не получилось. И думаю, именно потому что я не пошел талантами ни в отца инженера, ни в деда ученого и изобретателя. Ну не дано мне было проникнуть в таинственный и чудесный мир исчислений. А Солженицын именно что своею алгеброй поверил гармонию отечественной прозы, явившись новым русским гением от литературы.
Кто-то может сомневаться в его русскости. Из-за отчества. Строя догадки насчет отца и деда Александра Исаевича. Но даже если это так и было, сам факт крещения иноверца не просто вводил его в пространство русской цивилизации и культуры, но прежде всего разрывал все прежние его этнорелигиозные связи. Не так ли?
В любом случае, родившись и возрастая в лоне русского языка и ментальности, Александр Солженицын не мог стать никем иным, кроме русского писателя. Пусть даже советского. Интернационального. А кем же еще, в условиях межэтнической дружбы народов, населявших «великий, могучий Советский Союз»? Ведь до войны, в которой Солженицын принял самое непосредственное участие, тема русского патриотизма оставалсь табуированной. И лишь после того, как немцы значительно продвинулись по нашей территории, Сталин не только вспомнил традиционное православное обращение «братья и сестры», говоря по радио с народом, но и прибегнул к великорусскому патриотизму. Потому что ясно осознал, русский народ не станет сражаться за иллюзорный коммунизм, но только за свою землю, за свое отечество.
Александр Солженицын. Великий русский писатель ХХ века. Мыслитель. Самый известный на Западе литератор из России. Не зная, не читая ни одной строки из его книг, тем не менее, многие американцы знают словосочетание «Архипелаг ГУЛаг». Два стереотипа, связанных с Россией крепко засели в массовом американском сознании. Это «Архипелаг ГУЛаг» и «Сибирь-Сайберия». Удивительно, как американское произношение Сибири рифмуется с именем сталинского наркома НКВД и куратора советской атомной бомбы.
Не менее крепким стереотипом в отношении русских по прежнему остается водка. А что же еще?
Медведь в самогах. В казачьей папахе. С гармошкой в мохнатых лапах. С красной звездой...
Когда-то, на заре советской власти мы видели американских буржуев исключительно в образе сверх меры раздувшегося толстяка во фраке и цилиндре, в лакированных туфлях с белыми гамашами...
Но я отвлекся. Молодой советский дипломат. Телефон-автомат. Звонок в посольство страны, с которой СССР тогда находился в состоянии так называемой «холодной войны». Выдача госсекретов во все времена и во всех государствах каралась очень строго. Не только во дни войны, но и кратковременные периоды хрупкого мира. Худого мира, который хоть и лучше доброй свары, но все же неустойчив и в любой момент, при увеличении шансов на победу одной из сторон конфликта, может перерасти из «холодной» в «горячую» фазу. Пока держится равновесие, ни один из противников не рискнет начать войну первым, не опасаясь возмездия. Нюрнбергский процесс, завершивший сокрушительное поражение третьего рейха, слишком яркий пример того, что даже достигнув невероятного могущества и завоевав всю Европу, можно не устоять и рухнуть в бездну.
Как трактовал бы поступок главного героя солженицынского романа любой американец, если бы читал аналогичное произведение, в котором высокопоставленный американский дипломат позвонил бы в советское посольство и выдал военную или государственную тайну?
Пересматривая в очередной раз телеверсию романа, жалея, что нет под рукой печатного оригинала, я вновь и вновь нахожу замечательные моменты размышлений Солженицына.
Народ это не все, кто говорит на одном языке, утверждает автор. Но и не отдельные «избранцы», осененные огненной печатью гения. Ни по образованию, ни по рождению, то есть не по крови, ни по заслугам, никак вообще люди не отбираются в народ, только «по душе». По особым качествам души. Так считает Александр Исаевич в романе «В круге первом».
Впрочем, Горький еще до него в своей пьесе «На дне» высказывался в том же духе...
Что же такое народ по мнению Солженицына? Это небольшая часть населения, сконцентрированная в тюрьмах и лагерях. За исключением воров и бандитов, а также лагерных стукачей. И не просто людей, несправедливо посаженных «безбожной  властью», но питающих непримирирую ненависть и к «усатому Пахану», и «ко всей его своре». Неприятие, отторжение остальных людей, которые в слепоте своей помогают удерживаться у власти Сталину и его партии, считая при этом, что они строят «светлое будущее», да и настоящим своим довольны весьма. Какой же это народ? Если он безмолвствует?
Интересно читать и особенно смотреть в телеверсии, как ведут себя заключенные. Инженер Бобынин открыто хамит министру госбезовасности Абакумову. И это сходит ему с рук. Другой главный герой Глеб Нержин, прототип самого Солженицына, так же дерзко разговаривает с начальником особого отдела. И тоже без последствий. На протяжении всего действия заключенные забывают «вторую заповедь арестанта – не залупаться». Дерзят охране, требуют елку, кипятка, других послаблений режима. И получают требуемое. Единственный удар, который получил в лицо заключенный Руська Доронин от особиста, был вызван тем, что этот персонаж, сам являясь тайным осведомителем, выдал других стукачей.
Интересно было прочесть в разных исследованиях о том, что реальный прототип Руськи Доронина после публикации романа был весьма оскорблен приписанной ему ролью стукача. Пусть даже и добровольного, игравшего на две стороны. Другой занятный момент в истории с разоблачением стукачей, это давнее признание самого Солженицына, что он сотрудничал с лагерной администрацией в качестве секретного сотрудника. Но делал это именно так, как выведенный в его романе Доронин. Зачем было Солженицыну признаваться в своем сотрудничестве с администрацией до того, как доступ к советским архивам был открыт? Чтобы после падения СССР никто не упрекнул его? Отсюда ли версия о двойном агентстве?
Но, в конце концов, был ли Солженицын настоящим сексотом или нет, не так уж и важно, считают многочисленные исследователи его жизни и творчества. Ведь писатель об этом сам заявил во всеуслышание. Хотя мог бы и промолчать. А победившие с его помощью либералы, наверняка, скрыли бы факт сотрудничества Солженицына с коммунистической властью. Нет, говорят почитатели таланта светоча русской литературы, своим честным признанием Солженицын отвел от себя все упреки и подозрения в двурушничестве.
Каждый из главных героев романа, этакий круг единомышленников и друзей по несчастью, открыто, особо того не скрывая, ненавидит не только господствовавшую тогда в нашей стране государственную и политическую систему, но и желает поражения своему отечеству. Яркий пример тому слова дворника Спиридона, высказанные в беседе с Нержином.
Если бы мне сказали, говорит подслеповатый Спиридон, хочешь, прилетит сейчас самолет с атомной бомбой и шарахнет ее на всех. И ты погибнешь, и еще миллион народу, но вместе со всеми и «усатый Батька», и вся его контора, то я бы согласился, ей-Богу согласился, Глеба, ибо терпежу не осталось.  Таковы слова одного из второстепенных, но не менее важного, чем главные герои, персонажа.
Если сравнить его с каким-нибудь американским безработным, бомжом того же времени, не говоря об обеспеченном гражданине левых взглядов, например, с каким-нибудь голливудским режиссером или актером-коммунистом, интересно, пожелал бы такой друг СССР, как, скажем, Пит Сигер или Поль Робсон подобной участи для Америки? При том что уже после войны Пит Сигер вышел из рядов компартии США, будучи не согласен с политикой Сталина, а Поль Робсон считал, что было бы весьма полезным, если СССР завоевал бы Америку и установил там коммунистический режим.
К слову, именно из-за таких взглядов и публичных призывов паспорт Робсона был анулирован и он не мог выехать из США в течение нескольких лет.
События в романе развиваются в конце 1949 года. Во время западного Рождества, перед новогодним праздником. Всего несколько дней длится эта закрученная интрига. Сколько напряжения, сколько судеб переплетено. Автору удалось создать необычаный, не свойственный всей предшествующ ей русской литературе роман, если не считать, конечно, пастернаковского «Доктора Живаго».
Русский ли это роман? Советский? Антисоветский? Проамериканский? Пророссийский?
Классическая русская литература осталась за бортом современности после октябрьской революции большевиков. Отдельные ее осколки еще существовали некоторое время в эмиграции. Но после завершения гражданской войны и вплоть до коллапса СССР, литературу в пределах нашего отечества нельзя назвать иначе как советской. Пусть даже это книги писателей-почвенников 60-х годов. Советский период в истории Руси-России, хотим мы этого или нет, состоялся. Он – реальность. Пусть и в качестве неудавшегося эксперимента, потерпевшего поражение проекта.
За двадцать лет, последовавших за развалом СССР, вернулись ли мы обратно на ту историческую развилку, направившую нашу страну в сторону коммунизма? Противоположную капиталистической альтернативе? Развернулись ли в иную сторону? Стали ли более русскими, чем сохранившие свою русскость эмигранты первой волны?
Пожилой человек, дворник Спиридон, явно родившийся до революции и дядя главного героя романа, дипломата, раскрывшего государственный секрет представителю предполагаемого противника, деревенский философ Авенир тоже, по всей видимости, одни из из «осколков империи Романовых», оба родился до революции, как и сестра Авенира, мать Иннокентия Володина. Ее муж, революционный матрос, «хам и скотина», взял невинную девушку силой. Это обстоятельство вкупе с другими не прибавило Авениру любви к новой власти, что понятно и объясняет его тайную фронду, ведь подобные взгляды бытовали среди бывшей, дореволюционной интелигенции.
Из всех друзей Глеба Нержина по шарашке лишь бывший партийный пропагандист и агитатор, по сути, "комиссар в пыльном шлеме", Лев Рубин по прежнему верен социализму и Сталину. И считает вождя народов самым мудрым и великим человеком своей эпохи, а все неприятности, случившиеся лично с ним, Рубиным, и с другими осужденными по 58-й статье, лишь издержками классовой борьбы, а также военного противостояния с Западом.
Нержин. Сологдин. Доронин. Абрамсон. Потапов. Прянчиков. Бобынин. Хоробров. Герасимович. Сидят в Марфинской шарашке инженеры и занимаются укреплением обороноспособности своей страны. Они все посажены по 58-й статье. То есть, за противостояние действовашей в тот момент власти. Они все осуждены несправедливо. Как говорит Нержин, не за реальные дела, но за «образ невысказанных мыслей». Большинство из них это достаточно молодые люди, то есть, родившиеся уже при советской власти. Росшие пионерами, комсомольцами. Более пожилые инженеры, как Абрамсон или Бобынин, могли не только гимназии, но и университеты окончить еще при царе. А остальные мужчины росли уже в новом обществе. Были его активными строителями.
Несправедливо ли оказались они все в заключении? Как и откуда в них родилось столь яростное неприятие государства и власти плюс желание военного поражения своему отечеству? Явилось ли оно результатом незаслуженного наказания, болевой реакцией на несправедливость, или же стало продолжением образа мыслей, присущего этим людям до посадки?
Активные борцы против большевиков, проигравшая сторона в гражданской войне, белогвардейцы, все они эвакуировались из Крыма, или бежали иными путями из России. Часть из них, не все, но лишь некоторые пошли служить Гитлеру во время второй мировой войны. В то время как авторитетные вожди белого движения, такие как генерал Деникин, или ярый ненавистник коммунизма писатель Бунин с отвращением отмели саму идею служения под началом у нацистов. И многие белоэмигранты всей душой сочувствовали борьбе русского, советского народа против оккупантов.
Наверняка, не все из противников большевиков сумели выехать после окончания гражданской войны за границу. Немалое число приверженцев монархии, капиталистического пути развития страны остались в Советской России. Хотя принято считать, что большинство населения приняло революцию и все ее преобразования. А что касается процессов «вредителей» и прочих «врагов народа», то все это было лишь «геноцидом большевиков против собственного народа».
Я вновь и вновь сравниваю судьбы книжных героев, вымышленных по сути, несмотря на то, что многие из них имеют реальные прототипы, во всяком случае, среди обитателей Марфинской шарашки, не говоря уже о таких исторических личностях, как Сталин и Абакумов, с реальными людьми, жившими и действовавшими тогда по обе стороны железного занавеса.
21 июня 1953 года. Прошло три с половиной месяца после смерти Сталина. В США разоблачены, как «атомные шпионы» и казнены супруги Розенберг. Им вменили в вину передачу военных секретов Советскому Союзу. Сейчас некоторые исследователи пишут, что их подставили, на самом деле, они, дескать, были ни в чем таком замешаны. Впрочем, и в советские времена бытовала точка зрения, что власти США убили невиновных. Но приговор американского суда, как бы ни был он жесток, являлся законной мерой по охране государственной безопасности. Во всех иных, выявленных случаях шпионской деятельности в пользу СССР американские власти особо не церемонились со своими предателями. Разговор с ними был коротким. Либо электрический стул, либо, если разоблаченный шпион соглашался на сотрудничество против былых хозяев, пожизненное заключение. Иногда шпионов обменивали. Но в любом случае государство стояло на страже своих интересов. Холодная война, при всем том, что никаких наступательных операций на территории противника не велось, продолжалась. Отдельные локальные стычки между США и СССР, такие как в Корее, Кубе, Вьетнаме, Чили, Египте, Афганистане и прочих местах, были лишь «горячими эпизодами» длительного противостояния. И велись они с переменным успехом.
Что же было в СССР? Многочисленные процессы против «вредителей и врагов народа» в 1930-х. После войны у Советского Союза четыре года не имелось своего ядерного оружия. Странно, что Солженицын определяет время действие романа концом 1949-го, хотя первый атомный реактор был успешно запущен в СССР еще в конце 1946-го, а советскую атомную бомбу испытали на полигоне в Казахстане в сентябре 1949-го. То есть за три месяца до предупредительного звонка солженицынского героя – дипломата Володина в американское посольство в романе «В круге первом». Спрашивается, зачем было звонить и предупреждать о том, что советский агент Коваль должен получить секрет изготовления атомной бомбы или ее компонентов в Нью-Йорке, если к этому времени в СССР уже было испытано собственное ядерное оружие?
Мне думается, главная ценность романа  «В круге первом», несмотря на всю его художественность и отдельные исторические несовпадения, заключается не в буквальном истолковании сюжета, и даже и не в символическом. Но в той тайнописи, в эзотерическом смысле, который всякий пытливый читатель сумеет расшифровать, читая между строк. Именно так, как читал в свое время сам юный Солженицын партийные документы и газеты довоенной поры. Хотел он того, или нет, но Александр Исаевич создал великолепный образец именно русской литературы, при всей ее антисоветскости и «антирусскости», по мнению людей, не согласных с либеральной трактовкой романа.
Эта штука будет не только посильнее «Фауста» Гете, но и переписки Ивана Грозного с князем Курбским. Своим романом Солженицын показал, вольно или невольно, механизм изменения человеческого сознания, перехода на другую сторону, активного противодействия не только государству, но родине. По другую сторону железного занавеса такие же молодые люди, члены высшего общества Англии и Америки, выпускники элитных университетов, богатые и обеспеченные, заражались идеями коммунизма и социализма. Разрывали со своей средой и страной. Шли работать на советскую разведку. Кстати, по убеждениям, а не за деньги. Если в годы второй мировой войны это можно было объяснить общим делом, общей борьбой против германского нацизма, то после ее окончания какой идеализм, какие причины приводили людей, рожденных на свободном Западе к сотрудничеству с советским тоталитаризмом?
Где проходит граница патриотизма, размышляет старый деревенский философ дядя Авенир (актер Альберт Филозов) и с его подачи – рефлексирующий, медлительный, неуверенный и мятущийся душою племянник-дипломат. Этакий  типичный представитель столичной золотой молодежи 1940-50-х годов. Иннокентий Володин.
Почему любовь к родине надо распространять на всякое ее правительство?
Для ЛЮБОГО государства, для ЛЮБОЙ власти это невероятно крамольный вопрос. И Солженицын, не боясь ничего и никого, вновь и вновь повторяет его посредством своих героев.
Но одновременно он вкладывает в их уста и проклятия своей стране, и непризнь к собственному народу. Народу-рабу. Немому народу, покорствующему во всем тирану.
В чем, в ком из своих героев по-настоящему проявился сам Солженицын? И верно ли мы трактуем его, как одного из сокрушителей СССР?
Когда стали применять массовые вакцины, то смертельно опасные эпидемии сошли на нет. Так считает современная медицина и разветвленная фармацевтическая промышленность. В средние века люди повально умирали от оспы, холеры, чумы. Но открыли возбудителей этих болезней. Сделали обязательным оспопрививание. И оспа перестала пожинать огромный урожай смертей.
Есть, правда, мнение, что оспа отступила не из-за вакцины, а потому что люди стали более гигиеничными в быту...
Что такое вакцина? Не что иное, как сам возбудитель болезни , но в малой дозе. Прививая вирус не болевшему человеку, врачи заставляют его переболеть опасной болезнью в легкой форме. И в дальнейшем он уже не только не заболеет, но и не умрет, как другой человек, которому не была сделана прививка.
На мой субъективный взгляд, роль Солженицына, как русского патриота, мыслителя и литератора еще не до до конца осмыслена не только в России, но и в остальном мире. И наследие Александра Исаевича должно изучаться не менее тщательно, чем тайнопись Булгакова, или эзотерический слой евангельских писаний. Ибо неразумно останавливаться лишь на первых двух слоях творчества Солженицына, то есть, на буквальном и символическом истолковании, но следует заглянуть гораздо глубже.
               
 

http://nvo.ng.ru/spforces/2010-10-01/13_rosenberg.html