Ne me quitte pas по меркам 5 лет

Всё, что вам нужно сделать, чтобы понять, о чём я собираюсь сказать, - это завести «Ne me quitte pas» в исполнении Нины Симон. Вам даже не нужно понимать слов — вернее лучше не понимать — лично я не понимаю ни одного. Но это и хорошо. Потому что сказать я хочу своими словами.


Мне было пять лет. У нас был большой по меркам пяти лет шкаф с маминой и папиной одеждой. Слева висели папины костюмы и рубашки. А справа — мамины платья и блузки. Ещё там было много выдвижных ящиков со всякой ерундой — ремнями, галстуками, платками, чем-то ещё не слишком полезным, но отчаянно занимательным по меркам пяти лет.

Как-то мама с папой собрались идти в театр. На вечер — всего на пару-тройку часов. Красиво оделись, надушились парфюмом. Мама надела колье с зелёными камнями, папа галстук с зелёным узором. Сразу можно было понять — эти двое — женаты. И женаты не первый год. Некоторая озабоченность во взгляде выдавала то, что у этих двоих есть пятилетняя дочь. Эти двое были моими молодыми родителями. Мамой и папой. И они шли в театр. И собирались оставить меня с бабушкой и дедушкой.

Я в общем-то была не против. Ровно настолько, что скривив рот сковородником мужественно попрощалась с ними и пошла в нашу комнату. Мы жили в двухкомнатной квартире — мы втроём в большой комнате, а бабушка с дедушкой — в другой. Хлопнула дверь. Бабушка что-то засуетилась, сбегала за мной, посмотрела, что я делаю и, успокоившись, увидев меня за рисованием, ушла смотреть Санта-Барбару. А может быть Просто Марию. А может быть Просто Рекламу.

Я, не помня себя от горя, тут же бросилась к нашему большому по меркам пяти лет шкафу. Распахнула его и упала в объятия маминых платьев. С вешалки съехал чёрный с красными цветами халат. Я уткнулась в него, села на пол и зарыдала. Так, словно этот халат — единственное, что поддерживало мою столь тонкую связь с мамой. Она, спускающаяся в лифте с папой по пути в театр, была невыносимо далеко от меня. В другой вселенной. И если бы не этот халат, пропитавшийся маминым запахом — запахом не то можжевельника, не то чайного дерева, но намного более тонким и родным — я бы потеряла эту нить и уже не смогла бы нащупать в памяти маминого образа.

В тот вечер я, должно быть, заснула с заплаканными глазами только когда родители вернулись домой. Я этого не помню. А родители уже не помнят того вечера. Мама даже не уверена, был ли у неё когда-нибудь столь экстравагантный халат. И шкаф определённо уменьшился и остался на той квартире, с которой мы давно съехали.

Но почти через 20 лет я вспомнила эти чувства, с той же силой и интенсивностью. Я надеюсь, у вас всё ещё играет Нина Симон. Она, должно быть уже пропела пару раз свою «Ne me quitte pas», но вы поставьте её на повтор. Чтобы вам от неё стало невыносимо не хватать маминого халата. Или самой мамы, что, кстати, намного более подходящая альтернатива для вызова печали. Или, может не мамы, потому что дальше речь уже пойдёт не о ней.

На столике в углу недоигранная партия в шахматы. Фигуры стоят так, словно никто из них не хочет выиграть, а они просто сошлись в дружеском танце. Чёрные потеряли столько же, сколько и белые. Из игры вышли все кони — на самом деле это и понятно — едва ли кони уместны на балу. На столе рядом с забытой мелочью лежат две зажигалки и стоит чашка недопитого чая, который я наливала днём. Наливала не себе.

Я беру чашку, чтобы пойти вымыть её. А заодно заварить нового чая. Только для себя. В раковине стоит  турка для кофе — сама я кофе не пью. И турка не моя. И я не у себя дома. Я дома у человека, который не допил мой чай и не вымыл свою турку. Я мою её и две тарелки, оставшиеся после ужина с другом, который заходил вечером. Заходил ко мне в гости в дом, где я сейчас живу — не в мой дом.  В дом того, кто не допил чай, не вымыл турку, забыл плавки в стиральной машине и свой запах в моём сознании. Того, кто сейчас отнюдь не едет в лифте в театр. Едет он на более громоздком и шумном транспорте в куда более отдалённое место. Он едет поездом в другую страну. Не исключено, кстати, что там тоже есть театр.

Я прохожу мимо его комнаты, чтобы закрыть дверь. Двери людей, которые уехали надолго, лучше закрыть, если конечно вы не хотите создать иллюзию, что они всё ещё здесь — вот-вот вымоют свою турку.

Закрыв дверь, я иду заварить чай.
Проходит час, потом ещё один.

Потом наступает ночь, и я иду мимо зеркала в ванную. В зеркале я вижу себя, мне пять лет — и у меня рот сковородником. Рядом с зеркалом в коридоре стоят две стопки с кожурой лайма и солью на краях. Соли почти нет — просто я знаю, что 12 часов назад она там была.

Перенюхав весь доступный парфюм, не принадлежавший мне, и пролежав в его комнате около получаса (предварительно открыв дверь, конечно же), я сажусь в кровати и вытираю слёзы. А, выйдя из комнаты, я не закрываю дверь — турку я помыла уже сама.    

Вы ещё послушайте немножко Нину. Не знаю уж, о чём она поёт, но мне нравится думать, что о том, что я только что вам рассказала.



13 августа 2010.