***

Рустам Нуриев.      Сон после приключений.

Мне приснился очень красивый сон.


Технология сочинительства порой у кого-то и кое-где строится на описании (по возможности ежедневном) снов. Мне приснился очень красивый сон, но я не хочу его описывать, вот не хочу и всё. Лучше я буду находиться в заблуждении потока бессознательного сознания, или, так сказать несознательности некоммуниста из послереволюционных пьес. Но об чём это я?  Да о том, о чём даже не расскажешь в Песне со смыслом. Так хочется неправильных оборотов речи да намеренных орфогрувических сшибок. В телевизоре сериал об обитателях фирменного поезда, так захотелось железнодорожной медитации, ведь и «В «Даодэцзине», в учении о Дао провозглашается закон относительности всего в природе – бытия и небытия, покоя и движения, жизни и смерти, добра и зла, и этот закон трактуется как наиглавнейший принцип мироздания. (Ну почему – «наиглавнейший», если можно было бы просто списать изъ словаря-справочника посвященного культуре классической Японии…
Надо идти делать всякие мелочнонеотложные дела, которые виснут
Виснут да и Бог с ними, главное – сон нерассказан на бумаге.



Рассказ не предназначенный, но предопредёленный?



Стихи поначалу были вырывом (если можно так явление назвать) из серости будней, из непонимания банальных окружающих. Каждое новое стихотворение сочинялось одно-два за месяц и было каким-то открытием и событием самопознания. Эта допечатная (до печати в уфимских газетах и журнале) длилась лет 6 или 5, пока Слава Михайлов, он же психолог не отнёс свой самъиздат журнал «Ветер» 1-99 А. Касымову… Касымов через Славу попросил  меня позвонить ему..э Видимо, мои стихи и оказались зерном этого журнала…
Беседы с К. в каб. №316 редакции «Вечерней Уфы» превратились в публикации «В. У.». Но то, что случилось, то случилось. К. ушёл в мир иной в 2003-м году, успев дать путевки в жизнь в этом мире на писанинную жизнь в уфимских и других журналах многим тем, кто писали в своих тетрадках разноуровневые стихи.. Тетрадки превратились в типографские страницы «типомании»…
И, ведь занесло меня со стихами в Отдел поэзии к Грахову. Он сказал мне, что за такие стихи его уволят. Он не опубликовал стихи и его не уволили. Тогда я отнёс в Отдел прозы, хотелось разозлить Фантомова из отдела Прозы.
Проза попала в лапы отв. Секретаря образца 2004 г. Горюхина и ноуменально воплотилась в 12 номере журнала.
А еще я ходил и до сих пор хожу в Литъобъединение под руководством обаятельного как сыр в масле Хусаинова, который подсказал мне, что нужно писать книгу прозы. Я её и написал. «Красная линия моего почерка» - это был 2005-й. Книжка на целую треть выскочила (что очень много) на страницы «Бельских просторов» в 12-й номер следующего 2005-го года.
К лету 2006-го я решил созреть окончательно, чтобы уйти бессмысленно в безработицу с работы, что я и сделал в августе. Горюхин позвонил и попросил меня написать о своей работе контрабасистом (с которой я ушёл). Я написал «озеро сознания» не очень большого объёма. Результат: страница семьдесят какая-то в журнале №12-2006. а вот в №12-2007 меня не было. В Б. Пр. поменялась команда и то ли потому или поэтому – Фролов как новый отв. Секретарь напечатал рассказ, о котором я якобы забыл в №12-2008.
К чему я пишу эту псевдодокументалистику? Просто мне кажется, что за этими банальными фактами куда-то подевался парень из тетрадки, куда-то подевалась событийность сочинительства одного стихотворения за полгода, за месяц и меньше.


Вслед за Хемингуэем.

Дело в том, что десятка приоритетов унеслась вдаль. Интересно, что объяснять буду я. В прогнозе погоды сказано, что сентябрь великолепен. В тот зимний день у костра было ясно, что ловить сны опасно. Есть такие моменты, когда считается, что лучше всё-таки ехать в лес и ничего не делать. Как-то так.
Новая фаза, когда вроде бы и смех не нужен, проходит как некое превращение листвы в почву.
В калейдоскопичности скачивания собственного рассказа из Интернета есть немного юмористического маразма. И пока «Кривое зеркало» и «Аншлаг» шутят, мне кажется, что я не могу собрать мысли воедино.
Горизонт близится, кто бы мог подумать. Горизонт поднял парус и исчез в тумане. Я купил в киоске книгу, тра-та-та, та-та, та-та.
Старик Тянь Сяо отправился на лодке в море. Долго ждал он рыбу в семи водах, нашёл её, кстати, прицелился гарпуном, зацепил, и направил лодку под парус и отправился то на юго-восток, то на юго-запад, ибо ветер, это близость к хаосу, а к берегу нужно как-то притулится. Домой надо. И вот он дома, но рыба была привязана к борту лодки и акулы сожрали всё, что могли и не могли. Нет, конечно же старик колотил акул багром и палкой. Но акулы акулами и они взаимозаменяемы, а старик не молод. Старик вернулся домой и ему присвоили титул Почетного Рыбака города Шанхая, всё-таки такое путешествие заслуживает уважения.
Горизонт близился, берег близился, обычная голодная тоска близилась, но силы были нужны, и жизнь на берегу была нужна, старик возвращался, он немного поспал, чтобы восстановить силы.. Он возвращался к вакханалии Евровидения и прочих средств массовой информации. Человечество увлеклось консервными банками информации ни о чём. Может быть, только она одна, пентатоника протяжных башкирских песен могла бы внушить старику очередную порцию оптимизма... И не может быть, а действительно внушила, ведь как только он вернулся на берег, внучка Азалия спела ему песню про Хатиру. Вот уж действительно старик помолодел лет на 30.
Пока все кабаки Шанхая пьянствовали по поводу возвращения старика Тяня Сяо, автор поехал в Дёмский район города Уфы на день рождения, что вообщем-то совпадало по вектору с кабаками Шанхая.
…И вдруг старик понял, что рукописи не горят, и тогда он уселся за мемуаристику. Новое увлечение придало ему неведомых сил, несмотря на «Кривое зеркало» и «Аншлаг». Кто, интересно вспомнит кто-нибудь потом эти названия?
Старик сентиментализмом наполнился и слезами. Лошадь, привезённая в Шанхай из Кировограда жевала сено китайского производства. Мемуары почти не шли, почти не сочинялись, но тут автору позвонил Булат – концертмейстер группы контрабасов Национального Симфонического Оркестра Республики Башкортостан и сообщил, что репетиция сегодня не в два, а в четыре. Старик взял да и забросил эти воспоминания о многочисленных движениях за крупной рыбой, потому, что было воскресенье и можно было сходить в магазин за бутылкой «Пекинской». Что он и сделал. Ясно, что Автору-то интересно сочинять рассказ о старике, пользуясь благосклонностью старика. А вот старику писать что-либо к чему? Когда разнообразная в размышлениях и монотонная в труде жизнь была ясна старику как  на ладони, он перед ней был прозрачен и чист. Это какому-то Автору нужны какие-то изыски в поисках зерна, смысла, недеяния, деяния и осенней листвы.
Старик снова отправился в море в спокойную шанхайскую погоду без всякой цели, может половить пескарей ради развлечения, он и так пенсионер республиканского значения. Ну, типа того он академик в области кадмия и радиации, это он придумал «Новые основы дипломатии», это он нашёл некоторые неточности в трудах Макиавелли. На этот раз наловил мелкой сетью, пескарей килограмм на 5. И этого ему было достаточно.
Автор написал этот абзац и Директор катка, известный по «Ералашу» сказал ему: «Ну ты и накрутил про старика незнамо чего». «Эта» - говорит – «ваша писательская одна-единственная амбиция двигает горы великие, красит летние поля красным, гонит диких лошадей  куда-нибудь в Стерлитамак и всё это только для того, чтобы не облажаться перед чистым листом бумаги». Автор, как только услышал эту фразу спешно побежал кипятить себе чай.
Старик уже сходил за «Пекинской», пока автор ставил чайник на газ. Старик позвал в гости Хуана Пабло Перейру и Фернандо Габриэля и началась трапеза с водкой, луком, борщом, сваренным в ресторане «Ди Вельт» и началась беседы и посыпались как из рога изобилия песни. И была ночь, и они хотели было уподобиться персонажам Диккенса, но Старик уснул тут же за столом.
Старику снился сон…