Ненависть

Серо-фиолетовое небо нависает над унылым городом, грозясь расплакаться дождем. Я жду и знаю, что эти истеричные сумерки не предвещают ничего хорошего. Безлюдная улица с пятью потухшими фонарями из шести - самое удачное место для расположения гей-клуба, в который почти никто не ходит. Перекошенная вывеска и парочка лапающих друг друга пьяных парней у входа. Я жду, я не знаю, кого я жду, но знаю, что готов стоять и смотреть на эту дверь сколько угодно. Дверь открывается и выплевывает сгорбленное существо, пытающееся удержаться на тонких полусогнутых ногах. И я понимаю, что ждал его. Я рассматриваю это существо с ног до головы и улыбаюсь краем рта. Улыбаюсь презренно и предвкушающе. Существо то ли смеется, то ли плачет. Но скорее всего, оно просто пьяное. Настолько пьяное, что ходьба для него превращается в замысловатый танец. Руки у существа длинные и тонкие, как плети. Не смотря на очень высокий рост, оно решило встать на высоченные каблуки, отчего стало похоже на циркача на ходулях. Существо направилось прочь в темноту, а я медленным шагом побрел за ним. К моему счастью, оно направлялось именно туда, где была припаркована моя машина - в самый дальний и темный конец улицы. Существо шло настолько медленно, что я успел незаметно добежать до машины и утомиться его ожиданием. Я уже было начал думать, что оно упало и уснуло или повернуло назад и ушло, когда услышал стук каблуков об асфальт. Мне осталось только открыть заднюю дверь и ждать. Оно подошло ближе, и я почувствовал запах алкоголя и цветочных духов. Отвратительно-приторный удушающий запах. Так, наверное, должна пахнуть разоренная могила. Было очень темно, но мои успевшие привыкнуть к темноте глаза видели его обесцвеченные волосы и блестящую светлую куртку на фоне ночи. Оно было настолько хрупким, что мне достаточно было только зажать ему рот и грубо запихнуть в машину, чтобы его парализовало от страха. Я не слышал с заднего сидения ничего, кроме каких-то жалких тихих всхлипов, пока мы ехали туда, куда мне было нужно. Когда мы приехали, я заглушил мотор и включил в салоне свет. Оно встрепенулось. На самом деле, это был он. Но у меня язык отказывается поворачиваться, чтобы назвать это существо мужчиной. Обвел глаза так ярко, как даже проститутки себе не позволяют, а лицо все в отвратительных блестках, под блестящей, будто из фольги сделанной курткой что-то вроде рыболовной сетки, а на ногах, я сначала подумал, что это юбка, но когда он раздвинул ноги, чтобы закрыть ими лицо от моего удара, я заметил, что это что-то вроде шорт, а под ними еще чулки в сетку. Меня охватила такая ненависть и такое безумие, что я в первую же минуту созерцания этого уродца украсил его и без того разукрашенную физиономию хорошеньким кровавым месивом в области рта. Наверное, ему вместе с соплями пришлось проглотить парочку зубов. Он весь как-то уменьшился сразу, свернулся на сидении. И в то же время старался незаметно отползти подальше, чтобы я его не достал. Похоже, он вообще старался провалиться сквозь землю. Но я схватил его за ногу и быстренько вернул на место. Он как-то противно взвизгнул и зарыдал. А я отвесил ему затрещину, чтобы он заткнулся. Вся его краска потекла с глаз по щекам, мне было мерзко смотреть на это существо, но я склонился над ним так, что мое лицо было близко к его и спросил:
- Сколько тебе лет? - он трогательно захлопал мокрыми глазками, и мне показалось, я слышу шорох, с каким его длиннющие ресницы стукаются друг о друга. Они были похожи на лапки паука, который упал в воду. Он приоткрыл блестящие влажные губы с таким видом, будто я собираюсь его поцеловать и интимно прошептал.
- Пятнадцать, - тут уже была моя очередь открыть рот, потому что под всем этим маскарадным барахлом мог скрываться любой возраст, но я не думал, что настолько юный.
- Тебе бы сейчас уроки учить, а не... - я не нашелся, что еще ему можно было сказать поучительного перед тем, как приступить к процессу самого поучения, а он продолжал хлопать своими паучьими лапками, безмерно меня раздражая.
- Ладно, мне на самом деле, все равно сколько тебе лет и где ты живешь, - он все не закрывал свой влажный рот, - мне все равно так же, что об этом думают твои родители. Я тебя не за этим привез.
Он, кажется, затаил дыхание, и, как мне показалось, даже слегка улыбнулся, предвкушая что-то свое. Мне стало даже интересно с ним поиграть. Я сладко, насколько смог, улыбнулся ему и потянулся к молнии на его шортах. Он послушно откинулся на сидении и даже не думал сопротивляться, когда я снимал с него шорты. Под шортами оказались не чулки, а колготки. Я снял их тоже. На нем были женские трусики. Это совсем выбило меня из колеи, я разорвал колготки напополам и сильно толкнул его в шею. Он охнул, но даже не попытался поднять головы. Я туго связал ему руки колготками. Просто так, старался сделать больнее, хотел, чтобы у него кожа на запястьях лопнула. Он даже не пискнул. Меня перестала забавлять его покорность. Я чувствовал, что мне трудно дышать, что лицо стало багровым и горячим. Я мог просто взять и придушить его. Он лежал на сидении, как кукла, с растекшейся краской на лице в женских трусах и с обмотанными колготками руками, а я мысленно считал до десяти. Когда дыхание мое пришло в норму, я взял его за волосы и вытянул на улицу. Тут-то он завизжал. Он стоял на коленях, а я стоял над ним и чувствовал, что мне хорошо, что я все делаю правильно, что это то, чего я ждал. Я ударил его по лицу носком ботинка и вдохнул сырого ночного воздуха. Мы были в лесу, довольно далеко от трассы, и воздух здесь был необыкновенно свежим. Не как обычный городской воздух, который не замечаешь, когда дышишь. Я чувствовал вкус этого воздуха, я чувствовал, что дышу, и мне нравилось дышать. Я старался дышать чаще и захватывать больше воздуха. Каждый удар по презренному существу я сопровождал огромным вдохом, который буквально разрывал легкие ощущением чистоты и свободы. Существо дрожало и его рвало кровью. Мне было тошно на него смотреть, но я специально для этого включил фары. Чтобы видеть его, чтобы наблюдать, как это разукрашенное безобразие превращается в бесформенное ничто. Когда я достал нож, существо закатило глаза. Я понял, что оно пытается потерять сознание, и ухмыльнулся. Жалкое, жалкое создание. Оно увидит свою смерть. Увидит все от начала до конца, так же как и я. Фары моей машины все осветят. Я провел лезвием по рыболовной сетке, и существо захныкало. Я, кажется, даже разобрал отдельные фразы. Что-то стандартное вроде "пожалуйста, прошу, не надо". У меня это не вызвало ничего, кроме горькой усмешки и рвотных позывов. Нет никого более мерзкого, чем мужчина в женском белье, катающийся по земле и умоляющий не делать ему больно. У меня не было никакого плана, как убить его. У меня был мой нож и мои кулаки. Я ничего особенного не старался придумать. Не собирался снять с него скальп (хотя не помешало бы - эти бесцветные длинные волосы меня ужасно раздражали), не собирался отрезать ему пальцы или выкалывать глаза. Я просто хотел сделать ему больно. Без особых извращений. Поэтому я просто взял свой нож и вонзил ему туда, куда природа ошибочно поместило ему то, что ему принадлежать не должно. Его визг, мне показалось, оглушил меня. Я подумал, что переборщил, ведь он все-таки какой-никакой мужчина, но лезвие ножа все еще оставалось там, куда его вогнали, а рукоятка была крепко зажата у меня в руке, так что я еще крутанул пару раз, а потом несколько раз потыкал ножом его обмякшее тело просто так и оттащил под ближайшее дерево, под которым, достав лопату из багажника, я его и закопал. Тело никто не нашел, не знаю, искали ли, но я слушал новости, и ни разу не наткнулся на сообщение о пропаже этого существа. Может быть, он никому и не был нужен. А может быть, весь ажиотаж прошел мимо меня. В любом случае, это было единственное убийство, о котором я не жалел. Будто сама судьба навела меня на него. И я подчинился ей. Наверное, это самое правильное мое убийство.