Слова, образы, представления...

Слова, образы, представления...   
   Гриша не мог отделываться от слов, образов и представлений. С образами и представлениями было как-то ещё понятно, Гриша с рождения страдал излишней чувствительностью, а вот со словами дело обстояло сложнее. Он никогда не мог понять, почему слова преследуют его так настойчиво.
   Когда досаждали образы и ощущения, Гриша делал унылое лицо, словно у него болели зубы, и ходил с таким лицом целый день.
   Обычно это происходило примерно так - встав утром, он шёл в ванную комнату, чтобы привести себя в надлежащий вид, брал в руку зубную щётку, выдавливал на неё мятную белую кляксу, засовывал всё это в рот, и вдруг в его голове рождалось представление. Он совершенно ясно видел, как сжимает челюсти и перекусывает ни в чём не повинную щётку пополам, а его зубы крошатся. И если подобное представление появлялось, он уже не мог отделаться от него до самого вечера.
   Самым мерзким представлением было, что он берёт булавку, открывает её, и втыкает острие себе в глаз. В самый центр дёргающегося чёрного хрусталика. Не менее мерзким было лезвие, которым он разрезал себе язык вдоль, на две равные части, а тёплая кровь стекала через уголки рта на подбородок, и оттуда капала на пол. Во время этих представлений он кривился, сжимал зубы, отчего они действительно едва не крошились, пытался отвлечься на какое-нибудь недавнее воспоминание или переживание, даже бил кулаками о стену, но ничего не помогало. Появившееся с утра представление неумолимо крутилось в мозгу, занимая собою почти всю его площадь, а возможно и весь объём, так что Грише было очень трудно переключить внимание на что-то другое и сосредоточиться.
   Он выходил на улицу со своим перекошенным лицом и так шёл на работу. Встречные люди, если Гришино лицо попадало в поле их зрения, недовольно отворачивались, с их губ испарялась улыбка внутреннего довольства, и у них портилось настроение, поэтому, вряд ли, в городе жили те, кто Гришу любил. В основном к нему относились со скрытой неприязнью, а соседи из подъезда и вовсе ненавидели, за его способность с лёгкостью омерзлять и чернить своей миной всё то хорошее, что люди иногда всё же находили в своих душах и пытались явить его миру в виде улыбок. Потому, думаю ни у кого не вызовет недоумения начало следующего абзаца.
   Гриша был одинок. В его однокомнатной квартире не только никто не жил кроме него, но и никто не появлялся вот уже пятый год. Ни женское, ни мужское начало, как говорится, ни Инь ни Янь не выражали желания приходить к нему в гости, потому в квартире был страшнейший бардак. Самого Гришу бардак нисколько не смущал, да он практически и не замечал его, ведь все его дни с утра до вечера были заняты одним и тем же, борьбой с представлениями, образами, словами...
   В тот день Гришу с утра мучило слово "кадуцей", значения которого он не знал, но где-то вчера это слово либо увидел, либо услышал, и оно, набравшись за ночь сил, в то время когда Гриша отдыхал посредством чередующихся фаз сна, заняло уверенную позицию, отхватив для дислокации сразу две трети мозга. И Гриша прекрасно понимал, что пока он не узнает значение этого слова, не будет покоя ни его мозгу, ни его нервной системе.
   Только пару дней назад он избавился от изнурительной игры мозга - "вспомни забытое слово". Три дня к ряду Гриша мучительно пытался вспомнить слово "мизантроп", но о словарях и интернете речи быть не могло. Гриша давно установил для себя правила, если вспоминать, то без каких-либо подсказок, и нарушать их не собирался. Без правил нельзя, повторял он себе постоянно, и эта мысль плотно укоренилась не только в глубинах, но и на всех отмелях его мозга, не удаляемая и даже не перемещаемая, она очень походила на важный файл из системной папки, и если бы Гриша и попытался её убрать, его компьютер-мозг отказал бы ему в этой операции.
   Но в тот день "мизантроп" был уже позади, было позади и последовавшее за ним представление о проглоченном языке, и слово "кадуцей" полноправно распоряжалось всеми мозговыми территориями.
   - Да что же это такое? - думал он шёпотом - Нужно попытаться дойти логически. Может это от слова код? Нет, вряд ли. Почему-то кажется, что это как-то связано с пагодой. Или нет? Может это совсем не имеет ни какого отношения к буддизму.
   Он шёл с напряжённым выражением лица, углублённый в тайну нового слова, совсем не замечая того, что творилось вокруг. А вокруг в тот день творилось.
   Почти задев крылом, над Гришей пронёсся ангел, и подхватил сухонького старичка прямо с лавочки. Другие ангелы прямо с неба поражали людей молниями, вырывающимися из их сурово нахмуренных глаз. Второе пришествие было в самом разгаре.
   - Да что же это за "кадуцей" такой? Вот, блин, и как я это слово вчера подцепил? И главное где? Может по телеку сказали?
   Он остановился и закрыл глаза.
   - Так, нужно попытаться восстановить картинку, тогда может быть и вспомню.
   Ангелы хаотично носились туда-сюда, успевая сжигать за несколько секунд десятки квадратных метров. Люди, испуганные и задавленные невероятной небесной силой, падали на колени,  моля Бога о пощаде.
   - Господи! - мысленно взмолился и Гриша - Да что же это такое - "кадуцей"?!
   - Что? - рокотом прокатился по небесам суровый вопрос - Какой на хрен кадуцей?
   Один из ангелов приблизился к богу.
   - Господи, что нам делать дальше? - спросил он.
   - Кадуцей - бог почесал затылок, не обращая никакого внимания на ангела - Что это такое?
   - Господи - проговорил ангел громче - Нам продолжать убивать людей?
   Господь посмотрел на ангела.
   - Слушай, ты случайно не знаешь, что такое кадуцей? - спросил он, у начинающего удивляться ангела.
   - Нет. Господи, я по поводу второго пришествия. Вы сказали, что для начала нам нужно слегка напугать, а потом вы предстанете миру и...
   - Да ну его этот мир! - рявкнул бог - Гавриил, что ты ко мне пристал с этим миром. Ну его! Пусть живёт. Что же это может быть - кадуцей? - пробормотал бог, погружаясь в себя.
   А Григорий шёл, рассуждая, ища, выпытывая у своего мозга всё, что тот знал, но обречённый никогда не узнать о том, что спас целый мир от разрушения.
   Хотя, для Гриши это было, наверное, даже лучше. Трудно себе представить, до чего бы довёло его представление разрушающегося мира. Как говориться - не дай бог.