Милка

 
                "Солдат- самое мелкое живое существо"
                ( из армейского юмора )

 
 
    Так звали моего приятеля.  Фамилия у него была такая - Милка.
Ваня Милка.    
    Родом из глубинной  России, он полностью соответствовал своему имени и фамилии.   Невысокий, коренастый блондин с курносым веснушчатым  носом  и большим ртом,  крупными кистями  рук,  в несопоставимо больших  относительно роста сапогах, он выглядел несколько комично. 
     Справедливости ради надо отметить,  что прослужив по месяцу армейской службы  все мы выглядели комично.
Новые гимнастерки  сидели на нас мешками и  ремни, затянутые так, чтобы два  сержантских  пальца не смогли под них подлезть, только подчеркивали это состояние.
     Солдатские ушанки  надетые на наши лысые головы  при строевом шаге  наползали на глаза и, сворачивали  уши в трубочки.   
     Кирзовые сапоги смотрелись уродливо, как  им и положено,  к тому же, гирями висели на ногах и распространяли  дегтярное зловоние.

     О том, что в армии  не сладко, знают все.  Об этом и говорить не стоило бы, если не вспомнить о том самом периоде адаптации - о первых днях, неделях и даже месяцах службы.    
     Пропустим «тяготы и лишения воинской службы», как это сказано в тексте присяги.
     Они, конечно, есть, и не маленькие.  Подъем, отбой по секундам, непривычно отвратительное питание,  учеба, строевая подготовка до седьмого пота, бессонные ночи в нарядах.
     Много наберется трудностей, это знает каждый взрослый мужчина, прошедший эту нелегкую службу.   Но особенно тяжело начинать службу в учебном батальоне.
     Есть старая армейская поговорка: 
   - Кто был в «учебке» – тот в цирке не смеется.
Но это все трудности физического характера. Намного тяжелей  переносятся трудности морального плана.
     Я уже упоминал, что в «учебке» всем руководят  сержанты.
     Офицер прибежал на работу в часть,  провел по газетке политинформацию, покрутился  на глазах у начальства  для вида, и нет его.  Китель в  кабинете висит на стуле, фуражка лежит на столе, а его нет. 
     Командир роты, или еще, какой начальник ищет:
   - Где лейтенант Орлов?
   - Где - то здесь.  Вон китель висит, и фуражка на столе.
     Забегается  военный начальник,  да и забудет - у самого дел по горло. 
Фуражка и китель сиротски  висят уже третий день, и молчат, а холостого лейтенанта  Орлова по пьяной лавочке нелегкая в Крым занесла.
     Это я к тому, что самый главный начальник  в армии, это не генерал, и не офицер.
     Самый главный в армии -  это сержант.
     А уж службу заставить любить  сержант умеет. Не напрасно его после окончания  полугодичного курса не в войска направили, оставили в учебке  доверие начальства оправдывать. Кого зря не оставляли, для этого качества нужны были соответственные.
     Умели сержанты службу показать. Ох, как умели! 
Самое главное- это с первого дня службы подавить человека морально.
Растоптать чувство собственного достоинства, унизить, запугать, словом превратить в тупое послушное существо  безропотно подчиняющееся приказам.
    У молодых бойцов  на эти действия реакция бывает разная.    Большинство подчиняется сознательно, делая усилие над собой и сразу, становятся послушным материалом, из которых  лепят будущих воинов.  Меньшая, оставшаяся часть, в свою очередь делится на  две группы:
    Одна из них – это покорные, которым и меняться не надо, они такими родились, или стали до армии. Они привыкли подчиняться сразу и всем, кто этого требует. Причем делают они это легко, и даже с каким то мазохистским  наслаждением.     Им легче всего, не надо делать насилие над своим Эго, ломать характер и меняться. Они уже такие и есть.      
 
   И еще одна часть, самая малочисленная - это те, которых  сломать не просто.  Стоя в строю  они стискивают зубы и, играя желваками  исподлобья смотрят на ненавистного сержанта, пытающегося превратить их в бессловесный покорный рабочий скот.

   Милке в армии было легко с первого дня. Он с радостью переоделся в военную форму и сразу почувствовал себя в ней комфортно.  Закурив в неположенном месте, он улыбаясь, отправился чистить унитазы общественного туалета  зубной щеткой. Почистив, он вымыл с мылом  измочаленную зубную щетку и продолжал использовать ее по назначению. 
    До армии он работал  механизатором в захолустном колхозе.
    В редкие минуты перекуров  вспоминали курсанты былую гражданскую жизнь. Каждый хотел поделиться воспоминаниями, и тем самым в мыслях  еще раз пережить прекрасные моменты прошлой гражданской жизни. Вспоминали любимых, оставленных дома, родных и близких, поездки на шашлыки и выпускные вечера. Вспоминали именно то, что дорого, и то, что засело в сердце навсегда. 

    Самым дорогим  воспоминанием   Милки  были ремонты сельскохозяйственной техники в родном колхозе.
Улыбаясь, и щуря глаза от дыма махорочных сигарет  он рассказывал:
    -   Любо дело на ремонте,  руки до кардана привяжу, и сплю.-    
До слушателей не сразу доходило, что Милка, лежа на травке под машиной и делая вид, что занят ремонтом  спал, привязав поднятые вверх руки к карданному валу.  Заглянувшему под машину механику, или «завгару» сразу  было понятно, чем занят человек под машиной - тяжелым ремонтом,  пол дня не вылезает из под машины.  Хоть бы на перекур  вылез, отдохнул.
    Эта история из гражданской жизни была единственным  светлым пятном и рассказывалась Милкой  неоднократно.   

    Наступал Новый 1974 год. На душе скребли тоскливые кошки.  Я вышел в курилку, расположенную за казармой, смел рукой снег и сел на лавочку возле вкопанной бочки, служившей последним пристанищем « бычкам».
     В Ленинской комнате  поджидали праздничные столы  с новогодними угощениями из расчета  один сладкий рогалик и одна бутылка лимонада  «Буратино» на  курсанта.   Прекрасное  звездное небо лишний раз напомнило, как хорошо было в это время дома с веселыми  друзьями и подругами, и камень на душе тяжелел, наливаясь тоской.
     Подошел Милка. Радостно улыбаясь, он достал из кармана флакон одеколона «Гвоздика». 
      Глядя на него  я не мог понять,  что он собирается делать?  Открутив пробочку, Ваня с наслаждением понюхал и, протягивая мне, сказал:
    - На, Вовка, пей половину.
Если бы раньше мне кто-то    сказал, что я  в новогоднюю ночь вместо шампанского буду пить дешевый одеколон, я бы посмеялся. 
     - Ты чего, на, пей! 
     Что- то щелкнуло у меня в душе, отключая тормозящее устройство, и взяв в руку узкий высокий флакон, я произнес тост, не сверкающий оригинальностью:
      - С Новым Годом!
Выпить из флакона с очень маленькой дырочкой у меня не получилось.
      - Вовка, ты чего, никогда одеколон не пил?       Милка от удивления энергично задвигал пальцем в носу.
Пришлось признаться, что не приходилось это делать, и тогда мой неожиданный собутыльник в Новогоднюю ночь открыл мне секреты мастерства.
      - Ты открой рот, вытряси туда половину флакона и глотай.
      - Только не увлекайся, не больше половины! 
        Я попробовал, и понял, что в жизни я научился делать еще одно, и может быть  очень важное дело - пить из горлышка дешевый одеколон.
        Действия алкоголя я не почувствовал, но противный вкус во рту и  жжение в желудке  почему - то подняли мне настроение.   
        Этот забавный случай разделил армейскую службу на две неравных части – первая  длиной в полтора месяца, когда съедала тоска по дому и близким людям, и вторая часть, когда жизнь наладилась, и все стало на свое, судьбой определенное место.
        С этой Новогодней ночи жить стало легко и просто  не замечая стремительно бегущего времени.
 
         Прошло больше тридцати лет. К счастью, судьба не заставила меня еще раз попробовать одеколон, но я иногда с удовольствием вспоминаю солдата Милку, одеколон Гвоздика  и ту звездную  Новогоднюю ночь.
            
                2010 г