Семен Давыдович

только волею неумолимой судьбы оказался в нашем отделении.  Нашем , нашем - мы с ним тут пациенты.  Общий у нас с ним коридор, куда мне уже давно хочется выйти, чтобы дойти до душа и вымыться с головы до ног.  Постоять под теплыми струями, ну, пусть не постоять, посидеть.
 Дни , которым я еще не придумала  смешного названия, похоже заканчиваются. Все эти переживания - не могу- пошевелить - руками- ногами - повернуть голову - постепенно превратились в могущественное МОГУ.
Начинаю перебирать в уме разные  словечки, чтобы потом - потом вспоминать  только со смехом о тех , уходящих днях , когда все это началось. Не успеваю обрадоваться найденному слову, Семен Давыдович - сейчас я узнаю его имя - вместе с табуреткой  входит в нашу палату. Вы уже заметили табуретку ? Это - средство передвижения, если у вас никакого другого нет ( а в нашем отделении - нет, до гуманитарной немецкой помощи еще много лет , а все остальное и так понятно тому,  кто знает, как слабы старческие ноги, да еще если болезнь, да еще если развитый социализм - общественный строй в твоей стране )
Он сразу , с первых миллиметров нашей женской палаты начинает говорить,  обращаясь ко мне :
- Не удивляйся, я про тебя все знаю- имя, фамилию, отчество, где и кем работаешь и откуда ты  в этот город приехала. Не удивляйся, город - маленький.  Я - Семен Давыдович, видишь, уже ухожу, надо торопиться сделать больше добрых дел, чтобы ТАМ отчитаться.  Я знал Льва Семеновича - тебе говорит что-то это имя ?   Не отвечай, тебе еще трудно со мной разговаривать, но все наладится. Я с врачом о тебе говорил.  Так Лев Семенович тоже из Витебска как и я.
- Выготский ? ! - ахаю я.
- Да, да, он самый. Теперь и ты все про меня знаешь. Тебе не надо быть одной, это вредно для жизни. Вот мой телефон. Меня сегодня выпишут. У меня есть хороший парень, которому ты нужна, а он - тебе. Ты позвонишь и это будет то мое доброе дело, которое должен сделать каждый уходящий.
Он наклоняется ко мне. Целует в щеку, гладит по моей давно не мытой голове, разворачивается и, переставляя табуретку, уходит.
Оборачивается в дверях, улы бается,  я держу в руках его записку и машу ему ей. Взмахи рукой все еще тяжелы для меня.

Я выздоровела.  У меня еще не было телефона,  но я стояла в очереди на его получение. Очереди было уже несколько лет и она должна была закончиться счастливым результатом , о котором я потом  расскажу только один раз. Мне будет как -то неловко говорить о том, что я ждала свой  телефон ный номер больше десяти лет.
Я позвонила  по номеру на записке.   Звонила из уличного телефона автомата , трубка хрипела и сопела, через  все помехи я поняла только одно - Семен Давыдович умер.  Мои слова соболезнования , надеюсь, дошли сквозь помехи.
Он был единственным человеком в этом  чужом для меня городе,  который чувствовал, что он что-то должен мне.
Я оказывалась должна всем- профессия такая.